Текст книги "Город (СИ)"

Автор книги: Виталий Саух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Светлана, тихо встав в уголочке, молча провожала его взглядом, давая Аркадию возможность спокойно собраться и ничего при этом не забыть.

Аркадий готовый к отбытию замер в дверях и Светлана, понимая, что её супруг готов отправиться в путь подошла к нему попрощаться.

– Аркаша, возвращайся скорее, я буду ждать тебя весь день.

– Ты даже не успеешь соскучиться, как я вернусь! – попытался заверить её Аркадий, нежно обнял её в последний раз и выскользнул из дверей их квартиры.

* * *

Какое-то время Денис просто бежал. Бежал сломя голову. Бежал от ужаса, который начался в здании Машзаводской больницы и продолжился в районе «Домов». Бежал, пока были силы. Бежал, когда сил уже не было. Если бы это произошло до того как он попал в больницу, то, бесспорно, его сердце не вынесло подобной нагрузки, но сейчас Денис был практически в норме, а больничный режим и регулярное питание, несомненно, способствовали тому, что он поднабрался сил и теперь тело, закаленное изнурительными тренировками в российской армии, вспомнив когда-то приобретённые навыки, умело распределяло эти силы.

Сейчас он был на территории мичуринского общества расположенного между машиностроительным заводом и городом.

Большинство садовых домиков было брошено, так как непрекращающиеся набеги бомжей, наркоманов и других деструктивных элементов, начисто отбивали охоту у честных граждан заниматься огородничеством на своих шести сотках.

Где-то здесь был участок, принадлежавший его родителям, оставленный ими на произвол судьбы по той же самой причине.

Ноги сами несли Дениса в самые заброшенные уголки, выбирали самые нехоженые тропки.

Сейчас он напоминал себе глупую девчонку из какого-нибудь ужастика, которой, несомненно, предстояло, в самое ближайшее время, лишится жизни – она стремиться укрыться в самом безлюдном, укромном месте от маньяка, которому только и нужно что бы вокруг не было никого, кто мог бы помешать ему, вершить своё кровавое дело.

Нехоженые тропки были обильно завалены мусором, и Денис несколько раз споткнулся, при этом едва не упал, больно ударив ногу. Но, тем не менее, страх за свою жизнь не позволил ему свалиться наземь, завывая от боли. Перемахнув в отчаянном прыжке очередную кучу мусора Денис, чуть прихрамывая, продолжил свой бег.

В то же самое время преследователь был уже настолько близко, что Денис слышал топот его ног прямо за своей спиной.

Внезапно сзади раздался удар падающего на землю тела – очевидно психопат-наркоман споткнулся о кучу, которую только что перепрыгнул Денис, но у Шабанина не было сил, для того чтобы повернуть голову и взглянуть на преследователя.

Мгновение спустя безумец вновь поднялся на ноги и продолжил преследование, но теперь каждый его шаг сопровождал странный (металлический) шелест и побрякивание. И, кроме того, он, к радости Дениса, стал заметно отставать.

Немного придя в себя после того бешенного ритма, который он удерживал в течении нескольких минут, Денис вновь обрёл способность соображать, а не (вкладывать) отдавать все имеющееся у него силы на очередной рывок, и первой темой для раздумий стал вопрос о том, почему преследователь сбавил скорость, и откуда этот странный шум.

После того как опасность отступила и чудовищное напряжение, сковывавшее всё его тело, немного ослабло, Денис смог, наконец, найти в себе силы, для того чтобы не без любопытства бросить мимолётный взгляд за плечо.

Похоже, что наркоман запутался в мотке ржавой колючей проволоки и вместо того, чтобы как любой нормальный человек освободить ноги, продолжал бежать дальше, намертво затягивая петли.

Теперь Денису стало ясно, отчего скорость преследователя так здорово снизилась, и почему каждое его движение сопровождалось столь странным звуком.

