Текст книги "Искатель. 1967. Выпуск №4"

Автор книги: Виктор Смирнов

Соавторы: Еремей Парнов,Георгий Гуревич,Михаил Емцев,Николай Коротеев,Михаил Зуев-Ордынец,Николай Николаев,Стив Халл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Стив ХАЛЛ
КРУГЛЫЙ БИЛЛИАРДНЫЙ СТОЛ

Рисунки С. ПРУСОВА

Скажите, вы слышали историю о ремесленнике, изготовляющем столы для биллиарда, которому однажды позвонил эксцентричный миллионер? Миллионер объясняет ремесленнику, кто он такой, и, убедив его в своих серьезных намерениях, просит изготовить для него биллиардный стол по особому заказу. Ремесленник отвечает, что миллионеру придется уплатить более высокую, чем обычно, цену, которая зависит от того, каким будет этот особый заказ. Миллионер готов заплатить и начинает объяснять, каким должен быть стол: ему хочется, чтобы стол был не прямоугольным, а круглым (крайнее изумление ремесленника, но если мистеру Денежному Мешку хочется этого, то он согласен); затем миллионер упоминает, что ему хотелось бы иметь стол с одной лузой в центре стола вместо луз по углам и по бокам (перенесший первый шок ремесленник удивлен уже гораздо меньше); наконец, мистеру Денежному Мешку хочется, чтобы стол был покрыт вместо обычного зеленого сукна мехом куницы. Он упоминает ряд других деталей, но вы уже уловили смысл его требований. Конечно, парень совершенно свихнулся, думает ремесленник, но если у него есть деньги и он готов платить, то почему бы и нет? «О'кэй», – говорит ремесленник и принимается за работу.

Он трудится днем и ночью, и ему удается закончить просимый биллиардный стол через три недели. Он звонит миллионеру, чтобы сообщить ему эту приятную новость, и узнает в ответ, что мистер Денежный Мешок передумал. Вы заканчиваете эту историю, глядя прямо в глаза своему слушателю и придвигаясь вплотную к нему, самым конфиденциальным тоном: «Так вот, если вам нужен круглый биллиардный стол с лузой в центре и выстланный куньим мехом, то я могу посоветовать, где можно купить такой стол по дешевке».

Глупая история, правда? Так вот, то, что произошло со мной несколько месяцев тому назад, напомнило мне об этом анекдоте.

Конгресс европейских писателей в Амстердаме подходил к концу, и после третьего и последнего дня заседаний несколько делегатов собрались в баре гостиницы, и разговор зашел о «Человеке-невидимке» Герберта Уэллса. Части собеседников – в основном представителям континента – замысел повести кажется исключительно интересным и интригующим, и мы прямо говорим об этом. Затем разговор переходит на то, что сделал бы каждый из нас, если бы стал невидимым (и должен сказать, некоторые высказывания были очень смелыми); внезапно в разговор вмешивается новый голос.

– Все это хорошо, – скептически заявляет он, – но если бы вы были невидимым, вы сами не смогли бы ничего увидеть.

Только теперь мы заметили нового собеседника. Это был высокий полный мужчина с розовым лицом и медленными движениями, и во рту у него постоянно дымилась сигарета в замысловатом мундштуке.

«Ого-го, – подумал я про себя, – еще один спорщик-теоретик», – и хотел было воздержаться от спора, но шнапс в моем организме заставил меня преодолеть это похвальное желание.

– Продолжайте, сэр, – продемонстрировал я ему свое лучшее оксфордское произношение.

Он снисходительно кивнул головой в мою сторону.

– Видите ли, господа, чтобы стать полностью невидимым, предмет должен быть совершенно прозрачным, то есть беспрепятственно пропускать световые лучи, не отражая ничего, – вы понимаете, о чем я говорю?

Я кивнул, как будто захваченный его объяснениями.

– Почти все, сэр, но почему свет не должен отражаться?

Он поднял брови, удивленный моей необразованностью.

– Разве вы не понимаете? Если даже небольшая часть световых лучей будет отражаться предметом, мы увидим этот предмет – например, как мы видим оконное стекло.

– Ну и что? – сказал я с видом крайнего интереса.

– Таким образом, если мы сделаем человека совершенно невидимым, он неминуемо будет слепым, потому что его глаза также будут совершенно прозрачными, и тогда, – он остановился на мгновение, затянулся сигаретой и посвятил нас в свою тайну, – и тогда, господа, он не сможет увидеть абсолютно ничего, ибо свет не сможет запечатлеться на сетчатке его глаз и образовать зрительный образ. Ему будет казаться, что он находится в полной темноте. – Окончив свое объяснение, он откинулся назад и посмотрел на нас с видом явного превосходства.

– Следовательно, вы считаете, что достичь невидимости невозможно?

Уголком глаз я видел, что толпа начала рассеиваться. Окружающие уже поняли, каким ослом был мой новый собеседник и как я пытаюсь разыграть его, и у них не было настроения для шуток такого рода.

Англичанин тут же попал в ловушку:

– Конечно, в этом нет никакого сомнения.

Я глотнул из своего стакана со шнапсом, дав ему возможность насладиться в последний раз своей уверенностью.

– А что, если я скажу вам, что могу делать предметы невидимыми?

– Тогда мне придется ответить, что вы пытаетесь подшутить надо мной, старина.

– А вы не думаете, что такая возможность все-таки существует?

– Я ведь вам уже сказал, – ответил он нетерпеливо, – невидимость возможна только в фантастических романах – и я готов биться об заклад. – Он вытащил из кармана толстую пачку банкнот и положил ее на стол. – Вот!

Я был хорошо знаком с подобным типом людей. Они всегда готовы положиться на силу денег в качестве аргумента, ибо для них деньги – это все. Я притворился, что колеблюсь.

– Мне бы не хотелось брать ваши деньги, мистер…

– Ллойд, – сказал он. – Я настаиваю, чтобы вы взяли их, если вы считаете, что можете сделать, что обещали. Ну, принимаете мое пари?

– Хорошо, – сказал я и сгреб его деньги. Это сразу лишило его равновесия, потому что он был уверен, что в последнюю минуту я пойду на попятный. – Итак, вы говорите, что я не смогу сделать выбранный мной предмет совершенно невидимым?

Условия казались настолько ясными, что мистер Ллойд просто кивнул.

– Отлично, – сказал я. – Пошли!

– Куда? – спросил подозрительно мистер Ллойд.

– В лабораторию, где я работаю, – там я продемонстрирую вам, как делать вещи невидимыми, и заберу ваши деньги.

– Одну минуту! – запротестовал англичанин. – Вы еще не выиграли пари – я возьму деньги. – Он внимательно окинул меня взглядом, побаиваясь, очевидно, что где-нибудь в темном углу я ограблю его, но затем, сравнив наши размеры, успокоился. Наверно, он решил, что вряд ли мне удастся преодолеть его сопротивление физически.

Выйдя из ресторана, мы отправились в лабораторию Технологического института. Старый Вилли, сторож, открыл нам дверь, ворча, что уже поздно и все нормальные люди в это время ложатся спать. Я пообещал ему, что после работы мы сами запрем дверь, и сказал, чтобы он не беспокоился и шел к себе в дежурку. Старик ушел бормоча: «Смотрите не забудьте, профессор Шредер».

Ллойд огляделся кругом в моей экспериментальной электротехнической лаборатории:

– Ну что ж, посмотрим, как получается у вас этот трюк.

Я открыл ящик стола и вытащил оттуда предмет, который должен был стать невидимым.

– Скажите, а вы сами не ученый? – спросил я англичанина.

– Нет, – признался он. – Ведь это будет демонстрация, а не научная лекция?

– Да-да, конечно, демонстрация, – успокоил я его. – Но если вы хотите, то можете отказаться от пари.

К этому времени он начал чувствовать неладное, но моя очевидная готовность отступить укрепила его решимость. Он подумал, наверно, что я пытался сломить его сопротивление без всякой демонстрации.

– Нет, – сказал он решительно, – я настаиваю на наших условиях!

– Ну, хорошо, – согласился я и показал ему предмет, который извлек из ящика стола. – Если мне удастся сделать эти два стеклянных шарика невидимыми, вы признаете свое поражение?

Он взял стеклянные шарики из моих рук и начал внимательно их разглядывать, опасаясь какого-то подвоха. В них не было ничего особенного, это были самые обыкновенные стеклянные шарики с зеленоватым отливом – и сейчас они были отчетливо видимыми.

Он кивнул.

Тогда я передал ему пустую спичечную коробку и попросил положить шарики внутрь, а сам повернулся к только что смонтированному Многократному Поляризатору.

Я открыл дверцу внутренней камеры и обернулся к Ллойду:

– Положите их внутрь.

Он наклонился и заглянул в камеру, пытаясь рассмотреть, что находится внутри. Но там ничего не было за исключением колец проводника высокой частоты по бокам камеры и двух электростатических пластинок вверху и внизу.

Я захлопнул дверцу камеры, затем подошел к распределительному щиту и включил ток.

– Пяти минут будет достаточно.

В течение этих пяти минут Ллойд не сказал ни единого слова. На его лбу появились капли пота, и он закурил сигарету, забыв воспользоваться своим изящным мундштуком.

Пять минут прошло, и я открыл дверцу камеры.

– Возьмите коробку сами, – предложил я англичанину.

– Температура внутри не слишком высокая?

– Нет.

Осторожно он просунул руку в узкую дверцу и взял спичечную коробку. Я отчетливо слышал, как шарики перекатывались внутри. Мистер Ллойд думал, однако, что звук доносится из другого места, поскольку коробка казалась совершенно пустой.

– Пощупайте их, – сказал я спокойно.

– Я уже видел такой фокус, – сказал Ллойд подозрительно. – Их уже нет внутри, правда?

– Пощупайте их, – повторил я.

Ллойд просунул палец в коробку, и на его лице появилось выражение крайнего изумления, когда он нащупал два катающихся шарика внутри. Его руки заметно тряслись.

– Осторожнее, – предостерег я англичанина, – не переверните коробку, а то нам никогда не найти их на полу. – Я разостлал на скамейке носовой платок. – Поставьте коробку на скамью.

Он послушно поставил коробку на платок.

– Теперь осторожно переверните коробку.

Снова англичанин послушно выполнил мои указания. Затем он дрожащими руками нащупал один из стеклянных шариков и, держа его между большим и указательным пальцами, поднял руку вверх. Шарик был совершенно невидим даже при рассматривании на свет.

– Ну, хорошо, – сказал он наконец, – вы выиграли. А теперь скажите, каким образом вы сделали это?

Я взял оба шарика, завернул их в носовой платок и спрятал в карман пиджака.

– Это просто для забавы, – сказал я. – Как вы сами объяснили час тому назад, если удастся сделать предмет совершенно прозрачным, он станет невидимым, – именно этого нам и удалось добиться. Вам известно, что обычный кусок стекла является в высшей степени прозрачным материалом. Этот прибор, сконструированный в моей лаборатории, поворачивает плоскости молекул стекла таким образом, что свет проходит между ними, совершенно не отражаясь, – отсюда и полная невидимость.

– Но зачем это вам нужно?

– Просто так, – я пожал плечами. – Всего-навсего лабораторный фокус. В общем-то это уж не такое большое открытие. Нам удается делать невидимыми только прозрачные материалы, да и то только временно.

– Вы хотите сказать, что эти стеклянные шарики снова станут видимыми?

– Да. Примерно через сорок восемь часов молекулы стекла вернутся в свое первоначальное положение – нечто вроде наведенного магнетизма в куске мягкого железа – и шарики снова станут видимыми.

Ллойд встал, попрощался и направился к выходу, забыв передать мне деньги. Я напомнил ему об этом. Он остановился, вынул из кармана пачку банкнот и, вручив мне деньги, с кислой миной на лице исчез в коридоре. Я подумал, что больше мы с ним не встретимся.

Однако два дня спустя, когда я собирался покинуть лабораторию после окончания рабочего дня, он появился в сопровождении маленького человечка с бегающими глазами.

– Добрый вечер, профессор Шредер, – крикнул Ллойд еще с порога, протягивая мне руку.

– Что вам здесь надо? – спросил я вместо приветствия.

Он подмигнул мне, ничуть не смутившись.

– Я привел одного из своих друзей, который не верит в невидимость, и мы заключили с ним пари. Не могли бы вы продемонстрировать свой фокус еще раз?

– Послушайте, Ллойд, я занятый человек, и у меня нет времени для шуток.

– Помилуйте, профессор, вы выиграли у меня кучу денег – так дайте же мне возможность вернуть хотя бы часть.

