Текст книги "ЛОВУШКА для БЕШЕНОГО"

Автор книги: Виктор Доценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Сначала Константин связался с Андреем Ростовским: может, он на что‑то натолкнет его мысли, но едва Константин заговорил о скинхедах, Андрей тут же его оборвал:

– Костик, тебе что, нечем заняться? Это же самые настоящие уроды! И я просто уверен, что вся братва относится к ним отрицательно! Вся эта шелупонь мне до лампочки! И мое мнение, кому‑то эти бритоголовые понадобились для чего‑то гораздо более важного, чем просто разбивать головы черножопым и «чехам»! – Как всегда Ростовский не стеснялся в выражениях и был бескомпромиссен…

Немного поразмыслив, Константин позвонил знакомому майору–аналитику из Министерства внутренних дел. Майор была женщиной, причем весьма привлекательной. Милицейская дама имела мужа–ученого, вечно пропадавшего на международных конгрессах. В такие периоды дама откровенно скучала, и Константин нередко скрашивал ее одиночество, задерживаясь у нее иногда на несколько дней. Рокотов–младший в равной степени ценил как мощную сексуальную энергию милицейской дамы, так и ее кулинарные способности, которые она применяла при его появлении.

Дама–майор охотно согласилась предоставить Константину интересующие его материалы. При этом женщина кокетливо сообщила, что супруг укатил читать курс лекций в Принстонский университет и, следовательно, Рокотов–младший просто обязан скрасить одиночество красивой женщине.

Константин знал, что информация всегда что‑то стоит. А такая форма оплаты его вполне устраивала. К тому же он соскучился по хорошо приготовленной домашней пище.

Но то, что он узнал о скинхедах из официальных источников, его откровенно разочаровало. Более того, смутило своей неопределенностью. Складывалось впечатление, что мощная аналитическая система правоохранительных органов на этот раз сработала вхолостую. Министерские аналитики поработали по принципу, что называется, кто в лес, кто по дрова.

Редко кто писал об истинных причинах подросткового озверения по периметру Москвы. Большинство предпочитали бегло изложить точку зрения очередного газетного писаки, который наблюдал подростковую жизнь, максимум, из окна «Макдоналдса». Многим мерещились тайные нацистские ордена, вербующие самых отпетых скинов для проповедования идей нацизма среди подростков школьного возраста.

Подмосковная шпана всегда страдала манией организованности. Всегда надо было ей сбиться в кучу под каким‑нибудь предлогом. То это были некогда знаменитые любера, качки в широченных клетчатых штанах, собиравшиеся в «конторы». Любимым развлечением люберов были массовые поездки в Москву на рок–концерты или просто так, но всегда с одной целью: «начистить рыло» хипарям и прочим волосатикам, «чтоб, мать его, заставить родину любить».

Сегодня бывшие любера пооткрывали магазины и спортклубы, а их «конторы» приказали долго жить. Чего не скажешь о футбольных фанатах – самой живучей из группировок. Слово «фанат» – слишком красивое для обозначения примитивных футбольных хулиганов. Смысл жизни для них укладывался в нехитрую формулировку: «Бей красно–белых (красно–синих, ментов, и пр.)!»

Драка как средство досуга широко известна на Руси издавна, когда по престольным праздникам москвичи выходили на Болотниковскую набережную подраться «стенка на стенку». В те времена таким способом избавлялись от излишне накопившейся злости к окружающим людям или ситуации. Футбольные фанаты – лишь продолжатели старых традиций.

Другое дело – скинхеды. Skinheads – в буквальном переводе с английского «бритоголовые». Проще и не скажешь. Движение скинхедов зародилось в Англии, когда молодые люди вдруг поняли, что можно протестовать, просто удалив волосы с головы. Причем, если побрился один – это мало заметно для окружающих, разве что раздражает его родителей. Но если соберется толпа в двести—триста лысых бошек, тогда это действительно зрелище, от которого мороз по коже продирает.

Спросите любого на улице: «Кто такой скинхед?» Ответ один: расист и нацист. Константин сейчас понял, почему большинство ответят так, а не иначе. Да потому что вся информация идет от прессы и телевидения!

Скинхед – плоть от плоти и кровь от крови люмпенизированного рабочего класса. Он ненавидит буржуазию, тех, кто богаче, потому что в его незатейливом представлении эти люди – законченные подонки, наживающиеся на его труде. У скинов и музыка соответствующая. Носит название «Ой!», а поется в ее песнях о проблемах молодежи, о безработице, о власти. И прочем, о чем давно уже не поют отрастившие себе солидное брюхо постаревшие рокеры, которые так любят приезжать в нашу страну, где их по привычке еще помнят.

Когда в Англии зародилось это движение, то поначалу ничего нацистского в нем не наблюдалось. Много позже партия National Front (Национальный фронт) принялась вербовать в свои ряды самых отъявленных подонков из скин–движения. Тогда‑то и принялись скины искать причины своего незавидного положения в избытке черных и иммигрантов. Тогда‑то и возникли в доброй старой Англии группировки, подобные небезызвестнойBlood&Honour (Кровь и Честь), откровенно нацистской. Чего удивляться, что их там немедленно прозвалиboneheads (тупоголовые).

Изучая файлы, Константин набрел на странички в Интернете, принадлежавшие странным скинам, называвшим себя «Скинхеды против расовых предрассудков». Тут же рядом проповедовали свои идеи какие‑то «красные скины» и даже «красно–анархистские скины». Короче, сам черт голову сломит со всей этой лысой молодежной тусовкой!

Только и смог Константин узнать, что в Москве сегодня около двадцати мелких группировок скинов. Самые известные и шумные – «Кровь и честь» и «Объединенная бригада 88», да и в них всего‑то человек по тридцать. Вербуют в скины стихийно, без всякого видимого плана: на футбольных матчах, через знакомых, на концертах известной в скин–коммуне рок–группы «Коловрат», исполняющей то, что прямо называется «националистический рок». Их идеи – жуткая смесь национализма и германского фашизма.

Попытка прочитать программные документы этих группок привела Константина к твердому убеждению, что их авторы нуждаются в принудительном психиатрическом лечении.

White Power, «Власть белых» – так они обозначили свой главный лозунг. Просто и без затей. Бей черных, азиатов, латиносов, богатеньких, интеллигентов и просто тех, кто чисто одет. Одеяния самих скинов отличались крайней степенью функциональности. Их одежда говорит об одном: «К бою готов!» А почему? Да потому, что, дескать, не фига всем этим мигрантам строить свое счастье на моей земле! Потому‑то я и бедный, что они богатые!

Коротенькая курточка – «бомбер», сатиновая или кожаная, обязательно без воротника, чтобы в драке тебя за него не ухватили. Светлые джинсы, высоко закатанные, так чтобы можно было видеть высокие и тяжеленные, армейского стиля, ботинки–говнодавы на толстой подошве. В московских магазинах таких ботинок полно, и стоят они недешево – от ста долларов и выше, фирм «Гриндерс», «Доктор Мартенс», «Камелот». Константин с интересом узнал, что взрослые дяди–обувщики наваривают на скинах неплохие деньги, «обувая» всю эту лысоголовую братию в ботинки, которые смело можно без преувеличения приравнять к разновидности холодного оружия. Особенно если учесть, что обувь «усиливают»: вкручивают шурупы с массивными головками, ставят титановые накладки на носы ботинок.

От ударов в корпус спокойно ломались кости, а одного удара по голове таким вот говнодавом хватит, чтобы человек стал инвалидом «по дурке» на всю жизнь.

Константин откровенно поразился, как это в России, стране, победившей фашизм в самой большой мировой бойне, и вдруг появились самые откровенные нацисты? Ведь «88» – это цифры порядкового номера букв латинского алфавита. «НН» – это «Heil Hitler!», «Хайль Гитлер!»

Можно, конечно, сослаться на ужасающую бедность, отсутствие перспектив «пробиться по жизни», ненависть к более удачливым соотечественникам. И как противовес – ненависть ко всем приезжим из стран ближнего зарубежья и юга России: «хачам», «азерам», «дагам», «чехам»…

Скины просто вымещают на них недовольство своим положением? Ой ли! Рокотов–младший листал материалы суда над парочкой милиционеров, жестоко избивших какого‑то южанина. Один мент этак прямо и заявил на суде: «Чурки обнаглели, заполонили всю Москву, мы, честные менты, работаем, а нас же еще и сажают!»

Получается, что не в скинах дело. Тянется все гораздо дальше. И выше.

Почему они такие? Как мы вообще дошли до жизни такой? Почему вместо того, чтобы подраться на стадионе, парни делают себе татуировки в виде свастики и бродят по улицам в поисках… В поисках чего? Если это не понять, тогда не разобраться, зачем хороший мальчик Вадим Арсеньев влился в ряды идиотов? А не разобравшись с этим, не поймешь, что привело его на этот чертов рынок и почему так нелепо оборвалась его жизнь. И дело здесь не только в деньгах.

Константин Рокотов инстинктивно чувствовал, что приближается к разгадке тайны, которая гораздо больше, важнее и пострашнее, чем мелкие уличные разборки прыщавых подмосковных подростков и усатых арбузников из Азербайджана…

Самое тяжелое – визит в дом погибшего – Константин Рокотов отложил на конец дня.

Оленька избавила детектива от необходимости представляться Евдокии Семеновне и объяснять цель визита.

Ольга предупредила меня, что вы зайдете. – Евдокия Семеновна встретила гостя, по старомосковской привычке спрятав руки под фартуком. – Девять дней завтра будет, кое‑кто из родни соберется у меня. А мы с вами Вадика помянем сегодня, не дожидаясь.

Константин не стал отказывать женщине, потерявшей все, ради чего стоило жить.

Пригласив гостя на кухню, Евдокия Семеновна осторожно открыла разболтанную дверцу старенького холодильника, еще советских времен, и достала немудреную снедь. На столе появились грибки домашние, квашеная капуста, соленые огурцы и вареная колбаса. Водку Евдокия Семеновна достала из стенного шкафчика. Как и положено в ладной семье, водка была в графинчике с затейливым узором «под хрусталь» и высокой пробкой. Все недорого, по средствам, но достойно. Налили и, не чокаясь, выпили.

Константин с болью отметил, как задрожали руки пожилой женщины и как она торопливо налила вторую и выпила, не дожидаясь гостя. Константин понял, что если она будет так пить и впредь, то не так уж много времени пройдет, прежде чем на небесах состоится встреча сына и матери.

Я не стану отрывать вас от забот. – Рокотов–младший кивнул на большую эмалированную кастрюлю с булькавшим в ней будущим холодцом. – Можно мне посмотреть фотографии Вадима, какие есть?

Да, конечно же! – засуетилась Евдокия Семеновна. – Вы уж меня извините, сами понимаете…

Она исчезла из кухни и вернулась через пару минут, держа в руках толстый фотоальбом.

Не такой, какие штампуют сейчас, целиком из пластика, невесомый. Это было солидное изделие из картона, обтянутое синим плюшем. На обложке красовалась картина из далекого прошлого, вероятно, старая открытка: пионер с гордостью показывает отцу и матери модель аэроплана. Отец положил сыну руку на плечо и задумчиво смотрит вдаль, а мать с гордостью поглядывает на сына.

Константин переворачивал тяжелые страницы альбома, каждый лист которого был переложен папиросной бумагой, и слушал Евдокию Семеновну:

…вот Вадик в детском садике. Фотограф все никак не мог его усадить на игрушечного коня, Вадик убегал и прятался. Стеснительным очень рос… А это он в школе, на занятиях по труду. Моего Модеста Петровича пригласили к Вадику в школу провести показательные занятия по работе с деревом. Так Вадик едва не сбежал с занятий, снова чего‑то стеснялся. Может, того, что обзовут «папенькиным сынком» или еще как…

А самых последних фотографий у вас нет?

Нет, – с явным сожалением протянула Евдокия Семеновна и, всхлипнув, выдавила: – Даже на могилку, ка памятник, пришлось старую взять, вот эту, где он с отцом фотографировался у цирка на Цветном бульваре. Мой двоюродный брат возьмет ее, увеличит…

Скажите, а кого вы знаете из его друзей?

Никого не знаю, он ведь замкнутый очень стал, как мы переехали, значит, на новое жилье… – Евдокия Семеновна бросила странный взгляд на стены кухни. Этот взгляд не укрылся от внимания Константина. Он решил подробнее узнать о «переезде», но уже по своим каналам.

Вы разрешите мне посмотреть на вещи Вадима? – На Константина угнетающе действовала давящая атмосфера дома, из которого постепенно, по человеку, уходила жизнь. Он не хотел затягивать визит.

Смотрите… – пожала плечами Евдокия Семеновна, кивнув в сторону коридора.

Чувствовалось, что ей самой в тягость приход человека, который, как он ни старайся, все одно не вернет ей сына.

Выходя из кухни, Рокотов–младший слышал, как звякнула пробка графина. Евдокия Семеновна явно собиралась осушить графинчик в одиночестве.

Узнать комнату Вадима было просто – на двери висел огромный плакат с изображением отряда молодых бритоголовых людей, вскинувших руку в характерном приветствии. Присмотревшись, Константин увидел, что безволосые парни маршируют не по асфальту, как показалось сначала, а по телам людей с черной кожей. Надпись на английском объясняла все: «Убивай всех! Господь рассортирует!»

В комнате его внимание сразу привлекла сложенная на кровати камуфлированная одежонка. Рядом на полу стояли высокие кожаные ботинки. Все чистое, постиранное, словно ждало своего непутевого хозяина…

Рокотов–младший приподнял ботинки и покачал головой. Чистая пытка – в гражданской жизни таскать такую тяжесть на ногах каждый день.

«Или Вадим решил, что теперь для него каждый день – война?» – предположил Константин и постарался запомнить эту мысль.

Порывшись в карманах брюк и куртки Вадима, Константин ничего не нашел, кроме мятой пачки дешевых сигарет. Собирался уже сунуть сигареты обратно в карман, покрытой замытыми пятнами крови куртки–бомбера, но его внимание привлекли несколько линий, проведенных шариковой ручкой на пачке. Повертев пачку в руках, Константин с трудом разобрал несколько слов и понял, что перед ним некий план. Сопоставив сокращенные названия улиц и линии и поразмыслив, он пришел к выводу, что здесь изображена местность в окрестностях Черемушкинского рынка. Не было понятно только, что обозначал крестик, тщательно прорисованный в углу. Здесь был, насколько помнил Константин, пустырь, рядом – стройка.

Сунув пачку себе в карман, он бегло просмотрел ящики письменного стола. Учебники, тетради, исписанные аккуратным, даже несколько девчачьим почерком. Множество мелочей, не нужных взрослому человеку, но играющих значительную роль в жизни подростка: сломанные зажигалки, пустые коробки из‑под аудиокассет, разорванные мотоперчатки, блестящие металлические заклепки для одежды.

Констания уже было собирался уходить, но его внимание привлекла большая коробка из‑под обуви, стоявшая на платяном шкафу. Пришлось пару раз подпрыгнуть, прежде чем коробка оказалась в руках Константина. Он снял ее и высыпал содержимое на кровать. Мда–а-а! Чего здесь только нет. И сразу стало ясно, почему Вадим держал коробку на такой верхотуре.

Фотографии Адольфа Гитлера: на партийном съезде, в машине, среди мальцов в шортах и черных галстуках. И везде фюрер с вскинутой в приветствии рукой. А еще были значки со свастикой, флажки со свастикой, алюминиевые перстеньки со свастикой, нашивки со свастикой и еще бог знает что, но с неизменной свастикой. И еще брошюрка Эрнста Рема «Национал– социалистическая революция и штурмовые отряды».

И конечно же «Майн кампф» в мягкой обложке и с многочисленными закладками. Еще – стопка кассет с записью опер Вагнера, перетянутая бумажной лентой с надписью от руки: «Кольцо нибелунга». А в довершение всего – целая пачка журналов «Власть белых» на русском языке, красиво изданных, на глянцевой бумаге. Тут же нашлось несколько фотографий компании скинхедов, среди которых Рокотов–младший безошибочно признал Вадима.

Фотографии присоединились к сигаретной пачке в кармане его пиджака.

Да, не в детские игрушки ты принялся играть, Вадим Арсеньев. А игрушки эти тебе подарил кто‑то, кому понадобилось запудрить тебе мозги дурацким мифом о превосходстве одной расы над другой. Зачем тебе все это понадобилось?

Так размышлял Константин, покинув грустный дом и оставив в нем Евдокию Семеновну, одну–одинешеньку, горевать свое горе над графинчиком простой русской водки, в пустой и холодной квартире, ставшей вдруг такой огромной и чужой…

Глава 3
Костик напал на «Рейхстаг»

В поисках скинхедов Константин отправился сначала в штаб–квартиру «самой мощной национал–на– родной партии» в стране. Именно так рекомендовала себя означенная партия в своем печатном органе «За правду народную – на штурм!». Смущало, правда, что тираж газеты «самой мощной партии» выражался в скромной цифре 300 экземпляров. Само по себе это неплохо, и о многом говорит.

В помещении партии Рокотова–младшего встретила грустная девушка у телефона. Никого на месте из тех, «кто бы с вами поговорил», не оказалось. Правда, вскоре объявился некий шустрый субъект, да и тот, как оказалось, был изрядно выпивши. Что не помешало ему попытаться активно вербовать Константина в «мощные ряды национал–народников». Константин с трудом отделался от навязчивого типа, сославшись на то, что отдает все деньги жене и, следовательно, не в состоянии внести вступительный взнос. Партиец, потеряв надежду раздобыть денег на водку, моментально охладел к возможному кандидату в ряды «партии».

Посещение прочих ультраправых также ничего не дало. В одном политклубе он встретил пару скинов, но те категорически отказались говорить с Константином, заявив, что с «органами нам всегда западло трепаться», да и вообще «мы только листовки раздаем, вали отсюда, кекс!».

Хождение по местам молодежных гуляний также ничего не дало. При слове «скинхед» приличные мальчики и девочки либо испуганно разбегались, либо вертели пальцем у виска. Кто‑то предложил Константину отправиться на футбольный матч «Спартак» – «Динамо». Константин подумал и решил, что лучше еще пожить на этом свете, чем бродить по трибунам, набитым нетрезвыми болельщиками в поисках бритоголовых.

Оставался, правда, еще один вариант…

Татьяна Борисовна Прокшина, для «своих» – просто Танечка, приятно поразилась визиту Константина Рокотова.

Какие люди! И без охраны!

Здравствуй, Танечка, – сдержанно приветствовал Рокотов–младший давнюю знакомую.

Он имел полное право так ее называть. Он знал ее еще маленькой шустрой девчонкой, задолго до того, как она превратилась в товарища лейтенанта Т. Б. Прокшину и заняла кабинет в РУВД. На дверях висела солидная табличка «Инспекция по делам несовершеннолетних».

Константин хорошо знал ее отца, протрубившего участковым четыре десятка лет в одном районе. Ее папу знала вся страна. Еще бы, участковый в звании подполковника милиции! Неудивительно, что дочь такого героического папы пошла по его стопам, с отличием окончив школу милиции. По собственной инициативе она попросилась работать с подростками. Вероятно, потому, что и сама напоминала девчонку–переростка: высокая, немного угловатая, но с такой отчаянной решительностью в глазах, что перед ней пасовали даже самые отъявленные малолетние подонки района, уважительно называя ее по имени–отчеству.

За конфетки, конечно, спасибо. – Танечка неловко чмокнула Константина в щеку, словно клюнула. И тут же деланно нахмурилась: – Только ведь ты не дочку своего старого знакомого пришел проведать, не так ли?

Константин не умел врать порядочным девушкам.

Есть у меня одно интересное дело. Думаю, тебя тоже заинтересует…

С этим не ко мне! – со всей решительностью отрезала Танечка. – У меня тут скука: профилактика подростковой преступности, отчеты, то да се…

А еще – девчонки–проститутки, наркоманы, малолетние убийцы, подростки–грабители… Ерунда сплошная, одним словом, – подхватил Константин с ухмылкой и серьезно продолжил: – А вот что ты мне расскажешь об этом?

И он веером разложил на столе несколько фотографий: убитый, с почти отрезанной головой Вадим на рыночной площади, группы скинов на снимках из коробки, найденных в доме убитого…

Танечка закрыла глаза рукой и тихонько простонала:

Нет, только не это! И ты туда же, с этими скинами! Замучили вы меня все!

А в чем, собственно, проблема? – удивился Константин. – Ты у нас на переднем крае борьбы с малолетними преступниками. Ты, так сказать, спасаешь их юные неокрепшие души. Значит, должна знать про них все.

Хочешь узнать про скинов все – иди в редакцию любой демократической газеты! – сурово отрезала Танечка. В ее глазах мелькнул тот самый боевой огонек, хорошо знакомый Константину. – Они, журналисты эти фиговы, все знают лучше нас. Учат нас каждый день, как нам нашу работу делать.

Как же это получилось? А что насчет «если кто– то кое–где у нас порой…»?

Слушай! Если пришел шуточки шутить, так для этого есть время после службы. А сейчас я при исполнении. Выкладывай все напрямую.

Константин сообразил, что его могут запросто выставить вон и тогда, чтобы восстановить отношения, одними конфетами не отделаешься. И он поведал Танечке все, что успел узнать, занимаясь доверенным ему делом. Юная инспекторша выслушала молча, ни разу не перебив. Ее душевное волнение выдавала лишь привычка покусывать кончик карандаша молодыми крепкими зубками. К концу рассказа она успела отгрызть едва ли не половину карандашика.

У тебя все? – спокойно поинтересовалась Танечка, когда Константин замолчал.

Рокотов–младший кивнул.

А теперь слушай меня внимательно: все это ерунда на постном масле, чушь, дичь! Фантазии. Бред сумасшедшего. Не обижайся, я имею в виду не тебя, а тех журналюг, щелкоперов, кто понасочинял всю эту ахинею про тайную армию фашиствующих московских скинхедов. Ты ведь все это в газетах прочитал?

Константин пожал плечами.

Ага, значит, я права!

Но как же так? – Константин явно был растерян. – Есть же покойник, он – самый натуральный скин, в ботинках–костоломах, да и фотографий полно, где он с приятелями, таким же недоростками, с бритыми макушками…

Дураков в нашем городе хватает, – устало улыбнулась Танечка, – но ты когда‑нибудь слышал о том, чтобы дураки создали свою организацию? Так вот, скинхеды – миф, созданный средствами массовой информации.

Ну, так уж и миф? – усомнился Константин.

Я занимаюсь подростками каждый день, а ты – только если у тебя это по делу! Да, ходят такие ряженые: куртки, джинсы, ботинки–гриндера, болтают по– особенному… Всякому хочется казаться крутым в молодые‑то годы! А как это проще всего сделать? Напялить на себя одежонку покруче, потому что в мозгах пока только ветер гуляет.

А организация? Ну, там, съезды, слеты…

Не смеши меня! – Таня отмахнулась от Константина, словно от назойливой мухи. – Помнишь, газеты шумиху подняли, что скины отметят 20 апреля, день рождения Адольфа Гитлера, массовыми погромами негров и кавказцев? Нам тогда директиву спустили из ГУВД – внедрить своих людей в ряды скинхедов. Как было сказано, «в порядке комплексных предупредительных мероприятий по недопущению экстремистских вылазок». Вот уж посмеялись мы! Да им же всем, этим скинам – по пятнадцать–шестнадцать лет! Семнадцать стукнет – и он выбывает из рядов бритоголовых, потому что надоело бритой башкой пугать старушек у подъезда, да и деньги надо на жизнь зарабатывать. Какая там организация… – отмахнулась Татьяна.

А что же есть?

А есть просто выпендреж, молодежная мода. Хоть и рискованные, но только песенки, значки и прочая ахинея. Всерьез этим мало кто из молодых занимается. Единицы. Как только где‑то покалечат кавказца, так сразу приписывают скинхедам. А на поверку – хулиганка, грабеж, или свои же подняли на ножи соотечественника за долги, а тот все свалил на скинхедов. – Татьяна явно завелась. – Ты мне скажи, ты сам когда‑нибудь видел живого скинхеда на улице, а не в газете? То‑то!

А что с тем гитлеровским юбилеем?

Татьяна оживилась. Полезла в ящик стола, достала пачку газетных вырезок, сколотых вместе. Константин бегло просмотрел. В глаза бросились крупные заголовки: «Вылазки бритоголовых», «Послы африканских стран обратились с жалобой в МИД на бесчинства орд скинхедов», «Требуем показательного суда над русскими нацистами», «Добро пожаловать, товарищ Гитлер!» и прочее в том же истеричном духе…

Ты понимаешь, Костик… – Татьяна обращалась к Константину на «ты» по праву дочери хорошего знакомого. – В таком гигантском городе, как наш, – масса проблем. А уж тем более – межэтнических. Фашистов надо искать, где повыше. А у нас здесь – спальный район, новостройки, огромные дома, толпы народа, которым вечером податься некуда: в клубы – дорого, а стадионы все под вещевые рынки заняты. Кто виноват?

Это ты лучше мне сама расскажи.

По мнению улицы – те, у кого денег больше.

Если у кого‑то денег больше, то потому, что он их у тебя каким‑то способом отнял. Как восстановить справедливость? Подойти, набить морду «националу» и так снять стресс. Денег не прибавится, но удовольствие будет.

Сомнительное удовольствие…

Какое уж есть. За прочие удовольствия в нашем городе надо платить. И, кстати, большинство этих дорогих удовольствий: музыкальные клубы, кегельбаны, спортзалы – все подряд принадлежит приезжим. Выйди на улицу, останови любого подростка славянской внешности и спроси: «Кто виноват, что ты беден?» И тот тебе без промедления выложит: «Хачи да азеры». Такова уличная реакция на бедность, на безысходность, на отсутствие перспектив в жизни.

А как же с ним? – Константин кивнул на фото убитого Вадима.

Татьяна нахмурилась.

Здесь действительно что‑то странное. Раньше этих ребят никто не организовывал. Сами они этим заниматься не станут – лень, да и опасаются срок получить серьезный. Не тебе напоминать, что это за статья – «организация массовых беспорядков». Ого–го, сколько судья присудит, будь тебе хоть четырнадцать лет! Какой смысл из‑за разбитого носа у негра студента париться на зоне лучшие годы своей жизни? Нет, здесь постарались люди постарше…

Девушка–инспектор задумчиво покусывала карандашик.

Я тебе вот что посоветую. – Она взяла фото, где Вадим находился в компании таких же, как и он, бритоголовых. – Видишь здание на заднем плане? Это бывший Дом культуры чулочно–носочного комбината в Измайлово. Я это место хорошо знаю, потому что проходила практику в том районе. Там вокруг постоянно тусуются подростки. Попытайся найти с ними общий язык. У тебя это получится, ты парень свойский.

Напутствуемый таким комплиментом, Константин отправился разыскивать обитель измайловских скинов.

Ему требовалось поближе подобраться к скинам, после чего вернуться домой живым и здоровым.

Раз они подростки, то наверняка кто‑то еще доучивается в школе, прежде чем окончательно поселиться на улице или начать жить «как все». Следовательно, надо найти школу поближе к этому чулочно–носочному ДК, пристроиться рядом и выжидать.

Константин заскочил домой, оделся попроще, снял с руки золотые часы, смыл запах дорогого одеколона и натянул на плечи потертую кожаную куртку.

Школу он нашел довольно быстро – старое, изрядно обветшавшее пятиэтажное здание из красного кирпича, с круглыми барельефами русских писателей XIX века на фронтоне. Напротив, через дорогу, находилось крохотное кафе на четыре столика. Константин занял место у окна, заказал чай с бутербродами и принялся ждать окончания пятого урока. Если скины здесь и водятся, то они явно из старших классов и едва ли задержатся в школе после окончания занятий.

Дальнейшие события полностью подтвердили правоту Рокотова–младшего. Мощный школьный звонок был слышен даже через дорогу. Топот сотен детских ног по школьному паркету перебивал грохот уличного движения. Большие металлические двери храма знаний распахнулись, выпустив на волю орущую толпу подростков. Тут же на улице они мгновенно разделились. Небольшая стайка прилично одетых девочек и мальчиков степенно побрела в сторону автостоянки, где их уже ждали несколько шикарных автомашин с предупредительно распахнутыми дверями и замершими рядом водителями.

Все прочие помчались сломя голову через дорогу, не обращая внимания на движущиеся автомобили. Водители высовывались из окон и громко матерились, что, впрочем, никак не действовало на бегущих подростков.

Ни одного обладателя бритой макушки пока не было видно. Константин уже было решил двигаться в сторону другой школы, но тут увидел «его». По тротуару брел, еще точнее, «тащил» ноги, мрачный и тощий скин, в грязных джинсах, обязательных высоченных ботинках «на двадцать дырок» и со спущенными подтяжками, непонятно зачем свисающими из‑под куртки. За спиной болтался рваненький рюкзачок. Скин брел в гордом одиночестве. То ли он так показывал презрение к окружающим, то ли окружающим было наплевать на него.

Константин узнал в нем одного из тех, кто был изображен на фото с Вадимом. Детектив решил попробовать действовать наобум. К чему обманывать детей?

– Молодой человек, можно вас попросить задержаться на минуточку? – Константин на всякий случай решил вести себя вежливо.

Скин остановился, окинул неизвестного «дядю» недобрым взглядом, оскалился щербатым ртом и произнес:

А не пошел бы ты, пидор гнойный, знаешь куда…

И Константин тут же получил подробный адрес, куда он должен пойти. При этом скин виртуозно сплюнул на мостовую.

Туда я еще успею, – беззаботно произнес Константин, полез в карман и достал удостоверение частного сыщика. – Смотрите сюда, юноша.

Вероятно, скин уважал детективную литературу. Он внимательно осмотрел наряд Рокотова–младшего, почесал идеально выбритую макушку и решил, что ничто не мешает ему вступить в диалог.

Ну, чё те надо, Шерлок Холмс?

Константин улыбнулся. Типичный московский говорок плохо гармонировал с диковатой внешностью скинхеда. Сыщик решил действовать напрямую. Он извлек из кармана фотографию мертвого Вадима.

– Узнаешь?

Парня словно ткнули в бок вилкой. Он аж отпрыгнул при виде фото своего сверстника с отрезанной головой. Но тут же пришел в себя и криво усмехнулся.

Ну, было дело. Видел по телеку…

А вот это видел?

И в руках Рокотова–младшего оказалось коллективное фото команды скинов. Бритоголовый аж подавился.

У тебя это откуда, дядя? Не ты ли моего друга пришил? Да я щас свистну…

Решительности и бесстрашию парня можно только позавидовать. На всякий случай Константин счел нужным поторопить события. Хорошо бы успеть до того, как его повалят на землю и десяток скинов примутся крушить ему ребра металлическими носами говнодавов.

Меня наняла его девушка, Ольга. Я должен расследовать причины смерти, докопаться до сути: кто, зачем…

Ну, копайся, на то ты и коп, – с деланным равнодушием отреагировал скин. – Чё те от меня надо? Чё при…ся?