Ржавые шипы «колючки» безжалостно впивались в плоть наркомана, разрывая мясо и жилы. Витки проволоки стянулись, уменьшив ширину шага и, тем не менее, преследователь, абсолютно не замечая проблемы, ни на мгновение не остановил его преследование. Он фанатично переставлял ноги, и каждый новый шаг вгонял шипы ещё глубже.

Из всего увиденного Денис сделал вывод, что хотя это происшествие и уровняло их шансы, но о спасении речь заводить пока не стоило.

Для того чтобы выжить, Денис должен был продолжать движение – что он и сделал.

* * *

Канаев неплохо владеющий несколькими видами, как восточных, так и отечественных, единоборств, всегда с большой охотой применял их приёмы на практике. Помимо традиционных пик трезубцев, сабель и других видов холодного оружия, в бою он мог использовать любое подручное средство – даже безобидную на первый взгляд авторучку или расчёску.

Его целью была чужая смерть, и он умел добиваться её любым способом.

Что же касается резиновой дубинки, то она, конечно, не была его излюбленным видом оружия, но, немного усовершенствовав её, Максим максимально приспособил её под свои нужды.

В отличие от традиционных дубинок его при сильном ударе могла, словно плеть, разорвать человеческую кожу.

И потому можно было совершенно не удивляться тому, что очередному назойливому участнику массовых беспорядков, попытавшемуся преодолеть кордон через верх, Канаев сильным, хлёстким ударом вышиб сразу два глаза.

Лишившись зрения, его противник потерял возможность видеть, но отнюдь не утратил желание добраться до Канаева.

Глядя на то, как слепец, словно вовсе не расстроившись о потере зрения, продолжает свои попытки пробиться сквозь преграду, Максим задумался.

Такое поведение показалось Максиму довольно необычным. Любой другой человек, лишившись такого жизненно необходимых органов, как глаза испытал бы глубокий шок и в первую очередь обследовал своё лицо или попытался найти помощь у окружающих, но только ни этот тип. Он, с маниакальной настойчивостью, продолжал, остервенело бросаться на преграду, не взирая на полученный урон, и это не могло не завести Канаева.

Из нагрудного кармана он извлёк нож, припасённый там на всякий случай от случайного взгляда. Похоже, настал момент воспользоваться им.

Легко перехватив холодное оружие, жаждущее крови, Максим для начала глубоко полоснул по пальцам, схватившимся за край щита. Удар отточенного как бритва нож был настолько силён, что двое из четырёх выставленных для показательного удара пальца отлетели в сторону, словно их там никогда и не было, а ещё двое повисли на тонкой полоске кожи.

И вновь никакой крови и никакой реакции на удар, только какое-то недовольное утробное рычание.

Это показалось Максиму забавным и он, решив продолжать игру, приподнял щит и вонзил нож в ляжку мужчине, а затем нарочито медленно сал вести его вниз попутно взрезая плоть.

Как только мужчина, заинтересовавшийся тем, что же там у него происходит с ногой, стал нагибаться, Канаев стремительно опустил щит и с улыбкой озорника вонзил нож в его открывшуюся спину.

Однако улыбка его немного померкла, когда, наверняка смертельный удар через лопатку в сердце, не достиг своего результата.

Его оппонент вновь что-то промычал и это, как и его не желание умирать, уже начинало раздражать Максима.

Бросив очередной короткий взгляд на царивший вокруг него хаос, Канаев внезапно понял, что всё далеко не так как представлялось ему всего несколько секунд назад.

Бойня, которая сейчас разыгралась на площади была необычна уже тем, что он увидел, как под натиском нападавших стремительно таят хорошо экипированные и обученные силы правопорядка, словно перед ними не уличная банда, а какое-то отборное подразделение. Другим не мене важным фактором был удручающий счёт в этом сражении – Канаев не видел ни одного такого счастливчика, который сумел добиться хотя бы близкого к его результату. В общем, похоже, что борьба с их стороны пока шла почти в сухую.

