355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Кузнецов » Вторая ударная в битве за Ленинград (Воспоминания, документы) » Текст книги (страница 11)
Вторая ударная в битве за Ленинград (Воспоминания, документы)
  • Текст добавлен: 13 апреля 2019, 13:00

Текст книги "Вторая ударная в битве за Ленинград (Воспоминания, документы)"


Автор книги: Виктор Кузнецов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

Поздно вечером комдив. Поляков доложил: «Части дивизии овладели рощей Круглая, вышли на ее юго-западную опушку и развивают наступление в западном направлении. В некоторых местах противник сохранил в нашем тылу бронированные огневые точки и дзоты, которые ведут непрерывный огонь по наступающим войскам. Специально выделенные отряды в составе тяжелых танков КВ, артиллерии прямой наводки, саперов и автоматчиков ведут блокирование и уничтожение этих Огневых точек…»

Я поздравил Полякова с первым значительным успехом и передал благодарность Военного совета армии офицерам и солдатам дивизии. Действовали они доблестна и умело.

До сих пор хорошо помню бойца Егора Константиновича Петрова из 1100-го стрелкового полка. На всю дивизию он славился своей снайперской стрельбой. Недели за две до наступления Петров «переквалифицировался» в пулеметчика. Спрашиваю: почему он, отличный стрелок, истребивший более 100 фашистов, сменил снайперскую винтовку на пулемет? Петров ответил:

– Я – якут-охотник, люблю винтовку. И она меня никогда не подводила, ни в тайге, ни на войне. Но винтовка есть винтовка. Один выстрел – убит один фашист. Я хочу делать не один выстрел, а много выстрелов сразу…

Петров с помощью товарищей быстро изучил пулемет и действительно мастерски овладел им. На второй день наступления, отражая вражескую контратаку, он скосил своими очередями до 100 гитлеровцев.

– Я ведь говорил: много пуль – много мертвых фашистов! – не без гордости пояснял солдат-якут.

Егор Константинович, человек крупного телосложения, шел в первой цепи атакующих, прокладывая путь стрелкам своим метким огнем. В январских боях его в третий раз ранило, но он не ушел с поля боя, а, превозмогая боль, продолжал отбивать яростную контратаку противника. Фашисты потеснили наше подразделение, и Петров оказался в расположении врага. И здесь он не растерялся – прикинулся мертвым. Когда наши подразделения вновь заставили гитлеровцев отходить, Петров, собрав последние силы, подполз к пулемету и ударил по фашистам…

Так мужественно сражались люди дивизии. За два дня боев они уничтожили более 2 тысяч фашистов и захватили 120 дзотов и бункеров.

Правее 327-й наступала 256-я стрелковая дивизия, которой командовал полковник Ф. К. Фетисов. Направление ее главного удара проходило между двумя наиболее мощными узлами сопротивления – рощей Круглой и Рабочим поселком № 8 – по равнинной торфяно-болотистой местности. Гитлеровцы соорудили здесь насыпные дерево-торфоземляные валы. Облитые водой, эти валы на морозе стали ледяными. Было их три. За валами и укрывались вражеские солдаты.

Наша артиллерия разбила эти препятствия, и полки успешно продвигались вперед. Однако уязвимыми оказались открытые фланги дивизии. Полковник Фетисов вынужден был повернуть часть своих сил фронтом к укрепленным пунктам – роще Круглой и Рабочему поселку № 8, и темп наступления дивизии замедлился. Отстали танки, – торфяник не выдерживал их тяжести. И тут на выручку пришли артиллеристы. Орудия прямой наводкой гасили огневые точки на флангах. Наша авиация по заявкам пехоты бомбила противника в глубине его обороны.

Дерзко и умело сражался в этой дивизии 3-й батальон 930-го стрелкового полка. Еще шла артиллерийская подготовка, а комбат Д. П. Колышкин поднял роты. Как только артиллеристы перенесли огонь вглубь, батальон стремительно ворвался в первую вражескую траншею, а затем и во вторую… Специально выделенный комбатом отряд очищал бункеры от фашистов. Смелый бросок батальона позволил полку быстро выполнить поставленную боевую задачу и облегчил действия соседей. Столь же решительно батальон прорывал потом вторую позицию врага. На своем пути бойцы блокировали, а затем подорвали пять бункеров. Враг пытался контратаками сбить батальон с захваченного им рубежа. Колышкин отразил три контратаки. Он был ранен, но остался в строю. За день батальон истребил более 300 фашистов.

