Текст книги "Путь на эшафот"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц)
Почему же, почему
Не пришлись вы ко двору?
Я вас что-то не пойму.
Что за двор такой, к чему?
К королевскому двору?
К кардинальскому двору?
Его ненавидели, как могут ненавидеть человека, добившегося успеха, те, кому это не удалось. А кардинал достиг своей должности, будучи выходцем из скромной семьи, и это усиливало ненависть к нему. Он такой же, как и мы, и если бы мне повезло, я тоже мог бы достичь высот, рассуждал простолюдин. Кардинал знал об этом и исходил злобой. Его в народе не любили и кардинал размышлял об этом, направляясь к дому сэра Ричарда в Уилшайре, где он должен был провести ночь.
Он думал о тайном деле, заботившем короля. Ему было необходимо решить его с наименьшими потерями и как можно скорее. Он должен это сделать – столько раз ему удавалось провести государственный корабль сквозь рифы в бурном море. Да, он согласен с Его Величеством в том, что успех брака королей зависит от того, рождается ли у них наследник-мальчик или нет. А что же происходит сейчас? За многие годы совместной жизни королевской семье удалось вырастить одну-единственную дочь! Кардинал по-настоящему верил только в государственность и очень часто забывал, что он кардинал и должен быть верен клятве, данной церкви. Когда он узнал о страстной любви короля к Анне Болейн, он стал устраивать многочисленные празднества в своих пышных резиденциях, чтобы король имел возможность встретиться с предметом своей страсти. В глазах святой церкви супружеская измена была грехом, однако Томас Уолси, будучи либералом, не придерживался такого мнения. Супружеская неверность для короля это те же поединки и турниры, которые он сам устраивал, стремясь развлечь его. И хотя он всегда был готов предоставить королю возможность встретиться с его любимой леди, он почти не думал о королевских любовных развлечениях. Он считал, что и эта любовная история – одна из целой серии ей подобных. Она занимала внимание Его Величества, устраивала его и вообще была неизбежным делом. И что потом? Когда мысль о разводе, пришедшая на ум королю, была доведена до сведения кардинала, перед его глазами возникли многочисленные возможности удовлетворить интересы Англии с помощью выгодной женитьбы короля.
Если Англия решит объединиться с Францией в ее борьбе против Карла, прекрасным основанием для такого союза могла бы стать новая женитьба короля. Он стал забрасывать удочки насчет вдовой сестры французского короля Франциска, Маргариты Алансонской, но ее брат не был уверен в Генрихе, который еще не развелся со своей первой женой, теткой императора Карла, а потому уклонился от переговоров и женил свою сестру на короле Наварры. Была, однако, еще одна невеста – Рене, сестра покойной королевы Клавдии – и Уолси надеялся женить короля на ней. Разве Клавдия не народила Франциску кучу детей? Значит, и Рене сможет родить Генриху сыновей! А чтобы сговор был успешным, почему не предложить дочь Генриха, Марию, в невесты сыну Франциска, герцогу Орлеанскому? Уолси беседовал обо всем этом с королем, и король внимательно отнесся к этим предложениям кардинала. Но, обдумывая их, Генрих не переставал тайно мечтать об Анне Болейн. Он прекрасно знал своего канцлера – коварного, умелого, димломатичного. Пусть Уолси позаботится о разводе, употребит для его достижения весь свой государственный ум. Если он будет думать, будто все его усилия направлены лишь на то, чтобы удовлетворить страстное желание его короля овладеть скромной придворной девушкой, которая упорно отказывается стать его любовницей, станет ли кардинал стараться? Конечно нет. Поэтому он слушал планы, разработанные Уолси, с притворным интересом и одобрением, но тайно от кардинала направил своего посланца к Папе. Он жаждал, чтобы его любовь к Анне Болейн переросла в близость между ними. А потому, он считал, нет ничего страшного в том, если его секретарю не удастся добиться от Папы согласия на развод.
По дороге в Дартфорд кардинал усиленно думал, что ему предпринять. У него были опасения в отношении стоявшей перед ним задачи. Он понимал, что дело о разводе очень деликатное и что он не особенно силен в делах подобного рода. Он был силен в дипломатии, в делах государственного толка, домашние же дела его мало интересовали. Об Анне Болейн он почти не думал. Он считал, что эта любовь короля к простой и глупой девчонке не имеет ничего общего с его разводом, а потому не стоит о ней думать. Ему казалось, что Анна – легкомысленная особа, такая же, как и ее сестра, но только моложе, что она только разыгрывает из себя недотрогу. Однако при встрече с ней он улыбался. Не придавая особого значения фавориткам короля, чье влияние не было постоянным, он все же не хотел восстанавливать их против себя. Он помнил, что у Анны был роман с Перси, хотя подробности ускользнули из его памяти. Он не придавал всему этому никакого значения. Ведь король не может быть верен своей любви слишком долго!
Он посмотрел на свою кардинальскую шапку, которую несли впереди, на символ своей власти – большую государственную печать Англии. Он был очень озабочен, потому что последние события сильно осложнили дело с разводом. Он думал о трех влиятельных людях в Европе – Генрихе, Карле и Франциске. Франциск, будучи в какой-то степени ослабленным в тот период времени, играл завидную роль постороннего наблюдателя, действовавшего хитро и тайно и выжидавшего удобного момента, чтобы добиться для себя преимуществ. Генрих и Карл вынуждены были играть более активную роль в этой драме, потому что жена Генриха была тетушкой Карла, а потому вряд ли Карл будет спокойно наблюдать за тем, как Генрих унижает Испанию своим пренебрежительным отношением к жене. Находясь между этими двумя людьми, Папа, по своему характеру человек нерешительный, был в замешательстве. Он не хотел обижать Генриха и не хотел обижать Карла. Он разрешил развод сестре Генриха Маргарите на основании ничтожнейшего предлога. Это было очень просто сделать – этот развод никоим образом не унижал могущественных людей. Генрих, шумный, постоянно возмущавшийся, желавший немедленно получить то, что, по его мнению, заговорщики пытались ему не дать, был очень опасным человеком. И на кого возлагать свои надежды, как не на Уолси? И ненависть его тоже будет направлена на Уолси, если эти надежды не будут осуществлены.
Это сложное положение еще более ухудшалось в связи с недавним событием, имевшим место в Европе, событием неожиданным, страшным и кощунственным, как считал кардинал, которое сильно усложняло дело о разводе. Это был захват и разграбление Рима силами герцога Бурбонского, действовавшего от имени Империи.
Последние несколько лет Уолси ловко жонглировал на арене европейской политики, и сейчас, направляясь в Дартфорд, он спрашивал себя, не его ли хитрости повлияли на ход событий в Европе? Уолси прекрасно знал о существующих разногласиях между Франциском и одним из могущественнейших дворян Франции герцогом Бурбонским. Этот человек, чтобы спасти свою жизнь, был вынужден бежать из страны, но, будучи очень гордым и мужественным джентльменом, не собирался оставаться в изгнании всю свою жизнь. Действительно, долгие годы перед своим побегом он поддерживал тайные отношения с императором Карлом, заклятым врагом Франции, и, оставив свою страну, предложил Карлу объявить войну королю Франции.
И тут Уолси решил, что если герцога тайно снабдить деньгами, он сможет создать армию из своих многочисленных сторонников и стать генералом под командованием короля Англии. При этом никто не должен знать, что Англия играет какую-то роль в этой войне. Таким образом, Англия будет находиться в тайном сговоре с Испанией, действовавшей против Франции. Генрих счел эту мысль гениальной, потому что ослабление Франции и захват этой страны были постоянной мечтой короля Англии. К императору Карлу тайно отправили посла, а король и Уолси с удовольствием обсуждали свой хитрый ход. Франциск, однако, узнал об этих планах и направил в Англию своего тайного посланца – он желал во что бы то ни стало договориться. Результатом этого было то, что небольшая армия герцога Бурбонского, разочарованная и усталая, напрасно ждала помощи от Англии. Просчитывая ситуацию, Уолси не учел отважный характер герцога и расхлябанность французской армии, руководимой Франциском, не слишком умелым в этих делах, который то колебался, то действовал уж слишком решительно. У Павии французские силы были разбиты и короля взяли в плен. В документах французского короля был найден секретный договор, заверенный большой государственной печатью Англии. Таким образом, Франциск оказался пленником императора Карла, а английское двурушничество обнародовано. Франциск чуть не погиб в Мадридской тюрьме, а Карл не очень-то хотел возобновлять свои связи с Англией. Так что этот великолепнейший план, который должен был принести победу Англии, если это можно было назвать победой, провалился.
Это произошло два года назад, но вспоминать об этом все еще было неприятно, так же, как и о неудаче, постигшей Уолси, которому, несмотря на подкупы, не удалось стать Папой. А потом этот новый удар: герцог Бурбонский повел свои войска на Рим. Правда, этот поспешный шаг герцога стоил ему жизни, но его люди продолжали осуществлять дьявольский план: город был захвачен, разграблен, сожжен, священники подверглись оскорблениям, девственницы насилию, словом, священный город стал местом самой ужасной резни в истории. Но куда более неприятным оказалось то, что Папа, который должен был разрешить развод Генриху, находился в качестве пленника императора Карла во дворце Анджелл, а этот Карл являлся племянником той леди, которая была бы ужасно оскорблена предстоящим разводом.
Поэтому нет ничего удивительного, что голова кардинала разламывалась, но, несмотря на это, он был полон разнообразных планов, ибо основным качеством этого человека была его способность выйти из любой невыгодной ситуации победителем. Вот и сейчас ему пришла на ум мысль, которая должна была сделать его более знаменитым и завоевать еще большую любовь короля. Не так давно ему казалось, что тучи застилают яркий свет его славы, однако тучи эти были проходящими, и свет его славы пробивался сквозь них. Он надеялся, что тучи рассеятся, он не сомневался, что так и будет. Папа находился в заключении. Почему бы на это время не ввести должность его заместителя? И кто больше всего подходит для этой должности, если не кардинал Уолси? Конечно, этот заместитель будет благосклонно настроен к просьбе короля Англии о предоставлении ему разрешения на развод.
По дороге кардинал несколько раз останавливался на отдых и наконец прибыл в Кентербери. Он направился в аббатство во главе своей процессии. В своем пышном наряде и в кардинальской шапке он молился за пленного Папу, плакал о нем, при этом думая только о том, как бы сделать так, чтобы он, Уолси, занял место Клементия, разрешил развестись своему королю и женил его на французской принцессе.
Итак, кардинал проследовал во Францию, где был принят с королевскими почестями правящей в то время Луизой Савойской – Франциск отсутствовал – и талантливой сестрой короля Маргаритой Наваррской. Он уверил их, что его король испытывает дружеские чувства к их стране и договорился о женитьбе герцога Орлеанского на дочери английского короля. Он также намекнул на возможность развода короля и его бракосочетание с Рене. Принимали его великолепно и уверили в дружеских чувствах со стороны Франции.
При дворе Англии только и шептались, что о секретном деле короля. Об этом слышала Анна, об этом слышала и сама Катарина. Королева была напугана. Она уделяла большое внимание своим туалетам, надеясь завоевать этим любовь короля. Она полагала, что врачи ошиблись и она еще сможет родить королю наследника. Но настроение у королевы было подавленное, и она нервничала и молилась.
Анна все это знала и очень беспокоилась о королеве. Хотя они были совершенно разными – королева всегда была мрачной и редко смеялась, – Анна испытывала глубокое уважение к своей повелительнице, но не могла следовать ее примеру.
Анна была занята своими мыслями, своими делами. Уайатт преследовал ее, делая ей сумасбродные предложения, а она боялась, что слишком часто и слишком много думает о нем. Она получала от него записочки со стихами, в которых он писал о своей страсти к ней, о своей несчастной женитьбе, о надеждах на будущее, если она будет к нему благосклонна. При дворе болтали, что Анна наполовину француженка. По характеру это было действительно так. Она была легкомысленной, сентиментальной, обожала, когда ею восхищались. Но вместе с тем она была очень практичной. Если бы Уайатт был свободен, она с удовольствием выслушивала бы его. А сейчас, признавшись ему в любви, но одновременно заверив в том, что его планы неосуществимы, она не могла окончательно с ним порвать. Она искала его, всегда была рада с ним встретиться, поболтать. Она очень часто с ним общалась в компании своего кузена Серрея и своего брата Джорджа, что обеспечивало ей возможность соблюдать правила приличия. Они были самой веселой и блестящей четверкой при дворе, родственные связи лишь крепили их дружбу. Анна приятно проводила время в кругу друзей, порхала, как бабочка под лучами солнца, хотя вечерняя прохлада уже чувствовалась в воздухе.
Готовясь к банкету, который намечали в Гринвиче в честь отъезжавших французских послов, Анна думала об Уайатте. Этот банкет должен был быть великолепным, очень пышным и стать проявлением дружбы в отношении новых союзников. Их прекрасно принимал в Хэмптоне кардинал, вернувшийся недавно из Франции. Кардинал устроил такой великолепный прием, что король, несколько возмущенный тем, что один из его подданных смог устроить прием, достойный только королей, решил превзойти его по великолепию.
Джордж, Анна, Серрей, Брайан и Уайатт, стараясь повеселить французских джентльменов, организовали великолепный карнавал. Они были довольны своей работой и уверены, что королю все понравится. Анне было очень интересно, она наслаждалась тем, что делала, ибо знала, что ни одна другая женщина при дворе не обладает такими талантами. Это опьяняло ее, рассеивало грусть, которая периодически охватывала девушку после того, как она потеряла Перси, и которая стала возвращаться к ней все чаще и чаще. Возможно, из-за Уайатта. Анна была одета в алый шелк и золото. На шее и жилетке бриллианты. На голову она не стала ничего надевать, считая, что тогда станет похожа на остальных женщин – она решила распустить свои волосы.
Анна Болейн привыкла к тому, что она самая блестящая леди при дворе. Мужчины смотрели ей вслед. Среди них были Генри Норрис, придворный, занимавшийся королевской конюшней, Томас Уайатт и сам король. Норрис был ей безразличен. О чувствах Томаса она знала, страсть короля ее немного пугала. Но восхищение, от кого бы оно ни исходило, всегда было ей приятно. Джордж одобрительно улыбнулся ей. Джейн смотрела на нее с завистью. Но это ее не волновало. Все женщины завидовали ей. Однако зависть Джейн была смешана с ненавистью. Но что за дело Анне до глупой жены брата! Бедный Джордж! – думала она. Уж лучше быть одному, чем иметь такую жену. Хорошо быть одной, чувствовать на себе эти многочисленные взгляды, полные восхищения, желания, ощущать свою власть над этими мужчинами.
Там, где находилась она, смех звучал громче, атмосфера была веселее. К их группе присоединился король, потому что любил молодежь. Взгляд его внимательно следил за Анной, которая была душой любого сборища.
Королева сидела на празднике бледная и очень некрасивая. Это была грустная и испуганная женщина и постоянно думала о предстоящем разводе. Сам этот праздник стал для нее унижением, так как она была испанкой и вряд ли могла быть довольна дружбой с Францией.
Неприязнь короля к королеве явно чувствовалась. И молодежь при дворе, жаждущая лишь веселья, почти не уделяла ей почестей, которые следовало бы уделять. Они предпочитали собираться вокруг Анны Болейн, потому что там был король, там царили веселье и смех.
Сидя во главе стола, король наблюдал за Уайаттом. Вино придало молодому поэту смелости, и он не отходил от Анны, хотя и видел, что король не спускает с него глаз. Все сидевшие за столом знали, что король увлечен Анной. Атмосфера была напряженной, все ждали, что предпримет король.
И король заговорил. Есть одна песня, которую он хотел бы предложить присутствующим. Песню эту сочинил он сам. Все с нетерпением жаждали услышать эту песню.
Послали за музыкантами. Вместе с ними пришел один из лучших певцов при дворе. Наступила полная тишина, никто не осмеливался ее нарушить в ожидании песни, сочиненной самим королем. Король наклонился вперед, взгляд его глаз не покидал лица Анны все то время, пока исполнялась песня. Песня закончилась. Все стали громко аплодировать.
Всех птиц без труда побеждает орел,
А жаркий огонь расплавляет металл.
И блеск самых ярких и нежных очей
Не сможет затмить блеск солнца лучей.
Есть средства, способные камень пробить.
Но смелому рыцарю принцем не быть!
Все тут же поняли, что означают эти высокомерные слова и кому они предназначены. Анна вновь почувствовала, как великолепен этот дворец в Гринвиче и какой властью обладает его хозяин. Слова песни звучали в ее ушах. Они говорили ей, что король устал ждать, что столь влиятельные особы, как он, не могут ждать слишком долго.
Она испугалась, и вечер был для нее испорчен. Уайатт тоже понял значение этой песни. А Джордж улыбнулся ей, стараясь успокоить. Ей захотелось подбежать к брату и сказать ему: «Поедем домой, станем опять детьми. Этот двор пугает меня. Он не спускает с меня глаз. Брат, отвези меня домой, помоги мне!» Джордж услышал ее мысли и высоко поднял голову. Она последовала его примеру, ей стало легче, и она улыбнулась брату. Джорджу всегда удавалось ее успокоить. Он как бы говорил ей: «Не бойся ничего, Анна! Не забывай, что мы Болейны!»
Все горячо аплодировали королю. Прекрасные стихи, решили слушатели. Анна посмотрела на того, кого считали талантливейшим поэтом при дворе, на сэра Томаса Мора. Она только что с большим удовольствием прочла его «Утопию». Сэр Томас внимательно разглядывал свои крупные и довольно безобразные руки, он, как поняла Анна, не разделял всеобщее восхищение. Интересно, что не одобрял сэр Томас: сами стихи или их содержание?..
Песня короля послужила приглашением к развлекательным мероприятиям, в которых активное участие принимала Анна и ее друзья. Она забыла обо всех своих страхах. Она играла в тот вечер так вдохновенно, как никогда прежде. К чувству страха примешивалось что-то еще, но что, она не могла определить точно. Возможно, желание заставить короля еще больше восхищаться ею. Присутствовавшие были с ней очень любезны, даже ее старый недруг, Уолси, которого она все еще ненавидела, дружески улыбался ей. Фаворитов короля должны любить все, и если тебя когда-то унизили из-за того, что ты не слишком благородного происхождения, пускай даже тебя унизил такой человек, как Уолси, любовь короля очень льстит твоему самолюбию. И к ее страхам в эту ночь примешивалось чувство некоторого удовлетворения.
Она блистала, похожая в своем алом платье и золоте на пламя. Все обращали на нее внимание. Теперь они долго еще будут вспоминать об этой ночи, во время которой Анна сияла луной среди мелких неярких звезд.
Вечер заканчивался танцами, во время которых каждый джентльмен выбирал себе партнершу. Король должен был танцевать с королевой в начале процессии, остальные – следовать за ним. Королева сидела в своем кресле, задумчивая и печальная. Король даже не посмотрел в ее сторону. Все замолчали, затаили дыхание, когда он направился к Анне Болейн. Выбрав ее, он показал всем, кого предпочитает.
Он крепко держал ее за руку. Его рука была теплой и сильной, он словно хотел раздавить ей пальцы.
Они стали танцевать. Глаза короля блестели так же ярко, как драгоценности на его одежде. Как его страсть не похожа на страсть Уайатта – она очень сильна, жизнерадостна и яростна.
Он сказал, что хочет поговорить с ней наедине. На что Анна ответила, что королева рассердится, если она покинет зал. Они сели.
– А вы не боитесь, что я разозлюсь, если вы мне откажете? – спросил он.
– Сир, королева моя повелительница.
– И строгая, не так ли?
– Нет, она очень добрая, сир. Поэтому я не хочу, чтобы она гневалась на меня.
Король вспылил.
– Послушайте, – сказал он, – мое терпение не беспредельно. Вам понравилась песня?
– Недурная песня, – ответила Анна. Теперь, когда она была с ним рядом, до нее дошло, что королевского гнева ей бояться не стоит. Он ее не обидит. В его страсти так много нежности. И эта нежность, заглушив страхи, вызвала в ней странное чувство восторга.
– Что вы хотите этим сказать? – воскликнул он и придвинулся к ней поближе. Он понимал, что за ними наблюдают, но ничего не мог с собой поделать.
– Мне нравятся рифмы, но чувства, выраженные в стихотворении, не очень.
– Хватит глупить! – воскликнул он. – Ты же знаешь, что я люблю тебя.
– Простите, Ваше Величество…
– Можешь просить прощения у кого угодно, но скажи, что любишь меня!
Она повторила то, что говорила ему раньше.
– Ваше Величество, между нами не может быть и речи о любви… я никогда не стану вашей любовницей.
– Анна, – обратился он к ней с мольбою в голосе, – если ты отдашь мне душу и тело, уверяю тебя, сердце мое будет принадлежать только тебе. Я забуду обо всех других, кто мне нравился, потому что никто никогда не вызывал у меня такого восхищения.
Она задрожала и встала со стула. Она понимала, что он не примет от нее отрицательного ответа. Она короля боялась. И тогда она сказала:
– Ваше Величество, за нами наблюдает королева. Я боюсь ее гнева.
Он тоже встал, и они начали танцевать.
– Не думай, – сказал король, – что на этом наш разговор закончен.
– Прошу Ваше Величество о снисхождении, потому что не вижу из создавшегося положения выхода, который бы удовлетворил нас обоих.
– Скажи, я нравлюсь тебе? – спросил король.
– Надеюсь, Ваше Величество, что, будучи вашей подданной, я должна любить вас…
– Не сомневаюсь, что ты можешь любить, Анна, если захочешь. И я прошу тебя захотеть. Я давно люблю тебя. И никто другой не может заставить меня забыть об этой любви.
– Я не стою вас, Ваше Величество.
И она подумала: «Слова, опять слова. Как это надоело! Я боюсь. О, Перси, почему ты оставил меня? Томас, если ты любил меня еще тогда, когда мы были детьми, почему ты разрешил им женить тебя на другой?»
Король возвышался над ней, как башня – массивный, величественный, властный. Он тяжело дышал, лицо его было красным, глаза горели желанием, рот приоткрыт.
Она подумала: «Завтра утром я тайно уеду в Хивер».
Катарина выглядела угрюмой. Она отпустила своих придворных и прошла в королевскую спальню, где стояла огромная кровать, на которой они все еще спали вместе с Генрихом, что было простой формальностью. Она спала на одном краю кровати, он на другом.
– Не притворяйся, будто спишь, – сказала она.
– Я не собираюсь притворяться, мадам, – ответил он.
– Тебе приятно унижать меня? Верно?
– Каким образом?
– Ты всегда за кем-нибудь увиваешься. Сегодня это была Болейн. Ты был обязан выбрать меня.
– Выбрать вас, мадам? – Он хмыкнул. – Этого я никогда не делал – ни сейчас, ни раньше. А выбираю, между прочим, я!
Она стала всхлипывать и читать молитвы. Она просила Бога о том, чтобы и Генрих, и она могли себя контролировать, чтобы он был с ней более мягким, чтобы предсказания врачей, что она никогда не сможет родить ему наследника, не оправдались.
А он лежал, стараясь не слушать ее бормотание, к которому привык, и думал об изящной девушке в алом и золотом одеянии, о ее распущенных волосах и тонком умном лице, о прекрасных черных глазах, самых прекрасных при дворе. Анна, думал он, ты ведьма! Я уверен, ты не уступаешь мне, чтобы разжечь мою страсть… Ему было приятно так думать. Она сдерживает себя не потому, что он ей не нравится. Но хватит, девочка! Сколько лет прошло с тех пор, как я увидел тебя в саду твоего отца? Уже тогда я желал тебя! Чего же ты хочешь? Попроси, и ты получишь все. Но полюби меня, полюби, потому что я безумно тебя люблю.
Королева перестала молиться.
– Эти женщины, которых ты желаешь, думают о себе Бог знает что!
– Послушай, ведь это так естественно. Те, кого выбирает король, должны этим гордиться.
– Но их так много, – заметила она тихо.
И он подумал, что отныне будет всего одна – Анна Болейн!
– Я бы хотела, Ваше Величество, чтобы вы научились сдерживать себя.
Боже, как ему надоела ее болтовня. Ему хотелось бы остаться одному и мечтать о той, кто ему всех милей. И он сказал ей очень грубо:
– Вы, мадам, не можете вызвать у мужчины желание, которое заставило бы его забыть о том, что существуют другие женщины.
Она задрожала, и он почувствовал это, несмотря на то, что кровать была широкой и их разделяло большое расстояние.
– Я уже не молода, – сказала она. – И я не виновата, что наши дети умирают. – Он ей ничего не сказал на это, и она задрожала еще сильнее. – Я слышу, о чем шепчутся при дворе. Я знаю об этом тайном деле короля.
Ну вот. Она добилась своего. Его грезы рассеялись. Значит, слухи все же дошли до нее. Это, конечно, должно было случиться. Но ему бы хотелось, чтобы ей сообщили об этом более пристойным образом.
– Генрих, – обратилась она к нему. В ее голосе слышалась мольба. – Ты не отрицаешь этого?
Он встал с постели, расправил свои могучие плечи.
– Катарина, ты прекрасно понимаешь, что если бы это зависело от меня, я никогда бы не стал с тобой разводиться. Но жизнь короля принадлежит не ему, а королевству. И знаешь, Катарина, ум мой смущен, и уже давно. Сомнения одолевают меня. А совесть не позволяет не прислушаться к ним. Я хочу, чтобы ты знала, Катарина, что когда встал вопрос о браке нашей дочери и герцога Орлеанского, французский посол усомнился в том, что она наша законная дочь.
– Законная! – воскликнула Катарина, приподнимаясь на локтях. – Что он имел в виду? Милорд, надеюсь, вы пристыдили его!
– Конечно. Я сделал это! Но я очень расстроился.
Настроение короля улучшилось. Теперь он не выглядел беспутным мужем, осуждаемым своей верной женой. Он был королем, для которого его страна – превыше всего. Его личные желания были на втором месте. Он говорил себе, что сперва королевский долг, а потом уж чувства. Он лежал в кровати с женщиной, бесформенное тело которой уже давно перестало его волновать, а, напротив, вызывало отвращение, и уверял себя, что он не должен сохранять этот брак.
