Текст книги "Пророки богов или Импотенты"

Автор книги: Виктор Сафронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

ПЕРСОНАЖ ХАОСА Эпизод № 10

Если некто, перед самым твоим носом перешел дорогу, ведя на поводке пьяного гуся, это следует воспринимать, как неизбежное направление к крупному пари или как очередной эпизод спасения Рима?

Содержание и наполнение вешалки угнетало неимоверно – на ней висело всё, что угодно – кроме людей, не сумевших перешагнуть современную драму бытия.

Как только за дверью случиться партия в покер, там обязательно будет выигрышное пари. Делать нечего. Окружил себя стеной непонимания. Перезарядил ауру – кармой. Попытался найти самый короткий путь к счастью.

Коноплеводы и маковеды, приступили к сбору рекордного урожая сельскохозяйственных культур. Закрома Родины сладко стонут от предвкушения окончания битвы за урожай. Даёшь Отчизне, новые успехи в покорении рекордов передовиков сел и аулов.

Представление публике часов, с имеющимся запасом замеров времени заканчивается. Остальное наступит позже, когда высохнет белье и закончиться ураган. Аминь.

ГЛАВА 30 Гусаров. Алавердян. Балерина

Ночью, ворочаясь с боку на бок, приходят мысли, сумбурные, непонятные после которых ответов нет, только еще больше вопросов. Ночью, я глубоко переживаю за судьбу Родины, демократии и народа, а если проснуться не успею, то переживаю ещё больше!

Процесс реформирования мыслей и формирование новых идей – это достаточно сложный вопрос. Все было очень и очень серьёзно, хотя, не заботясь о последствиях деятельность вносила элемент комфорта, причём, со мной или без меня это уже было не важно, главное, я пытался избежать взрыва, способного ввергнуть меня в пучину слабоумия либо просто уложить навсегда с инфарктом – что нормально или инсультом, а вот это уже полная дрянь, исходя из последующей инвалидности и, только потом – смерти. Как не выдать распирающие тебя в разные стороны эмоции?

Зачем я связался с этим делом? Только для того, чтобы приостановить свои успехи в саморазрушении. Одно исключает другое.

Выявление шаблонов и закономерностей. Когда пытаешься играть роль «агента на задании – лучшего друга прокаженных» как провинциальный купчишка-актёришко, вживаешься в неё. Потом вживаешься ещё серьёзней: что-то внутри приоткрывается, удивительным образом обостряются все чувства, дикие инстинкты выступают вперёд. Начинаешь слышать запахи волнения, ощущать, как собственные чувства других, чужие раздражение, страх, фальшь, ложь, несварение желудка. Слышишь, что человек думает о тебе, что и кого он готов заказать сидя в ресторане. Особенно, хорош или плох, сказанный тебе в спину комплимент: «Смотри, какой еб…тый мужик пошёл». Поэтому, не глядя в зубы даренному коню, давишься – а пьёшь. Это не слезы, не отчаяние и не проявление радости – это акварельные краски украшающие быт внедрённого по собственной инициативе агента.

* * *

Алавердян опять, как преступник, обвиненный в государственной измене, тряс щеками и колыхал от негодования животом:

– Эта сука, прикормленная Борзым не должна добраться до него, ей нельзя приезжать к нему.

Он ещё долго бушевал, стоя на краю пропасти собственного безумия, пока по знакомым всем признакам у него не начался регулярный в таких случаях эпилептический припадок. Привычные верёвки, смирительные рубашки, уколы – всё это расслабило гладкую мускулатуру и заставило его уснуть.

Пока пеленали этого борова, мне подумалось, а ведь этот психопат точно угрохает первую красавицу России. Вот так, запросто. Выдаст какому-нибудь уроду пару долларовых брикетов, обрисует с пеной у рта, вытаращенными из орбит глазами цель и всё: «Гражданская панихида и траурный митинг, по народной артистке России, приме-балерине Кировского театра, Глафире Торчковой, прошу считать открытым».

