Текст книги "Преступления инженера Зоркина"

Автор книги: Виталий Акимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

Это было шесть лет назад. Сергей Георгиевич Чернов выехал по просьбе местных работников милиции в город угольщиков Кумыр, расположенный километрах в ста двадцати от центра республики. Из горотдела милиции сообщили: задержан вор-рецидивист, совершивший в городе шахтеров несколько квартирных краж. Чернов доложил об этом начальнику управления и, получив разрешение, уже через час был в дороге.

Гладко накатанное шоссе проносилось мимо полуспущенных стекол кабины. Воздух, напоенный солнечным теплом и свежим запахом сыроватой после ночного дождя земли, рвался нескончаемыми волнами в машину. По обеим сторонам дороги тянулись широкие квадраты изумрудных полей, окаймленные низкорослыми шелковицами и заснеженные уже созревшими коробочками хлопка. Был конец августа, на многих картах шел сбор урожая: люди двигались цепочками с туго набитыми фартуками, и ясно слышалась мелодичная узбекская песня.

Часто, наблюдая картину яркого вдохновенного труда, Чернов задавал себе вопрос: «Почему в нашей жизни, основным мерилом которой являются труд, радость и счастье, еще встречаются люди-паразиты? Они точно большие вши на теле народном сосут его кровь, причиняют боль и страдания честным людям. Почему? – спрашивал он себя и отвечал мысленно, – есть еще минусы и недостатки, которые порождают преступников. Но каждый наш день, каждая новая победа в культурном строительстве приводят к тому, что все меньше остается предпосылок и причин для плохого и все больше – для хорошего. Пройдет время и наступит час, когда дежурные всех райотделов милиции доложат своим руководителям: «Происшествий не было, в районе все спокойно!» И так будет ночью и днем, годы и десятилетия, так будет всегда!»

В думах и размышлениях, в разговорах с шофером пробежали два часа. Впереди показалась гигантская труба «Подземгаза», протянувшаяся поперек дороги на большой высоте и впившаяся своим блестящим жерлом в топки Кумырской ГРЭС. Отсюда начинался город шахтеров, уютно устроившийся у подножья горных хребтов.

Начальник отделения уголовного розыска Кумырского горотдела милиции доложил Чернову: «Пойман с поличным вор-рецидивист Василий Иванович Зоркин, 30 лет. Совершил шесть квартирных краж»... Вчера перед рассветом дежурный милиционер задержал на окраине города человека с узлом и доставил его в отдел. В узле оказалось несколько костюмов, два пальто, женские шерстяные платья. Утром стало известно, что ограблена квартира начальника участка угольного разреза. Потерпевший опознал свои вещи. Зоркин был вынужден признаться в преступлении, заявил, что действовал один, и взял на себя пять других квартирных краж, совершенных на протяжении двух последних месяцев. Признание вора подтверждалось техникой исполнения дела: все шесть краж были совершены глубокой ночью, когда хозяева отсутствовали, оконное стекло выдавлено, а вор действовал в перчатках, ноги обматывал тряпками.

Сергей Георгиевич провел в Кумыре два дня. Он снова и снова допрашивал Зоркина, интересовался его прежней жизнью и все время пытался нащупать: не «работал» ли Зоркин в паре с кем-нибудь другим. Но нет, данные следствия говорили о том, что грабитель с физиономией, не возбуждающей ничего, кроме симпатии и доброжелательства, действовал один. В камере предварительного заключения вместе с Зоркиным находился некто Николай Петрович Дубенко, молодой человек лет 25, простоватый на вид, с наглыми глазами-пуговками, ранее судимый за мелкие хищения и попавшийся за день до ареста квартирного вора на карманной краже. Зоркин и Дубенко не были до этого знакомы. Краткое обоюдное затворничество до суда в камере предварительного заключения вряд ли могло иметь какие-либо последствия в будущем для того и другого преступника. Так примерно подумал Чернов, ознакомившись с протоколом допроса Дубенко, и больше не интересовался «ширмачом» – слишком мелкой была эта фигура.

Но на деле вынужденное знакомство крупной фигуры с мелкой привело к очень серьезным последствиям. Зоркин разглядел в Дубенко верного напарника.

Когда закрылась тяжелая дверь камеры и Василий опустился на скамью, решая в уме, что выгоднее: признаться сразу или же упрямо отрицать все, несмотря на то, что задержан с поличным, он, глядя задумчиво на притулившегося в углу на табурете парня, невесело подмигнул ему:

– За что взяли?

Дубенко, часто помаргивая, корчась в деланной остервенелости и пересыпая речь жаргонными словечками, поведал Зоркину, что вчера к вечеру, когда шахтеры возвращались домой после получки, он «добыл» в тесном автобусе толстенный бумажник. Но тотчас его кисть попала в чью-то огромную лапу, кто-то так саданул его по загривку, что посыпались искры из глаз, и слава богу, что в этом же автобусе ехал пожилой милиционер, который буквально спас воришку от мести возмущенных проходчиков, препроводив карманника в милицию.

– Мелкота! – презрительно бросил Зоркин. – Не тем занимаешься, карьеры не сделаешь.

Издерганный, психоватый Дубенко, не дававший спуску себе подобным и благодаря умело разыгрываемой ярости заслуживший в среде мелких правонарушителей почетное признание настоящего вора и «человека», не посмел возразить ни слова Василию. Николай почувствовал в нем грабителя куда более крупного масштаба, чем он сам, и потому буркнул в ответ просительно и нагло:

– Научи! За науку долг верну.

В те несколько дней, что они просидели вместе, Василий Зоркин методично, словно вбивая гвозди собственных мыслей в голову Николая Дубенко, внушал последнему свои идеи. Идеи были несложны и вполне выполнимы. Во-первых, после освобождения встретиться в небольшом городке под столицей республики. Во-вторых, Николаю следует еще в колонии поступить учиться в школу. Для чего? Для того, чтобы начальство видело: человек решил взяться за ум, хочет закончить школу и поступить на свободе в техникум или институт. На воле обучение надо продолжать: тоже для этой цели. Специализироваться они станут на квартирных кражах, пользуясь любимым методом Зоркина – перчатками для рук и тряпьем для ног, но кое-что придется додумать потом.

Бандиты легко поняли друг друга. И еще бы не понять. Два паразита, объединенные общими мыслями, цель которых – поживиться за счет чужого, с грязными ухмылками и циничным смешком смаковали предполагаемые подробности будущих совместных грабежей. Судили их в один и тот же день: Дубенко первым, Зоркина вторым. Николай получил три года, Василий – пять. Попали они в один и тот же пересыльный пункт и, расставаясь, еще раз поклялись: встретиться на воле в условленном месте.

ОПЕРАТИВНИКИ НАХОДЯТ СЛЕД

После первой встречи подполковника Чернова с Василием Зоркиным прошло больше пяти лет. Много преступлений, больших и малых, было раскрыто за это время оперативными сотрудниками, работавшими под руководством Сергея Георгиевича. Но были и нераскрытые дела. Среди них восемь магазинных краж, совершенных в разных городах области, в том числе три в крупных универмагах столицы. Розыск вели не только сотрудники областного уголовного розыска, но и городского. И все тщетно.

Во всех восьми случаях методика ограбления была одна и та же: пролом в потолке, сделанный из чердака, поперек положена балка с перекинутым через нее многометровым керосиновым фитилем, крепость которого подобна корабельному канату, а в самом магазине – опустошенные отделы ювелирных товаров и готовой одежды. На чердаке оперативники обнаружили в первый раз маленький ломик, которым преступник сделал пролом, в другой раз – карманный фонарь, в третий – длинный керосиновый фитиль. Но, что странно, следы ног отсутствовали. Не было и отпечатков пальцев. Правда, удалось обнаружить еле заметные узоры на карманном фонаре. Но сколько ни билась экспертиза, четких фотографий получить не удалось. Преступники (было понятно, что действовал во всех случаях не один человек, а, по меньшей мере, двое) всякий раз уходили от расплаты. Сторожа, охранявшие магазины, ничего не видели и не слышали. Служебно-розыскные собаки, пущенные по следу, петляли по городским улицам, а потом, жалобно скуля и судорожно поводя черными носами, останавливались словно вкопанные то на трамвайной остановке, то у стоянки такси, а то прямо на обочине дороги, виновато поджимая хвосты и тревожно-вопросительно глядя на своих проводников.