Тем временем ослепший и получивший смертельную рану мужчина, отчего, впрочем, нисколько не унывающий продолжал настойчиво ломиться к Канаеву, как бессмертный призрак.

Максим решил, что ещё раз попытается «утихомирить дядю», а затем будет думать, как уносить отсюда ноги, пока игра не стала слишком горячей.

Вновь приподняв щит, Максим уверенным движением полоснул по сухожилиям находящимся под коленными чашечками.

К его немалому удивлению человек, который должен был непременно лишиться устойчивости и упасть, продолжал оставаться на ногах.

Немного поработав ножом, Максим, словно стружку, срезал с ноги противника коленную чашечку.

На этот раз нога мужчины подогнулась, и он присел на одно колено.

Максим ударил стальным лезвием грудь четыре раза. Затем присев воткнул нож чуть ниже в брюшину и распорол живот.

Наружу устремились внутренности, имеющие странный тёмный цвет, в нос ударил тяжёлый густой запах.

Но, не смотря на несколько прямых ударов в сердце и ещё с десяток травм на совместимых с жизнью, противник Максима чувствовал себя довольно бодро и похоже вовсе не собирался приставляться.

В сердцах Максим стоящий над кучей зловонных кишок, пнул упрямого мужчину никак не желающего умирать в истерзанную грудь и тот, наконец, о чём-то сообразив, решился таки пригнуться и просунуть голову под щит.

Подкинув нож в воздух, Максим налету перехватил рукоять так, чтобы лезвие смотрело вниз, и молниеносно вонзил своё оружие в лысеющий затылок.

И вновь с нарастающей досадой и теперь уже примешивающимся к ней ужасом, удерживая, рвущегося на него обезумевшего, но вовсе не от боли, мужчину, за рукоятку ножа плотно засевшего в голове, Максим, наконец, осознал, что пора отсюда убираться.

В один из наиболее сильных рывков прочное стальное лезвие сломалось и истерзанный, но довольно активный мужчина, не смотря на громадное лезвие, засевшее в его темени, несколько раз навылет пробитое ножом сердце и совершенно отрезанное от артерий, внутренности, выпавшие на асфальт, более уже ничем не сдерживаемый рванулся под преграду…

* * *

Аркадий вместе с супругой, жил в трехэтажном доме по улице Комсомольской расположенном в одном из старых тихих кварталов. Здесь было на много спокойнее чем в новостройках третьего микрорайона, либо в других оживленных районах города, так что он не побоялся оставить машину под окнами своего дома. Если бы здесь было не спокойно, он не понадеялся даже на сигнализацию.

После того как он позавтракал и попрощавшись с женой спустился вниз по широкой чистой лестнице (как ни странно, подъезды старых домов, в отличие от большинства новостроек, как и прежде, оставалось чистыми) Аркадий вышел на улицу.

После ночного дождя воздух был свеж и приятен на вкус.

Как же все-таки нам повезло с районом, улыбнувшись, подумал Аркадий. Здесь будет хорошо нашему ребёнку.

Отварив дверь своей девятки, он сел за руль завёл автомобиль и на какое-то время замер неподвижно, прогревая холодный двигатель до минимальных пятидесяти градусов. Появилось время немного поразмыслить о предстоящем дне. Почти весь день придётся провести за рулём, улаживая дела и, возможно, придётся смотаться в Новосибирск, но если всё срастётся, то в накладе он не останется. Приходилось мириться с тем, что домой удастся вернуться под вечер, а то и поздней ночью – как говориться, такова селяви.

Сверившись с показаниями температуры двигателя, он сделал вывод, что теперь может отправляться в дорогу.

