Текст книги "Булавин"

Автор книги: Виктор Буганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

– Истинно, государь, светлейший князь, – повторяет Волконский, – Вашему сиятельству доношу верно: довлеет охранить здешнею украину в самой скорости, чтобы не допустить до превеликого бедства.

Волконского удивляет, что к нему не идет на соединение бригадир Шидловский; наоборот, пишет, чтобы сам Волконский шел к нему на помощь. Бахметев в это время со своими москвичами движется к Пристанскому городку.

Москва шлет в помощь Бахметеву, помимо полка Рыкмана, драгунский полк фон Делдина и солдатский полк майора Давыдова; на Воронеж «для бережения», вместо Рыкманова полка, – 500 драгун. К Бахметеву же «для разорения донских воровских городков» направляют из Воронежа солдатский полк Неклюдова, а вместо него в Воронеж – тысячу человек «из московского гварнизона».

Объединение полков Бахметева, Тевяшова и Рыкмана привело к разгрому отряда Хохлача на реке Курлаке в конце апреля. Об этом узнал на пути из Москвы в Воронеж князь Долгорукий. Послал им указ: не расходиться, как они хотели (Бахметев – в Тамбов, Тевяшов – в Острогожск, Рыкман – в Воронеж), «ежели вестей крутых нет». О взятых в плен на Курлаке 143 булавинцах князь в письме Петру шутить изволит, вспоминая прежние царевы намеки:

– И как, государь, прибуду я на Воронеж, стану по розыску вершить: оставя несколько человек впредь для розыску, пущих колесовать, а других на колья и вешать и о всем чинить по твоему государеву указу и по своей к ним дружбе.

Изюмский бригадир Шидловский пошел было к Чугуеву, оттуда – на урочище Вершины Айдарские. Но, узнав, что повстанцы Драного разоряют хутора Изюмского полка, повернул назад, к Тору и Маяцкому острогу. Он тоже просит помощи, пишет Голицыну в Киев:

– В людех своих я не весьма надежен, и большая в них слабость являетца. Зело я опасаюсь, чтоб на Украине какого возмущения от их, украинцов, не показалось. И у русских людей шатость являетца.

Голицын тоже настроен весьма пессимистично:

– Нам оного вора (Булавина. – В. Б.) украинцам удержать невозможно. И во всем Белогородцком розряде пи одной крепости нет, где б мочно оного вора удержать.

Киевский и белгородский воевода обеспокоен: против «воров» направлены полки Бахметева, Шидловского, Волконского, Гагарина, а единого командира у них нет:

– И ежели указу не будет прислано, что оным полкам быть под одною командою, разумею я, что ис того не будет никакой пользы.

Тот же Голицын «по ведомостям» от азовского губернатора Толстого распорядился, чтобы Шидловский и Бахметев шли против Булавина и для охраны Азова и Таганрога; «а паче смотреть неоплошно, чтоб оный вор не поворотился назад для разорения украинных городов». К началу мая Шидловский собрал свою бригаду, Харьковский, Ахтырский и Сумский полки и чугуевских донских казаков, а также калмыков и стал на Изюмской черте под Маяками. Неделю прождал здесь, но Бахметев не явился.

Долгорукий при подъезде к Воронежу пишет царю из Богородицка, что не знает, где сейчас находятся Шидловский и Бахметев. Драгунский полк Гулица, продолжает князь, прошел Богородское, полк фон Делдина скоро будет на Туле, а пехотный полк Давыдова переправился через Оку у Серпухова. Яковлева с 300 драгунами из недорослей отправляют с Москвы. Всем полкам он велит собираться в Воронеже, а не в Ряжске:

– 1) Государь, что ближе к казацким городкам; 2) государь, что з Бахметевым и с Рыкманом податнее соединитца. Также, государь, и ворам будет страшнее, что тут будем збиратца... И, потамошнему смотря, куды случай позовет, всюды податно.

