Текст книги "Теплый ветер с сопок"
Автор книги: Виктор Зиновьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Виктор Зиновьев
Теплый ветер с сопок
Звезды падают в Белое море
Мастер почесал в затылке и сказал:
– Ну вот, ты, Григорьев, никуда сегодня не улетаешь, значит, поручаю тебе.
– Не, не, Кузьмич, – замахал Мишка руками, – у меня и без этого работы во! – он резанул ладонью по горлу. – А здесь, брат… не! Феденьке вон отдай, шляется по больницам, а за премией – первый! Или кому другому.
– Да кому другому-то? – затряс Кузьмич в воздухе сухоньким кулачком. – Конец месяца, у всех – во! Кому другому? Стал бы я, что ли, вас, молокососов, просить? Только и делов – патлы до плеч да на танцы!
– Дай-ка чертеж, – Олег взял из рук цехового мастера кальку, развернул. Деталь была некапризная, но с внутренней резьбой. – Не шуми, сделаем.
И он начал зажимать железную болванку в станок. Когда Кузьмич, буркнув, ушел, подошел Мишка и сказал:
– Нельзя тебя, отпускника, перетруждать, еще на самолет опоздаешь. Дай-ка бумажку эту…
Олег нажал на «стоп», Мишка быстро перекинул уже ошкуренную и сверкающую болванку к себе и захрустел чертежом.
– Привет, Олежка!
– Салют!
Они посмотрели вслед Зойкиным желтым брюкам, мелькнувшим в проходе, и Мишка сказал:
– А?
– Угу, – ответил Олег.
Они постояли, посмеялись. Потом Олег шаркнул раза два щеткой по станине своего станка, хлопнул по плечу Мишку, уже склонившегося над жужжащей болванкой, и тоже двинул к выходу.
В столовой он крепенько, на два рубля, взял подзаправиться, а когда вышел с подносом в зал, то увидел Зойку. Зал был пустой, Зойка тоже его увидела, и он подсел к ней.
– Что же ты в отпуск уезжаешь, а с любимой девушкой не прощаешься?
Это было что-то новое, пусть даже в шутку сказанное. Зойка могла быть неплохой девчонкой, но слишком многого хотела иногда. Впрочем, и он когда-то хотел многого от нее, но понял – зря. И Олег сказал:
– Не все сразу, Зоя. Не все сразу.
Олег ел, а Зойка маленькими глотками допивала кофе и не уходила. Когда Олег взялся за компот, Зойка спросила:
– Далеко едешь?
– Далеко. На Белое море.
– Ну, счастливого пути, – и она вздохнула. Олегу вдруг захотелось из-за этого вздоха договорить с Зойкой, посоветовать ей тоже куда-нибудь уехать. Она считалась хорошей крановщицей, и на работу ее приняли бы везде. Но она встала и, не оглядываясь, пошла, а не станешь же кричать: «Стой, хочу поговорить с тобой!» Подождав, пока она скроется из виду, он тоже встал с места.
На заводе его больше ничего не держало – свое он честно выполнил. А впереди – отличное время, отличная жизнь и отличное море. За год он заработал право пожить месяц только для себя.
* * *
Они сидели с Вартаном в его комнате и слушали, как за окном треплет кусты северозападник. В море выходить не имело смысла – северозападник гонял по озеру перед домом полуметровые волны, а в Долгой губе они поднимались еще выше. За две прошедшие недели Олег с Вартаном хорошо взяли ламинарии – рублей по триста на брата, – так что особой грусти из-за погоды не испытывали. Неторопливо отхлебывали чешское пиво, отщипывали время от времени волоконца копченой зубатки – отдыхали.
– Я тоже слышал, – сказал Олег, – обыкновенные бугорки, поросшие мхом.
– А если золото зарыто? – спросил Вартан.
Они говорили об обнаруженных на берегу Долгой губы древних захоронениях. Олег читал где-то, что на Севере золота не находят, и он сказал:
– Из моржового клыка что-нибудь, не больше.
– Знающий человек купит. Есть статья, которая за раскопки сажает?
– Есть. Статья всегда есть.
– Тогда не пойдет, – засмеялся Вартан, – я все по-честному люблю.
Олег ничего не ответил, потому что честность – само собой, об этом и упоминать не стоит. Они честно работали – добывали морские водоросли ламинарии, – и заработка им хватало без всяких раскопок. Не для раскопок он летел через всю страну. Он молчал и пил пиво. А когда понял, что седьмая бутылка уже не влезет, предложил:
– Покатаемся?
Вартан кивнул головой, и они, убрав со стола, вышли из дома. Ветер, мешающий рвать с баркаса ламинарии, лишил их работы. Чтобы не умереть от безделья, они разъезжали на мотоцикле. Чаще всего ночью, когда никто не встречался на дороге.
Пока Вартан выводил мощную машину из сарая, Олег подошел к забору и стал глядеть на озеро. Оно было красивым ночью, потому что беломорская ночь необычна, Даже на Урале, где все самое лучшее, таких ночей Олег не видел.
Солнце зашло, и откуда свет струится – неизвестно. Все видно, будто стоит день, но – ни звука. Редко-редко раздастся шлепок волны о камень. Застывшая рябь на воде – серая, небо – серое, деревья – тоже серые, но все по-своему, по-особому серое. Вода похожа на застывшую лужу висмута, небо – серебристое, будто дюраль на изломе, а деревья он сравнил с литыми конструкциями из серого чугуна. Но не было в беломорской ночи надежности и прочности, которую дает металл, – все бесплотное, как тени фанерных декораций… Иногда даже головой тряхнешь, водой умоешься, но через десять минут снова, как во сне, среди призрачных, зыбких фигур.
Он сказал как-то об этом Вартану, но тот отмахнулся. Олег потом долго возился с мотором на баркасе – запах масла выбивал из головы дурь. Вот на заводе он соплей никогда не распускал: там настоящее дело, а дело не любит сопливых.
Поселок, где они жили, вытянулся по перемычке между озером и морем. Их халупа стояла на озерном берегу самой крайней. От забора видны были мостки над водой, сейчас там кто-то возился.
Олег знал в поселке всех девушек, но ни с одной не был знаком. Их отцы не любили сезонников и, увидев дочь с «вербованным», злились. А кроме как у них, самую простую гайку или ведро бензина ближе трехсот километров достать не у кого. В интересах дела Олег сидел по вечерам дома.
Эта девушка была явно не из местных: стирала не размашисто и сидела на корточках, сведя колени. Олег нашарил сигареты в кармане и пошел к ней.
– Спичек не найдется?
Она распрямилась и мокрой рукой достала коробок. Кофточка и джинсы на ней были что надо. Она уже не стирала, а смотрела на него. Он спросил, откуда она.
– Из Москвы. Здесь стоянку неолита нашли, вот профессора и дернуло в такую даль. А вы местный, конечно?
Видок у Олега был самый «местный»: загнутые бродни, штормовка засаленная… Но дело было в другом, в том, что она – из этих… аристократок, притом из столицы. Нос она не задирала, но теперь он боялся сказать что-нибудь не так.
– Эй! Ты где? – позвал громко Вартан.
Олег молчал, и Вартан сам вскоре спустился с берега. Он церемонно поздоровался, но вдруг засуетился, не сводя с «аристократки» глаз. Олег понял почему – носик у нее был миниатюрный, грудь и все такое…
– Он меня проводит и придет, – она улыбнулась, и Вартан перестал его дергать за рукав. А у Олега похолодело внутри, потому что он и не думал даже…
– Подожди, я скоро, – пообещал Олег.
Вартана ведь он из-за стола поднял – не отказываться же от своего слова.
Пока добирались к Дому приезжих, она сказала, что ее зовут Оля. Потом сели на скамеечку. Тут уж сигарета – незаменимая вещь. Медленно затягиваешься, потом любуешься дымом, будто думаешь о чем-то. Можно сидеть, пока пачка не опустеет, и молчание не в тягость. Но его ждал Вартан, и притом он выпил много пива, булькавшего теперь в животе, как горючее в бензобаке.
– Ну? – сказал он значительно.
– Приходи завтра, часов в восемь, – сказала она, «на ты» и притронулась к нему рукой.
Но на другой день он не пришел, потому что северозападник перестал гонять волны, и они вышли в море на баркасе.
Поверхность моря еще была подернута рябью, но ламинарии просматривались хорошо. Длинные коричневые ленты стелились со дна до самого днища лодки, как змеи. Взглядом Олег скользил до корней, потом подводил грабли под основание пучка – рывок, и, оставив облако мути, жгут тяжелых лент плюхался в лодку. Точно так же Вартан действовал с другого борта, только быстрее и лучше. Время от времени кто-нибудь веслами перегонял дору дальше по «пастбищу». Каждые полчаса баркас разгружался, сырье складывали в кучи на берегу.
Работалось хорошо. Работа от заводской отличалась тем, что сам выбирал – поднажать, притормозить или перекурить. Никто не кричал над ухом, и была точная уверенность – сколько сил отдашь, столько и заработаешь. А надежда на себя – самая прочная надежда.
Когда птицы перестали петь и они поняли, что наступил вечер, сразу пришла усталость и засосало под ложечкой. Вартан пошел к палатке, а Олег отвел баркас от берега, чтобы в час утреннего отлива он не оказался на мели.
Потом они стали растаскивать по берегу осклизлые кучи водорослей. Шибал в нос крепкий больничный дух, потому что ламинарии насыщены йодом. Килограмм водорослей анфельции стоил дороже в два раза, но они ее не рвали: похожая на спутанные нитки сушеная анфельция почти невесома и заготавливать ее не выгодно.
Развесив ламинарии на вешалах для просушки, они сняли резиновые куртки, оранжевые, как скафандры у космонавтов, и прилегли к костру. Вартан стал смотреть в огонь, а Олег, распрямив затекшую за день спину, занялся своим обычным делом – искал жемчуг в перловицах. Языки пламени поблескивали в армянских бархатных глазах Вартана. Олег спросил:
– Вартан, зачем тебе деньги?
К водорослям прилипало много всякой морской живности – звезд, рачков, ракушек. Звезд сразу бросали за борт, а перловиц отдирали на берегу. Олег бросал их поближе к костру, и вот теперь, вскрывая створки ножом-камбалкой, искал жемчужины.
– М-м, – промычал Вартан. – Спроси, зачем я работаю. Чтобы жить!
В прошлом году в самой корявой раковине Олег нашел красивую, со спичечную головку, жемчужину. Он таскал ее в кармане, пока не потерял. Красота, как и уродство, – неправильность в природе, отклонение от нормы, поэтому и то, и другое встречается редко. Олегу с тех пор попадались только обычные, правильной формы перловицы, поэтому жемчужины он больше не находил. Он вытер нож о сапог и сунул в ножны.
– Зимой ты много получаешь за телятники, летом – за ламинарии. Зачем тебе много денег?
– Я хочу хорошо жить, – медленно произнес Вартан, не отрывая глаз от пламени, – красиво жить. Иметь машину, большую квартиру, красивую жену. Одеваться как хочу и есть как хочу. Все этого хотят. Ты разве нет?
– А ты вози в Свердловск цветы, как твой брат, – пошутил Олег.
– Э, – засмеялся Вартан, – почему все думают, что красиво жить можно только нечестно? Есть голова, есть сила…
Олег ничего не ответил, потому что Вартан был прав. И про деньги тоже – ведь никто не откажется от миллиона.
Он встал и принялся разбивать в закипевшую кашу яйца крохаля. Гнездо он нашел неподалеку. Сначала не хотел брать, но подумал – крохалей много, а они одни, ничего не сделается – и забрал все шестнадцать мелких, будто голубиных, яиц. Вартан тем временем снял чугунными, задубелыми ладонями котелок с чаем и принялся колдовать. Он по-своему заваривал чай, с душистым перцем. С непривычки на глаза наворачивались слезы, но потом Олег постепенно привык и считал чай нормальным.
Ель горит очень долго. Уже выпили весь чай, съели кашу, Олег сбегал и опустил котелок в воду, чтобы очистили мальки, выкурил полпачки, а черные сучья все еще выстреливали искрами. Стоял час прилива. Они лежали на границе леса и моря – тяжелые ветви елок почти касались воды. Валики мха вокруг корней, как губка воду, впитывали все звуки. На сытый желудок после удачного дня думалось только о приятном. Олег уже сотый раз в мыслях обнимал «аристократку», расстегивал кофточку на ее груди, ощущал волнистость лопаток… У него в порядке здоровье, работали все инстинкты – он был нормальным человеком и пытался представить все остальное, но… не мог. Как не может голодный представить сытость, грустный – радость, как уставший не может внушить себе, что он полон сил. Но это даже хорошо, иначе пропал бы азарт жизни, успокоил Олег себя. Главным остается удача в работе. И с этой мыслью он заснул.
Так работали они три дня. Ламинарии на проволоке побелели, стали гибкими и шелестящими. Если бы не проволочные колючки, высохшие водоросли унес бы ветер. Пришла пора прессовать их и сдавать на заготпункт.
Но тут Вартан привез из поселка новость – пошла селедка. Мужики сколачивали компании и совещались втихомолку, потому что рыбнадзор разрешал лов только с сентября. Однако в поселке существовало неписаное правило: пока идет – надо брать. Все знали это правило, и рыбнадзор в лице инспектора Пичугова тоже об этом знал.
Вартан посмотрел на их «деревянную», из толстого шпагата сеть, покачал головой и стал заводить мотоцикл.
– Поеду просить у Семена, – сказал он. Кивнул головой на баркас и на сеть, – уже ставить собрался?
– Хлеба не просит, – Олег завинтил крышку бензобака и выпрыгнул из баркаса, – пусть постоит.
– Лучше ведром ловить.
– Семен – жлоб, не даст.
Дым из выхлопной трубы тут же сдувало ветром. Когда мотоцикл с коротким обрубком дымовой колбасы исчез за деревьями, Олег бросил в лодку лопату. Все чаще в последнее время думалось об Оле, и появилась у него одна мысль. Воплотить мысль в жизнь он хотел сегодня. Заодно и поставит сеть.
Дора шла ходко. Пустая и легкая, она норовила завалиться на бок, когда в борт била волна. Олег выключил мотор, когда показались Парусные острова. Вскоре поплавки первых метров сети закивали на воде. Он подгреб веслами и стравил сеть еще. Толку от нее, конечно, было мало – рыба стукалась о грубый шпагат и пугалась. Вот у Семена сети капроновые, защитного цвета и легкие как паутинка. Селедка заходила в них до половины и только тогда чувствовала, что запуталась. Но сезонников, подрядившихся для агарзавода щипать водоросли, Семен не считал честными людьми и сетей не давал. И это было очень печально.
Беломорская селедка гораздо вкуснее тихоокеанской или атлантической. Если ее, вяленую, сдавить пониже жабр и провести пальцами к хвосту, то в ладони окажется сползшая чулком кожа – вот какая она жирная. Жир и нежный вкус придают селедке беломорские водоросли, на которых она пасется. Ее, можно коптить, солить, вялить, мариновать, жарить, варить – она не теряет свой вкус. Государство закупает селедку у частников без ограничения, а значит, даже маленьким шансом нужно пользоваться, чтобы заработать. Заработать – не позорно.
Надеясь на «авось», Олег продолжал выметывать снасть. Осталось бросить метров пять, как вдруг за спиной раздался отчетливый стрекот мотора. