Текст книги "Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг."

Автор книги: Виктор Петелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 85 страниц) [доступный отрывок для чтения: 31 страниц]

Н. Данилин
Встреча с М.А. Шолоховым

Из записной книжки журналиста

Конец октября 1959 года. На положении гостя-отпускника уже неделю брожу по станице. Я впервые вижу, как живут на Верхнедонье. Все вокруг удивительно ново для меня, необыкновенно. И вместе с тем все как будто знакомо: хаты, крытые камышом, чаканом, вербы, пирамидальные тополя на улицах станицы… Таким и представлялся мне пейзаж Дона со страниц замечательно правдивых творений великого донца – писателя Михаила Александровича Шолохова.

Придя на квартиру к деду И.П. Мрыхину, я горячо рассказываю о впечатлениях дня:

– Сегодня видел Аксинью. Высокая, стройная, соболиная бровь… Точь-в-точь как в книге «Тихий Дон».

– А Гришки Мелехова не было с ней рядом? Небось, поди, хлеб поехали убирать – верхом на тракторе!..

Не спеша свернув цигарку, дед продолжает разговор:

– Похожие люди есть. Ить книги-то свои Михаил Александрович из жизни писал. Недаром в округе добрый десяток стариков доказывают: дед Щукарь – это я, с меня Шолохов «списал» его. Но чтобы славу Аксиньи делили – этого я не слыхал. А вот про Гришку Мелехова, – старик сделал выразительную паузу и закончил. – Самолично знал я одного такого. Был тут у нас атаманец, лихой рубака – Федор Мелехов…

И мой собеседник рассказал «доподлинно известную» историю о хуторце Мелехове, которая действительно во многом напоминала неудавшуюся мятежную жизнь Григория Мелехова.

Тогда и я поведал деду о своей сокровенной мечте встретиться с великим писателем, передать ему сердечное спасибо от моих земляков-сибиряков, поклонников его творений, попросить совета. Это живо заинтересовало моего собеседника. Старик одобрил желание.

– Хоть и очень занятой он человек, Михаил Александрович, но примет. Удивительной простоты казак. Душевный, внимательный…

И вот мы ходим у дома писателя. Час назад, в дороге, все казалось так просто: подойдем к калитке ограды, звякнем щеколдой… А теперь… Робость и смущение овладели мною и другом. Мы ходим вокруг и не можем решиться. Наконец, с отчаянной решимостью мы идем к калитке. К нашему великому огорчению выясняется, что Михаила Александровича нет. Страстный любитель охоты, рыболов, он проводит субботние дни на лоне природы, отдыхая за удочкой или в засаде на водоплавающую дичь…

Ранним утром следующего дня мы снова были у дома писателя. Первой нас встретила Мария Петровна, супруга М.А. Шолохова. А следом появился сам Михаил Александрович. Вышел стремительно. Видно было, что человек давно уже работал, наш приход оторвал его от дела. Первое, что сразу бросилось мне в глаза, – острый, пронзительный взгляд писателя, высокий лысеющий лоб, пепельного цвета вьющиеся волосы, пушистые, снежно-белые усы.

– Здравствуйте, товарищи, – сказал он твердым, с чуть приметной хрипотцой тенорком.

Моментально все мои «декларации» вылетели из головы. Видя наше смущение, Михаил Александрович первый начал разговор. Спросил, давно ли мы из Сибири, где остановились в Вешенской. Узнав, что я по деловому вопросу, пригласил пройти в кабинет. Предложил закурить. Погасил спичку, и… в его глазах заплясали лукавые огоньки.

– Раз сотрудник газеты – значит, подавай вам интервью (знаю я вашего брата журналиста!). – И скороговоркой, шутливо: «Над какими произведениями работаете?..» Будто я блины пеку…

И уже через минуту он добродушно, но в то же время по-деловому отвечал на мои вопросы. Сказал, что закончил вторую часть романа «Поднятая целина», что заключительные ее главы будут в конце ноября – начале декабря напечатаны в «Правде».

Еще раньше от близких писателя я слыхал, что Михаилу Александровичу нездоровится. Знал, стол писателя завален бумагами. Здесь и рукописи – начинающие авторы прислали свои творения на совет. Здесь и письма-заявления. Избиратели просят своего депутата оказать помощь, содействия в решении хозяйственных и личных вопросов…

Мы встали, готовясь уйти, чтобы не отрывать у великого творца слова его драгоценного времени. Прощаясь, Михаил Александрович пожелал нам успехов, здоровья, дерзаний в труде.

…Тогда же случай свел нас с Александром Матвеевичем Бондаренко ¹. Александр Матвеевич – один из многочисленных приятелей писателя. Знаток рыбных мест, он вместе с М.А. Шолоховым ездит на рыбалку. Когда мы попросили Бондаренко поделиться личными впечатлениями о Шолохове, он просто сказал:

– Говорить о Михаиле Александровиче как о писателе не буду. Его талант знает весь мир.

Однако в ходе разговора, не удержавшись от искушения, он начал рассказывать о том, как упорно работает Шолохов над своими произведениями.

– Я маляр по профессии, – рассказывал нам А.М. Бондаренко. – Красил у Михаила Александровича крышу. Раз, другой спускались вниз – то кисти понадобятся, то ведро краски требуется разбавить олифой. Вижу в приоткрытую дверь кабинета – Михаил Александрович пишет, пишет… А потом выходит Мария Петровна и мне мимоходом жалуется: «Не буду печатать. Замучил. Пятый раз перепечатываю на машинке одну страницу. Посмотри, Матвеич».

Да, большой человек, – задумчиво продолжал свой рассказ А.М. Бондаренко. – Душевный. Нас, простых людей, не забывает. Несколько лет назад крепко заболел я. Стояла ранняя весна. Мне надо на курорт, а путевок нет. Сходил Михаил Александрович к председателю райисполкома и достал для меня путевку…

А совсем недавно ездил Михаил Александрович в путешествие по Скандинавским странам. Вернулся домой. Узнал, что я прихворнул, прислал небольшой подарочек мне.

И Матвеевич показал нам дорогие для него реликвии – нож и фотографию писателя, конверт с надписью: «А.М. Бондаренко – старому другу-рыбаку, посылаю этот рыбацкий нож как прямое и неопровержимое свидетельство о том, что не забывал о нем и в Скандинавии. М. Шолохов». А рядом приписка: «Знаменитому вешенскому рыболову – барону Мюнхаузену»…

В сопровождении А.М. Бондаренко мы идем по станице. Наш «экскурсовод» знакомит нас с достопримечательностями Вешенской. Многое, очень многое связано здесь с именем А.М. Шолохова, писателя, общественного деятеля. Не было до войны в станице воды, не было садов. Теперь здесь есть водопровод, у каждого домика – фруктовый садик. Это дело хлопот, забот писателя. В Вешенской построены районная больница, два рентгенкабинета, заканчивается возведение громадного трехэтажного каменного здания школы-интерната, строится электростанция, намечено подвести ток от Цымлянской ГЭС, построить в живописном месте тубдиспансер, организовать новое производство – мясокомбинат…

Много славных дел свершили за последнее время вешенские казаки при инициативном, живейшем участии своего избранника, депутата Верховного Совета СССР А.М. Шолохова.

Так в те дни я ближе узнал великого писателя. И в моем сознании вместо Шолохова, человека «хрестоматийного глянца», каким я его знал из школьных учебников, запечатлелся и навсегда остался новый образ – земного Шолохова, великого и простого, патриота русской земли, верного, любящего сына отчего края. За это любят и уважают его в народе. «Наш Шолохов» – так зовут его на Дону.

Вешенская

Я. Малахов
В гостях у Шолохова

Этим летом группа корреспондентов посетила замечательного писателя нашего времени М.А. Шолохова на его родине в станице Вешенской. В их числе был и я.

Шолохов принял нас в своем рабочем кабинете. Обстановка простая, удобная. Вдоль стены высокие стеллажи с книгами, сделанные в форме этажерок. В глубине большой письменный стол, на котором десятки писем, полученных от трудящихся Советского Союза и из-за рубежа.

Мы впервые так близко видели Михаила Александровича. Лицо знакомо по фотографиям: высокий лоб, искрящиеся юмором глаза, седеющие волосы, подстриженные усы.

Вначале мы чувствовали себя несколько скованно, но потом простотой обращения, частыми шутками Шолохов рассеял наше смущение. Он охотно отвечал на наши вопросы, сам расспрашивал.

Прежде всего мы, разумеется, заинтересовались, над чем он сейчас работает. Писатель ответил:

– Я всегда чувствовал себя неоплатным должником перед нашей армией, перед советскими солдатами, выстоявшими во время войны, нашедшими в себе силы разбить сильного и коварного врага. Поэтому я считаю своей кровной задачей закончить роман «Они сражались за Родину».

Мы спросили, как идет работа над этим произведением. Последовал ответ:

– Я решил начать роман с июля 1941 года, так как сам был на фронте именно в это время. Как известно, опубликованная часть первого тома начинается годом позже, значит, работа идет не только над завершением, но и над началом книги.

Последние главы будут посвящены описанию Сталинградской битвы, величайшего сражения, поставившего гитлеровцев перед лицом катастрофы. В этом сражении раскрылись перед всем миром величие, стойкость и мужество советского солдата. Но как вы сами знаете, пишу я медленно, поэтому не ждите скорого выхода в свет книги. Кроме того, мне нужна передышка после опубликования последнего романа.

В ходе беседы писатель узнал, что некоторые из нас – участники Великой Отечественной войны. Он сразу же стал подробно расспрашивать, на каком участке фронта кто сражался, попросил рассказать эпизоды боевых действий. Особенно его интересовали бои кавалерийских подразделений. Потом и сам рассказал о некоторых ярких событиях военного периода.

Мы предложили Михаилу Александровичу предоставить в его распоряжение наши воспоминания. Он горячо поблагодарил и добавил:

– Я с удовольствием воспользуюсь вашими материалами. Я, как пчелка, с каждого цветка стараюсь получить взятку.

Писатель пригласил поехать с ним на рыбалку. Мы охотно приняли предложение. Но на другой день его вызвали в Ростов-на-Дону на пленум обкома партии, и Шолохов уехал.

Шолохов ведет большую общественную работу. Он – член Вешенского райкома КПСС, Ростовского обкома КПСС, депутат Верховного Совета СССР. Благодаря его заботам в станице построены водопровод, интернат, строится школа, гостиница. Он инициатор создания станичного театра, хора донских казаков. К нему постоянно приходят за советом жители всего района, да и сам он – частый гость в колхозах. Активную помощь оказывает писатель колхозу своего имени, в организации которого он участвовал в 1929 году. Знакомство с этой стороной жизни Шолохова приоткрыло нам дверь в его творческую лабораторию. Именно детальное знание жизни позволяет ему ярко и талантливо отражать все процессы окружающей действительности, делает его последовательным проводником политики Коммунистической партии.

Удалось нам увидеть и прототипов героев «Тихого Дона» и «Поднятой целины».

В хуторе Базковском живет семья Харлампия Ермакова, военная биография которого отчасти соответствует биографии Григория Мелехова.

Неподалеку от дома Ермакова живет женщина, биография которой стала материалом для образа Аксиньи. Ей сейчас лет 60–65. Время наложило отпечаток на ее лицо, фигуру. Однако она еще сохранила следы былой красоты. Правильное лицо, живые черные глаза, свободные манеры отчетливо напоминают героиню Шолохова.

Любопытнее всего обстоит дело с прототипами знаменитого деда Щукаря. Буквально в каждой станице, в каждом хуторе живет свой дед Щукарь – балагур, затейник, фантазер. После длительных поисков мы, однако, установили, что в одном хуторе жил старик Воробьев, послуживший прообразом деда Щукаря. Весь хутор в этом твердо убежден. Жена Воробьева даже называла его не иначе как «дед Щукарь».

Прототипов Давыдова тоже оказалось несколько. Все они – бывшие двадцатипятитысячники, работавшие в 1930 – 31 гг. в качестве организаторов колхозов и позднее ставшие их председателями. Деятельность одного из них – Плоткина, рабочего ленинградского завода имени Кирова, совпадает с фактами деятельности Давыдова в «Поднятой целине».

Мы, конечно, учитывали, что писатель не буквально рисовал с этих людей образы своих героев, а лишь частично использовал их биографии. Шолохов постоянно общается с окружающим населением, хорошо знает его быт, язык, настроения. Все это дает ему возможность ярко показывать жизнь народа.

Знакомство с окружающей средой пролило новый свет на весь характер творчества Шолохова, помогло нам понять его истоки. Из Вешенской мы уезжали полные неизгладимых впечатлений о великом писателе нашей эпохи.

Вадим Соколов
Варюха-горюха

Бывают дни, память о которых остается на всю жизнь.

Кончалось мое трехнедельное путешествие с Михаилом Александровичем Шолоховым. Писатель-депутат в канун выборов в Верховный Совет СССР встречался со своими избирателями, а я по заданию одной из московских газет сопровождал его в этой поездке. И вот последний вечер.

Впрочем, Михаил Александрович решительно возражал против моего отъезда. Отсюда, из Ростова, ему предстояло ехать в Сталинград и Астрахань – дальние концы своего обширного избирательного округа. И со всей щедростью большой и веселой русской натуры Шолохов решительно звал с собой всех, в том числе и меня. Ссылки на служебный долг на него не действовали – он брался тут же звонить в Москву, уговаривать редактора продлить командировку. Но дело было не только в редакторе: завтра день гибели моего брата-фронтовика, и по семейной традиции мать ждет в этот день у себя всех родных и близких. Я долго вымаливал у «хозяина дома» разрешение на отъезд, а когда почувствовал бессилие всех доводов, признался вот в этой, последней и самой серьезной для меня причине.

Шолохов мгновенно переменился – кончил шутить, замолчал, стиснул, как делает всегда, кулаками седую, опущенную к столу голову. Признаться, мне стало не по себе: неужели эта последняя фраза задела одну из незаживших ран его трудной и часто трагедийной судьбы? Спросить или лучше не спрашивать… Молчание становилось тягостным.

А он все так же молча поднялся от стола, подошел к телефону, набрал какой-то номер.

– Аэропорт? Когда завтра первый самолет на Москву?.. Нет, лучше прямой, без посадки… Вот и хорошо, тбилисский… Нет, уж вы, пожалуйста, одно место обеспечьте… Шолохов говорит. Да-да, Михаил Александрович.

Потом он подсел ко мне, обнял за плечи и, трогая усами мне ухо, шепнул:

– Сынок… Ведь ты мне и правда в сынки годишься… А знаешь, как я свою мать похоронил?

Не берусь сейчас пересказать эту горькую повесть, могу лишь засвидетельствовать: этот устный шолоховский рассказ по силе своей трагедийности не уступает вершинам его письма. Вспоминал он не только день гибели матери, убитой на пороге своего дома первой же фашистской бомбой, сброшенной на мирные, утопающие в садах и зелени Вёшки, – вспоминал и те далекие дни, когда отчаянным пятнадцатилетним сорванцом удрал он из дома в красногвардейский продотряд и с той поры все как-то не успевал порадовать мать добрым приветом, сыновней лаской, а доставлял ей по преимуществу хлопоты и горе.

Потом воспоминания перекинулись к жене, Марии Петровне, так и оставшейся для него даже теперь, после серебряной свадьбы, «первой красавицей на Дону» и суровой «дочерью станичного атамана». Потом он заговорил о дочерях, о внучке… Это была увлеченная, откуда-то из самого сердца идущая шолоховская повесть о красоте и силе души, о величии подвига матери – не только его, а каждой матери на земле.

Воспоминания затянулись за полночь. Мы уже легли, когда я услышал из темноты его негромкий вопрос:

– Ты, кстати, скажи-ка мне адрес матери… А зовут, говоришь, Людмилой Федоровной?

Проснулся я рано, но Шолохов в своей неизменно отутюженной гимнастерке уже сидел за столом. Одна рука с карандашом раздумчиво повисла над листом бумаги, другая привычно мотала на палец непокорный вихор… Я еще размышлял, как незаметней мне подняться, когда услышал его голос:

– Давай-давай, пора собираться!

Прощаясь, он протянул мне несколько отпечатанных на машинке страничек:

– Вот, будет в самолете время – погляди. Я тут с утра настругал, поправил кое-что… А может, все-таки махнем в Сталинград?

Это была уже просто шутка, вместо отеческого напутствия на дорогу.

Так оказалась у меня в руках одна из глав ныне законченной второй книги «Поднятой целины».

Такой узнал я Варюху-горюху.

Михаил Александрович и раньше показывал нам куски и отрывки новой книги «Поднятой целины», работа над которой не прекращалась во время разъездов. Причем делал он это всегда с такой необъяснимой робостью, смущением, что однажды, решительно не понимая, чем наши случайные и малоквалифицированные отзывы могли интересовать этого всеми признанного гениального художника, я прямо спросил его об этом. Он хитро усмехнулся и, чуть отвернувшись в сторону, ответил:

– Не скажи… Ты еще молод и не знаешь, как это писать вторую часть книги, в которой первая давно уже написана, прочитана, и каждый готов теперь сравнивать: а не хуже ли? Вот тут и попрыгаешь: напишешь строчку – и пытаешься прочесть ее вашим, читательским глазом: не хуже ли?

Зато, убедившись, что отрывок понравился – не из вежливости, а действительно лег человеку на душу, – Шолохов загорался бурным, почти ребячьим восторгом. Весело и щедро рассказывал он о том, что дальше случится со Щукарем и куда денется Лушка Нагульнова.

И только о Варюхе-горюхе говорил он мало, неохотно… По всему было видно, что в большой и богатой семье шолоховских героинь это была самая любимая младшая дочка. Ни на Аксинью, ни на Наталью, ни уж тем более на разбитную Лушку Варя ничем не походила. Все они прежние, красивые и мужественные сердцем, невольно несли на себе печать недоброго к женщине старого казачьего быта. А Варя, как первая травинка в весенней степи, вся светится чистой и упругой, юной силой новой жизни. Новая, только народившаяся, еще никому в тех местах не знакомая, высшая, внутренняя красота человека – вот то обаяние, которым светится эта девушка в каждом шаге и слове своем и которым окрашено по-отечески доброе отношение Шолохова к самому юному поколению преображенной казачьей деревни.

Есть в этой крестьянской девушке далеких 30-х годов то величие русской женской души и та прямота комсомольской совести, которая подымала в первый полет Гризодубову, Раскову, Осипенко, без слов, без напоминаний послала на воинский подвиг Зою Космодемьянскую, Лизу Чайкину, Улю Громову, а потом передала эту эстафету сердца Валентине Гагановой, Юлии Вечеровой, тысячам наших современниц.

Шолохов своим гениальным чутьем почувствовал, как в вековую сокровищницу общечеловеческих богатств на наших глазах вошла и принята новая, неповторимая в своей солнечной щедрости любовь советской девушки, – почувствовал и осторожно, с потрясающим проникновением и мастерством написал немногословный, но бесконечно дорогой ему портрет Варюхи-горюхи. И я уверен: как ни мало страниц отведено ей в книге, все читающие сейчас «Поднятую целину» полюбят Варю не меньше, чем любит и бережет ее сам автор. Да и не трудно быть теперь пророком: ведь не зря же, еще по главам узнав окончание романа, читатели наградили его высшим своим признанием – выдвинули на соискание Ленинской премии.

…Вернувшись в Москву, я нашел на столике у матери свежую телеграмму. Воспроизвожу ее по памяти:

«Примите в этот скорбный день сочувствие незнакомого Вам сына, потерявшего на войне мать. Михаил Шолохов».

Удивительное сердце у этого человека!

Г. Тягленко
Семен Давыдов

Ранним августовским утром прошлого года, когда мы, журналисты, пришли к М.А. Шолохову, он пригласил нас в свой рабочий кабинет и сказал:

– Садитесь, пожалуйста, я почитаю вам новую главу из «Поднятой целины», – и стал читать.

Мы слушаем только что написанную, одну из последних глав замечательного произведения нашей эпохи. Многотрудный этап завершен. Взыскательный и строгий к себе художник внес более тысячи поправок в первую книгу «Поднятой целины». Над второй книгой этого романа писатель трудился упорно и, как казалось некоторым нетерпеливым читателям, слишком долго. Но, требовательный к писательскому долгу, Шолохов по многу раз переписывал отдельные главы.

– Содержание второй книги, – сказал М.А. Шолохов, – ожесточенная борьба двух миров. В сущности – последняя схватка в великой борьбе «кто – кого». Это будет ответ на вопрос, поставленный еще в «Донских рассказах». В этой схватке и с нашей стороны не обошлось без жертв. Но побеждает новое, побеждает колхозный строй, социализм.

…И вот мы слушаем рассказ о том, как дед Щукарь на открытом собрании партийной ячейки Гремячего Лога дает «полный отлуп» Кондрату Майданникову, вступающему в партию. Щукарь не столько дает отвод ему, сколько использует трибуну собрания для критики руководителей колхоза. Дед вошел в такой раж, что его не остановить. Он «кроет» всех: Майданникова и Давыдова, Нагульнова и Разметнова. Сколько юмора, какие жемчужины народной речи, какая неувядающая сила шолоховского таланта! Верно сказал Н.С. Хрущев о том, что Михаил Александрович находится сейчас в расцвете своего могучего дарования.

В глазах у Шолохова лукавые искринки; порой, когда мы слишком бурно реагируем, он останавливается и сам смеется.

– Эта глава, – говорит писатель, – у меня пойдет перед трагическими событиями.

Я смотрю на Шолохова и вижу, что написанное ему нравится, что ему нужно, обязательно нужно поделиться радостью завершения огромного творческого труда.

Семен Давыдов… О его судьбе писатель сказал, что она сложится так, как подсказывает жизнь. Идя от жизненной правды, Шолохов и создал своего Давыдова. Вот как об этом говорит сам автор, отвечая военным морякам на вопрос, почему он вывел одним из главных героев «Поднятой целины» бывшего балтийского матроса:

«У Давыдова было несколько прототипов. Я встречался со многими моряками, беседовал с ними, видел, как они работают там, куда направляла их партия. И всюду они вносили в жизнь свои хорошие морские, революционные традиции. Еще Владимир Ильич Ленин дал высокую оценку морякам после октябрьских событий. Так же доблестно сражались они и в гражданскую войну, принимали самое деятельное участие в строительстве советской власти. Это и зародило во мне мысль сделать Давыдова бывшим балтийским матросом. Ибо человек, приехавший на работу в деревню, должен был обладать отвагой, выдержкой, хорошим юмором, умением общаться с людьми, чувствовать коллектив. Все эти качества, беззаветную преданность партии и делу коммунизма, я видел у моряков, воспитанных на нашем флоте».

– В Давыдове, – говорил мне режиссер фильма «Поднятая целина» Александр Гаврилович Иванов, – собраны черты, характерные для передового советского рабочего, коммуниста 30-х годов. В кинокартине, две серии которой мы уже завершили, коллектив студии «Ленфильм» стремился сохранить то новое, что проявилось в политическом опыте и в духовном облике рабочего-коммуниста.

Когда писателя несколько лет назад спросили, почему он еще не закончил роман «Они сражались за Родину», Шолохов ответил: «Потому что подумал: «Поднятая целина», вторая книга, в это время нужнее. Почему? Потому что она в какой-то мере может сейчас оказать помощь».

– На произведении Шолохова, – отмечает Иванов, – народ учится и учится распознавать врага, как бы хитроумно он ни маскировался. Для стран народной демократии этот роман и сейчас служит настоящим пособием в строительстве новой жизни.

Александр Гаврилович дает мне письмо, полученное из Румынии. В нем крестьяне называют Шолохова своим «крестным».

– Хронику событий в Гремячем Логу, – говорит А.Г. Иванов, – мы рассматриваем как канву для повествования о судьбах многих людей. Давыдова мы покажем и в личной жизни, и в быту, и в жизни общественно-политической, на собрании, в поле, в отношениях и разговорах с казаками, во взаимоотношениях со многими действующими лицами. Для врага советской власти Половцева, с его ненавистью и презрением к простым труженикам, народ не более «как табун овец», который пойдет туда, куда его погонят. Коммунист Давыдов с любовью и уважением относится к простым людям, глубоко верит в трезвый и ясный ум трудящихся, поэтому он действует словом убеждения и сам учится у народа. Нам очень хочется, чтобы именно таким получился у нас в картине Семен Давыдов.

В беседе с режиссером-постановщиком «Поднятой целины» принял участие подошедший к нам артист МХАТа, заслуженный артист РСФСР Петр Чернов. Зрители запомнили его по ролям Бунчука в кинокартине «Тихий Дон», секретаря райкома партии в фильме «Земля и люди».

– Образ Давыдова в романе М.А. Шолохова, – сказал П. Чернов, – выписан с исключительной силой. Хотелось бы сыграть его так, чтобы зрители узнали в нем того двадцатипятитысячника, представителя партии и советского рабочего класса, который запомнился всем по замечательному роману. Мне хотелось бы особо выделить в Давыдове черты настоящего коммуниста, с ленинской принципиальностью проводящего линию партии в деревне, показать высокий моральный облик человека, бескорыстно отдающегося целиком высокой идее, создать образ, достойный для подражания.

Очень сложная и ответственная задача. Буду стремиться не к внешним эффектам, а к раскрытию многогранного характера человека глубокого мировоззрения, самого яркого представителя нашей советской эпохи.