Текст книги "Город (СИ)"

Автор книги: Виталий Саух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

Когда они поспешили восстановить прежнюю баррикаду, один не в меру прыткий психопат успел протиснуть пол корпуса вовнутрь их палаты. Петрович, случайно оказавшийся прямо напротив беснующегося безумца, не задумываясь о последствиях, решил вытолкнуть его за порог. И это ему удалось, но только хитрая бестия, поменяв тактику, ухватила Петровича за запястье и начала тянуть его из палаты в коридор. Денис и Олег Олегович, не собираясь так просто отдать своего человека на поругание безумцев, ухватили ускользающее тело Петровича. Тот дико закричал, когда угол двери, на которую, как медведь, напирал Захар, едва не перерубил его руку о косяк.

Поднатужившись, Олег Олегович и Денис вырвали Петровича из рук психопатов. Дверь встала на место и, оставив в углу Петровича, Денис вместе с Олегом поспешили установить кровать на прежнее место, закрыв тем самым вход в палату. Петрович убаюкивал окровавленную руки, сидя на полу, прислонившись спиною к белой стене. Но уже через несколько секунд теряя чувства, он повалился на пол.

А тем временем у дверей нарастала словесная перепалка между Шабаниним и Захарам, и только Олег обратил внимание на то, что старику стало плохо, и поспешил к Петровичу.

– Ну что, проверил своё распятье, долбоёб? – набросился на Захара Денис.

– Я же хотел как лучше!

– Да пошёл ты со своими рацпредложениями.

– Да хватит вам орать! Петровичу совсем лихо! – оборвал словесную перепалку Олег Олегович.

Оба участника недавней стычки бросились к старичку.

Петрович лежал на полу бледный и осунувшийся, как покойник.

– Ну, сделайте же что-нибудь! Ну, помогите ему! – причитал Захар.

Но сейчас даже целая команда первоклассных врачей была бы не в состоянии помочь Петровичу. И потому поизвивавшись в страшных судорогах ещё несколько секунд старичок, наконец, затих.

– Петрович! Петрович! – кричал напуганный Захар.

Олег Олегович произнёс спокойным и вместе с тем сдавленным голосом:

– Нет его больше. Умер он.

В палате воцарилось тягостное молчание.

Минуту спустя Олег Олегович медленно поднял чуть дрожащую руку, и опустил её к широко открытым глазам покойного, намереваясь, в знак уважения к покойному, прикрыть ему веки.

Но этого ему так и не суждено было сделать.

В тот момент, когда Олег проносил руку над лицом, Петрович взвился с небывалой для его лет прытью. Он ухватился своими гнилыми, жёлтыми от табака зубами за указательный и средний пальцы.

И хватка эта была поистине бульдожьей.

Олег с нескрываемым криком боли попытался освободиться из капкана зубов, и это ему удалось, только лишившись пальцев.

Однако в следующий миг Петрович вновь припал к раненому Олегу, и не было никакой возможности оторвать его от несчастного.

Оттащить Петровича от его жертвы было равносильно тому, чтобы вмешаться в схватку бешеных псов.

Кто бы мог подумать, на что способно это маленькое тщедушное тело этого старичка.

Денис, в ужасе отступал до тех пор, пока не упёрся спинной о подоконник. Дальше пути не было.

И ещё одна догадка озарило его полыхающий огнём мозг – теперь он знал наверняка лишь одно: для того чтобы впасть в это чудовищное безумие человек вначале должен умереть.

Он сознавал и то, что безумие уже здесь в их палате и если он не хочет быть поглощенным им в ближайшие несколько секунд, то, во чтобы-то ни стало, должен найти отсюда выход.

О том покинуть помещение через дверь в коридор не было и речи – оттуда и сейчас ломились орды психопатов, сквозь строй которых ему вряд ли удастся пройти живым, а через минуту в их собственной палате будет уже не один, а два безумца восставших из мёртвых.

Внезапно его взгляд наткнулся на перила лоджии расположенные за окном.

Теперь выход для него был очевиден.

Единственным доступным путём для отхода оставалось окно ведущее на Г – образную лоджию. Вот только бы решетка, перегораживающая выход на лоджию была бы перекрыта, иначе все его старания будут лишь секундной заминкой перед неминуемой гибелью. Но он решил пока не думать об этом и использовать даже этот призрачный шанс на спасение, предпочитая его пассивному ожиданию смерти.

Фрамугой пользовались довольно часто, но вот оконные рамы, похоже, никто уже давно не трогал.

Сбивая пальцы в кровь и сам того не замечая, Денис с маниакальным упорством открывал на несколько раз окрашенные и с трудом поддающиеся шпингалеты, пытаясь проложить путь к отступлению.

К тому моменту как Денис раскрыл окно, Петрович оставил в покое впавшего в кому Олега Олеговича и кинулся за беглецами

Перелезая через подоконник, Денис молил бога о том, чтобы решётка, отделяющая коридор от лоджии до сих пор оставалась закрытой.

Он мягко спрыгнул на бетон, которым был вымощен пол лоджии. Вслед за ним палату покинул Захар, но, зацепившись своими неуклюжими ногами за подоконник, потерял равновесие и расстелился на бетонном полу.

А вот Зенуру живым роковую для него палату № 13 покинуть не удалось.

Петрович сорвал его прямо с подоконника и, повалив на пол, набросился на татарина.

И хотя до этого Денис не испытывал по отношению к нему совершенно никаких положительных эмоций сейчас слушая отчаянные вопли попавшего в смертельную беду Зенура ему было откровенно жаль беднягу. Но он твёрдо знал и то, что уже совершенно бессилен чем-либо помочь человеку, инфицированному при укусе.

Денис, подбежал к восточной части балкона, намереваясь, спустится через перила, а дальше вниз по высокой уродливой решетке защищающей нижний этаж от посягательств наркоманов. На его счастье дверь в коридор действительно оказалась запертой, и чудовищам, беснующимся сейчас внутри здания, оставалось лишь пожирать его ненавидящими, горящими безумным огнём глазами.

Ему повезло в двойне, так как на данный момент внизу он не наблюдал ни одного психопата.

Легко перекинув тело через перила, Денис по-кошачьи проворно спустился вниз и бросился прочь.

В то же самое время Захар, очевидно, для того чтобы сэкономить время на спуске, проявил чудеса интеллекта, и сиганул вниз с пятиметровой высоты на асфальтированную дорожку, и было совсем не удивительно то, что при падении его массивного сто двадцати килограммового тела он сломал ногу.

Он так и остался лежать на асфальте моля о пощаде до тех пор, пока зомби – это были Петрович и Олег Олегович, легко не спрыгнули вниз и не прикончили его.

Денис убегал, оставляя позади себя агонизирующего Захара не в силах обернуться и взглянуть на то, что происходит у него за спиной.

Он знал лишь одно, если сейчас психопаты или зомби или кем бы они там ни были, взяли его след, то он, вне всякого сомнения, обречён.

* * *

Одним из тех, кто стоял в первых рядах милицейского кордона, выставленного перед зданием администрации, и готовился принять удар нападающих, был Максим Канаев – герой чеченской войны. Тогда он ещё не знал о том, что все те ребята, которые стояли с ним плечом к плечу, заведомо обречены, но что-то подсказывало ему, что тут происходит нечто зловещее, непредсказуемое и непостижимое по своей природе.

В то, что с этой безумной толпой можно справиться одними резиновыми дубинками он не верил с самого начала, и потому у него у него был припасён с собой пистолет. Он непременно хотел им воспользоваться – всадить пулю в одного, а может быть в нескольких ублюдков, беснующихся сейчас на городской площади. Естественно, что для этой цели он собирался использовать не свое собственное табельное оружие. Для этого у него была припасёна пушка, которую однажды ему удалось конфисковать у одного барыги, не имеющего права на ношение огнестрельного оружие. Запуганный предприниматель, кроме всего прочего, дал щедрую взятку, для того чтобы замять дело. Канаев, конечно же, взял деньги, но оружие решил оставить себе и, похоже, теперь вновь настала пора его использовать.

