Текст книги "До следующего раза (сборник)"
Автор книги: Виталий Бабенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
Телеантроп
Глава «Т»,
сюжет которой
родился во время
телефонного разговора
автора
с чемпионом оксюморона
П. Кровским
Беззвучно отсчитывали время точнейшие электронные часы – настольные, настенные, напольные, – размещенные в многочисленных комнатах Игоряшиного палаццо на восьмом этаже кооператива «Гигант». Минуты складывались в часы. Утро, день, вечер и ночь, суммируясь, давали в итоге отрицательную величину: «сутки прочь». Недели рождались по понедельникам и умирали по воскресеньям. Ничто не могло повлиять на невозвратный ход той странной жестко-детерминированной субстанции, которую люди назвали Время.
Спустя месяц после того памятного дня, когда Игоряша впервые накрыл ведром удачи Золотую Рыбку своей судьбы, он с безысходной отчетливостью понял, что ему постоянно чего-то не хватает. Казалось, у него было все, что только может пожелать бессмертный нестареющий тридцатипятилетний обитатель планеты Земля мужского пола, и тем не менее какой-то бес, сидевший глубоко в Игоряше, то и дело нашептывал ему неутоленные соблазны и поддерживал жаркое горение ненасытного костра неудовлетворенности.
Пленники-биомодули, заключенные в роскошную темницу мраморного бассейна на Игоряшиной даче, что высилась за неприступным железобетонным забором с колючей проволокой в подмосковном поселке Марфино, по очереди уходили в небытие, положив три безразмерных регистра своей информационной емкости на алтарь Игоряшиных желаний. Число Золотых Рыбок неуклонно таяло.
Как-то вечером во время прогулки Игоряша в очередной раз задумался над проблемой развлечений и заказал себе невидимость, а также способность видеть сквозь стены.
Отныне, гуляя по улицам Москвы, Игоряша мог беспрепятственно наблюдать, что делается в квартирах. Люди приходили с работы, ели помидоры, смотрели телевизор, ругались с женами, дарили женам цветы, читали книги и «Вечернюю Москву», решали кроссворды, ласкали и пороли детей, играли в карты, пили соки, клеили обои, ели рыбу, мыли полы, пили лимонад, строгали доски, кормили аквариумных рыбок, рассказывали анекдоты, спорили о жизни, ели котлеты, считали долги и деньги, собирали модели самолетов и парусников, ели пироги, переставляли мебель, пили чай и кефир, раздевались до белья и догола, принимали душ, мылись с мочалкой, ложились спать и по-разному занимались любовью.
Это было захватывающе интересно.
Впоследствии Игоряша прибавил к своим многочисленным талантам способность проходить сквозь стены, а еще позже испросил у Золотой Рыбки номер такой-то дар телезрения.
Телезрение – это и был тот розовый шар, в котором Игоряша, не выходя из квартиры, мог видеть по своему желанию все, что происходит в данный момент в любой точке планеты Земля.
Научился Игоряша и телекинезу. Он теперь мог на любом расстоянии перемещать любые предметы. Когда Игоряша додумался до идеи телекинеза, он тут же горько пожалел о сотнях растраченных впустую желаний. Множество бесценных регистров биомодулей было использовано напрасно. Стоило Игоряше заказать телекинез первой или второй Золотой Рыбке, и он с самого начала получил бы доступ к любым заграничным и отечественным материальным благам, не тратя на еду, одежду, книги, мебель, машины и прочее несравненную емкость информационного поля.
Однажды Игоряша-второй мчался в новеньком БМВ по своей подземной трассе Тула-Тамбов-Турки-Татищево. Это была не просто прогулка. Один тип в Татищеве предложил ему коллекцию новгородских икон XVI века. Конечно, Игоряша мог бы просто телекинетировать иконы к себе на Сивцев Вражек, тем самым наказав презренного спекулянта и ввергнув его в пучину тоски по пропавшим ценностям и ужаса перед сверхъестественным. Однако иногда Игоряша позволял себе «натуральные» варианты добычи произведений искусства. Вот и сейчас он спешил в Татищево, чтобы без всякой мистики обменять иконы на два небольших слитка золота.
