Текст книги "Мой XX век: счастье быть самим собой"

Автор книги: Виктор Петелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Надо отделять внешнее от внутреннего. Внешне Фрол всегда угрюм, едко ироничен. Глядит всегда исподлобья. «Но едва примется за работу – преображается весь...», «сделает на совесть». А другой человек с готовностью приступает к делу, выполняет его тоже вроде на совесть, но делает это все только «для виду». Именно Фрол обратил внимание, что в новой школе окна очень узкие и ребята могут испортить себе глаза при таком освещении. Именно он спас от пожара тридцать свиней, «по тем временам – богатство». Захар Большаков, «несмотря ни на что», давно готов поставить его бригадиром, но Фрол сам не хочет этого доверия.

Петр Смирнов все еще готов напечатать о нем заметку под заглавием «Рвач и спекулянт», а Захар останавливает его порыв: «Понимаешь, Петр Иванович, что-то происходит в его душе. И, видимо, давно. У меня такое впечатление, будто у него внутри то затягивается, то опять начинает кровоточить какая-то рана. Но какая? Что с ним произошло? Не знаю. Будто бы ничего такого, никакой особой беды с ним не приключилось – ведь всю жизнь на моих глазах прожил. А поговорить с ним по душам – невозможно». «С чудинкой человек» – так о Фроле отзывается и Филимон Колесников. «Везти везет, а голову всю жизнь набок, как пристяжная...», «глаза от людей воротит». С чудинкой человек не страшен. У каждого человека своя чудинка. «Иначе тихая жизнь была бы, как стоячее болото. Только когда непонятно, что за чудинка, отчего она, беспокойно как-то».

Видимо, это и есть основная мысль романа. Человек может быть «сверху тих, а снутри лих». А может и наоборот. Так что сложнее природы человеческой ничего нет в жизни.

Фрол Курганов несет в себе безысходную тоску. Он ненавидит самого себя. Ему стыдно, что он ходит по земле, пользуется ее дарами, ему как будто легче, когда он видит людскую неприязнь к себе. Эта неприязнь – как возмездие за те проступки перед народом, которые он совершает по наущению Устина Морозова, и она, как тяжкий крест, давит на Фрола. Только освобождаясь от этого гнетущего чувства, он поступает свободно, без подсказки. Вот и сено на колхозный двор привез по своей личной инициативе, тем самым собственным примером указал выход из труднейшего положения. Но ему не нужна благодарность. Его поступок бескорыстен, это совершает он по велению души, а не для виду, как Устин. Лютой ненавистью ненавидит он людей, сущность которых расходится с внешними формами их поведения. За то же ненавидит и себя. Хочет, чтоб и другие не ошибались в нем, чтоб ненавидели. Тогда легче на душе становится. Но не хочет, чтоб к нему в душу лезли, расспрашивали. Не хочет, чтоб Устин Морозов убил Петра Смирнова, ставшего опасным для всей затаившейся в Зеленом доле банды, и посылает вслед за ним Митьку.

Фрол-то знает жизненные цели Устина, его философию. «Каждый вонюч в душе, если разобраться» – такова философия Устина, так думает он о людях. Этим же оправдывает и самого себя. Он думает, что Фрола держит в железных руках, «осилил... навсегда». А не понимает, что возникшее чувство к Клавдии заставило Фрола пересмотреть всю свою жизнь, взглянуть на нее со стороны.

Сцена встречи Устина и Фрола написана превосходно. Устин вызвал Фрола для того, чтобы дать ему наставления, как себя вести в дальнейшем. Ситуация сложная, к Устину и Пистимее стали присматриваться внимательнее. Ловчить стало труднее. Устин спокоен, требователен, деловит, смотрит на Фрола «так, как лесоруб, наверное, смотрит на дерево, прикидывая, с какого боку удобнее и легче его срубить». Даже чуть-чуть насмешлив, ироничен. Он знает свою силу, свое влияние на Фрола. Из его рук вырваться невозможно. Так было много лет. «Много кой-чего» делал Фрол по воле Устина. Но в их столкновении выясняется, что не Устин осилил Фрола, а «другая сила». И как только Фрол дал это понять Устину, тот забеспокоился. От уверенности, что он властвует над Фролом, не осталось и следа. Он становится раздражительным, беспокойство входит в его душу. Уж если Фрол, которого он крепко держал в своих руках, выходит из-под его подчинения, значит, дело плохо.

Фрол на этот раз на голову выше своего противника. Он виноват, он совершил ошибку. Страданиями он искупает свою вину и перед народом. И неведома сила, одолевшая его, – этот стыд перед народом, перед Захаром, перед своими односельчанами, перед сыном Митькой. Не мог он признаться в своей вине, не мог преодолеть в себе стыд за совершенное. «Грех да позор как дозор – нести надо». Вот всю жизнь он и несет в себе этот грех, мучается, страдает, а позором смыть его нет сил. Он люто ненавидит Устина и Пистимею, которые «давно мутят воду» здесь. «Только Светлиху вон... не испоганишь ведром помоев».

Он все думал, как не испортить Митьку своим позором, своим раскаянием он боялся навлечь на него беду. А получилось как раз наоборот. Митька пошел по неверной дорожке, по дорожке нравственного предательства. Все время занятый своими внутренними противоречиями, он и не заметил, что Митька вырос совсем не таким, каким отец хотел бы его видеть. Редко вмешивался он в воспитание сына, всецело передоверив его жене. А Степанида заботой, нежностью незаметно лепила из него человека, способного ради своей корысти и выгоды пойти на подлость и обман. «Выйти в люди» – вот что стало главной мечтой Дмитрия Курганова. И все давалось ему легко. Служба в армии, работа в поле, везде он на виду, всюду он стремится быть первым. К тому же – приятная внешность. Недаром его называют «броским парнем». Но успех вскружил ему голову. В нем все чаще проявляются черты зазнайства, самоуверенности, самодовольства. Митька – сложный, противоречивый характер: до хрипоты может спорить, что ему начислили меньше, чем положено, а на другой день бескорыстно работает в кузнице; он может бросить работу с присказкой: «работа дураков любит», – и тут же через несколько минут снова взяться за вилы и пойти, как машина, разбрасывать стожки сена на удивление собравшимся колхозникам. Полюбил Иринку Шатрову, но, чтобы досадить ей и подчеркнуть свою независимость и молодечество, может обнимать на ее глазах Варьку Морозову. Во всех поступках и действиях Митьки проявлялась его неуемная, озорная и щедрая натура. Но он мало думает о том, как отзовутся его поступки на судьбах других людей. Он с помощью матери избежал ответственности за свою подлость и обман по отношению к Зине. От всех своих односельчан скрыл, что стал отцом ребенка Зины. Скрыл от отца, нахально отказался говорить об этом с Захаром Большаковым. Митька говорит о своем отцовстве только тогда, когда Фрол перешел к Клавдии, перешел открыто, честно, в надежде на последнее счастье. Но беда еще более горькая, тяжелая надвинулась с той стороны, откуда ее и не ждали. Фрол узнал то, чего больше всего боялся: виновник трагических переживаний Зины Никулиной все-таки Митька. Из-за Митьки в Озерках оказалась Зина, впуталась там в секту иеговистов, стала «богородицей» Григория, наложницей Семена Прокудина, послушным орудием в руках ловких авантюристов. И дальнейшие события – следствие этой роковой ошибки. Братья и сестры во Христе отомстили Зине за отступничество – украли сына, и она ради его спасения вернулась в секту иеговистов: «...как же мне тяжело тут и муторно, – писала Зина Митьке, – но это ничего, скоро сойдет благоденствие на меня. Хоть тело мое сейчас страдает, но умом я понимаю, что скоро... скоро сойдет. Только бы вытерпеть все божьи испытания. А послал мне бог за отступничество мое и хулу на него распятие на святом кресте. Ничего, Митька, некоторые, кто искренне раскаивается, выдерживают и такое испытание. И во мне силы прибывают, это я чувствую, потому что раскаялась. И готовлюсь... Пишу тебе только потому, чтобы ты не беспокоился за сыночка. Он жив и здоров. Я поняла, что должна его отдать в служение господу. Наша святая матерь говорит, что за это мне простится половина грехов...»

Эта весть смяла Фрола, сделала его снова замкнутым, неразговорчивым, отрешенным. Фрол вернулся домой. Трудно, мучительно трудно было ему расставаться с Клавдией, давшей ему впервые в жизни радость человеческую, счастье любви, трудно было привыкнуть к мысли, что счастье, только что забрезжившее, заволокло грозными тучами расставания. Еще труднее было Клавдии. С этих пор она уже не улыбалась. Фрол понял, что его жизненная ошибка повлекла за собой ошибки сына, приведшие к трагическому исходу: к гибели Зины на «святом кресте».

Группа Пистимеи разоблачена, но сколько она принесла людям горя, страданий, скольких она запутала, вовлекла в свои сети, скольких лишила радости и счастья. Вот почему так настойчиво советовал Устин Фролу остаться с Клавдией. Уход Фрола от Клавдии мог бы и ее толкнуть в сети иеговистов, а каждая добыча для них – это удар по Советской власти, столь им ненавистной.

«Кража», «Последний поклон», «Синие сумерки», вышедшая в 1968 году в «Советской России» книга повестей – все это, взятое вместе, своего рода «избранное» Виктора Астафьева, заставляет говорить о нем как об одном из крупных современных русских писателей. Вроде бы совсем недавно был он молодым, «начинающим». И вот как-то незаметно, вдруг стал одним из видных современных художников.

Художественная автобиография – вот, в сущности, к чему сводится событийная сторона его «Кражи» и «Последнего поклона». Но только событийная, то есть только внешняя, документальная.

Когда читаешь рассказы и повести Виктора Астафьева, много возникает вопросов перед читателем. Художник, внимательно исследующий мир человеческих взаимоотношений, не может проходить мимо проблем, остро волнующих его современников. А в наши дни, как и прежде, порой зло разливается по земле, порой гнусность и подлость торжествуют свою победу над справедливостью и добром. Пусть эта победа временна, сиюминутна, но какие изменения она вносит в нравственный мир людей, оказавшихся вовлеченными в этот конфликт!

Природа злого поступка, недоброго дела очень сложна и порой противоречива. Человек может совершить какое-то действие, которое в конечном счете окажется нравственным или безнравственным, под влиянием побуждений чувства или побуждений интеллекта. Разумеется, и в том и в другом случае безнравственный поступок останется безнравственным. Но если художник установит, что то или иное действие совершено в минуту душевного ослепления, под воздействием острых страстей, а не в минуты холодного раздумья, наше отношение к этому поступку будет несколько иное, в этом случае, как говорится, возникают «смягчающие обстоятельства».

Виктор Астафьев внимательно исследует возникновение тех или иных чувств, тех или иных мыслей, в результате которых совершаются те или иные действия или поступки. И благодаря этому вниманию к внутренней стороне человеческой жизни Виктору Астафьеву удается вскрыть истинную сущность побуждений человеческих, подлинные мотивы поведения. Разумеется, это не новость в литературе. Вся подлинно русская литература, верная реалистическим заветам Толстого и Достоевского, верна этим принципам психологизма. Сейчас это особенно дорого и ценно в связи, повторяю, с теми натуралистическими и формалистическими тенденциями, о которых я уже упоминал. Человек Виктора Астафьева несет в себе и черты временные, настолько точно дана ему социальная и историческая характеристика, и черты общечеловеческие, настолько жизнь его многогранна, столько приходится ему испытать.

