Текст книги "И корабли штурмовали Берлин"

Автор книги: Виссарион Григорьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

На флотилии регулярно бывал командующий ОКДВА В. К. Блюхер. Нередко он лично проводил разборы наших совместных с армейцами учений. На кораблях командарм появлялся в морской форме.

Летом 1936 года «Красный Восток» ходил в низовья Амура под флагом начальника Генерального штаба РККА. Вместе с Маршалом Советского Союза А. И. Егоровым, занимавшим этот пост, прибыла группа высших военных руководителей. Когда меня вызвали в штаб и перечислили всех, кого надлежало принять на борт, у меня прямо дух перехватило – среди них были начальник Политуправления РККА Я. Б. Гамарник, начальники Военно-Морских и Военно-Воздушных Сил В. М. Орлов и Я. И. Алкснис, командующий ОКДВА В. К. Блюхер, командующий Тихоокеанским флотом М. В. Викторов, а также руководители Дальневосточного края.

Командующий флотилией объявил задачу похода и, как обычно в подобных случаях, напомнил:

– Корабль и команда чтоб были в блестящем порядке! А за безопасность плавания отвечаете головой.

По Амуру мы шли, как было приказано, самым полным, а по мелким межозерным протокам, куда потребовалось потом заходить и где порой казалось, что винты вот-вот выгребут из-под киля всю воду, – самым малым ходом. Но я был уверен в людях, стоявших на боевых постах, знал, на что способен корабль, и поход прошел без осложнений.

Было ясно, что поездка военачальников в эти края связана с важными мерами, принимавшимися для укрепления обороны Дальнего Востока. На переходе они много работали, совещались, но уделили внимание и нашему экипажу. Не раз беседовал с краснофлотцами Ян Борисович Гамарник. Александр Ильич Егоров выразил желание осмотреть все помещения монитора.

– Хороший корабль! Чувствуется, что построен продуманно и добротно, – сказал он мне после осмотра. И, улыбнувшись всем своим открытым, русским лицом, очень гармонировавшим с его могучей плечистой фигурой, спросил: – Наверное, приятно таким кораблем командовать?

…Как ни привыкаешь к кораблю, знаешь, что служить на нем тебе не бесконечно. Сознаешь и то, что для дальнейшей службы понадобится более основательная подготовка.

И все же известие о том, что предстоит сдавать вступительные экзамены в Военно-морскую академию, пришло в такой момент, когда я меньше всего об этом думал.

В июле 1937 года обстановка на границе вновь обострилась, ожидались провокации и в районе устья Сунгари, в связи с чем наша брандвахта там была усилена. На боевом дежурстве, на позиции близ села Ленинского, я и получил приказ передать монитор старпому капитан-лейтенанту Евгению Козлову.

Расставаться с кораблем оказалось тяжелее, чем мог себе представить. Попрощавшись с командой, на катере обошел, отдавая честь флагу, монитор, поцеловал нагретую солнцем сталь борта. И все еще как-то не укладывалось в голове, что уже без меня корабль проведет здесь очередную – возможно, тревожную – ночь.

В тот же день я сел в Хабаровске в поезд.

Не загадывая, как сложится дальше моя флотская судьба, я был благодарен ей за трудные и счастливые годы, проведенные на Амуре. Тут я понял, что значит пройти командирское становление. Мне посчастливилось служить в молодости под началом очень хороших командиров – Сюбаева, Бирина, Толстика, Куприянова, Кадацкого-Руднева… У них я научился многому такому, что оставалось со мною навсегда.

С Пины – в Измаил

Три года учебы в старинном особняке на Васильевском острове пролетели быстро. Академия чрезвычайно обогатила знаниями, учиться было очень интересно. А как распорядилось мною командование после спешного, без завершения госэкзаменов, выпуска, читателю уже известно. И пора вернуться к июню 1940 года.

В Киеве, в штабе Днепровской флотилии, мы с капитан-лейтенантом Меняйло узнали новости, сообщить которые до прибытия туда нам никто не мог. Оказывается, основные корабли флотилии под флагом ее командующего капитана 1 ранга Н. О. Абрамова вышли за пределы Днепра. Эти корабли стояли теперь в Одессе, готовясь идти на Дунай в связи с предстоящим возвращением Советскому Союзу Бессарабии, отторгнутой в годы гражданской войны и интервенции. В Киеве осталось совсем немного кораблей. А в нескольких сотнях километров севернее базировался Пинский отряд флотилии, предназначенный для действий на мелководных реках белорусского Полесья.

