Текст книги "Санитар каменных джунглей"

Автор книги: Виктор Меньшов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава третья

Но это было именно так. Это было серьёзно...

Когда накануне Геннадий Пушков садился после работы в свою машину, чтобы ехать домой, он не мог даже предположить, что за его спиной, на полу между задним и передним сидением, скрючившись в три погибели, лежала его смерть. Если бы он знал, он непременно обернулся бы, или открыл заднюю дверцу и проверил салон. Но он не сделал этого. И очень удивился, увидев в зеркальце заднего вида смутно знакомую физиономию, выросшую из-за плеча, когда Пушков остановился возле одного из светофоров.

Он даже не успел толком испугаться, только начал поворачиваться, но на лицо ему положили тряпку и сильно прижали к носу и рту. Пушков рванулся, задел локтём клаксон, тот резко гуднул, и этот короткий гудок перешёл в мозгу Пушкова в протяжный гудок электрички, вылетающей из тоннеля, в глазах всё завертелось, поплыло и он провалился в небытие.

Очнулся Пушков весь опутанный верёвками. Ему было холодно. Холодно было потому, что лежал Пушков на земле, и на очень сырой, даже куртка на спине промокла. Он никак не мог понять где же находится. Вокруг было темно, и только где-то вверху был виден прямоугольник чёрного уже неба.

И тут его пронзило. Он понял, что лежит в могиле. Пушков рванулся и закричал что было сил, разрывая лёгкие, но никто не отзывался, только что-то проорала вспугнутая им ночная птица. От этого её выкрика у Пушкова мороз по коже пробежал. Он прислушался и заорал ещё раз.

И в сердце шевельнулась надежда. Наверху хлопнула дверца машины, потом зажглись фары, осветив могилу, в которой лежал Пушков. И почти тут же раздались неторопливые шаги. Вниз посыпались комки земли, на краю могилы кто-то встал.

– Чего орёшь? – спросил этот кто-то.

– Ты чего, урод, с ума сошёл?! – заорал Пушков. – Вытащи меня немедленно, паскуда. Ты за это ответишь!

– Отвечу, Гена, отвечу, – спокойно пообещал Санитар. – Только попозже, а сейчас тебе пора ответить. Каждому свой черёд и своё время. Придёт мой черёд и моё время, и я отвечу. И то, что я сегодня сделаю – мне зачтётся.

– Да ты что, мужик?! Сдурел?! – заорал Пушков. – Вынь меня сейчас же! Чего я тебе сделал?!

– А я не за себя стараюсь. На мне свет клином не сошёлся. Ты думаешь, я тебя зря на кладбище привёз? Ты ничего вспомнить не желаешь? Ты думал, что нет на тебя суда, что с тебя не спросят, да как видишь – ошибся.

– Чего ты хочешь? Хочешь денег? Я дам, я всё отдам. Ты слышишь? Ты погоди, я всё объясню...

– Ты мне не интересен, – отмахнулся Санитар. – Ты молись, пока я тебя закапывать буду. У тебя много времени будет. Молись, и вспоминай.

Он копнул лопатой землю и бросил на Пушкова. Земля попала прямо ему в лицо, забила рот и глаза. Он вывернулся, закашлялся, и кое-как сел, но встать не удалось, мешали верёвки, которыми ноги были стянуты с руками.

– Ты не сделаешь этого! – закричал Пушков.

– Ты так думаешь? – усмехнулся Санитар.

Глава четвёртая

Утром следующего дня, когда я проснулся подполковник был уже на ногах, свежевыбрит после душа. Освежившись одеколоном, он сидел в комнате и пил бесконечный кофе, читая пухлый роман Рекса Стаута. При этом он поглядывал на свой живот. Заметив меня, он помахал и пригласил за стол:

– Присоединяйся, Артур.

Я быстро умылся и с удовольствием последовал его совету. Кофе был, действительно, вкусным.

– Кстати, Артур, – отложил книгу подполковник. – По поводу дедукции и всего такого. Пушков действительно из села Горицы, Вологодской области. А ты должен был догадаться, как я пришёл к такому выводу. Что скажешь?

– Могу сказать только, что на место может указывать фотография, где Пушков с приятелем стоит возле какой-то церкви, но церквей и в Москве полно.

– Плохо, Артур, плохо. Во-первых, надо знать памятники архитектуры своей родины...

– Кто же все церкви в России знает? – возмутился я. – Я могу поспорить, что вы в Москве далеко не все церкви знаете, а я должен в Вологде знать?

– Ну, скажем, не в самой Вологде, а в Кириллове, там великолепный Кириллово – Белозёрский монастырь, белое чудо. И церковь эта там.

– Может, они туда на экскурсию ездили? – упрямо защищал я своё невежество.

– Чудак человек! – рассмеялся Капранов. – Кто же из Москвы, если они москвичи, на экскурсию в валенках ездит? Ты вот скажи, ты валенки последний когда видел?

Возразить на это мне было нечего, но я упрямо попытался сохранить рушащееся на глазах достоинство и произнёс последнее слово в защиту себя:

– Я, конечно, преклоняюсь перед вашими познаниями в области древнерусской архитектуры, но всё же, согласитесь, что не каждый должен помнить и тем более знать наперечёт все церкви на святой Руси.

– Согласен, хотя и частично. Я и сам не очень хорошо знаю архитектуру, к стыду своему.

– Но церковь-то вы узнали!

– Увы, нет, – вздохнул Капранов.

– Как же тогда вы узнали?!

– Просто я очень внимательный человек, и любопытный, в отличие от некоторых. И я просто взял и перевернул фотографию, посмотрев, что там на обороте.

Он вытащил из книги фотографию и перекинул её небрежно через стол мне. Я схватил её и перевернул. И тут же краска залила мои щёки. На обороте фотографии, карандашом, было написано корявыми буквами:

"Друг Гена Пушков и друг Сеня Резник. Кирилов монастырь." – Вот видишь, – развёл руками подполковник, – как всё гениальное оказывается иногда таким простым. Надо быть наблюдательным и любопытным, мой друг. А вот судя по тому, что Кирриллов написано с одной буквой "л", Гена Пушков в числе самых лучших учеников в школе не был.

– Ладно, я прокололся, – нехотя, но мужественно, сознался я. – Как вы узнали про Вологду – теперь мне понятно. А как вчера получилось с тем, что вы догадались что женщина пришла по поводу пропавшего мужа?

– Слаб человек! – рассмеялся подполковник. – Хочется ему верить в безграничные свои возможности, в чудо, а потом мы удивляемся, что так легко шарлатаны всякие людей морочат. Что я тебе рассказал про эту женщину? И что она полная блондинка, и то, и другое, но случайно правдой оказалось только то, что она пришла действительно по поводу пропавшего мужа.

То есть что получилось? Ты как бы услышал то, что тебе хотелось услышать. Это как пророчество. Удобно предсказывать много событий сразу что-то да сбудется. И то, что не сбылось, сразу забудут, а рассказывать будут о том, что угадано правильно. Так и тут. Чем больше я тебе наговорил бы про неё: какой фасон и цвет платья, обувь, глаза, причёска, сумочка, тем больше было бы попаданий. Это как хорошее и плохое: всегда кажется, что плохого больше. Просто потому, что плохое заметнее.

– Значит, всё это было с потолка?

– Я же тебе сразу сказал, – пожал плечами на мой вздох разочарования, Капранов. – Просто иногда говоришь то, что тебе кажется, ошибёшься забывается, угадаешь – запомниться. Например, мне кажется, что вот сейчас зазвонит телефон...

И телефон действительно зазвонил!

Подполковник виновато развёл руками, давая понять, что он не угадал, что это случайное совпадение...

Так я ему и поверил!

– Ну, Артур, кажется началось, – сказал подполковник, положив трубку. – Пушков убит. Его нашли на кладбище.

– Как на кладбище? Где?

– Где можно найти убитого человека на кладбище? В могиле зарытым. Могильщики на кладбище постарались с вечера заранее заказ выполнить выгодный, утром пришли – то, что они вчера вырыли – зарыто.

– Ну?

– Что – ну? Отрыли – там человек, вернее – труп. Вызвали милицию.

– А как узнали, что это Пушков?

– Машина его осталась на кладбище, возле могилы.

– Как же он заехал на кладбище ночью? Ворота же закрыты, наверное.

– Ворота, возможно, и закрыты, да только это на дальнем конце было, там новое кладбище закладывается, на старом мест уже нет, а ограду ещё до конца не построили, так что подъехать очень даже свободно можно.

Он заметил, что я открыл рот для вопросов и поднял руку, упреждая меня:

– Мне сейчас некогда, Михайлов просил привезти всё, что у нас есть по Санитару, подготовь, пожалуйста, Артур. Мне ещё собраться надо, полковник машину выслал.

– Мне можно с вами?

– А чего же? Поехали. В крайнем случае не обидишься, если тебя попросят на воздухе погулять? – На обиженных, Михаил Андреевич, в аду воду возят, грешников кипятить.

– Вот что значит повидать мир! – восхищённо воскликнул подполковник.

Вопреки привычке, я не стал парировать, поскольку торопился собраться, чтобы он не уехал без меня.

Спешил я не зря, потому что только я успел застегнуть верхнюю пуговицу рубашки, как во дворе раздался резкий автомобильный сигнал. Я надел пиджак, быстро обулся, накинул куртку и стоял, снисходительно наблюдая за тем, как подполковник пыхтя и отдуваясь ставит ногу на тумбочку, чтобы завязать шнурки.

Они никак не завязывались, он злился, чертыхался под нос и со злостью посматривал в мою сторону. Я делал вид, что не замечаю его негодующих взглядов и не уходил. Это была моя маленькая китайская месть.

Полковник Михайлов ждал нас. Он занимал большой кабинет, в котором было светло и просторно. На столе у полковника не было ни одной бумажки. Только раскрытый ежедневник, большой блокнот, стаканчик с карандашами и ручками и несколько телефонов. На стене висела большая карта, которую он сразу же задёрнул шторкой.

Вдоль стены – большой стеллаж с рядами книг. Возле стола, рядом с креслом полковника, стоял на отдельном столике большой чёрный компьютер. В кабинете кроме него находились ещё несколько человек. Они тут же встали и вышли, кроме одного, которого попросил остаться полковник.

– Лебедев, Андрей Макарович, – представил его Михайлов. – Следователь по особо важным делам.

– Даже так? – удивлённо вскинул брови обычно выдержанный Капранов.

– Именно так, – подтвердил полковник. – Дело, кажется, намного серьёзнее, чем казалось сначала.

Полковник был серьёзен и сосредоточен.

– Есть основания предполагать, что мы имеем дело с серийным убийцей. На месте преступления он оставил записку.

Полковник достал из ящика стола тощую папку и выложил из неё ксерокопию записки.

Уборку произвёл.

Результатами удовлетворён.

Санитар Каменных Джунглей – Но это ещё не повод объявлять его серийным убийцей, – осторожно сказал я.

– Конечно, нет, Артур Николаевич, – согласился со мной полковник. – Но наши аналитики прокрутили эту записку, все данные по убийству и пришли к выводу, что почерк напоминает почерк серийного убийцы, за которым мы охотились три года, только он называл себя Чистильщик. Этот Чистильщик два года назад пропал и мы уже думали, что больше о нём не услышим. Он так же присылал своим жертвам записки похожего содержания, похожим почерком, так же красиво и старательно выписанные.

Перед своим исчезновением он орудовал три года, на его счету, только по нашим данным, восемнадцать человек. Но подчёркиваю, по нашим данным. Наверняка были случаи, когда просто не были оглашены или обнаружены записки. Самое плохое в этом то, что некоторые из его будущих жертв получали по две, а иногда три записки – предупреждения, но игнорировали их, как оказывалось впоследствии зря.

– По личностям убитых что-то есть? – спросил Капранов.

– Общее одно – в той или иной степени почти все они так или иначе были связаны с преступным миром.

– А те кто не почти?

– Таких четверо – двое из них – милиционеры, одна – бухгалтер маленького кафе-мороженое "Ромашка", которое ныне уже не существует, и один – пенсионер-инвалид. Все убийства совершены с особой жестокостью, ни одна из жертв не умирала сразу.

– Пушков тоже?

Глава пятая

Пушков умирал долго и медленно, как и пообещал Санитар перед тем, как зарыть его. Он сказал, что у Гены будет много времени вспомнить всё, и если он пожелает, покаяться.

Пушков вспомнил всё. Он стоял на четвереньках, так и не сумев встать в рост, уткнувшись лбом в сырую землю, и старался дышать редко, он сразу догадался встать на четвереньки, чтобы под ним остался воздух. Он втягивал его в себя по чуть-чуть, судорожными, короткими глотками, стараясь держать в себе до тех пор, пока в ушах не начинало звенеть. Он рассчитывал дотянуть до утра, должен же кто-то придти и спасти его, Геннадия Пушкова. Это было совсем несправедливо умирать от рук какого-то шибздика, будучи живьём закопанным в могилу. Если бы ему кто рассказал такую историю, он не поверил бы, посчитал это какой-то дикой фантазией из фильмов ужасов.

Сперва он пытался выбраться, потом думал о том, как его спасут, потом вспоминал детство, глухое Вологодское село Горицы, где на территории бывшего монастыря расположилась богадельня, или дом пристарелых, как его называли. Тоскливые и тёмные северные вечера, длинные, и бесконечные, как дремучие леса вокруг. Люди ехали в эти места со всего Союза, чтобы посмотреть Ферапонтов монастырь, последнюю обитель великого Дионисия, Кириллово-Белозёрский монастырь, Вологодские кремль и храмы. Генка рос среди этого. Рос среди той великой красоты и покоя, которые вдохновили Дионисия, и которые не коснулись сердца Генки Пушкова. Он видел всё это, а в Ферапонтовской церкви даже нацарапал гвоздём "Гена" на фреске в тёмном углу. И в Кириллово они все стены исписали с Сенькой Резником, с которым вместе росли.

Он вспомнил, как подхихикивая Сенька уговаривал двух мальчишек отдать ему деньги.

– Давайте, пацаны, вы чё? Вы видите, какой байбак стоит большой? – это он про Генку. – Давайте, а то он вам как наваляет.

И пацаны отдавали. Все знали, что если не уступить Сеньке Резнику, то будешь иметь дело со здоровяком Пушковым. Сам Генка деньги просить не умел. Стеснялся. А вот дать в ухо – он не стеснялся. Это мужское занятие. Это с дорогой душой. Вот они и дополняли друг друга. Потом к ним присоединился Горелов, который быстро получил кличку Горелый.

Приехал Горелов с матерью жить к своей бабке из села Ферапон тово, бабка болела, собиралась помирать и дом отписала дочери, дом был хороший, добротный, она и переехала.

Резник и Пушков увидели возле школы незнакомого пацана, чёрного, как галка, худого и высокого. Они переглянулись, и Резник пошёл к нему.

– Слышь, пацан, ты новенький?

Тот как стоял, привалившись спиной к бревёнчатой стене школы, так и стоял, даже головой не кивнул.

– Слышь, пацан, давай, грю, деньги, вот он велел, а не то рассердится, сам подойдёт. Слышь, пацан?

Тот даже не пошевелился, только сплюнул длинно через зубы, попав прямо на ботинок Сеньке. Тот от обиды забыл свою обычную выдержку, и привыкший к безнаказанности, бросился на пацана. Тот сделал шаг в сторону, поймал Сеньку за рукав и брюки, и как бы ускорил его движение вперёд.

От столкновения со стеной у Сеньки в глазах потемнело. Он сидел в пыли и сплёвывал кровь из разбитого рта, а рядом с ним сидел, держась за голову, Генка.

– Ну что, дать ещё денег, или хватит? – скалился над ними крепкими белыми зубами новенький.

Драться он умел отменно, местные так не дрались. Про каратэ слухи в эти глухие места не доходили. А в Ферапонтово, как оказалось, приезжал каждый год на всё лето странный мужик, который всегда останавливался у Гореловых, снимал у них угол. С мамкой Горелова у них были какие-то свои отношения, а Петьку Горелова он взял под свою опеку, тренировал его и учил драться по-японски.

Но после того, как Петька применил своё искусство, чтобы выяснить отношения с одноклассниками, и двух из них положили в больницу, приезжий уроки прекратил, но Петька чемпионом становиться не собирался, а для того, чтобы постоять за себя – навыков вполне хватало. И не только постоять.

Они быстро нашли общий язык и стали неразлучной троицей, от них плакала вся округа. Их боялись и обходили стороной. Даже участковый посматривал на них с опаской.

– Ох, доиграетесь вы, робятки, ох доиграетесь, – качал он головой, встречая подвыпившую троицу.

К вину они пристрастились рано. Впрочем, пили все. Водки почти не было – дули самогон, который гнал бобыль Никодим, живший на отшибе, в километре от деревни.

Была зима, Горелый и Генка получили повестки в армию, а Резник был на год младше. Они гуляли три дня, а накануне отправки в армию, крепко поддав, пошли к девкам в соседнее село, но им не повезло, мамка их подружки заболела и осталась дома, не пошла дежурить на ферму. Они все посидели у неё дома, выпили всё, что нашли и принесли с собой, пошли гулять, но было очень морозно, и потискавшись кое-как, в холодных сенях, закоченев, и почти протрезвев, отправились все трое домой, в Горицы. И надо же было им проходить мимо избы Никодима.

– Зайдём, возьмём? – кивнул головой на избушку Горелый.

– Денег нема, – буркнул с сожалением Генка.

– Я завтра ему занесу, – мамка даст по такому случаю, скажу что вас провожал.

И они постучались в дом. Открыл Никодим, заросший до самых глаз бородой, чумазый, совсем без возраста.

– Чего надо? – недружелюбно сверкнул он глазами. – Дай пару пузырей, Никодим, – попросил, приплясывая от холода, Горелый.

– А деньги у вас есть? – подозрительно осмотрел их бобыль.

– Я завтра занесу, – поспешил выскочить Резник. – Дай таракановки, дед, не жмотничай, ребятам завтра в армию с утра.

– Ну раз такое дело – накапаю, – согласился бобыль. – Проходите, чего на улице мёрзнуть?

Они вошли в маленькую комнатку с низким потолком. В нос ударил, вышибая слёзы, сивушный запах браги.

– Садитесь, погодьте, сейчас вынесу, – буркнул Никодим, исчезая за занавеской на кухне.

Троица присела на скамейки, стоявшие вдоль стен. От русской печки в комнате было тепло, в головах плавал оставшийся хмель, мутной волной толкался в глаза. В углу висели иконы, почерневшие от времени, украшенные заботливо полотенцами.

– Ишь, куркуль, иконы повесил, слышь? – заёрзал Резник. – Сам самогонкой торгует, а гля, богу молится...

– Ну и хрен с ним. Пускай молится, тебе-то что? – лениво проворчал Генка.

– Не, а чего он, гад, иконы повесил? – завёлся Сенька.

– Да отстань ты, дура хренова, – огрызнулся уставший Горелый, – без тебя голова трещит. Тебе-то завтра дома дрыхнуть, а нам в армию ехать. И иди на хрен.

– Не ругайся под иконами, – погрозил бутылкой с самогоном Никодим, входя из кухни. Он нёс в руках три бутылки самогона, две зажав между пальцев правой руки, горлышками вверх, а в левой нёс ещё одну бутылку и миску мочёных яблок.

– Да я случайно, – незаметно погрозил кулаком Сеньке Горелый, настроенный благодушно.

– Нате вам, – протянул две бутылки Генке Никодим. – И давай по стопарику выпьем за вашу службу.

Он поставил на стол третью бутылку, миску с яблоками, и принёс из кухни четыре стакана. Пока он разливал, Сенька вертелся на скамейке.

– Как тебя только наш бдительный участковый за жопу не возьмёт, Никодим? – спросил он. – Ты же самопляс гонишь почти в открытую. Чудно!

– Не ругайся я сказал! – сурово прикрикнул тот. – Бога не боишься хотя бы хозяина уважай. А участковый – что? Он тоже мужик, понимает. Ну, давайте, армия – дело святое. Выпьем за службу вашу.

Они выпили, закусили мочёными яблоками, помолчали. Никодим спросил, куда призывают, потом они выпили ещё, и уже собирались уходить, пристраивая бутылки за пазуху, но тут Сенька повернулся и сказал:

– А ты, Никодим, богу перед иконами на ночь стаканчик первача ставишь?

– Да иди ты, бля! – не выдержав, толкнул его Петька, которому не хотелось затевать скандал.

Разозлившийся Никодим, не разобравшись что к чему, ухватил его за плечо.

– Я же сказал – не бранись!

– Да иди ты! – неожиданно разозлился от такой несправедливости Петька.

Никодим чёрной своей лапищей толкнул его в лицо и Петька рух нул на скамейку, роняя на пол бутылку. Лопнув, зазвенело стекло, на полу растеклась лужа.

– Я тебе чего сделал, гад?! – заорал Петька, и вскочив, хотел ударить ногой Никодима.

Но как видно, крепко выпил, то ли сам промахнулся, то ли Никодим собрался, но ухватил тот Петьку за ногу и дёрнул. Тот так и грохнул затылком об пол. И замер.

– Ты, сука, Петьку укокал?! – заорал Семён, хватая со стола самодельный кухонный нож.

Но Никодим оказался мужик не промах, ничуть не испугавшись пьяных парней, он вывернул ему руку и нож забрал. Но тут сзади на голову обрушился удар табуретки, который нанёс ему Генка. Никодим рухнул как подкошенный. Возле головы растеклась маленькая лужица крови.

– Сенька, смотри, кровь! – вскрикнул испуганный Генка.

– Хрен с ним, смотри что с Петькой.

– С Петькой всё было в порядке. Он сидел на полу, ощупывая голову.

– Давай посмотрим, что с ним? – указывая на Никодима, лежащего лицом вниз, сказал Генка.

– Погоди, – прошипел Сенька, – давай в доме пошарим – у него деньжищ полно должно быть. Он знаешь сколько самогона продаёт, сука?

Глаза у него блестели, Генка хотел было возразить, но Сеньку неожиданно поддержал Петька:

– Правильно Сенька говорит, надо с него деньги, чтоб не дрался, сволочь. Ищи, Сеня.

– Ты, Генка, смотри в комнате, я пошарю в кухне, а ты, Петька, в погребе, – распорядился Семён.

Они принялись за дело. Генка сперва искал нехотя, но постепенно его захватила лихорадка поиска денег, и он стал судорожно рыться в скудном барахле Никодима.

Деньги они нашли. Деньги в этом доме оказались повсюду: в старом комоде между кальсон и рубашек, на кухне под бидоном с брагой, в банке с крупой, и в погребе – в большом полиэтиленовом мешке, завёрнутом в мешковину, и даже за иконами, свёрнутые в тугую трубочку.

Они выложили все найденные сокровища на стол и стояли, вылупясь на них. Никогда раньше таких денег они не видели.

– Да тут же денег, денег... – растерялся Петька, – их же тут, наверное, целый... очень много!

– Давайте мотать отсюда, – хрипло сказал Сенька, укладывая урожай в найденный на кухне рюкзак.

Они торопливо помогли ему и опасливо обходя лежащего на полу Никодима, выскочили на улицу.

Когда отошли от его дома метров на триста, Сенька неожиданно остановился.

– Ты чего? – потянул его за рукав Петька. – Пошли скорее.

– Он же очухается, – сказал Сенька.

У Генки оборвалось сердце. Он сразу всё понял. И Петька тоже. Они молча повернулись и пошли обратно. Это были уже их деньги и они никому не собирались их отдавать.

Никодим лежал всё так же, лицом вниз, только сильно хрипел, и у него дёргалась левая нога. На него старались не смотреть. Командовал Сенька. Из комода вытряхнули на пол все тряпки, стащили на пол постель, потом полили всё это из больших бутылей самогоном, перевернули на пол большую флягу и вышли на улицу, Сенька остановился в дверях, присел на корточки, поджёг скомканную бумагу и бросил её в комнату. Тотчас оттуда выплеснулось пламя, перепуганный Сенька едва успел отскочить. Они быстро, почти бегом, заспешили к деревне.

Когда уже подходили к краю, за спиной глухо ахнуло.

– Аппарат рванул, и бутыли разлетаются, – поделился Петька.

– Сенька только кивнул.

Они прибавили шаг, но тут во дворах захлопали двери, и они нырнули в крохотную баньку на окраине. Там торопливо распили прихваченные три бутылки самогона, запрятали под потолком деньги, решив, что Сенька завтра перепрячет, а потом, когда придут из армии, поделят.

А деревня уже проснулась. Когда шум приблизился к баньке, из неё вылезли основательно пьяные парни, встреченные охами родни и добродушными насмешками односельчан. Все знали, что утром им в армию.

Пока деревенские добрались до хуторка Никодима, там уже обру шилась крыша. Приехавший на мотоцикле участковый велел всем расходиться, поставил пару мужиков охранять пепелище, пока он не сообщит куда надо, и все разошлись, на все лады обсуждая случившееся.

Кто знает чем бы всё это закончилось, но только за Генкой с Петькой приехала машина из Вологды, собиравшая призывников на сборный пункт по деревням, и они отправились служить, а Сенька, когда началось расследование, не выдержал и с перепугу рассказал всё матери. Та расплакалась, но дитё своё решила спасать и отправила его в Москву, к тому самому мужику, который был его отцом.

Тот оказался человеком со связями и устроил Сеньку в автодорожный институт, после которого он и оказался главным механиком на автобазе, где директором был его благодетель.

Узнав о том, что его дружки демобилизовались и едут домой, Сенька тоже приехал в родное село, в котором так с тех самых пор и не был. Отслужили его друзья во внутренних войсках, в конвойных частях. Оба ещё больше поздоровели, заматерели. Встретившись, они слегка позавидовали студенту Сеньке, но не так чтобы очень. Как полагается выпили, покрасовались в деревне, и вечером отправились на танцы за десять километров в клуб.

В клубе захороводились заполночь, с девчатами что-то не получилось, все запасы спиртного, принесённые с собой, допили на берегу пруда, посреди деревни, время было позднее и они собрались возвращаться домой. Петька шёл и ворчал, что мало купили водки, что надо было брать больше.

И тут на краю деревни они увидели магазинчик, возле которого расхаживал какой-то мужик. Сенька подмигнул дружкам и пошел к нему. Это был сторож, достаточно пожилой мужик, почти старик.

– Здорово, дед! – радушно приветствовал Сенька сторожа.

Тот неохотно поздоровался, с некоторой опаской посматривая на троих подвыпивших парней.

– А у тебя, дед, ключи от этого магазина имеются? – вкрадчиво спросил Сенька.

– А зачем тебе? – насторожился сторож.

– Мы, дед, хотели у тебя водки купить. Вынеси пару пузырей, а мы тебе вдвое заплатим.

– Да вы что, ребятки?!

– Да ладно, дед, по чирику пузырь возьмём, идёт? – Вы, ребятки, шли бы отсюдова, – боязливо покосился дед. – Я вот сейчас людей шумну.

И достав из кармана свисток, он засунул его в рот. И тут же на него обрушился страшной силы удар в лицо, прямо по свистку этому. Ударил Петька.

– Сказано, дед, открывай, значит открывай. Давай ключи, старый пердун.

Забрав ключи у перепуганного деда, они без труда залезли в магазин. Напихали по карманам водки, потом взломали двери кабинетика директора и там в столе нашли деньги. Сенька присматривал за насмерть перепуганным сторожем.

– Ну что, валим отсюда? – спросил Петька, прижимая к груди бутылки.

– А что с дедом делать будем? – спросил Генка, рассовывая по карманам деньги. – Он же нас видел.

– Ребятки, ребятки, засуетился дед, – я никому не расскажу, никому...

– Конечно, не расскажешь! – оскалился Сенька. – Давай, пей водку.

– Зачем, ребятки? – опешил дед.

– Чтоб помирать веселее было, – рассмеялся Сенька.

Они его затоптали насмерть, а после Сенька велел каждому ударить мёртвое тело ножом.

– Теперь мы все одинаково отвечаем, – пояснил он.

После этого они подожгли магазин, как когда-то избушку Никодима, а сами отправились домой. На этот раз для них всё могло закончиться значительно хуже, но приехавшие на место следователи из Вологды не стали отправлять сильно обгорелое тело на экспертизу в центр, свои возможности имели небольшие, да и лишнее убийство в статистике ни к чему. Тем более, что было установлено наличие алкоголя у сторожа. Тут же розыскные мероприятия свернули и вынесли заключение о случайном поджоге в пьяном виде.

Наслушавшись рассказов Сеньки про Москву, его друзья отправились туда, благо тогда в милицию охотно брали лимитчиков, тем более отслуживших во внутренних войсках...

Дальше Генка не хотел вспоминать. Он хотел вспоминать детство, озёра, жену, траву под ногами, а вспоминал бесконечные избиения в подворотнях, угрозы, вымогательство... Их подобрал Сенькин благодетель и заставил работать на себя.

Потом мужик на кладбище... Это едва не стоило им срока, но спас благодетель. Генка тогда держался, зубы стиснув, а вот Петька пошёл на сознанку. Их обоих отмазали, заткнули рот свидетелю. Но дальше судьба развела приятелей.

Благодетель своё обещание выполнил. Он устроил прописку и Петьке, и Генке и даже сделал им каждому квартиры. Но Генку он взял к себе на автобазу, пристроив для начала на машину, но на халтурную и денежную работу. А вот Петьке сказал, чтобы тот дальше крутился сам.

– Квартиру я тебе купил, прописку тоже. Мы – квиты. Я долгов за собой не люблю. Но дальше – живи сам, как сумеешь, мне слабаки не нужны.

Горелый затаил лютую злобу и поклялся отомстить своим бывшим дружкам, которые, как он считал, бросили его. Так на смену дружбе пришла крутая вражда.

Генка глотал остатки воздуха, уже понимая, что никто не спасёт его, бесшумно плакал, стараясь не всхлипывать, потому что это отбирало воздух. Он усиленно пытался вспомнить, где же он видел этого самого Санитара? Он точно его видел, но вспомнить никак не мог. Он вообще не мог вспомнить лиц тех, кого обидел. Он вспоминал, пытаясь рассмотреть лица, но так и не мог этого сделать.

Он устал от такой бесполезной работы мысли. И вспомнил:

– Молись и вспоминай...

Он притих, перестал судорожно дёргаться и стал молиться, сам не понимая, откуда приходят слова молитв.

А потом в ушах зазвенело, перед глазами забегали светлячки, стало давить на уши, и всё закончилось...