Аркадий включил радио, попав при этом на музыкальную волну, вещавшую что-то лёгкое и оптимистичное, медленно отпустил сцепление, и автомобиль мягко тронулся к выезду из квартала на разбитую до безобразия дорогу, которая метрах в четырёхстах должна была пересечься со злополучной улицей Кирова.

Повернув голову влево, в сторону проезжей части он не увидел, как в промежутке между домами всего на одно короткое мгновение, всего в каких-нибудь десяти метрах от него, молниеносно мелькнули две бегущие фигуры. Тот, что бежал следом, стремительно сокращал расстояние, образовавшееся между ними.

Если бы не музыка, жизнеутверждающе громыхавшая в салоне, он бы смог услышать хриплый вопль отчаяния который издал первый из бегущих уже скрывшихся за углом здания …

* * *

Даже сталь оказалась не в состоянии сдержать безумца и несколько минут спустя колючая проволока, стягивающая голени наркомана, наконец, лопнула.

Витки обломанной проволоки, вместе с кусочками плоти и небольшими полосками кожи с оскальпированных голеней на изогнутых шипах, со звонким бряканьем упали на асфальт пешеходной дорожки.

В ту же секунду преследователь вновь набрал первоначальную крейсерскую скорость, словно на его ногах не было тех чудовищных ран, которые оставили колючие ржавые шипы, пробившие себе дорогу через плоть до самых костей.

Денис издал тихий стон, когда увидел что то небольшое преимущество, которое он сумел получить в результате случайной заминки, теперь стремительно сокращается.

Не вся проволока, некогда стягивающая голени наркомана, упала наземь, какая-то её часть осталась, намертво впившись (засевшая в истерзанной плоти) в изодранную (истерзанную) плоть и теперь представляла из себя отвратительную окантовку – украшение, создать которое могло прийти в голову лишь человеку с садомазохистскими наклонностями и одновременно страдающему тяжелой формой шизофрении.

От всего этого, несомненно, шёл сладковато-приторный запашок безумия, но пока оно не пустило в нём корни, ни заполонило его душу, Денис, взял себя в руки, и вновь сконцентрировал все свои силы для достижения одной единственной цели – выжить в этом непрекращающемся ни на одно мгновение кошмаре.

И он, изнемогая от усталости, упрямо продолжал бежать вперёд, по дороге соединяющей город и Машзавод.

И пусть все его попытки отстоять свою жизнь, заведомо были обречены на неудачу, потому что горькая правда заключалась в том, что будь он даже чемпионом по бегу на длинные дистанции и никогда не имел никаких проблем с сердцем, это всё равно не спасло его от одержимого, который с упорством бездушной машины мог неустанно преследовать его день и ночь, Денис всё равно не сдавался.

Меж тем остатки сил стремительно покидали его тело, и волей не волей в голову проникала предательская мысль о том, что скоро всё это кончится. Очень скоро.

Лёгкие полыхали дьявольским огнём, пот застилал глаза, градом струился по телу, и Денис ясно сознавал, что не сможет выдержать темпа, который задавал безумец.

Из этого следовало, что не пройдёт и минуты, как преследователь легко настигнет его, поэтому помочь ему могло лишь чудо.

В агонии, пытаясь найти взглядом надёжное укрытие, Денис, одновременно осознавал то, что всё это уже бессмысленно – у него уже просто нет ни сил, ни времени до него добраться.

* * *

Какое-то мгновение Канаев оцепенев, наблюдал за тем как человек, который должен бы умереть уже как минимум с добрый десяток раз, одержимый маниакальной идей добраться до милиционера, продолжал двигаться вперёд.

И он наверняка достиг бы своей цели, если бы не запутался в собственных липких кишках и распластался на, окрасившемся в чёрное, асфальте.

Именно эта короткая заминка оказалась той решающей, спасительной отсрочкой, которая спасла Канаева от незавидной участи, которая была уготована практически всем участникам этого противостояния.

