Текст книги "Страстная Лилит"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)
– Итак, вы внезапно повзрослели и мне уже нельзя звать вас больше Керенсой, а только мисс Стокланд. Значит ли это, что я не являюсь одним из ваших друзей?
– Конечно, вам можно сколько угодно называть меня Керенсой.
– Я рад. Я уж было начал подумывать, что до ваших ушей дошло что-то об одном из моих грехов.
Она рассмеялась. Он всегда может ее рассмешить и всегда мог. Это-то ей в нем и нравилось – взрослый человек, не законченный грешник, так она думала, но почти грешник.
– Я хотела бы с вами поговорить. Понимаю, что это очень необычно.
– Вовсе не необычно. Вы говорите изрядно. По сути, вы болтушка.
– Фрит, оставьте хоть на минуту свои шуточки. Я думаю о будущем... о вашем и моем.
– О вашем и моем?
– Вы когда-нибудь думали о женитьбе?
– Признаться, я был на грани подобного безрассудства однажды... или, возможно, дважды... за мою долгую и рискованную карьеру, но мне удалось, как вы знаете, несмотря на многие опасности, сохранить уединенный курс.
– Но ведь вы не хотите вечно идти этим уединенным курсом. Каждый мужчина должен жениться.
– Керенса, только не говорите, что вы нашли мне жену! Она самодовольно улыбнулась.
– Ну, в сущности, нашла.
– Вы удивительный ребенок! То вы сваливаетесь на меня, битком набитая холерными микробами, а теперь вы готовы предоставить мне жену. Знаете ли, я думаю, что микробы мне могут показаться более приемлемыми. Но кто эта дама?
– Едва ли она дама.
– О, это совсем скверно.
– Но когда-нибудь она станет ею. В настоящее время она просто девушка. – Тут она заторопилась: – Я думаю, что она вам весьма нравится – гораздо больше, чем вы это признаете, – и я думаю, что вы будете с ней очень счастливы.
– Сколько ей лет?
– Ей четырнадцать лет, но выглядит она старше.
– Случайно она... это не ты?
– Конечно.
– Ох... Керенса!
Он откинулся в кресле и принялся хохотать. Она подбежала к нему, уселась к нему на колени и, схватив его за плечи, принялась его трясти.
– Фрит, прекратите смеяться и отнеситесь к этому серьезно.
– Я серьезен, серьезен. Я собираюсь с мыслями. Я думаю, что в таких случаях обычно говорят «О...», скромненько так, знаешь ли. «Но это так неожиданно! Благодарю за честь, но...»
– Но! – неистово воскликнула Керенса.
– Ну, видишь ли, ты такая юная, а я такой старый, а однажды человек, считавшийся знатоком в этих делах, сказал, что юность и раздражительная старость не уживаются.
– Что значит раздражительная старость?
– Вроде меня.
– Ну, она может ужиться с юностью, а поэт не прав. Поэты почти всегда не правы.
– Керенса, – сказал он, – ты просто не понимаешь...
– Несомненно, я понимаю. Я хочу выйти замуж за вас. Не теперь, конечно, а через два года. Вы меня подождете?
Он обнял ее и крепко прижал к себе, но тут же снова принялся смеяться, и его смех рассердил ее.
– Будьте же серьезным! – сказала она, освобождаясь из его объятий.
– Я серьезен, Керенса. Но знаешь ли ты, сколько мне лет?
– Перестаньте говорить о возрасте. Он не имеет значения. Я уже много лет хочу выйти за вас замуж. Вы должны сказать мне откровенно. Есть другая?
– Где есть?
– Кто-то, на ком вы хотите жениться, конечно.
– Я не слыву намеревающимся жениться.
– Пока нет, конечно. Но такое может быть через два года.
– Понимаешь ли, Керенса, это очень серьезный шаг – женитьба.
– Я знаю о женитьбе все.
– Значит, ты хорошо осведомлена.
– Вы меня любите?
– Конечно, люблю.
– Это самое главное. Понимаете, вы должны любить меня больше всех на свете. И другой быть не должно.
– О, Керенса, я тебя обожаю.
Она обняла его за шею и крепко прижалась к нему. Он сказал:
– С твоей стороны очень мило подвязать волосы черной лентой, прийти и сделать мне предложение жениться на тебе, но я думаю, что на твоем месте я бы себя пока не связывал.
