Текст книги "Меврик (ЛП)"
Автор книги: Вилдер Л.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Л. Вилдер
«Меврик»
Пролог
Меврик
Моя мать любила повторять, что все в жизни происходило не просто так. В любой ситуации: в самых трагических или наоборот, незначительных событиях, она видела смысл. Она свято верила в то, что каждый человек может найти свою «серебряную подкову», если он терпелив, усерден и долго ищет. Ее вера ни разу не пошатнулась. Встречая тяжелые времена с несгибаемой силой и решительностью, моя любящая мать ждала... и не важно, как долго приходилось. Спустя месяцы или даже годы, она всегда видела слабое свечение в конце длинного темного туннеля.
А я говорил: «Дерьмо все это. Нет никакой чертовой «серебряной подковы». Всякое случалось. Тяжелые времена – являлись такой же частью жизни, как воздух, которым мы дышали. Нам приходилось учиться справляться со всем, что преподносила жизнь и двигаться дальше». И все же каждый раз, когда судьба посылала мне очередное дерьмо, я ловил себя на мыслях о матери. Если бы мама осталась жива и знала о том, как я жил последний год, что бы она сказала? Сумела бы и сейчас увидеть мою удачу? Я был чертовски уверен, что нет.
Глава 1
Меврик
– Не лезь в это, Меврик. Я тебя знаю. Дай немного времени, пусть все утрясется, братишка, – сказал мне Коттон.
Я видел тревогу в его пронзительных глазах, его помощь значила для меня очень много. Он был хорошим парнем... отличным президентом. Братья «Ярости Сатаны» любили Коттона и смотрели ему в рот. Все мы знали, что клуб и братство – его жизнь. Как президент клуба, он жертвовал для нас всем и рисковал жизнью снова и снова, если требовалось защитить семью. Я уважал его за это и имел честь стать частью семьи.
– Я знаю, что на самом деле здесь происходит. Можешь в чем угодно меня обвинять, но правда написана у тебя на лбу.
– Он мой сын! Кем я буду, если подвергну его опасности? Я не могу так рисковать, Коттон! – ответил я, и посмотрел на свою сломанную руку, висящую на перевязи.
Меня здорово отделали: порезы и ссадины покрывали мое тело с головы до пят. Надо мной хорошо поработали, и я до сих пор не понимал, почему они просто не убили меня, когда выдался шанс.
– Сам подумай. Что, если бы он находился со мной, когда эти уроды набросились? В моих силах защитить его, и я не переживу, если с ним что-нибудь случится. Я уже сломал жизнь его матери, и будь я проклят, если сделаю с ним то же.
– Это полная чушь, и ты сам это знаешь. Хейли сама нарвалась на все это дерьмо. Ты не можешь продолжать винить себя, – ворчал Коттон.
– Это я виноват! Во всем! Меня не было рядом, когда она нуждалась в защите. Я должен был остаться и убедиться, что Хейли получила всю помощь, в которой нуждалась. Теперь ее нет, она мертва, а я должен с этим жить. Джон Уоррен – это все, что у меня от нее осталось. Я никому не позволю ему навредить.
– Ничего с ним не случится, Меврик, – убеждал меня Коттон, но мы оба знали, он не мог этого гарантировать. – Ничто из этого больше не имеет значения... все в прошлом. Прямо сейчас тебе стоит встретиться со своими демонами, и либо победить, либо научиться с ними жить.
Я знал, что он прав. Я был не в себе с тех пор, как привез Джона домой. Смотря на него, я знал, что моя кровь течет в его венах. Он казался таким прелестным, здоровым и крепким ребенком. Я благодарил Бога, что его мать, сидящая на наркоте, не навредила ему. Но все же глубоко в душе меня мучил вопрос, но я все не решался затронуть его. Почему эта странная тоска не покидает меня? Я полюбил этого ребенка с первого дня, но меня терзали сомнения, которых я даже не понимал. Мне нужно было поверить, что делал это для него. Я уже так много потерял, и не могу нести крест за еще одну сломанную жизнь. Я... клуб... какая бы не имелась причина, моему сыну не место рядом со мной. Он заслуживал большего.
– Я не могу рисковать и повторять ту же ошибку, Коттон, – комок в горле мешал даже выговаривать эти слова.
Я, правда, верил, что отвезти его к Лили окажется верным решением. Ребенку нужна мама, а Лили любила его как родного. Эгоистичная часть меня хотела, чтобы все оказалось по-другому. Но все же, я знал, что должен защитить сына любой ценой. Сейчас это являлось важнее всего.
– Меврик... – снова попытался Коттон.
– Мне нужно, чтобы ты поддержал меня сейчас, – огрызнулся я. – Так будет правильно для Джона... и для меня.
На лице брата отразилось смирение, и он положил руку мне на плечо.
– Я хотел, чтобы ты подождал немного, но если считаешь, что это именно то, что тебе нужно сделать, я поддержу тебя. Когда ты уезжаешь?
Я встал и взял свои ключи.
– Сегодня вечером. Нет смысла оттягивать. Дорога долгая, вернусь через пару дней.
– Скажу ребятам. Только будь осторожен, – напутствовал меня Коттон, пока я шел к двери. – Меврик?
Я оглянулся.
– Иногда нам не избежать сложного выбора. Но ты должен быть уверен, что поступаешь правильно, брат.
Я опустил глаза в пол. Потертые доски скрипнули под ногами, и я удивился, как они до сих пор выдерживали мой вес. Я чувствовал себя так, словно держал на плечах всю тяжесть неумолимого мира. Стало больно двигаться, даже дышать. Слова брата крутились в голове, и я знал, что он прав. Это единственное решение могло преследовать меня всю жизнь, но я нутром чувствовал – это правильно по отношению к Джону Уоррену... моему сыну.
Открыв дверь в свою комнату, я остановился. Сложно поверить, как она изменилась за последнюю неделю. Просто спальня. Место, где можно «расклеиться», когда мне это необходимо, но сейчас я его не узнавал. Присутствие Джона наполняло воздух, окружая меня теплом. В моей груди что-то сжалось от мысли, что больше он здесь не появится. Пытаясь унять мысленную истерику, я схватил сумку и быстро стал наполнять ее детскими игрушками и одеждой. Уложив сверху маленького жирафа, с которым сын засыпал каждую ночь, я уже не мог держаться. Ноги подогнулись подо мной при мысли о моем ребенке, спящем в кроватке, обнимающим за шею жирафа своими крошечными пальчиками. Это добило меня. Я упал на колени, крепко сжимая в руках мягкого зверька, затем поднес игрушку к лицу и вдохнул детский запах. Черт. Такой боли я еще не испытывал.
Ну почему все должно быть именно так? Почему я не такой отец, какой ему нужен? Что, черт возьми, со мной не так? Грудь сжало тисками от мысли, что я отдам его Лили. Сердце покрывалось трещинами, словно стекло, когда я думал, что больше не увижу его улыбку, не прикоснусь... не обниму. Он являлся частью меня – лучшей моей частью, и я никак не мог унять сомнения, пронизывавшие мой разум. В душе росла тьма, затягивая меня в пучину. Джон заслуживал больше, чем я мог дать... больше, чем тусклую жизнь, подобно моей.
В дверь постучали, и я едва успел подняться с колен, когда вошла Кессиди. Сын сидел на ее бедре, одной ручкой вцепившись в ее волосы, а другой сжимая бутылочку.
– Я только что искупала и накормила малыша. Он готов ко сну.
– Спасибо, Кесс, – она являлась одной из барменов клуба. Несмотря на то, что девушка иногда тусила с клубными девчонками, я доверял ей присматривать за Джоном. Она сразу же полюбила мальчика и с удовольствием проводила с ним время. С того самого дня, как я привез сына в клуб, Кесс никак не могла оторваться от него, всегда обнимала и играла с ним. Она обожала мальчишку, и я бы без нее не справился.
Я потер глаза ладонями, пытаясь стереть слезы. Заметив выражение моего лица, Кесс насторожилась.
– Ты в порядке? Что происходит?
– А ты поверишь, если скажу, что все в порядке? – я отвернулся и стал запихивать в сумку оставшиеся вещи Джона.
– Я серьезно, – рявкнула девушка на меня. – Выкладывай, Меврик, что происходит? Ты его куда-то увозишь?
Пришлось набрать полную грудь воздуха и сглотнуть тяжелый ком, чтобы справиться с эмоциями, разрывающими меня на куски. Я должен был держаться.
– Я везу его к Лили и Голиафу. Они смогут дать ему все, что нужно... жизнь, которую он заслуживает.