Непосредственно на Рабочий поселок № 8 наступала 372-я стрелковая дивизия, которой командовал полковник П. И. Радыгин. Используя выгодное положение поселка, противник превратил его в сильно укрепленный узел сопротивления. Очагами упорной обороны стали здесь каменные дома, насосная станция, построенные фашистами железобетонные и дерево-земляные сооружения.

Полки 372-й дружно атаковали врага, захватили три траншеи, приблизились к центру этого узла, но полностью овладеть им не могли. Противник имел здесь численное превосходство. Оборонявшие поселок части 227-й немецкой пехотной дивизии насчитывали 16 500 солдат, наша же дивизия – лишь 7500 человек. Наступление на этом участке затормозилось.

На второй день – 13 января – противник начал подтягивать к участку прорыва оперативные резервы. На станцию Мга прибыли четыре эшелона – три с пехотой и один с артиллерией – из района Тосно. В дальнейшем усиление вражеской группировки продолжалось.

Готовясь к операции, мы предусматривали, что противник может подбросить к участку прорыва до 11 свежих полков пехоты, до 15 артиллерийских дивизионов и 50 танков. Однако мы несколько ошиблись в расчетах. Уже на третий день наступления к старым 170, 227, 1-й пехотным и 5-й горнострелковой дивизиям присоединились введенные в бой новые – 61-я и 96-я, а в последующем еще две новые пехотные дивизии и ряд других частей. Появилось и много новых артиллерийских батарей. Это усиление войск противника не позволило нам развить тактический успех в оперативный. Однако противник понес огромные потери.

Командир 227-й немецкой пехотной дивизии генерал-лейтенант Скотти в одном из приказов писал: «Солдаты, ваша дивизия обескровлена, но мы до конца должны выполнить свой долг. Ни шагу назад. Восстановим утраченное положение. Через могилы – вперед!»[10]10
  Архив МО СССР, оп, 4073, д. 292, л. 14.


[Закрыть]
.

Так, «через могилы», шли немецкие полки к новым могилам, к своей гибели. Наше наступление продолжалось.

16 января войска. 2-й ударной армии отделял от дивизий Ленинградского фронта, двигавшихся нам навстречу, узкий коридор – километра полтора-два. Оставалось сделать последний рывок и соединиться. Ленинградцы действовали успешно: прорвали мощную полосу обороны, расположенную на левом берегу Невы. Пока еще упорно сопротивлялись вражеские войска в Шлиссельбурге и на берегу Ладожского озера. Но им угрожало окружение… Находившиеся там вражеские гарнизоны совместными усилиями войск 2-й ударной и 67-й армий вскоре были разгромлены.

18 января в 9 часов 30 минут произошла историческая встреча частей Ленинградского и Волховского фронтов, означавшая, что прорыв блокады Ленинграда совершился. Среди первых волховчан, встретившихся с ленинградцами, были заместитель командира 18-й дивизии полковник Н. Г. Лященко (ныне генерал армии), командир 414-го стрелкового полка подполковник В. И. Шкель, солдаты Василий Дзюба и Петр Левашов, сержант Владимир Васильев и лейтенант Горов. Вскоре произошло соединение и на других участках фронта. К 14 часам все наши дивизии соединились с ленинградскими и повернули фронт наступления на 90 градусов, на Синявинские и Келколовские высоты.

Часов в двенадцать на наблюдательный пункт армии прибыли К. Е. Ворошилов, Г. К. Жуков, К. А. Мерецков. Они поздравили с победой, ознакомились с ходом боев, дали некоторые советы и указания.

Вдруг Жуков обратился ко мне с необычным вопросом;

– Товарищ командарм, ты когда смотрел на себя в зеркало?

Я ответил, что не помню, кажется, 11 января.

Георгий Константинович вынул из кармана маленькое зеркальце, подал мне и сказал смеясь:

– Возьми… Посмотри только, на кого ты похож. Себя, пожалуй, не узнаешь…

Я взял зеркальце, посмотрел и удивился. На меня глядел посиневший дочерна человек, усталый, словно перенесший тяжелую болезнь. Возвращая зеркальце хозяину, я шутливо заметил:

– Благодарю за доставленное удовольствие.

– Удовольствие-то удовольствием, – сказал Георгий Константинович, – но почему так выглядишь? Заболел?

– За шесть суток прошли восемь километров – есть от чего заболеть… Противник с фронта жмет, а начальство – с тыла. Несладко приходилось. Я пять суток не спал.

– Тогда ложись отдохни, – сказал Георгий Константинович. – Мы больше жать не будем, переедем к Ленинграду. Да только распорядись напоить нас чаем…

* * *

Войска 2-й ударной и 67-й армий соединились, однако напряжение боя все возрастало. Противник подбрасывал к Синявинским и Келколовским высотам новые и новые дивизии. Мы также вводили в бой свои вторые эшелоны и резервы, но заметного перевеса в силах создать не могли.

Левый фланг и центр оперативного построения нашей армии повернули свои соединения на юго-запад – на Синявинские высоты, а части правого фланга армии совместно с войсками 67-й армии Ленинградского фронта продолжали добивать гитлеровцев в Рабочих поселках и на побережье Ладожского озера.

Фашисты сопротивлялись яростно. 18-я дивизия взяла в плен всего лишь 12 солдат, 372-я – 28 человек, а уничтожили они более 2 тысяч гитлеровцев. Объясняется это двумя причинами: первая – вражеские солдаты не сдавались, так как им непрестанно вдалбливали в головы, что большевики уничтожают пленных; вторая – гитлеровцы еще не потеряли веры в победу на Восточном фронте.

Они не представляли себе масштабов катастрофы, постигшей гитлеровские войска в районе Сталинграда, а вражеское командование старательно скрывало от них правду.

На Синявинских высотах противник занимал выгодные позиции, с которых видел не только наши головные части, но и тылы. На высотах были три яруса траншей с прочными дерево-земляными сооружениями.

Первую линию траншей наши войска ваяли с ходу, а чтобы взобраться дальше, приходилось штурмовать каждый дзот в отдельности.

Силы наши и противника уравновесились, особенно в артиллерии и других огневых средствах. Активнее стала действовать и вражеская авиация. В одном из воздушных боев наши истребители сбили 18 бомбардировщиков противника. Дважды Герой Советского Союза Г. П. Кравченко лично сбил четыре вражеских самолета. Но, увлекшись боем, и сам был подбит. Когда загорелся его самолет, он выпрыгнул, но парашют не раскрылся, и Григорий Пантелеевич, храбрейший наш летчик, погиб.

Для штурма синявинского узла сопротивления армией был составлен специальный план, утвержденный командующим фронтом. Но вместо запрошенных нами на основе расчетов 507 тысяч снарядов различных калибров мы получили лишь 320 тысяч.

Мы, конечно, понимали, что фронт не дал нам необходимого количества снарядов не по чьей-либо злой воле. Промышленность к этому времени еще не в силах была обеспечить нас в достаточном количестве всем, что требовалось.

В первой линии полосы наступления 2-й ударной действовало шесть стрелковых дивизий. Мы вводили в бой свежие части, но противник, не желая терять выгодные позиции, тоже подбрасывал новые дивизии.

Сосед справа – 67-я армия Ленинградского фронта – наступал примерно на таком же 11—12-километровом фронте, пытаясь овладеть келколовским рубежом. Даже сегодня, после многих послевоенных лет, зримо ощущаю, с каким упорством шла борьба…

На направлении наших действий не было условий для маневра и внезапных ударов. Приходилось прорывать очень мощную оборону противника на большую глубину лобовыми атаками. Ясно, что без артиллерии крупного калибра, достаточно снабженной боеприпасами, невозможно было сбросить противника с Синявинских и Келколовских высот.

