Текст книги "Мастер белого шума (СИ)"
Автор книги: Виктор Харп
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
Чем питались сами мырки – неизвестно. Грегор на полном серьезе утверждал, что воздухом, а мой учитель Стивер Нуато уточнял: воздухом с хитином в пропорциях один к одному.
И то верно: на полуострове на кубометр воздуха приходился кубометр мошкары. От насекомых спасала только магическая завеса или красивый радужный комбинезон с капюшоном, сшитый из шкурок мырков, укомплектованный перчатками из того же биоматериала, авиационными очками и респиратором с противомоскитным фильтром. Проблема в том, что 'лишенцы' магией уже не владели, а надеть мырковый комбинезон – это все равно, что крикнуть джунглям: 'Съешь меня!'. Мигом набегут желающие перекусить.
Вот в таком прекрасном месте с субтропическим климатом, вдали от цивилизации, на лоне якобы целебной, а на самом деле смертоносной природы, в километре от пустынных, усеянных костями пляжей моря Червень, и располагался наш жилой корпус, совмещенный с учебным.
А также подземные лаборатории, наземные полигоны и главный бестиариум Академии.
В Сумрак длинные ручки Лиги безопасности не могли дотянуться: слишком много найдется желающих их откусить, да и хлопотное это дело – брать в осаду такой немаленький кус земли, нашпигованный зубами и когтями. Над неразумными тварями менталисты не властны, а маги... маги экспериментировали не только с кошархами.
Мало того. Весь полуостров с его бункерами и полигонами считался частной собственностью, переданной в аренду Академии магов так давно, что имени землевладельца уже никто, кроме бухгалтерии, не помнил: договор автоматически пролонгировался по истечении очередного полувекового срока. А покушение на собственность, как мне отлично помнилось вместе с воровскими приемами роненов, чревато в нашей благословенной стране более серьезными последствиями, чем даже покушение на жизнь того же собственника. Наша жизнь и смерть принадлежат древним, а собственность – только человеку, и защищать он ее будет любой ценой.
Эти детали я частично узнал от Грегора, кое-что увидел своими глазами (подступавшие к забору джунгли и висевшие на колючей проволоке шкурки мырков), а остальное сообщил нам ректор Нико Дамис, осунувшийся и потерявший лоск за считанные на трех пальцах дни.
Он приехал в тот же день, что и мы, вместе с группой 'лишенцев', среди которых был и Рамзик, к моему удивлению. Оказалось, Митрич так и не смог завербовать оборотня, а Академия взяла Раммизеса под защиту, обнаружив какие-то магические способности, но официально его не стали принимать. Как же, это был бы конфуз: единственный первокурсник, и тот – чужестранец и оборотень.
В итоге Рамзику предложили мамому выбрать, куда ему податься: на нулевой курс или в резервный поток. Он попросился 'туда, где Рик'. И теперь, как я с ужасом осознал, от меня не отстанет, по пятам будет ходить и смотреть преданными глазищами. Никогда не спасайте оборотней от смерти. Никогда!
В день приезда нас собрали в актовом зале центрального подземного корпуса.
– Поздравляю вас со званием слушателей подготовительного отделения Академии магии! – бодренько улыбнулся нам Нико Дамис. – И пусть вас не смущает, что вы пока считаетесь резервным потоком до возвращения к вам магической силы. Статус слушателей автоматически дает вам защиту Академии и Ковена магов...
Бла-бла-бла... Даже компенсацию обещали выплатить за магический и моральный ущерб. И стипендию назначили. Ровно столько, чтобы этих денег хватило на годовую оплату пансиона и учебных причиндалов: тетрадей, формы и тому подобного.
Интересно, смогу ли я получить компенсацию по документам Фредди Милара? Или плюнуть на всё и бежать? И как, скажите на милость?
Зря я отказался от щедрого предложения стать офицером. Ведь из военного училища можно было дезертировать, как неявно подсказал мне Грегор. Не сразу же там присягу приносят. Месяц у меня был бы на подготовку к бегству. Но дар уперся. Стоило подумать 'а что, если', как накатывала смертная тоска. Может, армейская дисциплина не вдохновляла – насмотрелся, за глаза хватило. Может, иное что.
Но с полуострова мне не сбежать, тут и анти-дар не поможет. Не могу же я натравить обитателей джунглей на наш 'пансионат', как волчью стаю два года назад. Совесть не позволит. Или позволит?