Сергей Георгиевич нервничал. Он не раз собирал на совещания оперативных работников, вызывал к себе из городов и районов области начальников отделений уголовного розыска. «Ищите! – наказывал Чернов. – Следите за скупочными пунктами, за рынками». Оперативники хмурились, виновато опускали головы и не оправдывались: прав подполковник, пока преступники не будут арестованы, пятно позора лежит на всех. Уже трижды Чернова вызывал начальник областного управления охраны общественного порядка генерал внутренней службы III ранга Нуралиев, интересовался результатами розыска по магазинным кражам. Что мог ответить ему старый оперативник: «Ищем! Все силы бросили на то, чтобы напасть на след»... Каковы результаты?.. Утешительного мало!

Но вот, наконец, поступило сообщение из города-спутника Янгигуля. Замечены двое молодых людей, одного из которых зовут Василием. Ведут себя разнузданно, часто меняют дорогие костюмы. В Манкент выезжают не на автобусе, а на такси, причем, платят за оба конца. По всему видно, что в деньгах не нуждаются: чуть ли не ежедневно посещают рестораны, просиживают в них подолгу, а когда расплачиваются, то одаривают крупными купюрами официантов и музыкантов.

Через день подполковник получил словесные портреты обоих. Сердце его дрогнуло от предчувствия: магазинные кражи – дело рук Василия Зоркина.

Зоркина выдавал метод, техника исполнения дела. И в прошлый раз, когда он обворовывал квартиры в Кумыре, и сейчас, во время грабежа магазина, преступник действовал в перчатках, а ноги обвертывал тряпьем. Выдавленное окно и пролом в потолке опять-таки суть одного и того же метода. Все вроде бы верно, но ведь это только предположение, домысел, а не бесспорное доказательство или веская улика, на основании которых можно арестовать преступника.

Сергей Георгиевич разработал оперативное задание... С этой минуты Василий Иванович Зоркин и его напарник Николай Петрович Дубенко (а это был он: Чернов вспомнил фамилию «ширмача», что сидел в КПЗ в Кумыре в одно время с Зоркиным) попали под неослабное наблюдение сотрудников уголовного розыска.

ДВА БРАТА

Освободившись, Николай Дубенко приехал в Янгигуль и пустил здесь глубокие корни. В колонии, помня наставление Зоркина, он, правда кое-как, но все же закончил девять классов, в Янгигуле поступил в вечернюю школу, в десятый класс. Устроился на работу слесарем-сантехником в строительно-монтажное управление. Снял квартиру у старика-бобыля на окраине города и зажил чисто по-холостяцки, питаясь дома от случая к случаю, приходя туда лишь переночевать, и рано утром, буркнув хозяину: «Доброе утро!», ополоснув лицо ледяной водой, уходил на работу.

Старичок, Иван Назарович Колосов, был доволен жильцом: платит за квартиру аккуратно, пьет мало, учебой интересуется. «С перспективой, парень!» – заключал не раз старик, беседуя с соседом пенсионером, вечно копающимся у себя в огороде.

– О двоюродном брате тоскует, – дополнял Иван Назарович: – Брат у него геолог, в России живет. Письма пишет, обещает приехать, в Манкенте хочет работать.

Брат приехал через год с небольшим после того, как Дубенко поселился в Янгигуле. Стоял холодный и сырой февраль, шел дождь вперемежку с мокрым снегом. Колосов открыл калитку и, погладив сухой ладошкой обросшие седой щетиной щеки, пригласил гостя в дом. Гость, молодой статный мужчина в добротном пальто, замшевой шляпе, с объемистым чемоданом, вошел в комнату, шумно и радостно вздохнув.

– Николай на работе? Скоро придет? – спросил он хозяина, сняв пальто и шляпу, повесил их на вешалку, а чемодан положил на стол, быстрыми скользящими движениями пальцев нажал на замки.