Из этого пистолета он уже оборвал жизнь нескольких человек.

Нет, это не были преступники или люди достойные смерти – это были рядовые граждане – маленькие винтики в огромной машине государства.

Так что Робин Гудом он не был – это точно. А был он убийцей, которому нравилось убивать, которого очаровывал сам процесс смерти.

Правда была в том, что он был самым настоящим сумасшедший.

После того как он побывал в Чечне, совсем съехал с катушек. Командировка в составе Кузбасского Милицейского Отряда в эту горячую точку послужила мощнейшим катализатором в его развивающемся безумии. Там он начал убивать в полную силу и почувствовал, что в этом его страсть, в этом его затаившееся до времени призвание.

Зная, какой формальностью на самом деле является медицинская проверка сотрудников милиции, можно совершенно не удивляться тому, что он продолжал работать во внутренних органах с тяжелой формой прогрессирующей шизофрении.

Даже то, что от него некоторое время назад сбежала жена, которая, забрав с собой ребёнка, не взяв даже личных вещей, не послужило сигналом вышестоящему руководству о том, что с их сотрудником что-то не так.

Максим сквозь пластиковое забрало его каски с ненавистью глядел на приближающуюся толпу.

Да, он ненавидел их всей душой, призирал их, считая, что они недостойны права на существование. Сравнивая их с низшими существами, он полагал, что убить одного из них равносильно тому, что прихлопнуть таракана.

Совершенно неожиданно для самого себя он вспомнил о той девчонке, которую пару дней назад подобрал его наряд. Та в сильном подпитии решила устроить стриптиз прямо на улице. Уже в отделении Максим практически всю ночь обрабатывал нимфетку, даже когда она немного протрезвела, и ей стало стыдно и больно, он не останавливался. Напротив именно это ему больше всего и понравилось.

А потом он выбросил её из машины прямо на центральной улице обнажённую, жестоко избитую и униженную.

Он наверняка знал, что она больше и на километр не приблизится к милиции и уж тем более не подаст на него заявления – он хорошо над ней поработал, а уж он то, как никто другой знал в этом толк.

От возбуждения этого дня и волнующе приятных воспоминаний, у него появилась эрекция и он, в абсолютной уверенности в том, что в этой заварухе никто не станет глазеть на его вздыбившийся член, с непостижимым для любого другого нормального человека спокойствием, ждал начала сражения.

Нет, кое-какое чувство у него всё же появилось, и оно нарастало и крепло с каждым новым мгновением, приближающим столкновение – это было чувство ликования оттого, что в скором времени неминуемо должна пролиться кровь.

* * *

Это утро Ирина провела в страхе и отчаянии. На улице творилось что-то непонятное, и это её очень пугало. А ещё с работы пока не вернулся муж и она, ловя каждый шорох, с нетерпением ожидала его появления, надеясь на то, что когда в доме, наконец, появиться мужчина – хозяин, все страхи и сомнения развеются сами собой.

Так она провела несколько часов в томительном ожидании. И сама того не заметив, видимо, задремала сидя в большом кожаном кресле расположенном напротив входной двери.

Проснулась она оттого, что кто-то тихо скрёб в их железную дверь.

Ирина легко взлетела с кресла и стремительной неслышной поступью пересекла по коридору расстояние, отделявшее её от входной двери. Выглянув в глазок, она увидела Алексея. Это он, должно быть, испытывая перед ней чувство вины, теперь виновато скрёбся в их дверь.

– Ну, где же ты был? – едва сдерживая слёзы, набросилась Ирина на своего супруга. Ей приходилось говорить сдавленным, но весьма чувственным голосом полным пережитых в это утро эмоций, так как дети были дома и ещё беззаботно спали.

– А с ключами что? Опять где-то потерял, горе ты моё? – уже более сдержанно поинтересовалась она, уже заранее прощая его, лишь за то, что он сейчас здесь и с ней.

В полутемном коридоре она случайно наткнулась глазами на его лицо.

В этот момент ей почему-то стало не по себе. Было в его облике сейчас нечто особое и вместе с тем не уловимое и это насторожило Ирину.

– Лёшка, ты чего? – неуверенно произнесла она.

Вместо прямого ответа Алексей вплотную подступил к жене и крепко охватил её за талию.

Она ощутила сквозь тонкий шёлковый халатик его сильные и такие холодные руки.

Ирина расценила его крепкие объятия, как любовную прелюдию.

– Лёша, ну ты, что удумал? Не сейчас – дети ведь дома.

Но вместо ласк Алексей резко приблизил тело своей жены, так стремительно, что голова её откинулась назад, открывая нежное горло.

С нечеловеческим спокойствием Алексей глубоко вонзил свои зубы в эту безупречную молодую плоть.

Спустя несколько минут.

Дверь в детскую спальню растворилась. На пороге возникли два силуэта – высокий мужской и миниатюрный женский. Войдя в глубь затемнённого помещения, супруги разделились: Ирина отправилась к трёхлетнему Стасику, а отец к пятилетней Соне.

В напряжённой тишине раздался тонкий сонный детский голосок:

– Мама?!

* * *

Внук Елизаветы Павловны, Ярослав был наркоманом и проживал вместе с ней. Это вынужденное соседство для старого человека было делом весьма утомительным, а иногда и смертельно опасным. Но порою смерть казалась ей самым лёгким избавлением от всего того безумия бурлившего вокруг.

По несколько раз на неделе ей приходилось видеть драки и разборки, так что когда она услышала яростные удары в их деревянную зелёную дверь и выглянув в глазок увидела странных людей – избитых, истерзанных, мертвенно бледных, то совершенно не удивилась, а проходя обратно мимо комнаты внука громко выкрикнула:

– Ярик, это опять к тебе!

* * *

В передние ряды омоновцев, сомкнувших щиты, на бешеной скорости ударила потерявшая человеческий облик озверевшая людская масса. По своей силе и мощи столкновение было ужасающим.

Омоновцы стоявшие в арьергарде под натиском взбесившейся толпы едва устояли на ногах. Обезумевшая толпа сумела сдвинуть первоначальную линию обороны на несколько метров вглубь территории контролируемой милицией, а затем остановилась, уткнувшись в металлические щиты, которыми отгородились омоновцы.

Но это шаткое равновесие продержалось всего несколько секунд.

Довольно шустрая шестнадцати летняя девочка, словно юркая ящерица, проскользнула в зазор, открывшийся между асфальтом и нижним краем щита и, ухватив омоновца тонкими, но неожиданно сильными, руками за икры, стала подтягивать свое тело под барьером, которым мужчина отчаянно пытался отгородиться от безумствующей толпы.

Пытаясь вернуть озверевшего подростка назад, за кордон образованный щитами, омоновец несколько раз ударил её резиновой дубинкой.

Встретив довольно жёсткое сопротивление, девчонка, которая совсем не собиралась отступать, изменила тактику и, оставив попытки полностью протиснуться под щитом, вонзила свои острые молодые зубы в то, во что могла дотянуться, а именно в мошонку мужчины.

Тот взвыл от нечеловеческой боли и уже не сдерживая силу удара стал остервенело охаживать это отродье резиновой дубинкой. И хотя это был мужчина выдающейся комплекции, и он готов был поклясться, что после каждого его богатырского удара молодая кожа девчонки лопалась в месте соприкосновения с резиновой дубинкой, но подросток не только не отпустил его гениталии, а продолжал наращивать чудовищное давление челюстей.

В результате непродолжительной борьбы могучий омоновец быстро лишился сил и, думая, прежде всего, о своей собственной безопасности, выпустил из левой руки металлический щит и уже обеими руками попытался отстранить от себя обезумевшее существо. Но и этот отчаянный шаг не помог ему.

А снизу, оттуда, откуда подымалась и захлёстывала с головою невыносимая волна боли, мертвенно спокойно на него, с детского личика, обагренного его же собственной кровью, взирали глаза, наполненные такой лютой ненавистью, что это отнимало у него последние силы для борьбы за свою жизнь.

В образовавшуюся, в результате нападения подростка на одного из омоновцев, брешь тут же безостановочным потоком хлынула бесчинствующая толпа.

То, что прорыв был осуществлён именно в этом месте, не имело никакого принципиального значения, так как одновременно почти то же самое происходило сразу в нескольких местах. Разница была лишь в том, что где-то экстремистам удалось преодолеть заграждение сверху, где-то они прорвались, раздвинув щиты.

Факт был в том, что именно в эту секунду судьба милиционеров уже была решена. И она не сулила ни одному из них ничего хорошего.

Этот прорыв можно с полной уверенностью считать за точку отсчёта их скорой гибели.

* * *

Руслан медленно в полузабытьи двигался вверх по улице Ленинградской. Сейчас все его мысли были сосредоточены на том, что бы просто идти, совершенно неважно куда, и не упасть. Он знал, что если он позволит себе отключиться и упасть, то это будет его самой большой ошибкой. Именно с этой мыслью едва тлеющей в его померкнувшем сознании он упал в густую траву, обрамляющую газон.

А дальше были лишь мрак и пустота…

* * *

Здесь, всё было совсем не так, как они ожидали. Толпа была полна решимости и звериной ярости.

Это была совершенно не та подлая и мстительная партизанская борьба, к которой все они уже привыкли. Это была открытая конфронтация.

Даже те из бойцов ОМОНа, кто считался обстрелянным и побывал не в одной переделке, в горячих точках полыхающих на теле нашей родины, не могли найти метода эффективной борьбы с манифестантами.

Всё было совершенно не так, как их учили и к чему готовили.

Здесь не было ничего узнаваемого.

И вообще всё было не так, как это должно было быть.

* * *

Иннокентий, задыхаясь от стремительного бега, предположив, что гораздо безопаснее будет, если он продолжит своё движение по кварталам, свернул в первый попавшийся проулок с Комсомольской улицы, на которую он попал совершенно бессознательно – ноги, словно обладая своим собственным разумом и движимые мотивами ведомые лишь им одним, вынесли его сюда. Именно в этом квартале, в котором он вообще никогда не был, в этом доме мимо которого он стремительно нёсся, его испуганный взгляд, словно по чьему-то негласному приказу, поднялся вверх и отыскал на фоне странных окон, заколоченных фанерой, в проёме фрамуги, лицо старухи, в высоком чёрном колпаке.

Более всего сейчас она похожа на ведьму из русской сказки.

Иннокентий решил, что, скорее всего, этот экстравагантный головной убор был кустарно изготовлен из куска штанины от старых зимних гетр, отрезанных от пришедшей в крайнюю ветхость и негодность их верхней части и завязанную простым узлом, спрятанным во внутрь с изнанки.

– Торопись! – внезапно выкрикнула старуха. – Мёртвые всегда идут попятам!

Иннокентию не было необходимости вертеть головою, в поисках того к кому она могла бы обратиться ещё кроме него. Его слегка разозлило это напутствие, так как он и без неё знал, что ему нужно бежать, что есть силы, а это абсолютно бессмысленное упоминание о мёртвых вообще навело его на мысль, что старуха не в ладах со своей головой.

Иннокентий отбежал от дома, где на втором этаже жила странная старуха, уже довольно далеко, намереваясь и дальше продолжать своё движение промеж кварталов Комсомольской улицы, когда она снова бросила ему вдогонку:

– Не туда!

«А тебе то, откуда знать?» – возмутился, было, Иннокентий, но тут же вынужден был остановиться.

Впереди, метрах в тридцати на газоне неподвижно лежал человек, едва различимый в высокой траве. Возможно, что если бы не окрик старухи он даже не обратил бы на это тело никакого внимания, но теперь это вызвало в его душе необъяснимую, но усиливающуюся тревогу.

Больше вокруг не было видно никого, но, тем не менее, желание продолжать своё движение параллельно Комсомольской улице у Иннокентия совершенно пропало.

Дорога влево тоже не показалась ему достаточно привлекательной, так как; во-первых – она, пусть на немного, но вновь приближала его к тому месту, от которого он так стремился убраться подальше, а во-вторых – путь, в обозримом промежутке, преграждала стена кирпичного дома.

Так что дальнейший путь был для него очевиден и, повернув направо, он устремился вверх по улице Достоевского, той же самой дорогой, которой всего несколько минут назад воспользовался Андрей.

* * *

Сейчас Денис находился на территории, имеющей название «Сорок домиков», но в народе это место называли просто и лаконично – «Дома».

К этому времени он уже насмотрелся достаточно, для того чтобы вести себя крайне осторожно, и не попадаться на глаза случайным прохожим.

Он осторожно пробирался сквозь придорожные кусты, справедливо пологая, что там вдали от основных дорог, безопаснее всего.

По левую сторону от него тянулась вереница обшарпанных двухэтажных домов. Практически все они были выселены и предназначены под слом, так как были построены ещё пленными немецкими солдатами, сосланными в холодную Сибирь после разгрома фашисткой германии (многие из них так и умерли здесь). Понятное дело, что эти сооружения давным-давно пришли в абсолютную непригодность для проживания, многократно выработав свой ресурс. Однако это вовсе не значило, что жизнь в них прекратилась – эти дома стали убежищем для бомжей и наркоманов.

В подтверждение этой мысли возле одного из таких домов Денис уловил едва заметное движение. Скорее он даже почувствовал его, чем увидел.

На пороге стоял обнажённый до пояса парень лет двадцати пяти. То, что этот молодой человек был наркоман, Денис догадался сразу, так как его левый бицепс перетягивал тугой жгут, и теперь его рука ниже этого жгута потемнела и приобрела неестественный трупный оттенок.

И хотя Денис был надёжно укрыт от незнакомца ещё густой, но местами уже желтеющей листвой, его глаза были прикованы именно к тому месту, где сейчас скрывался Денис.

Какое-то время Денис ещё надеялся на то, что это всего лишь случайность, ведь пока он двигался по этой секретной тропке, не издал ни единого звука и таким образом не мог привлечь к себе внимание. Как я уже отметил ранее, незнакомец, так же, не мог его увидеть и тем е менее он каким-то образом догадывался о его присутствии.

В этот миг легкий ветерок подул в спину Дениса по направлению к наркоману. Денис увидел, как полуобнажённый незнакомец втянул носом воздух и, двинулся в его сторону, словно ориентируясь по запаху.

Как бы невероятно это не звучало, но, похоже, что этот человек просто учуял его по запаху как какое-нибудь дикое животное от природы обладающее острым нюхом, ведь сейчас Денис был, по крайней мере, в десяти метрах от него.

Когда парень приблизился достаточно близко, Денис смог рассмотреть ещё одну весьма неприятную деталь, без которой мог вполне обойтись и, тем не менее, она глубоко засела в его сознании: из почерневшего бицепса наркомана торчала глубоко загнанная в плоть, чуть согнутая перед пластиковой насадкой, игла. Странным Денису показалось то, что он не увидел крови, которая в обилии должна была сейчас покидать тело наркомана через эту самую иголку, но, как ни странно, этого не происходило. Возможно, что бицепс наркомана, был очень сильно, перетянут жгутом, и это полностью перекрыло кровоснабжение конечности, но Денис предполагал, что дело тут гораздо серьёзнее, чем на первый взгляд. Что-то говорило ему, что с этим человеком что-то не так.