Иногда наших артиллеристов ругали за стрельбу по площадям, то есть за огонь не по цели, а лишь по району, где находилась эта цель. Но ведь не только артиллерия, а даже наступавшая пехота и танки не всегда видели огневые точки противника, которые хорошо вписывались в окружающую местность, были искусно замаскированы и открывали огонь только тогда, когда к ним близко подходили наши стрелковые цепи.

Единственно, за что я как командарм винил командира 2-й артиллерийской дивизии полковника К. А. Седаша, – это за невысокое качество инструментальной разведки вражеских батарей, особенно шестиствольных минометов. С последними борьба велась явно слабо.

Несмотря на жесткую оборону противника, 364-я дивизия ворвалась на гребень высоты 43,3. 80-я дивизия атаковала северо-восточную часть Синявина и двигалась на высоту с отметкой 50,1. Она пробилась до третьей линии траншей, но на высоту 50,1 не вышла.

В ожесточенных схватках за высоту 43,3 беспредельную храбрость проявили командир батальона 1216-го полка 364-й дивизии А. А. Ефимов и его бойцы. Комбат Ефимов и лейтенант И. В. Клименко со своими солдатами Ф. Безгазовым, И. Уширхановым, Д. Денисовым и другими в яростной рукопашной схватке истребили десятки фашистов. Артиллерист сержант И Назаров шел в пехотной цепи и мастерски корректировал огонь артиллерии, уничтожавшей огневые точки врага. Действия батальона Ефимова, поддержанные 1216-м полком и другими частями 364-й дивизии, и привели к захвату важного опорного пункта – высоты 43,3.

Как сейчас, помню утро следующего дня – 3 февраля. Запаса снарядов мы не имели и пользовались ими, что называется, с «колес». По плану должны были подвезти 70 тысяч снарядов. Этого количества мы не получили. Все же, посоветовавшись, решили атаку, назначенную на полдень, не отменять, а начать ее после 30-минутной артиллерийской подготовки. Сделать более продолжительную артподготовку мы не могли. С небольшой группой штабных офицеров я находился на наблюдательном пункте на высоте 43,3. Командиры дивизий, полков и батальонов вели визуальную разведку. Наша авиация бомбила вражеские позиции и прикрывала войска от ударов фашистских самолетов.

А на переднем крае все было тихо, спокойно. В 11 часов 30 минут загремели наши пушки, усилила удары авиация. Минут через десять видим, как нестройные цепи противника выскакивают из траншей и перебежками движутся к нашим позициям. Пехота открыла по ним огонь и заставила залечь.

Вскоре и фашисты повели сильный артиллерийский огонь по нашим позициям. Появились вражеские бомбардировщики. Наши истребители отогнали их, и они сбросили груз где попало. В 11 часов 55 минут противник перешел в атаку. Наши стрелки, пулеметчики, минометчики и артиллерия, особенно орудия прямой наводки, расстреливали наступавшую вражескую пехоту и поддерживавшие ее танки. Напряженный бой продолжался три часа. В 15 часов противник, так и не достигнув наших траншей, стал отходить. Части 364-й дивизии поднялись и перешли в контратаку.

Захваченные в этом бою пленные показали, что 11-я и 215-я пехотные дивизии немцев пришли в Синявино накануне вечером. Перед ними поставили задачу нанести удар по советским войскам, вернуть высоту 43,3 и сбросить нас с Синявинских высот в болото. Атаку фашисты назначили на 12 часов. Но тут случилось непредвиденное. Советская артиллерия упредила вражескую атаку и спутала карты гитлеровцев.

И в последующие дни непрерывные атаки и контратаки ни одной стороне успеха не принесли. Нам не удалось отогнать врага дальше на запад, чтобы освободить железную дорогу и расширить прорыв. Противник также не сумел достигнуть своей цели – восстановить блокаду Ленинграда.