Канаев испытывая непередаваемое отвращение, отступил на два шага назад пока то, что сейчас уже практически не напоминало человеческое существо, барахталось в своих собственных внутренностях, и проскользнул за спины своих боевых товарищей. К тому времени странный не убиваемый человек выбрался из жижи в которую превратились его внутренности и пробираясь на ощупь он случайно ухватил своей грязной рукой за штанину одного из милиционеров. В тот же миг кисть его сжалась на лодыжке, милиционера как стальной капкан, и уже не было никакой возможности высвободить из этих объятий ногу. Без особых трудностей, перенося град жестоких ударов которые обрушил на него разъяренный милиционер, мужчина подтянул своё искалеченное тело в его ноге и с каким-то извращённым удовольствием, исказившим его безглазое лицо, вонзил свои зубы в икру.

Если бы не безумное мелькание тел, ног, рук, дубинок, щитов, то Максиму бы удалось увидеть как кровь, из глубокой рваной раны на ноге милиционера тяжёлым напором бьющая в плотно приникнувший к разрезу рот безумца струясь по пищеводу безумца тут же покидала его тело через распоротый живот через оборванную чуть ниже пупка кишку. Но даже того, что уже успел повидать Канаев, было достаточно, для того чтобы сделать необходимые для себя выводы.

Размышляя о странной неуязвимости и одержимости насилием этого человека, впрочем, как и всей остальной толпы, Максим, неожиданно пришёл к выводу о том, что, скорее всего, нет, даже наверняка, это действие какого-то наркотика. Только этим он мог объяснить столь агрессивное поведение обезумившей толпы.

Вполне возможно так же, то всё это было результатом отравления, но Канаев не мог заставить себя относится к ним не иначе как к взбесившимся наркоманам, которых он считал полнейшим отребьем, вообще не достойным существования. На уровне подсознания он ощущал, что если он примет за истину именно этот вариант, то убивать станет ещё приятнее.

Таким же неоспоримым для него фактом было и то, что раненый мужчина несомненно умрёт, если не от потери крови, то от болевого шока, после того, как действие наркотика начнёт слабнуть.

Оказавшись в тылу, где было намного свободнее и чуть безопаснее Максим, оценив ситуацию, извлёк из кобуры свой табельный пистолет, а чуть погодя и второй из тайника. Насколько он понимал, теперь в этом хаосе отследить это «грязное» оружие не представляется никакой возможности, а значит, ему совершенно нечего было опасаться.

Возможно, именно своевременность принятия этого решения позволила ему без потерь проложить себе путь к отступлению, так как в том месте, где ослепший безумец прорвал кордон и вывел из строя милиционера, остальная толпа повалила в образовавшуюся брешь.

Вот тогда то и началось настоящее безумие.

Всё то, что происходило до настоящего момента, просто не могло идти с этим ни в какое сравнение. Глядя на то с какой лёгкостью эти монстры расправляются со стремительно редеющими силами правопорядка, Максим просто не мог не содрогнуться. Здесь не было избытка в крови – десятки, сотни человек в страшной агонии гибнущих под животным напором практически неуязвимых безумцев.

Обведя расширившимися от ужасами глазами нестройные ряды, потерявшие под напором атакующих былую стройность, Канаев, наконец, осознал то, что в том месте, где он сейчас находился, не смотря ни на что, положение дел было гораздо более выгодным чем в любом другом месте. И если уж быть и вовсе откровенным с самим собой, то он понимал, что в скором времени от всей массы защитников правопорядка должен был остаться всего лишь небольшой пятачок расположенный именно здесь.

Однако, всё это было лишь дополнительной информацией, поскольку основной целью его тщательного осмотра поля битвы была одна единственная цель – как проще и безопаснее вытащить свою задницу из этой передряги.

Умирать здесь ему что-то не слишком хотелось.