Гость с ловкостью фокусника извлек из чемодана большую бутылку кубинского рома, консервы с красивой этикеткой.

– Ну, что, папаша, организуем! – сказал он, весело скалясь и хитро подмигивая размякшему, довольному старику.

«Брательник что надо, – подумал Иван Назарович. – Сразу видно, инженер! Интеллигентный. Собой красивый, щедрый...

Выпили по рюмке, закусили консервированной кефалью и солеными помидорами, приготовления Колосова. Гость похвалил соленья, издав полными красивыми губами чмокающий звук. Налил хозяину вторую рюмку, а свою оставил пустой. Колосов, уже захмелев, затряс головой, спросил: «А себе, Василий... Как тебя по батюшке, запамятовал?»

– Вообще-то Иванович, но для вас, папаша, просто Вася Зоркин, братишка Колькин.

– Знаю! Догадался сразу, как только дверь открыл. Николай о тебе рассказывал... Гордится тобой. Говорит, увидишь, Назарыч, какой у меня брат: красивый, умный с высшим образованием. Приедет, вместе жить будем... Ты давай, Вася, наливай себе.

– Не могу, Назарыч, почки больные. Вторую выпью, когда Коля придет, за встречу!

Дубенко, увидя Зоркина, бросился в его объятия. Вконец захмелевший Назарыч, пустившийся в длинные воспоминания о своем участии в героическом прошлом по ликвидации басмаческих банд, одобрительно и восторженно закивал, поблескивая пьяными глазками:

– Правильно, ребятки! Молодцы, братишки, что такую любовь к друг другу имеете.

Скоро старик совсем осовел, забормотал что-то несвязное и сонно ударялся головой в стол. Дубенко, приподняв Колосова, перетащил его в другую комнату, уложил на кровать. Вернувшись к Зоркину, весело сказал:

– Все, задрых старик. Рассказывай, Вася?

Зоркина освободили досрочно за «хорошую работу и примерное поведение». Прибыл он в Манкент месяц назад. В ответ на осуждающий взгляд Дубенко, бросил извинительно и вместе с тем жестко: «Дела были, не мог к тебе раньше приехать!» По дороге из колонии сумел неплохо «подработать»; в Манкенте сошел с поезда с большими деньгами в кармане. Неделю добивался прописки, договорился с частниками, что жили в районе Зеленого базара, купить у них за восемь сотен двухкомнатный крохотный домишко. В милиции заявил что покупает домик за 400 рублей. Доказал: деньги эти заработал в колонии – предъявил справку. Теперь все в порядке: живет не тужит, кое-какую мебель купил и даже женился. Женщина молодая, одинокая, родом из Саратова. В Манкент она приехала, прельстившись теплом и фруктами, работает на вокзале билетным кассиром.

К ней и обратился Зоркин, решив сразу же поехать в Янгигуль к Дубенко. Взял билет. А потом разговорились, вечером встретились, назавтра второе свидание назначили, затем – третье. Ну, а когда он домик приобрел и документы выправил, Саша Кравцова с охотой перешла жить к нему. У самой у нее, как говорится, ни кола ни двора не было: жила у знакомой проводницы, угол снимала.

Саша, женщина хорошая, тихая и мечтательная. О муже знает, что он инженер-геолог, работает в экспедиции в Таджикистане, и в Манкент приезжает на зиму, занимается камеральной обработкой материалов. «Подозрительности в ней ни на грамм, влюблена в меня, как кошка, да и сама красива», – заключил «старший брат», горделиво улыбнувшись и довольно хохотнув.

– Ну, а у тебя как дела? Дурость свою поубавил?

Николай, влюбленно глядя на холеного, несколько высокомерного друга, шутливо перекрестился:

– Вот те крест, все твои наказы выполнил! Вкалываю слесарем, на работе и в школе обо мне, как о передовике, говорят. С урками не вожусь, тут как-то ко мне двое подкатывались, так я их отшил, оттянул, как прежде бывало: на бешенстве сыграл. Ох, и ждал я тебя, знаешь как! Учеба мне поперек горла встала. Нужна она мне, как мертвому припарки. Да и работать надоело: гроши получаю – полторы сотни, больше не выходит. На такие деньги не погуляешь, коньячку хорошего не попробуешь.