Внезапно впереди, в мягко освещенном пространстве туннеля, вспыхнула фара и раздался нарастающий грохот мотора. У Игоряши волосы поднялись дыбом. В его туннеле – в его собственном туннеле, не известном никому из землян, – кто-то несся на мотоцикле. Фара металась над полотном трассы, как будто мотоциклист был не в себе: его бросало из стороны в сторону. Игоряша в ужасе затормозил и прижал БМВ к стене туннеля. Мимо – всего в полуметре от машины – проскочил многосильный японский мотоцикл «Хонда», сверкающий хромированными частями. За рулем сидел мужчина в кожаной куртке и в кожаных брюках, который был чем-то знаком Игоряше. Хотя верхняя часть лица скрывалась под забралом мотоциклетного шлема, тем не менее различить черты удалось. Необъяснимо, но получалось так, что «Хонду» вел… тоже Игоряша. Или его двойник. Или близнец. Или сам черт в образе Игоряши.
Событие так напугало Игоряшу, что он развернул машину и возвратился в Москву. Именно с того дня он начал заикаться, и сей логопедический дефект будет сопровождать Игоряшу всю его вечную жизнь. (Что касается икон, то их пришлось доставить домой с помощью телекинеза. Спекулянт антиквариатом утопился в реке Идолге.)
Что делать? Вернувшись в свою многомерную квартиру, Игоряша сделал несколько дыхательных упражнений, уселся на мате в гимнастическом зале, принял позу лотоса и начал размышлять.
«Боже мой! – вдруг блеснула мысль. – Если я могу перемещать предметы на любые расстояния, то почему бы мне не перемещать самого себя? Как же я раньше не догадался, остолоп?»
От телекинеза (то есть мысленного управления мертвым веществом) до телепортации (мгновенной переброски в пространстве белковых тел) действительно всего лишь один шаг. Галактическая цивилизация сделала его уже очень давно, а Игоряша – после того, как перепортил много сотен биомодулей.
Зато теперь он стал властителем пространства, забросил подземные трассы и начал путешествовать. Игоряша понял, что его с детства невыразимо преследовала тяга к перемене мест. И наконец-то он получил средство для удовлетворения мечты, до поры укрывавшейся в глубоких тайниках бессознательного.
Ах, какая райская планета – наша Земля! Особенно при условии, что до любого города, села, деревни, до любой пустыни и горной вершины, до любого моря и океана, до любого климатического пояса и зоогеографической зоны рукой подать.
Игоряша-второй неожиданно появлялся, наслаждался достопримечательностями и исчезал в Свердловске и Париже, в Мурманске и новозеландском Окленде, во Владивостоке и Тиране, в Одессе и на полуострове Лабрадор, в Малаховке и на Гималаях.
Он утром купался в Тихом океане на Гавайях, потом загорал на Багамских островах, завтракал в Лондоне, любуясь Вестминстером, в полдень осматривал римский Колизей, бродил по Мамонтовой пещере в американском штате Кентукки, обедал в Магадане, созерцая солнечные блики на воде бухты Нагаево, далее катался на тростниковых лодках «тоторах» по озеру Титикака, гулял по Красноярскому заповеднику «Столбы», участвовал в сафари в замбийском национальном парке Кафуэ, разъезжал на электромобиле по «Диснейленду» в Калифорнии, в шесть часов вечера рассматривал игру кукольных часов на здании театра Образцова в Москве, потом слушал первый акт какой-нибудь оперы в миланском «Ла Скала», любовался закатом в Дубровнике на Адриатике, играл на тотализаторе на ипподроме в Буэнос-Айресе, играл в нарды в Александрии, на набережной Средиземного моря близ дворца Расэт-Тин, играл в карты в городе Рино (штат Калифорния, США), пил кока-колу в Мехико, в злачном районе Ацкапоцалько, пил томатный фриз в ночном клубе в Стамбуле, на мысе Сарай, близ памятника Ататюрку, наконец, возвращался к себе домой, выпивал в санаторном зале стакан липового чая и ложился спать в будуаре, включив аппарат реабилитационного сна.
Разумеется, в каждой точке своих путешествий Игоряша появлялся в новом костюме – соответствующем местным правилам хорошего тона, сезону и погоде.
Как же Игоряша общался с жителями разных стран и континентов? Очень просто. С помощью биомодулей он активировал в своем мозгу блок телепатии – крохотный орган, существующий в голове каждого человека, но пока бездействующий, поскольку эволюция включит его у всех нас лишь через двести лет, – и поэтому мог говорить с любым человеком Земли на его родном языке и с приличествующим акцентом. Нужные слова и понятия Игоряша просто-напросто читал в сознании собеседника.
Телепатия была великим достижением Игоряши. Она давала ему возможность без труда побеждать сердца женщин, усваивать с блеском манеры любого общества, в любой этнической группе, и к тому же решала проблему эрудиции. Игоряше не нужно было держать в памяти сотни прочитанных книг и знания из разных областей науки. Он поддерживал любую дискуссию, черпая из мозга оппонента необходимые сведения и дополняя их аргументами, заимствованными из сознания находящихся рядом сторонников и противников.
Именно телепатия помогла Игоряше одержать победу в поединке с Экудяновым, адептом внутрижанрового промискуитета. Все требуемые знания о книгах и из книг он выудил у самого Герарда.
По той же причине Игоряша-второй не ударил в грязь лицом, когда посетил раут у английской королевы Елизаветы II. Он блистал остроумием и великолепным знанием английского языка, безмятежно загребая мысли из головы стоявшего в отдалении Чарлза Перси Сноу, благодаря чему поразил всех гостей и самое королеву, которые принимали его за нового пресс-атташе посольства Бельгии.
Одним словом, Игоряша стал обладателем всех возможных телесвойств, которые только позволяет познанная и не познанная еще на Земле биоэнергетика. Он стал «телеантропом». В Галактике таких существ великое множество – разнообразными способностями обладают представители всех цивилизаций, достигших ступени Космической Гармонии. В переводе с галактического языка на древнюю латынь этот вид разума именуется «телегомо сапиенс мирабилис». Однако Игоряше было еще очень далеко до ступени Космической Гармонии. Он не вступил даже на первую ступеньку лестницы, ведущей к Планетарному Единству. Такой вид разума в Галактике тоже встречается – правда, редко. Он носит название «телеантропос вульгарис».
…А потом Игоряше все наскучило. Надоели Гавайи, надоел Магадан, надоели казино и ипподромы, бурлески и двусмысленные массажные салоны. Обрыдли рауты у королевы Великобритании и суаре у Натальи Ильиничны Черняк, более известной как Натали Саррот.
Игоряша послал к черту светскую жизнь и зажил отшельником на даче в Марфине. Как-никак, а телепатическое общение и интеллектуальное воровство (увы, нам приходится применить этот термин, ибо он справедлив) требуют колоссального расхода нервной энергии и гиперинтенсивного натрий-калиевого обмена на мембранах клеток, составляющих телепатический отдел мозга.
Итак, Игоряша отдыхал на даче и от нечего делать беседовал с биомодулями, прекрасно осознавая, что каждый вопрос исчерпывает регистр информационного поля. Он узнал много интересного о Галактике, об иных мирах, о бесчисленных цивилизациях Вселенной, но пока не делал выводов из полученных знаний.
Он не представлял, что нового может предложить ему Галактика, чего он не нашел бы на Земле. В конце концов, все цивилизации Вселенной гуманоидные. Как совершенно точно Игоряшу информировали биомодули, других нет и быть не может.
Наконец после месяца затворничества Игоряша снова вышел в люди. Видимо, к этому моменту относится его первое появление в нашей компании.
Единомыслие
Глава «Е»,
инспирированная
эпистолярным пиратом
Б. Бруденко
– Эх, ребята, а вчера я видел, как Рим горел! – воодушевленно рассказывал нам Игоряша-второй.
Мы слушали разинув рты: не каждый день удается поговорить с человеком, который гуляет по истории как по парку культуры и отдыха имени Горького.
Мы были в гостях у виртуоза аллегории Никиты Котляренко – в его крохотной однокомнатной квартире в Теплом Стане. Когда наша компания собиралась у Никиты, его жене и сыну приходилось спасаться в кухонной клетушке, где и так все место занимали плита, стол и холодильник.
Комната была забита книгами, книгами и книгами: даже стенка «Гейне» производства ГДР – единственный предмет мебельной роскоши – служила, в основной своей части, вместилищем альбомов по искусству и поэтических сборников. Эту стенку Котляренко купил у директора ресторана «Богема» Сидора Ипатьевича Дыбина, пятидесятилетнего студента-заочника торгового вуза и спекулянта мебелью по совместительству. Никита отдал за нее – с переплатой – полторы тысячи рублей, влезши на два года в долги, но все равно не мог купить гарнитур целиком: для приобретения мягкой мебели требовалась еще тысяча рублей, которую Никита мог достать, только продавшись в рабство.