– Что? Нет! Ты не можешь так поступить, Меврик... Его место здесь, с нами... с тобой. Ты его отец. Ты – тот, кто ему нужен, – Кессиди кричала, а слезы наполняли ее глаза.
– Взгляни на него, Кессиди. Он – совершенство. Такой невинный... чистый. Все, что есть хорошее в этом мире, заключено в этом ребенке.
Кесс смотрела на моего сына, горе исказило черты ее красивого лица.
– Если оставлю его здесь, то не принесу ему ничего хорошего, только все испорчу. Я люблю его. Я люблю его так сильно, как не любил никого в этом мире, и должен защитить его... защитить от моего мира... от меня самого, – с каждым моим словом буря эмоций возвращалась, но я забрал сына из ее рук и подхватил детский багаж. – Я не жду, что ты поймешь, Кессиди, но это то, что я сделаю. Я так поступлю, ради него.
– Прошу тебя... пожалуйста, не делай этого, – Кесс умоляла, хватая меня за руку, а ее глаза молили выслушать. – Это какая-то ошибка. Ты будешь жалеть об этом до конца своей жизни.
Но я больше не мог выносить ее слов. Понадобились все мои силы, чтобы отстраниться от ее криков и пройти мимо девушки к двери.
С облегчением осмотрев пустую парковку, я усадил Джона в его автомобильное кресло. Пока застегивал ремни вокруг ребенка, он схватил меня за руку и улыбнулся. Эта улыбка горячим клеймом навсегда осталась в моем сердце. Я бережно поднес крошечную ручку к губам и нежно поцеловал пальчики.
– Я люблю тебя, Джон Уоррен. Всегда буду любить.
Вручив сыну жирафа, я поставил остальные сумки на сидение возле ребенка. Закрыв дверь, я сел в машину и несколько минут сидел в тишине, соскребая себя воедино. Было так тихо, словно я застрял в каком-то кошмаре, затерялся в непроглядном тумане. Неожиданно Джон начал лепетать. Он разговаривал со мной, словно я понимал, что он говорит.
Повернувшись к сынишке, я ответил:
– Знаю, дружок. Я знаю.
Вытер слезы и завел машину. Вскоре малыш уснул и оставил меня наедине с душераздирающими мыслями и вопросами. Я все не верил – столько всего произошло за последний год. Если бы я только знал... Если бы не оказался таким тупым и понял, что происходило с Хейли, может, все было бы по-другому?
Я никогда не забуду тот первый раз, когда увидел ее, свернув свой байк к старой закусочной на девятнадцатом шоссе. Это находилось в стороне от моего маршрута, но на улице стало сыро и холодно. В тот момент, когда она проходила мимо, я перестал чувствовать холод. Девушка обслуживала столики, и я задался вопросом: «Почему такая красотка работает здесь, в забытой глуши?» Девушка обладала телом, заставляющим мужчин желать сорвать с нее одежду, я уж точно хотел. Я с первой секунды хотел почувствовать ее кожу своей. Черт... все мое тело каменело, а член дергался от желания каждый раз, когда она проходила мимо меня. Длинные черные волосы были собраны в хвост, открывая самые синие глаза, что доводилось мне видеть. Ее улыбка, этот рот, эти губы... черт, она казалась совершенством.
Одно свидание – и я погиб. Затем месяцы пролетали так быстро, что я потерял счет времени. Это был ураган. Хейли стала всем, что я хотел, и даже большим. Ей нравилось сидеть за мной на моем байке, и было приятно присутствовать среди моих братьев в клубном доме. Мы проводили часы, разговаривая и выпивая с ними. Она всем нравилась, и я любил это. Мы были счастливы. Мы говорили о будущем и строили планы на совместную жизнь. Ее приняли в программу по подготовке медсестер, а работа в закусочной оказалась для оплаты обучения. Жизнь, казалось, хороша.
А затем кошмар разрушил мой мир. Все развеялось, словно дым. Какой-то тупой пьяный м*дак врезался в машину Хейли, оставив ее жестоко израненной. Приборная панель просто смяла ее, сломав ногу и несколько шейных позвонков. Виноват был я. Я вел себя эгоистично в тот вечер. Все, чего я хотел – только находиться с ней каждую секунду, и не слушал, когда она говорила, что слишком устала, чтобы ехать в клуб. Хейли работала весь день и просто хотела пойти домой. Мне следовало послушать ее, но я был зациклен на себе. У меня выдался долгий день, и я хотел одного – оказаться глубоко в ее теле.
Авария унесла ее внутренний свет, оставив лишь боль и мучение. Раны Хейли оказались такими серьезными, что врачи назначили ей сильные обезболивающие, которые помогали и облегчали ее страдания. Когда девушку выписали, я стал замечать, что она принимала слишком много таблеток. Я видел, как ей больно, а поскольку она училась на медсестру, наивно полагал, что она знала, что делает. Но спустя месяц, заметив, как Хейли глотала три таблетки за раз, я поднял эту тему. Сначала она оправдывалась, но, в конце концов, признала, что у нее проблемы.
Время шло, и пытаясь ей помочь, я посылал ее на реабилитацию, искал врачей, способных облегчить ее боли. Ничего не помогало. Она уже подсела. Хейли прятала от меня таблетки, снова и снова. Каждый раз, когда я выяснял, что она все еще сидит на них, она обещала стараться сильнее. Клялась, что любит меня и сделает все на свете, чтобы поправиться. И я верил. Верил до следующего раза, когда находил новый тайник с пачкой таблеток. В тот день я понял, что с меня хватит. Хейли предпочла наркотики той жизни, что у нас имелась, и отказалась от нас.
В тот день, когда я ушел из ее жизни, то молился, чтобы она нашла в себе силы вернуться ко мне. Но вместо этого Хейли становилась все более одержимой новой дозой. В момент отчаяния она решила продать информацию о клубе за наркотики. Ее предательство – это то, о чем мы оба впоследствии горько сожалели. Я должен был понять, если Хейли сделала что-то подобное, это означало, что она в большой беде... ее жизнь находилась в опасности. Я должен был знать, что она все еще борется, чтобы попытаться сильнее помочь ей. Но, по правде говоря, было уже слишком поздно... ложь девушки уложила ее в могилу. Вся ее чертова ложь.
Хейли исчезла на месяцы. Никто не знал где она. Клуб никогда не забывал предательства. Парни искали ее, и нашли в маленьком городке рядом с Вашингтоном. Казалось, она, наконец, начала справляться: обзавелась работой и хорошим жильем. У нее был даже ребенок. Сосед сказал: «Хейли и правда очень старалась, но не справилась». Для нее оказалось слишком много обстоятельств, и она закончила тем, что отвезла ребенка матери. Мои братья нашли ее мертвой в своей квартире от передозировки наркотиков. Стало очевидно, что это не случайность. Ее смерть сломила меня. Я не мог перестать винить себя за все, что произошло, меня разрушала вина за ее смерть. Но это было ничто в сравнении с той болью, которая обрушилась на меня, когда я узнал, что Хейли хранила от меня множество секретов.
Спустя несколько месяцев после смерти девушки, я получил неожиданный звонок из больницы города Париж, штат Теннесси. Звонившая медсестра сказала, что мой сын попал в автокатастрофу. Мой сын. Я чувствовал, что кто-то выбил из меня весь воздух, когда прозвучали эти слова. Мое имя записано в его свидетельстве о рождении, сразу под именем Хейли. Оно стояло прямо там, черным по белому. Даже в самых смелых мечтах я не считал ее ребенка своим, а теперь пропустил почти год его жизни, потому что Хейли никогда о нем не говорила мне. Вместо этого, она отдала ребенка матери и просила защитить моего сына от меня. Выполняя обещание, данное дочери, мать Хейли отослала Джона подальше.
Женщина решила, что Лили единственная, кто могла держать его в безопасности от меня и клуба. Лили увезла Джона в Теннесси. Я так никогда и не узнал бы о нем, если бы не та авария. Мать Хейли молилась, чтобы я не узнал о сыне. Она винила меня в смерти своей дочери. И она права. Ее дочь была бы жива, если бы не я. Никогда не прощу себя за все, что произошло. Тогда я подвел Хейли, но не подведу ее снова. Теперь ничего не случится с нашим сыном. Я позабочусь о том, чтобы у него оказалась жизнь, которую я не смог дать его матери.
Подъезжая к дому Лили, я уже едва держал глаза открытыми. Дом был залит праздничными огнями в канун Рождества, и в их свете мое решение выглядело еще более нереальным. Я попытался прогнать чувство невозможности происходящего. Речь не обо мне. Это все для Джона, ему нужна вот такая жизнь... с рождественскими елками и семьей. Жизнь, которую я никогда не смогу ему дать.
Голиаф жил жизнью клуба, но тот был другим, более безопасным. Он знал о всех рисках, сопровождающих байкерскую жизнь. Этот мужчина понимал, как никто другой, почему я так поступаю. Как второй человек братства «Дьявольских Гонщиков», он видел непростые времена жизни в нелегальном клубе... неопределенность... опасность. «Гонщики» оставили все это далеко в прошлом. Им пришлось несладко, но они легализовались, сосредоточившись на братстве и безопасности своих семей. За одно это я очень уважал ребят. Для этих парней не было ничего важнее, чем спокойная жизнь их семей. Я заехал на подъездную дорожку, и к тому времени, как я заглушил мотор и открыл дверь, Лили стояла на крыльце.
– Что с тобой случилось? Ты в порядке? – спрашивала она.
Глаза девушки с испугом оглядывали мои ссадины и синяки. Я знал, что выгляжу так, словно сгонял в ад и обратно, но не собирался рассказывать о произошедшем. Не дождавшись моего ответа, Лили спросила:
– Зачем ты приехал, Меврик?
– Мне нужно поговорить с тобой и Голиафом. Он здесь? – я знал, что являлся последним человеком, которого Лили ожидала увидеть этим вечером, и я сожалел, что напугал ее.
– Я только что с ним говорила. Он сказал, что будет дома через пять минут. Заходи в дом, подождем его внутри, – ответила девушка и повернулась к двери.
– Дай мне секунду. Джон уснул в машине. Сейчас его возьму, – сказал я и открыл дверцу машины.
– Джон Уоррен? Ты привез его с собой? Он в порядке? – голос Лили был взволнован, почти срывался на крик.
Расширившимися от тревоги глазами, девушка осматривала моего сына, пока я доставал его из детского кресла. Секунду спустя она подбежала ко мне и взяла мальчика из моих рук. Я сразу ощутил потерю и подавил желание забрать его обратно. Выражение его личика остановило меня. Детские глаза светились счастьем, когда он потянулся к Лили, и я понял, как сильно Джон ее любит... его место – в ее руках.
– Ты привез его. Я не могу поверить, что он и правда здесь, – кричала Лили, а слезы струились по ее лицу.
Сын смотрел на нее и улыбался во весь рот. Потянувшись к вороту ее рубашки, он сжал его маленькой ручкой. Лили светилась от восторга, глядя на моего ребенка. Я сделал глубокий вдох и почувствовал облегчение. Лили любила его. В моем сердце не возникло ни капли сомнения, что она станет заботиться о Джоне, как о собственном сыне.
– Я ничего не понимаю. Ты должен рассказать мне, что происходит, Меврик, – попросила она.
– Давай войдем в дом и дождемся Голиафа.
Забрав сумки с детскими вещами с заднего сиденья, мы с Лили вошли в дом. Девушка внимательно наблюдала, как я ставил багаж на пол. Мы просто сидели на диване, когда раздался звук байка Голиафа, свернувшего к дому. Лили вскочила и побежала ему навстречу к двери.
– Голиаф...
Лили остановила мужчину на пороге. Он посмотрел на Джона Уоррена у нее на руках, высматривая малейший признак того, что случилось что-то плохое. Наконец, он взглянул на меня, и увидел мою сломанную руку и синяки, покрывавшие все тело.
– Меврик, что, черт возьми, происходит? – спросил Голиаф, заходя в дом.
– Даже не знаю, с чего начать.
– Начни с того, что стряслось с тобой, – подсказала Лили, возвращаясь к дивану и усаживаясь возле меня. – Ты в порядке?
– Да... это пустяки. Доверился не тому человеку, вот и поплатился, – ответил я, старательно глядя в пол.
Я просто не мог взглянуть на девушку. Ирония в том, что я доверился ее сестре, и это было больше, чем я мог вынести.
– Ты собираешься просветить нас, зачем приехал? – спросил Голиаф.
Я обхватил голову руками, пытаясь найти верные слова. Через несколько секунд напряженного молчания, я запустил обе руки в волосы, стараясь совладать с нервами. Взглянув на Лили, я начал говорить.