Зоркин слушал, поддакивая Дубенко движениями черных, будто наклеенных, бровей, складывал в обнадеживающей улыбке полные ярко-красные губы и ритмично переставлял с места на место пустую рюмку. Николай, хмельной, красный от возбуждения, чрезвычайно довольный появлением партнера, не мог спокойно сидеть на месте, то и дело вскакивал, подсаживался к другу, снова вставал и говорил не переставая.

Дождавшись, когда Дубенко выскажется, Василий тоном приказа произнес:

– Работать тебе пока придется, как прежде. Достаточно того, что я свободен. В воскресение поедем по дороге в Кумыр. Там я один раймаг приметил. Богатый магазин, его сработаем.

На удивленно вскинутый взгляд Дубенко последовал ответный снисходительно-покровительственный взгляд:

– Квартирами больше заниматься не будем. Это дело прошлое, да и не особенно выгодное. Один магазин нескольких квартир стоит, понял!

В воскресенье утром Зоркин и Дубенко сели на автобус, идущий в Кумыр, и вышли, не проехав половины дороги. Большой районный центр, расположенный в среднем течении реки Чарчак, встретил их многолюдьем, шумным базаром и лесами новостроек. На базаре глухой стеной в общественный сад высилось на каменном фундаменте здание универмага. Зеркальные витрины магазина демонстрировали покупателям всевозможные товары: отечественные и импортные. Два просторных зала, соединенные широким дверным проемом, были заполнены людьми. Люди покупали ковры, швейные машины, телевизоры, одежду, обувь, часы. Грабители, затесавшись в толпе, взирали на все это с затаенной жадностью, мысленно представляя себя обладателями многого из того, что лежало на прилавках.

Не меньше часа провели Зоркин и Дубенко в магазине. Выйдя из универмага, они свернули в парк. Здесь было пустынно, размытые дорожки утопали в грязи. Почерневшие от холодов деревья вздевали к небу голые сучья, они жалобно поскрипывали под налетающим ветром.

– Гляди! – Василий толкнул в бок Николая. – Чердачный проем. Как думаешь, сколько до него метров?

Дубенко, посинев от ветра, который дул все сильнее, съежившись и притопывая сапогами, сплошь покрытыми грязью, смерил на глаз высоту:

– Метров пять будет.

– Две доски придется сбивать. На шарнире. А на доски набьем поперечины. Вот и готова лестница.

– Зачем нам лестница, да и везти ее сюда из Манкента – мученье, – возразил Николай. – Дерево вон рядом со стеной растет. На дерево влезть, веревку с кошкой забросить на чердак и по веревке туда.

– Молодец, голова варит! – одобрил Зоркин, продрогший, как и Дубенко, до последней косточки в теле, но державшийся прямо и раскрасневшийся так, словно ему было невмоготу жарко.

Осмотрев все вокруг, особенно выход на центральное шоссе, обсудив детали, они вернулись на автобусную остановку. Решили приехать в райцентр через два дня.

Во вторник поспели лишь к семи часам. Дубенко, закончив работу в пять на ходу переоделся, взял такси и уже без пятнадцати шесть был в Манкенте на автобусной станции. Зоркин стоял около билетной кассы с небольшим чемоданчиком. На нем был спортивный костюм и темно-синяя ватная куртка. Он походил на тренера, что особенно подчеркивалось его плотной с широко развернутыми плечами фигурой и мощной шеей тяжелоатлета. Рядом с ним Дубенко, в стареньком пальто и черной кепке-восьмиклинке, в порыжелых кирзовых сапогах, с пустым рюкзаком за спиной, выглядел невзрачно и мелко.

– Может на такси? – предложил Николай.

Василий отрицательно мотнул головой:

– Нельзя! Шофер приметит. Лучше со всеми на автобусе.

...Убедившись, что сторож универмага сидит напротив, в чайхане, и увлеченно беседует с двумя стариками, лишь изредка поглядывая на зеркальные витрины охраняемого им объекта, Зоркин и Дубенко проследовали в парк. Было уже темно, сквозь сумерки смутно проглядывали колючие очертания деревьев, белая стена магазина казалась огромным серым пятном, в верхнем основании которого застыла чернильная клякса чердачного проема.

