355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Петелин » Жизнь графа Дмитрия Милютина » Текст книги (страница 7)
Жизнь графа Дмитрия Милютина
  • Текст добавлен: 17 октября 2016, 02:34

Текст книги "Жизнь графа Дмитрия Милютина"


Автор книги: Виктор Петелин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 55 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

– Твои статьи, – возразил Грановский, – будят, толкают, – вот чем они хороши… Разумеется, односторонности твоих воззрений и теорий поддаваться нельзя…

– Так если мои теории – пустяки, для чего же будить и тревожить людей из-за пустяков?

Спор снова закипел…

– Вы меня, господа, очень одолжите, если в разговоре со мной не будете касаться этих предметов…» – сказал Грановский.

Глава 7
УКАЗАНИЕ ИМПЕРАТОРА

В 1848 году Дмитрий Милютин был полон своими профессорскими планами. Что-то менялось в мире, в лекциях тоже эти изменения должны быть учтены… «Надобно вспомнить, что 1848 год был эпохою бурных политических переворотов в Западной Европе, – писал Милютин. – С самого начала года произошли такие перемены в некоторых государствах, что вся моя работа по военной статистике могла потребовать капитальной переделки».

«Бурные политические перевороты» начались еще в 30-х годах. А все началось с революции в Брюсселе, в Бельгии, когда рухнуло королевство Нидерландов, одно из звеньев венской территориальной системы, началось разрушение Священного союза, заключенного после падения Наполеона, так крепко державшего европейскую целостность. Все, казалось, укрепилось – Меттерних незыблемо стоял во главе Австрийской империи, но даже такой дальновидный политик не мог предвидеть, как события упорно двигались помимо него. В августе 1830 года началось восстание в Брюсселе, охватившее всю Бельгию. Бельгийцы выбрали конгресс, установили конституционную монархию, исключая лишь Оранскую династию ненавистных монархов. «Все власти исходят от народа» – и этот принцип народного всевластия охватил народные движения Греции, Италии, Румынии, Испании, Португалии.

А в 1848 году народные восстания вспыхивали чуть ли не в каждой европейской стране: сначала в январе в Италии, потом во Франции, Австрии – все восставшие требовали конституционного государственного строя, отставка Гизо и Меттерниха была запоздалой, во Франции палата депутатов упразднила монархию, сформировали Временное правительство, объявила Францию республикой, в Австрии император заявил о том, что в самое ближайшее время состоится заседание представительного собрания для выработки конституции, Австрия вскоре стала конституционной монархией с двумя палатами парламента.

Но Дмитрия Милютина больше всего интересовали события в Пруссии… В это время Дмитрий Алексеевич заканчивал работу над подготовкой к печати второго тома сочинения «Первые опыты военной статистики», как раз посвященного Пруссии. Если раньше эта книга предназначалась только как предмет специальный, интересный только для немногих, то теперь это сочинение приобретало «живой интерес для каждого, кто следит за событиями современными», – писал в предисловии автор.

О событиях в Пруссии подробно рассказал Отто фон Бисмарк (1815–1898) в своих воспоминаниях… 18 марта на улицы Берлина вышла толпа студентов, ремесленников и представителей либеральной буржуазии, столкнулась с войсками, в итоге 200 солдат и офицеров были убиты. Восставшие потребовали конституции, демократических свобод, отмены цензуры, напомнив об обещании короля Фридриха-Вильгельма Третьего, который в борьбе против Наполеона обещал дать прусскому народу конституцию после победы над французским императором. Но обещания не сдержал, об этом нынешнему королю Фридриху-Вильгельму Четвертому в начале 40-х буржуазные либералы напомнили как об обязательном исполнении обещания отца, но и нынешний король не посчитал нужным это обещание выполнять. И 19 марта Фридрих-Вильгельм Четвертый, оказавшись среди бунтующих студентов и ремесленников под черно-красно-золотым знаменем, символом буржуазной революции, заявил, что обещания отца своего он выполнит. В своем манифесте «К моим дорогим берлинцам» король обещал выполнить все их требования, просил разобрать все баррикады, обещая, что «все улицы и площади тотчас же будут очищены от войск и военная охрана останется только у некоторых зданий дворца, у цейхгауза и еще у некоторых помещений, да и то лишь на короткое время».

Из разговоров со своими крестьянами Бисмарк понял, что восстание поддерживают только горожане, а крестьяне стоят за короля. И выступил в поддержку короля, считая, что свой манифест он писал как человек несвободный, находясь в тисках восставших. Бисмарк поговорил с командующими войсками генерал-лейтенантом фон Притвицем и генералом фон Гедеманом о том, что нужно войти в Берлин и освободить короля или «хотя бы до некоторой степени открыть глаза населению на мутные источники берлинского движения», на польских эмиссаров, которые свободно действовали в Берлине, призывая к свержению королевской власти. В Берлине действовал предатель и двурушник князь Лихновский, который во дворце говорил одно, а на площадях совсем другое, призывая к сопротивлению, дескать, говорил он по-польски и по-немецки, наверху, мол, пали духом.

Во всех газетах, которые поступали в академию, торжественно заявляли, что отменили цензуру, каждый гражданин свободного государства может высказывать свое мнение, даже если оно противоречит в данный момент общественному. Но в конце концов в Пруссии возобладало королевское мнение, и парламент вскоре распустили, в Берлин снова вошли войска… Но обещанные свободы вошли в жизнь прусского общества, и не только прусского, но и европейского вообще.

Революционные страсти в Европе смутили русское правительство, насторожили общество и крестьянские массы. «Вверху все в смущении, – записал в своем дневнике Петр Валуев. – Наши псевдогосударственные мужи не знают, за что взяться. Сумасбродные распоряжения. Бутурлин, председатель «сверхштатного» цензурного комитета, наделенного особыми полномочиями, советует закрыть все университеты и гимназии. Власти не могут опомниться от изумления. Одни в страхе, другие в озлоблении готовы давить всех, кто смеет думать и не льстить. Внутренние якобинцы готовы перерезать немецких и польских помещиков» ( Дневникгр. Валуева. 1847–1860).

Два тома «Первых опытов военной статистики» Милютин презентовал начальству, членам императорской фамилии, императору, а в январе 1849 года книги были представлены в Академию наук на Демидовскую премию.

По-прежнему много сил Милютин прилагал как член Русского географического общества, был избран членом комиссии по пересмотру устава. Властвовал в обществе совет ученых, который никого не хотел допускать в свое общество, особенно молодых, вносящих «сумбур» вместо спокойных научных заседаний. 50 членов общества предложили внести изменения в устав, старые члены, преимущественно немцы, начали упорно обсуждать каждый пункт совместных предложений.

Тихая, спокойная жизнь вполне удовлетворяла Дмитрия Милютина, но почти все лето свирепствовала холера, отменены были лагерные сборы в военно-учебных заведениях в Петергофе, но каждый день из окон видели, как «следовали один за другим погребальные поезда на Смоленское кладбище». Все проносилось мимо Милютиных. И однажды приступ холеры почувствовала и Наталья Михайловна. «К счастью, твердость ее характера предупредила развитие болезни; не потеряв ни на минуту присутствия духа, она сама распорядилась немедленно принять надлежащие меры и к прибытию врача была уже вне опасности. Тем не менее я пережил в эту ночь несколько тяжелых часов», – вспоминал Милютин.

19 февраля 1848 года у Милютиных родилась дочь – Ольга, и вскоре возник вопрос о переселении на новую квартиру; домик, в котором они прожили три года, показался им слишком тесным, холодным.

Удобную и недорогую квартиру нашли на самой набережной Большой Невы, на углу 13-й линии, в доме Усова, рядом с Морским кадетским корпусом. Этажом ниже сняли квартиру и Карцовы. Александр Петрович Карцов (1817–1875) был давним другом братьев Милютиных, а Екатерина Николаевна, жена Карцова, быстро подружилась с Натальей Михайловной. «И я, с своей стороны, мог отводить душу в приятельской беседе с умным и прямодушным товарищем», – вспоминал Милютин.

В сентябре 1848 года скончался Александр Иванович Михайловский-Данилевский (1790–1848) – генерал-лейтенант, член Петербургской академии наук, в последние годы занимавшийся описанием войн, которые вел Александр Первый: с Францией в 1805–1807, 1812 годах, с Швецией в 1808–1809 годах. Но главной работой Михайловского-Данилевского была многотомная «Отечественная война в 1812 году» (СПб., 1839). В 1812 году он вступил в ополчение, вскоре стал адъютантом Кутузова, затем флигель-адъютантом Александра Первого, вел дневник боевых действий. Участник Русско-турецкой войны 1828–1829 годов, был командиром бригады, с 1835 года – председатель Военно-цензурного комитета, член Военного совета.

Дмитрий Милютин был знаком с трудами покойного генерала, знал, что они написаны в духе официальной идеологии. Решающей силой у Михайловского-Данилевского было дворянство, но и народные массы участвовали в этой войне, недаром война названа Отечественной, но чаще всего все военные действия, в том числе Кутузова и его отважных генералов, совершались по указанию императора. Так что Милютин знал сильные и слабые стороны военного историка. В последние годы он работал над описанием войны 1799 года, начатой императором Павлом, но успел сделать начисто только 13 коротеньких глав, которые автор должен был представить ко дню святого Николы зимнего, но не успел…

Военный министр князь Чернышев получил задание от императора подыскать замену, но начатую книгу необходимо было закончить. Министр вызвал директора канцелярии Военного министерства барона Павла Александровича Вревского (1809–1855) и попросил назвать способных кандидатов на эту почетную должность. Назвав несколько имен, барон Вревский выделил среди них имя Дмитрия Милютина.

При встрече с Милютиным Вревский высказал пожелание министра, чтобы Милютин взялся за это дело:

– У вас, Дмитрий Алексеевич, только что вышел двухтомник «Первые опыты военной статистики», одобренный начальством и представленный на Демидовскую премию, к тому же министр заметил, что у вас есть определенная склонность к писательству, вспомнил он и о вашей давней статье «Суворов как полководец», а ведь эта книга и есть продолжение ваших давних интересов, тем более генерал Михайловский уже многое собрал, со многими договорился о предоставлении нужных документов…

Дмитрий Алексеевич ничего не сказал на это предложение Вревского, но на следующий день, 29 сентября, отправил Вревскому письмо, в котором согласился на предложение заняться этой исторической работой, но при условии, что от одной из должностей он будет освобожден, а содержание не убавится. Вскоре министр вместе со своими помощниками решили оставить Милютина в качестве профессора Военной академии и дополнительно зачислить его помощником для особых поручений при Военном министерстве, сохранив ему прежнее содержание. А генерал Ростовцев, участвовавший при обсуждении этого вопроса, предложил Милютину остаться членом учебного комитета военно-учебных заведений. А на место Милютина в военно-учебных заведениях был назначен Александр Петрович Карцов, давний друг Милютина и сосед по дому.

2 ноября последовало высочайшее указание Д.А. Милютину «продолжать занятия покойного генерала Михайловского-Данилевского по описанию войн российской армии, докончить начатую историю войны императора Павла I против Французской республики и представить программу дальнейших военно-исторических работ». В предписании императора говорилось, что полковник Милютин должен забрать все материалы, собранные генералом, рукописи, дела, книги, карты, полученные из государственных библиотек и архивов, а также от частных лиц.

Как и предлагалось императорским постановлением, все материалы вскоре оказались в кабинете Милютина, а доступ в архивы был разрешен по указу министра Чернышева.

Граф Киселев, навестивший своих родственников, был поражен количеством тюков с документами:

– Вспоминаю, как несколько лет тому назад Николай Первый был в восторге от трудов Михайловского-Данилевского, называл прекраснейшим трудом, совершенно ожиданиям и намерениям его соответствующим, и выразил генералу искреннюю признательность и пожаловал его в кавалеры императорского и царского ордена Белого орла. «Книги Данилевского так меня занимают, – говорил Николай мне как-то при собеседовании, – что пойду теперь поцеловать жену и опять тотчас возвращусь к Данилевскому». Князь Волконский, бывший у императора, тоже рассказывал мне, что и ему император говорил, что император плакал, читая описание Кульмы. (Русская старина. Т. 102. IV–VI. С. 591).

– Сражение это прекрасно помню, – сказал Дмитрий Алексеевич. – Это было в августе 1813 года, когда в Чехии русско-прусско-австрийские войска под командованием генерала Барклая-де-Толли разгромили французский корпус генерала Вандама. Действительно, много поразительного в этой битве, можно и заплакать от переживаний. Но сумею ли я, ваше сиятельство, быть таким же талантливым, как генерал Михайловский. Вызвать слезы у императора – это не так-то просто…

– Слезы, конечно, – это не так просто, – сказал Киселев, – но вы ведь уже опытный писатель. Тут будет посложнее, но ведь смотрите, сколько документов ожидают вас, дорогой мой племянник, только работай…

Разбирая документы и приводя их в порядок, Милютин обратил внимание на рукописи в трех книгах графа Панина, служившего при императоре Павле в Берлине, но министр юстиции граф Виктор Никитич Панин (1801–1874), наследник графа, попросил вернуть эти рукописи. А князь Александр Аркадьевич Суворов (1804–1882), генерал-губернатор западных губерний, охотно согласился оставить рукописи для творческой работы.

А между тем революционные события все еще продолжались. Если в Австрии все закончилось благополучно, то в Венгрии только начиналось: в сентябре 1848 года был создан Комитет защиты родины во главе с Лайошем Кошутом(1802–1894), в октябре этот комитет стал правительством, вскоре была создана Декларация о независимости и о низложении Габсбургов. Верховным правителем и создателем венгерской армии был Лайош Кошут и его военные помощники.

Император Фердинанд со своими советниками обратились к Николаю Первому с просьбой оказать помощь в разгроме венгерской армии и возвращении прежнего положения. Николай Первый не любил венгров за их строптивый нрав, не позволявший полновластно хозяйничать на Дунае и держать под своим протекторатом Дунайские княжества. На том и согласились с австрийским правительством.

В марте 1849 года положение Австрии стало критическим и новый император Франц-Иосиф, племянник императора Фердинанда, отказавшегося от престола, обратился к Николаю Первому с просьбой послать большую армию в Венгрию для восстановления прежних позиций Австрийской империи. «Как должен был поступить царь? – ставил вопрос А. Дебидур в книге «Дипломатическая история Европы», вышедшей в Париже в 1891 году. – Ряд его советников держался того мнения, что не следует торопиться с помощью Францу-Иосифу. Они считали, что следует предоставить Австрии дойти до полного распада. Когда она будет доведена до полной беспомощности, Николай сможет без труда диктовать свою волю на Дунае и на всем Востоке. Но этот монарх предпочел следовать иным внушениям. Помощь, оказываемая польскими беженцами венграм, и сочувствие, проявляемое последними к Польше, где он опасался внезапного всеобщего восстания, раздражали царя до крайней степени. К тому же он, как единственный монарх, власть которого не была расшатана потрясениями 1848 г., считал своим долгом выступать в Европе в роли самого решительного поборника консервативных принципов и явиться мстителем за оскорбления, которым революция подвергла менее счастливых, чем он, монархов. Но главным образом он думал об осуществлении своих видов на Восток и, чтобы добиться этого, рассчитывал – и несколько наивно, надо сказать на благодарность Австрии, которую он собирался спасать. В это самое время Франция и, в особенности, Англия, не перестававшие со времени вторжения русских войск в Дунайские княжества поддерживать требования Порты, вынудили царя заключить с султаном Балта-Лиманский договор (подписан 1 мая), в силу которого царь обещал вывести свои войска из Молдавии и Валахии. Правда, это соглашение обеспечивало ему большие преимущества в указанных провинциях, но он все же видел в нем неудачу и унижение своей политики. Он вообразил, что сможет добиться легкого реванша благодаря покорности Франца-Иосифа, который не преминет, как он полагал, оказать ему в свою очередь добрые услуги хотя бы тем, что не будет препятствовать его действиям. Наконец, царь, не питавший никакой симпатии к германскому объединению, считал крайне важным, чтобы Австрия вновь стала сильной и была таким образом способна помешать Пруссии осуществить ее замыслы, касающиеся Германии. Руководясь этими мотивами, русский государь обещал неограниченное содействие венскому двору. С апреля сильная армия под начальством Паскевича была сосредоточена на северной границе Венгрии. В начале мая первые русские колонны вторглись в эту страну. Мадьяры не отказались от борьбы, но почувствовали, что дело их потеряно».

Дмитрий Милютин знал о том, что пришло высочайшее постановление: всех офицеров, только что окончивших курс Военной академии, без экзаменов, опираясь только на годовые аттестаты, отправить в действующую армию.

Через два месяца упорнейших боев фельдмаршал Иван Федорович Паскевич (1782–1856) писал Николаю Первому: «Венгрия у ног вашего величества».

Так и Австрия удержала свои имперские полномочия, победив не только Венгрию, но и итальянские королевства и княжества. «Так закончился великий революционный кризис 1848 г., – писал все тот же Дебидур еще в 1891 году. – В эпоху, до которой мы дошли, народы после стольких волнений, восстаний, надежд были повсюду побеждены; повсюду торжествовали монархи. Но их победа была скорее кажущейся, чем реальной. Пушки молчали, но перед дипломатией стояли еще грозные проблемы, решение которых могли дать лишь свобода или осуществление национального принципа».

Дмитрий Милютин в это лето уединился на даче, которая была расположена в глухом месте, в 20 верстах от Петербурга, на правом берегу Невы, как в настоящей деревне, окруженной «бесконечными лесами».

«Изредка, в праздничные дни, навещали нас в этом захолустье братья Николай и Владимир, с нашим другом детства И.П. Арапетовым. Также редки были и мои поездки в город. Погруженный в свою работу, роясь в массе собранных материалов, из которых делал выписки и заметки, чтобы вычерпать все, что могло выяснить разрабатываемую мною давно прошедшую эпоху, я совершенно отрешился на это время от современной действительности и даже не любопытствовал следить за происходившими в Венгрии военными действиями», – писал Милютин.

8 июля 1849 года Дмитрий Алексеевич получил от гофмаршала великой княгини Елены Павловны (в девичестве принцесса Вюртембергская Фредерика-Шарлотта-Мария, 1806–1873) приглашение посетить ее в Павловске 12 июля. В приглашении также говорилось, что великая княгиня прочитала книгу Милютина «Первые опыты военной статистики» и хотела бы сказать о ней свое мнение. Это было чуть ли первое приглашение к особе царской фамилии, случай был совершенно необычный, но великая княгиня давно слыла умной и приветливой, ее всегда интересовали молодые талантливые служители империи, ей было чуть больше сорока лет, она была в самом расцвете своей красоты. «Несмотря на природную мою застенчивость, с первых же ее слов почувствовал я себя легко и свободно. Она завела речь о моих трудах по военной статистике, причем высказалось несомненно, что великая княгиня дала себе труд прочитать книгу и обратила внимание на такие подробности, на которых едва ли останавливались многие даже из ученых специалистов. Беседа продолжалась более получаса, и я вышел от нее в полном восхищении», – вспоминал Милютин.

28 августа скончался в Варшаве великий князь Михаил Павлович (1798–1849), командовавший Гвардейским и Гренадерским корпусами и имевший множество почетных званий. Все его адъютанты стали флигель-адъютантами, в том числе и давний друг Милютина полковник Горемыкин.

Дмитрий Милютин много знал о великом князе Михаиле Павловиче, и хорошего и плохого. Знал о том, что совсем недавно пригласил он к себе журналиста и главного редактора «Отечественных записок» Краевского и сделал ему ряд суровых замечаний о свободолюбивом направлении журнала, а на прощание сказал, что вообще испытывает глубокое отвращение ко всем журналам и журналистам, но Краевского отпустил без всяких, чаще всего плачевных последствий.

А тоже совсем недавно был выпущен «Карманный словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка», выпущенный офицером, воспитателем кадетского корпуса Николаем Сергеевичем Кирилловым, который посвятил книгу великому князю Михаилу Павловичу, главному начальнику военно-учебных заведений, где служил и Дмитрий Алексеевич. Среди авторов словаря был и Михаил Васильевич Буташевич-Петрашевский (1821–1866), который вскоре был схвачен жандармами и осужден на вечную каторгу. Петрашевский, как автор словаря, объяснил такие понятия и фамилии, как социализм, социальный, Сен-Симон, Фурье, Луи Блан, Фейербах, рассказал подробнейшим образом, что такое конституция, принятая недавно Учредительным собранием Франции.

Об этом «Карманном словаре», естественно, донесли председателю Петербургского цензурного комитета и попечителю Петербургского учебного округа Михаилу Николаевичу Мусину-Пушкину (1795–1862) и министру народного просвещения Сергею Семеновичу Уварову (1786–1855), которые посчитали, что здесь много непозволительных и вредных мыслей, цензору Крылову объявили выговор, запретили продажу словаря, а те экземпляры, которые еще продаются, повелели изъять из продажи.

В 1849 году, когда арестовали Петрашевского и петрашевцев, вновь название «Карманного словаря» всплыло как убедительное доказательство революционной деятельности кружка, ратовавшего за отмену крепостного права и смену чудовищного государственного гнета в России.

Но вспомнил Милютин и добрые дела великого князя Михаила Павловича: он освободил одного из заключенных писателей из крепости и сослал его в какую-то губернию; под влиянием Якова Ростовцева он в корне изменился по своему характеру и склонностям… Так что сотни собравшихся проводить великого князя в последний путь вовсе не удивили Дмитрия Милютина.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю