Текст книги "Санитар каменных джунглей"

Автор книги: Виктор Меньшов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Это мои могилы! – ревел Капранов так, что даже у меня поджилки тряслись, что уж говорить про бедных мужиков, занимавшихся повторным погребением. – Это мои покойники! Это моё кладбище! – продолжал запугивать Капранов, выходя из кустов и надвигаясь на парней в кожанках, которые явно растерялись и не знали на что решиться.

А подполковник, воспользовавшись их полным замешательством и явным испугом, подошёл к ним вплотную и тут же выхватил два пистолета:

– Стоять! Оружие на землю!

И не дожидаясь исполнения команды, дважды выстрелил вниз, по ногам. Двое бандитов упали с криками на землю, роняя пистолеты и хватаясь за простреленные ноги, а двое других бросили оружие сами, поняв, что воспользоваться этим оружием без вреда для собственного здоровья им не дадут.

Остальные мужики ломанулись было через кусты, но навстречу им оттуда выскочил я, размахивая в воздухе пистолетом и крича дурным голосом:

– Все назад! Стоять на месте, стреляю без предупреждения! Всем лечь на землю!

Мужики растерянно затоптались, не зная какую из моих сумбурных команд выполнять и что от них требуют: стоять или лежать. Я оглянулся на Капранова, ожидая подсказки, но он был целиком поглощён четвёркой в кожанках.

В это момент двое мужиков, решив воспользоваться моим замешательством, бросились было в кусты, но я выстрелил в их сторону, один из них завизжал, завертелся волчком и упал, хватаясь за пятку, второй тут же рухнул рядом, не ожидая повторных выстрелов, остальные мужики тоже улеглись на землю, не ожидая дополнительной команды.

– Артур, подойди, обыщи этих молодчиков и собери оружие, – велел мне Капранов.

Я засунул свой пистолет в карман куртки и стал отбрасывать пистолеты бандитов к подполковнику, который подбирал их, стараясь не спускать глаз с лежащих бандитов.

Я уже отбросил пистолеты у двух, оставался третий, лежавший, держась за ногу, чуть в стороне. Я посмотрел вокруг него, пистолета не было видно.

– Где оружие? – спросил я его.

Ответа не было. Он лежал, неловко свернувшись, руками прижимая рану на ноге, и не подавал никаких признаков жизни, я осторожно толкнул его в бок, он завалился на спину, раскинув руки. Я испуганно наклонился над ним.

– Отойди от него! – закричал за моей спиной Капранов, пытаясь предупредить меня, но было поздно.

Бандит проворно выхватил из-под себя пистолет, схватив меня, развернул к себе и вскочил, держа меня перед собой и прижимая пистолет к моей голове.

Я слабо попробовал дёрнуться, но рука, сжимавшая мою шею, обхватив её под подбородком, была просто железной. Я покорно вздохнул и смирился.

– Отпусти его! – приказал Капранов.

– Как бы не так, мент поганый! – заорал у меня над ухом бандит. Брось, гад, волыну, пока я твоему очкарику сквозняк в голове не сделал!

– Да брось ты, не усугубляй. Кладбище окружено, куда ты денешься? Отпусти парня, тебе же хуже будет.

– Ты, мент, брось ствол, а там посмотрим кому хуже будет, – брызгал мне слюной в ухо бандит.

– Хорошо, ты отпусти его, а я положу пистолет, обещаю. Слово офицера даю.

– Да пошёл ты! Бросай немедленно оружие, мент поганый! – и державший меня протянул руку с пистолетом, направив его на Капранова.

Я осторожно нашарил правой рукой в кармане куртки пистолет и потихоньку вытащил его. Если бы Капранов знал, что я засунул в карман пистолет, в горячке позабыв поставить его на предохранитель, он бы мне голову оторвал, но на этот раз моя нервная забывчивость помогла нам.

Буквально по миллиметру, затаив дыхание, заводил я руку за спину, выворачивая кисть руки с пистолетом, стараясь не задеть стоящего сзади.

– Брось пистолет, говорю! – заорал опять бандит. – Брось, или я стреляю!

Он отвёл на секунду пистолет от Капранова, намереваясь, вероятно, приставить опять мне его к голове, но именно в этот момент я нажал на курок. Я даже не видел куда стреляю и боялся этого больше всего. Грохнул выстрел. Капранов, не поняв кто стрелял, вскинулся, поводя стволом пистолета, а бандит, постояв секунду, опустил руку, прижимавшую моё горло, и она скользнула мне по плечу, словно он меня погладил. За спиной моей раздался вздох и он рухнул, не издав больше ни звука.

Он лежал, а я так и остался стоять с пистолетом, который так и держал в руке за спиной, опасаясь повернуться, ожидая выстрела в упор.

– Артур, быстро подойди ко мне! – громко скомандовал подполковник, тем самым выведя меня из транса.

Я вздрогнул, очнулся и сделал несколько неуверенных шагов в его сторону, опустив руку с пистолетом вниз и косясь перепугано на упавшего бандита. Он лежал на спине, широко раскинув руки в стороны.

– Ещё есть желающие?! – гаркнул подполковник.

Оставшиеся на поляне как-то съёжились, сникли, уменьшились в размерах. На их лицах появились усталость, безразличие, страх и обречённость.

А возле кладбищенской ограды уже взвыли милицейские сирены, и территорию осветили мощные прожектора, установленные на спецмашинах. В кустах замигали фонарики, всё относительно свободное пространство заполнилось людьми с автоматами, в камуфляже и в масках. Бандитов и работников автобазы и кладбища поднимали с земли, обыскивали, надевали на них наручники и после краткого опроса отводили к машинам.

Капранов давал какие-то пояснения, его тормошили со всех сторон, появились люди в белых халатах, защёлкали вспышки фотоаппаратов возле убитого и возле раненых, стали собирать гильзы, у нас с подполковником взяли пистолеты, как пояснил мне сам Капранов, для баллистической экспертизы.

Нас с подполковником попросили пройти к машинам, мы вышли с кладбища, где возле ограды в свете прожекторов стояла большая группа, уже разделённая на две части, бандитов отвели в сторону. Раненым оказывали помощь, картинка была та ещё, даже видавшие виды бойцы фыркали, проходя мимо жавшихся мужиков, оставшихся без штанов. После краткого опроса и консультаций с Капрановым их стали загружать в машины и отвозить.

Меня пытались о чём-то спрашивать, я отвечал совершенно невпопад, ничего не понимая, ничего не слыша. Я сегодня ночью одного человека убил, а второго ранил. Я пролил кровь. Никогда в жизни не мог даже представить себе, что сделаю это. При этом в меня даже не стреляли. Раненый мною был вообще без оружия, а бандит не сделал ни одного выстрела. Может быть, он просто пытался запугать нас с подполковником?

Мне сейчас было намного страшнее, чем в тот момент, когда я стоял, чувствуя ствол пистолета затылком...

Глава шестнадцатая

В эту ночь, когда уже всё осталось позади, я впал в транс, на моё счастье приехал Михайлов, и меня прекратили допрашивать, передав врачу, который померил мне давление, что-то спросил, потом мне сделали два укола, и Капранов отвёз меня домой на откуда-то появившихся наших «Жигулях».

Дома он заставил меня выпить стакан водки, потом загнал в ванную под горячий душ, после которого влил в меня ещё один стакан водки и уложил спать, запретив разговаривать, сказав только что я всё сделал правильно и спас и свою и его, Капранова, жизни.

Я, не привыкший к таким возлияниям, к тому же жутко перенервничавший, расслабился, по телу разливалось приятное тепло, меня окружал покой и чистота постели, голова кружилась, ни о чём не хотелось думать, и я уснул.

А проснулся от шума голосов в комнате Капранова. Я огляделся, окна в моей комнате были занавешены, встал с дивана и прошлёпал к окну. Открыв шторы, увидел, что на улице сияет день. На часах было шестнадцать часов. Я стал торопливо одеваться, стыдясь того, что так бессовестно проспал всё, что можно было проспать. Торопливо одевшись, я умылся и когда вышел из ванной, увидел в коридоре, возле дверей комнаты Капранова, его самого, а рядом с ним Михайлова и Лебедева.

Понимая, как они сейчас заняты, я очень удивился их визиту.

– Ну что, герой? – сделал шаг мне навстречу полковник Михайлов, приехавший сегодня в военной форме, что случалось с ним крайне редко. – Мы поздравляем тебя с первым, по-настоящему боевым, крещением. Михаил Андреевич всё нам подробно рассказал, ты действовал достойно, как настоящий профессионал. Поздравляю тебя, Артур.

Он крепко пожал мне руку, а я стоял, не зная что и как ответить, совершенно растерянный, растроганный и ошеломлённый происходящим.

– Спасибо, Константин Валентинович, – смущённо поблагодарил я. Только вот...

– Никаких только, – перебил Лебедев. – Я знаю, что ты хочешь сказать, и очень тебя понимаю. И это хорошо, что ты переживаешь. Но ты правильно поступил. На все сто правильно. Ты защищал свою жизнь и жизнь своего старшего товарища.

– Понимаешь, Артур, – добавил Капранов, – если вооружённый бандит пройдёт мимо того, кто его мог остановить, но по каким-то причинам не остановил, следующим на его пути скорее всего окажется человек, который не сможет этого сделать. Я лично считаю, что если бы все кто могли остановить, решались на это – бандиты не были бы в таком разгуле.

– Остановить можно тоже по-разному, – уныло возразил я. – Не обязательно же пулей.

– Иногда – обязательно, – отрезал Капранов.

– Мы, кстати, машину вашу нашли, а "ауди", которую ты взял во временное пользование, вернули законным владельцам. Особых возмущений с их стороны не было, мы как могли объяснили необходимость совершённого, и они согласились забрать заявление об угоне автомобиля. Так что можешь спать спокойно, – успокоил меня Михайлов.

– Спасибо, Константин Валентинович, – поблагодарил я его ещё раз. – И вам спасибо, Андрей Макарович, вы все меня очень поддержали.

– Ты молодец, Артур, – похлопал меня по плечу Михаил Александрович. Ты всё сделал так, как должен был сделать. И я очень хочу, чтобы ты это осознал. Ты защищался и защищал. Защитникам Отечества даётся такое право.

– Я же не Отечество защищал, – засмущался я от таких неожиданно высоких слов.

– Вот тут ты, пожалуй, не прав, мой юный друг, – пробасил Капранов. Отечество только тогда Отечество, а не вотчина, и не садовый участок, когда каждый его гражданин знает, что он является его единой частью. И что защищая Отечество, он защищает себя и своих близких. А теперь пойдём пить кофе, а то, наверное, после вчерашнего голова болит?

Голова у меня, как ни странно, не болела, но кофе пить я отправился с удовольствием, тем более в такой замечательной компании.

Правда, Михайлов и Лебедев очень торопились, но всё же и посидели за столом, и кое-что успели рассказать. По крайней мере то, что было уже известно на этот час. А известно стало довольно много интересного и с каждым часом всё добавлялось. Полным ходом шли комплексные проверки на автобазе и в отделении милиции, которое возглавлял Павлов.

На автобазе на втором складе, который находился на той же территории, были обнаружены несколько угнанных иномарок, перекрашенные и с перебитыми номерами. Кроме этого было обнаружено много запчастей для автомобилей, без каких-либо документов, но самое главное – в несколько колёс, находившихся там же, было вмонтировано почти что три десятка пакетов с героином.

Можно было предположить, что автобаза являлась перевалочным пунктом. Но и это было ещё далеко не всё. В тщательно замаскированном погребе, большом и бетонном, был обнаружен самый настоящий склад оружия и боеприпасов.

Арестованные вчера ночью на кладбище работники автобазы начали сразу же давать показания, понимая, во что влипли, и по ним уже было ясно, что директор автобазы был в тесном контакте с несколькими крупными бандитскими группировками, которым продавал оружие и боеприпасы и служил вроде как посредником в транспортировке наркотиков, переоснащению, перекраске и продаже или перегонке краденных автомобилей.

При этом он не гнушался ничем: подкупив работников нескольких московских кладбищ, устраивал для бандитов тайные захоронения. Если надо было спрятать с концами несколько трупов, то охотно брался помочь в этом. Трупы отвозили ночью на кладбища, где были подкуплены свои люди, и закапывали трупы в старые могилы, поверх захоронений.

Судя по всему, это было ещё далеко не всё. Тем более что множество свидетельств указывало на то, что Резник активно и тесно сотрудничал с начальником отделения милиции Павловым. Более того, на преступные группировки его вывел именно Павлов. До знакомства с ним на автобазе процветала обычная, к сожалению, торговля ворованными запчастями, неучтённым бензином, всем тем, что осталось Резнику по наследству от бывшего директора, который к нему весьма благоволил.

В отделении милиции несколько чинов уже были арестованы, в остальном шла тщательная проверка.

Что касается Санитара, то он обрубил последние концы, те ниточки, которые, казалось, мы держали в руках, оборвались буквально в один день. И это несмотря на тщательное наружное наблюдение.

Но его, кажется, впервые засекли визуально. Обе группы наблюдения, и возле дома Резника, и возле дома Павлова, заметили человека в синем комбинезоне, невысокого, в очках и с седыми длинными волосами на загривке, в джинсовой кепке с большим козырьком. Оба раза он заходил в другие подъезды, и проходил к квартирам своих жертв через чердак, почему его и пропустили наблюдатели, а за квартирой Горелова наблюдение не было установлено вообще, поскольку про него не было сведений, что он тоже получал записки с угрозами. Но именно у него и была найдена записка, которая давала серьёзные основания считать, что беспощадный и неуловимый Санитар и есть тот самый таинственный сын бобыля Никодима из Вологодского села Горицы.

Записка была следующего содержания:

Прощай, человеческий мусор.

Молись. Ты скоро умрёшь.

И не забудь, что тебя ждёт на том свете старый самогонщик Никодим из села Горицы.

Молись за себя.

Санитар Каменных Джунглей.

Но это радовало только с одной стороны. Пока никак не удавалось разобраться с сыном бобыля. Установить его не было, казалось, никакой возможности. По поводу жалоб его в органы власти проверялось, но в Москве столько организаций, в которые он мог обращаться с жалобами, что проверка эта грозила затянуться, и на неё никто особо не рассчитывал.

Ещё в одном следствие пришло почти что к единодушному мнению:

Санитар должен был пересекаться со всеми убитыми по совместной работе. Но пока ни в одних списках не было найдено человека, который работал бы в тех же самых местах, что и его жертвы.

– Его могло и не быть в этих списках, – высказал я своё мнение, и тут же прикусил язык.

Но было поздно.

– А ну-ка, ну-ка, давай, выкладывай свою версию, – повернулся ко мне Лебедев. – Он мог работать, например, по трудовому соглашению, или по совместительству.

Мои старшие собеседники переглянулись.

– А что? – пожал плечом Капранов. – Насколько я знаю, эта мысль как-то пока ускользнула, по крайней мере от меня. Я просто позабыл, что можно работать по совместительству.

– Мы, честно говоря, тоже не учли такую возможность, – признался Лебедев.

– Ты, конечно, молодец, Артур, – похвалил меня подполковник, – но только у меня всё равно такое ощущение, что мы ловим бестелесного призрака.

– Ну это ты зря, Михаил Андреевич, – тут же возразил Михайлов. Наружное наблюдение его уже видело, вот нарисуют фоторобот, мы его и в лицо узнаем. А это уже кое что.

– Посмотрим, – уклончиво отозвался Капранов.

Не уловив в его голосе энтузиазма, все выжидающе смотрели на него, словно ожидая завершения начатой фразы, понимая, что просто так он не сказал бы так.

– Да я ничего особого не думаю, дай бог, чтобы всё было так, – замахал он руками.

– Нет, Михаил Андреевич, ты уж договаривай, – остановил его Михайлов. – В чём ты сомневаешься?

– Сомневаюсь я в том, что мы получим фоторобот. Я же слышу, что вы говорите. Мы же с вами профессионалы, и у нас в крови привычка если уж говорить что-то, то текстом близким к документу. Я правильно говорю?

– Ну допустим, – осторожно согласился Лебедев. – Только куда ты клонишь?

– Все говорят о синем комбинезоне, о джинсовой кепке с большим козырьком, о седых космах, но ничего про нос, про глаза, лицо. У меня сложилось такое впечатление, что наружное наблюдение видело его издалека, проходит мужик в спецовке, в подъезд рядом, чего его рассматривать?

– Надеюсь, что ты ошибаешься, – осторожно возразил Лебедев, но в голосе его не было уверенности.

Глава семнадцатая

Но всё, увы, оказалось именно так. Фоторобот составить не удалось. Седые космы, лысина и синий комбинезон начисто стёрли черты лица, обезличили человека. Всё это стало в самом деле отдавать чертовщиной. Несколько лет за одним убийцей гоняется едва ли не вся милиция страны, но даже лица его никто не видел и не знает. Разве не мистика?

Криминалисты в свою очередь землю носом рыли, но добавить ничего толком не смогли, по крайней мере, пока.

Правда, нашли на месте убийства Горелова седой волос, по кото рому удалось определить, что его владелец употребляет сильные психотропные средства. Это работало на версию о психиатрической больнице. Тут же взялись проверять в первую очередь больницу, в которой когда-то работал санитаром Василий Бугаев.

Узнав об этом, Капранов только присвистнул и сказал мне: – Всё, еду в Горицы.

И стал собирать чемоданчик.

– Зачем в Горицы? – удивился я. – Там же никто ничего не знает, слишком давно всё это было.

– Во-первых, Горицы намного меньше, чем Москва, а во-вторых, кого мы спрашивали? Только бывшего участкового? Да и то только по телефону. А этому участковому годков должно быть уже прилично, он-то мог и подзабыть уже кое что за давностью лет. А народ в таких глухих деревнях всё помнит, когда и у кого какой сарай сгорел. Для них всё – событие, так что не могло такого быть, чтобы кто-то что-то не помнил.

– Что же вы там отыскать хотите?

– А кто его знает, – ответил, не задумываясь, Капранов. – Там посмотрим. Но что-то узнаю. Просто с этого конца ещё никто не заходил, почему бы не попробовать? Времени, конечно, прошло много, но не настолько, чтобы никто ничего не помнил. А что делать? Сидеть и ждать когда этот Санитар начнёт убивать других?

Я поскучнел, предвидя разлуку, но Капранов вдруг сказал, упаковывая чемоданчик:

– А ты чего расселся, как барин? Тебе что – особое приглашение требуется? Давай, собирайся, тебе тоже проветриться не мешает. Хотя бы воздухом свежим подышишь.

Я с радостью бросился собирать свои немудрёные пожитки, предвкушая интересную поездку. Мне давно хотелось попасть в Вологду, про которую мне рассказывал Капранов, посмотреть знаменитый белый кремль.

Это мне удалось. Кремль был, на мою удачу, почти рядом с вокзалом, а до автобуса на Горицы было достаточно времени, и мы налюбовались этим удивительным созданием рук человеческих. Такого белого чуда я никогда в жизни не видел. Капранов ходил непривычно притихший, сосредоточенный. Когда мы уже собрались уходить, я спросил его:

– Вы были здесь раньше, Михаил Андреевич?

– Был, Артур, был. Давно... С женой приезжал, она очень любила по городам всяким ездить и меня таскала за собой.

Он помолчал, а потом вполголоса стал читать стихи:

Ехал я не для спора, знал по книгам и слухам красота затерялась в Вологодской глуши.

Там творили соборы из снежного пуха, лебединого крика и светлой души.

Эти белые сны буду долго я видеть, споры вечно не кончатся о красоте.

Из седой старины, не желая обидеть, улыбается Зодчий:

– Красота – в простоте.

– Это чьи стихи? – спросил я.

– Мои, наверное, – буркнул подполковник.

Заметив, что я открыл рот, чтобы похоронить его под грудой вопросов, он предупреждающе замахал на меня и быстро сказал, опережая:

– Ноу коммент, дружок. Интервью не будет. Пошли скорее, мы к автобусу опоздаем.

Приехали в Горицы мы к вечеру, пока ехали, я непрерывно вертел по сторонам головой, так поразил меня этот край, эти чудесные, почти заповедные места, где дремучие леса сменялись величавыми озёрами. Всюду стояли тишина и покой. Я физически ощущал, как этот покой вселяется в меня, проникает куда-то вглубь моего существа, оставаясь навсегда.

– Неужели в такой благодати могут убивать людей? – шепнул я Капранову.

– К сожалению, могут, Артур. Как видно, не для каждой души этот покой.

– Души-то, должно быть, у всех одинаковые, Михаил Андреевич, возразил я.

– Ты так думаешь? – скосил на меня прищуренный глаз подполковник. – Не знаю, мне лично кажется, что тут ты ошибаешься. Не может душа, в которой живёт свет, чёрные дела вершить.

– "Свет, который в тебе, не есть ли тьма?" – процитировал я.

– Это, я думаю, по другому поводу сказано, – возразил тут же Капранов.

– Возможно, – не стал я спорить.

Меня интересовал и беспокоил другой вопрос. И беспокоил давно, только я всё не знал, как спросить у подполковника, а вот тут решился, благо повод был.

– Михаил Андреевич, а вот как по-вашему: Санитар он что, действительно маньяк и больной человек, садист?

– Возможно и так, – уклонился он от прямого ответа.

Но я не отставал:

– А если он своего рода Робин Гуд? Он же убивает преступников, людей, которые не в ладу с законом.

– Никому не дано подменять собой закон, – твёрдо отрезал Капранов. Виновность каждого и меру его ответственности устанавливает суд.

– Но есть же версия, по которой сын убитого Никодима ездил с жалобами на незаконное, по его мнению, прекращение следствия по делу об убийстве и переквалификации его в дело о непреднамеренном поджоге в состоянии алкогольного опьянения. И ездил с этим даже в Москву, не добившись справедливости у местных властей. И только не добившись справедливости и там, он взялся сам восстанавливать справедливость.

– Ты сам в этом уверен? – живо откликнулся мой собеседник.

– В чём именно? – не понял я.

– Да вот именно в том, что он взялся восстанавливать справедли вость? А если он ошибается? Откуда у него такая уверенность? Какие он имеет доказательства?

Я молчал, возразить мне было нечего. Но только по существу. Так я и ответил, набравшись смелости.

– По существу, по букве, вы, возможно и правы. Но есть же ещё и дух. Вот по духу мне очень даже есть что возразить вам.

– Да что ты?! – насмешливо повернулся ко мне Капранов. – Давай, возражай. За что убили бывшего санитара психушки Василия Бугаева, по кличке Васька-Живодёр? Только за то, что он, возможно, издевался над больными и будучи действительно садистом сдирал шкуры с собачек?

Но за это ни один суд в мире не приговорил бы его к смертной казни. Да, это мерзко, это чудовищно, но кто сказал, что содеянное адекватно наказанию? Ты же не станешь расстреливать мальчишек, которые бьют камнями кошку. Уши надрать им стоит, но не убивать же. И Бугаева тоже надо было, возможно, лечить. А если это бесполезно – сажать в тюрьму.

– Тут вы, возможно, правы...

– Я не возможно, а безусловно прав, – резко парировал подполковник. А убийство Резника, Горелова и Пушкова? Где доказательства их вины в убийстве этого самого Никодима? Предположение участкового? И этого достаточно? А если он имел к ним свои, личные счёты? Никто же этого не знает. Может участковый оговорил ребят?

Я, конечно, не утверждаю, но могло же так быть? Кто это проверил? Как? Просто вот так, по утверждению кого-то взять и убить трёх человек. Можно так делать? А Павлов? Да, взяточник, да коррумпированный мент, но это тоже не повод для убийства. Так что, Артур, я с тобой согласиться в этом никак не могу. Даже если ты прав стопроцентно, и Санитар действительно наказывает убийц и преступников, он не имеет права этого делать.

– Но почему?!

– Да хотя бы потому, что даже их вина не доказана. А пока не доказана чья-то вина, полностью и безоговорочно, никакой суд не вправе судить человека, что бы и кто бы про него не думали. Вот так, дружок, и прежде чем продолжить эту дискуссию, давай сперва обдумай всё, что я сказал тебе.

– Но ведь вы, например, тоже убивали.

– Это были совсем другие случаи. Я защищал свою и чужие жизни, и я очень не хотел никого убивать, и я старался, очень старался, этого не делать.

Я понял, что в пылу спора сказал что-то не то и испуганно замолчал, а Капранов отвернулся к окну. Так мы и ехали до самых Гориц.

В первую очередь мы отыскали старого участкового. Он жил в своём домике, на краю посёлка. Он рассказал о том, что всю троицу: Горелова, Пушкова и Резника видели в день пожара в магазине, видели на танцах, и домой они вернулись очень поздно, а в ту ночь, когда сгорела изба Никодима, они вовсе дома не ночевали.

И были следы насильственной смерти, но их скрыли по прямому указу приехавшего из области начальства, которое посчитало, что это преступление будет практически невозможно раскрыть, в первом случае, а во втором, где следы были заметены откровенно плохо, просто побоялись предать дело огласке, а точнее, что в случае ареста убийц, всплывёт первое убийство, скрытое следственными органами. Участковый попытался было возражать, но ему намекнули, что в этом случае он не дослужит до пенсии, до которой ему оставалось всего-то полгода, и он проявил слабость и спасовал.

Так бы он и молчал, но появился откуда-то из Москвы молодой человек, представившийся сыном убитого Никодима. Кто-то подсказал ему обратиться к участковому, наверное, где-то тот проговорился о своих сомнениях.

– Я б, конечно, не сказал, – хитро косился глазом бывший участковый, ныне пенсионер, Иван Семёнович Лавочкин. – Да только он, понимаешь, мне поставил как следовает, ну я и того, проговорился под это дело мал-мала лишнего. – А откуда у бобыля – сын? – спросил подполковник. – Если я правильно понимаю, бобыль это или одинокий человек, или не имеющий сына.

– Точно! – радостно подхватил участковый. – У нас бобылями ещё зовут тех, кто двух дочек родил. Но только этот был сын настоящий.

– Почему такая уверенность? – поинтересовался Капранов. – Ты ему что в документы смотрел?

– А как же? – даже обиделся участковый. – Стал бы я с ним без документов разговаривать.

– Как звали его, помните? – спросил я, не удержавшись.

– Звали его Николаем, это я точно помню, а вот отечество и фамилию не помню.

– Так если он сын того самого Никодима, то и отчество у него Никодимович, и фамилия как у Никодима погибшего. Ты уж его-то фамилию, наверное, на всю жизнь запомнил? Сколько протоколов понаписал на него?

– Никодима-то я хорошо запомнил, и фамилию его помню. Я всех жителей в деревне за все годы хорошо помню. А его, Никодима, фамилия была Прохоров, да только у сына его и фамилия, и отчество другие были.

– Как это так – другие?! – ахнул я.

– Да вот так, – метнул искорку хитрющим взглядом бывший участковый. Другие.

– Может быть он и не сын был Никодиму вовсе? – спросил Капранов.

– Если по сродству – то и не сын, – легко согласился с ним хитрый Лавочкин.

– Ты вот что, ты дурака не валяй, а толкуй всё как следует, рассердился Капранов.

– Ты не сердись, не сердись, – рассмеялся, не выдержав, бывший участковый. – Я тоде так-то вот рассерчал. Когда он мне стал толковать про то. что он сынок Никодима, а как паспорт предъявил – там и фамилия и отечество всё не такое.

– Почему же так-то, Иван Семёнович? – поинтересовался подполковник.

– Он пояснил, что оказывается, мать его была замужем за Никодимом, да только недолго брак их длился, сбежала она от него в Москву с завклубом нашим тогдашним. И как-то так про неё почти все и позабыли. Была она из приезжих, не тутошняя, так что особо не помнили. А Никодим стал после того сильно употреблять. И самогонкой занялся. Первачок у него был – лучше тогдашней водки. Он вообще рукастый был, Никодим. Если бы не пьянка, цены ему не было бы.

Но с сыном оказалось вот что. Уехала от Никодима жена, но в Москве её завклубом быстро бросил, но она успела его заставить на себе жениться, и сынка ему по быстрому уродила, так что пришлось тому квартиру делить, и алименты выплачивать. Вышла она ещё вроде как пару раз замуж, да всё неудачно. Потом заболела, и сильно. Сынок уже в институте учился. И каким-то образом узнал про это Никодим. Приехал он в Москву, отыскал жену свою бывшую, и уговорил её, чтобы она разрешила ему усыновить её сына, чтобы он в случае чего помогать бы ему смог и завещать всё, что после него, Никодима, останется.

– Но это же всё со слов так называемого сына, – возразил Капранов. – А где доказательства того, что он не придумал всё это? Даже документы на другие фамилию и отчество.

– Я же сказал, что проверил документы, – вроде как обиделся Лавочкин.

– И сказал, что в паспорте другие фамилия и отчество.

– Так то в паспорте. А он мне показал бумажки из сберкассы, где было подтверждено, что он является законным наследником Никодима и деньги с денежного вклада Прохорова, усыновившего его, получил. Я вот и подумал, что раз банк поверил, значит проверяли, и все бумаги в порядке.

– Так значит в сберкассе вашей есть какие-то бумаги? – обрадовался я.

– У нас даже сберкассы нет, – развёл руками бывший участковый.

– Где же он деньги получал?

– В Кириллове, где же ещё ему получать? Там у нас районная сберкасса была, иногда оттуда агенты по страхованию приезжали, только редко.

– Почему была? – встрепенулся Капранов.

– Да цела она, цела, не пужайся, – усмехнулся в реденькие сивые усы Лавочкин. – Просто стала она по другому как-то называться теперь.

Мы тут же выехали в Кириллов, успев на рейсовый автобус, торопливо распрощавшись с участковым.

И опять мимо нас поплыли, уже в вечерней дымке, почти что невидимые, неторопливые, задумчивые леса, тянущиеся на десятки километров. Возле самого края дороги застыл невозмутимым столбиком ушастый серый заяц. Из леса в приоткрытое окно автобуса врывался запах хвои и грибов...

Остановились мы напротив монастырских стен, за которыми виднелось огромное красивое озеро. Над монастырскими воротами красовался архангел с крыльями, вознёсший к губам трубу. Мне даже показалось, что я слышу её звук.

– Ну что, пойдём? – нарушил мои романтические и мечтательные настроения Капранов.

– Куда? – не сразу освободился я из плена окружающих меня красот.

– В сбербанк, конечно, – развёл он руками. – А уж потом в монастырь посмотрим изнутри, если пустят.

– А почему должны не пустить? Он что, действующий?

– Сейчас не знаю, раньше там был музей иконописи и школа-интернат для глухонемых детей.

– А почему в бывшем монастыре?

– Ты у меня спрашиваешь? Ты у советской власти спроси. Пошли скорее, пока не закрыли, здесь не Москва – работать начинают рано, зато и заканчивают тоже. Так что мы очень даже свободно можем опоздать.

Мы действительно едва не опоздали. Наши удостоверения частных детективов вызвали определённое замешательство, здесь жили старым укладом, так что мы для служащих сбербанка оказались экзотическими диковинками. Но надо отдать им должное, работать они умели.

Быстро куда-то позвонили, получили подтверждения, и приняли нас со всей провинциальной любезностью, которая отличается, например, от Московской тем, что в любезности этой начисто отсутствует официальщина, и она приправлена искренним радушием. Все служащие проявили горячее желание помочь нам и принялись подни мать документы почти что двадцатилетней давности. И им удалось отыскать бесценные для нас с Капрановым документы, которые нам тут же любезно размножили на ксероксе сразу в нескольких экземплярах.