В ожесточенной борьбе за Синявинские высоты мастерство и героизм проявил расчет 120-мм миномета братьев Шумовых. Командовал им старший сержант Александр Шумов. В расчет входили его братья – Иван, Василий, Авксентий и Лука. Они, говорил мне командир батареи старший лейтенант Федор Цивликов, – бесстрашные люди, показывают пример не только батарейцам, но часто и пехоту воодушевляют в бою. На высоту 43,3 Шумовы двигались в первой цепи, уничтожив 24 пулеметные точки противника и 9 дзотов. Умело отражая контратаки врага, в боях по прорыву блокады они истребили более 300 гитлеровцев. Стреляют мастерски…

В армию Шумовы вступили добровольцами. В первые же дни войны их привел в военкомат дед, заявив: «Хоть наше село находится и далеко от фронта, но мои внуки хотят защищать Родину. Пожалуйста, примите их всех». Провожая на фронт, дед им дал напутствие: «Каждый из вас должен истребить по сто врагов. Меньше нельзя. Больше можно. У вас силы и сноровки на это хватит».

Внуки честно, на совесть выполняли наказ деда. На высоте 43,3 Василий попросил разрешения стрелять из пулемета, сказав, что четверо его братьев справятся с минометом. Командир полка разрешил. Противник двинулся в контратаку. Василий открыл огонь и скосил более 100 фашистов. Когда командир батареи подошел к нему, он лежал окровавленный – вражеская пуля пробила щеку. «Наказ деда, – доложил богатырь, – выполнил за один час. Вот они лежат рядками, как обмолоченные снопы». Василий в госпиталь не пошел. Весь день он дежурил у пулемета и только вечером сдал его новому расчету, а сам вернулся к братьям…

Во время этих боев братья Шумовы подали заявление о приеме их в партию. «Наша жизнь, – писали они, – тесно связана с жизнью Коммунистической партии с ранних наших лет».

В боях по прорыву блокады Ленинграда героически сражались воины всех национальностей. Бурят Зайнелг Абиб Касенов подорвал 4 дзота и истребил более 100 гитлеровцев. Командир роты старший лейтенант казах Аиб Абильев со своими взводами ворвался в Рабочий поселок № 6, разрушил пять дзотов, блокировал три бункера, в которых находилось 120 фашистов, и продержал их «под арестом», как он говорил, пока не подошла помощь батальона. Из одного блокированного убежища вытащили 30 пленных, а два бункера Абильев подорвал, так как фашисты не складывали оружия.

Для удержания Синявинских высот враг ввел только на последнем этапе сражения две свежие дивизии. 11-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Томашки сгорела за два дня боев, потеряв 12 тысяч убитыми и ранеными. Такая же участь постигла 212-ю пехотную дивизию генерал-майора Рихмана. Переброшенная под Синявино из-под Тосно, она также продержалась лишь несколько суток и потеряла 12 500 солдат и офицеров.

390-й пехотный полк 215-й пехотной дивизии, 162-й и 176-й пехотные полки 61-й пехотной дивизии, побывавшие на Синявинских высотах, также недосчитались добрых двух третей всего состава. Таким образом, на четырехкилометровом участке, где действовали три вражеские дивизии, гитлеровцы потеряли 36 тысяч своих солдат и офицеров, то есть по 9 тысяч на один километр фронта.

Наши потери были тоже велики, но они не идут ни в какое сравнение с теми, которые понес на Синявинских высотах враг. А ведь мы наступали! Это говорит о большом мастерстве наших воинов.

Прорыв блокады Ленинграда, штурм синявинских позиций вошел в историю Великой Отечественной войны, в историю славной битвы за город на Неве, как ярчайший пример мужества, отваги и непреклонной воли наших войск к победе.

Сергей Наровчатов
Трехминутный праздник
(Прорыв блокады)
 
Еще три залпа по сволочам!
И вот в одиннадцать сорок
Врываемся первыми из волховчан
В горящий Первый поселок.

С другого конца, мимо шатких стен,
Огнем на ветру распятых,
Люди ль, фашисты ль сквозь чадную темь
В дымных скользят маскхалатах.

К бою! Но искрой негаданных встреч
Вспыхнуло слово далече.
Все ярче и шире русская речь
Разгорается нам навстречу!