Итак, в доме Котляренко, реформатора эпоса и революционера узуса, не было мягкой мебели, а из жесткой наличествовали всего лишь три стула и детское креслице. Раньше, собравшись у него, мы рассаживались прямо на полу, расстелив одеяла и поролоновые матрасы. Но с приходом Игоряши все изменилось. Теперь любой принимал такую позу, какую хотел: кто сидел, развалившись, кто полулежал, кто лежал на животе, подперев голову руками, – и это на разных уровнях комнаты, хоть у потолка: каждого поддерживало персональное спирально-вихревое силовое поле. Надо заметить, что Игоряша расточительно пользовался электромагнитной энергией, но поправить его, научить его экономии было некому: биомодули умели только подчиняться правда, в разумных пределах, – а воспитательная функция их программой не предусматривалась. На стабилизацию тринадцати мощных силовых полей малой конфигурации (с внепространственной подпиткой) шла энергия Чебоксарской ГЭС. Эксплуатационники с ума сходили, пытаясь разгадать, куда утекала такая прорва энергии.
Мы же ни о чем подобном не подозревали. Нам было очень удобно. Силовые подушки нежно пружинили и терпко пахли озоном, как будто мы восседали-возлежали на невидимых охапках сена в чистом поле после летней грозы. Мы слушали Игоряшу.
– …Но, скажу вам, мужики, ничего интересного в этом пожаре не было. Вообразите Рим в 68 году нашей эры. Тесный, скученный городишко диаметром чуть больше трех километров. Ну, конечно, мрамор, статуи, но все равно не впечатляет. Нет, языки пламени не возносились к небу и обезумевшие жители по улицам не метались: все знали, что Нерон – псих, и заблаговременно эвакуировались. Над городом стояла туча дыма, а Нерон прыгал на холме и хохотал. Я побывал в его шкуре и потому могу быть уверен: он был извращенец и шизофреник. К тому же в свои тридцать и один год этот тип успел основательно разрушить печень: у меня адски болел правый бок. Вообще с Нероном связано излишне много легенд. Вовсе он не был самоубийца. И не кричал рабу: «Убей меня!». Раба подкупили враги Нерона а их было великое множество, – и слуга-камикадзе всадил императору меч в спину, когда тот бесновался и прыгал на холме. Я удалился из тела шизоида за секунду до удара…
Поясним сразу: Игоряша-второй, пресытившись путешествиями по земному шару, начал перемещаться во времени.
Путешествие во времени – штука хитрая. Оно принципиально возможно, но требует колоссальных энергетических затрат. Например, бросок в первый век нашей эры пожирает столько энергии, сколько отдает наше Солнце за 10 миллионов лет. Это и понятно: Земля вращается вокруг Солнца, Солнце крутится вместе с Галактикой, а сама Галактика несется в пространстве, удаляясь от точки Большого Взрыва. Чтобы перенестись во временном континууме на две тысячи лет назад, надо перенестись и в пространственном континууме на умопомрачительное расстояние – в то место, где Земля была двадцать веков назад. А ведь в совокупности эти континуумы дают пространственно-временную связность, сиречь пятимерную сферу, в которой кратчайший путь есть четырехмерная спираль. Словом, чтобы не запутывать дальше читателя, скажем лишь, что один только Игоряша-второй (а он не единственный путешественник во времени) своими прогулками по прошлому и будущему Земли загубил четырнадцать миллионов звезд в ядре нашей Галактики. Солнце, разумеется, не понесло никакого ущерба: Золотые Рыбки имеют право распоряжаться энергией лишь тех светил, которые не обладают планетными системами.
Кстати, путешествия во времени, вопреки домыслам некоторых фантастов, не порождают парадоксов, ибо в пространственно-временном континууме перемещается лишь сознание путешественника, его психическая модель. Она может внедриться в любое существо, и таким образом видеть, слышать, обонять, осязать, чувствовать боль… Временные парадоксы не возникают по той причине, что психическая модель лишена обратной связи. Путешественник все сознает и ощущает, но не может влиять на события. Более того, то существо, в которое вселилась психическая модель, понятия не имеет, что служит вместилищем чужого разума. В этом смысле каждый из нас – идеальный робот для людей будущего, которые научатся отправлять в путешествие во времени свои психические модели через 592 года. Например, Паладин Гриммов, наставник мифотворчества, до недавнего времени и вообразить не мог, что его разум путешественники во времени использовали восемь раз, а неукротимый оратор и магистр беллетристики Гак Чуков по сей день не знает, что в его сознании уже много лет безвыездно живет сикофант-любитель из ХХVII Сидор Ипатьевич Дыбин, иждивенец звезды Бетельгейзе…
Читатель вправе задать вопрос: если временные парадоксы исключены, то как можно верить истории с переносом из 5-вероятностного будущего универсального огнетушителя? Ответ прост: это был первый и последний эксперимент Игоряши по перемещению во времени материальных тел. Он удался лишь потому, что у биомодуля, отвечавшего за исполнение этого желания, временно разладился блок запретов. Впрочем, как мы знаем, парадокс, грозивший серьезным потрясением брандмайору Борису Бурденко, творцу Семилиранды, все же не возник.
– …Игоряша, а ты Зевса видел? – спросил Володя Набаков, демиург гомеостатического верлибра, задумчиво покачиваясь на силовом поле возле полупритушенной люстры.
– Конечно, видел, – отвечал Игоряша. – Я много раз беседовал с ним, когда вселялся в лебедя-соблазнителя. Разумеется, за преступление Прометея я не в ответе: по закону хроностазиса я не имел возможности вмешиваться. Что касается Зевса… Яша, конечно, был умный мужик, но жутко недальновидный…
Ах, как мы любили Игоряшины рассказы! Он их именовал почему-то Достижениями, хотя на самом деле ему ничего не надо было достигать: перенестись, например, в тело хана Золотой орды Менгу-Тимура, внука Батыя, и ощутить, с каким чувством он выдает ярлык, освобождающий русскую церковь от уплаты дани, было для Игоряши таким же пустяком, как для нас помочь трешкой соседу, забежавшему поутру с голодным блеском в глазах.
Игоряша не умел (или не хотел?) приукрашивать, поэтому исторические факты представали перед нами во всей правдивости. Естественно, очень часто они отличались от тех картин, что нам рисовали документальные источники и тем более литературные произведения.
Возьмем, к примеру, бегство Наполеона. При переправе через Березину он был вынужден воспользоваться хилым, сооруженным наспех плотом и едва не утонул, сверзившись в воду. Император не умел плавать. Его спасла маркитантка польского происхождения Элиза Пшикровская, вытянувшая Бонапарта за редкие волосы. Самое замечательное в этой истории то, что муж Элизы – преждевременно гениальный физик Казимир Пшикровский, создавший теорию относительности за сто лет до Эйнштейна и потому никем не понятый, ныне совершенно забытый, великий шляхтич Казимир Пшикровский, брошенный Элизой в России с двумя малолетними сыновьями, впоследствии обрусевший, оказался прапрадедом нашего Пети Кровского, известного в московских творческих кругах маэстро стиля. Видимо, генная память сыграла свою роль, потому что физик-экспериментатор Петя Кровский в 11-вероятностном будущем окажется творцом теории гравитационных корпускул – самого потрясающего научного открытия первой четверти 11-вероятностного XXI века.
…Вместе с Игоряшей-вторым мы прошли через Азию в образе Александра Македонского. Игоряша живописал, как он стоял на берегу Инда, вокруг толпились измученные, пыльные, потные солдаты, а великий Александр не мог ни осознать грандиозности своего похода, ни порадоваться своим свершениям, потому что у него жутко ныли запущенные зубы, живот пучило от дрянной пищи, а мочился он кровью, мучаясь невыносимой болью. Опасаясь за свое мужское достоинство, Александр приказал пенджабским мастерам отлить из драгоценного железа загадочный символ длиной 24 фута: македонский царь был пифагорейцем и в число 24 вкладывал великий смысл. По окончании работы мастера были закопаны в землю живьем. В наше время железная колонна, известная как колонна Чандрагупты, высится на окраине Дели возле минарета Кутуб Минар. Одни приписывают создание нержавеющей колонны пришельцам, другие считают, что ее отлили в V веке нашей эры в древнеиндийском царстве гуптов. На самом деле этот шедевр металлургии намного старше. Он служил мистической цели и должен был спасти Александра Македонского (Чандру) от эрозивного цистита. Увы, древняя Индия – при всей ее медицинской мудрости – не знала антибиотиков…
Много эпох мы посетили с Игоряшей-рассказчиком, много событий описал он нам. Глазами халифа Омара I мы видели войска Арабского халифата, отправлявшиеся на битву с византийцами. (Изумительно: у арабов на самом деле были вполне функциональные ковры-самолеты, использовавшие для подъема в воздух и передвижения принцип антигравитации. Они служили целям воздушной разведки. Эти ковры ткал один кустарь-самоучка по имени Афшар. Опасаясь, что тайны ткача попадут в руки сасанидских шпионов, Омар I повелел отрубить Афшару голову. С тех пор секрет ковров-самолетов считается утерянным.)
Мы видели лабораторию Агриппы Неттесгеймского, где великий чернокнижник создал первое в мире противочумное снадобье. Капля его излечивала чуму в течении четырех часов, но концентрат стоил баснословно дорого. Агриппа ухлопал на него все свои сбережения. Увы, слуга чернокнижника из жадности и страха перед болезнью выдул литровую реторту лекарства, обошедшегося Агриппе в 10 тысяч дукатов (34 килограмма золота). Снадобье было в такой концентрации, что этой реторты хватило бы на излечение 12 миллионов человек. То есть число жертв эпидемии «черной смерти», разразившейся в Европе в середине XIV века, уменьшилось бы вдвое. Слуга умер в конвульсиях от тягчайшей интоксикации, а Агриппа повредился разумом и ударился в каббалу.
В своих путешествиях Игоряша-второй видел множество смертей, казней, пыток, сражений и предательских убийств. Со временем он закалился и без содрогания созерцал, например, картину Варфоломеевской ночи глазами Генриха Гиза и избиение младенцев глазами Ирода I Великого. По признанию самого Игоряши, ему было плохо всего один раз, когда он воплотился в 58-го президента США в 3-вероятностном 2074 году. (Игоряша нам пояснил: точного будущего не существует. Есть множество вероятностных будущих. То, в котором он очутился на сей раз, в его «реестре грядущих» значился под номером 3.) Президента звали Сидор Ипати Дибин (Sidor Ipatey Dybin). В момент Игоряшиного Достижения он стоял на лужайке перед Белым домом под прозрачным куполом, защищавшем резиденцию президента США от внешней атмосферы, и озабоченно вглядывался в небо. Оно было желтого цвета – точно такое, каким его описывает Курт Воннегут-младший в неопределенном будущем в романе «Хлопушка»: небо там стало желтого цвета из-за массового использования аэрозольных дезодорантов. Игоряша-второй подтвердил, что к 3-вероятностному 2074 году фреоны-пропелленты действительно поднимутся до озонного слоя, частично его сожрут и, подвергшись воздействию ультрафиолетового и корпускулярного излучения, разложатся на более простые летучие соединения хлора. Дышать в атмосфере станет невозможно. Растения погибнут. Ослабление озонного слоя приведет к росту раковых заболеваний кожи, поэтому над городами воздвигнут защитные колпаки, но даже под колпаками будет стоять запах, совершенно невыносимый для психической модели жителя ХХ века, – аромат овощной базы, где в разгар лета третий месяц не работает холодильная установка.
Когда Игоряша-второй вернулся из 3-вероятностного 2074 года в свою квартиру, в ноздрях у него все еще стояла омерзительная вонь. Спазмы сотрясали его тело, и Игоряшу вырвало нежнейшим фондю, которое он отведал утром у «Максима», прямо на роскошный килим работы исфаханских мастеров XVIII века…
Вдруг Игоряша оборвал себя на полуслове, к чему-то прислушался, резко побледнел и… исчез. Вместе с ним исчезли и наши удобные силовые поля. Литературообрядец Володя Набаков грохнулся из-под потолка на пол и сломал журнальный столик. Толя Каштаркин, тиран версификаторов, слетев со стены, разбил фарфоровую статуэтку, изображавшую декабриста майора Михаила Матвеевича Свиридова на каторге. Но больше всего не повезло гиперболизатору Никите Котляренко. На него упал посереди комнаты стокилограммовый Шушуня Майский, пропагандист станкового письма. Все, к счастью, обошлось, но это и было самым загадочным в приключившейся катавасии. Никто не сломал руку, ногу или ребро. Не было синяков, ни даже царапин. А с Ладиком Гриммовым, рындой высокого слова, произошло и вовсе чудодейственное: падение раз и навсегда избавило его от приступов астмы.
