Текст книги "Мой XX век: счастье быть самим собой"

Автор книги: Виктор Петелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Роман будет хорошим.

Издательству он привезет новый экземпляр. Я ему дал 2 машинистки – сейчас они печатают ему в 4 руки – 1 экз. для нас, 2-й для вас. Привет ему твой передал. Он тебе отвечает тем же.

Неудобно мне одно – как-то не нашел еще время посидеть с ним в ресторане – ей-богу же никак не могу найти свободного вечера. Ведь я, в дополнение ко всему, вожусь тут с пьесой по одному своему рассказу, на днях – премьера. Ну ничего, он не обидится, я думаю. Да и посидим как-нибудь.

Привет тебе сердечный, Витя.

Обнимаю.

16 марта 1964 г. А. Иванов».

«Дорогой Витя!

Прости, пожалуйста, что долго держал корректуру. Так уж получилось. Несколько дней крутился с постановкой своей пьесы, а потом заболел. Да Петр Лукич тебе, наверное, рассказывал, я просил его.

Сегодня кончил, наконец, вычитку. Высылаю корректуру авиапочтой на издательство, на твое имя.

Что же, я очень рад и удовлетворен тем, в каком виде выходит роман. Все, что я хотел сказать, – тут сказано. А как там критики будут рассуждать – их дело.

Жалею только об одном – зря мы сократили с тобой кусок о Луне. Ей-богу зря!

Витенька, напиши мне, как будет продвигаться роман дальше, когда выйдет. 25 апреля, если пришлют путевки, я уеду на 3 – 4 месяца лечиться. Ну, да я напишу тебе, где я буду.

Правок делал совсем-совсем немного, только самые необходимые. В основном исправлял типографские опечатки.

Будь здоров и счастлив. Привет Петру Лукичу, если увидишь.

Не женился еще? Обнимаю.

23.03.64. А. Иванов».

«Дорогой Витя!

С нетерпением жду выхода книги. Как там, все в порядке? Ждал от тебя письма, но ты что-то молчишь. 22 апреля я уезжаю на лечение. Дальнейшие мои координаты будут такие:

С 28 апреля по 20 мая – Крымская обл., Мисхор, санаторий «Сосновая роща», корпус 1.

С 20 мая по 6 июля – Крымская обл., почт. отд. «Планерское», Дом творчества писателей.

Если роман выйдет до моего возвращения в Новосибирск, сориентируйся, где я буду в то время находиться, и вышли, пожалуйста, все авторские экземпляры (их, кажется, положено 10 штук) по одному из этих адресов.

Вообще же, если будет возможность, позвони мне до отъезда. Я бы сам позвонил, да где тебя найдешь?

Желаю тебе счастья и успехов.

До встречи.

16.04.64 г. Твой А. Иванов».

«Дорогой Витя!

Очень рад, что получил от тебя до отъезда письмо. Сверку, я думаю, посылать не стоит. Зачем тратиться на марки? Да и все равно прочитать мне все сейчас будет трудно.

Уезжаю 23-го утром. Поеду, вероятно, через Москву, но ведь тебе не позвонишь, на работе ты бываешь редко. А буду в Москве всего-то, видимо, несколько часов. После Крыма я думаю возвращаться тоже через Москву (вероятнее всего). Тогда и встретимся.

За поздравления спасибо. Но, Витя, чего все это стоило! Вот, отправляют к врачам.

Как там Лито, не читал еще роман? Сейчас там драконовские порядки, ох и измучило оно нас! У вас, вероятно, тоже.

Если по этой части что будет – немедленно, Витя, сообщи мне. Где я буду находиться, ты знаешь. Еще раз напоминаю: с 28 апр. до 20 мая – Мисхор, санаторий «Сосновая роща», корпус 1. С 20 мая по 6 июня – Коктебель, дом творчества писателей.

Книгу по выходе (авторские) пришлите в Крым, если выйдет до июля.

Вот таковы дела. Обнимаю, Витя.

Желаю всего доброго.

21 апр. 64 г. С прив. А. Иванов».

«Дорогой Витя!

По-прежнему очень интересуюсь, в каком состоянии моя книга. Я просил тебя сообщить об этом в Крым, но ты что-то молчишь. Если лень писать, дай хоть телеграмму. Можно за государственный счет.

Напиши мне, дорогой, сюда, по адресу: Крым, Планерское, Литфонд, Иванову А.С.

По всем данным, книга должна уже выйти, а ее все нет.

Жду от тебя сообщения.

В Крыму пока не жарко, не холодно. Во всяком случае, самое теплое место здесь по-прежнему в ванной. Будь здоров. Жму руку.

20.06.64 г.».

«Дорогой Витя!

Письмо получил. Спасибо за всю информацию. Выхода романа подождем, лишь бы он вышел. Роман Б. Можаева присылай, мы же договорились. Если еще что есть стоящего – тоже присылай, поглядим. По секрету скажу, что портфель на будущий год в журнале почти пустой.

Насчет рецензирования. Мне уже звонили из издательства, насчет этого дела, я думал, по твоему распоряжению, я согласился, мне прислали роман А. Вальцевой «Время собирать камни». Получил я его только сегодня, т. е. 13 августа, т. к. все это время я был за городом. Буду читать. Рецензию смогу выслать недели через две, не раньше, ты сообщи тем товарищам, которые высылали.

А ты не об этом романе ведешь речь?

Если о другом, то давай договоримся так. Когда прочитаю этот, вместе с ним напишу тебе, смогу ли прочитать и когда тот. Дело в том, что у меня ничего не ясно с работой. Я прошу меня уволить, обком КПСС не отпускает, т. к. хочет увольняться наш гл. редактор. Пока все утрясется – будет карусель, мне будет не до рецензирования. Кроме того, после 22 августа просит меня обком съездить на село на неделю-полторы. Но при малейшей возможности, если тебе очень нужна эта рецензия (только тебе!), я рукопись прочитаю.

Извини, что пишу открытку, позвонить не смог, снова уезжаю за город. «Р. Г.» сегодня выслал. Будь здоров. Жму руку. С прив. А. Иванов.

Кстати, сообщи там в вашем секретариате мой точный адрес. А то адресуют все письма на Совнархозовскую, 38, кв. 72 (на открытке: кв. 36).

13 авг. 64 г.».

«Дорогой Витя!

Высылаю рецензию и роман Вальцевой. Написал как мог. Не знаю – удовлетворит ли вас. Насчет новой рукописи на рецензию – давай подождем. Запоролся я, дорогой. В.В. Лаврентьев с работы уходит, сейчас на бюллетене. За время моего отпуска он уже ничего не делал. Я пришел – не знаю, за что сейчас браться и как мне быть. Просил в обкоме освободить меня от работы, мне говорят: «Мы думаем наоборот». Что значит наоборот?

В общем сижу сейчас, читаю горы рукописей, ищу, что давать в очередные номера.

Если у тебя есть что-либо стоящее – пришли посмотреть.

Как моя книга? Говорят, первые 100 тысяч отпечатаны. Почему мне не высылаете авторские? Если есть экземпляры – прошу срочно, авиапочтой, выслать хоть 2 – 3 экз. Ну, желаю всего доброго. До встречи. Крепко жму руку.

26.08.64 г. А. Иванов».

«Дорогой Витя!

Высылаю тебе рецензию на повесть «Свадебные колокола». Рукопись немножко задержу – я дал ее в редакцию почитать. Не знаю, какое она произведет впечатление, но мне она понравилась, о чем я пишу в своей небольшой рецензии.

У нас тут продолжается смутное время. Что происходит, никто ничего не разберет. Смердов месяц работал, я его «обучал». Потом обком решил не освобождать ни меня, ни Лаврентьева. Смердова вызвали в обком, сообщили о новом решении – и тут же стали отпаивать водой.

Сейчас снова «поворот» – пока ничего не предпринимать, будет бюро обкома, которое все решит. Как решит? Когда? Неизвестно.

А я сижу в редакции, не зная, что делать, за что браться.

В общем, если в ближайшее время не хватит кого-нибудь инфаркт, это будет, по меньшей мере, удивительно.

Вот так мы весело живем.

Ну где, где мои авторские экземпляры???!!!

Ты же обещал выслать 2 недели назад?

Обнимаю, дорогой!

16 окт. 64 г. А. Иванов.

P. S. Насчет заявки. Спасибо, Витя, но что я имею сейчас заявить? Я пустой, как та бочка после смерти Диогена. М. б., вы захотите переиздать «Повитель»? Я бы не возражал. В продаже ее нигде давным-давно нет.

Пиши, звони. А. Ив.».

«Дорогой Витя! Сердечно поздравляю тебя с праздником! Как твои дела, что нового?

Почему до сих пор не выслали мне авторские экземпляры? До тех пор, пока не вышлют, я не имею возможности подарить тебе экземпляр с надписью. В Новосибирскую область прислали всего 504 экз. книги, из которых я сумел поймать всего несколько штук.

Желаю тебе добра и счастья.

А. Иванов».

<3.11.64 г> (Датируется по штемпелю на открытке.)

«Дорогой Витя!

Возвращаю рукопись «Свадебные колокола». Новое руководство «Сибирских огней» почему-то отнеслось к ней прохладно, хотя с моей оценкой в общем-то согласилось. Оно, это руководство, сказало следующее: пусть автор доработает повесть, а потом снова присылает в журнал. Что я и передаю тебе слово в слово, а ты можешь передать автору.

Крепко жму руку, желаю успехов.

11 ноября 1964 г. С прив. А. Иванов».

«Дорогой Витя!

Поздравляю тебя, старого холостяка, с праздником 1 Мая! Желаю успехов, счастья и хорошего настроения.

Что нового в издательстве, решено ли что насчет переиздания «Теней», как говорила Карпова?

С прив. А. Иванов

P. S. Привет от жены».

<28.04.65 г.> (Датируется по штемпелю на открытке.)

«Дорогой Витя!

Ей-богу, я не получал никакого письма, в котором ты писал о переиздании романа. Все узнал только из вчерашнего твоего, видимо, второго уже, письма.

Что же, я очень рад, что издательство решило дать еще 200 тыс. экз. Спасибо всем, а тебе и В. М. особо!

Насчет сокращения до 40 листов я согласен. Не такой уж я упрямый и глупый, чтобы держаться за эти 2 листа. Это решение издательства – окончательное и твердое? Мне это очень важно знать, т. к. в 66 году роман собиралось выпустить наше Новосибирское издательство, и мне надо теперь отказать им. Об этом мы говорили с В. М., она обо всем в курсе. Значит – отказывать?

Насчет заявки на новый роман – спасибо большое тебе за предложение. И рад бы, да рано, нечего пока заявить. Я думаю над новым романом, кое-что царапаю, собираю материал. Но пока не до заявки. Если и будет роман, то года через 2 – 3. Но как что-то будет вырисовываться – уж будь спокоен, Витя, заявку составлю.

Вообще же этот год прошел у меня как-то плохо. Всякие события с уходом с работы выбили из колеи на всю зиму. Конечно, кое-чем занимался, но, сам чувствую, все это не то. А чем занимался? Инсценировку по «Повителю» написал, потом вдруг, когда был в Ялте, сочинил за месяц комедию-фарс под названием «Женихи и невесты, или Кое-что про любовь». Инсценировка репетируется в Новосибирске, а эта комедия-фарс может быть, никому и не нужна будет. Да, еще, брат, сделал одно смешное дело – сочинил черновик либретто оперы! Новосибирский театр оперы собирается делать оперу «Алкины песни». Заказали уже музыку одному местному композитору. Но все это так – отхожий промысел. Главное – новый роман!

Вот так бесславно прошел почти год.

Пьеса по «Теням» в Куйбышеве (а не в Горьком, как ты ошибочно написал) не такое уж барахло. Я смотрел ее, ничего, знаешь. Конечно, суровая штука, не комедия, так ведь и мой роман не юмористическая повесть. Рецензентка в «Сов. культуре» тут была не очень объективна. Говорят, она сводила с Куйбышевским театром какие-то свои личные счеты. Ну, да пес их знает, это особая империя и у них, как в джунглях, свои законы.

В Москву когда попаду – пока не знаю. Каких-то особых, неотложных надобностей пока нету. Разве вот заключить с вами договор? Позвони – я тут же прилечу, с ближайшим рейсом. Погода сейчас хорошая.

Летом нынче никуда не поеду, буду достраивать дачу (лет 7 уже строю, все никак оштукатурить не могу еще) и купаться в Обском море. Приезжай, покупаемся вместе, пожарим шашлык в лесу.

Желаю успехов и счастья.

7/V-65 А. Иванов».

«Здравствуй, Витя!

Твое письмо так и пышет южным энтузиазмом и бодростью.

Рад, что ты отдохнул, вернулся бодрым и загорелым.

Статейку задумал, видимо, хорошую, мысли твои о Митьке – очень правильные, и о другом – тоже.

Об этой линии романа никто не писал, в этом ты прав. Если ты напишешь – будешь первый. Я буду доволен, а ты будешь доволен вдвойне – получишь гонорар и от меня бутылку коньяку.

А если по-серьезному говорить – ей-богу, до конца замысел романа никто не понял, во всяком случае – не раскрыл. Все упирают на религиозную сторону, т. е. на то, что, может, ближе, что легче взять. А для меня – это совсем не главное. И тени, которые должны исчезнуть в полдень (не раньше, черт бы их побрал), – это не только всякие мракобесы.

Напиши, напиши об этом поподробнее. И Пистимею поглубже копни – о ее очень глубоких нравственных диверсиях (на примере Митьки, Фрола, Антипа, Клавдии и других). Господи, тут тебе еще одну диссертацию можно написать – уже докторскую!

Когда получишь деньги за свою книгу (не докторскую диссертацию, а кандидатскую) – оставь НЗ рублей 15 – 20. Остальные, боюсь, растратишь быстро, так что я не успею воспользоваться твоим шикарным гонораром. Жалко.

Обнимаю тебя, Витя. Желаю добра, счастья и новых больших успехов.

Сердечно поздравляю с праздником!

Верстку романа жду, шли без промедленья, как будет.

До встречи. А. Иванов.

3.11.65».

«Дорогой Витя!

Поздравляю сердечно, мой друг, с Новым годом! Желаю в Новом году здоровья, счастья, творческих успехов! Надеюсь, что уж в этом-то году женишься. Имей в виду, что в связи с атомной радиацией девочек рождается все меньше и в юбилейный 1967 год, говорят, будут нарасхват даже старухи.

Обнимаю, Иванов».

<21.12.65>. (Датируется по штемпелю на открытке.)

«Дорогой Витя!

Как идет жизнь, что новенького? Когда, хотя бы примерно, может выйти моя книга? Не изменили ли тираж?

Я, брат, здесь приболел, месяц отлежал в больнице. Барахлит сердечно-сосудистая система. Сейчас вроде ничего. Плохо одно – запретили курить. Пока держусь, но долго ли продержусь – не знаю, т. к. не могу работать без папиросы. А без работы – как?!

Читал о выходе твоей книги о Шолохове. Сердечно порадовался за тебя. Сейчас пишу специально, чтобы поздравить с выходом этой книги. Надеюсь, что ты пришлешь мне экземпляр на память.

Поздравляю с днем Сов. Армии!

Желаю добра и счастья.

18.02.66. Твой А. Иванов».

«Дорогой Витя!

Я получил твою книгу, которую сейчас с удовольствием, вечерами, на ночь, читаю, постигаю мудрость шолоховских образов в твоей отличной и глубокой трактовке, и вообще – радуюсь за то, что ты написал такое глубокое исследование. Ей-богу, молодец!

Мне кажется, теперь на тебя некоторые критические, да и чисто литературные круги будут поглядывать косо, потому что ты, вопреки установившимся, или, вернее сказать, установленным кем-то мнениям и оценкам некоторых книг, высказываешь свое, далеко не лестное мнение (напр., о книгах Либединского), споришь со многими критическими светилами. Ну и черт с ними, пусть смотрят косо.

Я еще раз поздравляю тебя, Витя, и желаю новых дерзаний и успехов. А за присланную книгу – огромнейшее спасибо.

Новое издание «Теней» я, наконец, увидел – на днях книга появилась в продаже в Новосибирске. Сюда на всю область прислали 780 экземпляров. А здесь разошлось бы легко 100 000!

Сейчас разделался со всеми театральными делами – чтоб они подохли, начал колупать новый роман. Идет пока туговато, но это ничего, со временем дело наладится, если не подведет здоровье. А со здоровьем что-то худо. Если раньше запросто мог сидеть за столом 8 – 10 часов, то сейчас с трудом 3 – 4 часа в день. Маловато! А в иные дни совсем ничего не клеится.

В Москве давно-давно не был, что там делается – не знаю.

У нас сейчас наступили теплые дни, начинает таять снег. Нынче было невиданное количество снега в Сибири. В Кузбассе, например, однажды замело с головой целый город – Междуреченск. Да и в самом Новосибирске, на окраинах, одноэтажные домишки засыпало с верхом. Ожидают грозный паводок.

В общем, если не утонем нынешней весной – то будем жить.

Желаю тебе добра и счастья! Привет А. Зеленову.

<30.03.66>. Твой А. Иванов.

(Датируется по штемпелю на конверте.)

P. S. Наша знаменитая улица переименована и носит теперь имя – Депутатская! Вот, брат, как! А. Ив.».

«Дорогой Витя!

Я только что вернулся из Крыма и очень-очень был рад получить от тебя письмо.

Ты все помнишь о той «кошмарной» сцене?! Боже мой, а я уже и позабыл. Многое там говорилось просто в пьяном запале. Причем все, в том числе и я, считают Шолохова великим художником. Мы ведь говорили о другом – о том, что он, при его чудовищном весе и авторитете, мог бы, если захотел, что-то сделать для нас, как-то облегчить нашу (в том числе и нашу с тобой) пис. участь. Ведь нас обложили со всех сторон, порой трудновато приходится даже писателям с солидными именами. Авторское право урезано до минимума. А что делается в некоторых редакциях журналов, в театрах, особенно в киностудиях?

Видишь ли, у нас есть Шолохов, но нет Горького. А ей-богу, он мог бы в какой-то степени оздоровить атмосферу. Он должен хотя бы занимать пост Генерального секретаря СП СССР. Уже одно это многое облегчило бы наше существование, как мне кажется.

Ну – об этом хватит.

Да, твое предложение насчет зам. гл. редактора заманчивое. Я бы с удовольствием покинул сей благословенный новосибирский омут, при условии, что мне как-то помогут на первых порах с квартирой. Я, конечно, могу обменять свою новосибирскую, но ведь именно в этом и надо помочь, без помощи больших организаций тут ничего не сделаешь.

Кстати, Дмитрий Иванович Зорин что-то обещал мне по поводу переезда, квартиры – помнишь, ведь при тебе было дело, но так и умолк. С тех пор от него ни звука. Наверное, по пьянке наобещал.

В общем, позондируй там еще почву, и если что-то будет положительное – срочно пиши, тогда я начну действовать. Первый-то шаг все же должен быть со стороны издательства, а то получится, что я ни с того ни с чего лезу напролом. Мне это совсем ни к чему. Валентине Михайловне можешь передать, что я согласен, а там пусть решают, если хотят.

Как же она сломала руку? Надо же такому случиться! Как у ней сейчас состояние?

При случае, если будет уместно, передай ей мое соболезнование.

Да-с, договор я на новый роман заключил, ты, наверное, знаешь. Срок – 2 года. Писать помаленьку начал. В общем, влез в кабалу.

Надеюсь, ты будешь моим редактором?

В Крым и из Крыма я летал через Москву, с аэропорта звонил в издательство, но тебя оба раза не было. Остановиться в Москве не мог, потому что был с семьей.

Как идут твои дела? Что пишешь? Обязательно пиши, если не начал – начинай новую работу. У тебя же великолепно (без дураков говорю) получается. Пиши, Витя, пиши, дорогой. Боже, сколько у нас книг, сколько интересных писателей, оригинальных, не заштампованных, которых критика пока не замечает. А сколько тем, сколько пластов нашей русской и трагической, и героической жизни пока еще не исследовано, не поднято?! А ведь умный критический писатель всему этому может помочь. Это ли не благородно и не благодарно? Это ли не может стать подвигом жизни?

Ну, желаю тебе всего самого наилучшего. Всем, кто меня знает, передай привет.

Обнимаю, дорогой.

15.08.66 г. А. Иванов».

«Дорогой Витя!

Шлю тебе самые мои сердечные поздравления по случаю 50-летия Советской власти и желаю всего-всего хорошего.

Надеюсь, что к 100-летнему юбилею ты все же женишься.

Обнимаю.

А. Иванов».

«Дорогой Витя!

С Новым годом!

Пусть Новый, 1968-й год принесет тебе много успехов, радостей и удач, а также большое личное счастье, поскольку, я надеюсь, в 1968-м году ты все же женишься!

Учти – в високосном году жениться особенно выгодно, т. к. семейное счастье будет на 1 день больше. А это – не мало.

А. Иванов».

<3.01.68.> (Датируется по штемпелю на конверте.)

Кажется, все наиболее интересное из эпистолярного наследия Анатолия Степановича Иванова, адресованного ко мне, публикуется здесь. Есть еще около десятка поздравительных открыток, с Новым годом, с Первомаем, с Октябрьской революцией, с днем Советской армии. Но эти открытки с обычными в этих случаях словами, всяческими пожеланиями. На этом наша переписка закончилась. Последняя открытка оказалась пророческой – много перемен произошло в его и моей жизни. Он переехал в Москву, а я в этом году наконец-то женился. Но об этом чуть позднее.

9. «Моя Джомолунгма» Евгения Носова

А пока представлю еще одного «новобранца» издательства «Советский писатель». Не припомню как, но примерно в это же время в нашей редакции появился Евгений Иванович Носов. «Еще один Носов? – шутили в редакции. – Не хватит ли нам Николая Николаевича Носова!»

Плотный, немногословный, смущенно улыбающийся, по-провинциальному неповоротливый, Евгений Иванович вручил нам небольшой сборничек своих рассказов. Николай Иванович Родичев поручил рукопись прочитать мне, а второй экземпляр отправил кому-то из наших постоянных рецензентов. Выяснилось, что Евгений Носов уже опубликовал в курском издательстве небольшие сборнички, прорывался и на страницы местных газет и журналов, но в столице почти неизвестен.

Рассказы Евгения Носова просты, бесхитростны, с незатейливым сюжетом и будничными человеческими судьбами. Но за рассказанным на страницах – светлая, благородная, чувствительная душа истинного художника, воспринимающая радости и переживания своих героев как свои собственные. Покорил он меня своей простотой, за которой легко угадывалось глубокое сопереживание своим героям, какой бы «мелочи» в их жизни это ни касалось. Покорил и настоящим русским языком, умением лаконичными средствами рассказа или короткой повести лепить характеры, в достоверность которых веришь.

Мы не раз встречались, о чем-то разговаривали, говорили о том, что нужно включить в сборник все готовое, что у него есть: пробиться в план выпуска «Советского писателя» не так уж легко, конкуренция огромная, но редакция настоятельно рекомендует издать сборник рассказов и повестей Евгения Носова, и членам правления пришлось с этим согласиться.

Так книга «Где просыпается солнце» вышла в свет. Вскоре после этого увиделись мы в общежитии Литературного института, на улице Руставели, а на соседней улице Милашенкова я обитал с мамой. В комнате студента Игоря Лободина шел пир, как говорится, горой: Евгений Иванович встретился со своими земляками, курянами, по случаю выхода его книжки. Ну а как же без редактора? Так и я появился в этой талантливой компании будущих писателей. Разговоры, тосты, но меня привлекла женщина необыкновенной красоты, пожалуй, даже не красоты, а какого-то неповторимого своеобразия, какой-то необыкновенной светоносности, настоящей женственности. Я, конечно, как человек холостой, попытался поухаживать за ней, но она тут же охладила мой пыл: «Я другому отдана и буду век ему верна». И посмотрела на героя нашей пирушки. А Евгений Иванович, как бы не замечая моих пустых поползновений, вытащил очередную свою книжку (в этот день он многих одарил своей книжкой) и написал:

«Виктору Васильевичу Петелину, перед которым я робею и теряюсь: перед его умной скептической улыбкой, перед его чистой русской интеллигентностью, человеку, который вытащил меня за мои неандертальские уши, с вечной благодарностью.

Бутырки, 10 марта 1965 г. Женя».

Вот такую ироническую надпись предпослал книжке, которую мы вместе с ним издали в «Советском писателе». Конечно, я сделал все так, как просил Евгений Иванович Носов, мощный талант которого открылся мне много раньше других его почитателей.

Хороший урок я получил в тот вечер. Публикую здесь несколько писем Евгения Ивановича, в которых тоже есть некоторые подробности того великого времени, ушедшего для нас с ним безвозвратно.

«Виктор Васильевич!

Извините, что тотчас не ответил на Ваше письмо. Думал написать, как только закончу новый рассказ, тем более я его уже буквально дописывал, когда мне вручили Ваш конверт. Но непредвиденная переделка немного задержала. Так что не сочтите мое непонятное молчание за непочтительность Собакевича.

Недавно я получил экземпляры договора, подписал и выслал. По наведенным издательством справкам соотношение новых и переиздаваемых вещей такое: 6,5 л. и 4,5 л.

Мне не хотелось бы такого значительного процента переиздания, и потому посылаемую Вам «Варьку» можно было бы поставить вместо чего-то. Я думаю, следует изъять «Портрет». Я, правда, не очень разбираюсь в тонкостях издательских договоров и не знаю, возможна ли какая-либо перестановка «мебели» в сборнике после подписания договора. Но если это все же как-то можно сделать, то очень Вас прошу поправить интерьер книжки.

Мне самому трудно судить о своей новой вещи, но хотелось, чтобы «Варька» получила Ваше признание. Мне хотелось создать образ девчонки-подростка, очень непосредственной натуры, внешне некрасивой, неровной характером, подчас грубоватой, но стихийно одаренной чувством красоты и к тому же переживающей период предъюношеских смутных ощущений близкого счастья.

И еще хотелось бы попросить Вас о весьма прозаическом деле. Подписал договор, и хотя Сидоренко в своем письме уверял, что окончательно утвержденный экземпляр и перевод будут высланы мне незамедлительно – что-то нет ни того ни другого. Не произошли ли какие-либо неприятные изменения? Все мы верим и надеемся в устойчивость мира сего и сообразно со своими упованиями воздвигаем замки. Но иногда эти замки появляются на песке в силу каких-то непредвиденных обстоятельств. Не случилось ли чего и с моим замком? К тому же, уже начиная верить, что все идет как следует, я, будучи совершенно безденежным, начал потихонечку занимать под договор. Виктор Васильевич, очень прошу узнать, как там дела, и, если это возможно, поторопить с переводом, в чем буду Вам признателен под самую, как говорят, завязку.

Сообщите также, в какой степени я понадоблюсь Вам в процессе подготовки рукописи к набору. Это мне нужно, чтобы как-то спланировать свое ближайшее время.

Носов».

«Дорогой Виктор Васильевич!

Вы – добрый волшебник! Захожу в кассу – правда! Все получилось, как по взмаху волшебной палочки. Большое спасибо! Немного можно отпустить свой ремень, а то я его уже застегивал на последнюю дырку и уже собирался прокалывать новую.

Я сейчас дорабатываю тот самый рассказ, который посылал на подверстку. Мне там не нравится конец, он как-то недогружен. Если Вам в принципе удастся его вставить в книгу, то я хотел бы, чтобы Вы имели в виду не первоначальный вариант, а тот, который я сейчас доделываю. Кажется, еще у меня для этого есть время. Поверьте, книжка с ним будет куда лучше, чем без него. Я думаю уже о том, что, когда сборник попадет в цепкие когти критики, и она начнет его терзать и расклевывать, то хотелось придать ему большую защищенность. А нет лучшего способа для обороны, чем более или менее крепко сколоченные вещи. Теперь уже надо считать, что сборник одновременно и Ваше детище и заинтересованность в его собранности обоюдная у нас с Вами. Разумеется, пишу я это не в порядке нажима, а в порядке товарищеской просьбы.

Что касается предложения об оформлении книжки, то для меня оно тоже показалось заманчивым.

Но поостыв от тщеславия, я все же решил отказаться. Во-первых, я никогда специально не занимался оформлением обложек, делал это от случая к случаю и очень страшусь не угодить. Во-вторых, раньше, когда я это делал, был несколько иной стиль оформления. За последнее время лицо книги намного посимпатичнело, ушли всякие завитушки, появилась строгая красота линий, цветовых пятен и т. д. Ребята сильно поднаторели в этом деле, и досталось это мастерство большим трудом. Так что мне сразу заседлать современного оформительского пегаса вряд ли удастся. И третье. Это уже чисто эмоциональное. Для меня лично гораздо приятнее всякая другая работа, чем своя. Приятнее своей неожиданностью, тогда как, пока я буду возиться с оформлением, утратится прелесть новизны. Взамен всего этого посылаю Вам скромный дар – картиночку. Это путевой набросок. Где-то за Бинском.

Если удастся поставить рассказ – дайте знать.

С приветом и благодарностью.

Носов».

«Дорогой Виктор Васильевич!

Нет большей пытки, как читать собственные рукоделия. Читал верстку с превеликим отвращением и еще читал бы бог весть сколь долго, кабы не телеграмма. А посему посылаю. Поправок почти никаких, самая малость.

Если это дозволяется, то внеси, пожалуйста, дай команду. А в основном – это линотипные опечатки, и корректора сами с усами. За чем теперь дело с книжкой? И когда она примерно будет испечена?

А тогда, когда я заходил в издательство, мы с Володькой Сапожниковым пошли искать князя Можаева. Адреса у нас не было. Я помнил только улицу – Осипенко. Начали от «Балчуга», два раза прочесали всю улицу, расспрашивали во дворах и домах жильцов, де, не знают ли они, где поселился знаменитый писатель князь Можаев. Никто такового не знал. Пришлось обратиться в справочное бюро. Нам дали адрес, и потом, как выяснилось, мы два раза были в этом дворе. Я что-то помнил, что Можаев, прощаясь, нырял в какую-то мрачную подворотню. Князя дома не оказалось, он отбыл на свою балтийскую мызу, и мы, оставив ему свои визитные карточки, ушли. А ведь было договорено, что мы заберем князя и заедем за тобой, чтобы послушать Можаевские «По Муромской дорожке стояли три сосны». Поет он, сукин сын, потрясно. Забыл сказать, что искали мы его с огромным арбузом на руках. Ну, словом, все расстроилось, было довольно поздно и ехать к тебе без князя да еще в поздний час постеснялись. Забрались на «Поплавок», что отшвартован на Москве-реке, трахнули там тот арбуз, и ночью я деранул домой бакинским скорым.

Думаю, что мы еще обложим князя флажками в его берлоге за «Балчугом». Это сделать надо непременно, поскольку уж больно парень хороший и трепач непревзойденный к тому ж.

В ноябре – декабре, может, буду в Москве, загляну непременно.

С дружеским приветом».

Носов».

Примечание. Письма Е.И. Носов не датировал. Начало нашей работы над книгой «Где просыпается солнце» можно отнести к середине 1963 года (рецензирование, чтение, редактирование). Сохранился конверт последнего письма: 22.06.64. В начале 1965 года книга вышла, а 10 марта 1965 года состоялось памятное застолье, в ходе которого Е.И. подарил мне «нашу» книжечку. Естественно, я не только включил в сборник рассказов «Варьку», но и оставил «Портрет».