И там, где разгромленный замер дот —
Хоть памятник ставь над ними,—
Питерец волховцу руки жмет,
Целуются. Не разнимешь!

Стоило жизнью не дорожить,
Снова рискуя и снова,
Чтоб не мы, так другие смогли дожить
До этого дня большого.

И прямо на улице фляжки с ремней
Срываем и светлым утром
За нашу победу, за память о ней
На празднике пьем трехминутном.

Еще раз целуемся. Время не ждет.
Боевые порядки выстроив,
Навек неразлучные, вместе в поход
До последнего вздоха и выстрела.

Я праздники лета знал и зимы —
Только лишь память тронь.
На приисках золотой Колымы
Я пил голубой огонь.

Я чтил обычаи Кабарды,
Гулянья помню Урала,
Со всей Ферганой я выпил на «ты»
На стройке Большого канала.

Я шел навстречу веселым речам,
Где б ни скитался по свету,
Но лучшего празднества не встречал,
Чем трехминутное это.
 
Шлиссельбург, январь 1943 г.
В. С. Лаленков
Под грохот наших батарей

В. С. ЛАЛЕНКОВ,

в 1943 году командир минометной

батареи 191-го минометного полка

Долгое время мне пришлось воевать на Ленинградском и Волховском фронтах. Навсегда остались в памяти бескрайние леса Приволховья, болотистые топи, торфяные поля, разбитые дороги. Трудную борьбу с врагом дополняли природные сложности. Чтобы воевать и жить, войска вместо траншей вынуждены были строить деревоземляные заборы, вместо окопов – насыпные брустверы. Бревенчатые настилы и гати прокладывались на многие километры. Эти фронтовые дороги солдаты окрестили «трясучками». Отправляя в тыл раненых, ездовые с горечью говорили: «Тело довезу, а за душу не ручаюсь».

Осенью и весной все тропы и дороги становились буквально непроходимыми. Бойцы двигались по пояс, а то и по горло в воде, толкая перед собой плот, на котором были боеприпасы и продовольствие.

В условиях Волховского фронта минометы были наиболее подходящим оружием. Пехота с уважением говорила: «Миномет – та же артиллерия. Плита, самоварная труба. Против гаубицы пониже, дымок пожиже, а прикурить врагу хорошо дает».

Зима в 1942 году легла рано и устойчиво. Примерно в середине ноября мы с группой бойцов и командиров, откомандированных из 120-го минполка, пробирались во вновь формируемую минометную часть при 2-й ударной армии. Бушевала метель. Северян разъяренно хлестал нам в лицо, пузырил шинелишки, забирался за воротник. К вечеру мы пришли в разрушенное Войбокало. Оконные проемы в домах забиты досками, заткнуты тряпьем. Чтобы попасть засветло к месту назначения, мы двинулись дальше. За деревней вошли в лес. Здесь царила тишина. Вскоре оказались на полянке и увидели небольшую землянку, притулившуюся у вековой ели. Возле нее стоял подтянутый капитан средних лет с симпатичным лицом.

– С пополнением? – спросил он меня.

– Так точно, товарищ капитан. Скажите, где найти командира полка? Я назначен начальником штаба.

– Тогда будем знакомы. Командир полка я – Недачин Павел Николаевич, – отрекомендовался он. Потом с какой-то затаенной надеждой добавил: – Родом из Смоленска. Может, есть земляки?

Но строй промолчал. Поздоровавшись со всеми за руку, командир полка сказал:

– Полка еще нет. Вы составите костяк. Работы предстоит много.

Спустя несколько минут появился лейтенант. У него было смуглое, чуть скуластое лицо, веселый взгляд с хитринкой. Широченные бриджи скрывали кривоватые ноги. От него так и веяло молодостью и задором. Он пристукнул каблуками со шпорами, представился:

– Лейтенант Сериков, командир комендантского взвода полка.

Когда лейтенант увел прибывшую группу, мы с командиром полка зашли в землянку. Я сообщил ему, что тоже со Смоленщины, рад встретить земляка в такое тяжелое время, когда наш край находится под пятой гитлеровских оккупантов. Разговор пошел откровеннее и конкретнее.

Вскоре в часть начали прибывать личный состав, вооружение, лошади. Работать приходилось день и ночь, урвав два-три часа для отдыха. Я удивлялся, как легко, оперативно решал все организационные вопросы командир полка. Он ездил в тылы армии, фронта и добивался, казалось, невозможного. У меня же в штабной работе получалось не все гладко. Бросался всюду, стремясь сделать сразу многое, но этим только вносил путаницу. Меня это огорчало, а потом стало тяготить. Видя мое угнетенное состояние, Павел Николаевич старался меня подбодрить, научить, выправлял мои огрехи. И стал бы я штабником, но обстоятельства сложились иначе.

Первым помощником начальника штаба полка прибыл старший лейтенант Иван Александрович Богданов. Это был, как говорят, рубаха парень. Небольшого роста, подвижный, жизнерадостный, он оказался смекалистым и хорошо знающим штабную работу. Вторым помощником – по разведке – был старший лейтенант Василий Константинович Ощепков. Он был в летах, среднего роста, с суровым взглядом и резковатым характером, но с доброй и отзывчивой душой, присущей сибирякам. Третьим помощником – по связи – назначили старшего лейтенанта Ивана Васильевича Мироненко. Воспитанник детдома, стройный, с черными вьющимися волосами, кареглазый украинец имел покладистый характер, был душевен и сообразителен, за словом в карман не лез. Украинский акцент придавал его говору особую мягкость и певучесть.

Командиром первой батареи прибыл после госпиталя старший лейтенант Владимир Семенович Захаров. Смуглый, маленького роста, он вместо шапки-ушанки носил кубанку и очень гордился ею. Он привез с собой гармошку, на которой хорошо играл. Командиром второй батареи, тоже после госпиталя, назначили старшего лейтенанта Ивана Антоновича Костенко. Родом он был из Новосибирской области. До войны окончил сельскохозяйственный техникум и работал агрономом. Как и я, он побывал уже в боях на Западном фронте и в Синявинской операции. Стройный, всегда подтянутый, чуть – выше среднего роста, с худощавым обветренным лицом, которое было испещрено маленькими крапинками оспы. Мы быстро с ним сблизились, а потом сдружились. Командиром четвертой батареи определили лейтенанта Зацепу, лет двадцати, высокого роста, косая сажень в плечах. Из-под шапки лихо выбивались светло-русые кудри. Любил повеселиться и хорошо закусить. Пятую батарею возглавил старший лейтенант Елфимов. Лет под тридцать, среднего роста, худощавый. Его лицо с крючковатым носом было словно прокопчено на дымном костре. Как артиллерист он имел хорошую подготовку, но, очевидно, прошедшие бои изрядно расшатали его нервную систему.

Не было только командира третьей батареи, и командир полка поручил мне следить за ходом ее формирования.

Пропагандистом полка приехал старший политрук Александр Петрович Коптелов. Лет под сорок, хладнокровный и смелый сибиряк. Он быстро завоевал авторитет среди личного состава и стал душой полка.

В населенном пункте Войбокало находились наши тылы. Помощником командира полка по материальному обеспечению прибыл спокойный, рассудительный майор лет сорока. Звали его Иван Иванович Андреев. Благодаря его оперативной работе наша часть не имела особых затруднений в материальном снабжении.

Старшим врачом полка утвердили Александру Васильевну Неклюдову, фельдшером – Марию Николаевну Ильину. Они вместе учились в Ленинградском мединституте, успели побывать в блокаде и боевых передрягах. С молодой кипучей энергией они приступили к своим обязанностям и справлялись с ними вполне успешно.

В декабре из запасного полка к нам прислали взвод девушек-связисток. В их числе были Клавдия Халдина, Шура Балова, Надя Мохова, Зина Базанова, Зина Ландышева, Аня Захарова, Полина Цветкова, Тамара Додонова. Они стали телефонистками в батареях и в управлении полка.

Так на основании приказа командующего артиллерией Волховского фронта генерала Г. Е. Дегтярева начал формироваться минометный полк пятибатарейного состава на конной тяге. Каждая батарея имела шесть минометов 120-миллиметрового калибра. Позже полку присвоят 191-й номер и он станет полком артиллерии РГК.

Сроки на комплектование были отведены жесткие. Уже через месяц батареи приступили к боевой и политической подготовке.

В середине декабря прибыл другой командир полка, майор Воронин Константин Михайлович. Он привез приказ о назначении капитана Недачина начальником штаба полка, а меня отозвали в распоряжение кадров артиллерии 2-й ударной армии. Я подал по команде рапорт с просьбой оставить в полку командиром третьей батареи. Просьбу удовлетворили. С радостью принялся за знакомое мне дело.

Началась упорная отработка тактических действий батареи, сколачивание расчетов и взводов. Повели счет времени на часы и минуты. Декабрьские дни коротки, к тому же в тот год выдались морозными. Приходилось заниматься при свете костров до поздней ночи. Хорошо, что стояли в лесу. Он спасал нас от ветров, снабжал дровами и маскировал от вражеской авиации. Бойцы понимали поставленные перед ними задачи. Боевая и политическая подготовка быстро наладилась и давала положительные результаты.

С душевной теплотой вспоминаю командира взвода управления батареи лейтенанта Таратуту Григория Фаликовича. В то время ему было девятнадцать. Он имел десятиклассное образование и годичную подготовку в Ленинградском артиллерийском училище. За короткий срок лейтенант сумел сплотить и подготовить к работе в сложных условиях отделения разведки и связи – основу основ управления огнем батареи.

Мне было радостно и приятно, что командиры огневых взводов младшие лейтенанты Василий Гойда и Александр Звягинцев приехали из Лепельского минометного училища, в котором ранее учился и я. Они не участвовали в боях, но при первой же встрече с врагом проявили себя с самой лучшей стороны.

Неоценимый вклад в формирование коллектива внес заместитель командира батареи по политической части. Сожалею, что запамятовал его фамилию. Родом с Украины, он до призыва работал директором школы. С педагогическим тактом замполит умел донести до бойцов поставленную задачу, мобилизовать их на самоотверженные действия. Всегда требовательный к себе и подчиненным, он был справедлив и отзывчив к чужой беде. Его воспитательное мастерство преображало бойцов.

В повседневных занятиях, в перекуры у костра от солдат и сержантов можно было услышать много дельных предложений, которые, как правило, сами же воины и исполняли. Так, своими силами в батарее была отремонтирована обувь, одежда, конская сбруя. Для удобства перевозки минометов бойцы сконструировали специальные перекладины, на которых крепились опорная плита, ствол и двунога-лафет. Были изготовлены деревянные срубы, подкладываемые звеньями для устойчивости под плиту миномета на болотистом грунте. Без них при выстреле миномет сильно оседал в болоте. С разрушенных бомбежками и покинутых жителями домов собрали кровельное железо, из него изготовили печки «буржуйки» и складные трубы…

Под новый год майор Воронин собрал командный состав полка. На совещании подвели итоги боевой и политической подготовки подразделений, состоялся обмен опытом. Затем был товарищеский ужин. Единой боевой семьей встретили новый 1943 год.

В морозное январское утро полк получил приказ занять к 7 января боевые порядки в районе юго-западнее Рабочего поселка № 9 и поступить в оперативное подчинение 372-й стрелковой дивизии, которой командовал полковник П. И. Радыгин.

Для изучения местности в указанный район срочно выехали командиры батарей с разведчиками. С наступлением темноты выступил и весь полк.

Утром неожиданно наступила оттепель, повалил густой снег. Это было и хорошо, и плохо. Метель надежно прикрывала с воздуха сосредоточение наших войск, но в то же время мешала вести разведку целей противника.

Всю первую декаду января личный состав оборудовал огневые позиции, строил блиндажи и укрытия для лошадей, подвозил боеприпасы. Глаза и уши батарей вели разведку целей в отведенных секторах. Отрабатывалась таблица артиллерийского наступления, составлялись огневые карточки. Словом, дел хватало.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю