Текст книги "Как пальцы в воде"

Автор книги: Виолетта Горлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Проснулась Лора рано, раскинувшись на диване в гостиной. Некоторое время она пролежала в странном оцепенении, но постепенно память стала дозировано демонстрировать ей эпизоды вчерашнего представления, но как такового страха у нее не было, возможно, он, как это часто бывает, растворился в лучах наступающего дня. Все больше и больше она склонялась к выводу, что ночной спектакль был все тем же, очередным, кошмаром, только очень реальным, а это обстоятельство, естественно не является нормой. Почувствовал легкое онемение левой руки, женщина легла на спину, высвободила руки и положила их на живот, невольно подумав, что она приняла позу покойника. «К черту предрассудки, так действительно можно свихнуться», – сердито подумала она. Спустя некоторое время, после тяжелых размышлений, Лора приняла решение. Ночное представление – призрачный спектакль с участием аллегорических персонажей – поставил перед ней жесткий выбор. Сегодня же она поедет в Лондон, в гости к родителям, тем более что она им это обещала, иначе, до приезда Марка… она сойдет с ума. Вновь возвращаясь к вчерашнему вечеру, журналистка вдруг поняла, что вчера просидела целый день дома и даже не вышла прогуляться по парку. Скоро должны были подойти Фред и Ларс, поэтому она решила выйти в сад и подышать осенней прохладой в одиночестве и это желание, к сожалению, не являлось сиюминутным капризом – казалось, атмосфера гостиной вибрирует от напряжения и какой-то потусторонней энергетики. Лора вновь почувствовала признаки нарастания панического ужаса. Не думая о своем внешнем виде (помятое лицо и спутанные волосы), она хотела только одного: освободить свое сознание от этого кошмара. Воздух, открытое пространство… куда угодно, только подальше от этого ужаса… «А что потом?» – думала она. Придут люди: супруги Таунсенд и Ларс, и ей будет не так страшно заниматься своими дорожными сборами».

Она вышла второпях в сад, успев набросить на плечи шерстяной вязаный жакет. Пройдя вдоль террасы, женщина вышла к старому платану и с некоторой опаской посмотрела на дерево, боясь вновь увидеть ворону, так испугавшую ее вчера. Но птица не сидела на ветке, она лежала чуть поодаль, под платаном, со свернутой шеей, и остекленевшими антрацитовыми глазами «смотрела» на Лору.

Глава 5. МАРК ЛОУТОН, ЧАСТНЫЙ ДЕТЕКТИВ

Надев темно-синюю рубашку и джинсы, я вышел из дома. Вчера мы неплохо посидели с Фрэнком в пабе, но у меня хватило воли обойтись без яростной бомбардировки своего организма ударными дозами пенного напитка, впрочем, мой приятель в этом отношении тоже показал твердость намерений и стойкость характера.

Стояло великолепное утро. На западе еще виднелись тучи, но остальное небо сияло радостной голубизной. Природа ожила после ночного дождя и, казалось, осень ее совсем не испугала.

Я направился в свой офис по одной из аллей парка. Погода была настолько упоительной, что мне совсем не улыбалось сидеть в закрытом помещении. И я уже решил для себя: пару часов, а то и меньше мне будет достаточно для обсуждения с Шарлоттой текущих дел.

Дорога к деловому центру города, где на тринадцатом этаже высотной башни делового центра «Олимп» располагались мои небольшие владения, занимала минут пятнадцать неспешной прогулки.