– Не могу с ним так поступить. Я люблю его, Лили. Действительно люблю. Я люблю его так сильно, что понимаю – прямо сейчас я не могу дать ему всего, что ему нужно.
Ошеломленный всеми бушующими во мне эмоциями, я вскочил на ноги. Сердце рвалось из груди, и я метался взад и вперед. Мне нужно было заставить их понять. Им нужно знать, почему я так поступаю.
– Я подвел Хейли. Мне нужно было стараться больше. Я должен был защитить ее, но облажался, и теперь не заслуживаю Джона. Вдруг снова облажаюсь.
– Ты слишком строг к себе, Меврик. Хейли сама сделала свой выбор. Не ты. Никто не винит тебя, – Лили попыталась успокоить меня.
– Я виню, – перестав метаться, посмотрел девушке прямо в глаза. – Я должен был находиться с Хейли. Для нее. А вместо этого ее поглотила тьма, откуда никто не мог ее спасти. Я не допущу, чтобы то же случилось и с моим сыном.
– Я не понимаю. Что именно ты пытаешься сказать? – уточнила Лили.
– Я приехал посмотреть... спросить... – проглотил свою гордость вместе со своим разбитым сердцем, – я хотел узнать, не согласитесь ли вы с Голиафом забрать Джона Уоррена... и вырастить как своего. Я хочу стать всем, что ему нужно, но знаю, что этого мало. Я не дам ему того, что можете вы.
– Но почему сейчас? – спросила Лили и посмотрела на малыша, а ее рука нежно гладила его по голове.
– Много причин. Гораздо больше, чем стоит говорить. Просто скажу, что Джону не подходит та жизнь, которой я живу сейчас.
Картина того, как меня избивали вихрем пронеслась в моем мозгу, и я сморгнул воспоминание о боли, что следовала далее. Та боль и близко не походила на агонию, что я чувствовал сейчас, но она убедила меня, что поступаю правильно.
– Меврик, ты уверен? Ты должен знать, я хочу взять мальчика, но мне нужно убедиться, что ты уверен в своем решении. Я не перенесу, если снова его потеряю.
– Джон – для меня все. Сын – то единственное хорошее, что получилось у меня в жизни. Я ненавижу мысль о том, что потеряю его, но не могу облажаться и с ним. Малыш заслуживает большего.
– Меврик, если ребенок останется с нами, мы его усыновим. Ты согласен? – спросил Голиаф.
Лили удивленно оглянулась на него, в ее взгляде читалась любовь и недоверие. Легкая улыбка пробежала по ее лицу, когда до нее дошло, что именно он спрашивал. Теперь я понял, что Голиаф хотел забрать моего сына так же сильно, как и Лили.
– Хорошо. Я согласен, но хочу видеться с ним. Я хочу, чтобы он знал кто его отец, чтобы повзрослев, понял, почему я так поступил.
Я знал, что просил очень много, но и представить себе не мог, что не увижу его снова. Мне нужно было удостовериться, что смогу контактировать с сыном, или я просто не переживу.
– Тебе здесь всегда рады, Меврик. Я тоже хочу, чтобы Джон Уоррен знал тебя. Нужно быть особенным человеком, чтобы любя кого-то, отпустить, – Лили ответила мне со слезами на глазах.
– Хотел бы я, чтобы меня оказалось достаточно. Хотелось бы стать тем отцом, который ему нужен. Но я знаю, вы оба любите его, и сможете дать ему ту жизнь, что не могу я.
– Мы сделаем все, что в наших силах. Я даю тебе слово, – уверенно сказал Голиаф.
– Спасибо, что доверяешь его нам. Мы сделаем все, что сможем, чтобы он стал счастлив, – обещала Лили.
Джон потянулся к Голиафу. Мужчина подошел и взял моего ребенка из рук Лили. Малыш положил голову ему на грудь, словно делал так всегда. Обнимая крепче мальчика, Голиаф погладил его по голове и спинке.
Поцеловав Джона в макушку, мужчина сказал:
– Я рад, что ты вернулся, дружок. Мы скучали.
Я больше не мог этого выносить. Еще секунда, и я бы развалился на куски.
– Я уезжаю.
– Ты можешь остаться на ночь, – предложила девушка.