– Я хочу себя связать.
– Понимаешь, люди в твоем возрасте взрослеют медленно, а в моем – быстро старятся. Через два года ты будешь смеяться над мыслью выйти за меня замуж.
– Не буду. Уже много лет тому назад я не смеялась над мыслью выйти за вас замуж. Я всегда знала, что когда-нибудь это случится.
– Керенса, ты не должна так соблазнять меня.
– А вы женитесь на мне, когда мне исполнится шестнадцать? – Он молчал, тогда она поднялась и сердито топнула ножкой. – Вы не можете поверить, что я уже взрослая. Вы продолжаете обращаться со мной, как с маленькой девочкой. Я этого не потерплю. Я этого не потерплю. Я хочу услышать прямой ответ.
– Хорошо, Керенса. В таких делах, когда по той или иной причине решение не может быть принято сразу, люди соглашаются на то, что называется компромиссом. Давай решим так: отложим это дело на два года. Если в конце этого срока ты все еще будешь считать меня достойным стать твоим мужем, мы обсудим положение. Ну как?
– Я бы предпочла, чтобы вы сейчас сказали «да».
– Ты слишком пылкая возлюбленная, и, как я уже сказал, я легко могу потерять из-за тебя самообладание. Этого не должно быть. Я настаиваю, что должно пройти два года, в течение которых все должно оставаться по-прежнему. А там мы посмотрим, что тебе захочется.
– Но я должна получить ваше обещание ни на ком не жениться, пока мне не исполнится шестнадцать лет.
– Я думаю, что в течение двух лет я продержусь, уж если продержался до сих пор.
– Все равно, вы должны дать клятву.
– Я клянусь.
– Спасибо, Фрит.
– Спасибо, мисс... можно мне звать вас Керенсой? Вы сказали, что мы можем вернуться к прежним отношениям.
– Вы можете звать меня, как вам угодно, но вы не должны надо мной смеяться. Для меня это очень серьезное дело.
Он взял ее руку и поцеловал ее.
– Для меня тоже, Керенса, – сказал он.
* * *
Лилит не понадобилось много времени, чтобы узнать, почему Керенса не хотела выходить замуж за Лея.
Керенсе пятнадцатый год, а Лилит помнила свои чувства в пятнадцать лет. Тогда она любила Фрита, а теперь Керенса любит Фрита. Правда, у них разница в возрасте больше двадцати лет – на самом деле почти тридцать, – но Фрит сохранит привлекательность до конца своих дней. Лилит, очень хорошо знавшая эту привлекательность, понимала значение периодической замкнутости Керенсы, огорчавшей всех других членов семьи. Она знала, что Керенса часто бывала у Фрита, а этого, с необычайной для нее чопорностью думала Лилит, не следует позволять. Она уже решила было указать на это Аманде, но передумала. Ей представилось, что против этой страсти Керенсы к человеку, который по возрасту годится ей в отцы, следует действовать самыми осторожными способами.
К тому же в Керенсе она увидела большое сходство с собой, что ее встревожило.
Относительно чувств Фрита к этому ребенку она ничего не знала. Ему же было не пятнадцать лет, и он уже умел скрывать свои чувства. Керенса нравилась ему необыкновенно – только это и было видно. Подарки Керенсе на день рождения всегда тщательно выбирались и бывали значительно великолепнее подарков другим детям. На Рождество бывало то же самое. Он проводил в этой семье все больше времени, и Лилит не однажды слышала, как он просил позволить Керенсе остаться с взрослыми на полчаса дольше других детей; обратила она внимание и на то, что сам он уходил вскоре после Керенсы.
Лилит не могла бы сказать, что Фрит был тщеславным; но все же она предполагала, что такое откровенное обожание со стороны Керенсы действительно неотразимо – особенно для человека, которому было далеко за тридцать. Красота Керенсы расцветала с каждым днем; она быстро взрослела, как будто верила в то, что сможет перехитрить природу и сравняется в возрасте с Фритом. Трудно было бы остаться равнодушным к такой преданности.
