Текст книги "Silver (СИ)"
Автор книги: Виктория Роа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Глава 7
*Веста
В ночи страсти забывается все: имена, лица, голоса. Ты пленник собственной ничтожности, что, упиваясь эмоциями заставляет тебя срывать глотку в криках неистового наслаждения. И тогда совершенно неважно кто ласкает твое тело…он или она. Совершенно неважно что между нами если, прикасаясь к плавному изгибу тела ты млеешь в мареве того миража, что заставляет все нутро отдаваться до последнего глотка в руки тому, кто знает все твои грязные секреты, кто без стыда и стеснения раздвигает твои ноги прикасаясь к самому важному. К твоему главному секрету…что сочится словно сочный грейпфрут, а ты слизываешь нектар с пальцев того, кто выжил всю твою сердцевину, кто испил тебя изнутри до последней капли…
Я лежала на полу посреди спальни и долгое время бесстрастно смотрела в потолок. Впервые замечая золотые узоры по белым обоям, я соединяла их концы друг с другом превращая простую линию в длинный отрезок от одного конца комнаты, что рассекает острым кончиком другой. Когда выключаешь свет, то заряженные блестящие точки на этом орнаменте еще некоторое время блестят своими зарядами, что роднит их со звездами. Тихий ход стрелок часов, стук редкой капели по подоконнике окна, детский топот соседских детей, и мигающие своими надоедливыми цветами неоновые вывески большого города словно зовут в порочные объятья этого мегаполиса. Почему-то, именно сейчас я понимаю его не идеальность. Именно сейчас я чувствую себя пойманной рыбой в такие тугие сети наглого рыбака. Он бросит тебя на землю, и ты будешь биться в припадке нехватки воздуха пока не дойдешь до агонии, когда вдох сделать будет просто невозможно.
Вибрация по полу, и я слышу звонок мобильного. «Pardonne moi»-запела Эдит Пиаф, и протянув руку до валяющейся сумки. Звонила мама. Наушники в уши, и я отвечаю на входящий вызов. Первые звуки, что я услышала на заднем фоне мамы это голос ее напарницы, что спрашивал: «Куда подать машину?». Почему-то воображение рисовало мне картинку, как мама вырвалась на минутку, чтобы просто сказать мне: «Привет».
– Привет мам. – безынициативно произнесла я. – и почему ты не работаешь? – поднимаю глаза на часы. – мам, твоя смена же только началась.
– Веста, почему ты мне не позвонила? Я ждала вчера весь вечер. – взволнованно пролепетала мама. – ты понимаешь? Ты не отвечала и на мои вызовы, и… – вздох. – слава Богу, что с тобой все в порядке. Как же ты меня напугала.
– Прости, пожалуйста, настроение дрянь. – вздох. – у тебя такое было?
– Настроение? – спросила мама.
– Настроение? В смыс. а…нет. – я закинула ноги на стену так, что мною можно было бы мерить идеальный угол. – нет, конечно же. Было ли у тебя такое, что ты находишься на перепутье, где правильной дороги нет, но ты обязана выбрать что-то одно.
– Маленькая моя, конечно было, и вот тебе мой совет. Из двух зол выбирай меньшее. – она засмеялась. – поделишься?
– Да пока еще нечем. Полиция просит поработать на них, а я не знаю что делать. – вздох. – с одной стороны, это не было приказом, а скорее просьба, а с другой стороны, меня кидают в пекло бандитов, что чтят честь, порядок и хорошеньких девушек. Не знаю…кажется, что это глупость какая-то, но я должна сделать выбор.
– Если твоей жизни ничего не угрожает, то ты вправе помочь следствию, но Веста, только если тебе ничего не угрожает, то… – я защелкала зажигалкой, и мама вздохнула. – Веста…
– Успокойся, я просто играюсь. – вздох. – хорошо, помогу полиции и, мама, можно просьбу? – я перекинула ногу на ногу. – можно после этого я переберусь к тебе? Я тут подумала, что если так приспичит, то работу танцовщицы могу найти и в нашем городке, а с другой стороны, ничего страшного не случится, если я буду работать с тобой. А что? Будем вместе ходить и уходить на работу, снимем приличную квартиру, а там накопим и купим дом или туже комнату. Как ты на это смотришь?
– Веста, милая, ты же знаешь, что я всегда рада тебе. Даже если нам придется сидеть с вытянутой рукой. – мама вздохнула. – прости, но что у тебя с Максом?
– С Максом? – я чиркнула зажигалкой, но она дала осечку. – а он идет под трибунал.
– В каком смысле, зайчик мой? – она вернулась за рабочее место и начала что-то набирать по компьютеру.
– Он изнасиловал посетительницу. Красивую такую, а он, как животное накинулся на девчонку. – вздох. – теперь ему грозит такой вот срок и статья. Стоило ли оно того? Я не знаю, но девчонке не позавидуешь. Знаешь, она ведь ему доверяла. Была у нас такая постоялица, а теперь ее нет. – снова вздох.
– Какой ужас. – мама остановилась. – милая, надеюсь это не то о чем я подумала? Если это так, то я приеду и обломаю рога этому животному.
– Мама, успокойся, это не я. – зажигался снова дает осечку. – не волнуйся. – я посмотрела на часы. – слушай, я позвоню тебе утром? Мне сейчас нужно собираться.
– Конечно, котенок. Давай, держись там. И не забывай, я очень люблю тебя, девочка моя. Чтобы не случилось, ты всегда будешь моим маленьким котенком. – прошептала мама, и мы почмокали губами, словно целуем друг дружку в щеки.
Я помню, как познала в себе стремление к танцам, и помню, как моя наставница, кстати о смешном, но тоже Виктория, всегда говорила мне, что нужно стать одним целым с собственным телом, научиться его слушать и чувствовать. Как только ты сольешься душой с телом, то даже самые чувственные куртизанки будут завидовать тебе.
*из воспоминаний Весты.
– Соберись. – вздохнула Вика закрывая двери в танцевальный зал. – сегодня твой день, ты должна показать всем, какой страстной натурой можешь быть. Представляешь, – ее кисти коснулись моих плеч. – весь мир окажется у твоих ног, как только ты его их покажешь. Тогда ты поймешь, что нет ничего более сладкого, чем любовь к тому что ты делаешь со всей своей душой. Вкусная еда окажется пресной на этом фоне, крепкий алкоголь выдохшимся, а секс скудным трением тел. Понимаешь, – горячие ладони скользнули по бедрам вверх прикасаясь к оголенному животу. – сердце забьется совершенно по другому…это будет напоминать новое качество энергии…идеальное.
– Но что если у меня не получится? – на секунду засомневалась я. – что если я окажусь смешной?
– Если ты окажешься смешной, то и я покажусь дурочкой, что возлагает надежды на лучших.
***
Странно, конечно, относиться к этому серьезно; но, когда я впервые вышла на сцену перед публикой, то не боялась так сильно, как сейчас. Хотя, казалось бы, что страшнее – выйти на сцену, чтобы под волчий вой раздеться до самых чувственных мест или просто посетить бар с дурной репутацией. И ведь все во мне выдает какую-то простушку. Глядя на себя в зеркало, я покрутилась вокруг своей оси и разочарованно покачала головой.
Собранные в высокий хвост мягкие волосы оголяли неидеальное, щекастое лицо, что само по себе выглядело по-детски. Всегда стеснялась этих щек, что краснеют в самый ненужный момент. Тонкие стрелки и эта блестящая, нежно-розовая помада выдавала во мне повзрослевшую нимфетку, что вышла из своего двенадцатилетнего возраста и сейчас довольствуется сексуальностью подростка, и только невысохшее молоко на пухлых губах дает знать о той незрелости, какую я так отчаянно пытаюсь спрятать где-то очень глубоко в своей душе. Обтягивающие мои бедра черные шорты закрывали высокой талией пупок, а заправленная в них черная майка плавно обтянула грудь, подчеркнув при этом яркую талию. Я снова покрутилась вокруг зеркала. Что за детский сад? Кеды на колготки? Да за кого меня там примут? Впрочем, все не могут быть серьезными, и даже такие девочки, как я, иной раз имеют деньги, чтобы порезвиться с доступной девицей. Да кого я обманываю…
Бело-розовая неоновая вывеска «Белая лошадь» била по глазам своей нежностью, как и серьезные, статные, подтянутые женщины-секьюрити, что, вооружившись пистолетами, дубинкой стояли у входа устраивая, как это модно говорить, фэйсконтроль. Мне пришлось выстоять длинную очередь, прежде, чем оказаться лицом к лицу с охранниками, что так тщательно и так беспардонно задирали мою накидку, проверяли карманы шорт. Тонкая, но такая крепкая женская ладонь проникла в задний карман шорт, а затем и вторая ладонь этой женщина обхватила мои ягодицы.