– Спасибо, Лили, но мне лучше ехать обратно. Дома кое-что происходит и моему президенту нужно, чтобы я вернулся. Я буду на связи.
– Ладно, но тебе здесь более чем рады. Дверь этого дома всегда для тебя открыта. Просто дай нам знать, когда захочешь повидаться.
– Я вернусь, даже не сомневайся. Если когда-либо понадоблюсь, просто позвони. Спасибо вам обоим. Я сердцем чувствую, что это правильно.
Я подошел к Джону и поцеловал его в висок. Положив руку ему на спинку, я минуту смотрел на него. Затем прижавшись к ребенку, прошептал ему на ушко:
– Не ненавидь меня за это. Я бы так не поступил, если бы это оказалось не правильным. Я люблю тебя, – не в силах сдерживать слезы, заполнявшие глаза, я вышел к машине.
Глава 2
Хенли
Шесть месяцев спустя.
– Ты действительно закопалась в эту книгу на всю ночь? – спросила Кессиди.
– Ну, знаешь ли, у меня последний экзамен завтра. Я должна получить высший балл по этому предмету, – ответила я, не отрываясь от книги.
– Высший балл нужно получать по каждому предмету. Но все выглядит так, словно ты забыла, что значит веселиться. Я скучаю по веселой Хенли. Что с ней стало? – сестра проговорила все это, крутясь перед зеркалом и поигрывая волосами. – Тебе стоит выйти проветриться с друзьями и хорошо провести время.
– Да-да... Я выйду и повеселюсь, когда сдам все экзамены.
– Почему бы тебе не пойти сегодня со мной в клуб? У парней там вечеринка, и я точно знаю, они будут рады тебя видеть. Мне нравилось зависать с тобой. Давай выйдем и повеселимся как раньше!
– Хм... как на счет НЕТ? – саркастично ответила я.
В общем и целом, я не имела ничего против походов в клубный дом с Кессиди. Мне вроде как нравилось туда ходить время от времени. Парни, конечно, были сверхбрутальными, но все они казались неплохими ребятами. От меня не укрылось и то, что им нравилась Кессиди... очень нравилась. То, как они кружили вокруг нее, иногда заставляло меня чувствовать себя неуютно. Но я не задавала ей лишних вопросов. С ней не стоило обсуждать клубные дела. Я уже давно усвоила, что Кессиди всегда себе на уме, и лучше ее не трогать. Она была счастлива и это все, что имело для меня значение. Клуб «Ярость Сатаны» стал ей второй семьей, и она любила этих ребят... всех их. Иногда я ловила себя на мысли, что завидую этой ее второй жизни, которую она создала отдельно от нашей, но ей не говорила.
– Ой, да ладно. Ну не будь ты такой занудой. Будет весело. Выпьем немного и сможем потанцевать в мой перерыв... – уламывала меня Кесс, виляя бедрами из стороны в сторону.
Браслеты на запястьях зазвенели, когда она потянулась к краю мини юбки. Смотрясь в зеркало, Кессиди собрала волосы в растрепанный пучок и поправила макияж. Она была готова к клубу. Я улыбнулась про себя, вспомнив, как иначе она выглядела час назад, растянувшись перед телевизором в пижаме, поедая картофельные чипсы и шоколадные печеньки. Полное преображение.
– Может, в другой раз, – ответила я, просматривая записи в блокноте. – Я не в форме для сегодняшней тусовки. Кроме того, ты же знаешь, мне нужно рано вставать.
– Ладно, тогда займемся чем-нибудь другим. Можем сходить за бургерами и посмотреть фильм? Кто-нибудь из девчонок прикроет мою смену. Я ненавижу бросать тебя здесь одну, ты же знаешь.
– Я в порядке, Кесс. И мне, правда, нужно заниматься. Я пойду с тобой в следующий раз, обещаю. Иди, повеселись. Я не сдвинусь с места, пока ты не вернешься.
– Ладно. Делай, как знаешь, но помни, что есть и другая возможность. Ты неделями занималась, – ворчала подруга, хватая сумочку. – Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти.
– А ты будь паинькой и веди себя хорошо, – подмигнула я ей.
– Как всегда, – Кесс подмигнула в ответ.
Я смотрела, как она уходила. Тишина тут же заполнила квартиру, как только дверь за Кесс закрылась. Уже сомневаясь в своем решении остаться дома, я сделала глубокий вдох и попыталась сосредоточиться на записях. Но все попытки учиться сейчас оказались пустой тратой времени. В квартире было тихо до жути. Каждый маленький звук отвлекал, и я не могла сконцентрироваться. Решив, что пора передохнуть, я схватила пульт и стала щелкать каналами бесконечных ситкомов и рекламы. Наконец, остановилась на детективном сериале, который всегда любил смотреть мой отец. И тут же ощутила легкий приступ ностальгии по дому, смотря на его любимого персонажа по телевизору. Схватив телефон, я набрала номер папы.
С первым гудком он ответил:
– Привет, милая. Как ты? – один лишь его голос вызвал у меня широкую улыбку.
– Привет, папочка. Все отлично. Завтра сдаю последний экзамен и смогу передохнуть до следующего семестра.
– Почему бы тебе не устроить себе отпуск? Бери Кессиди, и отправляйтесь на пляж на несколько дней... или приезжай домой. Ты же знаешь, я тебе всегда рад.
Я ощутила укол вины, представляя отца там совсем одного. Уже прошло несколько лет после ухода мамы, но папа все еще не смирился с этим.
– Я бы с радостью, но ты же знаешь, мне предстоит еще много дел. Я что-нибудь придумаю, – ответила я.
– Тебе стоит выйти из дома и посмотреть мир. Молодость дается лишь раз.
– Как только закончу учебу, сразу все и посмотрю. Я обещаю, – успокаивала папу. – Ты слишком обо мне печешься.
– Для этого отцы и нужны. А как твоя сестра? Чем занимается? – осторожно поинтересовался отец.
Ему вовсе не нравилось, что вторая дочь работает барменом в байкерском клубе, но он уже давно оставил все попытки поговорить с ней. Вообще-то, они уже давно не разговаривали, и я чувствовала, как это беспокоит папу.
– У нее все прекрасно. Пару минут назад она ушла на работу.
– Ну ладно... приглядывай за ней. Ты же знаешь, я волнуюсь, – мягко попросил он меня.
– Конечно, папа. Она и правда счастлива, – я замолчала на пару секунд, ждала, что он что-то скажет, но в трубке слышалась тишина, и я не выдержала:
– Думаю, мне стоит вернуться к учебе.
– Хорошо, милая. Позвони мне, когда сдашь свой экзамен. И еще, подумай о моих словах. Летний отпуск пойдет тебе на пользу. Ты тяжело работала и заслужила немного повеселиться.
– Ладно, я подумаю. Скоро позвоню, – сказала я и отключилась.
Я попыталась вернуться к конспектам, но эти бесконечные страницы записей сводили меня с ума, а бурчащий живот мешал сосредоточиться. Я не делала перерыв на ужин, и теперь меня одолел голод. Схватив брошенный Кессиди на кофейном столике пакет чипсов, я запустила в него руку, но нашла лишь крошки. Швырнув пакет в мусорное ведро, я пошла на кухню в поисках чего-нибудь съестного. У нас закончились молоко, яйца и даже залежавшиеся овощи. Так не пойдет. Пора сбегать и добыть какой-нибудь еды.
Глава 3
Меврик
Я выкрутил ручку акселератора, и мотор с ревом отозвался. Ветер хлестал меня по лицу, пока я мчался по длинной извилистой дороге у черта на рогах. Ничто не могло прочистить мне голову лучше, чем ощущение чистой мощи, излучаемой железным другом подо мной. Ветер. Пустынная дорога. Свобода. И я знал, было еще кое-что впереди, дай лишь время.
Покой.
За последние месяцы я прекрасно изучил это шоссе. Коттон в жизни бы не признался, но эти поездки стали его способом загрузить меня. Он знал – это было именно то, что мне сейчас нужно. Расставание с Джоном Уорреном почти сломило меня, и концентрация на делах клуба помогала мне примириться с моими демонами. Сегодня брат послал меня на встречу с Нитро, чтобы утрясти его плату за ежемесячные поставки. Нитро ждал меня на чердаке старого склада. Места для встреч всегда были разными... бар, квартира, заднее сиденье внедорожника. Этот мужик всегда заметал следы, и Коттон ему доверял. Нитро был единственным, с кем мы имели дело, когда речь заходила о трафике оружия в нашем клубе. Он являлся старше всех и всегда нюхом чуял наживу.