Административно-торговый центр по своему архитектурному решению напоминал колбу, увеличенную до размеров высотного здания. Впрочем, такой выбор вполне оправдан и символичен – химия для жителей Тауэринг-Хилла и других ближайших городов графства – далеко не абстрактная наука. В тридцатых годах прошлого века лорд Ричард Старлингтон, профессор биохимии, стал основателем медицинской школы и химико-фармацевтического университета, а сэр Уильям, его сын, перевел дело отца на более прагматичные рельсы, создав компанию «Старлинтон энд Парк», и заложил строительство Колбы. Заканчивала возведение этой фантастической конструкции его невестка Элизабет Старлингтон, которая не могла не внести в этот шедевр архитектурной мысли свои дополнения, построив поблизости этой высотки развлекательный комплекс «Эйфория», состоящий из нескольких зданий сферической формы, соединенных между собой стеклянными переходами (подразумевается часть пептидной цепочки эндорфина – гормона радости). Кроме того,при строительстве этого комплекса был применен особый бетон, привычные представления о котором недавно были разрушены немецкими специалистами, добавившими в бетонный состав оптическое стекловолокно. Получился материал с неожиданным для бетона свойством – прозрачностью, при этом он не утратил своих обычных механических и физических свойств. Поэтому наша Колба, облицованная прозрачными бетонными плитами, выглядела невесомой, да и весь этот уникальный комплекс смотрелся очень впечатляюще:будто картинка из какого-то фантастического фильма в стиле Люка Бессона. Когда я в первый раз увидел макеты «Олимпа» и развлекательного «дополнения», то не был особоудивлен решением миссис Старлингтон: несколько эпатажно, претенциозно и провокационно, но совершенно в ее вкусе. Хотя мне тогда казалось, что воплотить в жизнь такой архитектурный замысел весьма сложно. Но для этой женщины, похоже,не было и нетничего невозможного. Весь этот центрстал визитной карточкой нашего городка, не так давно сделавшего ставку на получение статуса круглогодичного туристического курорта.

В просторном и уютном холла центра было малолюдно: рабочий день давно начался. Но с некоторыми знакомыми мне удалось перекинуться парой приветственных фраз.

Прикоснувшись к электронному датчику своей прокси-картой, я прошел сквозь раздвинувшиеся передо мной тонированные двери. И через пару минут стеклянная капсула лифта взметнула меня на тринадцатый этаж башни. Прошагав по светлому широкому коридору, с некоторым волнением я открыл ореховую дверь своего офиса.

Сидевшая в небольшой приемной перед открытым ноутбуком, Шарлотта Денч, моя секретарша и верная помощница, быстро вскочив, тепло поздоровалась со мной, не скрывая радости от моего появления. Я подошел к ней и нежно поцеловал ее в щечку.

С этой девушкой мне вообще очень повезло; природа наделила ее теми качествами, которыми, как мне кажется, и должен обладать отличный административный помощник: ненавязчиво и тонкопредвосхищать желания своего босса (интим исключен), и, безусловно, профессионализм во всем остальном. В полне зауряднаявнешность Шарлотты в силу ее обыденности, не отвлекает ни меня, ни другихнемногочисленных моих сотрудников от работы. Мисс Денчзнает об этом и, будучи девушкой умной, принимает факт своей внешней тривиальности нормально, твердо стоит на ногах, не витая в мечтах о славе кино-теле или как ой-либо дру гой звезды.Но в ней имеется еще один очень важных плюс: Шарлоттечудесным образом удается избежать привычнойсоставляющей тако го родаработы – влюбленности в своего босса, а в силу этого – и некоторого заискиванияперед ним; впоследствии такой процесс может перерасти в легкий служебный флирт с дальнейшимибанальны мии анекдотичн ыми ситуациями вроде «аэробики» настоле, диване… и так далее, на сколько хватит фантазии, умения и сил по претворению в жизнь бессмертного учениякамасутры. Моя заслуга в отсутствии таких сомнительных радостей – приверженность некоторым, почтирелигиозным постулатам: не лезть в петлю самому и очень сильно сопротивляться, если у кого-нибудь возникнет желание наброситьм не ее на шею. У моей помощницытакого желания, по всей видимости,не возникало, хотя, не исключено, чтоона его тщательно скрывала, прочувствовав мое отношение к этому вопросу.Как бы то ни было, у нас сложились замечательные деловые отношения, доверительные, но без фамильярности.