И куда бежать, кто бы мне сказал? Опять в Командорград (отсюда – всего ничего, каких-то полтыщи километров), но на этот раз через горы, реки, леса, болота и уйму заградзон?
В такой меланхолии я пребывал неделю.
А потом втянулся то ли в процесс выживания, то ли в учебу.
Желание Грегора и стоявших за ним магов перевоспитать Фредерика Милара – мне только на руку. Теперь никто не удивится, если после таких угроз я быстро возьмусь за ум. Лишь бы не переусердствовать со скоростью преображения. Я играл тупого отморозка, вставшего на путь святости, и старательно внимал на лекциях. Даже над Лямрией не издевался, хотя только древние знают, каких сил мне это стоило.
Читали нам пока общую теорию магии, историю с языками, физико-математические и естественные науки – то есть, почти школьный курс, только чуть посложнее, а для меня так совсем заоблачный, до тошноты. Зубрить приходилось до глубокой ночи. Жуть, как не высыпался.
И тут поджидала еще одна засада.
После визита в библиотеку я обложился учебниками, начиная со школьных, и наслаждался мыслью, что быстро наверстаю упущенное. Хочу все знать!
Но дар, сволочь такая, считал иначе.
Его вполне устраивал хаос в моих мозгах. И все, что попадало в голову на лекциях и при чтении учебников, перемешивалось за ночь, как взбивалкой. Наутро в памяти плавали обрывки вчерашних знаний, клочки формул и осколки фактов. Особенно обидно за физику. Ведь чувствовал я: понять мой дар без этой науки невозможно!
Не в коня корм. А ведь память у меня всегда была отличной, и в сельской школе я учился исключительно на пятерки, и дар тогда не мешал. Что со мной случилось?
И спросить не у кого. Разве что старуху Халию попытать, но до нее теперь долго добираться. Когда-нибудь доберусь и спрошу, в этом я сам себе поклялся.
Не высыпался я не только из-за зубрежки. Дошел до того, что боялся спать... из-за снов. Нет, никаких особых ужасов, монстров и погонь не снилось. Но разве чужой, заросший грязью дом, чужая вонючая постель с пьяной голой девкой и лапающие ее татуированные сиськи мои (ненавижу тебя, Фредди!) руки с содранными в очередной драке костяшками пальцев и каймой грязи под ногтями – не ужас? Да я, даже когда меня звали Сархи Роде, жил чище!
Первую неделю картина по ночам была такая: я очухивался и осознавал, что опять меня Рамзик трясет за плечи и поскуливает:
– Рик, проснись! Пожалуйста, проснись! Рик!
– А? Что? – подскакивал я. – Уже утро?
Оборотень отводил глаза и нагло врал:
– Почти. Ты опять орал. Кого-то обещал замочить. Его тоже зовут Фредди, да?
– Не помню. Меня зовут Рик. Ясно?
Фараон торопливо кивал, а сам был рад-радешенек, что я спросонья ему кулаком по моське не съездил, как в первую ночь. Я тогда, стыдно признаться, какую гадость на него подумал. Да и привык уже, что в Темном сначала бьют, потом спрашивают. А парень просто услышал через стенку мой хрип и прибежал спасать.
Помирились потом. Рамзик демонстративно ходил с фингалом (мог бы, гад такой, перекинуться и ликвидировать последствия), но не переехал. Он был единственным, кто осмелился поселиться со мной в одном боксе на три комнатушки, с общим санузлом и прихожей, с тонкими внутренними перегородками, но с внушительными внешними стенами и стальной наружной дверью-купе. Комнаты походили на каюты третьего класса, каждая вмещала койку, пару стульев, стол и встроенный стенной шкаф, куда нам с Фараоном нечего было складывать. Третья комната пустовала.
Уснуть после ночной встряски было невозможно: начиналась перекличка тварей, запертых в бестиариумах, со зверюгами, бродившими на свободе за тройной защитной полосой. Весь бестиариум сходил с ума – визжал, вопил и бился о прутья клеток. Шум проникал даже в наши бункеры через систему воздуховодов и узкие окна-щели, расположенные почти под потолком.
Мы поначалу думали, что в этом дурдоме так и положено, а потом услышали, как магистры и ассистенты жалуются друг другу на свихнувшихся тварей. И никто не мог понять причины паники животных.
Я догадывался, что без моего проклятья тут не обошлось. Может, это дар транслировал бестиям мою тоску и кошмары, вот зверьё и выло вместо меня.
Рамзик с его чутьем оборотня тоже что-то заподозрил. Но парень молчал, и я тем более не откровенничал.