Герои В. Астафьева отличаются резко очерченным индивидуальным характером. Бесшабашный, словно заводной, Генка («Дикий лук») совсем не похож на скромного, милого тихоню Митяя («Митяй с землечерпалки»), а Егор Романович Стрельцов («Восьмой побег») резко отличается от Григория Ефимовича из «Синих сумерек». Сколько персонажей, столько и характеров. И вместе с тем при всем резком различии индивидуальных характеров у героев Виктора Астафьева много общего – того, что обычно называют русским национальным характером.

Чаще всего герои Астафьева внешне неказисты, а то и просто с физическими недостатками – такими их обычно и знают окружающие. В этом узнается давний литературный прием. Вспомним «Река играет» Короленко. Таким был и Тюлин в представлении тех, кто его знал внешне. Действительно, ведь бывают такие мгновения в жизни человека, когда он раскрывается целиком, полностью и предстает с самой лучшей своей стороны. Когда человек совершает подвиг, разве обращают внимание на его внешность? Во всяком случае, все видят, что не во внешности дело. Такой момент у героев Астафьева чаще всего наступает тогда, когда нужно выявить свое отношение к несправедливости, к житейскому злу, обману, к нравственной нечистоплотности. Здесь не нужно выказывать свое физическое превосходство, игру мускулов, нужно просто вступить в борьбу с этой несправедливостью, отстоять правду и моральную чистоту. Главное – одержать моральную победу, показать окружающим, что нельзя трусливо переносить безнравственные поступки своего пусть маленького начальства («Синие сумерки»). Не уронить своего человеческого достоинства, быть предельно честным перед самим собой, правдивым и не лукавить ради корысти и служебного преуспеяния, мужественно встречать все удары судьбы, побеждать в себе уныние, страх перед неизвестностью. Доброта, бескорыстие, простота – таковы черты положительных героев Виктора Астафьева. Его герои – не громких биографий, их дела сливаются с делами всего народа нашего. Но и при всей «незаметности» их вклада в дело всего нашего народа герои Астафьева служат примером человеческой порядочности, стойкости, высокой нравственности.

Да, трудно говорить об Астафьеве – таком сложном, глубоком, серьезном художнике. Не сразу пришла к нему известность. Много лет «прозябал» на литературной периферии. А сейчас с нетерпением ждешь новых его произведений. Знаешь: обязательно испытаешь радость узнавания чего-то нового, неожиданного, то ли новый характер героя, то ли новые, неизвестные грани действительности откроются перед тобой.

Виктор Астафьев много написал. Разнообразны темы его произведений. Но, пожалуй, наиболее четко оформились три темы: дореволюционное прошлое нашего народа, человек на войне, человек и современный мир в различных его аспектах. А одна из самых главных проблем его творчества – человек и природа.

Его герой – «в муках рожденный» (так называлась его статья). В. Астафьев как корреспондент встречался со многими людьми, писал о них очерки, но каждый раз его охватывало чувство неудовлетворения: «Мне казалось, что бледней, худосочней получались эти герои на бумаге. В жизни они ярче, красочнее, богаче». И это чувство неудовлетворенности привело его к единственно правильному решению: факт, человеческая биография, случай на дорогах – это только строительный материал для лепки художественного образа своего современника, соединяющего в себе все духовное богатство и многогранность человеческих черт. Только взяв от каждого главное, можно слепить образ современника – к такому выводу приходит Виктор Астафьев.

Каков же герой Виктора Астафьева?

«Я уже подружился с ним, моим героем, уже могу с ним поговорить откровенно, и он порой открывается мне и доверяет кое-что свое, сокровенное. Мой герой – человек бывалый, с хитрецой и усталостью, проживший нелегкую жизнь, устоявший перед трудностями и несправедливостями. Он так, запросто, не открывается. К нему еще ключик надо подбирать».

«Я порой ясно вижу его, а порой он расплывается, бледнеет. А хочется, чтобы он получился живым, настоящим. Не могу я обобрать человека, который с детства начал зарабатывать свой хлеб, который прошел войну, и не просто прошел, увидел, победил, а натерпелся и настрадался вдосталь. После войны тоже хватил лиха, ибо уходил на войну здоровым, молодым, а вернулся инвалидом, и все ему пришлось начинать сызнова: обзаводиться профессией, семьей, и каждая мелочь, каждый шаг, начиная с чайной ложки и кончая образованием, давались ему с великим трудом. А он от природы человек веселый, гордый, умеет посмеяться, пошутить, товарищей взбодрить и дрянь за горло схватить».

«Словом, мой герой – это тот парень, который не особенно в глаза бросается, который без шума и гама творит новую жизнь...»

«А таких парней, таких девушек у нас много. Это благодаря их труду, их великому терпению, их выносливости и крепкожилью возмужала и расцвела наша страна».

Любовь, жизнь, красота – неизменные «герои» его произведений. Яростно художник выступает против тех, кто старается «заменить чувства арифметическими формулами или цитатами из нравоучительных плакатов и лозунгов», кто стремится «убить в человеке человеческое». И наоборот, он восторженно говорит о тех произведениях, которые «наполнены глубоким, как правило, поэтическим раздумьем о жизни: добротой к человеку, к красоте его, образным языком, высоким нервущимся «звуком» сыновним, трепетным отношением к родной природе».

«Я часто думаю над тем, – писал В. Астафьев, – как, где найти такие краски и слова, чтобы в полный рост изобразить в муках родившегося нового человека, борца и созидателя. А хочется только в полный рост. И, наверное, есть такие краски и слова. Надо искать».

Повесть «Последний поклон» Виктор Астафьев называет своей лучшей книгой: «самой дорогой книгой о самом дорогом и вечном», «книгой о бабушке и дедушке, а в общем-то о моей единственной и прекрасной Родине, которая исцеляет меня в дни горестей и тревог, а свидание с нею очищает от житейской скверны и окололитературной болтовни». В этих словах – творческий замысел художника.

Кое-что из того, что есть в этой повести, мы уже читали как отдельные рассказы: маленькие повести «Далекая и близкая сказка», «Монах в новых штанах», «Ангел-хранитель», «Бабушкин праздник», «Где-то гремит война» и др. Но собранное все это вместе действительно составляет единую в своем замысле повесть как «последний поклон» бабушке и всем тем, кто помог ему вырасти и сформироваться настоящим человеком.

Тема родины проходит через всю повесть, скрепляя единым идейным стержнем все эти, казалось бы, отдельно существовавшие произведения.

«Если у человека нет матери, нет отца, но есть родина, – он еще не сирота. Все проходит: любовь, сожаление о ней, горечь утрат, даже боль от ран проходит, но никогда-никогда! – не проходит и не гаснет тоска по родине». Так и умер в Черном краю Вася-поляк. Навсегда остался он в памяти своей тоскующей музыкой, пробудившей в рассказчике самые горькие и самые тревожные чувства.

Слушая музыку, ему казалось, что в мире нет никакого зла, в мире торжествует добро и ничего дурного не может в нем уместиться. В эти минуты он не боялся кладбища, не боялся одиночества, ночного мира, в обычные дни полного всяческих неожиданностей и странностей. В эту удивительную ночь он не побоялся зайти на кладбище поклониться дорогим могилкам, посидеть на берегу Енисея. И, может быть, впервые задуматься над тем, почему «неспокойность» древнее буйство реки не возбуждает, а, наоборот, успокаивает: «Наверное, потому, что была осень, была луна над рекой... И еще, наверное, потому, что во мне звучала Васина музыка о неистребимой любви к родине. А Енисей, не спящий даже ночью, крутолобый бык на той стороне, пилка еловых вершин над дальним перевалом, молчаливое село за моей спиной, кузнечик, из последних сил работающий наперекор осени в крапиве, вроде бы один он во всем мире, трава, как бы отлитая из металла, – это и была моя родина, близкая и тревожная». Так пробуждается в сознании мальчишки свое понимание родины, чувство сопричастности всему, что делается и творится на его родной земле. И с каждым новым шагом по земле понятие родины будет расширяться, углубляться, но любовь к родному селу, память о родных могилках, о Васе-поляке, пробудившем в нем неизведанные чувства и страсти, останется в его сердце на всю жизнь.

Деревенский мальчишка, он многое узнавал от бабушки. Мир раздвигался, становился шире, он вышел за околицу деревни, в тайгу, впервые услышал Зорькину песню. Бабушка рассказала ему об этой птичке, по голосу которой начинается жизнь леса. И эта песня, «песня пробуждающегося дня, вливалась в мое сердце и звучала, звучала, звучала». И сколько таких «песен» откроется любознательному деревенскому мальчишке, пытливо познающему окружающий его мир. От бабушки он узнал, что «деревья растут для всех». Человек, посадивший дерево, не должен называть его своим. Деревья растут «и для птичек, и для людей, и для солнышка, и для печки».

Так вместе с детскими мыслями и заботами закладывались первые моральные и нравственные основы человеческого бытия.

Бабушкины внушения не прошли даром. Мальчишка совершает первый мужественный поступок, спасая из полыньи замерзающих гусей; рисковать жизнью ради их спасения может только очень добрый человек. От бабушки узнал он о целебной силе различных трав, ведь все деревенские ходили «к ней лечиться от живота, от простуды и еще от чего-то». К бабушке приходили попросить взаймы, она никогда не отказывала; к бабушке приходили за советом, и она, добрая и умная, находила лучший выход из трудного положения; от бабушки он узнал много сказок, легенд, пословиц, поговорок.

Сколько горя на земле, сколько страданий, несчастий, бед, и все это видит, чувствует бабушка Катерина Петровна. Она тяжело вздыхает, сочувствуя слепнущему Васе-поляку. Помогала ему, когда он окончательно ослеп и лишился скромного места сторожа на завозне. А сколько дел у бабушки! «Родню надо обойти. Указать всем. Генерал!..» Без нее в селе, как без командира на войне, – разброд и отсутствие дисциплины. Но и бабушка без народа «обходиться не может». Вот сущность ее характера. Везде и всюду она оказывается нужна: поможет вытащить внука из трясины, привезет из города пряник («Конь с розовой гривой»), сошьет из «свово фартука» сумку с ручками и с кармашком для чернильницы, как городскому, всегда пожалеет, одобрит, даст мудрые советы, и не случайно в те мгновения жизни, когда он делает свои самостоятельные шаги и что-то получается не так, он вспоминает бабушку – и тогда, когда страшно, и тогда, когда одиноко, и тогда, когда больно и обидно.

«Жизнь состоит из сплошных открытий» – эти слова бывалого человека могут служить эпиграфом, настолько точно они передают смысл всех эпизодов повести.

Перед нами постепенно вырисовывается сложный характер деревенского мальчишки. Жизнь потчевала его не только хлебом, была полна добра и света, радостью новых открытий, неожиданными и неизведанными чувствами. Зло, несправедливость тоже встречались на его пути. И своим детским сердчишком он уже понимал, где правда и справедливость, а где грубость и насилие.

Много раз Виктор Астафьев вспоминает войну, которая принесла горе и страдание в каждую семью. И пытается понять, почему же русский человек, вынесший на своих плечах непомерные тяжести, не озлобился, духовно не поистратился, не растоптал в душе своей стремление к добру и справедливости. Почему живут в душе русского человека неистребимая совестливость, простота и какое-то непостижимое спокойствие даже тогда, когда на него наваливается беда, способная растоптать все лучшее в человеке.

Бабушке и всей ее семье пришлось пережить страшный голод, придавивший все село. «Замолкли песни, заглохли свадьбы и гулянки, притихли собаки, не стало голубей... Сразу захмурели и словно бы состарились дома, углы у них были, как челюсти у голодных людей, сухи и костлявы». Все, что было, променяли на хлеб, даже бабушкину «смертную одежку», бережно хранимую ею для последнего часа своего. Оставалась только машинка «зингер», на которой Екатерина Петровна обшивала чуть ли не полсела. И до тех пор, пока машинка оставалась в доме, у всех в деревне теплилась надежда, что как-нибудь смогут выкрутиться из тяжелого положения.

Но «черный день» наступил. Золотые сережки – последнее, что осталось от матери Витьки, – отвезли в торгсин, лишь бы выходить парнишку, спасти его от голодной смерти. Потом дед пошел пилить дрова в сельсовет, и на заработанные им деньги бабушка купила в городе каравай хлеба, оказавшийся с мякинной начинкой. Горе великое пережили дед и бабушка, и не столько оттого, что оказались обманутыми, а скорее оттого, что есть на свете обманщики, способные наживаться на горе и нужде людской. Лучше бы не дожить до этих дней, чем видеть такое злодейство и жульничество. Но даже и не эта черта бабушкиного характера привлекает здесь внимание. По дороге она подобрала щенка, которого выбросили околевать, ведь голод был по всей округе. А бабушка подобрала. Самим есть нечего, а накормила его. Только что горько плакала, проклиная обманщиков, а через некоторое время с какой-то детской беспомощностью улыбнулась, глядя на щенка, захлопотала, постепенно входя в привычной ритм домашней работы. А маленький полуголодный Витька узнал от бабушки еще одну святую заповедь русского человека: «Добро человеческое никогда не пропадет. И человека, и животину жалеть надо».

Горькое, печальное в этой истории сменяется юмором, веселым смехом, который вызывает у читателя рассказ о Шарике, «лукавой, глупой и преданной собаке».

«Осенние грусти и радости» – это рассказ о заготовке капусты на долгую сибирскую зиму. Труд великий, но радость и веселье сопровождают его. Катерину Петровну в деревне любят за доброту, справедливость, за то, что поделится последней хлебной коркой, за ясный, светлый ум – дурного уж никогда не присоветует, за трудолюбие и мастеровитость в каждом деле, за большое, щедрое сердце, которое обо всех болело и болит. И после каждого трудового дня Катерина Петровна охает, вздыхает, думает о близких и дальних родных, беспокоится о чем-то, переживает. Умаялась старая, да так, что не знает, куда и руки положить. И еще одну святую заповедь нашего народа узнает маленький Витька в тот тяжелый трудовой день: «В любом деле не слово, а руки всему голова. Рук жалеть не надо. Руки, они всему скус и вид делают. Болят ночами рученьки мои, потому как не жалела я их никогда...»

С грустью вглядывается Виктор Астафьев в деревенскую «смешную фотографию», смешную, может быть, потому, что уж больно бедновато одеты ребятишки и девчонки, хотя и собирали для них со всей деревни, старались не ударить «лицом в грязь» перед приезжим фотографом. Эта фотография оживила в памяти и образ первого учителя. Не удалось вспомнить ни имени, ни фамилии, но навсегда запомнилось его доброе, приветливое лицо, его мужество, с которым он бросился на змею, ограждая от опасности ребятишек, когда он вышел на лесную прогулку. Таким его запомнил Виктор Астафьев: всегда готовым «броситься вперед и оборонить своих учеников, помочь им в беде, облегчить и улучшить людскую жизнь». Вспомнилось и другое: бережное и трогательное отношение всего деревенского люда к этой замечательной супружеской паре учителей.

Учитель так и не узнал, кто привез ему воз дров, хотя вся деревня знала об этом. А бабы принесут то кринку молока, то сметанки, то творогу, да вроде бы у них и «забудут». «Ребеночка доглядят, полечат, если надо, учительницу необидно отругают за неумелость в обиходе с ребенком. Когда на сносях была учительница, не позволяли бабы ей воду таскать с Енисея».

Глядя на эту «смешную фотографию», Виктор Астафьев представил себе свою деревенскую жизнь, деревенский люд, который его окружал и помогал расти таким же добрым, честным, бескорыстным, трудолюбивым, мужественным и бесстрашным. Даже дядя Левонтий, беспробудный пьяница, предстает совсем в другом свете. Он бросил пить и дебоширить после разговора с учителем, который с ним «по-людски» поговорил. Молодой учитель нашел ключ к сердцу этого человека: давненько на него махнули рукой и никто с ним обычно не разговаривал «по-людски». Вот причина душевных перемен в дяде Левонтий.

Добрым, сильным, душевным, крепким предстает деревенский человек в повести «Последний поклон» Виктора Астафьева. Чужая беда становится близкой, и обостренное отношение к чужому горю – пожалуй, самая характерная черта Виктора Астафьева. Кеша («Где-то гремит война») точно выражает сущность главного героя: «Всегда ты за всех мучаешься. Оттого жить тебе тяжельше всех нас». Эта черта перешла к нему от бабушки, Катерины Петровны. Вмешиваться в чужие дела, помогать устраивать их, переживать вместе с людьми горе и радости – основная черта бабушкиного характера. И ей было «тяжельше» других, и Виктор Астафьев близко к сердцу принимал чужую беду. Если в первых новеллах главным героем была бабушка, в своих действиях и поступках, со своими мыслями, переживаниями, чувствами, а Витька только рядом с ней, словно воспринимая от нее уроки жизни, то в повести «Где-то гремит война» он чуть ли не впервые выходит на первый план и становится «самостоятельным» героем произведения, словно бы отвечает на вопрос читателей: чему ж, посмотрим, научила тебя бабушка, кого воспитала в тебе, что передала. Раньше если и случалась беда, то он твердо знал, что бабушка выручит, она такая, не оставит в беде. А на этот раз ему пришлось все делать самому, да еще в такое время, когда во всех уголках нашей страны гремит война. Всюду и везде трудности большие, горе великое испытывал народ. Большое горе вошло и в дом тетки Августы, и она «слезно молила» Виктора навестить ее. И вот он пошел в родную деревню.

И сразу попал в беду – сбился с дороги. Кругом снег, сурово и беспощадно завывает ветер, да и голод постоянно напоминает о себе, словом, есть от чего прийти в отчаяние, подумать о смерти. А ведь так не хочется умирать в неполных семнадцать лет, когда полон желания отплатить людям добром за то добро, которое они сделали ему, «отрывая от себя последний кусок». Борьба исчерпала его: казалось бы, все – силы оставили его, сейчас он прислонится к обрыву, заметет его снежком, и он останется здесь, так и не сделав никакой пользы людям, которые растили его. Еле слышный лай собак пробудил в нем надежды, но ненадолго, слишком отупел, устал бороться со стихией. Но вспомнил про хлеб, вспомнил мастера, который догадливо исхлопотал ему две пайки хлеба. И силы стали прибывать от хлеба, пахнущего пашней, родной землей, жестяной формой, смазанной автолом. И снова на его пути оказался добрый человек, впустивший его на ночлег и обогревший его теплом, ласковым словом. Откуда берутся вот такие люди, как Дарья Митрофановна, «конюшиха из Собакинской», которые обязательно пустят на ночлег, обогреют, ототрут, спасут и последнее отдадут?! И вот эту Дарью Митрофановну, спасшую ему жизнь, избушку, где он отогрелся, Виктор уже никогда не забудет: «Позднее, гораздо позднее, через много-много лет попробую я разобраться и уточнить, откуда у человека берется доподлинная, несочиненная любовь к ближнему своему, и сделаю открытие: прежде всего из таких вот избушек, изредка встречающихся на путях нашей жизни». И еще одно открытие сделает на этот раз Виктор: так сильно соскучился по родному селу, что даже сердце защемило у него от «такого одинокого, такого сиротливого и чистого, такого родного и близкого села. Как трудно жить вдали от него. Когда показались дома, он заторопился, хотелось поскорее увидеть то, что дорого с детства. Но мало что изменилось здесь... Село стояло на месте: дома, улицы, а значит, и весь мир жили своей неходкой жизнью, веками сложенным чередом. С этой встречи с родным селом-деревушкой останется в душе моей вера в незыблемость мира до тех пор, пока есть в нем моя странная, земная деревушка. Они так и будут вечно жить сообща – деревушка в мире и мир в деревушке».