Выглядела Шарлотта этим утром привлекательней, чем обычно. Еще недавно, месяц назад, внешне она напоминала мне не самую хорошую копию Рене Зельвегер в одной из ее очень известных ролей. За время моего отсутствия мисс Денч заметно похудела, что не могло не польстить моему мужскому самолюбию (с чего я взял, что она худела ради меня?). Конечно же, девушка похорошела ради какого-то другого мужчины или даже для себя, тем не менее меня не могла не порадовать такая метаморфоза: весьма приятно, когда твой взгляд получает удовольствие от такой, гармоничной, картинки. Впрочем, иногда я рассуждаю по-другому, но только по той причине, что из всего стараюсь извлечь для себя плюсы.

Новая прическа девушки открывала лоб, пряди темно-русых волос слегка прикрывали несколько широкие скулы округлого лица. Брючный костюм цвета опавшей листвы хорошо сидел на ее ладной фигурке. Серо-зеленые глаза были подкрашены как-то иначе, но в чем заключалось новизна макияжа, я не понимал да и не собирался вникать в такие мелкие детали.

За кофе Шарлотта рассказала мне о всех текущих делах, которых оказалось не так много, в основном они касались проведения несложных анализов, но одно дело стояло отдельно. И я обратил на него особенное внимание, во-первых, оно в какой-то мере предполагало небольшое расследование, во-вторых, просьба исходила от нашего священника Джейсона Коварта; а я считаю, что не по-христиански отказывать в помощи церкви и полиции. Нашего викария я уважал безмерно и был рад оказать ему услугу. А дело состояло в следующем.

Полторы недели назад сторож городского кладбища показал священнику пару могил, которые кто-то пытался как-то странно осквернить. Невдалеке от одной надгробной плиты были вырваны несколько кустов плюща и мака, а у подножия другого памятника, в нескольких местах, был немного разрыхлен верхний слой почвы. Я не стал спрашивать у Шарлотты, откуда известно, что речь идет о плюще и маке. Зная нашего сторожа, живущего рядом с кладбищем, и особенно о его приверженности к своей работе, сомневаться в таком выводе не приходилось. Вчера Фрэнк уже упоминал об этом деле, на прошлой неделе он установил скрытые камеры наблюдения, но подобное хулиганство больше не повторилось, так что в последние дни обстановка на погосте, как доложила Шарлотта, вполне располагала к тихому, пассивному отдыху. Выслушав свою помощницу, я зашел в лабораторию поздороваться с лаборантами Скоттом и Норой. (Сегодня у них не было сложных анализов, поэтому они работали в обычной препараторской.) Вчерашние студенты оказались добросовестными сотрудниками, относящихся к своей работе ответственно и с огромным интересом.

Оказавшись в просторном помещении, разделенном стеклянными стенами, в одном из отсеков я увидел, как Скотт бесшумно скользил в мобильном кресле вдоль длинного белого прилавка, работая одновременно на нескольких компьютерах. Увидев меня и приветливо улыбнувшись, он поприветствовал меня взмахом руки и сразу же углубился в изучение разноцветных узоров, веселой мозаикой украсивших монитор. Голубоглазая блондинка Нора, на миг оторвавшись от микроскопа и доброжелательно улыбнувшись, громко произнесла: «Привет, Марк! Рада тебя видеть!» и вновь с озабоченным видом приклеилась к окуляру. Мне импонировала такая сдержанность: в лаборатории не уместны пространные разговоры.

Возвратившись через приемную в свой кабинет, я подошел к окну и с удовольствием окинул взором привычный живописный пейзаж за стеклом, порадовавшись своему возвращению к работе.

Интерьер моего офиса неплохо совмещал деловой стиль с комфортом, кроме того благодаря усилиям наших девушек он стал очень уютным: ореховая мебель светло-палевых тонов, обитые бежевым арпатеком офисные кресла и стулья на фоне стен оливкового цвета, горшечные растения, не устающие радовать меня своим цветением (еще одна заслуга Шарлотты).

Усевшись за письменный стол, я включил офисный ноутбук и стал просматривать свою почту и другие рабочие материалы, скопившиеся за время моего отсутствия. Поработав часа полтора, я почувствовал легкую усталость и, потянувшись, встал из-за стола и вновь подошел к окну.