Я пытался скинуть негатив на утренней тренировке, плавно перетекавшей в занятия по боевой подготовке. Пансионат уважал здоровый образ жизни, и в расписании слушателей подготовительного курса тренировкам отводилось по три часа утром и вечером. Инструктором у нас был сержант на все руки Абрех Митрич.
Вот где пригодились навыки уличного боя. Не столько мои, сколько Фредди Милара. Да и знание оружия – тоже не мое. Откуда бы мне, домашнему мальчику Даниэлю Эспанса, или мне же, бродяге Сархи Роде, приемному сынку роненки Мафизы, знать устройство штурмовой винтовки, разбирать ее и собирать на скорость по армейским нормативам? А в стрельбе по мишеням выбивать, к изумлению Митрича и моему собственному, десять из десяти? А вот Молчун с детства мечтал о карьере и заработках снайпера Тьмы.
Все это не могло хорошо кончиться. Только полной шизой.
И первым это понял мой преданный оборотень.
– Рик, я больше так не могу, – сказал он, разбудив меня на седьмую ночь в бункере нашего удивительного пансионата.
– Как – так? – я закашлялся. Мне как раз снился натуральный кошмар – собственное перерезанное горло. Я подыхал во сне от невозможности дышать. Интересно, проснулся бы утром, если бы Рамзик меня не разбудил?
– Молчать не могу, и не лезть не в свое дело тоже не могу.
Это я ему в ту ночь рявкнул, когда побил. Не лезь, мол, не в свое дело. Извинения не помогли: оборотни – злопамятные существа, не успокоятся, пока в ответ не покусают.
– Ну, хорошо, говори, раз молчать не можешь.
– У тебя запах меняется, – тихо выдохнул Раммизес. – Понимаешь?
– Нет, – а у самого мурашки по коже.
Мой глазастый сосед, отлично видевший в темноте, заметил:
– Брешешь. Всё ты понял, Рик. У оборотней тоже запах меняется после перекидывания. Но ты не оборотень, ты ведь не перекидываешься. А пахнуть стал иначе, и с каждой ночью этот чужой дух усиливается, словно ты становишься другим человеком. Так еще бывает при подростковой ломке у магов. Но ведь тебе уже шестнадцать исполнилось, переход позади, значит, тут что-то другое.
– И что же? – с деланным равнодушием спросил я.
– Одержимость! – выпалив это страшное слово, Рамзик отскочил подальше и втянул голову в плечи, словно опасался, что ему прилетит рикошетом.
Меня продрало адской смесью чувств – отчаянья, злости и... стыда. Эк, как я его запугал. Не я. Фредди. Это его злость почуял оборотень.
И это не одержимость, это хуже.
– Не бойся, Рамзик, я Стиверу о своих снах расскажу. Может, он знает, как с этим бороться. Все-таки черный маг, хоть и бывший.
– Поклянись, что сегодня же скажешь!
– Еще чего. Слишком мелкий повод для клятв.
– Поклянись, Рик! Иначе я сам к нему пойду!
– Слушай, Фараон, а ты точно из клана Чернолисов, а не с куста Банных-листов-к-жопе? Я обещаю, что скажу.
Признаваться я никому не собирался, конечно. Надо было очень тонко построить систему наводящих вопросов Стиверу, да и самому в библиотеке ответы поискать. Но Рамзик преследовал меня весь день по пятам и к вечеру так достал нытьем и укоризненными взорами, что я сдался и сразу после вечерних стрельбищ на полигоне все-таки потопал к Стиверу, хотя у нас с учителем была договоренность на завтра, и к разговору я не был готов.
Шел я по поверхности – подземелье осточертело за неделю, и мы пользовались любой возможностью выбраться на воздух. А вечером тут особенно красиво. Над полоской моря, видневшейся вдалеке, пылал роскошный закат, по земле и травам стлались длинные тени, а над нашим сектором пансионата мерцал магический купол, посверкивая под косыми закатными лучами алыми искорками.
От мыркового комбинезона, в которых мы передвигались по поверхности, пахло убойно: порохом, потом и тающим снегом. Наглый Фараон решил лично убедиться, что я выполню обещание, и увязался со мной под видом чернолиса, причем, мешок со сложенным в него комбинезоном он держал в зубах. Вот не понимаю я, зачем нам комбинезоны, если тут магический купол, отпугивающий все, что шевелится? Но – положено. Без спецодежды нас на поверхность не выпускали.
Треугольная крыша подземного 'Бестиария ?3' угадывалась под покрытым дерном холмом в полукилометре на север от нашего учебного корпуса. Там и жил Стивер, и лечился, и работал. Ну, как работал... В инвалидной коляске много не наработаешь. Магия к нему не вернулась, и привычными протезами на кристаллах он пользоваться не мог. Иногда он пристегивал механические и передвигался на костылях. Не передать, какой сволочью я себя чувствовал, глядя на его мучения.
От работы в бестиариуме его, честно говоря, отстранили, оставив ему теоретический курс, но старый вояка прорывался к своим тварям – присмотреть, правильно ли их содержат, не нарушена ли диета. Трепетал он над ними, как мать над младенцами. А ведь половину из этого парка чудовищ он же и выловил!
Меня он тоже туда 'водил'. Обычно я катил его коляску, а перед дверями с бредовой надписью 'Служебный вход' (какой вход на этом военизированном 'пансионате' – не служебный? разве что в туалет!) приподнимал старика и подносил к считывателю, чтобы Стивер мог вставить пропуск или приложить ладонь. Я же ругался со смотрителями, чтобы подвезти моего пассажира поближе к клеткам с животными. И даже помогал ему ухаживать за бестиями, попутно выслушивая лекции об их особенностях.
Сегодня старик и без меня пробрался в зверинец. Рамзик с его безошибочным нюхом оборотня нашел его в одном из боксов бестиариума, ругающимся с двумя его бывшими учениками-ассистентами – мастером Эгином и младшим магистром Бергом.
Сунув любопытный нос в помещение, Рамзик предпочел остаться за дверью. От вида клеток и запертых в них тварей оборотня корежило не по-детски. Ненавидел он бестиариум люто, и надо представить, как же его допекли мои ночные кошмары, если он решился сопровождать меня даже сюда.
– О, Рик пришел! Проходи! – обрадовался старик Стивер, когда я зашел в бокс с клетками. – Вот пусть он нас и рассудит. Посмотри, Рик, вон на ту золотисто-красную красотку с драконьим гребнем. Мне кажется, у нее чешуя потускнела.
Я отправился смотреть на чешую.
Бестия не желала себя демонстрировать. Она скулила и пряталась за черный каменный обломок, водруженный в середине клетки. Я обходил с другой стороны, тварь синхронно перемещалась. Наконец, я не выдержал и, улучив момент, сделал обманное движение, бестия метнулась, я прыгнул к клетке, поймал через прутья кончик мелькнувшего длинного хвоста и, наматывая на кулак, как толстенную бабью косу, подтащил заразу поближе. Рассмотрел.
– Нисколько не потускнела, – говорю. – Такая же, как вчера. Только на правом боку пылью испачкалась.
Я просунул вторую руку, почесал бок бестии, понюхал пальцы. Горький такой запах, словно гарью пахнуло. Отпустил дрожащую тварь, тут же метнувшуюся под камень, и отошел. И только тогда заметил, что два смотрителя корчатся от беззвучного смеха, а дед Стивер утирает слезу.
– Не понял, – нахмурился я. – Что не так?
– Рик, – калека облокотился о стоявший рядом стол, с мученическим видом прикрыл веки ладонью. – Рик, боевой ты наш и бесстрашный, а ты знаешь, что из себя представляет огненная ящерица?
– Саламандра? Ну, видел картинки в атласе. Маленькая такая, огнем плюется.
– А как ты думаешь, кого ты сейчас оттаскал за хвост?
– Откуда я знаю? Гибинус фламиус какой-то. На табличке написано, – показал я на мелкую надпись, выгравированную на припаянном к прутьям металлическом прямоугольнике. – Я о таких еще не слышал на лекциях.
Магистр вздохнул:
– Гибинус фламиус – 'огненная погибель' в переводе с древнесэльского. Это название саламандры.
– А почему она такая большая?
– А ты еще одно слово на табличке не заметил.
– Гигантус, – пригляделся я. – Ну, не сказал бы, что она гигантская. Всего-то мне по колено. Длинная, это точно. И что в ней такого? Почему эти, – махнул я на смотрителей, – ржут надо мной?
– Рик, отойди подальше, вон в тот угол. Мастер Эгин, поставьте завесу, чтобы крошка Милли успокоилась. Да и нам не помешает защита. Берг, дружище, покажи Рику, что такое гибинус фламиус гигантус, когда она не видит моего ученика.
Младший из смотрителей, кудрявый русоволосый парень, провел рукой в воздухе, и перед моими глазами заструилась прозрачная завеса, совершенно не мешавшая взгляду.
Саламандру как отпустило что-то. Она сразу расслабилась и устало вытянулась на мелкой гальке под камнем.
Второй смотритель, постарше, магистр Берг, зачем-то надел защитный плащ, даже лысую голову прикрыл капюшоном. Затем выломал из сложенной в углу груды веников тонкий прутик и, выставив его перед собой, как указку, осторожно двинулся к клетке.
Бестия насторожилась.
Она все еще лежала под камнем, но ее тело напряглось, как взведенная стрела, а через миг она подобралась, глаза угрожающе вспыхнули. Пасть раскрылась, обнажив два ряда длинных и кривых, как сполохи пламени, игольчатых зубов.
Еще шаг Берга, и саламандра сорвалась. Полыхнула золотисто-алой молнией и яростно взвыла, ударившись о прутья клетки. Ветка в руке магистра вспыхнула и мгновенно прогорела. Он едва успел отбросить факел в ведро с водой. Долетели лишь искры.
– Снимите завесу, Эгин, – скомандовал старик. – Рик, наблюдай за Милли.
Одно движение пальцев мага, и воздух перед моим лицом перестал мерцать. А эта агрессивная дрянь, так называемая 'огненная погибель', обнаружив, что я никуда не делся, по-щенячьи жалобно взвизгнула и метнулась к любимой каменюке, чтобы зарыться в гравий под ней как можно глубже. До металлической плиты доскреблась, судя по звукам!
– Что с ней? – мой голос тоже дрогнул. Еще бы! Меня только что выдало с потрохами какое-то безмозглое существо! Или еще не выдало? Я с надеждой покосился на магистров. На лицо старика не мог посмотреть, он сидел ко мне спиной.
– Вот и нам хотелось бы знать, что с ней происходит в твоем присутствии, Рик, – усмехнулся магистр Берг. – Уж не огненный ли ты маг у нас в потенциале?
– Вряд ли. Не замечал за собой. Вот драться у меня получается, хотя я не шибко накачан, а огнем – как все пользуюсь, не больше.
– Нет, Берг, вряд ли тут дело в огненной стихии. Ты же видел – все, абсолютно все наши животные ведут себя неадекватно в присутствии Рика. Они его боятся. Не только магические твари. Даже обычные волки. И не только мелочь. Только что доставленный на полигон и не прошедший курс дрессировки дракозавр предпочел добровольно уйти в стазис. Теперь не знаем, как его выколупать из псевдояйца.
– Вы и над ним поиздевались? – упрекнул Эгин. – И без меня?
– Это та гора шипов, которую мы вчера не могли расшевелить? – уточнил я. – Так он просто в шоке от смены обстановки. И неправда, что твари меня боятся. Это я их жутко боюсь. Да еще в Академии помесь крокодила с поросенком вообще меня сожрать хотела, еле увернулся! Помните?
– Да, я как-то уже и подзабыл о том случае. Не прав я, получается, – кивнул Стивер, но так ухмыльнулся, что никто не поверил в его неправоту.
– Вот именно! – так я и сдался, ага. – Может, они вас боятся, магистр?
– Рик, прекрати. Эксперимент с завесой показал, кого из нас они считают однозначно превосходящей силой.
– Какой еще силой, если у меня магии – ноль?! – завопил я, а гибинут фламиут упала в обморок, дрянь такая.
– Поехали, Рик, а то ты на ужин не успеешь, – заторопился калека. – Ты зачем приходил-то?
– По привычке. Забыл, что сегодня вы мне выходной дали.
Рамзика за дверью не оказалось – сбежал оборотень, не выдержал гнетущей атмосферы зверинца. А меня уже из головы вылетело мое ему обещание.
Я думал о провале. Не ожидал я от какой-то живности подставы. Я же не воздействовал на них, совсем! Или мой дар тишком, втайне от меня же, их сразу давил, чтобы и не пикнули? Это он так той храксы напугался, что заранее всех обезвреживает, не ставя мое сознание в известность?
Ну, может быть.
Я же о своем проклятии почти ничего не знаю. Как оно действует и почему. И чего от него ожидать. Да я после 'Дня открытых дверей' в Академии сам его боюсь! Не за себя, а вот за этого калеку. И за других, которые могут в один прекрасный момент стать огрызками костей, торчащими из окровавленных сапог. Каждый раз, когда мы с Стивером идем в бестиариум, у меня перед глазами то зрелище. И ощущение ножа, сжатого в кулаке, хотя мои ладони сжимают лишь рукояти инвалидной коляски.
Да еще эти кошмары ночные.
Стивер жил на верхнем уровне, под самой крышей, но, когда мы подъехали к лифту, старик скомандовал:
– Поворачивай направо, к ветке в медотсек. Сегодня у меня небольшой праздник: мой друг пришел в сознание.
Я развернулся и покатил коляску к широкому проходу, отмеченному красным кругом. Здесь сгодился и мой ученический пропуск. Я поднес его к устройству вызова транспорта.
Вот что мне особо нравилось в этом странном 'пансионате', так это транспортная система с вертикальными лифтами и горизонтальными шахтами с узкими рельсами, которые связывали под землей разбросанные по полуострову бункеры и корпуса. И, судя по вычурной отделке подземных ходов, это очень древняя сеть и механизмы. Оснащенные магокристаллами дрезины и грузовые вагонетки передвигались по узкоколейке в мгновение ока. Даже в Командорграде такого чуда не было. А уж магии тут вбухано! На нижних ярусах магический фон ощущался особенно сильно.
– А что случилось с вашим другом? – поинтересовался я.
– Вот он мне сейчас и скажет, – зловещим голосом пообещал магистр Нуато. – Пка считается, что с ним случилась производственная травма. Врачи говорят: жить будет. Вот я и хочу своими глазами убедиться, точно ли будет.
– А нам к нему можно? – зашевелилась моя подозрительность. Очень уж азартно Стивер потирал ладони. Когда он так оживлялся, то потом приходилось обороняться от орущих целительниц. Мы так уже навещали Грегора, раненого при прорыве через блокпосты лигистов.
– Мой юный друг! – сразу завелся бывший боевой маг. – Разве ты еще не понял, что за мои особые заслуги перед Академией и Ковеном, мне тут можно всё?! Кто посмеет нас остановить, кроме форсмажорных обстоятельств?
– Каких? – опомнился во мне Фредди.
– Неодолимых. Вроде Бога или его вечного оппонента, не в этом месте будь оба упомянуты. Ты мне лучше скажи, Рик, почему у тебя такие глаза опухшие, словно ты семь суток бухал? И еще мадам Лямрия жалуется, что ты на ее лекциях нагло спишь. Что с тобой происходит? А чтоб не юлил, я тебе сразу скажу, что мы в курсе о еженочных переполохах, которые показывают установленные в вашем боксе датчики. Ты же не думал, что оборотня, бежавшего из Сартапии, оставят совсем без наблюдения?
Не думал. Совсем из головы вылетело. Обрадовался, что лигистов под боком нет, и расслабился.
– Сны плохие снятся, – вздохнул я, молясь про себя, чтоб быстрее приехала дрезина. Не готов я к разговору, совсем не готов.
– Какие именно?
А вот жаль, что он не раскололся: транслируют их датчики звук или нет. Очень жаль. Придется быть честным, как на исповеди.
– Будто я не сумел обмануть врагов, и они мне горло перерезали.
Молитва была услышана: подкатила медицинская дрезина, оснащенная четырьмя сидячими местами и столом с закрепленным матрацем в прорезиненном чехле. Мне сразу захотелось прилечь и подремать. Откинув ступеньку так, что образовался мостик, я вкатил инвалидную коляску. Стивер повозился с пультом управления, запустил мотор и лишь тогда повернул ко мне помрачневшее лицо.
– Это плохо, Рик, что тебе такие сны снятся.
– Я догадываюсь, мастер. А это не может быть местью духа того жмурика, которого я им вместо себя подсунул?
Он дернул плечом.
– Подумать надо. Может, мой вовремя очнувшийся друг что посоветует.
Уже через четверть часа, после небольшого словесного боя с дежурной целительницей и вмешательства в перепалку самого ректора Нико Дамиса, я с победной ухмылкой вкатил Стивера в реанимационную палату, где висел над койкой на воздушной магической подушке его друг. И сердце у меня ёкнуло: я подумал, что врачи соврали, мы опоздали, и человек с бескровным заострившимся лицом, опутанный бинтами, трубками и какими-то светящимися причудливо переплетенными нитями, мертв.
И даже не понял сразу, что это у меня вырвалось хриплое:
– Дед?!
Ваша оценка: 10 – супер! 9 – замечательно 8 – очень хорошо 7 – хорошо 6 – нормально 5 – терпимо 4 – посредственно 3 – плохо 2 – очень плохо 1 – не читал, но осуждаюрезультаты этого опроса