– Что…что Вы делаете? – сжавшись от неожиданности прошептала своими тонким голосом я.
– Проверяю, чтобы у такой пташки, как ты, не было ничего спрятано. Нам ведь не нужны проблемы, киса? – улыбнулась охранница. – да, малышка, ты могла бы стать сладкой клубничкой этого бара.
– Сладкой кем? – склонила голову на бок я. – клубничкой?
– Таких девочек, как ты… – ее губы нежно коснулись моей шеи. – можно только боготворить. – грубая, настойчивая ладонь спустилась по пояснице выше. – смела и сладенька, правда?
– Ч-что? – прошептала в страхе я чувствуя, как мои ноги нервно подкашиваются.
Я ясно чувствовала, как она меня трогает, но только моя цель не цапаться с ней, а добиться расположения, чтобы попасть внутрь. Это так странно, но от ее настойчивых, и таких фривольных прикосновений, я не почувствовала отвращения или же иных негативных чувств. Это непривычно, но в чем-то даже приятно…К нам подошла ее напарница, и толстая дубинка коснулась моей промежности, от чего я вцепилась коготками в плечи той, кто так грубо мацала мои ягодицы.
– Не пугай этого котенка, она ведь еще такая робкая. – прошептала женщина нежно погладив мои волосы. – такая славная.
– Кажется, – вторая женщина начала медленно двигать дубинкой назад. – она чиста. Конечно же, – ее тонкая кисть коснулась моего плеча. – она может пройти. Только будь осторожнее, не позволяй шакалам клацать возле тебя зубами. Иначе, – она резко направила дубинку в мою сторону. – я их выбью.
Охранница подмигнула мне кивнув в сторону тяжелых дверей, которые они для меня галантно придержали. Двери закрылись, и я услышала резкий, грубый крик «Куда лезешь? Не видишь? Контроль.»
И я шла чуть шатаясь держась за стеночку боясь споткнуться в этом дрожащем волнении, которое душило меня серой, когтистой крысой. Я представляла себе все, что только может представить воспаленный разум. Представляла, что внутри будут рабыни и хищные мужчины не стесняясь раздвигают им ноги потому что им можно. Представляла себе, что еду там подают, как в Японских заведениях на телах страстных женщин. Представляла, что женщины там танцуют на мужских коленях заставляя испытывать удовольствие власти и подчинения. Я толкнула двери в это заведение, и на секунду замерла, словно впервые в жизни почувствовала атараксию.
Главный зал бара заполнили шесть очаровательных женщин-музыкантов. Живой звук – находка для эстета. Трубачка, гитаристка, саксофонистка и даже флейтистка, что может быть изысканней для джазового заведения? Все безусловно красивые женщины и главное – талантливые. Все здесь отличалось от нашего бара…Начиная с антуража и кончая одеждой персонала. Вместо отвратительной кожи – мягкие ткани. Певица не может одеваться в кожаные платья, ибо это табу джаза. Только узкое платье с аппетитным разрезом до круглых ягодиц сзади, черные чулки со швом и эта нотка флера ее дерзкой женственности – ниточка жемчуга, свисающая с ее шеи, а что самое интересно – никакого черного макияжа недозрелой проститутки. Только черные стрелки и ярко-красная помада, как свойственно носить дочери джаза. Как оно и полагается, ее музыканты носят только белые рубашки, соблазнительные галстуки и классические брюки-капри, что придает их образу некой опрятности и выдержанности.
