Текст книги "Черненко"

Автор книги: Виктор Прибытков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Это же в своих воспоминаниях подтверждает и бывший крупный партийный и государственный деятель В. И. Воротников (Кого хранит память / Константин Устинович Черненко. М.: ИТРК, 2007). «С годами, – пишет он, – К. У. Черненко приобретал все большее влияние в „коридорах власти“. Где-то с 1972 года в ЦК все больше складывалось мнение: если хочешь решить какую-либо серьезную проблему, надо заручиться поддержкой К. У. Черненко.

Он настойчиво повышал роль общих отделов в обкомах. В 1973 году прошло большое трехдневное совещание заведующих общими отделами ЦК компартий союзных республик, обкомов и крайкомов КПСС. На совещании выступил Л. И. Брежнев. Говорилось о большой роли общих отделов, о том, что от них зависит четкость работы партаппарата, качество подготовки вопросов на бюро и секретариат. Контроль за делопроизводством – это не только форма, но необходимая мера, обеспечивающая своевременное использование партийных решений».

Довольно точно передает Воротников атмосферу, которая окружала Черненко: «Я работал в это время в Воронеже. Раза два-три, бывая в ЦК, заходил по каким-то вопросам к К У. Черненко. Принимал он вежливо, но сдержанно, как-то даже безразлично. Правда, все вопросы решал. Столы в его кабинете всегда были завалены бумагами. Столбом стоял сигаретный дым, он курил беспрерывно, а на столе – неизменный стакан крепкого чая».

Воротников подчеркивает необъяснимое с первого взгляда влияние Черненко на решение важнейших государственных вопросов, твердость его обещаний, четкость и исполнительность. И иллюстрирует это одним ярким примером:

«В 1974 г. я лишний раз убедился в том, каково место К. У Черненко в аппарате ЦК. Тогда активно обсуждались проблемы совершенствования структуры управления в сельхозорганах. Было много претензий к сельхозтехнике. У нас в Воронеже возникла идея передачи снабженческих функций из Сельхозтехники в Госснаб, организации там Сельхозснаба. Кроме того, были разработаны предложения об углубленной производственной специализации и реорганизации сельхозорганов в Центре и на местах. Упор делался на повышение самостоятельности районного и областного звеньев, передаче им функций Центра.

Я подготовил соответствующую записку, расчеты, схемы и привез эти материалы к Ф. Д. Кулакову. Он внимательно все прочел, задал много вопросов. Предложения ему понравились. Я говорю: „Хорошо, Федор Давыдович, тогда доложите об этом Л. И. Брежневу“. Он задумался: „Нет, так не выйдет“.

Снял телефонную трубку, позвонил К. У. Черненко и стал объяснять ему, что-де в Воронеже подготовили интересные предложения, разработали схему управления сельскохозяйственным комплексом. „Надо с ними познакомить Л. И. Брежнева, а лучше, если б Леонид Ильич принял Воротникова“. Что ответил К. У. Черненко, я не знаю. „Давай, – говорит Кулаков, – иди к Черненко, тот все устроит“. Я удивился. Секретарь ЦК, член Политбюро звонит заведующему отделом и просит! Почему бы ему самому не позвонить, не зайти к Л. И. Брежневу и все объяснить?

Поднялся на 6-й этаж к К. У. Черненко, передал материал. Тот не стал ничего смотреть. „Оставь, я все сделаю“. Действительно, прошло несколько дней, и меня вызвали к Л. И. Брежневу. Материалы у него. Я рассказал о наших предложениях. Брежнев начал читать документы, но вскоре отвлекся от текста, заговорил о текущих делах. Вспомнил, что раньше был так называемый ГУТАП (Главное управление тракторно-автомобильной промышленности. – В. 77.), который занимался снабжением сельского хозяйства техникой. И дела тогда шли хорошо.

Мои материалы были разосланы по Политбюро с положительной резолюцией Л. И. Брежнева…»

Когда-то считалось, что главная функция Общего отдела – это исключительно обслуживание высших органов партии и других отделов Центрального комитета. Никто при этом и не думал, что роль отдела выйдет за привычные рамки «партийной канцелярии». Черненко, упорядочивая текущую работу, добился того, что практически все документыпроходили через его отдел. При такой постановке дел от него зависело очень многое. Он мог привлечь внимание генерального секретаря к тем или иным вопросам. Или, наоборот, освободить его от решения проблем, которые, по мнению Черненко, не носили принципиального характера.

Даже материалы КГБ шли через заведующего Общим отделом. Только в исключительных случаях председатель КГБ докладывал лично генсеку. Но Андропов появлялся в кабинете Брежнева, может быть, раз в неделю, а Черненко – каждый день и не один раз. Черненко сам докладывал Леониду Ильичу о всех важнейших документах, поступавших в Центральный комитет, сопровождал их своими комментариями и рекомендациями.

Присутствие рядом Черненко избавляло Брежнева от черновой работы. Тот все помнил, все знал, всегда был готов исполнить любое указание. Между ними установились весьма доверительные отношения, и Леонид Ильич часто поручал Константину Устиновичу дела самого деликатного свойства, с которыми он не обратился бы ни к кому другому.

Брежнев доверял Черненко полностью и безоговорочно. Поэтому он и возлагал на него решение многих, самых сложных вопросов, особенно после того, как здоровье его резко пошатнулось и, по совету врачей, ему пришлось заметно ограничить себя в работе.

В последние годы, когда Брежнев чувствовал себя совсем больным, Черненко стал ему особенно нужен. Как мне помнится, Брежнев ко всем членам Политбюро обращался по имени-отчеству и лишь Черненко называл Костей. Я чувствовал, что тому это не нравилось, но генсек есть генсек. «Ты, Костя, погляди, – мог сказать Брежнев, – ну во что ты меня втягиваешь? Ты сам с ним поговори». «Костя», как правило, все делал, все улаживал, проявляя при этом терпение и покладистость.

* * *

В течение девяти лет мне пришлось исполнять нелегкие, порой весьма непривычные, а то и вовсе странные обязанности помощника Черненко – и в то время, когда он был просто секретарем ЦК КПСС, и когда стал генсеком. Постоянное общение с людьми, выполняющими те же функции, что выпали и на мою долю, дало мне возможность составить довольно полное представление об этой интересной категории партийных работников – особой и своеобразной, в какой-то мере позволило изучить их психологию. Когда-то давно сама по себе должность помощника какого-либо крупного руководителя предусматривала в первую очередь техническую работу. Но такие времена давно ушли в прошлое. К тому периоду, который я описываю, их деятельность приобрела действительно особый характер – и в силу их приближенности к высокому руководству, недоступному простым смертным, и в силу содержания выполняемой ими работы.

Я не случайно останавливаю внимание читателя на их работе, потому что институт помощников генерального секретаря, членов Политбюро и секретарей ЦК КПСС имел, как показывала практика, огромное влияние на руководителей партии, а зачастую и «делал» политику КПСС. Я вполне допускаю, что у меня могли сложиться о моих коллегах довольно субъективные суждения. Но все они основаны на моих личных наблюдениях и выводах.

Как показывала многолетняя история формирования верхних эшелонов власти, состав команды партийного или государственного лидера, как правило, не ограничивался официальными должностными лицами – людьми, облеченными его доверием и занимающим на вершине властной пирамиды ключевые посты. В эту команду всегда входила сравнительно небольшая группа людей, способных подсказать и разработать ту или иную идею, четко оформить мысли и предложения руководителя, облечь их в удобоваримые формы, будь то текст доклада, публичного выступления или интервью для газеты.

На первый взгляд их права были довольно ограниченными, находились они в «тени» своих высоких руководителей и на «свет» старались не показываться. Но они были незаменимы, без них редко принималось какое-либо значимое решение, особенно если оно требовало теоретического обоснования То, что у людей несведущих вызывало нередко ироничную или язвительную реакцию, сомнения в способностях первых лиц делать самостоятельно что-либо серьезное, на самом деле было очень важной и неотъемлемой частью политической «кухни» высшего руководства партии и государства. Каким бы способным и талантливым ни был лидер, он физически не в состоянии обойтись без аналитиков, квалифицированных специалистов в экономике и общественных науках, способных верно оценить внутренние и внешнеполитические проблемы.

Такие помощники необходимы для анализа наиболее важных сведений, составления справок, сравнительных статистических данных, для аккумулирования всевозможных материалов, дающих руководителю возможность находиться в курсе всех текущих событий, способность видеть завтрашний день. И конечно же их первоочередная обязанность – подготовка проектов речей, докладов, выступлений. Совершенно немыслимо себе представить, что, скажем, все свои выступления от начала и до конца какой-нибудь лидер возьмется формулировать и оттачивать сам – времени, требуемого для этого, у него просто нет. Будь он даже человеком гениальным, семи пядей во лбу, он не может, да и не имеет права, обойтись без группы высокоинтеллектуальных людей, специалистов своего дела. Но за ним – окончательное слово, он обладает незыблемым правом принять или отвергнуть те или иные постулаты, выводы, формулировки. Важно только одно условие: по своему уровню мышления настоящий руководитель не может быть ниже своих помощников.

Несомненно, что в правильном подборе помощников, в грамотном укомплектовании аппарата – важная предпосылка успеха любого лидера. Роль помощников генерального секретаря ЦК партии невероятно возросла при Брежневе. При этом было заметно, что они осознавали свою близость к высокому руководству и не прочь были при случае дать понять это другим, знали своему положению цену. Некоторые из них в силу своих больших амбиций и честолюбия с помощью различных, отработанных в аппарате, приемов в умении преподнести руководству свою значимость достигли настоящего искусства. Они знали, каким образом можно незаметно обернуть в свою пользу поток поступающей и обработанной ими информации, чтобы в конечном итоге генсек искренне поверил в недюжинные способности своих помощников, оригинальность их мышления, неиссякаемость их прогрессивных идей, организаторские способности и похвальное трудолюбие. Другими словами, они обладали всеми качествами, необходимыми для быстрого карьерного продвижения. А безграничное доверие со стороны главного руководителя, свобода и бесконтрольность в действиях порождали у отдельных помощников явно завышенное мнение о своих собственных достоинствах. Что, впрочем, не мешало им идти по партийной лестнице уверенной и размашистой походкой. Но это, как говорится, издержки профессии.

У многих работников аппарата ЦК того времени своеобразным эталоном надежного помощника высшего партийного руководителя еще со сталинских времен оставался А. Н. Поскребышев. По отзывам старейших работников Общего отдела ЦК, этот помощник И. В. Сталина был человеком-машиной, безотказно действовавшей днем и ночью. Он никогда не отягощал себя пухлыми папками с бесчисленными сводками, или, по крайней мере, как утверждали очевидцы, с собой их не носил. В своем маленьком блокноте он не делал записей – вносил в него только какие-то короткие пометки. На вызов «самого» Поскребышев входил к нему не с папкой, а с «корочкой», в которую был вложен один-единственный, но нужный именно в эту минуту документ.

Подавляющее большинство поручений «самого» по широкому кругу вопросов партийной, государственной, военной, экономической, социально-культурной, международной и иной деятельности он запоминал и контролировал по памяти. У него в голове умещалось колоссальное количество данных, цифр, показателей, фамилий партийных, советских, хозяйственных работников. Его личная дисциплина, его четкость, исполнительность, работоспособность поражали даже в то время, когда формы и методы, да и режим партийной и государственной работы были своеобразными – если и не военными, то максимально приближенными к чрезвычайным условиям.

Одно время в кулуарах ЦК КПСС ходили упорные слухи о том, что Поскребышев якобы написал мемуары о периоде его работы со Сталиным и они где-то хранятся. Я как-то спросил об этом у Черненко. Однако, по его твердому убеждению (он сам это подчеркнул), никаких воспоминаний Поскребышев не писал, дневников не вел и не мог вести как в силу особенностей своего характера, так и специфики работы у «самого». По крайней мере, после смерти Поскребышева каких-либо его воспоминаний или дневниковых записей не было обнаружено.

Рост влияния помощников генерального секретаря ЦК на Брежнева и партийный аппарат, их поведение, демонстрирующее собственную исключительность, были связаны, конечно, с личностью генсека, который не мог буквально шага сделать самостоятельно. Все переговоры, встречи, беседы с зарубежными деятелями проходили при обязательном участии помощников. Все поездки внутри страны и за рубеж были немыслимы без их участия.

Ну и, конечно, святая обязанность помощников – подготовка выступлений. Как правило, сами они имели неограниченные возможности привлекать к их написанию широкий круг авторов любых рангов и должностей: известных ученых, редакторов центральных газет и журналов, крупных специалистов, военных, работников аппарата ЦК.

В качестве тех, кто делал первичные заготовки, приглашались молодые, способные журналисты или работники аппарата, владеющие пером. Затем работали именитые ученые и редакторы, которые, «причесав» свежие, порой небезынтересные мысли и оригинальные концепции малоизвестных создателей, представляли их уже в качестве своего, в муках выпестованного детища тому помощнику генсека, который возглавлял бригаду по написанию той или иной будущей речи или статьи. К написанию объемных работ и книг, регулярный выпуск которых при Брежневе стал как бы неотъемлемой и обязательной частью деятельности генсека, привлекались и крупные писатели. Например, при их непосредственном участии готовилась трилогия «Малая Земля», «Возрождение», «Целина».

Так в общих чертах выглядела технология этого немаловажного дела, которое являлось одним из наиболее ответственных участков работы помощников генсека. Каждый из них за долгие годы работы обрастал своим, практически постоянным составом «писателей». На многие недели, а то и месяцы они отвлекались от основной работы, вывозились в загородные резиденции, напоминавшие санатории высокого класса, и там корпели над своими разделами доклада или статьи. При этих бригадах постоянно работала группа машинисток.

С годами статус помощников генерального секретаря – этой, повторюсь, внешне, в общем-то, должности невысокого ранга – возрос до такого уровня, что они стали избираться депутатами Верховных Советов СССР и РСФСР, входить в состав руководящих органов партии, пользоваться льготами и привилегиями руководителей высшего эшелона. Например, автомобилями «Чайка» обслуживались в ЦК только заведующие отделами и помощники генсека. Нередко помощники оказывались и в списке лауреатов Государственной премии.

Так, со временем этого звания были удостоены все помощники Брежнева, а А. М. Александров-Агентов получил к тому же и Ленинскую премию – за участие в качестве консультанта в создании многосерийного фильма «Великая Отечественная». Так что непомерно щедрые награды и высокие звания, которыми удостаивало себя в то время высшее руководство страны, не обходили стороной и институт его помощников.

Надо сказать, что статус помощника генерального секретаря был довольно своеобразным. В подчинении у него никого не было, даже технический секретарь не был ему положен. Нередко при срочной работе он в поте лица сам вычитывал отпечатанные материалы, вносил поправки в текст, бегал в машинописное бюро, до глубокой ночи просиживал в кабинете без перерыва на обед, довольствуясь на ходу перехваченными бутербродами и чаем. И в то же время помощник не был никому подконтрольным, кроме, естественно, генсека, ни перед кем больше не отчитывался, выполнял только задания генерального. Поручения, которые он нередко давал работникам отделов ЦК, министерств и ведомств, расценивались последними как исходящие от «самого», исполнялись точно и в срок. Вопросов, для чего или для кого такой материал нужен, как правило, не задавалось.

Были и другие особенности в работе помощников. Так, например, для составления речей генсека старались привлекать людей, обладающих бойкостью и нарочито выпуклой смелостью суждений, внешней эффектностью предложений. Ценились те, кто с учетом особенностей характера генсека был способен к сверхмерной откровенности, мог ввернуть в текст солдатский юморок. Их выводы, суждения, теоретические обоснования вкладывались в уста генерального в готовом виде. После опубликования того или иного доклада, выступления многие изречения переносились в качестве цитат в многотомные труды, пространные редакционные статьи. Но за красивыми публицистическими оборотами иногда трудно было понять смысл того или иного высказывания. Часто речи генсека отличались не глубиной содержания, а витиеватостью языка. Лозунги вроде брежневского девиза «Экономика должна быть экономной» у людей думающих вызывали одни недоумения. Интересно, что подобный стиль выступлений с видимым удовольствием будет потом использоваться Горбачевым – неутомимым строителем «социализма с человеческим лицом». Один из авторов подобных изречений как-то под хорошее настроение не без гордости сказал: «Это мои лозунги читает народ на улицах Москвы». Да, и такое было.

Формально помощники генерального были приписаны к Общему отделу ЦК: здесь получали зарплату, состояли на партийном и профсоюзном учете. И только. Но постепенно, с приходом Черненко, многие вопросы и позиции они вынуждены были согласовывать с отделом, в котором раньше числились только по штату. Это стало особенно заметно после того, как Константин Устинович был избран секретарем ЦК КПСС. К тому времени за ним окончательно закрепилась уникальная роль организатора всей деятельности аппарата, способного дирижера сложного документального потока внутри ЦК, главного диспетчера по подготовке и проведению пленумов, заседаний Политбюро и Секретариата ЦК КПСС. Помощники генерального секретаря все больше оказывались в сфере влияния Черненко, ибо Брежнев, как уже отмечалось, в последние годы не утруждал себя (да и физически уже не мог многим заниматься) решением конкретных и сложных государственных дел. Нелегкое бремя согласований и утрясок многочисленных вопросов ложилось на Черненко. Поэтому через него помощники Брежнева нередко получали задания и поручения, ему же и докладывали о их выполнении. Иногда он спрашивал с них строго, хотя до серьезных конфликтов, в силу терпимого и лояльного характера Черненко, дело не доходило.

Глава пятая
На взлете

XXV съезд КПСС. Секретарь ЦК. У дверей Политбюро. Рядом с Брежневым

Известно, что в день своего избрания генсеком Брежнев произнес знаковую фразу: «При Сталине люди боялись репрессий, при Хрущеве – реорганизаций и перестановок. Народ не был уверен в завтрашнем дне, поэтому советский народ должен получить в дальнейшем спокойную жизнь для плодотворной работы».

С тех пор минуло более десяти лет.

Если в тот далекий октябрьский день 1964 года Брежнев делился мыслями, которые действительно должны были определить главный смысл его правления, то своей цели он достиг. «Спокойную жизнь» страна получила, только спокойствие это у людей не вызывало особого вдохновения.

К середине семидесятых годов окончательно угас мощный толчок, который был дан стране в начале деятельности Брежнева, и постепенно в формах и методах его правления возобладала инерционность. В 1979 году он заявил на Политбюро, что намерен уйти в отставку, однако услышал в ответ категоричные возражения. Отпускать Брежнева никто из членов Политбюро не собирался. Что это было? Боязнь наступления перемен в размеренном течении жизни или чьи-то опасения взять на себя ответственность за судьбу страны? Версиям на этот счет несть числа, а результат один: Брежнев остался.

Убедить его в правильности такого решения не составляло труда, ибо поток славословий в адрес генсека получил невиданные ранее масштабы. А при такой «всенародной поддержке» волей или неволей станешь верить в свою исключительность и незаменимость. Культом это назвать, конечно, нельзя, но непременным атрибутом каждого более или менее значимого мероприятия – от районного до всесоюзного, каждого выступления в средствах массовой информации на политическую тему стало обязательное провозглашение выдающихся заслуг Леонида Ильича перед партией и Советским государством.

На этой почве начал прорастать формализм. За трудовыми ударными вахтами и неделями, посвящавшимися знаменательным датам, выхолащивались глубинный смысл социалистического соревнования, ленинская концепция социализма как результата живого творчества масс. Страна прозевала рывок, осуществленный ведущими капиталистическими странами на основе применения новейших достижений научно-технической революции. И если сырьевая и тяжелая промышленность, военно-промышленный комплекс развивались еще довольно успешно, то в других отраслях народного хозяйства наметилось резкое отставание, вызванное устаревшими технологиями, низкой наукоемкостью производства. Особенно ярко это проявлялось в выпуске предметов народного потребления: количество и качество товаров для населения не соответствовали нуждам людей. Достижения в экономике по-прежнему оценивались валовыми показателями отраслей, не имеющих определяющего значения для высокоразвитой страны.

Уже позднее, в горбачевское время, объявилось немало людей, обладавших удивительной, но почему-то не проявлявшейся при Брежневе прозорливостью и проницательностью. Послушаешь или почитаешь их рассказы о том, как они якобы давно предвидели крушение советской власти, – и создается впечатление, что по меньшей мере каждый второй был тогда «инакомыслящим». Но в те годы далеко не все было столь очевидным, как это выглядит сейчас. Одно лишь бесспорно: на смену безраздельному доверию людей к партии приходили разочарованность, охлаждение к тем целям, которые она декларировала. А тем временем в партийной печати укоренялись закоснелые догмы и шаблонные истины, подменявшие серьезную науку, творческие идеи, живое слово.

Наступал 1976 год – «год XXV съезда КПСС». Съезд тогда считался главным событием в жизни советского народа. Именно считался, так как миллионы простых людей гораздо больше волновали другие события, как правило, личного плана – они стали уставать от политической трескотни, стереотипы официальной пропаганды набивали оскомину. Число «25», заполнившее печать и эфир, стало притчей во языцех. Именно тогда исчезла одна из самых популярных развлекательных передач «Опять двадцать пять», которую вела радиостанция «Маяк». Кто-то испугался (и, видимо, не напрасно), что ее название не так истолковывается.

И все же расхождение между словом и делом тогда еще можно было преодолеть, а проблемы, с которыми начинала сталкиваться партия, не выглядели роковыми препятствиями.

Прошло более десяти лет и с другой памятной даты – с той поры, как Константин Устинович стал во главе Общего отдела ЦК КПСС. Прямо скажем, солидный стаж руководящей работы в аппарате ЦК был у него за плечами к моменту проведения XXV съезда партии, сыгравшего большую роль в его судьбе.

За это время отдел документационного обеспечения из технического подразделения по управлению потоком входящих и исходящих документов и охране государственных и партийных секретов в аппарате превратился, как мы уже говорили, в подразделение с особым статусом. Его задача формулировалась четко и лаконично: обеспечение надлежащих условий нормальной и эффективной деятельности высших партийных органов. А это означало на практике, что без непосредственного участия Общего отдела не могли проводиться заседания Секретариата и Политбюро ЦК КПСС, пленумы Центрального комитета и съезды партии. Важнейший атрибут партийной деятельности – документ, будь то решение Секретариата или Политбюро, постановление пленума ЦК или резолюция партийного съезда, – оформлялся и окончательно выходил в свет только из Общего отдела ЦК.

Прерогативой отдела было оформление протоколов заседаний Секретариатов и Политбюро, стенограмм пленумов, съездов. Под его неусыпным оком находились все документы, в том числе секретные, совершенно секретные, особой важности и «Особая папка». Сотрудники Общего отдела систематизировали их и после исполнения и снятия с контроля отправляли на хранение в Архив ЦК.

Четко отшлифованная под руководством Черненко система работы с документами – от момента их возникновения и постановки на контроль до снятия с контроля и направления в архив – стала строго обязательной не только для всего аппарата ЦК, но и для республиканских и областных парторганизаций.

Уже отмечалось, с помощью каких рычагов создавалась такая система и каких личных усилий это стоило Константину Устиновичу. Решающую роль при этом сыграл вдумчивый подход Черненко к комплектованию своего отдела квалифицированными кадрами. Наряду с опытными сотрудниками, «асами» работы с документами, которые начинали свою деятельность еще при Сталине в Особом секторе ЦК, Черненко сумел привлечь в отдел свежие силы. В основном это были партийные работники низовых звеньев, чаще всего – из райкомов партии Москвы. И особо следует отметить большой «комсомольский призыв», во время которого по рекомендации бывшего тогда первым секретарем ЦК ВЛКСМ Е. М. Тяжельникова около полутора десятка человек пришли под начало Черненко из аппарата ЦК ВЛКСМ. Это были люди с большим стажем аппаратной работы: Борис Мышенков, Василий Минайлов, Борис Наместников, Платон Осокин, Геннадий Павлюков, Виктор Лобусов, Владимир Бутин, Анатолий Попов и другие, пополнившие различные подразделения Общего отдела. В их числе был и автор этих строк. Надо сказать, что за все годы работы под руководством Черненко «комсомольцы» оправдали его доверие и ни в чем не подвели его.

К этому времени окончательно утвердился авторитет Черненко как опытного и пытливого руководителя одного из ведущих подразделений аппарата ЦК. Он был членом ЦК, в состав которого был избран еще на XXIV съезде КПСС, избирался депутатом Верховного Совета СССР. Ему шел 65-й год. Конечно, и ему, и окружающим казалось, что в этом возрасте трудно думать о дальнейшем продвижении по служебным ступеням. Никто тогда и предположить не мог, что «звездное» время Черненко еще только наступало. Однако XXV съезд КПСС внес в партийную карьеру Константина Устиновича неожиданные коррективы: он избирается секретарем ЦК КПСС, и в этом же году за отличную подготовку и проведение съезда ему присваивается звание Героя Социалистического Труда. При этом он остается во главе своего «стратегического объекта» – Общего отдела.

Вообще, пока Брежнев находился у руля, Черненко не выпускал отдела из своих рук. Никто даже помыслить не мог, чтобы Общий отдел возглавил кто-то другой – настолько Константин Устинович считался компетентным и организованным человеком, к тому же близким и преданным Брежневу. Только Черненко! В этом, кстати, видится мудрость Брежнева, которого иногда недооценивают, пытаются представить в его поздние годы чуть ли не выжившим из ума стариком.

Взлет Черненко, безусловно, связан с тем, что Брежнев приблизил его к себе, хотя их отношения касались в основном только служебной сферы и были связаны с потребностью Леонида Ильича опереться в своих делах на верного человека. Их сближение, как мне кажется, заметно ускорилось после того, как Брежнев серьезно заболел. Несчастье это произошло с ним в конце декабря 1974 года, сразу после встречи с президентом США Фордом во Владивостоке. Болезнь была настолько серьезна, что, по свидетельству людей из его окружения, все последующие восемь лет Брежнев испытывал ее последствия и фактически больше «восседал на троне», нежели осуществлял реальное руководство в качестве первого лица в партии и государстве.

Однако сложившаяся к тому времени в стране структура политической власти, унаследованная, главным образом, от сталинских и хрущевских времен, не позволяла принимать решения по сколько-нибудь важным вопросам без участия «верховного». Для лидера с ограниченной дееспособностью, каковым стал Брежнев, самым удобным выходом было держать рядом с собой человека, который смог бы взвалить на себя все бремя подготовки решений, а также улаживания конфликтов и споров, возникавших при их обсуждении и принятии. При этом важно было не дать кому-то усомниться в компетентности генсека, сохранить его престиж, сберечь лавры мудрого и прозорливого руководителя. Что Константин Устинович и делал, исполняя возложенные на него и официальные, и негласные обязанности ревностно и бдительно.

В тех условиях справиться с такой работой мог, пожалуй, только Черненко. И дело не только в том, что он прошел многолетнюю школу нелегкой штабной работы и был исключительно опытным бойцом. Ведь в придачу ко всему он прекрасно знал Брежнева, его требования, сильные и слабые стороны, мог прогнозировать его поведение в тех или иных ситуациях. И с этой точки зрения выдвижение Черненко на роль самого близкого помощника генсека тоже выглядело логично. Константин Устинович за годы совместной работы ни разу Брежнева не подвел, а вот выручал его неоднократно. Уместно привести цитату из мемуаров личного охранника Брежнева, генерал-майора КГБ СССР Владимира Тимофеевича Медведева:

«Одним из близких людей, соратников Брежнева являлся Константин Устинович Черненко. Они работали вместе в Молдавии, и с тех пор Черненко сопровождал его до конца жизни… Я застал его еще в ту пору, когда он заведовал Общим отделом… Обращаясь ко многим на „ты“, Брежнев тем не менее называл соратников по имени-отчеству, к Черненко же всегда при всех: „Костя, ты…“ Черненко свое дело знал и успевал переваривать огромный объем информации, отличался трудолюбием, добросовестностью, исполнительностью».

Вскоре после XXV съезда особое место Черненко в высшей сфере партийного руководства почувствовало и ближайшее окружение Брежнева. Воспринималось это неоднозначно, больше с настороженностью, иногда с завистью, а то и с едва скрытым пренебрежением. Довольно неприязненное отношение к себе Суслова, Кириленко, Тихонова и некоторых других партийно-государственных руководителей Черненко чувствовал и воспринимал болезненно, но терпеливо, с поразительной выдержкой. Думаю, что такая обстановка придавала ему больше решительности в той весьма кропотливой работе по перегруппировке сил вокруг Брежнева, которую он проводил медленно, но последовательно. Этот незримый для посторонних глаз процесс активизировался после того, как Черненко стал секретарем ЦК.