Стоя у большого прозрачного периметра, я задумался, но это не помешало какой-то частью моего сознания наслаждаться открывающимся видом: безмятежной гладью озера, морским побережьем, утопающими в зелени садами и парками, ажурными мостами, церковным шпилем, аккуратными коттеджами и особняками… Но буквально через пять минут погода решила вспомнить свои летние капризы. Быстро и неожиданно небо затянулось темными тучами, решившими освободиться от своей ноши, и крупные капли дождя забарабанили по крыше и стеклу башни.

Такие изменения атмосферы мне не понравились, но изменить это обстоятельство мне не представлялось возможным. Поэтому, усевшись за стол, я стал заниматься тем, что мне было посильно. Несколько раз просмотрел записи скрытых видеокамер, установленных в нескольких местах кладбища и церкви, но ничего криминального обнаружить мне не удалось. Хотя посидев пару минут с закрытыми глазами, пытаясь ни о чем не думать, я все же смог уловить одну неопределенную странность. Какая-то деталь, возможно, мелочь зацепила мое подсознание, но мозг пока не мог ее «увидеть». Может, это и неважно, но я привык все проверять. А для этой цели мне нужно было покинуть свой кабинет, надежную защиту от дождя и непогоды.

Взглянул в окно, я с удивлением обнаружил, что дождь уже закончился. Погрузившись в работу, я этого даже не заметил, что меня несколько огорчило, но несильно, потому что мой мозг, определив для себя новую загадку, вспрыснул в кровь порцию адреналина; и, вскочив, я стал мерить комнату шагами, ощутив, как энтузиазм и азарт разогрели меня, окатив горячей волной приятного возбуждения.

Мое состояние передалось и Шарлотте. Она очаровательно, как-то особенно улыбнулась, лукаво прищурив глаза, но ничего не спросила, а молча сделала для меня чашку кофе. Перед этой девушкой мне было не стыдно проявлять свою щенячью радость.

Выпи вкофе и подмигнув на прощание Шарлотте,я накинул «дежурную» легкую курточку, захватил зонт, забытый мною месяц назад, пластиковый пакет, несколько бумажных салфеток и вышел из приемной. В ожидании лифта я продолжал думать о Шарлотте и о том, как мне с ней все же повезло: девушка правильно догадалась о моих дальнейших планах, поэтому и не стала задавать вопросы, суеверно боясь спугнуть свои да и мои надежды на возможное интересное дело. (Есть у меня одно (?), не очень хорошее качество: воодушевленный какой-либо новой идеей, я могу потухнуть, не успев разгореться.)

Обогнув округлый фасад здания, я направился через парк к городскому кладбищу.Мне намного лучше думается при неспешно й прогулке насвежем воздух е, поэтому я направился к озеру, рассудив, что прибыть к месту вечного упокоения еще как-то успею. Надеюсь, что небеса меня тоже пока не торопят.

По сле прошедшего дождя стало чуть прохладнее, но дискомфорта я не ощущал. Влажный воздух приятно бодрил, и желания ускорить шаг у меня не возникало.

В парке в это время дня было малолюдно. Симпатичная молодая девушка и спортивного вида юноша оживленно что-тообсуждали, ничего не замечая вокруг себя.В любленная парочка излучала такой поток счастья, что мне даже удалось к нему слегка прикоснуться. Несколько собачников выгуливали своихразнокалиберных питомцев.

Гуляя по дорожкам парка, я наслаждался великолепием окружающей красоты, в который раз мысленно отмечая, насколько же природа совершенна, все в ней органично, и эту гармонию можно наблюдать в любое время года. Начиная с конца весны и до средины лета в парке, под ажурной тенью сосен, происходит волшебство цветения рододендронов. Чтобы описать буйство красок этой лавины цветочной пены необходим особый талант, а уж передать чудесный букет ароматов… просто невозможно, этот благоухающий океан опьяняет тонко и упоительно. Что может сравниться с такой силой эмоционального воздействия на человека, кроме музыки, конечно? Сейчас же здесь царила атмосфера зрелого лета, но уже несколько уставшего от активного и жаркого времени.

Спускаясь к Хрустальному озеру, я все еще размышлял об устройстве мироздания, хотя меня должны были волновать совершенно земные задачи. Усилием воли мне удалось направить движение мыслей в нужное русло.

Зеркальная стальная гладь озера искаженно отражала желтоватые облака, вяло плывущие по голубому небу. Но постепенно облачность рассасывалась, и выглянуло покабледное иробкое , но подающее надежды солнце.По контрасту с этой картинкой на водной палитре озера яркими мазками выделялось семейство диких уток, активно добывающих себе на завтрак более мелкую и пассивную озерную живность.

Садовыескамейки были мокрые после дождя. Но меня это не испугало, салфетками вытерев деревянную поверхность лавки и положив на нее пластиковый пакет, я чуть нивелировал возможные неприятные ощущения иуселся на скамейку неподалекуот утиного домика. Хотя это был все же опрометчивый шаг с моей стороны, потому что рядом росогромный дуб, ронявший время от временитяжелые, мокрые листья и орошая меня застрявшим в его кроне дождем. Лень было искать более сухое место, тем более зная, что здесь, у озера, я его точно не найду. Глядя сквозь ветви плакучих ивна водную серебристую амальгаму, я пытался схватить промелькнувшее вмоей голове расплывчатоевоспоминание, явно связанное с тем смутным подозрением, которое возникло у меня припросмотр е видеозаписей городского погоста.

Вдруг сзади раздался хруст веток и шелест листьев. Оглянувшись, я увидел двойникасобак иБаскервилей , во-всяком случае, знаменитый персонаж детективной повести мне представлялось именно таким.

Огромныйчерный дог, размером с хорошего теленка, не мигая, уставился на меня. Я замер в немом восторге. Горделивая осанка, мощь и красота пса произвели на меня неизгладимое впечатление. Все в не мбыло гармонично и соразмерно: рост, сила и элегантность. Не зря говорят, что дог – Аполлон среди собак.

«Аполлон» был настроен явно дружелюбно, но смотрел откровенноизучающе.

Боковым зрением я увидел спешащую к нам светловолосую девчушку, лет десяти.

– Сэр, не бойтесь! – звонким голосом прокричала она. – А мадейдобр ый! Он филантроп!

– Вуф! Вуф! – низким, полнозвучным лаем подтвердил « филантроп» это смелое утверждение, наклонив набок породистую морду.

– Я и не сомневаюсь! – ответил я,л учезарно улыбаясь Амадею, надеясь, что буду им понят правильно.

Кобель подошелко мне поближе. Ч уть наклонившись, я отважно подал псу руку, хотя совершенно не был уверен в правильности своего поступка, в тот момент совершенно позабыв о «собачьем» этикете. Пес тоже не стал размышлять о таких мелочах, обрушив огромную лапу на мою ладонь. Затем он аккуратнообнюхал мои кроссовки и,очевидно, решив, что я не представляю опасности для е гохозяйки, усел сяв трех футах от меня, вполне удовлетворенн ыйпроведенной работой, но все же толиканастороженнос ти оставалась в егоумных блестящих глазах.

– А почему Амадей? Он сочиняет музыку? – попытался пошутить я, сразу сообразив, что попытка получилась грубоватой и далеко не остроумной.

– Вы напрасно иронизируете! – обиженно заметила девочка. Музыку сочиняю я, а Амадей ее чувствует.

– Аа, – понятливо прокомментировал я. – Какой необычный пес. – Лесть прозвучала несколько фальшиво, но у меня совершенно не было опыта в сочинительстве подобного рода комплиментов.

– Ну, в этом я, пожалуй, с вамисоглашусь, – серьезно ответила девчушка и, чуть помолчав, заключила: – Вы наблюдательный.

– Спасибо, – пытаясь не рассмеяться, сказал я. – С вашим другом я познакомился. Меня зовут Марк Лоутон. А как зовут вас, юная леди?

– Вивьен-Маргарет – смутившись, проговорила девочка. – Хотя это мой сценический псевдоним, на самом деле меня зовут Мэри Джонс, но это слишком просто, – вздохнула она. Когда я вырасту – стану известной пианисткой, ак этому нужно готовиться уже сейчас.

– Верно, – подтвердил я.

– Вуф! – кивнул за компанию черной мордой Амадей.

– А знаете почему? – спросила Мэри.

Я неуверенно пожал плечами, промолчав, предполагая, что именно такой реакции от меня и ожидали.

 – Чтобыобрушившаяся на меня слава не стала неожиданностью для моей головы, – с глубокомысленным видом заключила она. – А вы часто здесь гуляете? Мы часто, но вас здесьне встречали.

– К сожалению, я гуляю не так часто, как мне хотелось бы.

– А почему? – Хорошенькое личико девочки слегка покраснело. – Извините меня. Мои родителичасто делают мне замечания… я слишком любопытна и болтлива, – тяжело вздохнула она и оглянулась, очевидно, убедиться, что они где-то неподалеку. Посмотрев в ту же сторону, я увидел молодую пару. Они не очень-то спешили: с такой охраной, как Амадей, родители Мэри, по-видимому, не опасались за безопасность своей дочери. –Я борюсь с этим, – продолжала свой рассказ девочка, – но иногда, когда уж очень интересно, разрешаю своим недостаткам меня победить!

– Думаю, это нормально для ваших лет, мисс Джонс.А бываю я здесь редко, потому что нет времени.

Огромные голубые глаза Мэри алчно заблестели в предвкушении предполагаемого интервью. Судя по ее одержимому виду, меня ожидала лавина вопросов,готовых сорваться с пухлых губ девочки, но пока неуемное любопытство Мэри сдерживалось рамками традиционноговоспитани я. Хотя спустя минуту усилия ее родителей стали разрушаться на моих глазах.

– А почему у вас нет времени? – И без всякого ожидания моего ответа, последовало: – Акак вы думаете, сколько мне лет?

– Я много работаю, – ответил я и, сосредоточенно прищурив глаза, добавил: –Думаю, что вам около двенадцати, – польстил я девчушке, прибавив пару годков (как все меняется у женщин с возрастом!).

– Скоро будет, – радостно крикнула она, бросив осторожный взгляд на Амадея. Тот удивленно склонил набок огромную морду, в его взгляде сквозило легкое недоумение.Мэри тоже это заметила, поэтому сконфуженно уточнила: – Скоро будет… через два года, но разве это много?

– Н ет, конечно. Это вообще доля секунды… в масштабах космоса.

– Вот видишь, Амадей. Я не лгала, только чуть преувеличила.

Пес, похоже, согласился уже привычным для меня «Вуфф». Он, наверное, приготовился и дальшевнимательно слушать нашдиалог, совершенноне подавая признаков нетерпе ния. Очевидно, для него это не было чем-то необычным: его хозяйка явнообладала талантом втягивания потенциального собеседникав активный диалог,мягко игнорируя нежелание возможного оппонента.

В этой хорошенькой девчушке, судя по всему, уже проснулось одно из женских качеств: легко корректировать конкретный факт в выгодную для себя форму. Я взглянув на ее симпатичное личико и понимающе улыбнулся огромным голубым глазам. И тут что-то в моей голове щелкнуло.

Сама того не зная, Мэрипомогла мне в моей бесплодной попытке сфокусироватьсмутны еи расплывчатые подозрения, и неясная картинка обрела четкие очертания. И явспомнил другую, давно умершую, девочку и теперь знал, где искать подтверждение сво ей догадке.

Мои объяснения причин необходимости своего скорого ухода я облек, конечно, в завуалированную форму, заверив, что буду чаще приходить к озеру. Мэри приняла их, чуть нахмурившись, а пес – весьма благожелательно. Будущая музыкальная звезда взяла с меня «честное слово», Амадей тактично промолчал, подав на прощание лапу.

Я торопливо шел по центральной улице университетского городка, названной аллеей Альпийских роз. И это название было совсем не вымышленным – действительно, эта часть парка демонстрировала огромное количество рододендронов. Несмотря на то что период цветения этих удивительных растений уже прошел, их листья еще не затронуло касание осени.

Миновав парк, я вышел на наш Стрэнд. Только если в Лондоне одноименная улица соединяет политическую и деловую части города, то у нас – старую часть Тауэринг-Хилла и кампус.

У второго светофора улица разветвлялась. Пойдешь прямо – Айви-стрит выведет к набережной. Повернув направо, я вышел к торговому центру города. Здесь было все, что требовалось местным жителям: от скобяных товаров и одежды до различного рода салонов и многих развлекательных заведений. Я уже достаточно проголодался, но желание подтвердить или опровергнуть свои подозрения было сильнее голода, да и сверлящее нервное возбуждение не дало бы мне почувствовать вкус еды, а стало быть я мог лишить себя удовольствия. Мне же этого не хотелось: жизнь так коротка… А ланч на некоторое время можно и отложить, зато потом наслаждение от еды будет острее.

Мысль о голоде промелькнула и погасла; у меня на тот момент была другая, более существенная, тема для размышлений: а догадался бы я о той «невидимой» моим мозгом странности, которую я почувствовал при просмотре видеозаписей съемки, если бы не моя встреча с Мэри?

Будучи убежденным фаталистом, я верю, что вся моя жизнь протекает по уже созданному кем-то сценарию, как, впрочем,и жизнь других людей. И если мне приходиться отклоняться от заданного сценария – провидение мягко, а иногда и не очень, корректирует мои действия. Мысль отнюдь не нова, и я не сделал открытия. Думаю, любая, казалось бы, случайная встреча далеко не является такой, и уже предопределена свыше. Я понял это давно, анализируя прошлое и настоящее, как свое, так и знакомых мне людей. Иногда, когда я хотел что-то изменить – у меня не всегдаэто получалось, а через какой-то период наступали болееблагоприятные обстоятельства, приводящиек оптимальным для меня переменам, о которых я даже не подозревал ранее. Конечно, мне хотелосьнадеялся и верить, что «сценарий», созданный для меня небесами,вполне благоприятный. Пока это было так.

Вскоре показался золотистый шпиль церкви, а спустя пять минут и городское кладбище.

Надосказать, меня всегда привлекали места вечного упокоения. Сложно описать ту сложную гаммучувств и ощущений, которы е охватывали меня при их посещении.Может, поэтому я не упускал случая побродить среди могил, чтобы попытатьсяпроанализировать свое внутреннее состояние и в конечном итоге «навесить» на него характерноеклише или окончательно примиритьсяс тайной и недосказанностью кладбищенской атмосферы.

Но сегодня у меня была вполне конкретная цель.

У кованных ажурных ворот, обвитых жизнерадостным плющом, пошатывался Морис Глэдли, смотритель кладбища и по совместительствугид, в общем-то, сполна оправдывающий свою фамилию. М ужчиналюбил свою работу и отдавался ей безоглядно. Счастливое и жизнеутверждающее выражение лица редко покидало Морисаи могло бы заразить оптимизмом и жизнелюбием многих, но, к сожалению, его постоянное имногочисленное окружение было не в состоянии разделить с ним радость бытия. Даже искренняя скорбь Глэдли на чьих-либо похоронах была какой-то жизнерадостной, но совсем не обидной ни для родственников усопшего, ни для других участников похоронной процессии, не говоря уже о самом виновнике печального мероприятия.

Морису было почти семьдесят. Но выглядел он на десяток лет моложе, и это, несмотря на то что трезвым его не видел никто из живущих нынче в Тауэринг-Хилле, хотя – и откровенно пьяным – тоже.

Маленький, худосочный, юркий, хитроватый, но весь из себя такой живчик, брызжущий энергией, проворный, как ртуть, смотритель напоминал Чарли Чаплина, только без усов и котелка, а его растоптанные, откровенно большие ботинки усиливали это сходство. Морис осознанно подражал великому комику, но делал это так талантливо и смешно, что не вызывал замечаний у окружающих, а наоборот – смех и поощрение. И это на кладбище! Нередко доходило даже до курьезов.

Морис являлся своего рода достопримечательностью города. За его трудолюбие и смешливость этому бодрячку прощалось его многолетнее поклонение Дионису. К тому же он отлично изучил вверенный ему объект и неоднократно оказывал помощь по разным хозяйственным вопросам, да и в качестве гида мужчина был незаменим.

Жил Глэдли в маленьком веселеньком домике, рядом с кладбищем. И как он сам рассказывал, такое тихое и спокойное соседство его очень устраивает.

Сейчас смотритель-гид стоял, крепко держась за крыло ангела. Мраморный розовый херувим привычно улыбался, но в его улыбке не было признаков радости от такого соседства.

На свежеокрашенных черных воротах блестела бронзовая надпись: « Parva domus, magna quies» («Малое жилище – великий покой»).

Хитро прищурившись, Морис поприветствовал меня. Смотритель был чрезвычайно словоохотлив. Сам с собой он пока не разговаривал, но разговаривал с могилами, вернее, с теми, кто нашел в них свое упокоение, при этом его монологи были такими яркими и выразительными, издалека напоминавшими фанданго, что емудаже хотелось ответить. Хотя , по-видимо, за прошедшую ночь старик все же соскучился поживому общению.

– Что-то вас давно не было видно, мистер Лоутон, –вместо приветствия констатировал он приятным и почти трезвым голосом.

– Да, выправ ы, мистер Глэдли.

– Были в отъезде?

– Как вы догадались? – деланно удивился я.

 – Это легко, – самодовольно ухмыльнулся старик, не решаясь все же оставить мраморного ангела на произвол судьбы. – Вы как-то говорили, чтона кладбище вамхорошо думается. Сомневаюсь, что за последнее время у вас не возникла необходимость о чем-либо хорошенько поразмышлять, – иронично захихикал он. – Значит, вы для этой цели бродили среди других могил.

 – Браво, мистер Глэдли, ваша логика меня восхищает, – без всякого скепсиса заметил я. – Я навещал своих родственников, проживающих в Милане.

 – О, Италия! – Он восторженно причмокнул.

А я в этот момент понял, мне срочно нужно ретироваться, дабы избежать его монолога, тем более мне показалось, что мои мозги наконец-то настроились на нужную волну. –А вы еще не видел исегодня отца Коварта? – У меня не было необходимости видеться со священником, но привычка «заметать следы», по– видимому, у меняв крови.

– Как же не видел? – возмутился Морис. – Минут десять назад он направлялся в сторону церкви. Так что там вы его и найдете. – Любопытство Мориса росло, как аппетит у страдающего булимией, и требовало дополнительных порций информации. Я знал, что теперь он последует за мной, особо не прячась.

– Благодарю вас, мистер Глэдли. – Хорошегодня! – попрощался я и, следуя своей легенде, последовал к церкви через кладбище.

Слева, сразу за воротами, на небольшом холмике, перед моими глазами предстала маленькая часовня, обновленная и сверкающая бежево-кремовой палитрой, нов моих ассоциациях казавшаяся воздушным пирожным, не совсем уместным в таком месте. Перед входом в часовню радовала взор клумба-цветник, усыпаннаямелкими яркимицветочками. В центре клумбы журчал аккуратный грибок фонтанчика. Были здесь и деревянные скамейки, обычно не пустовавшие в теплое и сухое время года. Отсюда, с этого холма, открывался вид на многие захоронения. Намоги льных плитахпестрели еще не увядшие цветы, оживляющие бело – серую гамму мраморных крестов и каменных надгробий. Веяло ничем не нарушаемым покоем – просто идиллия! Но мне, к сожалению, некогда было наслаждаться этой пасторалью и я направился к интересующим меня могилам.