Текст книги "Искатель. 1967. Выпуск №4"

Автор книги: Виктор Смирнов

Соавторы: Еремей Парнов,Георгий Гуревич,Михаил Емцев,Николай Коротеев,Михаил Зуев-Ордынец,Николай Николаев,Стив Халл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

6

Итог вечерних разговоров и событий я записал в блокнот.

«1. Маврухин, по словам механика, за день до гибели был на площади Марата. Читал газету в витрине. Говорят, знакомых в этом районе у него не было.

2. Ночью, за трое суток до убийства во время вахты Маврухина, кто-то якобы ходил по машинному отделению и свинтил штуцер в трубопроводе, ведущем к пневмостартеру.

3. В ту же ночь, немного позже, загорелась на причале бочка с ветошью, и Кэп из-за недостаточного давления в ресивере с трудом завел двигатель, чтобы отвести теплоход.

4. Вывод из разговора с Лешей Крученых: он не замешан. Вообще «четверка» здесь ни при чем.

5. Приходила Машутка. У нее зеленые глаза. Такие глаза в жизни встречаются гораздо реже, чем в книгах».

Разумеется, последняя деталь не имела никакого отношения к расследованию. Но глаза у Машутки действительно зеленые и красивые.

Я вырвал листок из блокнота – он уже больше не был нужен, карандаш помог привести мысли в порядок, – свернул трубочкой и сжег. Бумажка превратилась в пепел.

Интересно, отчего загорелась бочка с ветошью? Вообще как могло вспыхнуть тряпье? Окурок, самовозгорание? Но тогда ветошь долго тлела бы! А Маврухин увидел столб пламени. Значит, кто-то поджег бочку, плеснув туда бензина. Кому-то нужно было, чтобы «Онега» перешла к другому причалу. Кому?.. Ответа пока нет. Прежде всего надо отправиться на площадь Марата и прикинуть, что могло понадобиться Маврухину в этом районе.

«Самое серьезное заблуждение любого преступника – надежда на то, что время смоет следы, подобно волне. Но время работает на угрозыск. И еще на прогресс». Так говаривал майор Комолов.

Меня разбудило топанье ног на палубе. Валера сунул под бок свой гиреобразный кулак.

– Вставай, авральчик! Готовимся к рейсу.

Мы ринулись в умывальник.

– Как странно устроена жизнь! – сказал Валера, отфыркиваясь. Без очков лицо его казалось чужим и голым. – Странно и противоречиво! Недавно мы пережили трагедию. И вот, пожалуйста, Ложко женится. Уже объявил. Вернемся из рейса – будет свадьба.

Валера попытался улыбнуться. Надо сказать, обычно никто не радуется, когда любимая девушка выходит замуж за другого, даже если это хороший парень. Но в Валере не было ни песчинки эгоизма.

Все мы, Диогены, ищем нового человека, высоко поднимая фонари в солнечный день. А потом оказывается, что новый человек всю жизнь прожил на нашем этаже, только он носил очки с толстыми линзами и казался чудаковатым.

На палубе Кэп произнес короткую речь. Он сказал, что главное для команды – образцово провести очередной, тринадцатый рейс. «Число тринадцать – счастливое число, – на всякий случай сообщил Кэп. – А посему надлежит «вылизать» теплоход, прежде чем идти под погрузку».

Через шесть часов у нас уже не разгибались спины. Ребята разошлись по кубрикам, а я, проклиная жару, потащился через порт к трамвайной остановке.

Приехав на площадь Марата, я прежде всего осмотрелся. Площадь была довольно правильной эллиптической формы, центр ее образовывала клумба с пышными каннами. Белое пятнышко газетной витрины я увидел в дальнем краю эллипса.

Асфальт на площади был мягок, как тесто. Наконец я добрался до витрины и уткнулся в желтый, месячной давности номер «Советской торговли». Вот здесь механик заметил Маврухина. Разумеется, тот приехал на площадь не для того, чтобы ознакомиться с газетой. И не на свидание. Если бы Маврухин ожидал кого-нибудь, он выбрал бы место потише и потенистее, а не стал бы торчать на асфальтовой площадке для всеобщего обозрения.

Очевидно, Маврухин пересекал площадь, но, заметив механика, приостановился у витрины, чтобы избежать встречи. Куда же он держал путь?

Пивной ларек, сатуратор, тележки мороженщиц – все, что может представлять соблазн в жаркий день, было сосредоточено у трамвайной остановки. После бешеной работы на судне пешая прогулка не доставляла особого удовольствия. Потребовалось полтора часа, чтобы осмотреть кварталы, прилегающие к той части площади, где находилась витрина.

Итак, здесь были следующие учреждения и «точки»: ларек «Галантерея», «Гастроном», филиал комиссионного магазина, пункт оргнабора, родильный дом, библиотека имени Новикова-Прибоя, управление телефонной сети и прокуратура. Составив небольшой план, я начал обход. Допрашивать кого бы то ни было я не мог, поэтому пришлось пустить в ход самые различные тактические уловки.

Через некоторое время я знал, что ни в управление телефонной сети, ни в роддом, ни в пункт оргнабора, ни в «Гастроном», ни в комиссионный магазин Маврухин не наведывался и знакомых у него там не было.

В ларьке «Галантерея» работал только один продавец – худощавый человек в пенсне, похожий на зубного врача, который однажды удалял мне два зуба с помощью деревянного молотка. Это были хорошие, крепкие зубы, но я застудил их, выслеживая «щипача», стащившего у старушки кошелек с мелочью. С тех пор прошло немало времени, но я все же подержался за щеку, входя в ларек.

«Вас обслуживает тов. Стршикошевский» – объявляла надпись.

Выждав, когда ларек опустеет, я перегнулся через прилавок и сказал шепотом:

– Есть нейлоновые рубашки.

Продавец поправил пенсне. У него были зоркие глаза под мохнатыми бровями.

– Есть пудра для загара, – ответил он так же заговорщически.

– Зачем мне пудра?

– А зачем мне рубашки? – спросил гражданин Стршикошевский. – Имею целых три!

– Вы не поняли. Есть нейлоновые рубашки!

– Так наденьте хотя бы одну, – сказал наглый продавец, – вместо вашей ковбойки.

Из ларька я вышел раздосадованный и вместе с тем довольный. Иногда приятно получить по физиономии. Но через минуту вернулся к Стршикошевскому. Нужно было все-таки поставить точку над «и». Я показал фотографию Маврухина.

Дотошный продавец, изучив снимок, посмотрел и на обратную сторону. Обратная сторона была что надо: «Паша, друг, помни!» Это вывел сам Маврухин – по моей просьбе.

– Компаньон, – сказал я. – Сегодня не мог прийти.

– Я видел этого человека, – ответил продавец. – Он заходил и предлагал «товар». Может, он ваш друг. Но на таких друзей надо спускать собак.

– Наверно, он заходил давно, если без меня.

– С полгода назад. Но дня четыре назад я видел его с Копосевым.

– А, Копосевым. Этим долговязым!

– Ха! И вы «друг»? Копосев работал у нас в системе. Его выгнали. Он коротышка. С лицом обиженного бульдога.

Продавец не лгал, это было ясно. Значит, Маврухин заходил сюда, когда начал «коммерцию» и подыскивал клиентуру. Наверно, в конце концов он нашел Копосева. Фамилию этого типа я слышал от Шиковца.

Оставалось проверить еще библиотеку и райпрокуратуру. Но что было делать там Маврухину? Знакомства с блюстителями закона он не поддерживал и любовью к чтению не отличался.

Я свернул на тихую аллею, где находилось кирпичное здание с надписью по фронтону: «Библиотека имени Новикова-Прибоя». Оказалось, абонемент на ремонте и открыт лишь читальный зал. Это облегчало задачу.

В большом прохладном зале сидели два пенсионера и библиотекарша, славная девушка в передничке, который делал ее похожей на школьницу. Я подсел за ее столик.

– Август, пусто, – как будто оправдываясь, сказала девушка.

Ее звали Надей, она скучала, поэтому, поговорив о литературе, мы перешли на кинематографию, и тут выяснилось, что нам обоим не нравится Тихонов, а Смоктуновского мы обожаем.

Затем я сказал, что недавно в читальном зале побывал один мой приятель и восторженно отзывался о Наде. Это была маленькая ложь, и я очень сожалел, что приходится забрасывать блесну перед этой наивной девчушкой.

Естественно, Надя заинтересовалась приятелем, я назвал его, и моя новая знакомая тут же принялась перелистывать журнал, в котором записывала фамилии читателей.

– Вы все придумали, – сказала она. – За последнюю неделю никакой Маврухин не приходил.

– Ну ладно, придумал!

– Вы обманщик, – весело сказала Надя. – Ну, посидите, почитайте. Хотите, дам детектив? Ох, там такое преступление! «Тайна старого особняка».

Оставалось еще заглянуть в райпрокуратуру, но я решил этого не делать. Есть какая-то грань, за которой педантизм превращается в маниакальную одержимость. Подумав об этом, я тут же переступил роковую грань: достал фотографию.

– Вот мой приятель. Все-таки, кажется, он рассказывал именно о вас.

Тонкие брови взметнулись вверх.

– Он был три дня назад. Но какой же он Маврухин? Я его хорошо помню: за книжками пришлось бегать в хранилище.

Какая-то пружинка во мне вдруг соскочила со стопора и, больно ударив, заставила вздрогнуть.

– Он не Маврухин, – Надя заглянула в журнал. – Он Чернов Павел Иванович.

– Господи, конечно же, Чернов. Мы его только так называем Маврухиным. Кличка.

Вот и толкуй о том, что чудес не бывает! За какой же книгой приезжал сюда Маврухин, если он вынужден был пробираться тайком да еще и разводить конспирацию?

– Наверно, Кочетова опять читал, – сказал я. – Он Кочетова очень любит.

– Нет, нет! – махнула рукой Надя. – Принесите, говорит, книжки про старинные иконы. Спрашиваю в шутку: «Верующий?» – «Нет, – говорит, – но надо провести беседу с баптистами, а я не совсем разбираюсь». – «Действительно, – отвечаю, – не разбираетесь: баптисты икон не признают». Он смутился: «Я их путаю, баптистов и прочих. Какая разница – все они заблуждаются». Ну, я принесла две книги.

– Какие же?

– Да они здесь, я еще не отдавала в хранилище.

Надя тряхнула взбитой прической и мельком взглянула на свое отражение в стеклянном шкафу.

Зачем понадобились эти книги Маврухину?.. И вдруг, подобно электроразряду, возникла четкая и неожиданная ассоциация. Тот парнишка из Ленинграда, увезший икону!.. Не слишком ли странное совпадение? Два человека, ступившие на уголовную дорожку, одновременно проявляют «интерес» к древнерусской живописи. Не значит ли это, что между ними возник контакт?

Быть может, Маврухин, столкнувшись с Юрским, решил на всякий случай навести справки: что за штука такая – иконы, действительно ли в большой цене? Пришлось обратиться к книгам.

– Вот они! – сказала Надя. – Обе.

Бегло пролистав книги – одна оказалась сборником антирелигиозных очерков, а вторая монографией о последних открытиях реставраторов, – я пришел к выводу, что Маврухин вряд ли почерпнул для себя что-либо особенно ценное. Его, очевидно, интересовала стоимость икон. Однако он понял, что за настоящую древнюю икону могут заплатить там огромную сумму. Монография начиналась со слов о том, какой исключительный интерес проявляют во всем мире к произведениям русской древней живописи.

Близ библиотеки отыскал телефон-автомат.

Трубку поднял сам Шиковец.

– Нам нужно срочно встретиться, – сказал я.

– Ладно, через час. Хотите рассказать что-нибудь о церковной живописи? Ладно.

Ну, капитан! После Карен это второй ясновидец, которого я встречаю в городе.

7

Через час мы сидели в той же комнате с тюлевыми занавесками. Шиковец был в прекрасном настроении, глаза выдавали довольную усмешку. Я рассказал по порядку – о маленьком пожаре на пирсе, который раньше не вызывал никаких подозрений, о странном происшествии в машинном отделении, о Копосеве, который встречался с Маврухиным незадолго до его гибели, и, главное;, о сенсационном посещении библиотеки.

– Прекрасно, – сказал он. – Ценные сведения.

Шиковец не умел льстить – об этом свидетельствовал его облик честного и сурового служаки. Поэтому похвала была особенно приятна. Однако капитан из угрозыска рубил малейшие ростки самодовольства лихо, по-кавалерийски, как рубят лозу:

– Все это немного дополняет наш материал.

– Как вы догадались, что Маврухин интересовался иконами?

– Стало известно, что Маврухин встречался с Юрским. С этим, – Шиковец положил на стол фотографию паренька, похитившего икону. – Их видели вместе в закусочной «Стадион». По-видимому, раньше не были знакомы. Кто-то вывел Юрского на Маврухина. Или случайно столкнулись.

– «Стадион» как раз на дороге с вокзала в порт.

– И встретились они в тот же день, когда Юрский приехал сюда. В руках у него был большой деревянный чемодан. Теперь вы понимаете, почему я ошибался, предполагая, что убийца находился на «Онеге»?

– Нет.

– Вы забыли: деревянный чемодан Юрского – это ящик от акваланга, – выждав паузу, пояснил Шиковец. – Мы выпустили из виду еще один путь, которым убийца мог проникнуть к пирсу.

Это начинало смахивать на приключенческий фильм, однако я доверчиво относился к лихим сюжетам. Жизнь иной раз закручивает такие штучки, которые не придут в голову самому изобретательному сценаристу.

– Хотите сказать, он пробрался под водой?

– Именно так! Вы говорите, убийцы среди команды «Онеги» не может быть? Но и посторонний не мог появиться у теплохода. Возникает вакуум… Но теперь все разъясняется. Рассказ о стравленном давлении еще раз подтверждает наши предположения. Юрский приплывал к пирсу, а Маврухин заряжал ему акваланг от ресивера.

– Нужен фильтр, в ресивере грязный воздух, – пробормотал я. – И нужно еще подогнать зарядный штуцер.

– В судоремонтных мастерских работает дружок Маврухина. Он сообщил, что три дня назад Маврухин заказал ему выточить одну штуковину… В общем что-то вроде двойничка – один штуцер присоединяется к трубопроводу, другой к фильтру. А фильтр мы нашли на том берегу, где в брошенном катере скрывался Юрский. Теперь Юрского там нет. Бежал.

Признаться, я был немного ошеломлен. Не ожидал от этого педантичного «сухаря» такой прыти. Загадка-то была с семью замками. Но капитан подобрал почти все ключики.

– Как тогда объяснить пожар на пирсе?

– Думаю, икона была уже у Маврухина. Он решил отвязаться от сообщника. В последний раз зарядил акваланг и сделал так, что судно ушло от второго причала.

– Неужели этот тип мог решиться на убийство из-за какой-то иконы?

– Запрашивал Ленинград, – сказал капитан. – Иконы-то разные бывают, вот какая штука. «Наша» называется, кажется, «Благовещение». «Благовещение» – это, знаешь ли, когда архангел Гавриил является к деве Марии возвестить о непорочном зачатии. Ну… Пушкина помнишь?

Он хмыкнул и даже чуть улыбнулся. Вместе с переходом на «ты» это выглядело действительно чудом, как и непорочное зачатие. Но в ту же секунду улыбка соскользнула с лица капитана. Так фокусники прячут яичко в рукав.

– Эту икону написали еще при царе Горохе. Знатоки считают, что ее могут оценить там, – Шиковец указал пальцем за плечо, – не менее чем в четверть миллиона долларов.

– Сколько? – спросил я, привстав.

– Юрский знал, что прихватить с собой! – сказал Шиковец. – Думаю, он действовал примерно так. Прежде всего по приезде ему нужно познакомиться с кем-нибудь из «загранки». Он идет в «Стадион», где околачивается всякая портовая шушера. Сталкивается с Маврухиным. Они находят общий язык. Юрский поселяется на той стороне затона, на брошенном катерке… Маврухин, кстати, купил для него свитер, сапоги и ватник, чтобы не мерз ночами. Кое-что из вещей мы нашли на месте ночевки. Наверно, Маврухин обещает Юрскому, что возьмет его на теплоход и запрячет, но это, конечно, липа: Маврухин намерен реализовать иконку самостоятельно. Он похищает ее у Юрского или заполучает обманом. Происходит ссора. Юрский переправляется к пирсу под водой и подстерегает Маврухина у «Ладоги»…

Что ж, версия расставила все детали и соединила их прочной связью последовательности. Таким образом, четверо моих друзей с «Онеги» полностью реабилитированы.

– Ну, а Копосев? – спросился.

– Он действительно был связан с Маврухиным. Даже провожал его в тот вечер. Но в десять сорок пять он уже был в «Стадионе». Это алиби.

– Что же теперь делать мне?

– Думаю, рано раскрываться, – сказал капитан. – Оставайся на «Онеге». Может, Юрский объявится в порту.

– Но «Онега» отправляется в рейс через три дня!

– Ну и что же? Проветрись! У тебя, кстати, за прошлый год отпуск не использован.

Надо отдать должное – капитан не старался хитрить. Я хорошо понял все, что он хотел сказать. Мол, приехал ты с блестящими рекомендациями, от своего начальства, но ведь неизвестно, как ты их заслужил. Пока особого прока от тебя не видать. Вот сначала помаринуем, посмотрим, что за гусь, а потом – милости просим! Что ж, это по-своему справедливо.

Катись, Чернов. Вкуси блаженство отдыха. Но я знал, что не смогу вкусить. Я уже не в силах оторваться от «дела Маврухина – Юрского». Прирос к нему. Так всегда бывает. Пока расследование не окончено, не можешь наслаждаться жизнью, как все.

И потом меня не оставляло ощущение, что, несмотря на всю серьезность и обоснованность версии, где-то допущена ошибка.

Я вернулся на «Онегу», когда солнце уже садилось в разрыве туч. Дул ветер. Суда покачивались, как поплавки.

– Сачок! – сказал Леша Крученых.

– Он под охраной профсоюзов, – рассмеялся Ложко. Фраза прозвучала как сплошное раскатистое «о».

– Здорово, волгарь, – ответил я, нарочито подражая его выговору, и тяжело опустился на скамью. – А где невеста?

– Завтра они отправятся в «предсвадебное путешествие», – сказал Леша. – На яхте по заливу.

Механик и его помощник, уткнувшись лбами, колдовали над топливным насосом. «Боцман», шурша стружками, перекладывал из ящика яйца и щелкал на счетах. Валера драил медяшки… Команда готовилась к рейсу.

– Эй! – крикнул мне «боцман». – Ты не брал полиэтиленовые мешки? Четырех не хватает.

– Прошкус целый день пристает со своими мешками!

– Как не приставать? Большие мешки, их нигде не купишь, только в портовом складе выдают. В таком мешке мука хоть под водой хранится.

– А ты заверни муку в свою «болонью»…

Реплики пролетали мимо меня, как теннисные мячи. Но я не принимал участия в этой обычной словесной потасовке.

Мысли о Юрском не оставляли меня… Вряд ли он ушел из порта. Скорей всего схоронился на «корабельном кладбище» или на островах. Суток через пять он вынужден будет выйти из убежища. А ребята Шиковца начеку.

Если бы найти его до того, как «Онега» отправится в рейс!.. Но как искать человека, по существу ничего не зная о нем?

– Пашка, чего ворон считаешь? – крикнул Валера. – Давай, а то Кэп премии лишит. Вкалывай.

Отсыпав из картонной коробки порошок, который матросы звали «чистоплюем», я пошел в рубку. Достал фотографию Юрского, положил перед собой и принялся тереть тряпкой выпуклый колпак компаса.

Итак, этот парень, вчера еще подросток, совершил убийство… Причем из корыстных побуждений – отягчающее обстоятельство!

С фотографии смотрели на меня живые, дерзкие, мечтательные глаза.

– Я-то думал, что ты дурачок, – сказал я. – Насмотрелся киношек, потолкался на улице и решил затеять невиданное путешествие к Азорским островам… Как же! Дурачок прихватил бы пару серебряных ложек да бабушкину «десятку», уцелевшую во времена Торгсина. А ты – «Благовещение» в четверть миллиона… Как же!

И все-таки: кто он, этот Юрский, каков он? Мы построили модель, исходя из двух преступлений – кражи иконы и убийства. Однако между этими двумя преступлениями огромная психологическая дистанция.

Меня не оставляли сомнения. Быть может, в глубине души я был убежден, что молодость способна на злое только по неведению или порыву, но творить зло сознательно, обдуманно не может.

«Кто он, каков он?» Не получив ответа на эти вопросы, и Шиковец со всеми его практическими навыками оперативной работы не сумеет правильно вести поиски. Он слишком прямолинеен, Шиковец. И не очень-то великодушен по отношению ко мне. И все же, что бы ни разделяло нас, мы составляем рабочий организм. Я со своими привычками к теоретизированию по каждому поводу, и он, лаконичный, суровый практик. Надо искать общий язык. Надо.

Ночью долго не мог заснуть. До отплытия оставалось два с половиной дня.

Ранним утром я позвонил в управление. Над заливом еще стоял туман. Где-то звенел судовой колокол. Это был предрабочий час, но Шиковец приходил на службу раньше других.

Я говорил пять минут без перерыва. Потом капитан долго дышал в трубку. Я испугался, что он заснул.

– Стало быть, ты не считаешь себя в отпуске? – спросил он наконец. Мне показалось, в голосе его прозвучало удовлетворение. – А к кому явишься в Ленинграде?

– К родственникам… друзьям. Осторожно.

– Ну, ладно. Запиши адрес. Учти, командировки дать не могу. Сам старайся.

Ну вот, обошлось. Я опасался, что он откажет, а я в ответ наговорю глупостей.

На «Онегу» вернулся рысью. Валера, расставив босые ноги, поливал палубу из шланга.

– Опять будет жара. А механик обещал дождь на все лето. Знаток из деревни! «На Самсона дож, семь недель тож», «Много мошек, готовь лукошек», – передразнил он нашего волгаря.

Я прошел на нос и спустился в каюту. Ленчик лежал на койке и развинчивал пороховое ружье для подводной охоты. Это был «Бонстром» последней модели, выбрасывающий гарпун, по свидетельству владельца, с силою тысячу килограммов.

– Зачем ты купил эту пушку?

– А зачем я купил аккордеон?

Этого на «Онеге» в самом деле никто не знал. Ленчик любил покупать дорогие вещи, которые были ему абсолютно ни к чему.

– Здорово бьет, – сказал Ленчик, рассматривая патрон. – Дюймовую доску – свободно.

– А что еще ты собираешься покупать?

– Наверно, аквариум. Уже присмотрел. Литров на сто. Скаляров разведу – до чего красивая рыбешка!

– Отложи аквариум. Мне нужны деньги – срочно лететь в Ленинград..

– Личные дела? – понимающе спросил Ленчик. – Ты бы хоть фотокарточку показал. Красивая?

– Очень.

Ему удалось наскрести полсотни. Через минуту я выдержал разговор с Кэпом и едва успел на автобус. В аэропорту у кассы стояла очередь, а над очередью красовалось объявление о том, что билетов нет. Но едва я стал протискиваться, как меня тронул за плечо парень в кожаной куртке. На лбу его отпечаталась полоска от мотоциклетного шлема.

– От Шиковца, – сказал он. – Получи билет у диспетчера. Забронируй обратный рейс.

В самолете у меня было достаточно времени, чтобы поразмыслить над противоречивым характером строгого капитана Шиковца.