«Показать трюк еще раз, пожалуй, гораздо проще, чем спорить», – подумал я.

– Ну хорошо, входите, – я подошел к Поляризатору и стал копаться в столе, разыскивая стеклянные шарики.

– Не затрудняйте себя, – сказал Ллойд, – мой друг принес несколько образцов с собой.

Крысоподобный человек достал из кармана спичечную коробку, открыл ее и показал мне содержимое. Внутри коробки сверкали и переливались шесть крупных граненых кристаллов горного хрусталя.

Я раскрыл дверцу внутренней камеры.

– Ну хорошо, поставьте их сюда.

Человечек сделал, как я сказал, хотя не спускал с меня глаз, когда я закрывал дверцу.

Прошло пять минут.

– Эти безделушки сделаны из более плотного материала по сравнению с обычным стеклом, – сказал я. – Давайте подержим их в камере восемь минут на всякий случай.

Наконец восемь минут истекло, и я открыл дверцу камеры. Человечек вынул коробку и заглянул внутрь. Действительно, кристаллы исчезли. Человечек, однако, не удовлетворился поверхностным осмотром и пощупал каждый из них отдельно. Затем он бережно вынул их из коробки и уложил в мешочек из красного бархата. И только потом он сказал, обращаясь к Ллойду:

– Вы были правы.

Я проводил их к выходу.

– Смотрите, – напомнил я Ллойду, – не делайте это своим регулярным занятием, у меня не демонстрационный зал.

– Конечно, конечно, можете не сомневаться.

«Теперь-то, – подумал я, – уж больше мы с ним не встретимся». Чтобы быть совершенно уверенным, я крикнул ему вдогонку:

– Смотрите, Ллойд, больше не приходите!

– Сегодня вечером я улетаю самолетом в Лондон, – крикнул он в ответ, – пусть это вас не беспокоит.

Две темные фигуры исчезли в ночи.

Через неделю в лабораторию вошел старый Вилли и сказал, что меня хотят видеть два незнакомых джентльмена.

– Что им нужно?

– Я не знаю, профессор. Они сказали, что пришли по частному делу.

– Пригласи их сюда.

Через несколько мгновений в лабораторию вошли Ллойд и крысоподобный господин. Их лица казались вытянутыми и носили отпечаток перенесенных лишений.

– Какого черта вам здесь нужно? – выразил я свое неодобрение. – Ведь я сказал, чтобы вы больше не приходили.

Ллойд поднял руку, как бы успокаивая меня.

– Мы не займем у вас и минуты, профессор. По крайней мере мне так кажется..

– Ну что там у вас?

– Эти стеклянные кристаллы, которые вы сделали невидимыми, – они все еще невидимы.

– Не говорите глупостей, – рявкнул я. – Прошло уже семь дней. Они должны были вернуться в первоначальное состояние еще несколько дней тому назад.

Вместо ответа человечек молча извлек из кармана спичечную коробку и потряс ее. Послышался стук сталкивающихся стекляшек. Затем он выдвинул коробку и дал мне заглянуть внутрь. Я не увидел внутри ничего и пощупал пальцами. Там было шесть граненых предметов.

– У вас было твердое стекло, – сказал я, глядя на них невинными глазами. – Может быть, такому стеклу требуется более продолжительное время для перехода в нормальное состояние – это всегда происходит с более твердыми сортами стекла.

Они обменялись беспокойным взглядом.

Наконец Ллойд собрался с духом и задал вопрос, интересующий сейчас их больше всего:

– Насколько более продолжительное время?

– Не имею ни малейшего представления, – ответил я раздраженно, не понимая, почему они делают такую трагедию из-за нескольких кусков граненого стекла. – Может быть, несколько недель.

– Ну, а если это было не стекло? – не унимался Ллойд.

Человечек посмотрел на него предостерегающим взглядом, но Ллойд не обратил на это ни малейшего внимания.

– Сколько времени потребуется для того, чтобы вернуться в прежнее состояние, например, бриллианту?

Наконец до меня дошло значение его слов. Так это были бриллианты!

Они снова обменялись взглядами, на этот раз более внимательными, и, наконец, крысоподобный человечек кивнул в знак согласия. Англичанин поколебался еще мгновение и затем выпалил:

– Видите ли, профессор, я работаю в фирме Хаттон Гарден, в Лондоне, которая продает и покупает драгоценные камни. И вот, когда я отправился на конгресс писателей на прошлой неделе, мне пришла в голову мысль убить двух зайцев.

– И после моей демонстрации вы решили провернуть дельце на стороне, – закончил я за него, – купив несколько бриллиантов для контрабандного провоза в Англию.

– Да, что-то вроде этого, – неохотно согласился Ллойд. Он кивнул в сторону своего приятеля-недомерка. – Мы компаньоны в этом деле – ухлопали на него все свои деньги.

– И они так и останутся ухлопанными, – сказал я им напрямик. – Вы – пара кретинов.

Ллойд засунул указательный палец за воротник, как будто воротник душил его.

– Почему вы так думаете?

– Насколько мне известно, поворот молекулярных плоскостей является односторонним процессом, – объяснил я. – Они возвращаются в прежнее положение по своей собственной инициативе – что бы мы ни делали, нам не удавалось ускорить или замедлить этот процесс в стекле.

– Значит, вы не экспериментировали с бриллиантами? – спросил Ллойд с сомнением в голосе.

Я покачал головой, удивленный, что человек, работающий с бриллиантами, не понимает самых очевидных вещей.

– Твердое стекло превращается из невидимого в нормальное, видимое, за более продолжительное время, чем обычное стекло. Как вам должно быть известно, алмаз является самым твердым веществом в мире – как вы думаете, рискнет ли кто-нибудь устраивать эксперименты с бриллиантами?

Лицо англичанина побелело.

– Неужели вы никак не можете ускорить этот процесс?

Я покачал головой.

– Тогда вам придется заняться этим немедленно, – процедил человечек угрожающе.

– А вам придется убраться отсюда, и чем быстрее, тем лучше, – сказал я, поднимаясь. – Вы только что признались в попытке провести контрабандные бриллианты, а теперь угрожаете мне. Не думаю, что эти шутки понравятся ребятам в синем. – Я подошел к двери, распахнул ее и показал им на выход: – Убирайтесь немедленно!

Ллойд не был драчуном, а человечек был крысой как физически, так и морально. Они послушно вышли из комнаты, и я услышал их шаги на лестнице.

Время от времени я вижу Ллойда, который постоянно слоняется вокруг лаборатории. У него в руке всегда зажата спичечная коробка, и он каждый раз подходит ко мне с просительным видом, как бы спрашивая, не могу ли я ему помочь. Он никогда не упоминает о своем приятеле, и я никогда больше не видел его. Каждый раз я отвечаю ему:

– К сожалению…

Так что, если вам нужны невидимые бриллианты, я знаю, где можно купить полдюжины по дешевке.

Перевел с английского И. ПОЧИТАЛИН

Михаил ЗУЕВ-ОРДЫНЕЦ
КОЛОКОЛЬНЫЙ ОМУТ

Впервые рассказ был опубликован в журнале «Вокруг света» в 1929 году.

Рисунки П. ПАВЛИНОВА

Ранний недолговечный снегопад-«предзимок» побелил трону и склоны гор, когда мы добрались, наконец, до замшелого охотничьего зимовья. Через полчаса на краю большого оврага бушевал и свистел костер.

Старый лесник Савва, сопутствовавший мне в охотничьих бродяжничествах по уральской тайге, покряхтывая, холил шомполом свой ветхий бердан. Я сидел на завалине зимовья и глядел бездумно на синие вершины дальних хребтов, на оголенную тайгу, шебуршавшую опавшей листвой, на Белую, крутившуюся у нас под ногами, где-то там внизу, в узком каменистом ущелье. По середине реки шло, вернее – стремительно летело, «сало» – рыхлый и грязный, с обломанными краями осенний лед. Но даже отсюда, с тридцатисаженной высоты, видно было, что синий ледок крепко затянул уже тихие речные заливчики, заводи и старицы. Значит, денька через два-три жди и настоящего ледостава.

– Дедушка, а как это место называется? – спросил я.

– Какое место? – откликнулся Савва. И, бросив в костер снятую с шомпола, почерневшую от порохового нагара смазку, встал. – Здесь, парень, много местов! Энто, вишь, Чирьева гора, – указал он негнувшимся пальцем на куполообразную вершину в полуверсте от нас, по скату которой перекинулась грязная лента древнего екатерининского тракта.

– Лесок, что под Чирьевой горой, Рябиновым колком называется. А звон там, на реке, это Колокольный омут будет.

Я тоже встал и поглядел по направлению дедова пальца. Чирьева гора обрывалась к реке известковой синевато-белой отвесной стеной, «иконостасом», как зовут их на Урале. С другого берега к реке подступала такая же обрывистая стена. И можно было догадаться, что зажатая между горами Белая крутит в этом месте могучим, злым омутом.

– А почему, дедушка, этот омут называется Колокольным? – спросил я.

– Издавна, от дедов это прозвище идет. Старики про омут этот занятную быль сказывали. Если спать не хошь – слухай, расскажу.

Савва опустился со мной на завалинку. И под озорной посвист осеннего ветра, под шорохи и скрипы уральской тайги рассказал мне дед старинную, седую бывальщину…

* * *

На горном Дебердеевском заводе спешили. Приказано было окончить к пятнице громадный, на пятьсот пудов, колокол для казанского городского собора. Губернатор казанский получил весть, что город его посетит вскоре высокая особа, не то посол какой-то чужеземный, не то царевич-наследник Павел Петрович, а может быть, и сама «царица-матушка» Екатерина Алексеевна. И приказал губернатор Дебердееву чуть ли не в неделю отлить соборный колокол, чтобы достойным звоном смогла встретить Казань высокого гостя.

Поэтому и спешили, даже по воскресеньям работая. Ведь в пятницу срок. Но уже в понедельник к обеду сплав был готов. Пожелтела «сопла»,[3]3
  Сопла – воздуходувная труба, подающая воздух в плавильные печи.


[Закрыть] и металлический прут, опущенный в бурливую расплавленную массу, покрывался глазурью – «стеклился», как говорили работные.

– Ну, готово варево! – проговорил литейщик Митька Диков, яростно мешая темно-красную кашицу сплава.

– А ты видел, Митяй, сколь серебра-то в сплав вбухали? – спросил Дикова его «парный» – Афонька Шебаша, детина с коломенскую версту ростом, бывший крепостной, бежавший на горные заводы «из-под барина». – В колокол им не жаль серебро валить, а нам, работным, по алтыну не хотят к задельной плате прикинуть. Выжиги!

– Да уж, – вздохнул Диков. – За спасибо над работой пупки рвем!

– Которые литейщики, на двор! – звонко прокричал пробежавший мальчик-заслонщик. – Старшой кличет! Сейчас сплав спущать будут!

Диков и Шебаша вслед за «стальными литейщиками вышли на просторный, как площадь, квадратный литейный двор. Там, около формы, установленной по старинке, – здесь же на дворе в громадной яме, даже ничем не огороженной, суетились уже уставщики и мастера. Форма была готова. Ядро из плитняка жирно обмазали обожженной глиной. Желоба для стока расплавленного металла были прочищены.

– Начнем, што ли? – обратился один из уставщиков к литейному мастеру, суровому старику с окладистой седой бородой. – Все готово уж.

– Годи, – ответил мастер. – «Сам» не велел без его начинать. Да вот он идет!

К форме быстрыми шагами, пересекая двор, шел «сам», хозяин завода купец Дебердеев. И лишь только он поравнялся с формой, мастер и крикнул зычно:

– Рушь заслонки! Пускай сплав в желоба!

Заслонки выбили ломами, и раскаленная масса из всех трех печей, фырча и гудя, побежала по желобам.

Рабочие, любопытствующие, вытягивая шеи, сгрудились вокруг ямы. Задние поднажали, передние поневоле подались вперед, и чьи-то локти уперлись в бока Дебердеева.

– Куда прете, чумазые? – свирепо крикнул «сам» и, размахнувшись, крепко ударил в грудь подвернувшегося под руку Дикова. Митяй качнулся, взмахнул руками, судорожно цепляясь за воздух, и… свалился в форму.

– Боже ж мой! – вцепился с ужасом в седые свои кудри мастер и, видимо не сознавая, что он делает, занес ногу над формой, тоже собираясь спрыгнуть на дно. Но его схватили за подол рубахи и оттащили назад.

А на дворе уже, как огненный пал по сухой степи, метался вопль сотен глоток:

– Давай!.. Скорее!.. Сгорит ведь!.. Поворачивайся!

А что давать, зачем поворачиваться – никто толком не знал. Все видели, как Диков вполз на гранитное ядро и, с трудом сохраняя равновесие на его скользкой поверхности, пытался выкарабкаться из ямы. Но земля обвалилась под руками Митяя, и он снова сполз на дно формы. Все это видели, но, беспомощно галдя у края ямы, не знали, чем помочь товарищу… А расплавленный металл приближался, неотвратимый и грозный. Сила человеческая не смогла бы уже теперь остановить его бег.

– Сволочи! Душу крещеную загубите! – рявкнул Шебаша и, разбрасывая по сторонам встречных, бросился к яме.

– Митяй, держи! – встав на колени у края и спустив в форму поясной ремень, крикнул Афоня. Диков подпрыгнул и схватился за конец ремня. Шебаша с силой рванул его на себя, но тотчас же упал на землю, закрыв ладонями опаленное лицо.

Сплав, разбрасывая дождь огненных искр, подошел уже к краям желобов. Зноя его и не выдержал обожженный, ослепленный Шебаша. А Диков, поднятый было до половины ямы, снова упал на плитняк.

В этот миг раскаленный металл с гудением и ревом хлынул из желобов в форму. Страшный крик заживо горящего человека взметнулся из ямы…

После бури криков над двором повисла жуткая томительная тишина. Лишь желоба по-прежнему шумели, выплевывая без конца бурливую расплавленную массу.

Общее молчание прервал стук одиноких шагов. То Дебердеев убегал от формовой ямы по живому коридору молча расступившихся перед ним работных. Всегда красное, с жирным налетом лицо «самого» было теперь бело, как январский снег. А ненавидящие, обжигающие яростью взгляды работных заставляли хозяина зябко запахивать полы длинной суконной сибирки…

* * *

Хозяйские хоромы, деревянный одноэтажный дом, выстроенный из кондового горного леса, живым частоколом окружила толпа работных людишек. Тут были все – и литейщики, и запальщики, и углежоги. Даже ребятишки-заслонщики шныряли между взрослыми. И лишь только отворилась дверь хозяйского дома, толпа работных подалась вперед.

Дебердеев, окруженный уставщиками, рядчиками, заводскими писцами, вышел на крыльцо. Быстрым, испытующим взглядом окинул он работных и крикнул небрежно и беззаботно:

– В чем дело, ребятушки? Почему работу бросили?

Возбужденно гудевшая толпа сразу смолкла. Сказался вековой, от предков унаследованный страх перед «самим», грозным и всесильным хозяином. Передние смущенно оглядывались назад, а задние нерешительно топтались на месте, виновато глядя в землю.

– Ну? Языки проглотили? – с вызовом уже бросил Дебердеев. – Что жe вы не отвечаете?

– Не спеши, хозяин, ответим! – раздался спокойный голос, и Шебаша торопливо выцарапался к крыльцу.

– Насчет колокола мы, ваше степенство, – обернувшись, указал Афонька на поднятый уже из формы колокол, красневший на солнце своими медными боками. – Известились мы, што хошь ты его в Казань отправить. Не дело, хозяин. Грех! Ведь в нем Митька Диков смерть свою нашел. Могила эта его, колокол-то! А потому должен ты расколоть его и в землю закопать, как подобает!

– Да колоток свечей на Митяев сорокоуст жертвуй. А жану его и детишек обеспечь! – осмелев, крикнул кто-то из толпы.

– Вот! Правильно! – качнул тяжелой головой Шебаша. – И ждем мы твово ответу. Коль согласен колокол похоронить, счас же на работу станем, а нет…

– Молчать! – вззизгнул вдруг Дебердеев так, что рывшаяся у крыльца курица с испуганным квохтаньем ринулась в толпу. – Молчать, холуй!

Пока Шебаша говорил, Дебердеев, глядя на работных, думал: «Время сейчас бунтошное. Вор Емелька Пугач на Яике казаков против царицы поднял. Да што казаки, даже горные заводы «на низу» взбунтовались. Общая шатость в народе чуется. Скоро и мои чумазые засылку к бунтовщикам сделают. А потому должен я их в ежовые рукавицы немедля взять. Коль сейчас не ошарашу их, тогда прощай все, от рук отобьются да еще и завод подожгут!..»

– Вы што это, бунтовать вздумали? – прямо с крыльца, минуя ступеньки, прыгнул Дебердеев в толпу работных. – Да я вас в бараний рог согну. Сок из вас потечет!

– Колокол захорони! Слышь? – загудела толпа.

– Не вам меня учить! – крикнул в ответ Дебердеев. – Указчики тоже! Колокол в Казань пойдет!

– Да ты што, бусурман?.. – заревели работные. – Насквозь просвечивает, мироточит от святости, а поступает как черт преисподний!.. Хорони колокол!..

– Расходи-ись по местам! – орал, побагровев от натуги и поднимаясь на цыпочки, Дебердеев. – Становись на работу!

– Не будем работать… По домам!.. А с тобой после поговорим!.. – крикнули работные, бросаясь к заводским воротам. И тотчас же остановились. Ворота заняла своя, заводская стража, «кафтанники», лесные объездчики, хмурые лесовики в высоких волчьих шапках.

– Ребята! – выделился в общем негодующем гуле чей-то молодой, веселый голос. – Не пускают нас в ворота, вали через тын!

Послушная этому крику толпа бросилась к заводским валам и через минуту облепила высокий частокол.

Шебаша, бежавший в последних рядах, вдруг остановился и крикнул Дебердееву, растерянно глядевшему на бегство работных:

– Дай срок, купец, сочтемся! Вот ужо Пугач всем вам покажет! А колокола тебе не видать как ушей своих, так и знай!..

* * *

Их было трое, лежавших на лужайке, поросшей щавелем и просвирником, трое дебердеевских работных:

Афонька Шебаша, литейщик Пров Кукуев и углежог, по кличке Непея. Сквозь кусты орешника Непея, растянувшийся на животе, видел округлые очертания Чирьевой горы и серую ленту нового, только что проложенного тракта, перекинувшегося через один из отрогов Чирьевой.

– Беспокоюсь я, – бубнил он под нос, – ладно ли мы место-то для засады выбрали?

Шебаша озабоченно поднял голову. Его лицо, с опаленными ресницами и бровями, загоревшее, обветренное, потрескавшееся от жара плавильных печей, походило на черствую ржаную лепешку.

– Ничего, место усторожливое, – ответил Афонька. И, раздвинув рукой ветви орешника, обернулся к Непее: – Лучше места не найти!

Тракт, проходивший у них под ногами, прорываясь в этом месте меж скалами, одной обочиной своей испуганно прижался к Чирьевой горе, а с другого бока к нему вплотную подошли белые известковые обрывы – «иконостасы». У подножья их на тридцатисаженной глубине скакала по лудям[4]4
  Лудь – каменная мель.


[Закрыть] Белая. И в этом опасном месте тракт был перегорожен завалом из вековых, необхватных пихт и обломков скал.

– Чуешь, какова штука? – удовлетворенно улыбнулся Шебаша. – Рази пройти им здесь? Застрянут, голову кладу! Перед завалом-то я тракт чесночком[5]5
  Чеснок – колючие железные шипы, которыми засыпались прежде татарские броды и перелазы на южных окраинах России.


[Закрыть] посыпал. То-то запляшут их кони!

– А кто обоз-то охраняет? – спросил Пров Кукуев. – Наши, чай, кафтанники?

– Коли бы наши, с полгоря было! – угрюмо ответил Шебаша. – А то, вишь, узнал, подлец, што мимо уланы на квартеры идут, ну и уломал маёра за взятку обоз сопровождать. Хитер, бес! Думал, што мы побоимся на царицыно войско в драку лезть!

– Идут! Ей-бо, идут! – заорал вдруг Непея.

Шебаша вскочил и, встав во весь рост над кустами, взглянул на тракт. Из-за ближнего поворота выползала длинная, окутанная пылью змея. Зоркие глаза Шебаши различали желтые мундиры трех улан-разведчиков, ехавших впереди. За ними на мохноногом, горбоносом киргизе, устало завалясь в седле, ехал офицер. За ним с рокочущим шумом, похожим на раскаты отдаленного грома, двигалось что-то громадное и неуклюжее. То на специальном возке везли колокол, отлитый на Дебердеевском заводе. В возок было впряжено тридцать лошадей «гусем» по три в ряд. Остальные уланы конвойного эскадрона рассыпались желтыми точками и спереди и сзади возка с колоколом.