Текст книги "Мелисандра"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Часть четвертая
У ЛАВЕНДЕРОВ

Глава 1

Стоило Мелисанде увидеть эту опрятную маленькую женщину, стоило оказаться в опрятном маленьком домике, как она мгновенно почувствовала облегчение. Войдя в узкий холл, где на столе стоял горшок с папоротником, а на стенах висели симпатичные картины, она сразу поняла, что этот дом ничуть не похож на дом Фенеллы. И, конечно же, сама миссис Чэб, с блестящими карими глазами и седыми волосами, – с нее впору было писать картину, изображающую честную работящую женщину, в жизни которой нет никаких осложнений, – так же мало походила на Фенеллу, как этот маленький домик напоминал дом на площади.

Молодая женщина, которая является в ваш дом при странных обстоятельствах, ищет комнату и хочет сразу же в ней поселиться, не может не вызвать подозрений у женщины с таким трезвым и упорядоченным умом, как у миссис Чэб; однако, как та впоследствии призналась Мелисанде, она с первого взгляда почувствовала к новой постоялице расположение и была уверена, что, каковы бы ни были причины, заставившие Мелисанду явиться к ней в дом, та была девушкой порядочной.

Комната находилась в верхнем из двух этажей домика миссис Чэб. Там стояла узкая кровать, комод с зеркалом на шарнирах и умывальник.

Мелисанда спросила о цене. Цена оказалась приемлемой.

– Я беру эту комнату, – сказала она.

Миссис Чэб вопросительно посмотрела на молодую женщину.

– Ваш сундук, я полагаю, прибудет позже, мисс?

– Нет, – ответила Мелисанда. – Никакого сундука не будет.

– Вы иностранка, сударыня?

– Да… в некотором роде.

Миссис Чэб кивнула, получив исчерпывающее объяснение. Мнение миссис Чэб о ее новой постоялице не изменилось. Она гордилась своим умением составлять правильное представление о человеке с первого же взгляда, и никто не мог бы убедить ее в том, что это не так.

Какая-нибудь неприятность, любовная история… а может быть, она сбежала из дома? Ничего, миссис Чэб со временем разберется. Она человек сострадательный, а кто может устоять и сохранить сдержанность перед лицом сочувствия и сострадания? Никто! И это было еще одно убеждение миссис Чэб.

– Когда вы думаете перебираться, мисс? – спросила она.

– Я сразу останусь здесь.

– Вот как? Тогда вы, наверное, хотите, чтобы я принесла вам чашечку кофе? Простите, но у вас такой вид, словно вам пришлось пережить какое-то потрясение.

– Вы правы, – ответила Мелисанда. – Мне действительно пришлось кое-что пережить. Кофе я бы выпила с удовольствием.

– Пройдите в гостиную, там мы расположимся и поговорим о том, как живем в этом доме.

– Благодарю вас.

Маленькой чистенькой гостиной пользовались, похоже, редко. Она была предметом особой гордости миссис Чэб, и всякий раз входя туда, эта дама бросала горделивый взгляд через плечо, если, конечно, была не одна, чтобы удостовериться, должное ли впечатление производит на других все это великолепие.

Пол покрывал синий ковер, на каминной полке поблескивало зеркало. Возле стены высились две этажерки, уставленные всевозможными безделушками, каждая из которых была чем-то памятна миссис Чэб. Меблировку довершали диван, кресла и столик у окна, на котором красовался папоротник, точно такой же, как тот, что украшал холл.

– Ну вот! Присядьте, пожалуйста, – сказала миссис Чэб. – А я пойду и принесу вам кофе.

Оставшись одна, Мелисанда стала рассматривать картины. Большинство из них были исполнены в мягких пастельных тонах и изображали группки пухленьких молодых девиц и элегантных юношей. Кроме того, там висел дагерротип, запечатлевший смущенную пару. Поскольку женщина на фотографии, несомненно, была миссис Чэб, Мелисанда сделала вывод, что мужчина – это мистер Чэб.

Однако мысли ее были слишком заняты тем, что с ней случилось, поэтому она никак не могла сосредоточиться на миссис и мистере Чэб. Итак, приют, быть может и временный, она нашла и теперь должна подумать о том, что делать дальше.