Мимо меня промчались официантки, и я вспомнила, как одевается в нашем баре Марго. Здесь напитки и закуску подают не малолетние искусницы, а настоящие, зрелые женщины в возрасте от тридцати до сорока лет. Костюмчики белых кроликов – более изысканная вещь, чем короткие шорты. Белый купальник на шнуровке со спины, чулочки, высокие каблучки и собственно ушки, делали женщин милыми, хотя их одежда и была так сказать…не по возрасту. Их нотки сладкого парфюма заставляли меня оборачиваться каждый раз, когда мимо меня порхала одна из этих женщин.
От воцарившейся атмосферы в баре «Белая лошадь» веяло интригой, азартом и мания, что были типичными для казино, но никак не для места, что относилось безоговорочно к категории строго восемнадцать плюс, и находилось под статусом «развлечение и досуг». Разделенный на сектора зал завлекал меня с новой силой побывать в каждом из них. Сектор стриптиза был мне уже знаком, но я никак не ожидала увидеть здесь такую роскошь. Странно, но я замерла возле сцены танцовщицы, и на секунду, даже позавидовала, вспомнила, какую фривольность позволяют со мной мои клиенты, и подумала, что здесь такое бы просто не прокатило.
Высокая сцена посреди зала огорожена клеткой. Это выглядело и дико, и вызывающе, и даже более развратно чем обычная сцена, где может дотронуться человек. Этой танцовщице не нужно обнажаться, чтобы быть соблазнительной. Она танцует. Она влюбленная не меньше меня в танец, сливается в одно с музыкой, совершенно не замечая шума внизу тех, кто так сладко стонет ее имя в восхищении и возбуждении. Она не танцует стриптиза. Только эротичный Бурлеск не допускающий ее голого тела. Быть сексуальной можно и в смокинге. Короткий топ на двух пуговицах, который был что-то вроде белой рубашки, прикрывал небольшую грудь девушки и не закрывал упругого живота. Короткие шорты-трусики черного цвета обтянули аппетитные женские ягодицы, что она так старательно выставляла на показ голодным хищникам, но только этот кролик чувствует себя в безопасности. Чулки на подвязках и черные подтяжки – облик, что мог свести с ума любого мужчину, и даже женщину. Я тоскливо разглядывала эту танцовщицу, чувствуя укол зависти и недовольства от своей работы. Видимо, нужно познать разницу, прежде чем считать свою работу идеальной.
Я почувствовала липкий взгляд на своей пояснице, что предательски спускался ниже к ягодицам, и скатывался по бедрам до щиколоток. Обернувшись, старалась найти хозяйку этого взгляда и столкнулась глаза в глаза с ней…с той, что делает неспокойной Киру. Той, чей взгляд пронзительнее, чем у раненного волка. Женщина, чьи волосы цвета спелой ржи и глазами неспокойной реки, не спускала уверенного взгляда с меня. Потягивая шампанское из высокого фужера, она облизала свои персиковые губы оставляя следы помады на стекле.
Глава 8
Ты скандальный…ты знаменитый на весь город бар «Белая лошадь», но только почему-то я не в силах раскусить тебя, как самый твердый из орешков, что попадается с богатого плодами дерева, а я, как маленькая девочка, подбирающая упавшие на землю незрелые орехи, спрятанные за своей зеленой скорлупой. Помню, как в детстве обожала фильм «Разборки в маленьком Токио», как восхищалась главными персонажами, как любила актера Дольфа Лундгрена за его красоту, крепкий торс и такой крутой нрав. Ведь у каждой девочки в детстве есть свой кумир? Так и я ничем не отличалась от сверстниц, и только мой кумир был старомоден уже по тем меркам, но мне было все равно. Я не хотела узнавать актера по его другим ролям, ибо моей любимой была именно из этого фильма. Детектив Кеннер был моей самой большой любовью, над которой так хохотала мама, когда я, будучи подростком прилипала к экрану телевизора, и впритык, как мне тогда казалось, смотрела в его бездонные глаза. Помню, как тогда ненавидела свою жизнь за то, что она такая серая. Такая отличающаяся от жизни героев фильма. Ненавидела себя за ту слабость с которой была не в силах бороться. Мама все утешала и говорила, что актеры такие же люди за спиной которых такая же простая жизнь, как у меня. Глупая…
Красная помада мягко легла на мои пухлые губы, и склонив голову на бок, я посмотрела на свою отражение сквозь туалетное зеркало бара. Женщины сменяли одна за другой, отражаясь в глади, и только я, словно проститутка, что долго думает перед своим выходом к клиенту о чем-то думаю, глядя на то ничтожество, что смотрит своим сладким взглядом, об который только и мечтаешь затушить окурок. Впрочем, если бы я была мужчиной, что наделен криминальной, безнаказанной властью, то с удовольствием бы затушила сигарету об такую нежную, бледно-розовую, практически невинную щеку. Рядом со мной остановилась девушка. Она вынула из сумочки блестящий блеск для губ, и толстым слоем обвела свои тонкие губы. Мы встретились взглядом, и она игриво подмигнула. И я решилась…
Заказав приватный танец одной из дорогостоящих по прайсу танцовщиц с пикантным позывным «Мисти», я приготовилась к яркому шоу, которое должно было окупить те три тысячи за три минуты трясогузки. «Интимная ласка» – название услуги этой Мисти звучало достаточно двусмысленно, чтобы познать это. На входе в комнату мне завязали глаза черной, бархатной тканью, и одна из секьюрити провела меня внутрь не прекращая придерживать за руку, чтобы я не упала. Я явно ощутила ладонями перед собой стол, и ткань было разрешено снять только тогда, когда в комнате заиграла музыка из «Кто подставил кролика Роджера?», но без слов. Над столом висит одна единственная лампочка, что придает всему этому какую-то тюремную атмосферу, что свойственна зарубежными сериалам. Вдруг, мои руки крепко прижали к спинке стула, и звук защелкивающихся наручников заставили меня вздрогнуть. В темноте постепенно появился статный, женский силуэт. Зрелая женщина лет сорока полностью обнаженная, приблизилась ко мне с характерным цокотом высоких каблуков. Ее короткий Боб рассыпался острой челкой по столу, как только она резко прогнулась назад, прикасаясь макушкой практически столешницы.
– Я предалась танцу, – женщина плавно перекатилась и обвила ладонями острые углы стола. – когда мне исполнилось пятнадцать. – плавными движениями прикоснулась своих плеч спускаясь медленно, сладко к груди, мягкому животу. – тогда-то я захотела, чтобы на меня смотрели… – разрезая между пальцами лобковые, вьющиеся в кудряшку волосы, она закусила губу и словно послушная кобра начала извиваться в такт заливистой музыки. – я хотела, чтобы все могли хотеть меня, но не получить.
Танцовщица протянула ко мне свою ласковую ладонь спрятанную за тканью латексных, длинных перчаток и обвела очертание подбородка, моих дрожащих губ. Ее манящая улыбка сладких, нежно-розовых губ могла пленить любого, и я подалась этой женщине. Я позволила ей открыться, и она, как танцовщица, это почувствовала. Словно ядовитая змея, она подползла ко мне оседлав колени, и прижимаясь чувственным, возбужденным телом к напряженному моему, она нежно провела языком по уголкам моих губ. Приятный, малиновый аромат исходящий из ее уст пленил меня с каждым вдохом сильнее. На секунду мне показалось, что я не выдержу этого напряжение и мои нервы лопнут. Женская дерзость напоминает дорогой алкоголь, что раздирает горячностью нутро, обжигая глотку и оседая чувство настоящего опьянения на дне твоего живота. Чувственные ладони обвивали мою шею словно кольца змеи. Двигая промежностью по моих тесно сжатым ногам, она срывалась на хриплый стон и запрокидывая голову назад, позволяла мне видеть в тусклом свете нагую, зрелую плоть. Ореолы напоминающие блюдца с клубничным киселем возбуждали той нежной незрелостью, какая не должна быть знакома взрослой женщине, но почему-то я хотела вкусить эту деталь несовершенного тела.
От мокрых поцелуем дрожало тело, но только я не могла прекратить подставлять под эти поцелуи губы. Сладкие прикосновения женщины заставляло меня млеть перед лицом незнакомой мне ранее страсти. Поцелуи…эти гладкие скольжения по бедрам…оставался шаг до крика моего морального оргазма. Покрывая бархатную кожу моих ключиц своими прикосновениями мягких, чувственных губ Мисти оставляла мокрые дорожки…свои метки. Смелость женщины способна свести с ума…способна дать то изнывающее чувство страсти, настоящее возбуждение. Стыдливый скулеж…я не понимаю, что со мной происходит, но только слезы наворачиваются на глаза от прикосновений, от дрожи, что она дарует мне, как награду за ее дозволенность. Раздевая глазами и без того раздетую деву, я заставила задрожать ее мягкий животик.
– Что же ты… – простонала Мисти опуская свою ладонь к промежности. – млеешь перед женщиной, как перед властным самцом?
Мисти остановилась. На ее личике заиграла хищная улыбка гиены. Сжав со всей силы своих чувственных ладоней мои скулы, она провела языком по губам слизывая помаду оставляя влажную дорожку. Несколько раз шлепнув меня по щеке, она облизнулась.
– Малышка… – прошептала женщина, и уйдя так же изящно в темноту, она оставила за собой шлейф терпких цветов, что еще долгое время будет витать в этой комнате, и оставленный на моей одежде запах будет заставлять испытывать возбуждения от одних воспоминаний о той неподдельной чувственности, какой она наградила меня. Мои глаза словно обволокла бархатная ткань, а тугие наручники освободили замлевшие запястья.
Мне нужно было успокоиться. Я снова забежала в уборную. Переворачивая дрожащими ладонями сумочку, я высыпала содержимое в раковину, и несколько секунд перебирала пальцами предметы. Все валилось из рук, и я не понимала, что заставляет сердце биться в этом приступе неизвестных мне чувств. Неужели, если женщина способна так вскружить голову, то и у меня получается нечто подобное? Мысли сменялись в голове хаотичным темпом и в какую-то секунду, я просто потеряла контроль. Все расплывалось в глазах, и только непонятные мазки вокруг. Такие грубые, небрежные. Холодное прикосновение нежной ладони заставили меня тяжело задышать. Испуг. Испуг смог перебить похотливое вожделение. Перед мной оказалась миловидная девушка лет двадцати шести. Уборщица.
– Может быть, тебе помочь? – девушка улыбнулась. – ты вся бледная. Тебе плохо?
– Мне просто нужно успокоиться. Знаешь, кажется это нервное потрясение. – вздох. – впервые увидела женский стриптиз и все такое. Ты ведь знаешь, как это бывает, да? – я попыталась наладить с ней телесный контакт, как это делают мужчины, и легонько толкнула собеседницу сжатым слабым кулачком в плечико.
– Ты ведь неместная, правда? – девушка облокотилась о швабру. – ты не из круга нашей владелицы.
– Как ты это поняла? – я начала складывать в сумку лишние вещи. – или это…
– Типа того. – девушка улыбнулась. – считай это наблюдательностью или проницательностью. Если не секрет, то ты от того следователя, что присылает к нам своих засланных? Все вы капаете не из того. Думаете, что все очевидное и на поверхности, но только все намного глубже.
– Значит, здесь всё-таки промышляют проституцией? – воодушевилась я остановив нанесение помады.
– Опять ты про это. – девушка открыла шкафчик, и засунула швабру. – я говорю о том, что действительно важно, а не про эти вот наживки для полиции. Заглотив такую мелкую рыбу они довольные, как наглый кошки, покидают бар оставив настоящую акулу плавать в море продолжая пожирать рыб.
– Слушай, если тебе есть что сказать, то говори… – пробурчала я. – не люблю загадки.