Даже при более тщательном осмотре он увидел то же, что и при беглом, а именно то, что лёгких путей к отступлению у него нет, и не будет. Более того, если он ещё немного протянет с отступлением, то в скором времени выбраться отсюда у него вообще не будет никакой возможности выбраться отсюда живым.

Канаев уже наметил для себя примерный путь к отступлению и решил, что чем раньше он приступит к его реализации, тем больше шансов за то, что он выберется отсюда живым.

И твёрдыми шагами он направился к намеченной цели.

* * *

Ведя машину вдоль улицы Комсомольской, Аркадий обратил внимание на полное отсутствие, как прохожих, так и встречных, либо попутных автомашин.

Ничего непривычного или странного вроде бы и не было. Тем то и отличались от оживлённых молодых районов этого городка старые неспешные улочки.

И, тем не менее, что-то тревожное всё же просочилось из подсознания Аркадия в виде тревожного гнетущего ощущения. Однако, он тут же, волевым усилием постарался оградить себя от этого недоброго предчувствия. Впереди его ожидал тяжёлый и плодотворный день, так что забивать голову всевозможными предубеждениями и предрассудками с самого утра было не в его интересах.

Порой мы сами не знаем насколько бывают точны наши необъяснимые предчувствия и заглушая голос подсознания позволяем втянуть себя другим, либо по собственной воле безропотно идём в неприятные, а иногда и вовсе смертельно опасные ловушки расставленные перед нами судьбой, хотя позже многие признаются в том, что ощущение беды уже терзало их сознание необъяснимой тревогой. Однако именно неопределённость ощущения предстоящей беды и почти полное отсутствие возможности заранее разглядеть причину и последствия этого дискомфортного ощущения делает для абсолютного большинства обывателей данную способность, так же называемую в народе шестым чувством, практически бесполезной.

Вот поэтому Аркадий с таким упорством продолжал двигаться навстречу не только с крушением его честолюбивых планов и надежд, но и самой жизни.

* * *

Сейчас Денис был в непосредственной близости от заводской проходной на Мичурина. Перед ним встал выбор: повернуть на право в сторону реки, налево – и продолжить бег вдоль стены, окружавшей Машзавод, мимо ещё оной проходной на Гоголя, и далее идущей к привокзальной части, располагающейся в частном секторе, либо бежать прямиком в здание, в котором находилась проходная, где его, наверняка, встретят несколько твердолобых охранников, застопоренная вертушка и как обычно, закрытые турникеты.

Пытаться, что либо, объяснить этим ребятам было просто бесполезно (по крайней мере, за те считанные секунды, что отделяли его от того момента, когда маньяк настигнет его – это было просто не реально), ведь до этих ребят с мозгами как у динозавров – ровно с грецкий орех, информация доходила крайне медленно и не в полном объёме. Учёные утверждали, что такому пустоголовому доисторическому гиганту могли начисто отъесть хвост, прежде чем он мог почувствовать боль.

Из всего вышесказанного становилось ясно, что времени на объяснение ситуации у него не было – полемика с охранниками дело неблагородное и бесполезное, поэтому всё, на что он мог рассчитывать – была внезапность.

Так же как и времени у него не было ни сил, ни запаса расстояния отделявшего его от преследователя. Ему необходимо было убежище и как можно скорее и поэтому он продолжил свой бег прямиком ко входу в на проходную. А сзади в каких-нибудь считанных метрах его стремительно настигал, отставший было, смертельный безумец.

Человек, или существо, имевшее облик человека, жаждавший лишь одного – уничтожить Дениса, либо кого-то другого, похоже, что это для него не имело абсолютно никакой принципиальной разницы, продолжал своё безумное преследование.

Тяжёлое дыхание Дениса, казалось, затмевало все звуки, но даже сквозь него он слышал невнятный гомон и ярость, сочившуюся из каждого звука исторгаемого этим существом – дикую, безумную смертельную ярость. А ещё в этом звуке был триумф хищника, который вот-вот настигнет добычу.

Денис боялся оглянуться назад, более того, он знал, что если посмотрит туда, это отнимет у него последние остатки сил и он просто сдастся, рухнет в изнеможении, увидев безумца прямо за своей спиной.

* * *

Целью, которую наметил себе Канаев – был небольшой автобус, на котором он надеялся выбраться из этой смертельной заварухи.

Расстояние, которое нужно было преодолеть до автобуса, было небольшим, но было одно небольшое но – обезумевшая толпа уже оттеснила силы правопорядка, и тот стоял на территории контролируемой экстремистами.

Именно поэтому он решил пойти на небольшую хитрость. Понимая, что окружающие чувствуют то же, что и он, а значит, его чувства вполне соотносимы с эмоциями большинства, он громко прокричал: – «Отступаем!»

Без дополнительной поддержки его вылазка, скорее всего не имела бы силы и поэтому требовалась посторонняя помощь.

Несколько человек обернулись на его зов.

– Нам нужно пробиваться к автобусу! – взяв на себя инициативу, заверил их Максим, – именно в нём наше единственное спасение Только так мы сможем отсюда выбраться. Да вы только посмотрите на них – они же все просто одержимые. Фанатики, мать их!

И он двинулся вперёд, постоянно выкрикивая одно и то же:

– Отступаем! Все кто ещё может это сделать – к автобусу!!!

Небольшая группа из тридцати с небольшим человек в центре которой был Канаев стала продвигаться к милицейскому ПАЗику стоящему в всего в каких-нибудь двадцати пяти метрах от них. Вот только группка эта под напором психопатов таяла быстрее чем масло на раскалённой сковороде. Они не преодолели и десяти метров, а от их первоначального числа осталось едва ли не в половину меньше человек. Людей просто вырывали из строя и, тут же погребя под слоем из десятка тел, разрывали в клочья.

Неотвратимо близился тот миг, когда Максиму необходимо было применить своё оружие, и целю его использования – было спасение своей собственной жизни. Нельзя сказать, конечно, что он не испытывал из-за этих обстоятельств ни возбуждения, ни удовольствия. Но всё же осознание того факта, что и его собственная жизнь стоит под большим вопросом, несомненно, откладывала отпечаток на общую картину, сотканную из чувств и эмоций.

Теперь безумцы были уже практически рядом с ним, всего в каких-нибудь полутора – двух метрах.

Или то же самое расстояние нужно было измерять в количествах тел отгораживающих (отделяющих) его от безумствующих волн насилия?

Если, вместо бездушных аморфных цифр избрать вторую систему измерения, которая, бесспорно страшнее и даёт более яркую и образную информацию о безысходности сложившейся ситуации, то сейчас от психопатов его закрывали четыре, а местами и шесть рядов тел, только цифра эта с неимоверной быстротой стремилась к абсолютному, мёртвому нулю.

* * *

Аркадий с необъяснимым и всё возрастающим волнением медленно двигался на своей девятке по абсолютно пустой улице. То, что вокруг не было ни души, бессознательно вызывало в нём чувство необъяснимой тревоги, хотя он и не понимал, что могло насторожить его пусть и таком редком, но вполне нормальном явлении. Ему, словно законченному параноику, начало казаться, что люди на улице есть, но все они находятся на грани видимость и стоило ему только лишь чуть повернуть голову в том направлении где кто-то был, как ОНИ тут же укрывались за придорожными кустами, рекламными щитами, углами домов, оградками детских площадок и только их злобные хитрые глаза обжигали его своей ненавистью из глубины укрытий. Конечно, он пытался убедить себя, что всё это лишь странная игра его растревоженного воображения, но так и не мог добиться от своего сознания полного освобождения от этой причудливой и пугающей фобии.

Однако когда он свернул на улицу Кирова, то в один короткий миг всё кардинально изменилось, и он осознал, что, возможно, был не так уж и долёк от истины.

То, что первым же делом бросилось ему в глаза, так это едва ли не около четырёх десятков машин брошенных прямо на проезжей части в хаотичном беспорядке и только немного погодя, когда мозг, наконец, осознал то, что глаза видели с самого начала, он увидел человеческие тела бесформенными грудами, словно кучи тряпья, распластавшиеся на асфальте, тротуарах.

И лишь после этого он услышал звуки.

И они были ужасны…

* * *

Едва не валящийся с ног от усталости, Денис ворвался в здание проходной. Помещение было абсолютно пустым, что, естественно было ему на руку. Хотя, возможно, из этой точки он просто не мог увидеть охранников.

То, что вертушка, через которую обычно проходили по временным пропускам и жетонам была перекрыта, он знал наверняка. Оставались турникеты. Все они были закрыты.

Исключение составляла лишь одна кабинка, расположенная в непосредственной близости от прозрачной и пустующей сейчас будки из пластика в которой обычно сидел дежурный, принимающий жетоны и отворяющий вертушку.

За исключением того, что сейчас на посту никого не было, эта картина для раннего утра была вполне обычной, хотя и это могло быть объяснено тем, что сейчас у охранников была пересменка.

Большого количества турникетов сейчас уже не требовалось, потому что после восьми часов, по правилам внутреннего распорядка вход/выход работников на территорию Машзавода значительно сокращался, так как был ограничен и осуществлялся только лишь по спец пропускам, либо по служебным в которых оговаривалось время входа и выхода и причина, по которой человеку было необходимо покинуть или попасть на предприятие после установленных правилами 8.00 утра. Все, кто не имел при себе документов подобного рода, считались опоздавшими. У них изымался пропуск, их самих отправляли к начальнику охраны где, обычно, из кассеты извлекался вкладыш пропуска. Вкладыш отдавали работнику, а кассета оставалась у начальника охраны до тех пор, пока провинившийся работник не приносил из цеха приказ о наказании.

Если в цехе приказ делали крайне медленно, то каждое утро рабочий был вынужден обивать порог начальника охраны в очереди таких же горе трудяг, стоящих за вкладышем, который ежедневно изымался при выходе с территории завода.

Естественно, что все вышеперечисленные требования безопасности не касались высшего руководства предприятия, которому, как обычно, законы были не писаны у которых вход на территорию был круглосуточным безо всяких ограничений.

Денис не был начальником, и сейчас у него с собой не было даже пропуска. Поэтому двумя руками он оттолкнулся от металлической тумбы и перебросив своё тело через окуляры лучей и автоматически срабатывающие створки. И всё таки, в конце своего полёта он, очевидно, зацепил ногой один из лучей, так как дверцы, клацнув, захлопнулась за его спиной.

Слева из дверей ведущих в комнату охраны, в которой обычно сидели несколько охранников выскочил один из них. Должно быть, его привлёк звук захлопнувшихся створок турникета.

В его удивлённых глазах Денис прочёл немой вопрос: «– Какого хрена!?».

Но уже в следующий миг он пришёл в себя:

– Эй, ты, стоять! Стоять я сказал! – закричал охранник.

Из глубины помещения уже слышался топот ботинок – это остальные охранники незамедлительно отреагировали на шум в зале. В то же самое время безумец, преследовавший Дениса, ударился торсом о сомкнутые створки турникета и потеряв устойчивость рухнул лицом вниз на бетонный пол. От удара о твёрдую поверхность несколько из его передних зубов отлетели, словно мелкие осколки белой керамической плитки и рассыпались по полу. Один из них откатился прямо к ботинку охранника. Правда, долго удивляться ему не пришлось. Совершенно не обращая внимания на то, что только что лишился нескольких зубов преследователь переключил своё внимание на охранника, напрочь забыв о существовании Дениса, словно того и не существовало до этого и как бешенный зверь набросился на него, повалив на пол.