Приняв штаб, я телеграфом испросил и получил разрешение командующего побывать в Пинске. Отправились туда с капитан-лейтенантом Меняйло на днепровском пароходе, а по Припяти и Пине пронеслись на глиссере.

Леса, стеной стоявшие по берегам, перед Пинском широко расступились. Тихая Пина текла тут меж заболоченных лугов, и мы издалека увидели высоченную колокольню, а затем поднялся из-за горизонта и весь утопающий в зелени городок.

Познакомились с базой Пинского отряда, со стоявшими здесь кораблями, со своеобразными условиями плавания. Довольно забавно выглядело, особенно после амурских просторов, как маленький, имеющий минимальную осадку (но неплохо вооруженный) монитор стопорит ход, чтобы пропустить стадо коров, переходящих вброд Пину. А с берега, до которого рукой подать, из своих высоко размещенных гнезд невозмутимо рассматривают корабль, совсем его не страшась, черно-белые аисты.

Побывали мы и на старинном Днепро-Бугском канале, выводящем к границе, на Западный Буг. Канал этот, расположенный в западных областях Белоруссии, которые были освобождены меньше года назад, выглядел каким-то «дорежимным», ветхим: все его шлюзы – деревянные.

Хоть и нешироки, немноговодны были здешние реки – и Пина, и Ясельда, огибающая город с другой стороны, расположение их позволяло флотилии активно содействовать войскам, обороняющим этот приграничный район. Тем более что местами можно было продвигаться только по воде – вокруг раскинулись массивы непролазных пинских болот.

После бесед с комсоставом отряда решил провести оперативно-тактическую штабную игру. Темой взяли оборону Пинской базы. Во время подведения итогов игры мне вручили телеграмму. Она гласила, что Днепровская флотилия расформировывается и на ее основе создаются две новые – Пинская и Дунайская. Командующим Пинской флотилией был назначен контр-адмирал Рогачев, который, как сообщалось, уже отбыл из Киева. Поскольку о начальнике штаба ничего не говорилось, я посчитал, что оставлен в своей должности, только на флотилии с другим названием, главная база которой будет здесь, в Пинске.

С Д. Д. Рогачевым я был знаком по Амуру. Знал его командиром корабля, дивизиона, а в конце моей службы там – бригады мониторов. Это был старый моряк, в прошлом балтиец, горячий и вспыльчивый, но самозабвенно любивший корабельную службу.

Встреча командующего, прибывшего на глиссере, прошла по всей форме. Корабли были построены в две колонны с экипажами на верхних палубах. Рапорт я ему отдал с другого глиссера посреди реки.

Обсуждая наши дела и задачи, мы засиделись в штабе до полуночи. А под утро Рогачев разбудил меня и показал только что полученную телеграмму – неожиданный для нас обоих приказ о моем назначении начальником штаба Дунайской военной флотилии.

Дунай я увидел с буксирного парохода, вошедшего в него ранним июльским утром.

Было немного обидно, что не довелось войти в Дунай с первыми кораблями, вернувшими на великую европейскую реку флаг нашего Отечества. Потом слышал много волнующих рассказов о том, как сердечно встретили советских моряков жители Измаила. А Дунай я открывал для себя, наверное, так же, как и моряки, пришедшие сюда несколькими днями раньше.

«Голубой Дунай» – это запало в голову с детства. Может быть, он и был голубым где-то в далеких своих верховьях. Здесь же наш буксир, борясь со стремительным течением, рассекал темную, коричневатого цвета, воду. И еще одно разочарование: Дунай, оказавшийся вовсе не голубым, был и не таким уж широким – меньше километра. После Амура мне казались узкими все другие реки. Впрочем, я знал, конечно, что Килийское гирло, которым мы шли, – это не весь Дунай, а лишь один, но зато главный, самый многоводный из трех основных рукавов его дельты.

Измаил открылся в ярких лучах недавно взошедшего солнца. Нельзя было не залюбоваться обращенным к Дунаю фасадом города на приподнятом берегу. Вспомнился вычитанный когда-то в старой хрестоматии надменный ответ сидевшего тут турецкого паши Александру Васильевичу Суворову: «Скорее Дунай потечет вспять и солнце упадет на землю, чем Измаил сдастся русским». Но Измаил был взят. И вот он, светлый, залитый солнцем, снова наш.

Все отчетливее различалась каменная причальная стенка, стоящие у нее корабли. Охватывало нетерпение – скорее бы сойти с медлительного буксира!..

Через четверть часа, после того как вступил на берег, я был в штабе флотилии. Несмотря на ранний час, застаю здесь командующего Н. О. Абрамова, ставшего контр-адмиралом.

Абрамов – старый балтиец, большевик с семнадцатого года, участник гражданской войны, воевал добровольцем в Испании. Был он коренастый, с широким обветренным лицом, на кителе – орден Красного Знамени. Выслушав мой уставной доклад, Николай Осипович неторопливо сказал:

– Ну вот, наконец и встретились – не на Днепре, так на Дунае. Очень рад. Вас уж дожидаются дела. Одно есть неотложное – штаб округа ждет наших соображений насчет того, как держать тут оборону, если понадобится… Со штабом и флотилией, полагаю, познакомитесь сами.

На этом наша первая беседа и закончилась. Я понял, что командующий не особенно разговорчив, зато опекать меня не собирается, дает самостоятельно входить в курс дел.

Военком флотилии бригадный комиссар Л. В. Серебрянников, которому я затем представился, встретил очень тепло и оказался гораздо словоохотливее. Он охарактеризовал многих командиров, с которыми предстояло служить.

– В штабе пока больше вакансий, чем реальных людей, – предупредил военком. – Народ приходит в основном молодой, энергичный, но не особенно опытный. Сколоченного штаба, считайте, еще нет – флотилии-то без году неделя!..

Комендант штаба показал отведенную для меня рабочую комнату. Я распахнул окно, качнув рамами ветви цветущей акации, и присел, чтобы собраться с мыслями. Дышалось удивительно легко, сил было много, очень хотелось работать.

Глава вторая
ФЛОТИЛИЯ ПЕРЕДНЕГО КРАЯ

Трудный рубеж

Ядром военной флотилии, возрожденной на Дунае через два с лишним десятилетия после того, как оттуда вынуждены были уйти корабли молодой Советской республики, явились пришедшие с Днепра пять мониторов, отряд бронекатеров, катерные тральщики.

Флагманским кораблем стал монитор «Ударный» – самый новый. Четыре других были однотипными и носили имена моряков – героев гражданской войны: «Железняков», «Жемчужин», «Ростовцев», «Мартынов». Мониторы строились с расчетом на реки Днепровского бассейна и по сравнению с амурскими выглядели скромно. Водоизмещение – 250–285 тонн, артиллерия – по два орудия главного калибра (калибр на «Ударном» – 130 миллиметров, на остальных – 102). Броня была легкой, противоосколочной. Не отличались корабли и быстроходностью.

Но огневую силу кораблей дополняли стационарные и подвижные батареи входившего в состав флотилии Дунайского сектора береговой обороны. Комендант сектора полковник Е. Т. Просянов (оказавшийся большим знатоком береговой артиллерии и прекрасным организатором) был первым, кто явился ко мне с докладом, едва я обосновался в штабе, и через несколько минут я уже знал, какие и где батареи установлены, что представляют собой их командиры.

Самой мощной была батарея № 724. Ее дальнобойные 152-миллиметровые пушки-гаубицы стояли близ городка Рени, у впадения в Дунай Прута, по которому шла дальше на север государственная граница. Вторая такая же батарея устанавливалась под Измаилом.

На 724-й мы с Просяновым побывали на следующий же день. Закрытая огневая позиция была искусно замаскирована, орудийные дворики тщательно оборудованы – когда только успели! С НП Дунай и его правый берег просматривались вверх до самого Галаца, главного военного порта румын, а вниз – до старинной, построенной еще турками крепости Исакча, над которой маячили стрелы минаретов. Рядом располагалась отдельная пулеметная рота, также подчиненная Просянову. Она предназначалась не только для прикрытия батареи – 22 «максима» и сами по себе представляли немалую силу.

Общее число артиллерийских батарей на нашем берегу Дуная (без малого полтораста километров) дошло потом до шести. Артиллеристы носили морскую форму. Свое жилье, будь то домик или блиндаж, называли не иначе как кубриком, а сами именовались комендорами, как и их товарищи на кораблях.

Еще до знакомства с береговыми артиллеристами я побывал на кораблях. В командире дивизиона мониторов капитан-лейтенанте В. А. Кринове, к большой радости, узнал товарища по военно-морскому училищу – с курса, следовавшего за нашим. Осмотрел прежде всего флагманский «Ударный». Командир корабля старший лейтенант И. А. Прохоров держался с располагающей спокойной уверенностью. Корабль у него содержался безупречно, чувствовалась подтянутость экипажа. На остальных мониторах личный состав тоже был неплохо обучен. И везде ощущалось приподнятое настроение. Моряки гордились тем, что им доверено охранять воссоединенные с Советской Родиной земли, нести вахту на новом государственном рубеже.

Бронекатеров было пока лишь четыре, но командира отряда лейтенанта С. П. Шулика заботило, как расширить боевые возможности этих самых быстроходных кораблей флотилии. Он сразу же изложил толковые предложения насчет оборудования катеров скатами для постановки мин. Шулику было за тридцать – возраст не совсем лейтенантский, и я не ошибся, подумав, что этот дочерна загорелый здоровяк с колоритной внешностью «просоленного» моряка – командир-практик из старшин, как и многие мои сослуживцы по Амуру.

Составной частью флотилии являлся Дунайский участок ПВО. Возглавлял его полковник В. А. Матвеев, человек уже в летах, участник гражданской войны. В его подчинение входили отдельный зенитный артдивизион капитана Н. М. Шило (три батареи скорострельных 76-миллиметровок) и истребительная авиаэскадрилья капитана А. И. Коробицына. Самолеты, в отличие от достаточно новых зениток, были старых типов, некоторые – еще с неубирающимися шасси. Недалекое будущее, однако, показало, что и с такими машинами эскадрилья обладала неплохой боеспособностью.

Новая флотилия как будто имела все для того, чтобы, поддерживая должную боеготовность, осваивать свою реку. Была даже отдельная рота морпехоты. Действовала и служба тыла, обеспечивая необходимое снабжение. У той же причальной стенки, где стояли мониторы, швартовались баржи с боеприпасами и прочими грузами, нефтеналивные суда. Но именно картина будничной работы в порту, где разгружались баржи, прибывшие из Одессы, вызывала тревожное чувство, для которого накапливалось потом все больше оснований.

Лишь полкилометра с небольшим отделяли Измаильский причал от мыса Сату-Ноу на противоположном, чужом берегу. Не требовалось даже бинокля, чтобы разглядеть здание румынской пограничной комендатуры. А оттуда наш берег, более низкий, наверняка просматривался еще лучше. Получалось, что главная база, да и вся флотилия, находятся под наблюдением с иностранной территории. В мирное время – под наблюдением, а с первых минут любого конфликта – под прицельным огнем.

Амурская флотилия, где я прослужил семь лет, тоже была пограничной. Однако, плавая на виду у зарубежных соседей, мы располагали там надежными тылами, недосягаемыми для артиллерии, стоящей на чужом берегу. На Дунае же флотилия, говоря штабным языком, не имела не только оперативной, но и тактической глубины базирования. Нигде, кроме непосредственно дельты с ее островами, а затем небольшой Кислицкой протоки, – ни рукавов, ни затонов, обеспечивающих кораблям укрытую стоянку.

А «сопредельная страна» – вассал гитлеровской Германии. Правителям боярской Румынии пришлось вернуть Советскому Союзу Бессарабию. Однако вряд ли можно было рассчитывать хотя бы на нейтралитет задунайского соседа при серьезных международных осложнениях.

Словом, на дунайской границе следовало быть готовым ко всему. И наших предложений о первых действиях в случае вооруженного конфликта ждали в штабе Одесского военного округа (Дунайская флотилия, входившая организационно в состав Черноморского флота, была подчинена армейскому командованию в оперативном отношении). План таких действий надлежало разработать, исходя из основной задачи флотилии – не допустить форсирования противником Дуная, прорыва его речных сил к Измаилу. Знакомясь с флотилией, я все время думал об этом задании.

Один день посвятил обходу на катере вместе со специалистами штаба нашей дунайской границы, начиная от устья Прута. На румынском берегу мы видели солдат, ведущих фортификационные работы, места, где были установлены артиллерийские батареи, в частности на Исакчинских высотах, господствовавших над многокилометровым плесом, а также напротив Измаила.

Румыны имели на Дунае не показывавшуюся пока в низовьях военную флотилию, которая именовалась у них речной дивизией. Ядро ее составляли семь мониторов, доставшихся Румынии после распада Австро-Венгерской империи. Корабли, хоть и не новые, были достаточно мощными, хорошо бронированными. Каждый имел от двух до пяти 120-миллиметровых орудий. В речную дивизию, базировавшуюся в Галаце, входили также плавбатареи, бронекатера.

Было известно, что у нас строились новые речные мониторы, гораздо более мощные, однако пока следовало исходить из того, что флотилия, противостоящая нам на Дунае, по артиллерии сильнее нашей. Но будь даже перевес в огневой силе на нашей стороне, это не сняло бы вопроса о том, как обеспечить в военное время само существование Измаильского порта. Батареи, направленные на него с того берега, могли разнести порт раньше, чем мы успеем их подавить. Трудно было представить здесь и маневрирование кораблей. Между тем противостоящие нам речные силы могли подняться по Дунаю выше Галаца или войти в Сулинский рукав, пролегавший по румынской территории.

Как же, спрашивал я себя, быть флотилии, если понадобится здесь воевать?

В академии нас учили, что боевые действия должны переноситься на территорию развязавшего войну противника. Это и подсказывало, где искать выход: если нам навяжут на Дунае войну, надо высадить на правый берег десант, занять там достаточно обширный плацдарм, обязательно включающий район напротив Измаила. Тогда Измаильский порт и сам город были бы избавлены по крайней мере от обстрела с близкой дистанции. А флотилия могла бы развертывать дальнейшие боевые действия.

Эти соображения обсуждались у командующего с участием бригадного комиссара Л. В. Серебрянникова. Было решено включить соответствующий пункт в план первоочередных действий на случай войны, готовившийся для представления в штаб округа. Предварительные расчеты показывали, что для захвата плацдарма потребовалось бы немного войск. На интересовавшем нас участке правого берега за грядой холмов начинались тянувшиеся от Сулинского рукава плавни, способные служить естественной защитой плацдарма, и для занятия минимально необходимых позиций могло хватить нескольких батальонов.

Прежде чем ехать в Одессу, в округ, следовало выяснить, как отнесутся к нашему замыслу в Болграде – в штабе 14-го стрелкового корпуса, командир которого генерал-майор Д. Г. Егоров являлся старшим общевойсковым начальником в южной части бывшей Бессарабии. Командующий поручил это мне: начальнику штаба, мол, полезно познакомиться с соседями-сухопутчиками.

В Болграде встретили так приветливо и сердечно, что моя скованность (обсуждать оперативные вопросы с армейскими начальниками такого ранга еще не приходилось) сразу прошла. Командир корпуса – он был немолодой, худощавый, с седыми усами – выражал удовлетворение тем, что на левом крыле своей полосы обороны может рассчитывать на поддержку дунайцев.

– За эти полтораста километров границы мы спокойны, – говорил генерал Егоров. – Полагаемся тут на вас, моряков.

Я уже знал, что входившие в состав корпуса две стрелковые дивизии (обе – прославленные, известные по гражданской войне: 25-я Чапаевская и 51-я Перекопская) имели значительный некомплект. Недоставало средств усиления – тяжелой артиллерии, авиации, а танков пока не было совсем. Полоса же, прикрываемая частями корпуса, включала кроме дунайского участка границы еще участок на Пруте.

Хорошо чувствовал я себя у армейцев. Но когда изложил нашу идею насчет правобережного плацдарма, генерал Егоров ответил:

– Насколько важно это для флотилии, могу понять. Только где прикажете взять эти батальоны, откуда снять? К тому же поставленная корпусу задача по обороне советской территории не предусматривает действий за ее пределами.

Через день я отправился в Одессу. Меня принял начальник штаба округа генерал-майор М. В. Захаров, будущий Маршал Советского Союза. Его подробно интересовали состав и вооружение флотилии. Заметно было – произвели впечатление боевые возможности береговой артиллерии, ее дальнобойность.

Нашими предложениями на случай войны занялись, как положено, сперва операторы. Уже работая с ними, я понял: одобрено будет все, кроме пункта о десанте на правый берег. Это подтвердилось при заключительном разговоре с М. В. Захаровым.

– Все правильно, – сказал он, – но об этом речи быть пока не может.

Командующий войсками округа генерал-полковник Я. Т. Черевиченко, у которого я тоже побывал, согласился с мнением начальника штаба. Он добавил, что, если с началом войны флотилия окажется в состоянии предпринять такие действия собственными силами, возражать, очевидно, никто не будет.

На том дело тогда и кончилось. Но вопрос, не нашедший отражения в составленных на случай войны планах, все равно отпасть не мог.

Порой казалось, что до военной грозы, может быть, еще далеко. А сил тем временем должно прибавиться и у армейцев, и у нас. И верилось: если придется вступать на Дунае в бой, то найдутся силы и для десанта, который обеспечит флотилии возможность дальнейших боевых действий.