Текст книги "Мой XX век: счастье быть самим собой"

Автор книги: Виктор Петелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Может быть, все обошлось бы благополучно, продолжает свой рассказ Андрей Данилович, но вот беда: Володя Северцев увлекся Варей Самариной. Весь класс последовал их примеру, девочки и мальчики разбились на пары, перестали заниматься, увлеклись сплетнями, пересудами. Успеваемость катастрофически падала. Андрею Даниловичу грозили серьезные неприятности: ведь на будущий год школа отмечает столетний юбилей, а его класс будет выпускным. Нужно было что-то срочно придумать интересное, чтобы отвлечь школьников от любовной игры. А что, если поставить спектакль, в котором ребята будут играть самих себя? «Как-то само собой получилось, что спектакль стал готовить весь класс. Подобно Тому Сойеру, я занялся торговлей. Он продал мальчишкам право красить забор за бумажного змея, свистульку, пару головастиков и т. д. А я продавал ребятам право участвовать в спектакле за приличные (более или менее) оценки, за самообслуживание и вообще за соответствующее «выпуску века» поведение».

Только Косте Древину и Варе Самариной затея со спектаклем с самого начала показалась безнравственной. Варя отказалась участвовать в спектакле, потому что для нее отношения с Володей носили серьезный характер. Но тайное, глубокое, личное, что возникало между ними, могло стать явным. Она побоялась преждевременной гласности, которая способна разрушить и опошлить их отношения. (Так оно и случилось.) Затея Андрея Даниловича кончилась тем, что Варя перешла в другую школу, Костя Древин подрался с Володей Северцевым, а Андрей Данилович до сих пор не может понять, почему все так странно получилось.

Кто действует в «Школьном спектакле»? Директор Иван Яковлевич Белых – «человек благожелательный, но глупый»; бывшая преподавательница литературы – «бабуся», которая воспитывала в своих учениках неискренность, очковтирательство и другие отрицательные качества; Андрей Данилович, от имени которого ведется повествование, и, наконец, Костя Древин, дневник которого используется для того, чтобы дать подлинное, «правдивое» описание школьной жизни, раскрыть внутренние причины всех странных и необъяснимых, с точки зрения учителя, поступков, которыми наполнена эта история.

Так и построена повесть: Андрей Данилович дает внешнюю сторону явления, происходящего в школе, Костя Древин раскрывает внутреннюю, психологическую, так сказать, подоплеку всех событий, всех поступков и действий.

Разумеется, Костя Древин ко многому относится иронически, он «критически мыслящая личность». Из дневника мы узнаем отношение ученика к своему учителю. Беда Андрея Даниловича в том, что он человек редкостной душевной слепоты и эмоциональной глухоты. «Школьный спектакль» – это суд ученика над учителем, суд со всеми последовательными действиями: ведением следствия, обвинением, судебным разбирательством и вынесением приговора. «Что касается Андрея Даниловича, так он просто старый осел, который не видит дальше своего носа» – в этом суть приговора, который устами Кости Древина выносит автор своему случайному знакомому. Андрей Данилович по своей глупости, душевной черствости заставил весь класс принимать участие в спектакле, в котором каждый должен был сыграть самого себя, раскрыв свой характер, свои мысли и чувства. Однако все принимавшие участие и спектакле «просто мололи», только Володя Северцев «действительно играл самого себя». Объясняясь в любви госпоже Бонасье (для постановки выбрали сюжет «Трех мушкетеров»), Володя говорил «то же самое, что он лично говорил Варе».

Взрослые и подростки поняли, что Володя в этой сцене признается в любви не госпоже Бонасье, а Варе. Все знали об их встречах, но не знали, насколько это серьезно. И, узнав об этом, никто не сообразил, что Володя совершает тем самым подлое предательство. Удивительная глухота и слепота!

Внутренний мир подростка остается наглухо закрытым для школьных учителей, занятых только тем, чтобы в школе внешне все выглядело благополучно. Ученики не интересуются учителями, а учителя не способны понять своих учеников. И чтобы у читателей не было сомнений относительно типичности этого явления, автор резюмирует: «Я побывал в этой школе, познакомился с директором, встретился с десятым классом и – как это уже случалось в других школах(выделено мною. – В. П.) –на меня пахнуло дыханием сложного мира, в котором, как в глухом лесу, бродят, перекликаясь, взрослые, слыша только собственные невнятные голоса».

Таким образом, мир взрослых существует изолированно от мира подростков. Они, эти различные поколения людей, не в состоянии понять друг друга, настолько противоположны их интересы, подход к одним и тем же явлениям жизни. Их интересы нигде не соприкасаются.

В. Каверин прав только, пожалуй, в одном: десятиклассники – это действительно «целый мир, такой же сложный и запутанный, как мир взрослых, да еще находящийся в состоянии неустойчивого равновесия». Видимо, таков был и замысел повести – показать этот мир во всей сложности и запутанности. Но этого не получилось. На редкость односторонне, однобоко представлены в повести как ученики, так и учителя.

Особенно карикатурным выглядит во всей рассказанной здесь истории Андрей Данилович Соловьев. В роли же главного судьи, следователя и обвинителя выступает Костя Древин.

Каков же его моральный и нравственный уровень? Может ли он выступать в навязанной ему автором роли? Нет ли здесь противоречия между этой ролью и сущностью его личности? Думается, Костя Древин – не тот человек, за которого автор выдает его. Герой предстает читателю завистливым, мелким, расчетливым. Он не хочет врать перед самим собой, вранье без определенной цели он отвергает. Другое дело – вранье с целью. Все врут: «Говорят, есть какой-то «детектор лжи». Если пристроить его в наш класс, машинка работала бы бесперебойно. Даже Андрей Данилович, который очень любит говорить об искренности, тоже задал бы ей работенку». Костя Древин во всем видит вранье, ложь, неискренность: «...у нас комсомольская работа завалилась давно, потому что она нужна главным образом директору и еще кое-кому для карьеры... Мне, между прочим, неприятно, когда Пелевин (лучший ученик класса. – В. П.)с восторгом говорит об Олеге Кошевом, или Рогальская, у которой выщипаны бровки, лепечет, что ее любимая героиня – Любовь Шевцова... Считается, например, что мы не знаем жизнь, а мы знаем ее и научились ей, между прочим, в школе. Мы знаем, что не надо говорить и что надо и чем можно воспользоваться, а чем нельзя. Если бы старый большевик заглянул, например, нашему Пелевину в душу, он в два счета загнул бы копыта. Если в жизни придется хитрить и ловчить – мы что, этого не умеем? Нам даже приходится изворачиваться, чтобы они, то есть взрослые, думали, что мы ничего не понимаем и не замечаем». Костя Древин ни во что и никому не верит, все подвергает ироническому осмеянию: нравственные и моральные законы нашего общества, школу, семью, товарищей. Он ни с кем не дружит, он все отрицает.

В повести отношение к школьной программе излагает все тот же Костя Древин: литературой вообще не нужно заниматься, «девяносто процентов литературы – чтение, и для чтения программа вообще не нужна и практически не существует. В школе мы читаем «Что делать?», а дома – «Звезды смотрят вниз», где как раз написано, что делать, например, с бабами и вообще, как надо в жизни добиваться успеха... Из школьных предметов надо оставить только те, которыми невозможно заниматься дома, а из литературы – книги, которые могут пригодиться и жизни с исторической точки зрения».

Человек бессилен что-либо изменить, тем более свою собственную природу. Корыстолюбие, злоба, ненависть, полнейшее отсутствие идеалов, мечтаний, стремлений, подсиживание друг друга, наушничанье – вот черты персонажей «Школьного спектакля» В. Каверина. Очевидно, идея повести возникла как результат нарочитого, раздраженного отношения писателя к тем или иным явлениям жизни. При таком отношении художник начинает подыскивать факты, явления, события, которые бы подтверждали законность его идеи. Он коверкает реальную действительность, многое преувеличивает, выдавая исключительное за типическое. Коверкая жизнь и понимая это, художник боится, что ему не поверят и тот случай, который он описывает, не примут за что-то органическое, типическое, характерное, и поэтому он и каждому или почти каждому действующему лицу привешивает ярлык, который уже не снимается до конца произведения. Здесь мы все время чувствуем присутствие автора, все время чувствуем его холодный расчет и постоянное подчеркивание своих намерений. Утверждение такой тенденции приводит писателя к разрыву с жизненной правдой, так как влечет за собой преувеличения, замалчивания, неточности.

Надо ли закрывать глаза на то, что подобный художнический опыт показался привлекательным для некоторой части молодых писателей? Возьмем, к примеру, рассказ А. Кургатникова «На факультете». Прочитаешь такое – и невольно вспомнишь гоголевского Собакевича, по мнению которого порядочных людей на свете нет. Диву даешься, как могло «уместиться» в небольшом рассказике столько непорядочных людей. И откуда такая злоба и ненависть к людям? Ни одного настоящего человека, одни сплошные уродливые маски. Отвратительная Камилла Анатольевна, «ненавистная» Моханова, «тихая, милая и неизбывно скучная» Людочка, равнодушный к делам кафедры Олег Алексеевич Бухвалов, нахальный, бездарный студент Сорокин – вот действующие лица этого рассказа.

Вспомним мысль М.А. Шолохова о пагубности самоцельного заострения произведения, когда автора нисколько не волнует, куда направлено такое заострение. Видимо, таким самоцельным заострителям кажется: чем они «критичнее», тем ближе к реальному, тем больше у них шансов быть замеченными, признанными. Какое глубокое заблуждение! Невольно хочется процитировать строки из письма Льва Толстого молодому писателю Ф. Тищенко: «Сейчас вновь перечел ваш рассказ, и очень внимательно. Вся его первая часть совершенно невозможна. Все это так неестественно, преувеличено и выдумано, что ни одна редакция, по моему мнению, не решится его напечатать. Судья, берущий взятки чаем и виноградом, который он с такой жадностью поедает со своей женой, становой с тесаком на боку... и т. д. неверные и, очевидно, в одном умышленно мрачном свете выставляемые выдуманные персонажи».

И это пишет великий реалист, который в жизни дореволюционной России видел так много безобразного. Есть, есть тут над чем задуматься тем, кто питает ложные иллюзии войти в литературу, прокрадываясь через задворки жизни, с превеликим вниманием заглядывая по пути в выгребные ямы.

Справедливо подвергаются партийной критике художники, деятели искусства за их неточные, а порой и просто неверные мысли, представления о роли и назначении искусства и литературы в наше время – время строительства коммунизма. Ничто не спасет художника – ни острый ум, ни яркий темперамент, если нет духовной сращенности со своим народом, с его думами и чувствами, заботами и страстями. Быть народным в условиях острой классовой борьбы, в условиях борьбы за построение коммунизма – значит отражать не просто народную жизнь, а коренные, переломные моменты в жизни народа.

На примере таких, скажем, разных по стилевой манере современных русских прозаиков, как Анатолий Иванов и Виктор Астафьев, воочию видишь всю плодотворность многомерного, всеобъемлющего изображения человека, всестороннего отображения явлений нашей действительности.

У каждого писателя свой круг излюбленных тем; Анатолия Иванова привлекают глубинные социальные процессы, которые происходят в недрах нашего общества.

В своем первом романе «Повитель» писатель вскрыл корни частнособственнической психологии. Здесь гибнут люди, если они отравлены неизлечимой жаждой накопительства, а советское общество уберегает и спасает от гибели тех, кого эта страшная язва не успела прожечь насквозь.

В романе «Тени исчезают в полдень» А. Иванов показывает нам людей, строй мыслей и поступки которых враждебны благородным идеалам и целям нашего общества. Под воздействием социалистической действительности гибнут, разлагаясь и смердя, «последние могикане» старого мира, всякими правдами и неправдами дожившие до наших дней.

Одной из сильных сторон романа является обличение религии, в частности религиозного сектантства, как рассадника антигуманизма, античеловечности и прямых антисоветских идей. Тени прошлого еще бродят по нашей земле. О тех, кто забился от революции в самые темные и узкие щели и долгие годы не осмеливался оттуда выползать, надеясь, что снова придет время, когда они смогут обрести утерянную власть над людьми, господство над жизнью, Анатолий Иванов пишет сурово и беспощадно. Об этом уже говорилось в критике. Но ведь не только об этом роман. Замысел сложнее, глубже, тоньше.

Действительно А. Иванов много внимания уделяет изобличению религиозного сектантства, исследованию его социальных корней, создает целую галерею сложных, глубоких характеров скрытых врагов.

Демид Меньшиков – умный и тонкий враг. Как и его верная союзница Пистимея, он умело использует ошибки, соучастие в преступлениях, вовлекает, затягивает в свои сети людей, совершивших некогда неблаговидные поступки. Всеми средствами они пытаются растлить души людей, погасить в них радость жизни. Слезы на глазах, огорчение в сердце – это для них радость, значит, человек меньше будет полезен обществу.

Роман построен на материале колхозной деревни. Жизнь в деревне идет своим чередом: люди работают, думают, грустят. Ничто, кажется, не предвещает драматических событий. Мир и спокойствие здесь. Деревня, залитая радостным солнечным светом, блестит всеми красками. И люди – особенно Иринка Шатрова – словно бы купаются в этом веселом солнечном свете. Все как будто хорошо складывается в это утро: люди повеселели, приободрились после долгожданного дождя. Только Захару Большакову – председателю колхоза – как-то не по себе. Стоило ему выглянуть в окно, как лицо его нахмурилось, сделалось озабоченным: он увидел, что жена бригадира Устина Морозова – старая Пистимея, быстро перейдя дорогу, юркнула в переулок, а за ней следом потащилось несколько старушонок. Уж председатель-то знал, куда они пошли, – в той стороне, на краю деревни, стоял баптистский молитвенный дом.

Так вот, по двум руслам, и развивается действие в романе. Одно – сегодняшний день деревни со всеми ее крупными и мелкими будничными делами. Другое возвращает нас в прошлое главных персонажей романа: Устина и Пистимеи Морозовых, Захара Большакова и Фрола Курганова.

Роман А. Иванова густо населен героями. Есть тут такие, как Захар Большаков. Он словно осокорь, высящийся на крутом берегу Светлихи. Вся его жизнь, его мысли и чувства на виду, ему-то скрывать нечего: ни своих идеалов, ни горечи утраты, ни мук сердца. А есть тут и такие, которые чем-то напоминают кочан капусты: завернулись в листья и «попробуй раздень его до кочерыжки». Так и прожили почти всю жизнь Фрол Курганов и Анисим Шатров: свернулись в кочан, а развернуться уже не могли. Только уж тогда, когда жить-то осталось недолго, признался Анисим, какой обездоленной и тяжелой была его жизнь – без любви, без друзей.

А. Иванов показывает людей необычной судьбы, людей со сложными и противоречивыми характерами. Наиболее интересными и значительными среди этих персонажей, безусловно, являются Фрол Курганов, Устин Морозов, Пистимея, Захар Большаков. Все они, положительные и отрицательные, обладают одним необходимым качеством художественного образа – производят впечатление жизненной достоверности.

А. Иванов выбрал для событий романа трудное время – неурожайное лето и голодную зиму 1960/61 года. Ежедневно шел дождь. Люди каждый день выходили на работу, косили, а потом ворошили сено, не давая ему окончательно пропасть. И что только не делали: сушили накошенную траву на козлах, сметывали влажное сено в стога, пересыпая его солью, но сено все равно гнило. Бесплодная работа иссушала души людей, настроение их падало.

В такие мгновения общественной жизни оживают враги, пользуются трудностями, стараются пустить черный слушок. Этим моментом воспользовались Пистимея и Устин Морозовы. Они подбивали Фрола Курганова затеять «бузу» на лугу, чтобы люди отказались работать, тем более что многим работа казалась бессмысленной. И вот в один из таких дней, когда людям было особенно тяжко, Фрол Курганов бросил вилы, отказался «зря спину надламывать». Все перестали работать. Казалось бы, люди сочувствуют Фролу: ведь действительно работа многим представлялась бессмысленной. Но это не так. В настроении этого эпизода сказалось незаурядное мастерство А. Иванова создавать массовые сцены, где образ народа предстает многоликим, разнохарактерным. Незримыми нитями удалось автору связать всех этих разных людей, резко индивидуализировать их отношение к поступку Фрола Курганова. Никто не упрекнул его, только Анисим Шатров чуть насмешливо кивнул в сторону Фрола: «Грех да позор – как дозор: хошь не хошь, а нести надо». «А Фролу, видимо, было бы легче, если бы вместо каждого слова ему вбивали в голову по раскаленному добела гвоздю. Он пошатнулся, обмякнув, сел, как упал, на кошенину, будто его в самом деле ударили по голове. Глянул на балаган, куда скрылся Устин Морозов, и как-то сник, сжался, стал смотреть вниз».

Пока это еще только намек, пока мы только догадываемся, что Фрол почему-то зависит от У стина, подчиняется его повелениям. Выходка на лугу тяжкой болью отзовется в его сердце. На драматическом противоречии внешнего и внутреннего и разворачивает А. Иванов перед читателем сложный и противоречивый характер Фрола Курганова. На людях он груб, угрюм, нелюдим, зол. Но все это только внешнее. Душа у него совсем другая. И раньше всех это поняла Клавдия Никулина. Она заметила, что больше он сердится на самого себя; за каждый проступок перед людьми ему стыдно перед самим собой, совестно за содеянное. Своим по-бабьи чутким сердцем она угадала в нем доброго и сильного человека. И не ошиблась: «Фрол, огромный, неуклюжий, пошевелился и чуть отодвинулся от Клашки. Помолчал и сказал неожиданно:

– Слышь, живет?

– Кто живет? – не поняла Никулина.

– Озеро. А так вроде мертвое.

Клаша прислушалась и тоже уловила еле внятное всплескивание невидимых в темноте маленьких волн. И вдруг ей стало понятно, что хотел сказать этим Фрол». Нет, не мертва его душа, и там, как в озере, идет своя жизнь, и там плещутся волны добра и стремления к счастью, но эти волны настолько маленькие, что невидимы простому человеческому глазу.

Клавдия ударила его по больному месту, и Фрол снова взорвался: «Чего ты хочешь разглядеть во мне? И чего можешь? Катитесь вы все... Может, я ненавижу всех вас! А, как это? Ненавижу за то, что живете так, как хотите. За то, что для вас все дни будто из одной радости сотканы...» А у него все дни сотканы из страданий, возникших оттого, что живет не своей жизнью.

В молодости Фрол Курганов случайно оказался соучастником преступления – убийства Марии Вороновой. Он был вдребезги пьян и смутно помнил, как это все произошло. С тех пор отдалился от людей, стал угрюмым, нелюдимым: вот уже сорок лет казнит самого себя за то, что допустил убийство любимой женщины. Встреча с Устином Морозовым, подосланным Демидом Меньшиковым, круто изменила его жизнь. С тех пор он делал не то, что хотел! И в этом была его трагедия. Он не любил Стешку, а женился на ней, женился только потому, что так хотел Устин Морозов, а в конечном счете Пистимея Морозова, в прошлом дочь миллионера Аркадия Клычкова. Образ Серафимы – Пистимеи в романе дается своеобразно. Ее внутренний мир раскрывается только в действиях, поступках. Но вся ее суть, ее «идеалы» жизни, ее закваска – все это показано и объяснено в прологе. Подробности здесь служат именно для того, чтобы читатели постоянно помнили, кто такая Пистимея, догадывались, чем объясняется ее ненависть к людям. А мстит она людям не только потому, что они отняли у нее золотые рудники (рудники – это только крупица!). Ее лишили сладкой жизни. Революция началась, когда она только что вкусила сладость власти. Вот почему А. Иванов в прологе вскрывает причины и показывает умение Серафимы подчинить себе рабов, лакеев, исполнителей ее воли (сперва Артамон, потом Матвей Сажин, потом Филька Меньшиков, потом Демид Меньшиков, наконец, Устин Морозов, сектанты). После пролога становится понятно, почему Пистимея смогла из Устина Морозова сделать послушное и бессловесное орудие для выполнения своих замыслов.

Пистимея действует в религиозной среде. Она сумела завоевать доверие богомольных старушонок. А почему? И опять возвращаемся к прологу, в котором даны подробности староверческого быта, история религиозного воспитания Пистимеи. Мы видим, что Серафима глубоко разбирается во всех религиозных вопросах. Сама-то Пистимея не верит в бога, религия для нее только средство для выполнения своих целей.

В Зеленом доле, куда Устин и Пистимея приехали, скрыв свои настоящие имена, затаились в надежде, что придет когда-нибудь конец Советской власти и они снова, как прежде, будут господствовать над людьми. А пока их власть распространялась только на Фрола Курганова, на Егора Кузьмина да еще на двух-трех самых никчемных людей Зеленого дола. Остается одна надежда – Фрол, но и он уходит, ощутив внезапно возникшее чувство настоящей, большой любви к Клавдии Никулиной. Перед ним открывается новая жизнь – и от равнодушия его не остается и следа. Не считаясь с условностями, Фрол порывает с семьей, уходит к любимой женщине. Именно в этот момент своей жизни он перестает подчиняться Устину и действует совершенно самостоятельно – сообщает о трех стогах сена, «забытых» по требованию Устина Морозова, привозит собственное сено на колхозный двор.

Действие в романе стремительно нарастает, одно событие сменяет другое. Разговор Устина Морозова и Петра Смирнова, встреча Устина и Пистимеи с Демидом Меньшиковым – одним из руководителей подпольной секты иеговистов, драматическая история в семье Уваровых, гибель Устина Морозова и суд над Демидом Меньшиковым и его подручным – все эти события полностью выявляют сущность этих подлых людей.

Раскрывая перед читателем смысл социально-политического конфликта, А. Иванов уже в самом начале романа сталкивает две противоборствующие силы. В разговоре с Устином Морозовым Захар Большаков говорит: «Конечно, порой зло разливается... Ясно одно – разум человеческий все крепнет, крепнет, сметает любое зло, сумевшее разлиться местами, все скорее. И недалеки те времена, когда и на минуту ему пролиться не даст. Но эти времена пока не наступили, зло порой еще разливается и на нашей земле». И люди должны быть бдительными, должны помнить о своих гражданских обязанностях, бороться против всех мракобесов, в какие бы одежды они ни рядились. Устин, Демид, Пистимея обречены. Но и сознавая свою обреченность, они могут завлечь людей в свои сети.

Деньги в советское время не дают власти. Это они поняли сразу. Они нашли другой способ командовать людьми, опутывая их религиозными сетями.

...Вот полюбила девушка парня, полюбила глубоко, бескорыстно, а он ее бросил, и осталась она одна-одинешенька со своим горем, затаилась, не призналась, от кого ребенок, ушла из деревни, чтобы избежать лишних расспросов.

Вот Степанида – мать Митьки Курганова – уговорила сына бросить Зину, помогла ему «распутаться» с ней, позаботилась тихонько, незаметно, чтобы та сама убралась из деревни. Приметила, что Зина стыдлива и не переносит всяких пересудов. А приметив, вместе с Пистимеей сделала так, что о ее беременности заговорила почти вся деревня, особенно старушонки, посещавшие молитвенный дом, где верховодила Пистимея Морозова. Свою власть над Зиной Пистимея осуществляла и в Озерках, через Марфу Кузьмину, зловеще влияла на ее судьбу.

Таким способом можно загасить начавшуюся любовь и тем самым на долгие месяцы отравить жизнь Иринки Шатровой, неожиданно полюбившей Митьку Курганова. Можно заставить написать ложный донос на Петра Смирнова, будто бы он жил с Зиной Никулиной, и тем самым унизить человека. Заставить-то заставили, но в Зине пробудилась совесть, и она забрала свое ложное заявление. Власть над людьми оказалась призрачной; ничто не помогло – ни лесть, ни хитрость. Все делают Пистимея и Демид, чтобы завлечь в свои сети как можно больше людей, сделать их послушными рабами и хоть чуть-чуть удовлетворить свое стремление повелевать людьми. А главное, если начнется война, то люди, одурманенные религиозными предрассудками, не будут взрывать эшелоны с вражескими солдатами, которые, как надеются наши противники, снова будут разгуливать по русской земле.

Трудно подобрать ключи к сердцу человека, если он ходит «будто в радости выкупанный». Гораздо легче, когда человек в беде, испытывает мучительные страдания. Тут ему и напомнить о боге, о грехах. Зина оказалась в безвыходном положении: никто не сдавал ей комнату, как только узнавали, что она ждет ребенка. А Пистимея умело расставила сети, окружив ее в незнакомом городе теплом, вниманием, заботой верующих старушонок, которые день за днем твердили ей, что за «грехи тяжкие» наказал ее господь и нужно долго молиться, чтобы очиститься. Разное пришлось испытать Зине. Старательно управляла Пистимея ее поступками и действиями, до того опутала, что она по приказу Демида Меньшикова спокойно пришла «утешать» Устина Морозова, не видя в этом ничего зазорного. «Чего стыдиться, – отвечает она на вопрос Устина Морозова, – я греха не делаю... Потому что говорится в Евангелии от Иоанна: «Всякий рожденный от бога не делает греха...» Все в ней было живым – золотистые волосы, пылающие огнем щеки, влажные, горячие губы... И только остекленевшие глаза безжизненно смотрели куда-то мимо... То, что она испытала в кругу баптистов, иеговистов, вычерпало из нее душу, превратило в послушное орудие чужой воли.

Еще более страшная и дикая история произошла в семье Уваровых. Все давно знали, что Уваровы – люди религиозные. Что ж, ничего не поделаешь... Ведь свобода совести гарантируется законом. А тут приключилось такое, что у всех отбило охоту говорить о свободе совести. Глава уваровского дома, старик Евдоким, ночью заставил жену одного из своих сыновей, Исидора, стать голыми коленками в снег и до самого солнцевосхода замаливать какие-то грехи. И страшная драма открылась людям. Еще осенью сорок четвертого года, во время войны, разнеслась весть: утонул Ленька, сын Исидора, бывшего тогда на фронте. А на самом деле не утонул, а по совету Пистимеи был спрятан в подземелье, где и скрывался около шестнадцати лет. Мать его только на смертном одре призналась, что всеми поступками и действиями Уваровых руководила Пистимея Морозова: «Она ить, Серафима... самолично иногде спускалась к Ленюшке. Все божьей карой грозилась. И отшибли у ребенка ум. Когда Исидор пришел с фронту – и его запугали с Евдокимом... И меня, шутка ли, мол, – сына... от армии... от войны... укрывали. Не погладят, мол, за это... Сколько я слез тайком пролила... А потом – не стало их, слез-то... Кончились. Сказала я – не могу больше, объявлю всем людям пойду... Евдоким-то сказал тогда: бес в тебе заговорил! И заставил меня... выморозить его... беса...»

Каждую оплошность, каждую ошибку используют эти ловцы человеческих душ. Ошибся Фрол, и его затянули в свои сети Пистимея и Устин. Ошибся Митька, и Зина оказалась погубленной. Не уберег Фрол своего сына от легкомыслия, каким сам страдал в молодости. И уж он ли не старался сделать Митьку нравственно чистым, всячески изгонял из его ребячьей души принципы и повадки старого, стяжательского мира, насаждаемого в его душе матерью Степанидой. Видно, где-то успела мать привить Митьке этакую легкость и беззаботность. Видно, и сам в воспитании нравственных принципов своего сына не всегда был последователен и строг.

Оберегает Фрол Митьку. Сам оказавшись в цепких лапах своих врагов, он всеми способами старается не втянуть Митьку в свои грязные дела. На старости лет потянуло его к Клавдии Никулиной, да так потянуло, что он готов все бросить – дом, жену, нажитое хозяйство. Мучительная борьба происходит в нем: страсть тянет его к Клавдии, он готов вспыхнуть ярким пламенем и догореть, может, в последнем огне; но стыдливость останавливает этот его порыв. Перед женой, перед людьми, а главное, перед Митькой ему стыдно за свою любовь.

А. Иванов умеет тонко, ненавязчиво передать душевное состояние своего героя.

В деревне ничего нельзя скрыть. Стоило два-три раза Фролу пристально посмотреть на Клавдию, как сразу покатился слух, раздуваемый с помощью Устина и его подручных. Пристально следит за ним Устин. Пришел Фрол к Клавдии, просто так пришел, без определенных целей, зашел, поддавшись своему чувству. Он вовсе не собирался объясняться в любви. У него не было такого намерения. А все произошло против их воли, и, как солнечный удар, поразила их любовь.

Выделяется по своему мастерству сцена любовного объяснения этих двух глубоко несчастных людей, потянувшихся друг к другу. Она и боится его, и тянется к нему. Но не долго они оставались наедине; Устин, внимательно следивший за ними, подсылает жену Фрола Степаниду.

Здесь три человека предстают в своем истинном свете: нечего скрывать, можно высказать все, что думаешь, чувствуешь. И вот две женщины, до тех пор с неприязнью смотревшие друг на друга, поддавшись своим чувствам, налетевшим как снежная лавина и смявшим все преграды, возведенные разумом, после невольно вырвавшихся слов Клавдии: «За что ты меня коришь?» – вместе расплакались, обнявшись, по-женски, смывая с себя наболевшее.

Люди примечали, что Фрол что-то вроде прячет в себе от людского взгляда. А что – никто не знал, не догадывался. Да и как отнестись к Фролу, не каждый знал. Фрол весь словно соткан из противоречий. Сам по себе он добрый, душевный, по-своему благородный человек. Много хороших дел числится за ним. В нем теплится живая душа.

Вот два человека смотрят на Фрола, сбрасывающего пахучие пласты сена со своих поветей. Петру Смирнову, приезжему журналисту, он кажется «зверем», «жуликом», «спекулянтом», готовым поднажиться на бескормице, а Захар Большаков, всю жизнь проживший с Фролом и хорошо знавший его, сомневается в том, что Фрол может использовать бескормицу в корыстных целях.

Один судит человека по внешним признакам, другой исходит из знания человеческого характера. Не верит Захар Большаков, что Фрол может продавать сено в такое тяжелое для колхоза время. Петр Смирнов после первой же встречи с Фролом готов того уничтожить, растоптать как врага, а когда узнает, что Фрол – полный кавалер орденов Славы, теряется, слабеет от сердечного приступа, подкатившего к нему.