Не дожидаясь пока расстояние, отделяющее его от наркомана, сократится до минимума, Денис бросился бежать. Несомненно, Денис был прав в своих расчётах, так как скорость его преследователя была гораздо выше, и тот, отточенными движениями ног и рук, в которых не было ничего лишнего, только лишь стремление догнать и уничтожить свою жертву, непостижимо быстро сокращал оставшееся между ними расстояние. Если бы Денис и дальше оставался на том же месте в глупой надежде на то, что тот его не обнаружит, то у него не осталось вообще никаких шансов.

* * *

Как только нападающие врезались в щиты, выставленные силами правопорядка, Максим внутренне возликовал оттого, что заветный миг стал близок, как никогда, но ни смотря на его надежды, нападавшие оказались не так просты. От них веяло такой ненавистью, что Канаев этому даже слегка удивился, но тут же взял себя в руки, для того чтобы максимально эффективно использовать представившийся ему шанс.

Одна из темноволосых бестий попыталась проскользнуть под стальным щитом Канаева, пытаясь таким образом добраться до него, но с ним этот номер не прошёл.

Для начала он плотно придавил шею к асфальту, уже успевшему подсохнуть после проливного ночного дождя и несколько раз с наслаждением ударил своим плотным сапогом по ненавистной физиономии.

Удовольствие, получаемое от этого процесса немного сдерживал тот факт, что у несчастного, которого он с таким энтузиазмом охаживал ногами, не появилось ни единой капли крови, хотя он готов был поклясться, что наверняка сломал тому челюсть, размозжил нос, снял небольшую часть скальпа и похоже выбил один глаз – уж кто-кто, а он то своё дело знал.

Для того чтобы не смазать впечатления, он решился на крайне авантюрный шаг.

Украдкой осмотревшись и придя к выводу, что остальные слишком увлечены борьбой с отморозками, Канаев стремительно приподнял щит сантиметров на двадцать-тридцать от горла, а затем резко, вложив в это движение всю свою необыкновенную силу и безумную ненависть, опустил его вниз. Затем проделал это ещё и ещё раз. Всё это он делал с улыбкой, словно занимался сейчас чем-нибудь обыденным и очень приятным.

Через пять или шесть ударов, точное количество он сказать не мог, да здесь это и не имело никакого значения (с тем же самым успехом он мог ударить и пятнадцать и пятьдесят раз – важным была для него лишь цель, и он достиг её), к его ногам, как тёмный волейбольный мяч, отскочила голова, увенчанная вьющимися каштановыми волосами, в предсмертной агонии беззвучно шевелящая челюстями.

И вновь к его досаде не из тела через обрубок на шее, не из места среза под подбородком не появилось ни единой капли ярко-красной горящей как пламя крови. Только какая-то непонятная чёрная тягучая слизь испачкала его щит.

Это не поддавалось никакому объяснению, но и не делало начинающую игру менее интересной, пусть её качество и заметно снизилось вследствие этого недоразумения. Канаев быстро извлёк из случившегося другие плюсы – он в любом случае мог убивать и делать это, естественно в его собственном понимании, красиво, хоть и бескровно.

К тому времени как он успел расправиться со своим «первенцем» дела в других частях милицейского кордона шли не слишком то удачно. Кое-где омоновцы откровенно сдали свои позиции, но их участь сейчас совершенно не волновала Канаева.

Он был здесь не для того чтобы переживать о судьбе его сослуживцев.

«Это ни моя вина. Когда они шли на работу в милицию, они знали на что идут». – Трезво, но чересчур уж жёстко размышлял он о судьбе его бывших товарищей. – «И вообще, сохранение собственной жизни – это их проблемы»!

Проблема собственной безопасности для него сейчас не стояла – в этой стихии он чувствовал себя совершенно вольготно, как рыба в воде. В данный момент для него проблемой номер один было совершенно другое, а именно получение максимального удовольствия от массового убийства.

В принципе это даже и проблемой то назвать было сложно, потому что с этим то, как раз и не было проблем. Сейчас ему был доступен любой приглянувшийся для этих целей объект, естественно с поправкой на поддержание собственной безопасности.

Случай представил ему реальный шанс реализовать практически все свои больные фантазии, и он не собирался останавливаться на достигнутом – веселье только начиналось.

* * *

Аркадий сладко потянулся всем телом, словно большой сонливый кот. Светланы не было рядом, должно быть уже на кухне.

Затем с неохотой он покосился на часы.

8:20.

Для того чтобы прибыть на место вовремя он должен был выехать где-то около восьми часов, но так как его машина уже стояла под окном и сегодня можно избежать утреннего похода в не близкий гараж, то график смещался на тридцать минут. Время вроде бы не слишком уж большое, но в утренние часы всегда приятнее провести его дома в своей уютной пастели.

«– Нужно просыпаться! Нужно…» – попытался заставить себя встать Аркадий, но, похоже, что руководитель из него в это утро был не слишком убедительный и он только повернулся на другой бок.

Однако сквозь накатывающую дремоту он сумел уловить на себе чей-то пристальный взгляд.

Приоткрыв один глаз, он, совершенно не удивившись, наткнулся на улыбку стоящей в дверях Светланы. Живот её за последнее время очень сильно округлился, но то, что сейчас было в нем, день за днём росло и развивалось, делало её для него самой красивой и желанной.

– С добрым утром, соня! Завтрак уже готов. Пора вставать! – нежно, но уже с осязаемым нажимом, произнесла Светлана. И Аркадий не придумал ничего более умного, чем волевым решением сбросив с себя сладкие оковы сна, свесить ноги с кровати. Всё остальное было лишь делом техники.

Ноги сами нашли любимые мягкие и тёплые тапочки, подняли непослушное пока ещё тело и на автопилоте отправили в ванную.

Но, проходя мимо Светланы Аркадий, резко изменил траекторию и отклонился от заданного курса.

Обняв за её за, так изменившуюся в последнее время, талию одной рукою, он нежно поцеловал её. Другая рука очень нежно опустилась на её чудесный животик и стала нежно его поглаживать.

– Ну, как там наш богатырь сегодня?

– Как всегда, воюет! – с улыбкой ответила Светлана положив свою ладонь на его.

– С добрым утром, непоседа.

Ещё раз поцеловав супругу, Аркадий, уже значительно пробудившийся, отбыл в ванную комнату.

После того как он умыл лицо и почистил зубы (бриться с утра он не стал, так как уже сделал это накануне вечером – давняя привычка), сознание его пробудилось окончательно и Аркадий, полный сил и энергии, ворвался в уютную кухоньку.

В нос тут же ударил приятный запах горячего кофе, жареных хлебцев и чего-то ещё, что он пока не опознал, но наверняка знал, что это что-то восхитительное.

– Светланка, дорогая, на кухне ты просто волшебница! – воскликнул он и устремился к столу.

Завтрак действительно оказался как всегда великолепным.

Плотно и с превеликим удовольствием покушав, Аркадий нехотя встал из-за стола и шутливо сказал:

– Светка, похоже, ты всерьёз задалась целью, чтобы я от тебя не отставал.

Он демонстративно похлопал по своему, за последнее время тоже заметно прибавившему в объемах, животу.

Света с тёплой улыбкой махнула тонкой ручкой:

– Аркадий Викторович, это вам только на пользу. Выглядит весьма солидно.

Не став спорить с супругой Аркадий, в который уже раз за это утро, нежно обнял жену и тихо прошептал ей на ушко:

– Светка, я тебя люблю!

– А я тебя! – так же тихо, словно боясь разбудить кого-то, прошептала она.

Нехотя расставшись с супругой, Аркадий ушёл в спальню для того, чтобы, наконец, одеться.

Собравшись в считанные секунды, он вышел в узкий коридор.