– Если бы ты не любила загадки, то не согласилась бы никогда на такую работенку. Что заставляет тебя подставлять под удар голову? Глупость, любопытство или жажда обычной наживы?
– А что заставляет тебя работать полотёркой? – я ухмыльнулась. – или твоя работа не заканчивается вылизыванием одного только пола?
– Может и не заканчивается. – не растерявшись ответила мне девушка, и вильнув бедром она покинула уборную.
В зале царила атмосфера нависающей угрозы. Почему-то я буквально чувствовала, как все вокруг провожают меня недоверчивым взглядом. С одной стороны, если уборщица права, то все давно уже поняли, что я здесь чужая, но с другой стороны, почему нужно отрицать факт собственной сексуальности? Двери, ведущие в тот злосчастный зал к Мисти, раскрылись, и танцовщица вышла из него, но только не такая, какой она предстала передо мной. Совершенно иная. Я посмотрела на Мисти и от восхищения не могла сдержать писка. Подкидывая высоко в воздух яблоко, женщина ловит спелый, ярко-красный плод и сжимает длинными, черными коготками так, что плод сочится липким, приторным соком. На изящной шейке у нее набит японский иероглиф, значение которого мне неизвестно. Танцовщица остановилась у одной из вышибал, и облокотившись о крепкое женское плечо улыбнулась. Боже, да она напоминала мне фривольную девицу, но в этом круговороте гендерных ролей, она словно забыла, что должна соблазнять мужчину, но все-таки в этой неправильной игре было что-то притягательное.
– Это Дракон, киса. – улыбнулась барменша. – а это, – резко, но не пролив ни капли она подвинула мне небольшую стопку заполненную нежно-розовой жидкостью. – за счет заведения, киска.
– Дракон? – удивленно переспросила я. – спасибо большое, но может быть, все же заплатить?
– Не говори чепухи. – девушка глубоко ввела сжатую полотенцем кисть и протерла узкое горлышко. – у Мисти на шейке.
– И почему вы здесь зовете ее Мисти? – отпив глоток я почувствовала, как с виду нежный напиток обжег горло.
– А тебе я смотрю хотелось бы знать ее имя? – девушка засмеялась. – Мисти это…
– Мисти это сценический псевдоним, дорогая. – танцовщица резко забросила на сидушку высокого стула свой небольшой рюкзак. – или звучит не так красиво, как Эля? Сделай мне, как всегда. – танцовщица облизнулась подмигивая своей напарнице по бару. – не бойся, – Мисти склонилась к моему уху одновременно обвивая тонкой кистью мою талию. – мне совершенно все равно, что ты здесь вынюхиваешь, маленькая, полицейская ищейка… – прошептала женщина поймав на резком скольжение высокий фужер. – твое здоровье, киса. Кстати, Лиз, а ты слышала новости?
– Смотря какие. – барменша снова начала до блеска натирая стаканы. – тебе ли не знать, что через мои уши здесь проходит поток сомнительной информации.
– До меня дошли слухи, что одна особа вынюхивает для полиции подробности… – женщина отпила глоток. – поговаривают, что кто-то взболтнул о царившей в стенах бара горячей проституции.
– Оу, – барменша улыбнулась. – удачи тому, кто пытается здесь кого-то снять.
Двое подошедших мужчин отвлекли барменшу своим заказом, и девушку метнулась в их сторону. Они о чем-то шутили, болтали, и только я чувствовала взгляд танцовщицу, что медленно пьет джин. В каждом моем вздохе отражалась та похоть, какой она наградила меня путем своего танца. Я была пленницей, заложницей собственных чувств, что подставляли предательскую подножку каждый раз, как только я старалась казаться смелее. Мисти допила напиток, и громко поставила фужер на стол. В ее темно-зеленых глазах находило отражение мое восхищенное вожделение. Она знала это, а вернее чувствовала, как никто лучше.
– Хочешь покататься с ветерком? – улыбнулась Мисти.
– Покататься? – я удивилась. – в смысле на машине?
– Лучше. – прошептала подмигнув танцовщица.