Однажды, когда Аманда заметила: «О, Фрит, не позволяй Керенсе утомлять себя. Она постоянно просто виснет на тебе!», Керенса взглянула на мать почти с ненавистью. Керенса была такой же целеустремленной, какой когда-то была Лилит, и такой же решительной, способной не только на страстную преданность, но и на безжалостность к любому, ставшему на ее пути; Лилит не на шутку встревожилась.
Несомненно, именно Лей подходил Керенсе. Их женитьба должна была стать последним триумфом Лилит. К тому же она сама любила Фрита, а он любил ее. Кроме Фрита, ей никто и никогда не был нужен; и ей не верилось, что он когда-нибудь от нее откажется... но она все же боялась влияния самозабвенной любви этой юной девушки. Он делал вид, что все это для него очаровательная шутка; но Лилит не была уверена, что в глубине души он не чувствует иначе.
На пятнадцатилетие Керенсы Фрит подарил ей меховую муфту; это был очень дорогой подарок – такой подарок мог бы сделать муж жене или любовник любовнице. Вот и предстала Керенса на своем дне рождения в новом синем, под цвет ее глаз, бархатном платье и с муфточкой, потому что она ни на миг с ней не расставалась.
Когда она задула на своем праздничном торте пятнадцать свечей и поблагодарила всех присутствующих за добрые пожелания, то прибавила: «Я надеюсь, что вы все понимаете, что через год в это время я буду вполне взрослой». При этом она посмотрела на Фрита.
На вечере по случаю дня рождения говорилось о старых увеселительных парках, большинство из которых уже закрылись.
– Я не думаю, – сказал Фрит, – что нынешние дети будут радоваться китайским фонарикам, и фейерверку, и светлым полянкам, как радовались им мы. Говорят, что Креморн-парк доживает последние дни.
Керенса воскликнула:
– О, я никогда там не была. Мне очень хочется пойти.
– Надо будет постараться, чтобы ты побывала там, а то будет поздно, – заметил Фрит.
– Когда, Фрит? Вы пойдете со мной?
– Керенса, – сказала Аманда, – нельзя напрашиваться, любимая.
– О, Фрит... Фрит... пригласите меня поскорее, – умоляла Керенса.
Фрит сказал:
– Керенса, доставьте мне удовольствие, позвольте мне сопровождать вас в Креморн-парк.
– Да, Фрит, я думаю, что найду время побывать там. Когда бы вы хотели пойти? Может, на этой неделе?
– Я, конечно, к вашим услугам.
«Никогда еще я не видела, – подумала Лилит, – девчонку, влюбленную до такой степени, как Керенса».
Аманда была прежней Амандой, которая никогда ничего не видела, и даже под самым носом у себя. Она думала, что глаза Керенсы сияют из-за праздничного торта с пятнадцатью свечами и из-за изысканности меховой муфты.
Итак, они собрались пойти вместе в Креморн-парк; ревнивые опасения Лилит увеличились настолько, что она тоже решила отправиться в Креморн-парк в тот день, который они выбрали для посещения.
Она их видела, а они ее нет, Они были, как ей представлялось, слишком заняты друг другом; Керенса этого не скрывала, а Фрит делал вид, что он доставляет удовольствие ребенку, хотя Лилит казалось, что он не столько доставлял удовольствие ребенку, сколько ухаживал за женщиной. Неужели он серьезно собрался жениться на Керенсе?
Лилит сидела на некотором расстоянии от них, наблюдая: ревновавшая любовница и – более того – рассерженная мать. Керенса должна выйти замуж за Лея. Возможно, Фриту было безразлично, что он заставлял Лилит страдать; и Керенсе было безразлично, что она заставляла страдать Лея. Но Лилит было не безразлично. «Я никогда не позволю этому свершиться», – клялась Лилит.
И тут она вдруг увидела нечто необычное, заставившее ее на время забыть даже Фрита с Керенсой. Группа людей, примерно дюжина, шла через поляну по траве – мужчина в красочном наряде и толстая женщина, явно его жена, со своими семью... восемью... нет, девятью детьми.
– Вот подходящее место, Фан, – сказал мужчина. – То, что нужно. Ну, мальчишка, ставь здесь корзину, а мы поглядим, чего там вкусного положила маменька.
– Живее, Сэмми, – сказала женщина. – Ты же слышал, что велел отец.
Сэмми! Это был Сэмми – настоящий двойник Сэма, одетый добротно, но безвкусно; у него был даже локон, который лег бы так же поперек лба, если его нужным образом набриолинить; именно такой ребенок и должен вырасти у благополучного владельца ресторана.
– Ну... что там? Сандвичи с анчоусами, а? Ветчина... а это вот пирожки... и немного кое-чего приятного, чтобы все это запить.
Лилит поднялась и поторопилась уйти. Сэм! Фан! С детьми.
Ей хотелось смеяться, потому что она почувствовала огромное облегчение. Она осознала, сколько укоров совести пришлось ей пережить, с тех пор как она увезла Лея в коляске из ресторана Сэма Марпита. Она могла бы предугадать. Это было неизбежное завершение. Значит, в ресторане «Марпит» все было в порядке. У Сэма теперь была его Фан и даже его Сэмми.
Она вдруг остановилась и едва не повернула к ним; ей хотелось поздравить их и сказать: «Я рада. Я так рада!»
У них была счастливая семья. Теперь до нее долетали их крики.
Тут она вспомнила, что ее обожаемый мальчик, возможно, будет страдать из-за Керенсы, а сама она вот-вот потеряет единственного мужчину, которого когда-то любила. В этот момент она не могла немного не позавидовать Сэму и Фан.
Но она, конечно, не позволит этому случиться. Она прекратит все это. Она с успехом управится и с более трудными проблемами. Сэму помог счастливый случай. Фан была с ним рядом и только ждала, как бы его утешить и начать новую жизнь. Она, Лилит, и прежде сама устраивала себе счастливые случайности, и снова устроит.
* * *
Был конец января, и до шестнадцатилетия Керенсы оставалось три месяца. Она держалась важно, спокойно и очень уверенно.
Лей приехал домой с массой рассказов о том, чем он занимался в колледже; он запирался с Хескетом и говорил о своем будущем; с Леем Хескет достиг такого взаимопонимания, какого у него не было с собственными детьми.
Хескет не переставал удивляться тому, что так много хорошего может произойти от плохого. Его шантажировали, чтобы он обращался с этим мальчиком как с собственным сыном, а именно этот мальчик проявил к нему больше любви, чем его собственные дети. Жизнь была не так предсказуема, как считалось; предполагалось, что из плохих семян вырастают плохие плоды. Но жизнь полна сотнями необычных поворотов и неожиданностями, тысячами осложнений. Из-за смерти Беллы образовалась счастливая семья; из-за шантажа Лилит у него есть еще один сын.
– Доволен ли ты, что избрал ту же карьеру, что и у меня? – спросил он Лея.
– Да, вполне. Быть врачом... быть членом этой семьи... это то, чего мне хочется почти больше, чем чего-то другого.
– Почти? – переспросил Хескет.
– Ну, – зардевшись, ответил Лей, – есть еще кое-что, чего я очень хочу. Я хочу жениться на Керенсе. Вы бы... согласились с этим?
– Не могу себе представить никого, кроме тебя, кого бы я так хотел видеть своим зятем. Я знаю, что мать Керенсы такого же мнения. Тебе остается получить согласие Керенсы.
– Она еще так молода.
– Вы оба молоды, но ее мать и я – мы оба будем рады слышать, что вы приняли решение.
После этого он не мог удержаться, чтобы не поговорить с Керенсой еще раз. Теперь она выглядела настоящей молодой женщиной, чему способствовали и манера стягивать волосы на затылке черным бантом из плотной ленты, и золотая цепочка с медальоном, которые она носила почти постоянно. Казалось, ей надоело выглядеть юной.
Во время совместной верховой прогулки в парке Лей сказал:
– Керенса, не хочешь ли ты выйти замуж?
Она была спокойна, сдержанна, совершенно не похожа на себя.
– Это будет зависеть от мужа, – помедлив, ответила она.
– Как ты думаешь, каким я буду мужем?
– Очень милым. – Он засмеялся, но она торопливо прибавила: – С подходящей женой.
Тут она начала перечислять подходящих для него невест – дочерей приятелей ее родителей; она предложила даже Клавдию, если, заметила она, он согласен подождать, пока она вырастет.
– А мужчины обязаны ждать, – сказала она. – Им не следует жениться слишком рано. Им... им нужно время, чтобы осмотреться и приобрести опыт.
– Керенса, что ты имеешь в виду?
– Только то, что я говорю.
– Керенса, я не желаю осматриваться и приобретать... опыт.
– Но это весьма противоестественно и необычно.
– Керенса, тебе скоро исполнится шестнадцать лет, а через год после этого будет уже семнадцать. Самый подходящий возраст для девушки, чтобы выйти замуж. Я всегда хотел жениться на тебе.
– О, Лей, перестань. Я не могу выйти за тебя замуж. Я тебе уже говорила это.
– А что это за вздор о ком-то другом?
– Это не вздор.
– Кто он?
– Я не скажу тебе. Не могу.
– Да нет такого. Я бы знал, если бы кто-то был. Она молчала.
– О, Керенса, – продолжал он, – твой отец говорит, что он был бы согласен на наш брак. Мы могли бы теперь обручиться. Ты ведь любишь меня, правда?
– Кончено, я тебя люблю. Я люблю тебя, как я люблю Доминика, и Клавдию, и Марти, и Дениса. Тебя я люблю больше, чем малышей, они слишком много кричат. Я люблю тебя больше любого из них... за исключением, возможно, Ника. Но с такой любовью замуж не выходят.
– Ты еще слишком молода, чтобы разбираться в этом.
– Я не слишком молода, и меня раздражает, когда люди так говорят.
– Ты выйдешь за меня замуж. Надо просто привыкнуть к этой мысли.
Она ничего не ответила, но никогда еще он не видел у нее выражения такого упрямства.
Теперь он был не на шутку встревожен, и его мать обратила на это внимание.
– Лей, красавчик мой, ты не из-за колледжа волнуешься?
– Нет, мама.
– У тебя что-то на уме.
На этот раз он промолчал, но она вскоре выяснила, что причина в Керенсе, которая не может выйти замуж за Лея, потому что влюблена в кого-то другого.
Лилит была взбешена. Сколько может продолжаться это смехотворное положение дел между девчонкой, еще не оставившей детскую, и распутным любовником Лилит? Она не знала, с чего начать; она выжидала, раздумывала, наблюдала и была убеждена, что, когда подойдет время, она будет знать, что делать.
– Значит, ты сказал доктору, что ты хотел бы жениться на его дочери, и он дал свое согласие, а?
Хескет поступил мудро, подумала она. Если бы он этого не сделал... она оставалась бы прежней Лилит, той Лилит, которая не испугалась фермера Полгарда, которая забрала Лея от его отца, которая всем рисковала, когда решилась говорить с Хескетом после смерти Беллы. Она не собирается позволить глупышке, еще не покинувшей детскую, отобрать у себя любовника или разбить сердце своего обожаемого сына.
Лилит не очень огорчилась, когда услышала, что Фрит собирается в свою очередную увеселительную поездку на континент. Он ежегодно ездил в Италию или на южное побережье Франции, чтобы избежать самого неприятного периода английской зимы.
Лилит всегда подозревала, что туда его влекло не только солнце. Она рисовала в воображении красивую беспечную женщину, готовую приветить его во время его ежегодных приездов к ней. Фрит смеялся ей в ответ, когда она старалась что-то у него выпытать, но ничего не отрицал; он ловко уходил от ответа, но она думала, что достаточно хорошо его знает, чтобы все понять.
Обычно Лилит немного сердилась, когда он готовился уезжать. Два или три месяца быть без него! Почему он думает, что она должна хранить ему верность? Он молча наблюдал, как она доводит себя до бешенства расспросами о прекрасной незнакомке; бывало, что он ее поддразнивал, описывая эту женщину, при этом каждый раз описание было другим.
Ныне она была рада, что он уезжает. Это значило, что он не воспринимает слишком серьезно самозабвенную любовь Керенсы; он смотрел на нее как на забавного ребенка, и только.
Керенса впервые услышала об его отъезде от матери. Она пришла в ярость при мысли, что он сам ей об этом не сказал. Она немедленно отправилась повидать его.
– Керенса, – сказал он, – неужели ты не понимаешь, что ты не должна приходить ко мне одна? То ты ведешь себя как степенная женщина, то как ребенок.
Она не стала отвечать на его вопросы.
– Почему вы уезжаете? – спросила она.
– Для меня стало привычкой уезжать в это время года. Я не люблю проводить февраль и март в Лондоне.
– Мне февраль и март нравились бы даже в Гренландии, если бы там были вы.
– Вот это очень мило с твоей стороны, дорогая, но ты ведь никогда не была в Гренландии. По-моему, эскимосы зимой вообще не выходят из своих иглу. Тебе это не понравилось бы, я уверен.
– Вот это-то мне как раз и понравилось бы. Если бы мы были эскимосами, вы бы тоже должны были оставаться в иглу.
– Увы! Мы не эскимосы!
– Почему вы не сказали мне, что уезжаете?
– Разве я не сказал?
– Вы знаете, что не сказали.
– Прости меня, Керенса, но понимаешь, уезжать – это моя привычка, а о привычках не принято говорить.
– Учитывая тот факт, что мы собираемся пожениться, я нахожу, что вы обошлись со мной очень плохо.
– О Керенса! – Он подошел к ней, обнял ее за плечи и нежно поцеловал. – Неужели ты все еще думаешь обо мне, как о своем будущем муже?
– Я надеюсь, вы не собираетесь отказаться от своего обещания.
– Знаешь, ты очень повзрослела.
– Фрит!
– Дорогая, не смотри так. Я сделал бы что угодно, лишь бы не обидеть тебя. Я бы предпочел завтра уехать тайком, чем сделать это. И ты это знаешь.
– Уехать тайком? О, давай уедем.
– Давай вести себя серьезно, Керенса; по-настоящему серьезно на этот раз.
– Я всегда серьезна. А вот вы не сможете.
– Ты идеализируешь меня, дорогая. На самом деле я не такой. Ну, взгляни на мое лицо. На нем ведь отпечатались все ужасные излишества, которые я позволял себе в своей буйной юности.
– Вы очень красивый.
– А ты очень слепая. Она топнула ножкой.
– Я думаю, что вы собираетесь отказаться от своего обещания. Вы сказали, что мы могли бы пожениться, когда мне исполнится шестнадцать лет, мне уже почти шестнадцать, а вы делаете вид, что это все игра.
Ее голос задрожал, и он снова обнял ее и поцеловал сперва нежно, а потом страстно.
– Ты не права, Керенса, – сказал он. – Послушай. Я уезжаю. Я вернусь не раньше, чем тебе исполнится шестнадцать. И вот тогда, если я все еще буду тебе нужен...
– Фрит... вы клянетесь?
– Я даю тебе клятву.
– Значит, мы обручены.
– Нет необходимости обручаться. Если ты захочешь выйти за меня замуж, когда я вернусь, мы поговорим с твоими родителями. Понимаешь, все зависит от них.
– Конечно, это не так. Мы могли бы убежать.
– Они должны дать свое согласие.
– Вы бы могли получить чье угодно согласие, если бы захотели.
– У них могут быть для тебя другие планы.
– Лей! – сказала она. – Это потому, что они ничего не видят.
– Лей – приятный молодой человек, – сказал Фрит. – Ты это принимаешь во внимание?
– Принимаю.
– И все же ты предпочитаешь этого старого повесу тому молодому красавцу!
– Мне никто, кроме вас, не нужен, и не надо притворяться, что вы меня не любите. Я поняла, что любите, по тому, как вы меня только что поцеловали. Это был дивный поцелуй. Так целуют только влюбленные.
– А не могут так целоваться те, кто имеет определенный опыт в поцелуях?
– Нет. Нет, Фрит! Мы будем обручены тайно от всех.
– Подожди, пока я вернусь. До тех пор не связывай себя обещанием. Всегда разумнее не связывать себя обещаниями, Керенса.
После этого он отправил ее домой. Ей хотелось знать наверное, действительно ли он любит ее так, как он должен ее любить. Никогда нельзя быть полностью уверенной в том, что говорит Фрит, он поддразнивает, шутит, острит. Иногда ты думаешь, что он говорит серьезно, а он – шутит, в другой раз считаешь, что он шутит, а оказывается – нет. От этого можно прийти в исступление, но, возможно, это-то и делало его таким привлекательным.
* * *
Когда Фрит уезжал, несколько человек из их семьи поехали на вокзал проводить его – Аманда, Лилит, Керенса и Доминик. По дороге все почему-то молчали.
– Ненавижу прощаться с кем бы то ни было, – сказала Аманда, – даже когда люди уезжают отдыхать.
– Расставание, – вспомнил Фрит, – сладкая грусть. Как это справедливо! Расставаться грустно, но как приятно, что вы поехали проводить меня, как это мило с вашей стороны.
Казалось, что он сторонится Керенсы. Она видела, как поздно вернулась накануне Лилит; был уже первый час ночи, когда она проходила по улице, и Керенса знала, что она возвращается из дома Фрита. Керенса видела, что она ушла, и ждала у окна, когда она вернется; она совсем закоченела, прежде чем отошла от окна и забралась в постель.
Как смела Лилит так задерживать его... болтать... болтать, предполагала она, из-за того, что он уезжал на следующий день?
Он стоял на платформе; Керенсе ужасно хотелось, чтобы паровоз сломался и чтобы он не смог уехать. Она посмотрела на Лилит и поняла, что та надеялась на это же.
Но поезд благополучно отправился, а перед этим Фрит всех их расцеловал; и когда он целовал Лилит, то Керенса наблюдала за ним, а когда он целовал Керенсу, то за ним наблюдала Лилит.
Когда они возвращались домой, Доминик заметил:
– Все молчат. Все ведут себя довольно странно.
– Нам грустно, потому что мы долго не увидим Фрита, – сказала Аманда. – Но на самом деле это будет не так уж долго. Время летит быстро.
Когда Фрит уехал, Лилит решила действовать. У нее было не очень много времени. Она постоянно помнила об этом.
Через три дня после его отъезда она решила вечером поговорить с Керенсой и направилась к ее комнате.
У Керенсы, учитывая, что она повзрослела, уже была своя комната. Именно на этом настояла она в первую очередь, когда пожелала, чтобы с ней обращались как с взрослой; она заявила, что не может больше находиться в детской комнате с кучей малышей.
И, как всегда, желание Керенсы было исполнено.
В эту комнату и шла теперь Лилит с распущенными по плечам густыми волосами; одета она была в красивый красный бархатный халат, подаренный Фритом. Прежде чем отправиться к Керенсе, она взяла свечу и внимательно рассмотрела себя в зеркале, после чего решила, что выглядит очень красиво и довольно задорно; именно так она и хотела выглядеть, потому что многое зависело от того, как она сыграет свою роль. Ей следовало помнить, что кротости в Керенсе не было и в помине; ей следовало помнить о том, какой она сама была в шестнадцать лет – дерзкой, жесткой, неистовой в любви и ненависти. Все эти качества она видела и в Керенсе, поэтому должна была хорошо ее понимать. Не следовало забывать также и то, что Керенса всего лишь ребенок.
Она постучалась к Керенсе и открыла дверь.
– Керенса, – шепнула она, – ты спишь?
Испуганная Керенса села в постели. Комната освещалась языками пламени в камине. Лилиг остановилась в ногах кровати со свечой в руке. Керенсе она показалась красивым и злым привидением. До этого момента она не осознавала, как красива была Лилит. Она выглядела взволнованной и тревожной.
– Надеюсь, я не испугала тебя, Керенса. Мне хочется поговорить с тобой наедине... очень серьезно... и я подумала, что это самое подходящее время для такого разговора..
– Нет. Ты меня не испугала. Что ты хочешь сказать? Лилит продолжала стоять в ногах кровати, держа свечу так, чтобы в ее мерцающем свете она выглядела юной девушкой, такой же юной, как сама Керенса.
– Это касается Лея, Керенса. Он очень несчастлив. По сути, у него разбито сердце.
– Мне очень жаль.
– Это из-за того, что он тебя любит и страстно желает жениться на тебе.
– Я знаю, и я его люблю, но брак с кем-то – это очень серьезно. Нельзя выходить замуж только потому, что кто-то этого хочет. Надо быть влюбленной. Я не могу выйти замуж за Лея.
Почему нет? Потому что ты надеешься выйти за Фрита?
Керенса прижалась к подушкам, а Лилит наклонилась в ее сторону. Ее глаза горели, и Керенса подумала, что Лилит выглядит так, будто хочет ее убить.
– Надеешься? – спросила Лилит. – Надеешься?
– Да... – ответила с запинкой Керенса.
– Фрит сделал тебе предложение?
Керенса медлила с ответом, и Лилит неожиданно рассмеялась.
– Что за вопрос! – воскликнула Лилит. – Конечно, не сделал. А если и сделал... то в шутку.
– Это... это не шутка.
– Ты думаешь, что мне не известны чувства Фрита? Керенсу охватила дрожь. Было похоже на то, что неожиданное прозрение начало барабанить у нее в голове, как будто Лилит протянула ей ключ и сказала: «Ты хочешь быть взрослой. Тебе хочется знать о нас. Вот тебе ключ. Открой дверь и входи... там прозрение». И Керенса поняла, увидев особенную улыбку Лилит, что это прозрение будет ей тяжело; она поняла, что может узнать что-то омерзительное, безобразное, что сделает ее несчастной.
– Ты знаешь, что такое любовница, Керенса?
– Возлюбленная... может быть.
– Ничего подобного. Это женщина, у которой есть любовник. Они не женаты... поэтому она называется любовницей. Я любовница Фрита.
– Это неправда. Не... теперь. Возможно, это было... когда-то.
– Это правда. Это уже много лет правда. Я не разведена с отцом Лея, а так как он все еще жив, Фрит не может жениться на мне. Но когда я разведусь, он собирается жениться. А пока мы живем друг с другом... о, в разных домах, но я думаю, ты понимаешь, что я имею в виду. Я жена... которая не является женой, потому что мы не были в церкви.
– Я знаю, что это неправда.
– Это тебе Фрит сказал?
– Нет. Но я знаю.
– Ты не знаешь, Керенса. Ты мало чего знаешь. Ты еще ребенок. Ты еще не выросла. Ты думаешь, что выросла, потому что ты немного старше, чем Доминик, Клавдия и другие... но ты еще только растешь. Ты ничего не знаешь о жизни и о том, какие бывают люди.
– Я знаю, какой Фрит.
– Он сказал, что женится на тебе? Ты не можешь утверждать, что сказал, верно? Он думает, что ты очаровательный ребенок, питающий к нему чувства. Так он мне сказал.
– Фрит рассказывал тебе обо мне!
– Конечно, – соврала Лилит. – Он мне почти все рассказывает. Совсем так, как твой отец рассказывает твоей матери. Такого рода у нас отношения. Мне жаль, что приходится говорить тебе все это. Твоя мать это не одобрила бы. Она считает, что тебя следует ограждать от знания правды жизни, но иногда я думаю, что лучше, чтобы люди – невзирая на юный возраст – знали правду.
– Ты имеешь в виду, что Фрит... потешался надо мной?
– Если так говорить, то он может показаться недобрым. Он смеялся... ну, просто как ты бы посмеялась над тем, что сказал маленький Денис.
– Я... я этому не верю.
– Это потому, что тебе не хочется верить, моя дорогая. Вечером, накануне его отъезда, я была с ним. Ты понимаешь, что я имею в виду, верно?
– Да... Я думаю, что понимаю.
– И ты веришь мне, правда?
– Нет, – сказала Керенса, но голос ее дрогнул.
– Я выскользнула из этого дома и ушла к нему. Я часто так делаю. Он меня впустил. Мы пошли в его комнату...
– Прекрати! Прекрати! Уходи. Я не хочу ничего больше слышать.
Но Лилит продолжала:
– Была уже глубокая ночь, когда я вернулась. – Керенса знала, что это правда, потому что видела, как она вернулась. Вот все и объяснилось. Разные картины мелькали в голове Керенсы; она вспоминала, как смотрела на него Лилит и как он смотрел на Лилит, вспоминала улыбки, которыми они обменивались. – Понимаешь, Керенса, ты вела себя глупо. О, ладно. Фрит сказал, что это было очаровательно... то, как ты висла на нем. Он считает, что это забавно. Ты ему очень нравишься. Но ради своего блага не морочь себе этим голову. Не воображай, что для Фрита это что-то серьезное, а не шутка.