Достав из чемоданчика перчатки, Зоркин надел их. Потом вытащил ломик, длинный керосиновый фитиль с намертво прикрученной кошкой, похожей на небольшой якорь, ворох тряпок и моток шпагата. Усевшись на чемодан, Василий снял ботинки, передал их Николаю. Быстро обмотал ноги тряпками.

– Завязывай, – шепнул он Дубенко, рыскнув глазами по сторонам.

Когда все было готово и чемоданчик перешел в руки Николая, Зоркин, тихо покряхтывая, пополз по стволу вверх. Скоро он был на той же высоте, что и вход на чердак. Брошенная им кошка лишь царапнула в первый раз стену, звонко ударилась о ствол дерева.

– Тише! – свистящим шепотом прокричал Николай, в страхе оглядываясь назад.

Второй бросок оказался удачнее. Конец фитиля, перекинутого через сук, свисал до самой земли. Дубенко, обмотав конец за ствол, дернул за фитиль три раза, что означало: «Можешь перебираться на чердак».

Чтобы проникнуть с дерева в чердачный проем, Зоркину понадобилось несколько мгновений. Дубенко снизу видел, как провис под тяжестью тела широкий фитиль, и вот уже Василий исчез под крышей. Николай отвязал конец, в ту секунду керосиновый фитиль взвился вверх: Василий втянул его к себе.

Прошло часа два. Дубенко, застыв, скорчившись в три погибели, сидел на чемоданчике, слившись в сплошное пятно с угрюмой чернотой парка. По проселочной дороге за садом проехала за это время телега и тяжело прошагали несколько человек, громко говоря по-узбекски. Николай теснее прижался к стволу, поднял вверх голову. По его подсчетам Зоркин уже давно должен был сделать пробоину в потолке, спуститься в магазин и набить узлы добром. Трудно, наверное, ему приходится? Дубенко чутко прислушивался: не раздастся ли с базара тревожный крик сторожа. Нет, все тихо, только собаки где-то вдалеке разлаялись, да с центральной магистрали через определенные промежутки времени доносился могучий рев проносящихся автобусов.

Но вот и узел. Наконец-то! Он перевалился через проем и, протирая стену, стал медленно опускаться к земле. Дубенко принял его в руки, дернул за фитиль: «Все в порядке».

Следом спустился Василий Зоркин. Запыхавшийся, весь вымазанный в сухой глине и известке, он был возбужден до крайности, глаза его светились в темноте кошачьим блеском. Он прошлепал по грязи обутыми в тряпки ногами и, усевшись на чемодан, сдернул тряпье. Надел ботинки.

– Быстрее, Николай! – едва прохрипел он, потеряв от волнения голос. Но Дубенко и без того знал, что сейчас дорога каждая секунда. Он сбросил с плеча рюкзак, вынул из него второй, принялся укладывать в них добро из узла.

Они вышли из парка с рюкзаками за спинами, преодолели засасывающую грязь проселочной дороги и вскоре уже были на автобусной остановке, подойдя к ней с противоположной от базара стороны. По пути, там, где одинокий фонарь на столбе отбрасывал тусклый свет на глухой забор и выхватывал на проезжей части дороги овальный полукруг изумрудной лужи, Зоркин остановил Дубенко, вытащил из чемодана одежную щетку и флягу с водой. Приказал хорошенько почистить его. Николай, оттирая щеткой глиняные и известковые полосы на ватнике и брюках Василия, спросил тревожно:

– Мы фитиль и кошку оставили, тряпки бросили. Как бы собака след не взяла!

– Не возьмет, – отмахнулся Зоркин. – Дождь, видишь какой пошел. Да и потом раньше утра никто и ничего не заметит. Самое малое, двенадцать часов пройдет, пока собаку пустят. А мы сейчас на автобус сядем, в городе на трамвай, затем машину возьмем, не такси, а частную, и махнем к тебе в Янгигуль.

Иван Назарович Колосов еще бодрствовал, занимаясь ремонтом прохудившейся обуви, когда напарники вошли в дом.

– Брательник в экспедицию собрался, – весело доложил Дубенко старику. – Я его уговорил у меня переночевать. А то ведь месяца два теперь не увидимся.

– Вот и хорошо, – засуетился Назарыч. – Выходит ты, Вася, решил в наших краях поработать.

Колосов включил электрочайник, придвинул к столу три табурета:

– Чайку сейчас попьем. У меня медок майский есть, вкуснющий медок, пальчики оближете. Да и для почек пользительный. – Старик весело подмигнул Зоркину.

После чая и томительного разговора о том, о сем, и ни о чем в частности, улеглись спать. Колосов возился в своей комнате еще с полчаса, что-то бормотал, кряхтел, ворочался на скрипучей кровати. Потом затих, засопел ровно, с присвистом, точно затухающий самовар. Партнерам не спалось. Дубенко тронул Василия за плечо:

– Как с барахлом быть? Придется в другой город махнуть, там сбывать?

– Не к чему, – сквозь дрему отозвался Зоркин. – Завтра пошлю посылки в Волгоград, в Челябинск и в Казань. У меня там свои люди есть. Через неделю-две деньги получим. Гульнем на славу.

И гульнули. От скупщиков краденого получили солидную сумму. Обновили свой гардероб: купили по паре добротных костюмов, два пальто, две светло-коричневые ворсистые шляпы с короткими полями. Приобрели рубашки, белье, обувь. Прифрантившись, пришли к выводу, что теперь можно окунуться с головой в любовные приключения. Зоркин спросил у Дубенко:

– У тебя как по этой части, знакомые есть?

Знакомых девчат-строителей у Николая было много, и одна из них – Нюра Иванова – с охотой встречалась с ним. Он показал фотографию девушки. Василий мельком взглянул на милое веснушчатое личико, на платочек, подвязанный пышным узлом под подбородком, и сделал ироническую гримасу.

– Не то! – бросил он веско. – Я тебе своих покажу в Манкенте. С тремя за это время познакомился, адреса имею, только пока ни у одной не был. Закачаешься!

Дубенко решил не отступать:

– У нас одна такая работает экономистом в управлении. Недавно квартиру получила.

– Как зовут? – вскинулся Зоркин, картинно подняв свои точно наклеенные брови и заиграв кошачьими глазами. – Луизой Ветровой! Хорошенькая, говоришь?

Он потребовал, чтобы Николай тут же повел его к Луизе в гости. Дубенко замялся, ответив, что только здоровается с ней, близко не знаком, но Зоркина это не остановило. Вечером они постучались в дверь квартиры Ветровой. Николай, переминаясь с ноги на ногу, представил девушке своего двоюродного брата инженера-геолога, гостящего у него.

Через полчаса Луиза заливалась смехом над остротами Василия и даже согласилась выпить бокал шампанского. Когда братья уходили, она попросила навещать ее почаще. «Ну, хотя бы завтра», – уточнила Луиза.

Назавтра Зоркин отправился к Ветровой один, а Николай, затосковав и основательно выпив, что случалось не раз, отправился в общежитие строителей к своей подруге. Но девушка очень вежливо выпроводила его, сказав в сердцах:

– Не нравится мне это, Коля. Пить ты стал в последнее время очень много. И деньгами хвастаешься, не известно откуда их берешь?!

Не скажи она про деньги, наверно вспылил бы в ответ Дубенко и попытался воздействовать на девушку угрозами. Но ее слова встревожили Николая: неужели догадывается? Он сник, представив разъяренное лицо Василия и его хриплый в минуты сильного волнения и ярости голос: «В тюрьму просишься, ширмач! Смотри, обожжешься!»

Вздрогнул Николай, точно его плеткой стегнули, ничего не ответил Нюре. Поплелся домой.

Через неделю, приезжая все эти дни в Янгигуль на свидание с Ветровой, Зоркин, смакуя подробности, рассказал напарнику о своей победе над красавицей.

– Вот как надо действовать, братишка, – похохатывая говорил Василий Николаю.

– Поднадоела она мне, Коля, – вдруг заявил он. – Сегодня в Манкент поедем, к девочкам в гости пойдем.

За универмагом в Среднем Чарчаке напарники «сработали» промтоварный магазин в пригороде Манкента. Потом еще и еще один в самом городе. Действовали они теперь более осторожно. Зоркин забирался на чердак и просиживал там по двое-трое суток, постепенно подготавливая пролом до потолочной штукатурки. В условленный день, через полчаса-час после того, как сторож принимал дежурство и, ничего не подозревая, отправлялся поболтать с соседом-охранником, расположившимся напротив или на том же квартале, Дубенко бросал камень в чердачный проем. Дождавшись сигнала, Зоркин проламывал штукатурку, ложил поперек пролома бревно и на фитиле (запасы которого хранились у него, дома в большом количестве) спускался вниз. Проходило время, и уже в полной темноте Дубенко принимал из чердака узел. С невиданной быстротой узел запаковывался в рюкзак, и бандиты под видом туристов или студентов, путая следы, пересаживаясь с трамвая на трамвай, с автомашины на автобус, попадали в Янгигуль, в дом Ивана Назаровича Колосова.

Старичок в последнее время чувствовал себя совсем плохо. Днем еще кое-как перемогался, вылезал на часок-другой посидеть на солнышке, а как только темнело, плелся в свою комнату и дремал до утра, просыпаясь от тупой боли в сердце и тоскливо глядя обреченными глазами в закрытое зимой и летом окно.

Заслышав шаги жильца в соседней комнате, Назарыч спрашивал стонущим голосом, в котором слышались тоска и боль по жизни:

– Это ты, Коля? Один, или с братом?

– С братом, Назарыч... Ты спи, мы поужинаем и тоже ляжем.

Так и жили грабители, превратив дом пенсионера Колосова в глубоко скрытое логово, в склад похищенных вещей, которые прятали в огромном деревянном, обитом жестью сундуке Дубенко, закрывавшемся на два тяжелых замка.

* * *

Саша Кравцова, выйдя замуж за Василия Ивановича Зоркина, чувствовала себя счастливой. Он был нежен, заботлив, не злоупотреблял спиртными напитками, и если никуда не уезжал в командировку, то приходил с работы всегда вовремя, минута в минуту. Единственное, что ее огорчало, это его долгие отъезды весной, летом и осенью на полевые работы в Таджикистан. Но что поделаешь, ведь он инженер-геолог, это его работа, которая к тому же хорошо оплачивалась.

Люди завидовали ей: муж – красавец, дом полная чаша, в доме никогда не слышно ни ссор, ни грозного мужского окрика. «Вам бы ребеночка для полноты счастья», – говорила часто соседка – полная добродушная женщина, у которой было четверо взрослых сыновей и две дочери. Саша на это отвечала, светясь смущением и оправляя каштановые волосы на виске, что надежды не теряет и очень хочет девочку, лицом похожую на Васю.

А Вася в это время присылал жене из Душанбе нежные открытки с розами и сиренью. Он спрашивал о здоровье, Советовал не волноваться и беречь себя, обещал приехать домой на неделю-две, как только начальство разрешит сделать перерыв в полевых работах. Откуда было знать Саше, что открытки эти поступают к ней кружным путем из Сочи или Ялты. В Душанбе жил давний «друг» Зоркина по воровским делам, лет пять назад сменивший профессию грабителя на скупщика краденых вещей. Он получал письма Кравцовой Зоркину, пересылал их на Кавказ или в Крым, где вор-рецидивист развлекался в свое удовольствие, а его послания отсылал в Манкент в маленький домик неподалеку от Зеленого базара, где их с нетерпением ожидала тихая женщина с глазами, сияющими от любви и счастья.

За два года Василий Зоркин успел трижды побывать в Сочи и столько же раз в Ялте, объездил все побережье Кавказа и Крыма, тратя награбленные деньги направо и налево. Два раза ездил на курорт Трускавец лечить больные почки. И всюду, где бы он ни бывал, вел развратную жизнь, смакуя подробности в пространных письмах на имя своего напарника Николая Дубенко.