Встречаться с Фермором ей нельзя. Они никогда не будут счастливы, потому что Мелисанде не забыть лица Каролины, когда они стояли друг перед другом в том домике. Если Каролина покончила с собой – это ее, Мелисанды, вина. «Убийца!» Слова Уэнны продолжа ли звучать в ушах. Она, наверное, и во сне станет их слышать: эти слова будут отравлять каждое счастливое мгновение ее жизни.

Не может она и вернуться к Фенелле. Теперь Мелисанда ненавидела дом на площади. Роскошь, великолепие его казались ей зловещими. Она не позволит им выставлять себя напоказ, словно вещь, предназначенную для продажи.

В душе Мелисанды не осталось ни капли любви – она способна была испытывать только ненависть и презрение, и больше всего ненавидела саму себя.

Вошла миссис Чэб, неся кофе:

– Ну как, понравилась вам эта комната?

– Очень понравилась. На этой фотографии, наверное, вы с мужем?

– Совершенно верно. Я и мой дорогой покойный муж.

– Простите.

Миссис Чэб вытерла глаза кончиком передника, взглянула на фотографию и, как делала это, наверное, множество раз, произнесла:

– На свете не найти человека лучше, чем он. Единственной его заботой было сделать так, чтобы после его смерти я ни в чем не нуждалась.

Последовала почтительная пауза. Затем миссис Чэб вы пустила из рук кончик передника и широко улыбнулась:

– Ну как, чувствуете себя получше?

– Да, спасибо.

– Не стоит благодарности.

Миссис Чэб считала, что лучший способ установить доверительные отношения – это говорить о себе. Откровенность между приличными людьми, как она считала, можно сравнить с подарками: ты мне, а я тебе.

– Эта фотография сделана незадолго до его смерти, – сказала она, кивнув в сторону дагерротипа. – В июне исполнится два года с тех пор, как я его похоронила.

– Я… я понимаю.

– Хороший был человек. Мы вместе были в услужении, там и познакомились. Мистер Чэб умел смотреть вперед. Он не собирался оставаться в услужении всю свою жизнь и копил деньги. Прежние хозяева оставили ему по завещанию небольшую сумму – они ценили его необычайно высоко, – и он вложил эти деньги в два дома. «Это все для тебя, Элис, говорил он бывало, – на то время, когда меня не станет…» Второй дом я сдаю – жильцы прекрасные. Мистер Чэб об этом позаботился. Так что у меня есть крыша над головой, а теперь еще и постоялицу Бог послал. И все это сделал для меня мистер Чэб.

– Вам очень посчастливилось, – заметила Мелисанда.

– Да, счастье пришло ко мне, когда я встретила мистера Чэба. Я всегда говорю молодым барышням, которым еще не пришлось выйти замуж… постоянно им повторяю: «Дай вам Бог встретить такого же человека, как мистер Чэб». Я и вам этого пожелаю… если, конечно, вы еще не замужем, мисс.

– Нет, – сказала Мелисанда. – Я не замужем. Миссис Чэб вздохнула с облегчением. Ей не хотелось бы вмешиваться в распри между мужем и женой.

– Как вы теперь себя чувствуете? Стало лучше? Судя по вашему виду, это именно так.

– Благодарю вас.

– Но вы распорядитесь, чтобы вам прислали ваши вещи?

– У меня нет никаких вещей.

– Платьице на вас очень миленькое. Но ведь вам понадобятся и другие вещи, разве не так?

– Может быть, я смогу кое-что купить.

– А-а, понятно… Это потрясение, которое вам пришлось пережить… Поссорились с родными? Я вообще-то не вмешиваюсь в чужие дела. Мистер Чэб, бывало, говорил: «Элис, дорогая, ты одна из немногих женщин, которые не суют нос в чужие дела». Он был остер на язык и любил пошутить. Я спросила на тот случай, если вдруг кто-нибудь к вам придет, только для этого, мисс.

– Не думаю, что ко мне кто-нибудь придет.

– Вы совсем одиноки?

– Да. Вы… вы говорите, что были в услужении?

Миссис Чэб широко улыбалась. Вот оно – откровенность за откровенность. Сочувствие оказывает на сдержанного человека такое же действие, как горячая вода на бутылку, у которой никак не открывается пробка.

– Я работала старшей горничной, а мистер Чэб начинал с посыльного, потом стал лакеем, а там дослужился и до дворецкого. Такой уж это был человек.

– Как вы думаете, смогла бы я служить горничной или стать компаньонкой?

– Без сомнения, мисс. Вы, верно, иностранка… это очень ценится в горничных. Вы умеете завивать волосы, ну, делать всякие такие вещи?.. Я помню, на последнем месте, где мы служили, была горничная-иностранка. Ею очень там дорожили.

– Дело в том, что мне придется зарабатывать на жизнь, – поведала Мелисанда.

Миссис Чэб кивнула. Если девушка станет горничной, комната ей не понадобится, верно? Значит, она ее сняла только на время, пока не найдет себе место. Миссис Чэб была разочарована, но только слегка, ибо новые впечатления она ценила ничуть не меньше, чем постояльцев; а благодаря мистеру Чэбу могла прожить, и не сдавая никому свою верхнюю комнату. Кроме того, что-то подсказывало ей, что эта молодая особа ей понравится, а против инстинкта идти никогда не следует.

– Вам уже приходилось где-нибудь работать? Взять на службу всегда предпочитают человека опытного.

– Я была компаньонкой у одной дамы.

– У вас потребуют рекомендации с последнего места службы.

Девушка побледнела. «О Господи, – подумала миссис Чэб, – что-то у нее такое было».

Усомнилась она, однако, всего на мгновение. Нет, с ней все в порядке. Миссис Чэб отбросила всякие подозрения. «Девушке с таким лицом я бы поверила без оглядки. Очевидно, тут замешан какой-нибудь негодяй, человек, лишенный рыцарских качеств и нисколько не похожий на мистера Чэба. Он, верно, досаждает ее своим вниманием. Этим все объясняется. Оттого-то она и вынуждена была бежать».

– Или, может быть, у вас найдутся знакомые, которые готовы вас порекомендовать.

– Я… я понимаю. Скажите, пожалуйста, а с чего нужно начинать, чтобы найти подходящее место?

– Вот, значит, что вы собираетесь делать…

«Ну что же, – сказала она себе, – я люблю честность. Многие на ее месте стали бы делать вид, что собираются поселиться навсегда. А инстинкт меня не обманул – девушка честная».

– Да… Я бы хотела… Я должна… И сразу же, не откладывая.

– Ну что же, иногда помещают объявление в газетах… а иногда другие слуги рекомендуют своих знакомых… или дамы разговаривают между собой и рекомендуют служанку. По-разному бывает.

– Мне придется искать объявления в газетах.

Миссис Чэб приняла решение:

– Лучше обратиться к нашей Эллен.

– Кто это такая?

– Эллен, наша с мистером Чэбом дочь. Она в услужении… Служит экономкой в огромном доме возле парка, у нее в подчинении вся прислуга. А уж друзей – вся округа. Если кому-нибудь из окрестных дам нужна горничная, Эллен, конечно, об этом знает. У нее, знаете ли, голова на плечах, как у ее отца. Она очень хорошо устроена.

– Вы думаете, она захочет мне помочь?

– Она сделает все, о чем я ее попрошу. Вам срочно нужно устроиться?

– Мне предстоит платить за комнату и стол. А у меня всего пять или шесть фунтов.

– Ну, это не так уж мало, – констатировала миссис Чэб.

– Но это все, что у меня есть, и я должна найти работу, прежде чем деньги кончатся.

– Эллен приедет в следующую среду. Это ее свободный день, и она всегда приезжает меня навестить. Вот мы с ней и поговорим.

– Вы очень добры, – сказала Мелисанда.

Миссис Чэб заметила слезы в глазах у девушки. «Бедняжка! – думала миссис Чэб. – Такая хорошенькая и несчастная».

Она решила, что Эллен непременно должна помочь этой девушке встать на ноги, не только ради нее самой, но и во имя чести семьи Чэб.

Мало-помалу миссис Чэб узнала историю Мелисанды, вернее, ту ее часть, которую девушка сочла нужным ей рассказать. Она узнала о жизни Мелисанды в монастыре, о том, как ее отец внезапно решил, что ее необходимо вывезти в свет. Мелисанда не назвала ни одного имени.

– Меня сначала привезли в его дом, где я стала компаньонкой его дочери. Со мной слишком хорошо обращались, и слуги быстро все поняли, пошли пересуды…

Миссис Чэб кивнула; она слишком хорошо знала о том, как догадливы слуги и как живо они интересуются делами господ.

– Поэтому он отослал меня к своим друзьям. Мне нашли жениха, но я не смогла за него выйти, душа не принимала.

– Хорошо, – сказала миссис Чэб, – что я знакома с представителями высшего класса, с их жизнью и обычаями. Будь я такой невежественной, как моя соседка, могла бы подумать, будто вы кое-что присочинили.

Мелисанда не пыталась объяснить, что собой представлял дом Фенеллы, – миссис Чэб не смогла бы ничего в этом понять. Умолчала она и о Ферморе, ибо если и был на свете человек, лишенный рыцарских чувств, свойственных мистеру Чэбу, то это именно Фермор, а Мелисанда не могла позволить себе лишиться сочувственного отношения своего нового – и теперь единственного – друга, пытаясь объяснить, почему, несмотря на очевидную непорядочность этого человека, она по-прежнему питала к нему нежные чувства. Как могла миссис Чэб, окруженная любовью и заботами святого, понять притягательность и обаяние человека, подобного Фермору?

Миссис Чэб, пожалуй, лишила бы Мелисанду своего хорошего отношения, попытайся та открыть добропорядочной женщине свои чувства.

Через несколько дней после того, как Мелисанда водворилась в доме миссис Чэб, приехала Эллен. Это была крупная женщина, полная и энергичная.

– Она гораздо больше унаследовала от своего отца, чем от меня, – с восхищением заявила миссис Чэб.

Эллен, очевидно привыкшая к материнским восторгам, словно королева восседала в гостиной, которую ее присутствие делало как будто еще меньше и теснее. Она говорила о своих собственных делах, рассказывая о Хозяйке и о нем самом, постоянно называя имена Роза, Эмили, Джейн и Мэри, – всех их миссис Чэб, по-видимому, прекрасно знала, поскольку с большим интересом расспрашивала о больной ноге Мэри, о Розиных шашнях, о головных болях Эмили и о неряхе Джейн. Говорила Элен долго, и Мелисанда испугалась, что до ее собственных дел никогда не дойдет очередь.

Однако миссис Чэб о ней не забыла:

– Знаешь, Эллен, мисс Сент-Мартин хочет поступить на работу. Не можешь ли ты ей посодействовать?

Эллен прервала поток слов и, повернувшись к Мелисанде всем своим крупным телом, критически оглядела.

– Она иностранка, – сообщила миссис Чэб, словно защитник в суде. – Это, мне кажется, облегчит дело, если она станет наниматься в горничные.

– А-а… в горничные, – протянула Эллен с легкой гримасой.

– Она из благородных, воспитывалась в монастыре.

– Эти чаще всего идут в гувернантки, – заявила Эллен. – Но по виду она больше подходит для горничной, чем для гувернантки.

– Как это мило с вашей стороны, что вы мной интересуетесь, – вставила Мелисанда. Ваша матушка была очень добра и сказала, что, если в Лондоне имеются какие-то вакансии, вы первый человек, которому станет об этом известно.

Эллен махнула рукой, словно не желая признавать свои возможности, однако было ясно, что она, всего-навсего стремится продемонстрировать свою скромность.

– Если вы услышите о каком-нибудь месте, – продолжила Мелисанда, – горничной или гувернантки – и замолвите за меня словечко, я буду очень вам благодарна.

– Как только что-нибудь подходящее подвернется, я непременно об этом узнаю. Скажу без ложной скромности, что рекомендация Эллен Чэб многого стоит.

– Вы так добры. Ваша матушка говорила, что вы всегда в курсе дела и пользуетесь большим влиянием.

Миссис Чэб сияла; она даже не знала, кто доставляет ей большее удовольствие – ее хорошенькая протеже-постоялица или же всесильная, всеведущая дочь.

Они проговорили еще с полчаса, обсуждая навыки Мелисанды, которые она приобрела в монастыре и за те несколько месяцев, что жила в качестве компаньонки у леди, хозяйки имения, – читала ей вслух, помогала одеваться и причесываться.

– Однако мисс Сент-Мартин, – сообщила миссис Чэб, энергично подмигивая и строя многозначительные гримасы, – не хочет, чтобы упоминалось имя этой молодой леди.

Эти подмигивания и гримасы означали, что на то существуют особые причины, о которых Эллен узнает, когда они останутся вдвоем.

Эллен нахмурилась, однако через некоторое время в выражении ее лица появилась уверенность. Ее озабоченность объяснялась тем, что опыт работы и рекомендации являлись весьма существенными требованиями при получении места прислуги или компаньонки в приличном доме. Однако власть и возможности Эллен Чэб были так велики, что в случае с Мелисандой этими обстоятельствами можно было пренебречь, тогда как в других случаях обойтись без них было бы просто невозможно.

Эллен принялась за дело в тот же самый день – ей не терпелось испробовать свои силы. А спустя полтора месяца после приезда Мелисанды в дом миссис Чэб та уже получила место горничной у миссис Лавендер.

Глава 2

Лавендеры жили в высоком узком доме, который окнами выходил на Гайд-парк.

Дом был большой и просторный, причем создавалось впечатление, что лестницам в нем отводилось больше места, чем комнатам, поэтому внутри оказалось темно и мрачно. И Мелисанда, едва туда войдя, почувствовала, что он значительно проигрывает в сравнении с веселым и чистеньким коттеджем миссис Чэб.

Миссис Лавендер, подобно ее дому, была высокая и худая. Характер, судя по всему, имела мрачный. Ярко-рыжие волосы ее говорили о молодости, тогда как выражение лица явно свидетельствовало о солидном возрасте, и было недовольным и подозрительным. Первая беседа с будущей хозяйкой отнюдь не содействовала хорошему настроению Мелисанды.

У дверей ее встретил слуга, которого, как она впоследствии узнала, звали Гантером. Гантер вместе с женой жил в подвальном этаже дома. Миссис Гантер была кухаркой и одновременно экономкой, мистер Гантер – дворецким, а кроме того, выполнял разные поручения. Была еще одна прислуга, пожилая женщина по имени Сара.

Миссис Лавендер приняла Мелисанду в своей уборной, которую называла будуаром. Это была прихотливо обставленная комната, чем-то напоминавшая комнаты Фенеллы, которой, однако, недоставало вкуса. То, что у Фенеллы было импозантно, здесь выглядело аляповатым. На миссис Лавендер был пеньюар, отделанный оборочками, что совсем не подходило к ее немолодому лицу. Когда Гантер проводил Мелисанду к миссис Лавендер и доложил о ней, хозяйка полулежала в глубоком кресле.

Мелисанда нерешительно стояла около двери, в то время как миссис Лавендер придирчиво осматривала ее с головы до ног.

– Вы очень молоды, – наконец сказала она.

– О нет… нет… я не так уж молода.

– Когда разговариваете со мной, добавляйте «мадам».

– Я не так уж молода, мадам, мне восемнадцать.

Миссис Лавендер это, по-видимому, не слишком понравилось. Она подозрительно произнесла:

– Мне говорили, что это первое ваше место службы.

Мелисанда молчала.

– Не в моих привычках нанимать слуг без рекомендации. Однако я слышала от экономки моей приятельницы, что вам можно доверять, и потому решила дать возможность попробовать.

– Благодарю вас, мадам.

– Я слышала, вы француженка.

– Воспитывалась во Франции.

– Как вас зовут?..

– Мисс Сент-Мартин.

– Я имею в виду имя, а не фамилию.

– Мелисанда.

– Я буду вас называть Мартин, – заявила хозяйка.

– О…

– Жалованье – десять фунтов в год, ведь вы еще нигде не работали. Я полагаю, мне многому придется вас учить. Поскольку вы будете жить в доме, не имея никаких расходов, я считаю, что это достаточно щедро.

– Да. Благодарю вас… мадам.

– Итак, можете начинать с завтрашнего дня. Позвоните, Гантер вас проводит.

Мелисанда повиновалась.

Гантер проявил известное сочувствие. Они были уже на лестнице, когда он обернулся к ней и подмигнул:

– Ну как, получили место?

– Да. Спасибо.

Он сделал гримасу, словно показывая, что еще неизвестно, хорошо это или плохо, и, прикрыв рот рукой, прошептал:

– Мегера!

– Правда?

– О… вы ведь иностранка. Не зайдете ли к нам, познакомиться с миссис Гантер?

– Вы очень добры.

Миссис Гантер радушно встретила девушку в своей подвальной комнатке и в порыве дружелюбия, а может быть, и сочувствия, поставила на стол бутылку имбирного вина, чтобы выпить за успех Мелисанды на новом месте работы.

Мелисанда была глубоко тронута этим дружеским приемом и радовалась тому, что он несколько скрасил тягостное впечатление, навеянное мрачной атмосферой дома. Она догадывалась, что будущее не сулит ей ничего хорошего. Но в этот момент все происходящее казалось ей нереальным, не представляющим большой важности. И ночью и днем ее преследовали образы Каролины и Фермора, а также Уэнна с ее обвиняющим перстом.

– Вот и отлично, – сказала миссис Гантер, которая была на несколько дюймов выше мужа и значительно шире в плечах. По отношению к нему она держалась покровительственно, и эту манеру готова была распространить на Мелисанду. – Садитесь, пожалуйста, а Гантер принесет нам рюмки.

Комната Гантеров выглядела скромно.

– Это наша мебель, – объяснила миссис Гантер. – Мы всегда возим с собой частичку собственного дома, я постоянно твержу Гантеру: что может быть лучше своего дома? Итак, вы собираетесь здесь работать, да? Осторожнее! – Замечание относилось к Гантеру, который наливал рюмки слишком полными. – Мы не можем себе позволить проливать наше лучшее вино. Оно нам недешево обходится.

– Я приступаю завтра, – сказала Мелисанда.

– Не желал бы оказаться на вашем месте, – сказал Гантер.

– Хотела бы я посмотреть, что бы ты стал там делать, – отозвалась миссис Гантер, слегка подтолкнув локтем Мелисанду, чтобы она лучше оценила шутку.

Мелисанда рассмеялась.

Это были веселые люди. Гантер тут же встал из-за стола и принялся семенить по комнате, тонким голосом произнося:

– Как бы мадам хотела сегодня причесаться? Локончик здесь? Локончик там?

– Похоже, он уже успел приложиться к графинчику, – заметила миссис Гантер, снова подтолкнув Мелисанду. – Ему вино ударяет в голову… а мне – в ноги.

– Как приятно, – сказала Мелисанда, – что вы будете рядом со мной.

– Очень мило вы это сказали, – проговорила миссис Гантер и добавила шепотом: – У нее горничные подолгу не держатся.

– Дело тут не столько в ней, сколько в нем, – мрачно высказался Гантер.

– В нем? – спросила Мелисанда.

Миссис Гантер молча потупилась:

– О, хозяин ведь на несколько лет моложе, чем она… К тому же настоящий денди. Она его просто обожает.

– «Арчибальд, дорогой мой»! – передразнила хозяйку миссис Гантер.

Мистер Гантер надменной поступью приблизился к жене и обнял ее.

– Ах, Гантер, ты меня уморишь! – улыбнулась миссис Гантер.

Внезапно оба они посерьезнели и с сочувствием посмотрели на Мелисанду.

– В чем дело? – спросила девушка. – Вы думаете, я не справлюсь с работой? Мною будут недовольны?

– Ну, я бы сказал – и да, и нет, – ответил мистер Гантер.

– Полно тебе, – строго осадила его жена. – Видите ли, мисс, у нашей хозяйки не очень-то хороший характер. Ей уже около шестидесяти, а она потребует от вас сделать так, чтобы ей выглядеть тридцатилетней. А сделать это невозможно. И каждый раз, посмотрев в зеркало, она это поймет. Деньги находятся у нее. Можно, конечно, сказать, что обычно, когда женщина вы ходит замуж, ее деньги становятся собственностью мужа. Однако отец хозяйки кое-что понимал в жизни и сделал так, что никто, кроме нее, не может распоряжаться ее состоянием. Как уж он это сделал, я не понимаю, но мистер Лавендер не имеет к ним никакого отношения. Деньги принадлежат ей одной, и он не может наложить на них лапу. Для него было большим ударом, когда он обнаружил, что его провели. Но дело сделано, верно, Гантер? Вот он и пляшет вокруг нее, не знает, как угодить. А тем временем… – сказала миссис Гантер и расхохоталась. – Да, если бы ему удалось прикарманить денежки, все обстояло бы совершенно иначе. Как я говорю Гантеру, шестьдесят лет никак не могут быть парой тридцати, какая уж тут радость! Одни ссоры да неприятности. Хозяйка порой бывает такая злая… А на ком можно выместить зло, как не на нас. А вы, моя дорогая, будете все время у нее под рукой, чаще, чем кто-либо из нас. Мне казалось, вас обязательно нужно предупредить.

– Спасибо большое, – спокойно произнесла Мелисанда.

– Похоже, вы не слишком испугались, – заметила миссис Гантер.

– Я и не рассчитывала, что мне будет легко.

Гантеры внимательно посмотрели на Мелисанду, и она с жаром продолжала:

– Я никогда не забуду вашего доброго отношения. Как отрадно встретить доброту в этом мире.

Гантеры не находили слов, чтобы ответить на это искреннее проявление чувств, они лишь смущенно посмотрели друг на друга, словно говоря: «Ах, эти иностранцы!»

После ухода Мелисанды они вынесли свой вердикт: она, конечно, странная, но вполне приятная девушка. А уж если говорить о красоте, так слишком красива.

– Помяни мое слово, – сказала миссис Гантер, – ей это не понравится.

– Конечно. А вот ему непременно понравится.

Они посмеялись шутке, но вскоре сделались серьезными. Это были добрые люди, и красивая молодая леди внушала им симпатию и сочувствие.

Как ей удалось пережить то время, которое за этим последовало? Только благодаря тому, думала Мелисанда, что душа у нее как бы умерла. Только потому, что она постоянно думала: «А мне все безразлично».

Она не испытывала ненависти к женщине, которая всячески старалась обидеть и унизить ее. Ей это было безразлично.

– Мартин, дура косорукая, ты дернула меня за волосы! Какая ты горничная? Втерлась сюда, не имея на это права. Прямо тебе говорю, если так будет продолжаться, ты мгновенно вылетишь…

Мелисанда не слушала. Она думала о Ферморе, та ком безжалостном в том красиво обставленном холле; перед ее глазами стояло смертельно бледное трагическое лицо Каролины. «Убийца! Убийца!» – вот, что она слышала.

– Мартин, ты совсем ничего не соображаешь. Разве ты не слышишь, что я тебе говорю? Ты глухая или просто дура?

– Да, мадам. Что вам угодно?

– Не стой здесь столбом. Чему ты, интересно, улыбаешься? Слишком собой довольна?

«Я? – думала Мелисанда. – Я довольна? Да я ненавижу себя. Мне безразлично, что со мною станется. Каролина, быть может, умерла, а если так, то, значит… я ее убила».

Даже в трагедии есть положительная сторона. Как может горничная переносить свое положение, как может она прислуживать подобной женщине? Только при одном условии: если ей все безразлично, если для нее ничто не имеет значения.

«Как жаль, – думала Мелисанда, – что не я попала под лошадь. Это решило бы все проблемы. А Фермор? Он бы немножко погрустил… совсем немножко».

Однако, когда Мелисанда сделала цветок для платья миссис Лавендер, та осталась довольна. Она ничем этого не выказала. Просто приколола цветок к платью и смотрела, оценивая эффект.

– Можешь сделать еще, – только и сказала она.

Но на следующий день придиралась в Мелисанде гораздо меньше. Показала ей драгоценности, которые хранились в маленьком сейфе в будуаре. И даже немного подобрела, растаяла, когда демонстрировала свое богатство. Их следовало бы хранить в банке, говорила она, но так трудно с ними расставаться. Она любит иметь их при себе, чтобы иногда примерять, хотя постоянно и не носит.

Мелисанда считала, что изобилие драгоценностей, особенно в сочетании с рыжими волосами, отнюдь не украшает. Яркий цвет волос слишком бросается в глаза, и, будь драгоценностей не слишком много, волосы сохранили бы естественный цвет. И наряды хозяйки выглядели бы не такими броскими и безвкусными, а выражение лица осталось более приятным. Она могла бы соответствовать своему имени. А так драгоценности вы глядели просто неуместными.

Мелисанда попыталась высказать свои соображения относительно бриллиантов, однако миссис Лавендер отказалась слушать, сочтя, что Мелисанда просто завидует ее богатству.

Миссис Лавендер показала девушке пистолет с инкрустированной перламутром рукояткой, который хранился в ящичке у кровати.

– Пистолет заряжен, – объясняла она. – Я всегда держу его под рукой, чтобы при необходимости достойно встретить грабителей. Никто не сможет украсть мои бриллианты.

Мелисанда слушала хозяйку, не произнося ни слова. Ее безразличие бесило миссис Лавендер, однако приличия вынуждали ее сдерживаться. Невозможно было постоянно устраивать скандалы горничной, которая держалась с таким спокойствием. Миссис Лавендер не могла понять эту девушку. Если бы Мелисанда не умела так хорошо ее причесывать и придавать ее туалетам изящество, миссис Лавендер давно бы ее уволила. К великому своему удивлению, ока начала чувствовать известную привязанность к своей новой горничной. Это было не понятно, поскольку миссис Лавендер мало кого любила и до сей поры никогда не испытывала ни малейшего расположения к своим слугам. Она ловила себя на мысли, что пытается разгадать странное выражение, застывшее на лице этой девушки. Мелисанда не казалась особенно кроткой и смиренной. Не похоже было и на то, что она всеми силами старается не потерять место. Миссис Лавендер ставило в тупик это полное равнодушие. Похоже, ее горничной совершенно безразлично, что ей говорят, – девушка никогда не выказывала своих чувств. Создавалось впечатление, будто она живет в совсем другом мире, никому, кроме нее, не доступном.

«Непостижимо! – думала миссис Лавендер. – Но она же настоящая леди… Эту горничную не стыдно показать друзьям… к тому же она француженка». В общем, миссис Лавендер была довольна своей новой горничной.

А потом домой приехал мистер Лавендер.

Мелисанда была крайне удивлена, увидев его в первый раз, хотя могла бы и не удивляться, поскольку Гантеры неоднократно отпускали шуточки относительно того, что он значительно моложе жены.

Сара, прислуга за все, которую иногда приглашали вы пить чашечку кофе у Гантеров вместе с другими слухами, говорила о том, что хозяин не прочь приложиться к бутылке, а также расхваливала его красивые жилеты, восхищалась душистой помадой для волос, которой он пользовался. Она рассказывала о скандалах, которые устраивала хозяину жена, и о том, что ему требовалось проявлять недюжинную изобретательность, дабы гасить ссоры.

Итак, нельзя сказать, что Мелисанда не была подготовлена к встрече с мистером Лавендером. К чему она действительно не была готова, так это к тому, какое впечатление сама произведет на него.

Однажды днем она прибирала в будуаре, – миссис Лавендер прилегла отдохнуть в спальне, – когда вошел мистер Лавендер.

Мелисанда услышала шаги у себя за спиной, но не обернулась, считая, что пришла Сара, и продолжала снимать волосы с головной щетки миссис Лавендер.

– Это ты, Сара? – спросила она. – Что, миссис Гантер уже пришла?

Ответа не последовало, и она обернулась. У двери, прислонившись к косяку, стоял мистер Лавендер и улыбался ей.

В этой его улыбке не было ничего настораживающего. Мелисанде и раньше приходилось видеть такие улыбки – они выражали восхищение.

– Доб… добрый день, – вздрогнув от неожиданности, сказала она.

Мистер Лавендер поклонился. Мелисанда успела раз глядеть отлично скроенный сюртук и яркий жилет. Заметила прядь светлых волос, упавшую ему на лоб; увидела, как сверкнула бриллиантовая булавка для галстука и кольцо на пальце; почувствовала запах помады – пахло фиалкой.