Я знаю этот материал изнутри, поэтому мне легче говорить и рассуждать о нём, плетясь в хвосте каравана или сидя на полудохлом верблюде. Именно в таких условиях, имея за плечами буйнопомешанного, приходится прислуживать собственным идеалам.

* * *

Глафира Торчкова, звезда с юных лет. В известной степи развращенна и испорчена успехом и поклонением тысяч поклонников. Что и говорить, та ещё штучка. Обычного приёма – маузером по затылку, для её убеждения в неправоте собственных поступков будет мало. Изящная и талантливая женщина просто обязана сама сделать выбор. Мне придётся только подсказать правильное, на мой взгляд, направление.

Делать нечего, отследили посадку Торчковой в СВ, кстати, другим транспортом она и не ездила. Не доезжая до Бологого, без скрипов вскрыли её купе и, стараясь особо не испугать, пинцетом открыли глаза.

Дождался пока она, смешно вытаращив глаза от испуга, откричит, отвозмущается после достал кляп и вежливо постарался объяснить красавице Глафире, какой она, дуррррра-балетная, подвергла опасности свою прекрасную жизнь, приняв предложение г. Борзова (г. – читать, как гниды) принять участие в его творческом, отчетном мероприятии.

Девушка-прима оказалась не только красавицей, но и что меня сбило с ног – умницей. Дрожа всем худеньким тельцем, икая от холода и страха, схватывала всё на лету. Многолетнее, культивируемое кокетство – исчезло. Признаки звездности, вообще не просматривалась. Даже было как-то жалко[2]2
  прим. автора – а сейчас, долгожданная, развязная шутка связанная с наличие полураздетой красотки


[Закрыть] отпускать её, не использовав тренированное синюшное тело по назначению[3]3
  прим. автора – жаль, что ты, читатель не заржал и задорно не рассмеялся, но я хоть попытался тебя рассмешить испугом и ужасом молодой и красивой женщины


[Закрыть].

Сопровождение, выделенное Борзовым, в виде четырёх штук мордатых и пахнущих дешёвым одеколоном субъектов, в качестве охраны, моими усилиями щедро угостили клофелином. Чуток отклофелинили, а они и отключились. Сразу после паровозного гудка и отправления из Питера, им в купе (справа и слева от купе Глафиры) передали по очень красивой бутылке коньяка, с заграничными буквами, то там, то сям, в беспорядке разбросанными на этикетке и словами «Cognac» по середине.

Впрочем, по поводу моего восхищения умом красавицы, возможно, я поторопился. Хотя, нет. Звезда балета попросту не проснулась нормально, т. к. с бухты-барахты начала интересоваться обещанными ей крупными деньгами.

Пришлось удовлетворять женское любопытство, загадочно улыбаться, и, напустив мистического тумана сообщать ей, что-то вроде: «Главное – это человеческая жизнь в отдельно взятой судьбе конкретного субъекта балетного дела… А деньги заработать талантливому, а главное красивому человеку завсегда можно, для этого нужно просто сегодня остаться живой».

Даже при тусклом свете ночника было видно, как бедняжка побледнела и у неё задрожали руки.

– Да, да конечно, – лихорадочно швыряя вещи в сумку заторопилась она.

– Я могу надеяться на ваше благоразумие, – поинтересовался я, протягивая ей календарик с её изображением. – Автограф прошу для живущих потомков.

Она непонимающе посмотрела на меня. Пришлось ей, до смерти напуганной помогать выносить вещи и чуть ли не силой одевать верхнюю одежду. Она так торопилась расстаться со своими поклонниками, что готова была, чуть ли не голой выбегать на перрон Бологого.

В итоге бессонной ночи, в сухом остатке имел спасённую православную душу. Зло надсмехаясь на собой, был горд тем, что не поломал гастрольный график «Киров балета Мариинского театра». Ещё – принципиально растоптал мелкобуржуазные планы подстраивающегося под идеалы «Единой неделими» злодея Борзого. Шиш ему, а не увеличение надоев за счёт использования главной красоты России.

Что ещё? За людей, потратившихся на театральный билет, можно было оставаться спокойным, они не остановятся на полпути и смогут за потраченные деньги, полностью получить потрясающее удовольствие от посещения спектаклей с участием лучшей балерины мира. Наслаждение передовыми идеями социалистического реализма оставим тем, кто следует ленинским идеям отражения существующей действительности в преломлении сквозь искусство (или вопреки ему).

ГЛАВА 31[4]4
  прим. автора – Провисая над пропастью бытия, понимаю, что персонаж, от лица которого ведётся в этой и нескольких других главах повествование, всего лишь досадная ошибка выстраивания нашего сценария. Так называемый «герой» вкрадчиво вполз в ряды романтиков и идеалистов по недосмотру автора.


[Закрыть] Коммуна. Тайный вздыхатель. Собрание

Главное развлечение которое предоставляет жизнь на Голомятном – это, безусловно, похороны. Условия суровые, ширнуться нечем, выпить, с ног собьёшься в поисках и всё равно, хрен тебе в бумажке, а не добрая стопка водки. От такой тягостной и унылой жизни один, два человека в месяц, как бунтари и социалисты в ссылках Туруханского края, с жизнью всё таки прощались. Кому-то невмоготу отсутствие материнской ласки, отсюда и суицидальные наклонности с их скорой реализацией (старых в коммуне не было, они не доживали до момента своего направления в этот санаторий), а кому-то развлечение и радость от присутствия на дороге, ведущей в последний путь.

Приходится закладывать шурфы и тротилом взрывать мёрзлую породу, после края пантеона не подравнивали. Потом закапывали покойника так, чтобы медведи это лакомство не откопали. Затем траурный митинг, и после него главное событие – поминки. Фуа-гра из сухопродуктов, брагулька, а то и «тройняшки» удастся его родного и забытого одеколону хлебнуть познать, вспомнить предназначение истертого слова – счастье. А уж если кто из административной головки или из актива коммуны ляснется, тогда и гидрашки перепадёт. Слушай сюда, зальёшь её брагулькой, и поиски кайфа можно отложить на долгое время, торкнет серьёзно и держит пару дней капитально.

В случае сбоя организма, это если повезёт, иногда счастливцев даже рвёт на вечную мерзлоту. Красота, да и только. Чётко, ярко, выпукло, динамично. И глядя с вершины могильного холмика на копошащихся внизу людишек, не скучно смотреть на них и вспоминать спаривающихся кроликов. Будем печень беречь. До свиданья! До новых встреч.

* * *

Когда температуры за бортом скокнут градусов за сорок и плевок замерзает не долетев до земли, подступает момент еще одного развлечения. Выйдешь из домика-цубика (ЦУБиК – цельные металлические блоки (дома) приспособлены для жизни людей на крайнем Севере) глянешь окрест себя, очень уж интересная атмосфера окружает. Тихо, морозно, позитивные эмоции от предвкушения предстоящего согревающего тепла. Не ленись, вслушайся в эту, казалось бы, мертвую тишину, и вот когда начинаешь улавливать дробный «стук дятла» издаваемого генератором дизельком – вообще красота. Стучит – значит, люди здесь есть, ведь кто-то должен стукача смазывать, проводить технический осмотр и заливать в горловину топливо в его прожорливое чрево.

После этого быстренько побежишь до ветру, сделаешь там все оздоровительные процедуры, исполнишь физиологический долг перед организмом – и опять праздник. Как после этого не обеспокоиться за сердце нашего организма и не забежать в дизельную. Там, в душном, даже жарком помещении, под оглушительный стук установки, закурить что-нибудь позабористей, перемешать кости и «забить козла». Потом хлебнуть обжигающего чайку и, если не твоя смена дежурства, в полном согласии с собой прикорнуть в уголке, отогреться и только после этого, вернуться назад в цубик.

А еще, побегав короткими перебежками между натянутых веревок, вернувшись к родимой койке под сигаретный дымок и тягостный, надсадный кашель, пофантазировать о том, что хорошо бы в этих условиях завалиться в анабиоз. Зажмуриться покрасившее, попросить оставшихся ребятишек, чтобы еще и косметику коё-какую навели и лет 100–150 проваляться во сне, выспаться окончательно. После выскочить в окружающее пространство с криком «А вот и я, что бл…ди не ждали?» и радостно при это расхохотаться.

Впрочем, нет… После эффектного появления среди приятно удивлённой публики, придётся руки на себя наложить. Ни одного знакомого лица. Враги – все без моей помощи отошли в мир иной. Выпить за погибель гадов – не с кем. С Кирюхой Новиковым или, как там его – Алексеем Гусаровым, поквитаться не успею, его кости к тому времени уже сгниют… Цель в жизни, растоптана, а припасённые боеприпасы заржавели… Да и родственники, потомки будут дуться, меня ж кормить-поить, переучивать надо, да и с жилплощадью непонятки, дележка не предусмотрена.

– Порассуждал?

– Да!

– Хочешь в анабиоз, подарить себе вечность?

– Нет.

– Твердое и решительное? Без пафоса и истерик?

– Да.

– Молодец! Приступаем к водным процедурам.

И до сих пор, не смотря на хронические болезни, руками, которые все ещё меня слушаются, промокнул глаза влажной тряпкой.

* * *

У Егора Моисеевича Кронштейна – самопровозглашённого руководителя коммуны, не характер – кремень, под стать ему и наглядная агитация была на высоте. На высоте идеологического шатра, мы ежедневно наблюдали, полуоторванные портреты членов Политбюро, большой с несколькими дырами кумачовый плакат «Решения XXVI съезда КПСС – выполним». Но главная гордость Кронштейна это весёленькие, в розочках и завитушках плакатики о вреде курения, алкоголя, СПИДа и туберкулёза. Особенно своим видом притягивали глаз плакаты, показывающие продольные разрезы препарированного мужского тела с чёткими пояснительными надписями, выпукло демонстрирующими все перечисленные негативные причины, приведшие к смерти любителя запрещенных удовольствий и аморального образа жизни. Внимательно вглядываясь в развороченные внутренние органы покойников, все указывало на то, что основная беда подстерегает слабых духом, именно от употребления её проклятой, водки мерзкой.

Большая бутылка 40º-градусной продукции Спиртпрома не давала зрителям двух мнений – именно она, дрянь такая, выписала многим коммунарам путёвку в это благодатное место. Однако, плакат был как-то уж сильно заляпан и замызган. Интересующимся гражданам России Кронштейн популярно объяснял обслюнявленное свойство наглядной агитации – люди хотя бы и на бумаге, пытаются облобызать предмет своей страсти. Во-как! Видать не зря, они сегодня здесь, до кучи собрались.

Абсолютно сухой закон – это закономерность островного бытия. Но, как и в каждом правиле были большие фигурные скобки и исключения. Спирт или средство от обледенения, а также вкусный и такой душистый одеколон, конечно же, только в гигиенических целях и не как не иначе, руководитель коммуны раздавал в качестве поощрения особо отличившимся (после этого прятали вилки, которые потом так и не находили) либо палачам перед экзекуцией.

Пару раз и мне удалось участвовать в раздаче и получении дачных участков на Луне. Однако помня, главный армейский принцип о том, что болтаться на глазах начальства – себе дороже, оно тебе работу и так найдёт, старался держаться от него, как можно дальше и незаметнее. Хотя когда дело доходило до экзекуции и телесных наказаний, за чужими спинами не прятался и в качестве добровольца всегда делал первым шаг вперёд.

* * *

Среди направленного на Голомятный контингента имеется и не большое количество «не до конца демобилизованных бойцов» носителей так называемого военного сознания. Часть этой группы участвовала и в военных действиях. Все они попробовали жить на гражданке на полную катушку, как они говорили «и за себя и за того парня не вернувшегося с войны». Но не срослось, не получилось. Таких с грузом посттравматическим синдрома, с ночными кошмарами, видениями и неустойчивой психикой сдавали в коммуну, как правило жёны. Как им было уйти со службы, как сломать привычные стереотипы. Когда они были молоды и доступны посторонним мыслям, они размеренным укладом армейской жизни были на долгие месяцы и годы запрограммированы на выполнение чужих команд и исполнение ружейно-прикладных приёмов. Тем более им была знакома ситуация законного и санкционированного убийства и это главный закон войны: если не убьёшь ты, значит убьют тебя. На материке с таким багажом знаний жить было тяжело, это не США, где на оказание всесторонней помощи участникам вьетнамской войны, только в восьмидесятые годы было выделено четыре миллиарда долларов.

Нетрадиционный подход в работе с контингентом, брошенным на выживание в одиночку (хотя бы, чтобы они себе лбы о стены не поразносили) требовал напомнить о том, что они умеют переносить тяготы и лишения и способны преодолевать любые трудности и возникшие препятствия. Хотя остальному спецконтингенту этого и не требовалось, но рискнуть можно было. Поэтому:

– Сейчас главная задача стоит не в оказании помощи матерям-одиночкам на материковой части Родины необъятной, а главное переоснастить имеющееся вещевое и военное довольствие на радиоэлектронную разведку, прослушивание эфира, управление и связь северного пространства Отечества, – выкрикивал Кронштейн. – Наиболее отличившимся в деле сдерживания потенциальной агрессии со стороны блока НАТО, будут выданы саперные лопатки и дополнительные ломы, благо, на складе их имеется в достатке…

Старший прапорщик Кронштейн, алкоголик и сирота, как и положено отставнику, китель с себя не снимал, форменные брюки – гладил. Требовал, строго сдвинув брови, чтобы контингент называл его полковником: «А чё ты, вошь, залупаешься, три звезды видишь, значит – полковник, смирно мне здесь стоять и есть меня глазами, плесень…». По всем внешним признакам, строгий полковник был изгнан из СА на вольные хлеба за синьку. Судя по лопнувшим сосудикам и багрово-синюшному цвету на щеках, синячить он не прекращал и после отчисления из родного, такого в доску своего ПВО. Военруком в школу ходить, дурных нет, а здесь сплошная дисциплина, штрафбат и питание с разными деликатесами.

* * *

Шло очередное политзанятие, в роли агитатора, пропагандиста и комиссара выступал кто? Правильно, сам товарищ полковник.

– Для развития и укрепления базовых начал нашей независимости от ядерных держав, – кричал по бумажке, с импровизированной трибуны матерый человечище, – нам кроме дробовиков и ракетниц, нужны боеприпасы к ним. Еще мы требуем у администрации нашей области, по примеру соседей полярников, обеспечить достойных коммунаров личным оружием, заменив саперные лопатки, автоматами Калашникова… и пистолетами… А также ввести в повседневный обиход переносные зенитно-ракетные комплексы… Хотя я считаю, что было бы неправильно оставлять без внимания развитие сил противовоздушной обороны суверенитета нашего острова и коммуны при нем…

Публика, как всегда, не произнося не единого слова, внимательно слушала, т. е. спала. Время темное, полярная ночь, а в помещении тепло и разносятся такие знакомые с детства слова про то, что мы, до конца будем бороться за мир, и в результате камня на камне от него не оставим, но победим.

Егор Моисеевич картавя, брызгая слюной и отчаянно жестикулируя, продолжал призывать к сплочению:

– После сплошной оружезации и оборонодержания, когда мы подновим в полтора, – Он задумался, что-то отчаянно высчитывая в уме, после выкрикнул, ударив кулаком по трибуне… Нет, в два человеческих роста все ходы сообщения. Вот тогда, товарищи, мы в который раз сможем с трибуны враждебной нашему строю ООН, говорить о нашем суверенитете и во всеуслышание объявить о независимости. После чего силами, выросшими в нашем коллективе приступать к сочинению гимна, раскраске герба и флага нашей родины, острова Голомятного.

– А деньги, где взять деньги на покупку акварельных красок, не говоря уже про покупку китайских калашей и макарычей? – Раздался неуверенный голос из тусклых, задних рядов.

После этого вопроса стало понятно, что внутренняя оппозиция подняла свою змеиную голову, и будет делать все от неё зависящее, чтобы сорвать планы по скорейшему обретению суверенитета и независимости. Конечно, уж кому-кому, а Егору Моисеевичу известному специалисту по срыванию масок с оскаленных морд мирового империализма и его прислужника мирового сионизма, не впервой было отбивать идеологические атаки на основы. Он был готов к ударам в спину добрых начинаний, но всё равно поморщился:

– Отвечаю на прямой вопрос еще более прямым хуком, э-э-э, т. е. ответом, – Грозно закричал он, напугав разбуженные первые ряда. – Ни твоего собачьего ума дело, срань вонючая, это во-первых, а во-вторых, имеются кое-какие наработки…

Со стороны приятно было наблюдать за филигранной, ювелирной работой настоящего идеолога, по овладеванию умами народных масс, смело смотрящего всему залу в глаза. Впрочем, смелость взгляда основывалась и на том, что его милая женушка, «попка» из ИВС передала своему благоверному неучтенную после изъятия игрушку. Сейчас этот пистолет Макарова гордо висел у него на поясе, к сожалению своими размерами несколько умоляя мужское достоинство… Ну, да, ладно, не будем обращать внимания на эти мелочи… Хотя… Или… Нет, не будем…

– Так их, троцкистов проклятых, – Прочитал по бумажке поднявшийся со второго ряда пацан-синюган, и под ласковым, ободряющим взглядом Моисеича, с ненавистью взглянув ему в глаза, шепеляво просипел. – Да здлавствует, дологой товались Сталин!

– Вот так мы им, по-рабочему ответим, – в духе общих собраний тридцать седьмого года улыбаясь, добавил Кронштейн. – Гарантирую, как всенародно избранный, как гарант будущей конституции (когда её купим, она будет храниться у меня в сейфе) что вы синяки и сявки голодными не останетесь…

После этих, берущих за душу слов, Кронштейн отложил бумажки и с серьёзным, задумчивым видом начал рассуждать о невозможности и безусловном вреде хорошей усвояемости продуктов брожения и перегонки. После чего легко перескочил на националистические лозунги и вместо знакомого с детства каждому жителю необъятной страны «бей жидов – спасай Россию» закричал, далёко выбрасывая сухенький кулачок: «стреляй в Кавказ, убивающий и насилующий наших детей». Закончил политзанятия мудрёными словами, которые достал из нагрудного кармана форменной рубашки: «Ксенофобия и ультранационализм для России – единственный выход в сегодняшних условиях!».

Собравшаяся публика стала испуганно просыпаться и, поняв, что учебные бомбометания силами коммунаров сегодня проводиться не будут, облегченно вздыхала.

Вождь, начавшееся покашливания, расчесывание под мышками и громкое зевание воспринял как ропот негодования, инспирированный той же оппозицией, поэтому, добавив металла в голос, грозно произнес:

– … И главное, ради чего я вас здесь собирал. Если еще раз узнаю, что кто-то из вас сахар с повидлом переводит на изготовление браги, тот будет строго наказан…

Народ проснулся окончательно, но по-прежнему безмолвствовал.