Он женился на Катарине, потому что Англии нужно было укрепить дружбу с Испанией, потому что Англия была тогда слабым государством, а через узкий пролив находилась могущественная Франция, злейший враг его страны. В первые годы женитьбы Генрих надеялся, что ему вновь удастся завоевать Францию. Это казалось вполне реальным, поскольку в ту пору Кале еще был у англичан. Он надеялся, что с помощью императора ему удастся это сделать. Но после всех этих недостойных событий, имевших место в Павии, Карл вряд ли захочет пойти на союз с Англией. Итак, необходимость дружбы с Испанией отпала. Реализация планов, разработанных Уолси, была приостановлена. Теперь союзниками Англии были французы. Поэтому для Англии очень даже выгодно разорвать этот испанский брак! А вместо этого… Неважно, что вместо этого. Испанку нужно прогнать от двора, ибо его стране она больше не нужна.
Но это были незначительные вопросы по сравнению с главной проблемой, которая его волновала и не давала покоя его совести. Да благословит Бог епископа Парбеса, посла, у которого хватило такта не поднимать вопрос о том, является ли принцесса Мария законнорожденной дочерью.
– Я полагаю, что можно было бы объявить войну Франции! – воскликнула Катарина. – Моя дочь – незаконнорожденная! Ваша дочь…
– Это не дело женского ума, – возразил король. – Войны не объявляются по таким незначительным поводам.
– Незначительным! – воскликнула королева. Голос ее дрожал от страха. Катарина была неглупой женщиной. На ужины, устраиваемые в ее покоях, приходили ученые мужи, наиболее серьезные придворные, такие люди, как сэр Томас Мор. Она была более разборчивой, чем английские леди, и никогда не пыталась вести себя так, как ведут себя англичанки. Ей не нравились спортивные игры, сопровождавшиеся кровью, которые так любил ее муж. Вначале король возмущался, когда она говорила ему, что леди не должны участвовать в соколиной охоте или охоте на лис. Но это было давно. Теперь он был доволен, что она в них не участвует, ибо тяготился ее компанией. Но в королеве было что-то такое, что заставляло ее уважать – спокойное достоинство, религиозность. И даже сейчас, когда ей грозил крах, она ничем это не выказывала, а лишь была грустна. Впрочем, она всегда была грустна. Но и упряма! И король знал, что Катарина будет бороться. Если не за себя, то за свою дочь. Ее вера подсказывала ей, что она борется не только за себя, но и за Генриха, что церковь не одобряет разводов, и она будет противиться со всем своим спокойным упорством.
– Катарина, ты помнишь Библию? – И он стал ей цитировать то место из Левита, где говорилось, что нельзя жениться на жене своего брата, что это грех и что именно поэтому их дети умирают.
– Но ты же знаешь, что я никогда по-настоящему не была женой твоего брата.
– Именно это и беспокоит меня.
– Ты хочешь сказать, что не веришь мне?
– Не знаю, что и ответить. Все надежды иметь наследника рухнули. Похоже, это судьба. Разве естественно, что наши сыновья умирали один за другим? Разве естественно, что все наши усилия пропали даром?
– Не все, – заметила Катарина жалобным голосом.
– Всего одна дочь, – возразил он ей презрительно.
– Она достойная девочка…
– Ха! Девочка! Женщина на троне! Она – не ответ на наши молитвы. Бедная Англия! Нам не было дано иметь сыновей. И здесь не моя вина…
На глазах королевы появились слезы. Она возненавидела бы этого человека, если бы все ее инстинкты не были подавлены религиозностью. Впрочем, Катарина сама не знала, ненавидит его или любит. Но знала только одно: ей нужно делать то, что велит ей ее религия. Она не должна ненавидеть короля, не должна ненавидеть своего мужа, ибо это смертельный грех. Поэтому все эти годы, когда он оскорблял ее, унижал, не обращал внимание на боль, которую доставляли ей его измены, она уверяла себя, что любит его. Нет ничего удивительного в том, что он сравнивает ее, женщину сорока одного года, со смешливыми, ищущими любви девятнадцатилетними девчонками! Ему тридцать пять. Прекрасный возраст для мужчины, самый расцвет. Но он должен думать о том, что не вечен – ведь он король, у которого нет наследника.