Будучи в Москве, Долгорукий принял меры, чтобы собрать царедворцев, которых по приказам нашлось 725 человек. Предполагалось оставить только «для нужды» «малое число и старых», остальных – послать в поход. Он же приказал немедленно идти из Курска в Воронеж драгунскому полку Мещерского, пехотному полку

Нелидова «да полковой службы 400 человек». Уверяет царя в их боеспособности:

– И мню, что всех скорая они будут ко мне. И сказывают, государь, что ети люди гораздо добры. И я на них надежен, лутче, нежели на тех, которые полки пошли с Москвы, потому, государь, что те полки новые.

Приехав в Воронеж, Долгорукий в нем не задержался. Решил продвинуть свои полки еще ближе к району повстанческих действий – разослал воеводам и командирам письма с указанием идти к Валуйкам. Князь срочно велел собрать по уезду подводы для драгун и солдат, припасов и провианта. С собой взял отряд Бахметева – 300 царедворцев, полк Рыкмана, драгун. В Воронеже оставил 500 драгун из Военного приказа с Москвы, 500 солдат из московского «гварнизона» и 500 рекрут из Поместного приказа, а также полк Неклюдова «оставил на Воронеже, а с собою не взял для опасения флота и для всякого случая». Относительно 143 пленных була-винцев, «в том числе старых казаков 23 человека, а достальные все розных городов сходцы», Долгорукий «по своей к ним дружбе» принял решение:

– И я, государь, по дороге к Пристанскому велел поставить 20 виселиц и буду их вешать 17-го числа (17 мая. – В. Б.), а некоторых из них, несколько человек, четвертовать и по кольям ростыкать.

Долгорукий сообщает Петру, что до сих пор не пришли к нему три полка: драгунский Яковлева, солдатский Давыдова, фон Делдина, «а из царедворцов единово человека не бывало». Полку Рыкмана велено с Москвы быть с ним, Долгоруким, а в Воронеже воевода Колычев показал ему письмо адмирала Апраксина: тому полку быть в Воронеже. Шидловский без московских войск «на своих надежду имеет худую». Толстой из Азова просит помощи. Булавин же после взятия Черкасска очень усилился:

– Тебе, государю, самому извесно, что он ныне в великом собрании как людьми, так и припасами, и пушками, и порохом, и другим всем.

О прибытии В. В. Долгорукого, его намерении идти на «донские воровские городки» быстро узнали по всему Дону. Как и раньше в письмах «полководцам» и в Посольский приказ, Булавин и его помощники обращаются теперь к Долгорукому с теми же уверениями в верности государю. Несколько дней спустя после его приезда в Воронеж к нему явились станичники с реки

Битюга Мартын Панфилов и Фетис Туляев. Их ввели к майору. Они поклонились ему:

– Ты будешь царев посланец князь Долгорукой?

– Я, лейб-гвардии Преображенского полку майор князь Долгорукий.

– Мы к твоей милости от Войска Донского.

– С чем приехали?

– Привезли войсковую отписку за войсковою печатью к царскому величеству да другое письмо за войсковою же печатью к стольнику Степану Бахметеву.

– Давайте сюда, все будет передано. Что у вас в Черкаском было? За что Лукьяна Максимова и иных старшин казнили?

– В войсковой нашей отписке к царскому величеству то написано: пришли мы к Черкаскому, собрався изо всех городков и станиц, для перемены и выбору иных старшин. А от атамана Лукьяна Максимова и старшин Ефрема Петрова с товарищи были к нам многие неправды и нестерпимые обиды. И за то мы их побили.

– Это всем ведомо. Что дальше?

– А вместо них всем Войском выбрали иного атамана и старшин и по договору для крепкого впредь постоянства и твердости в книги записали.

– Так. А о дальнейшем как мыслите?

– Дальше, как и в прежние годы, быть нам в верности ему, великому государю. И в том мы крест и святое евангелие целовали, что служить нам великому государю верно и непоколебимо.

– О верности говорите, а что делаете? Государевых посланцев, князя Юрия Долгорукого, брата моего, и иных, убили до смерти. Войскам великого государя противитесь. Замыслы свои воровские не оставляете.

– В том мы виноваты, просим отпущения вин своих и ожидаем к себе от великого государя премилосердного указу.

– О том великому государю известно. А вам для верности прислать к нему, великому государю, от всего Войска Донского из знатных старшин и казаков и с ними против ево великого государя указу прислать на письме отповедь за руками. И велеть им явитца в полкех мне, майору, где буду обретатца, немедленно в скорых числех безо всякого опасения.

– Благодарствуем, господин майор. А ты уж, сделай милость, будь предстателем нашим перед великим государем царем Петром Алексеевичем.

– Буду писать о том великому государю и вашу отписку отошлю тот же час. А великий государь милосердно на вас призрит, и вы против отписки своей ожидайте от великого государя премилосердного к себе указу, опасения и страху себе не имейте.

После того разговора Долгорукий направил от себя грамоту «на Дон в Черкаской и во все нижние и верхние юрты по реке Дону и по Хопру, и по Бозулуку, и по Медведице, и по иным запольным речкам всех станиц атаманам и есаулам, и старшине, и всем рядовым козаком». Характерно, что здесь не названо, как это обычно делалось, имя войскового атамана – власти не признавали законность избрания Кондрата Булавина, считали его мятежником, «вором». Долгорукий извещает Войско Донское, что он послан из армии Петром:

– Велено мне быть со всеми москвичи, с стольники, с стряпчими, з дворяны и с царедворцы, и со всеми городовыми и всяких чинов ратными людьми, и с конными драгунскими и с пешими салдацкими и з слободцкими черкаскими, и с кумпанейными полками, и гетманскими многими региментами на Украине командиром. И во все украинные городы по имянному ево великого государя указу посланы к воеводам грамоты, велено во всех городех на Украине воеводам быть мне во всем послушным.

Впрочем, Долгорукий свой железный кулак, который показывает донским мятежникам, прячет пока в бархатную перчатку:

– И я к вам пишу надежно, что великий государь, памятуя прежняя ваши услуги, милосердно на вас призрит. И для верности к вам послан сей великого государя указ за подписанием руки моей.

Еще более осторожно, даже елейно пишет в Черкасск Шидловский:

– Его царского пресветлого величества верным Войска Донского атаманом-молотцом, моим благодетелям, здравствовать вам обще желаю.

Сообщает бригадир о получении войсковой отписки из Черкасска «к полководцам»; копии с нее он отправил в Белгород к Голицыну и в Рыбный к Долгорукому. Снова речь идет о сосредоточении войск на Украине, приезде Долгорукого. Упоминает о показаниях одного пленника в Черкасске:

– А что вам в допросе сказал взятой волошенин Кожуховского полку Федор Хохлач, бутто мы посланы для разоренья ваших донских юртов, и то он сказал ложно; а у нас такова государева указу нет.

Утверждение Шидловского – откровенная ложь. Государев указ о разорении донских городков, причем жестокий и беспощадный, не только был, но и начал проводиться в жизнь Долгоруким и его подчиненными. Собственно говоря, и Булавин с повстанцами, и Петр с Долгоруким и прочими карателями, с одной стороны, говорили о мирных намерениях, лавировали, каждая сторона по-своему; с другой – делали то, что задумали, к чему стремились. Булавин в эти дни послал из Черкасска три войска для борьбы с царскими войсками. Петр и Долгорукий стягивают полки, чтобы по указу царя донские городки и деревни «жечь без остатку, а людей рубить».

Булавинцы в мае и июне рассылали свои воззвания в разные стороны, поднимали на восстание новые массы людей, разгромили Сумский полк, взяли Дмитриевск на Камышенке, Царицын, осаждали Саратов. Готовились к походам на другие города, вплоть до Москвы.

Долгорукий регулярно информирует царя Петра о всем происходящем в районе восстания. Пишет воеводам, передвигает полки, торопит те, которые только подходят с севера. Сам князь не может быстро выехать из Воронежа в Острогожск и далее на Валуйки:

– А замедление, государь, мое за полками, также и за подводами. А естьли бы, государь, как я приехал майя 12-го числа на Воронеж, не токмо, чтобы все были в готовности, хотя бы меньши половины было, я бы без всякого мешкания того ж часу пошел. И коево часу я приехал, того часу послал указы к Волконскому, к Гагарину и к другим, чтоб они немедленно шли в указанные места, куда от меня писано, и Ваш великого государя именной указ им объявил, что велено им меня слушать. И оне, государь, и по се число в указные места не бывали.

«С великою нуждою» Долгорукий собрал подводы и лишь в конце мая вышел из Воронежа в Острогожск. С ним пошли Бахметев с царедворцами, воронежский драгунский эскадрон, солдатский полк Неклюдова. Цель его – поход к Азову:

– И к нему, губернатору (Толстому. – В. Б.), я писал что иду я к Азову с немалыми войски. Также писал, что я Ваше величество изволит поход свой иметь за ними к Азову немедленно.

Петр постоянно беспокоился о судьбе Азова и Таганрога, особенно после взятия Булавиным Черкасска. Однажды он сообщил Долгорукому:

– Дай знать в Азов, что ты идешь туда с немалыми людьми. Также дай слух, что и я буду туды.

Указание царя начали выполнять, чтобы воздействовать на восставших – предполагаемый приезд самого Петра на театр военных действий должен был внушить страх, показать, что борьбе с повстанцами власти придают большое значение, не меньшее, чем войне со шведами.

Долгорукий пришел в Острогожск. Снова его задерживают хлопоты с подводами, провиантом, задержкой подкреплений. Не без юмора говорит он о прибытии царедворцев из Москвы:

– А царедворцев, государь, всего записалось 4 человека... А которые, государь, царедворцы приехали – 2 брата Дуловы да 3-й Жуков, лет они будут по 90 и паралижем (параличом. – В. Б.) розбиты. И которые, государь, уедут с Москвы царедворцы, сказывают про них куриеры, что все старики, которым служить невозможно. И не знаю я, что мне с ними делать.

Взяв с собой на месяц провианту, Долгорукий двинулся в начале июня к Валуйкам. Князь рассылает по Дону увещательные письма к повстанцам, чтобы они отстали от движения. Следует приказу Петра «ласково поступать» с теми из них, кто принесет повинную, и не мстить «смерти брата своего». В частности, после получения повинной от Войска Донского из Черкасска он задержал казнь 143 пленных булавинцев, захваченных Бахметевым:

– И мне, государь, какая то польза, что смерть брата своего мстить. Я, государь, желаю того, дай бог, чтобы они тебе, великому государю, вину свою принесли без великих кровей.

Командующего смущает ненадежность Полтавского полка, возможность объединения полтавцев с запорожцами и «ворами» – донцами. Полтавскому полковнику велит вести своих к Валуйкам, «будто жалея их, что у них провианту нет, чтоб шли для приему провианту. А как они придут, и я их поставлю межь своих полков и буду над ними смотрить, чтоб не мошно было им бежать». А Шидловский должен был смотреть «недреманым оком, как бы не пропустить запорожцов к соединению с ворами».

Солдаты, пришедшие с Долгоруким из Воронежа, по его словам, «зело изрядно стреляют для того, что солдаты старые»; а полки фон Делдина и Давыдова «зело плохи и ненадежны. И как ко мне пришли, и до моево приходу ни однова не стреливали; и офицеры зело плохи, ничего не знают».

Снова Долгорукий сетует по поводу четырех царедворцев:

– И то все старики и паралижем розбиты.

Просит царя послать новый указ, чтобы собрали и выслали остальных царедворцев, которые сидят в приказах и канцеляриях у дел:

– А они, государь, зело нужны на етех воров и на противников. Извесно тебе, государю, самому, каковы донские казаки – нерегулярное войско. А царедворцы на них зело способны будут... На шведов они плохи, а на етот народ зело способны.

6 июня Долгорукий пришел под Валуйки. К нему здесь присоединились солдатский полк Нелидова, стрелецкий Колпакова, курчане и белогородцы полковой сотенной службы. Он устроил им смотр. Сумский полк, тоже выделенный в его распоряжение, стоял на реке Уразовой, в 15 верстах от Валуек. Вскоре булавинцы разгромили его, и Долгорукий, получив о том известие, поспешил к месту сражения. Но, отойдя от Валуек верст с пять, узнал, что повстанцы «отошли верст с 30 и больши». Принял решение вернуться к Валуйкам:

– И мне их никоторыми делы догнать было невозможно для того, что я иду обозом, а конных драгун послать было невозможно для того, что у них конница лехкая и многолюдно, и при них же и запорожцы.

Сообщает князь царю о словах, сказанных ему казаками Сумского полка, потерпевшего поражение от повстанцев:

– А которые, государь, выходцы сумские вышли ко мне и сказывали: слышали-де они от них, воров, что говорили они, воры, чтобы им на меня ударить. И я, государь, по тем их словам жду их во всякой осторожности. И по се, государь, число они не бывали. А по ведомости, государь, сказывают их гараздо людно. Атаманами у них: первой – Драной, другой – Беспалой, а полки у них у всяково особые.

Узнал майор и о присылке к Драному посланца от Булавина:

– И ведомость, государь, такая есть через Шидловского и через других, что, конечно, к ним будет вор Булавин сам вскоре с полками.

В связи с этим он испрашивает у Петра инструкции:

– Что повелит Ваше величество мне делать: к Черкаскому ль итти или украинные городы оберегать?

Долгорукий планирует объединение своих полков с бригадой Шидловского. Полк Андрея Ушакова, подходивший к Изюму, должен идти к Азову, и князь велит ему пока обождать, не выступать прежде, чем удастся выяснить, можно ли двигаться к Азову, поскольку, по словам самого Ушакова, «от воров пройти не без страху».

Воеводы-каратели с немалым опасением следили за действиями повстанцев, вели себя осторожно. Их командующий ожидал подхода самого Булавина с полками и потому готовился к обороне украинных городов. Правда, от Толстого он получил обнадежившие его известия: у Булавина в Черкасске осталось менее двух тысяч человек; казаки из верховых городков «разбежались все по домам, опасаючи приходу наших полков. И с такими, государь, малыми людьми итти ему под Азов невозможно». Азовский губернатор не раз уже получал вести, в том числе и из Черкасска, от казаков-заговорщиков, о предполагаемом походе Булавина на Азов. Но посылка войск Драного, Некрасова и других атаманов существенно уменьшила силы повстанцев в донской столице, распылила их. К тому же Булавин направлял новые подкрепления своим атаманам, и бывало так, что у него самого оставалось всего пять-шесть сотен человек. Но появлялись новые, и силы его увеличивались. Одни уходили домой, другие, наоборот, покидали родные очаги и шли в войско Булавина.

Силы повстанцев, их успехи в мае – июне производили соответствующее впечатление, в том числе и на карателей. Долгорукий после разгрома восставшими Сумского полка приходит к выводу, что от булавинцев вряд ли дождешься покорности; с ними нужно расправляться так, как царь указывал в первых своих весенних распоряжениях («жечь без остатку, а людей рубить»); да вот беда – войск мало:

– Ежели бы, государь, довольно у меня было войска легулярного, по здешнему, государь, состоянию смотря, конечно, надобно в их воровские городки вступить и чинить против твоего государева первого письма. А что, государь, писали они (Булавин с повстанцами. – В. Б.) отписки до Вашего величества с покорением, и то, государь, все воровством своим поступали обманом и явно, государь, воровство свое оказали над сумским полковником.

Долгорукий выпрашивает у царя новые полки:

– На Украине, государь, есть у Неплюева 5 полков салдацких. Ежели бы там они были не нужны, зело бы мне были способны на здешних противников. Только, государь, я чаю, по здешнему смотря, что без них на Украине быть невозможно для того, что опасно от запорожцов; и там быть без людей неможно.

Правда, майор с радостью узнал, что по указу Петра и «по отправлению» Меншикова к нему от Могилева, то есть из действующей армии, идет полковник Гаврила Кропотов с двумя драгунскими полками. Долгорукий по-прежнему стоит обозом около Валуек, собирает провиант и подводы, ждет подкреплений. Неделю спустя после его прихода к Валуйкам к нему привели двух донских казаков. Майор встретил их строго:

– Кто такие?

– Из Донецкого городка казак Степан Тимофеев Кандратьев.

– А ты?

– Федор Павлов. Из того ж городка.

– С чем явились?

– Привезли отписки Войска Донского. Одна к великому государю, а другая – к полководцам.

– Опять отписки! Майор развернул их, бегло глянул. – О верности государю пишете, с покорением. Только за таким вашим просительным челобитьем и обещанием являетца ваша неправда!

– Какая, господин майор? Мы, казаки Донецкого городка, и иные многие как служили верно великому государю, так и впредь служить готовы.

– Правду говорите?

– Правду, господин майор. Вот тебе крест святой, ей-ей не врем!

– Ну, хорошо. Рассылал я увещательные письма по городкам. В вашем городке такое письмо получили? Читали?

– Получили и читали. И, радуючись тому, служили молебен.

– Вон как... А государевы запасы, провиант, который в городке, целы?

– Целы, господин майор, И по се число мы тот провиант не тронули.

– Хорошо. Правильно делаете. Не так, как другие ваша братья. Про Луньку Хохлача, который против Степана Бахметева ходил, знаете?

– Знаем. По того Луньку из Черкаского была присылка, и взят он к розыску. И другие казаки, которые лошадей отгоняли, тоже присланы к розыску – в Донецкий городок.

– Слышать о том мне утешительно. Что будет по тем розыскам, мне знать надобно. – Майор помолчал, пытливо глядя на казаков. – Мне говорили о Донецком городке, что вы, тамошние казаки, к воровству не приставали, пушки ворам не дали. Сие зело похвально. Но... – он снова бросил на них острый взгляд. – Вот привезли вы отписки войсковые с обещанием и покорением. А вы знаете, что Драный, Беспалый и Голый учинили над Сумским полком и его полковником? Где же ваша правда?

– Мы ничего не знаем, господин майор. Ей-богу, не знаем.

– Не знаете? Что товарищи ваши Драный и другие, собрався многолюдством, пришед за Валуйкою на речку Уразову, воровски разбили Сумского полку обоз? А самого полковника, старшин и казаков многих побили до смерти безвинно, а иных ранили и в полон взяли? Кони, ружье и пожитки, которые были при них, забрали без остатку. А иные воры под Усердом конские стада отогнали и во многих местах разорения чинят. Ничего этого вы не знаете, господа казаки?

– Ничего не знаем. И слыхать не слыхали. От тебя первого весть получили. И о том скорбим скорбию великою.

– Не знаете? – недоверчиво протянул князь, но не стал настаивать, помня о наказе царя о снисхождении к лояльным казакам. – Ну, хорошо. Отписку Войска Донского к его царскому величеству пошлю я немедленно через установленную почту. А на ту, которую послали к нам, полководцам, отпишу сам сегодня же в Войско Донское, в Черкаское. Вы подождите малое время.

– На том благодарим, господин майор.

Прошел час-другой, и казаки вновь предстали перед Долгоруким:

– Вот грамота в Черкаское и во все донские станицы. Сверх того листовного к вам, казакам, писания, должны вы донести словесно: всему Войску Донскому любительно я отзываюся и отдаю звычайный поклон.

– Спасибо, господин майор. – Донцы поклонились. – Все обскажем, как ты приказать изволил.

– И еще: скажите на словах, чтобы впредь такую неправду не оказывали. Когда просите у великого государя милосердия и винам своим отпущения, то делать так, как над Сумским полком учинили, ненадобно. Ведь если бы от великого государя по моему доношению какой склонности не было, то уже бы его государские ратные люди со всех сторон на вас давно наступили и в городках ваших было бы не без разорения. Однако ж то все моим доношением по се время удержано и разорения никакого не учинено, покамест вы по обещанию своему ему, великому государю, будете в совершенной верности.

– Передадим, господин майор, все слово в слово.

– Далее, – голос князя звучал твердо и резко, – Семена Драного, и Беспалого, и Никиту Голого, и иных своевольцев, которые без вашего войскового совету то чинили, взять и ко мне прислать. А как вы их ко мне пришлете, и то вам будет во оправдание и во всем очистка. И за такую верную вашу службу от него, великого государя, получите себе пребогатую милость и жалованье.

– Все сделаем. Нам можно ехать, господин майор?

– Сейчас поедете, господа казаки. – Долгорукий открыл кошель. – Вот вам по рублю. Поезжайте, никакого задержания вам не будет. Да передайте казакам Донецкого городка от великого государя и от меня похваление.

– Спасибо, господин майор. Христос тебя сохрани. А мы завсегда служить великому государю ради, как отцы и деды наши служили.

– Ну, хорошо. Ступайте.

Казаки поклонились и пошли к выходу. Долгорукий задумчиво смотрел на них. Не удержался, сказал вдогонку:

– А ваша станица лутче иных.

Князь выделил этих казаков потому, что они были из Донецкого городка, который, в отличие от большинства других, не склонился, как считал князь, на сторону Булавина. Главное же – он в соответствии с инструкцией царя продолжал проводить «политику пряника» по отношению к Войску Донскому. Петру в предвидении решительных действий против шведов хотелось развязать руки на «внутреннем фронте» – в борьбе с восстаниями па Дону, в Башкирии и других местах. Этим и объясняется примирительный тон Долгорукого, его обещания на тот случай, если булавинцы одумаются и прекратят борьбу. Обе стороны ведут свою линию – собирают силы, готовятся к схваткам; Булавин уверяет в верности и послушании царю, а Долгорукий как будто не сомневается в его искренности и журит повстанцев за некоторые нарушения верности. Интересно, что посланцев к Долгорукому Булавин выбрал из казаков Донецкого городка, «непослушного» новым черкасским властям и вроде бы лояльного к Москве. Этот жест должен был продемонстрировать лояльность самого Булавина и повстанцев. Но никого это не могло обмануть.

Долгорукий, Толстой и прочие воеводы каждый день получали, в том числе и из Черкасска, все новые известия о действиях и планах Булавина, его переписке с Запорожской Сечью, Ногайской ордой, кубанскими казаками. Азовский губернатор ожидает прихода повстанцев к его городу. Другие воеводы опасаются нападений булавинцев на Валуйки, Изюм, придонские и поволжские города.

Долгорукий приказывает Шидловскому немедленно послать в Азов солдатский полк Андрея Ушакова, усилив его 500 казаками из черкасских (украинских) полков. Сообщая о том царю, делает характерную приписку:

– И писал к нему (Шидловскому. – В. Б.): буде мошно, всеконечно б его отправил, ежели страху нет. А буде невозможно и страх есть, то бы подождал господина Кропотова.

Полк Кропотова подходил к Белгороду, и Долгорукий торопит полковника, «чтоб он шел днем и ночью немедленно прямо на Изюм, а с Изюма з драгунскими полками, и з салдацкими, и с вышеписанными черкасы прямо к Троецкому».

В Азове и Троицком, что недалеко от Таганрога, обстановка была тревожной, хотя Толстой и бодрился. Он прислал к Долгорукому капитана Ивана Семенова в сопровождении десяти солдат, и тот, по приказу начальника, уверял:

– В Азове и в Троицком за помощию божиею жилые салдацкие полки и казаки, тамошние жители во всяком добром состоянии. Приказал мне губернатор Толстой словесно донесть, что оные служивые люди все, которые обретаютца ныне в Азове и в Троецком, великому государю верны и надежны, и к нынешнему булавинскому случаю худого намерения от них по се число не было и впредь не чает.

Но по дороге на Валуйки к Долгорукому капитан не раз видел со степных курганов, «выше луганских и маяц ких вершин», булавинские сторожи из двух или трех казаков-повстанцев. В разговоре с майором Семенов настойчиво просил разрешения ему и сопровождавшим его десяти солдатам дождаться в Изюме полки Кропотова. Князь удивился:

– Для чего?

– Для того, что со мной приехали в провожатых солдаты из Азова и Троицкого. Надобно, чтобы они со мной те кропотовские полки видели и с Изюму с ними хотя полдни или день шли вместе.

– Ну?

– И чтоб потом мы поехали с подлинною ведомостью, что полки с Изюма к Троицкому пошли, и тем бы обнадежили губернатора и солдат.

– Ты сам и без дожидания тех полков можешь о том сказать губернатору и солдатам.

– Верно, господин майор. Но солдаты своей братье о походе тех полков поверят больше.

Положение в Азове было не таким спокойным, как изображал губернатор. Не только сюда бежали от Булавина казаки-изменники, из богатых и боязливых, но и из Азова в Черкасск уходили недовольные, те, кто сочувствовал Булавину, хотел вступить в его войско. Среди азовских солдат тоже ходили всякие разговоры и слухи.

Долгорукий ведет себя весьма осторожно и осмотрительно, поскольку чуть ли не каждый день слышит, что повстанцы «хвалятца итти» на него. Под Маяки, около которого стоит войско Драного, посылает драгунский полк Мещерского в тысячу человек. В обоз под Валуйки к командующему подходят новые силы – царедворцы, драгуны Яковлева, Волконский с двумя ротами драгун и двумя же ротами полка Гулица. Гулиц собирается идти к Азову, губернатор которого просит подкреплений, поскольку Булавин «в Черкаском чинит часто круги и наговаривает козаков итить к Азову и к Троецкому войною и всяко желает воровства своего умножить». Толстой убеждает царя:

– А что к Вашему величеству является оный вор с повинными письмами, и сему, государь, верить ненадобно, понеже то чинит под лукавством, одерживая полки (царские войска. – В. Б.) ко продолжению времени своего воровства.

Губернатор сообщает об аресте племянника Кондрата Булавина – «Левки Екимова сына Буловина», которого дядя посылал вместе с И. Некрасовым на Хопер против Бахметева, а потом – с ним же и Хохлачом на Камышенку и к Саратову; «и ехал от них с ведомостью в Черкаской к дяде своему Кондрашке. И ныне он, Левка, держитца в Троецком за крепким караулом».

О сборе Булавиным казаков для похода на Азов Долгорукий, уже на исходе июня, сообщает Петру. Сам он вместе с Шидловским хотел идти к Азову. Но его остановил новый царский указ:

– Больше над казаками и их жилищами ничево не делать. А войско збирать по прежнему указу и стать в удобном месте.

Солдат Пашков, приехавший с указом Петра, добавил словесно, что его величество изволит идти на Воронеж. До конца июня царь не оставляет мысли о том, что ему самому нужно поехать на фронт военных действий против Булавина. Делится со светлейшим сим замыслом:

– Необходимая мне нужда месяца на три туды ехать.

Но выехать в Воронеж царю не удалось – отвлекли дела, связанные со «шведом». Вместо Воронежа выезжает 25 июня в армию. Шлет письма Шереметеву:

– Скоро буду к вам. И прошу, ежели возможно, до меня главной баталии не давать.

По пути в Белоруссию царь заехал в Нарву, где отметил свои именины – фейерверком на воде. Затем направился к Великим Лукам и здесь 5 июля получил весть о сражении под Головчином за два дня до этого – военные действия возобновились, и произошло неожиданное и малоприятное для русских событие.

Карл XII возобновил движение на восток, имея целью Москву.

По-прежнему, одержимый манией величия, он жаждал свергнуть Петра, заменить его Яковом Собесским. Север и северо-запад России, в том числе Новгород и Псков, отойдут к Швеции; Украина и Смоленщина – к «состряпанному» им польскому королю Лещинскому, причем в Киеве будет сидеть вассал последнего «великий князь» Мазепа; южные русские земли предназначались им туркам, крымцам и прочим сторонникам. В России, говорил Карл Лещиискому, будут отменены все реформы, распущена новая армия, воцарятся старые порядки; здесь он непреклонен: