Текст книги "Дорога богатырей (сборник)"

Автор книги: Виктор Сапарин

Соавторы: Александр Студитский,Сергей Болдырев,Юрий Долгушин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Гусев выпрямился, лицо его было красным, потным, губы прыгали – его душил смех.

– Что там? – дико поглядев на друга, спросил пилот.

Он сам заглянул в пробоину и увидел, как где‑то в конце корпуса ракеты в другую брешь пробивается свет и отражается в Полированных стенках светлыми кольцами.

Ракета была пуста. Там не было ни одного прибора из числа тех, что обычно до отказа забивали ее брюхо. Ни одного!

Наконец инженер пришел в себя настолько, что мог говорить.

– Митя, ведь это же другая ракета. Как ты мог забыть?

Буров быстро оглядел развалины. Несомненно, он бывал здесь и раньше. В самом деле, как он мог забыть? Это была та злополучная ракета, над которой он пролетал месяца четыре назад, не заметив в тени стены, а потом случайно обнаружил. Ну, конечно, он сам вытащил тогда все ее потроха – то, что осталось от приборов, основательно поврежденных при неудачном спуске. А корпус, помятый и поломанный во многих местах, должны были перевезти на полигон. Пока он все еще валялся под стеной.

Пилот выругался – прямо какое‑то наваждение, уже дважды он попадает сегодня впросак.

– Я же тебе говорил – не может быть, – заметил Гусев прежним веселым и безмятежным тоном.

– Почему не может быть? – обозлился Буров. – Ты говоришь так, точно заранее знаешь, что мы ее не найдем.

Инженер заявил, что за последнее время Буров придирается к нему и что это ему надоело. Затем они отправились к самолету.

Пилот был молчалив и упорно не желал отвечать на шутки друга. Хмуро включил он мотор и уселся поудобнее.

К ущелью они подлетали уже под вечер. Пилот мастерски посадил машину на поляну и не стал выключать мотор, пока девушка выбиралась из кабины.

Мешкать на поляне не приходилось: солнце было где‑то у горизонта, долина, окутанная холодной предвечерней тенью, потемнела, потеряла подробности, и только вершины скал ярко желтели на зеленоватом небе.

Подняв машину в воздух, пилот не стал делать прощального круга – пошел на выход из долины почти бреющим полетом.

Глава 3. ТАИНСТВЕННЫЕ ЛУЧИ

В горах Ольга должна была произвести лишь очень небольшую часть исследовательских работ, которые велись в институте космических лучей. Это была первая ее самостоятельная работа, и поэтому, пожалуй, только теперь, столкнувшись с трудностями, встающими на пути исследователей космических лучей, девушка начинала понимать, какой беспокойный путь избрала себе в жизни. Она вновь и вновь восстанавливала в памяти историю обнаружения и исследования загадочных лучей, представлявшую собой цепь неожиданностей, неудач, удивительных открытий, и чем больше она вспоминала различные истории, споры, ошибки ученых в этой области, тем упорнее хотелось ей итти этим же трудным путем, не отступая перед препятствиями. Космические лучи, эти элементарные частицы вещества, обладают такими необыкновенными свойствами, что раскрыть их тайну, это значит подняться еще на одну ступеньку в познании природы и, наверное, овладеть новыми ее силами.

Прежде всего эти частицы обладают чудовищными энергиями. Если бы даже небольшая часть солнечного излучения состояла из космических лучей, то, по расчету, она мгновенно превращала бы в пар самые тугоплавкие вещества. Эта энергия так велика, что ученые не в состоянии даже представить себе те источники, которые могли породить ее. А ведь уже несколько десятилетий ведутся исследования космических лучей.

Впервые об их существовании стали догадываться в начале двадцатого века.

В 1909 году один из физиков решил доказать, что в верхних слоях атмосферы нет ионизации, то есть электризации воздуха, возникающей, как он считал, под влиянием радиоактивных веществ, испускающих быстро летящие заряженные электричеством частицы. С риском для жизни ученый поднялся на воздушном шаре до четырех с половиной тысяч километров. И чем выше он поднимался, чем более отдалялся от земли и содержащихся в ее коре радиоактивных веществ… тем больше становилась ионизация воздуха. Это было так невероятно, что некоторые не верили сообщению физика.

Вверх полетели новые аэростаты с исследователями и приборами в своих гондолах. Все выше и выше в атмосферу проникали люди, и когда они. подошли к «потолку», – техника того времени ни в состоянии была помочь человеку преодолеть большую высоту, – вверх начали поднимать одни приборы, подвешенные к шарам–зондам. Они автоматически записывали свои показания или передавали их по радио.

В 1922 году такие приборы взлетели до рекордной для того времени высоты в пятнадцать с половиной тысяч метров и отметили, что ионизация воздуха на этой высоте намного больше, чем на уровне моря. Сомнений не оставалось – вверху действовали какие‑то неведомые силы, какие‑то «лучи», подобно радиоактивным излучениям земных веществ, электризовавшие воздух.

С каждым годом все больше и больше накапливалось различных новых фактов о свойствах космических лучей. И вот не так уж давно один из советских физиков обнаружил одну из самых удивительных особенностей лучей. Ученый помногу часов летал в самолете на значительной высоте с особыми толстослойными фотопластинками, обернутыми в черную бумагу. Свет не мог воздействовать на эти пластинки, но космические лучи, свободно проходя через бумагу, должны были пронизывать и фотопластинки. И вот оказалось, что. космические частицы обладают такими огромными энергиями, что, влетая в пластинки, «вдребезги» разрушают атомы – брома и серебра – веществ, из которых состоит эмульсия фотопластинок.

Из года в год упорно поднимались с приборами на одну из вершин Кавказа советские физики. И вот им удалось сделать новое крупнейшее открытие: их приборы зарегистрировали до того неведомые частицы с различными массами и электрическими зарядами, названные варитронами. Эти частицы совсем не были похожи на ранее известные, из которых, по мнению ученых, построены атомы всех веществ.

Но что же такое первичные космические лучи, то есть частицы, влетающие в пределы земной атмосферы из межзвездного пространства?

Как же все‑таки найти первичные «настоящие» космические лучи?

В институте, где работала Ольга, решалась как раз эта задача. Ольга входила в одну из групп молодых советских физиков, уже несколько лет разрабатывавших новые приборы для регистрации космических лучей, отличавшиеся необычайной чувствительностью и точностью. Она вошла в этот небольшой коллектив ученых совсем недавно, после завершения своего образования. Ее привлекали сюда и таинственность, окружавшая «лучи», и препятствия, которые надо было преодолевать на каждом шагу. Она представляла себе свою работу в виде цепи неожиданных приключений и удивительных открытий. Ведь охотники за космическими лучами поднимались в стратосферу, забирались под землю, погружали свои приборы в горные озера. Они умели «увидеть» с помощью приборов бесконечно малые части атомов – протоны, электроны и другие элементарные частицы. Все это казалось Ольге необычайным и привлекательным. Но когда она сама взялась за дело, то оказалось, что жизнь исследователей космических лучей наполнена многими, подчас удручающими человека, неудачами, кропотливой работой в лаборатории, сложными математическими вычислениями. Это была будничная жизнь тружеников науки, мало похожая на романтические представления Ольга о легкости научных приключений и блистательных открытий.

В действительности даже самое незначительное открытие, новые данные о лучах давались ценой тяжелого труда. Как все это было далеко от ее мечтаний!

И вот здесь в горах, когда она оказалась одна (ей поручили провести первую самостоятельную работу), девушка, пожалуй, впервые поняла, как тяжел тот путь, который она избрала себе в жизни.

Шар–пилот, казалось, исправно выполнил свое назначение – поднялся на очень большую высоту и опустился обратно. Но уже тогда, когда она читала записанные на ленте показания его приборов, передаваемые по радио автоматически действующим на шаре передатчиком, она поняла, что там происходит что‑то неладное. Все цифры были перепутаны, сигналы носили какой‑то сумбурный, хаотический характер.

Когда шар опустился с помощью миниатюрного радиолокатора и автопилота и был вскоре доставлен к месту старта и Ольга вскрыла приборы, опасения ее подтвердились: записи их показаний на лентах были также необъяснимо запутаны, и разобраться здесь не было никакой возможности. Механизмы некоторых приборов оказались испорченными, и Ольга предположила, что шар, видимо, на очень большой высоте попал в какие‑то необычайные условия, вызвавшие механические повреждения приборов.

Вслед за первым шаром полетел второй, но и здесь произошло почти то же самое. Эти две неудачи, следовавшие одна за другой, как‑то даже оглушили девушку. Долго готовиться в Москве, ехать за тысячи километров, и все это только для того, чтобы потерпеть полную и, казалось, необъяснимую неудачу. Такого исхода своей поездки Ольга никак не ожидала.

Нельзя сказать, чтобы в горах Ольга осталась без всякого дружеского участия. Она выбрала местом своих работ именно эту высокогорную обсерваторию потому, что здесь работал ее отец.

Когда ей предложили заняться самостоятельной работой в горах, Ольга сейчас же подумала о том, что надо поехать к отцу. Опытный астроном, он мог посоветовать Ольге как лучше всего провести эксперименты, и это намного облегчит выполнение задания.

Географически район был вполне подходящим. Да и старик, страдавший тяжелой болезнью, обрадуется встрече с ней.

Отец, директор обсерватории, и в самом деле сделал все необходимое, чтобы помочь Ольге. Он живо интересовался ее работами, старался вдохнуть в нее веру в успех дела, но как‑то так получилось, что после первого неудачного полета шара–зонда, отец оказался занят какими‑то наблюдениями на обсерватории. Они стали встречаться редко, и отец лишь изредка интересовался ее шарами.

Только после встречи с Гусевым, заручившись его согласием «пристроить» регистраторы космических лучей в ракете, Ольга почувствовала себя спокойнее. Пусть даже и эти будущие полеты приборов в ракетах не принесут желаемых результатов. По крайней мере удастся исключить те причины неудач, которые путали показания прибор(ов шаров: ведь ракеты менее подвержены внешним влияниям, они значительно прочнее, совершеннее шаров. Она знала, что ракеты уже использовались для изучения космических лучей, и это не дало каких‑либо исключительных результатов. Но ведь то были полеты ракет со старыми приборами; теперь же можно было поместить в летательный аппарат более совершенные регистраторы лучей. Так или иначе, она не будет сидеть здесь без дела и не поедет в Москву с пустыми руками.

Проводив самолет, девушка направилась к зданиям обсерватории, светлевшим среди темных плотных крон буков. Она не ощущала больше в душе тягостной пустоты, рожденной неверием в свои силы. Пусть ее постигла неудача, – она будет работать, работать… И когда‑нибудь придет успех… И уж, наверное, не век же ей ждать этого успеха. Надо сейчас же просмотреть запасный комплект аппаратуры, подготовить его к рейсу в ракете.

Ольга почти вбежала на террасу, стремительно распахнула застекленную дверь: где отец? Она должна рассказать ему о своих планах.

Девушка обежала все комнаты – никого! Вот лежит на пестрой кушетке развернутая книга – еще вчера отец читал ее, и она так и осталась А вот стакан в тяжелом серебряном подстаканнике с недопитым чаем. Отец поставил его на письменный стол и, прохаживаясь по кабинету, отпивал чай маленькими глотками, как он это любил делать. Стакан тоже не тронут, стоит посреди стола на кипе исписанных бумаг. Неужели отец не возвращался сюда из помещения обсерватории с тех пор, как вчера вечером отправился на наблюдение? Утром Ольга, огорченная своей неудачей, не поинтересовалась, где он, и вот двадцать с лишним часов он сидит около своих астрономических приборов. Ведь при таком режиме работы он не долго протянет.

Ольге было известно от докторов, что, отец тяжело болен, недуг его неизлечим, и все же она не могла примириться с этой мыслью. «Олюшка, не мешай мне трудиться», – отвечал ей отец, когда она пыталась говорить о лечении. Беспредельно увлеченный своим делом, он был вечно чем‑нибудь занят, и с ним совершенно невозможно было говорить о вещах, не относящихся прямо к его работе. Если кто‑нибудь так или иначе мешал ему, старик обычно мягкий, любивший посмеяться и пошутить, превращался в молчаливого, раздражительного человека со встрепанной седой шевелюрой и обмякшим желтым лицом,

И все же с того дня, когда Ольга неожиданно появилась на обсерватории, она не переставала убеждать отца на время, бросить работу. Только последние дни, занятая горькими переживаниями, девушка как‑то незаметно обособилась.

Теперь она принялась укорять себя в эгоизме; ей казалось,, что это она виновата в том, что отец ведет себя так безрассудно. С его здоровьем почти сутки не отдыхать – нет это уже слишком! Но, может быть, что‑нибудь случилось на обсерватории?

Девушка направилась к главному зданию; отец мог быть, только там.

В главном корпусе мало знакомому с помещением человеку можно было легко заблудиться среди различных помещений с аппаратурой. На обсерватории находились не только оптические приборы, но и новейшие радиоаппараты, для работы которых требовалась электроэнергия.

Обсерватория напоминала обширный институт с электростанциями, радиоаппаратными. Ольга переходила из комнаты в комнату, стараясь поскорее добраться до главного зала. Все здесь жило – горели лампы мощных ультракоротковолновых генераторов, почти беззвучно работали электромоторы и динамомашины, за пультами управления сидели техники. Это означало, что приборы главного зала были включены, в зале велись наблюдения.

Когда Ольга, приоткрыв две тяжелых двери, проникла в затемненный главный зал, она увидела сгорбленную фигуру отца около экрана мощного радиолокатора новой конструкции, получившего название радиотелескопа.

Старик сидел в кресле, навалившись грудью на стол перед круглым экраном, похожим на огромный иллюминатор. Экран излучал слабый синеватый свет, напоминающий свет ночного неба, и это еще более усиливало впечатление окна в пространство.

Склонившись над бумагами, освещенными лампочкой с глухим абажуром, старик что‑то вычислял. Его седые волосы были спутаны, лицо как‑то пожелтело и, казалось, припухло. Он мельком взглянул на девушку из‑под приспущенных морщинистых век и указал желтым карандашом на кресло рядом.

Кончив вычислять, он долго, нахмурившись, смотрел слезящимися от усталости глазами на лист бумаги, испещренный формулами.

– Это так необычайно, – неожиданно сказал он, поворачиваясь к дочери, – так необычайно, Олюшка, что я боюсь не ошибка ли…

Ольга молча смотрела в усталое старческое лицо. Только– сейчас она заметила, как странно напряжен взгляд отца, как нездорово блестят его глаза.

Он пришел сюда сутки назад с тем, чтобы при помощи радиотелескопа наблюдать за полетом ее шаров–пилотов. Но полеты давным давно окончились, а отец все еще сидит у своих приборов.

– Не ошибка ли? – повторил он, и вопросительно взглянул на Ольгу.

– Что, папа? – тихо спросила девушка.

Старик не ответил. Он снова углубился в свои записи, строго сведя редкие светлые волосики бровей.

Неожиданно, словно стряхнув оцепенение, он резким движением потянулся к пульту управления и повернул рычажок с надписью «выключено». Экран радиотелескопа сразу перестал быть похожим на иллюминатор – погас. Вспыхнули верхние лампы, мягко осветив большой круглый зал, заполненный тяжелыми, громоздкими астрономическими приборами.

Он подошел к дочери и взял ее за обе руки.

– Или твой отец – невероятный путаник, – тепло усмехаясь, сказал старик, – или действительно произошло необыкновенное…

Ольга, потянулась к отцу, поцеловала его в колючую небритую щеку:

– Скажи, что же это такое…

Он отрицательно покачал головой:

– Надо еще раз проверить, это выглядит слишком фантастично…

Он медленно провел узловатой морщинистой рукой по глазам, и Ольга вдруг поняла, как он устал.

– Ты не спал все это время? – с горечью спросила она, – зачем так изводить себя?

Старик сказал недовольным голосом;

– Идем, Олюшка, домой. Через шесть часов мне опять надо быть здесь…

Глава 4. ГДЕ ЖЕ, ВСЕ ТАКИ, РАКЕТА?

С утра до вечера Буров летал в поисках белого пятна парашюта и каждый раз возвращался на полигон усталый и злой – нигде в пустыне нельзя было обнаружить ни малейших следов исчезнувшей ракеты. Оставалось предположить, что ракета взорвалась в воздухе, либо у нее испортился механизм управления, и она упала где‑то очень далеко.

Подобные случаи бывали и в прошлом. Некоторые ракеты приходилось искать неделями. Они улетали на расстояния, не предусмотренные никакими расчетами. В чем тут было дело, так и оставалось неясным. Автоматическая аппаратура в изобилии наполнявшая корпус ракеты, не могла дать на это точного ответа. Правда, такие происшествия случались очень редко. Но когда аппарат выходил из повиновения, его можно было найти и за сто и за триста километров от полигона.

Гусев по-прежнему не обращал внимания на поиски ракеты. До пилота доходили слухи о том, что инженер подготавливает к полету новую ракету. Не было времени зайти в сборочные цехи и подробнее узнать, что там делается. Пилот считал своим долгом во что бы то ни стало разыскать ракету. Он не будет иметь покоя, пока не увидит парашют среди песков или окончательно не удостоверится, что ракета взорвалась.

К вечеру он так уставал от полетов, что сразу же укладывался спать. С рассветом он был уже около самолета, и торопил техников с заправкой или очередной технической проверкой машины. В эти минуты никому не было охоты перечить молчаливому, крепко сбитому пилоту, с загорелым лицом и ^выцветшими на солнце бровями. Техники бегом подкатывали бочки с бензином, так же бегом летели к ангару за каким‑либо инструментом.

– Мудрите, ребятки, – как то утром сдержанно заметил пилот, – выходит – ночи для вас было мало…

– Моментом, Дмитрий Васильевич, – торопливо сказал самый молодой из техников Вася Крайнов, – сейчас предоставим птичку в ваши руки…

Вася готов был выполнять для пилота самую трудную работу, он считал его большим авторитетом в авиационных и житейских делах. Слово Бурова было для Васи законом. Он слышал много историй, ходивших среди летного состава полигона, о боевых подвигах пилота во время Отечественной войны. Паренька подкупала простота боевого летчика, его способность быть на короткой ноге с людьми самых различных положений. Вася давно уже решил стать летчиком. Он упросил пилота учить его летному делу и за несколько месяцев успел сделать немало, заслужив похвалу Бурова.

Но в те минуты, когда самолет готовился к отправке, Вася был всего лишь младшим техником.

– Василий, – строго позвал Буров, – надо готовить самолет с вечера, понятно?

Вася, одетый в перемазанный комбинезон, оставил бочку, вытянулся, смущенно усмехнулся:

– Когда ж, Дмитрий Васильевич, готовить? Вы летаете в упор до темноты.

– Прожекторы себе заведите, Ночь‑то длинная.

– Есть, прожекторы завести, – с готовностью согласился Вася.

Наперекор неудачам, Буров решил использовать для полетов все светлое время от зари до зари.

…И в этот же день с заходом солнца, опустившись на аэродром, пилот узнал от Васи, что к ним в поселок приехала девушка «вот на таковских каблучках» – Вася отмерил на крыле самолета сантиметров двадцать перемазанными маслом пальцами. Из дальнейших расспросов пилот понял, что на полигоне появилась Ольга. Горькая обида вновь овладела им, – он мучается целыми днями, а его друг даже не поинтересуется результатами поисков. А теперь Алексею, пожалуй, совсем не будет дела до исчезнувшей ракеты.

Те несколько часов, которые Ольга провела в обществе Гусева в горах и на самолете, внесли в ее жизнь что‑то новое, Ей было хорошо и просто с этим спокойным человеком, который никогда не стремился говорить то, что должно было понравиться собеседнику.

И когда она собиралась ехать на полигон, она с радостью думала о встрече с инженером: что‑то в нем напоминало товарищей по институту. Ольге казалось, что ей будет легче на полигоне, даже если и там начнутся неудачи.

Всеми правдами и неправдами Ольга добилась от отца обещания не меньше восьми часов спать, во–время есть и, подготовив запасный комплект аппаратуры, уехала на полигон. "Через несколько часов езды в автомобиле, сначала по горной дороге, а затем пыльной выжженной степью, постепенно переходившей в песчаную пустыню, Ольга очутилась в поселке.

Молодые люди встретились как давно знакомые товарищи. Они зашагали нога в ногу по улице поселка и незаметно для себя пересекли весь его и оказались рядом с испытательным полем двигателей. Они шли по асфальтированной дороге, с боков которой трепетали и стелились по земле побелевшие на ветру, высушенные солнцем пыльные травинки. Молодые люди поднялись на едва заметный холмик, и когда по другую сторону открылась даль, Ольга, внезапно замолчав, остановилась.

Перед ними простиралась бурая равнина, на краю которой протянулись фиолетовые вечерние силуэты гор. Между горами и тем местом, где стояли они, определялся темный, казалось выгоревший, квадрат с крохотными коробочками одноэтажных домиков – ракетодром. Поодаль от домов возвышалась гладкая, отблескивающая на солнце странная стальная башня, оканчивающаяся необычно вытянутым, отточенным как острие иглы, конусом. Башня эта сама по себе казалась отсюда небольшой, она как бы терялась среди разбежавшейся до самых гор равнины. Но когда необычайное сооружение разглядывали в сравнении с коробками рядом стоявших домиков, оно словно росло па глазах. На вопрос Ольги Гусев сказал, что это ракета, поставленная на хвост вертикально вверх. Девушка никогда не видела ионосферных ракет Гусева и теперь была поражена размерами летательного аппарата – па всей вероятности, высота его достигала шести–семиэтажного дома.

Справа, значительно ближе к ним, неподалеку от застекленного здания, похожего на ангар, на высоких металлических козлах были укреплены какие‑то сигарообразные аппараты.

Ольга хотела спросить, что это такое, как вдруг клокочущая огненная струя вырвалась из одного такого аппарата. Вначале это был сравнительно короткий язык красноватого– пламени. Но вот он начал вытягиваться, сужаться, превратился в огневой вихрь. Клокотанье переросло в грохот, и этот звук повис над пустыней, поглощая все остальные шумы и голоса. Пламя, яростно хлестало, жадно вытягивалось, словно стремясь подобраться ближе к застекленному цеху.

– Испытания нового двигателя, – прокричал инженер в самое ухо Ольги.

Она стояла оглушенная, ошеломленная и не могла отвести взгляд от ревущего пламени. Так вот какой могучей и непокорной силой повелевал стоящий рядом с ней спокойный и сильный человек. И вдруг она подумала, что он еще не до конца властвует над этой силой; она уже слышала, что конструкцию ракет надо совершенствовать.

Когда пламя угасло, они пошли обратно в поселок. И теперь Ольга была молчалива. Она думала о том, сколько тревожных дней было и еще будет в жизни этого инженера – ведь он хочет сам летать в ракете, которую будет двигать та пламенная струя. И она была уверена, что рано или поздно он осуществит задуманное.

И когда Алексей, заметив ее задумчивость, также замолчал, а потом, как‑то вдруг прямо и открыто взглянув на нее, спросил, о чем она думает, девушка робко ответила:

– Не знаю, что вам сказать…

– А я знаю, – неожиданно объявил он.

И оба они рассмеялись и снова, горячо заговорив, пошли дальше. И тогда ей показалось, что впереди все будет хорошо.

Потом они несколько дней работали вместе над чертежами норой установки в ракете – с приборами для регистрации космических лучей, Ольга ежедневно стала появляться в цехах, следя за изготовлением необходимых приспособлений.

К вечеру, окончив все дела в конструкторской и в мастерских, они садились в машину и отправлялись в пустыню.

Прошло еще несколько дней в бесплодных поисках аппарата инженера Гусева.

Вначале Ольга находилась в состоянии радостного оживления. Ей казалось, что теперь ее работа будет выполнена без особых затруднений. Надо только дождаться полета ракеты с приборами.

Но чем дольше жила она на полигоне в ожидании опытов с ракетой, чем больше знакомилась с жизнью института, тем все чаще задумывалась над вопросом, необычайно волновавшим ее. Из разговоров с Гусевым, из услышанных ею в цехах споров она поняла, что здесь, в этом институте среди пустыни, поиски людей не менее напряженны, чем там, где работала она. В горах после первых неудач ей начало казаться, что избранная ею отрасль науки особенно сложна и запутана. Теперь же она начинала понимать, что и здесь, в пустыне, люди упорно бьются над разрешением тайн ракетных полетов и очень часто останавливаются перед какой‑нибудь загадкой. Одной из таких загадок было, например, исчезновение ракеты.

Однажды Гусев сказал ей, что идея использовать ракету для окончательного раскрытия тайны «настоящих», первичных, космических лучей, пожалуй, будет способствовать осуществлению давно задуманного им плана – лететь самому в ракете. Ведь решение проблемы космических лучей очень важно для науки, ради этого могут согласиться на риск полета человека в ракете, тем более, что по мнению его, Гусева, риск не так уж велик.

После этого разговора Ольга вдруг вспомнила картину работающих реактивных двигателей, увиденную в день ее прибытия на полигоне, и то чувство, которое тогда охватило ее. Через тяжелые испытания решил пройти Гусев. Откуда у него столько сил? Она вспомнила, каким ударом были для нее неудачи с шарами–зондами. Но ведь эти и дальнейшие ее работы никак не связаны с личным риском для нее. А здесь неизвестно куда исчезла ракета, и этот спокойный сильный человек все‑таки говорит, что самое заветное его желание лететь в ракете самому. Ольга убеждала себя, что она должна до конца разобраться во всем этом, понять те чувства, которые руководят инженером. Она, молодой, едва начинающий свой путь исследователь, должна все это понять, чтобы суметь так же как и он мужественно встречать неудачи, не падать духом в самые критические минуты. Она чувствовала, что сейчас столкнулась с самой жизнью, и хотела учиться у этой невыдуманной, неприкрашенной жизни, чтобы стать сильнее в борьбе.

И еще она чувствовала, что в надвигающихся событиях она не останется посторонним наблюдателем. Гусев сказал, что исследования космических лучей помогут ему добиться разрешения на полет в ракете. И ей становилось немного страшно от всего этого: столько здесь споров об этих полетах, столько разных мнений, и вот приехала она и помимо воли еще больше обострила события со своими космическими лучами. Может быть, и в самом деле идея Гусева слишком необдуманна, опасна!

Когда Ольга впервые услышала о планах Гусева, она восторженно приветствовала их. Осуществить то, о чем когда‑то мечтал Циолковский, совершить перелет, о котором говорил Чкалов, – это было дерзко и смело. Но теперь Ольгу охватила тревога: разве мало ему того, что ракеты забираются на огромную высоту и автоматически передают по радио обо всем, что там происходит? Минуют годы, техника продвинется вперед, – и тогда люди полетят вокруг земного шара на огромной высоте с невиданной скоростью. Но сейчас еще слишком рано…

Раздумывая так, она с душевным трепетом вспоминала о том, что вот одна из ракет исчезла, словно растворилась в воздухе, как бы превратилась в ничто, и люди даже не в состоянии объяснить, как это могло случиться.

И тогда стремление разобраться во всем происходящем и понять смысл событий, понять внутренний мир Гусева, заставило девушку подробно ознакомиться с конструкцией ракеты. Она с новым особенным интересом проводила многие часы в сборочных цехах, расспрашивая инженеров и техников о всех деталях устройства аппарата.

Ракета в собранном виде представляла собой необычайно вытянутую сигару с остро отточенным носом. Эта форма и подала мысль назвать ракету «Иглой». Правда «Игла» была необыкновенных размеров, длиною почти три десятка метров. С внешней стороны корпус «Иглы» был отполирован до зеркального блеска для того, чтобы уменьшить трение о воздух и нагревание аппарата.

Летательный аппарат был оборудован особыми устройствами, предохранявшими его от столкновения с метеоритами и защищавшими от возможного на больших высотах нежелательного воздействия космических лучей. В носовой части ракеты располагались приборы для изучения верхних слоев атмосферы. Здесь предполагалось установить новые регистраторы космических лучей, привезенные Ольгой. В этом же отсеке помещались приборы, автоматически управлявшие полетом ракеты.

Вслед за носовой камерой располагалось помещение, где должны были в будущем находиться пилоты «Иглы». Ольга особенно внимательно изучала чертежи этой части ракеты (очередной аппарат еще не был собран, и поэтому приходилось пока что ограничиться знакомством с чертежами). Это было значительных размеров помещение, где могли свободно разместиться два–три человека. В стенках отсека имелись иллюминаторы с жаростойкими толстыми стеклами. На небольшом пульте, вделанном в переборку, размещались сигнальные лампочки и кнопки, с помощью которых когда‑нибудь отважный пилот будет управлять этим скоростным кораблем.

Все остальные части корпуса занимал двигатель и запасы топлива. Гусев применил на своей ракете реактивный двигатель самой последней конструкции. От прежних типов он отличался не новым принципом действия, а тем, что в нем использовался особый вид топлива, вошедший в употребление совсем недавно. Во время сгорания этого топлива происходили особые сложные реакции. Таким образом это «топливо» значительно отличалось от обычных веществ, используемых при производстве атомной энергии в урановых котлах, – им легко было управлять.

Главным препятствием на пути Гусева была недостаточная изученность работы подобных новых реактивных двигателей. При испытании на земле все шло чрезвычайно гладко: последние конструкции двигателей работали безотказно. В полетах же иногда двигатель выходил из‑под власти автоматических приборов, управлявших его работой. Случалось, что двигатель вдруг «отказывался» прекратить работу или выключался.

Он пытался воспроизвести в лаборатории те условия, в какие попадал двигатель на больших высотах и при больших скоростях, но в данном случае, по всей вероятности, лаборатория не могла заменить жизни. И вот тогда‑то, убедившись в этом факте, Гусев решил, что если он хочет продвинуться вперед, он должен выйти из стен лаборатории в самую жизнь и изучить ее. Иными словами, он должен сам лететь в ракете и там в реальных условиях настоящего полета выяснить то, что не удавалось установить в лаборатории.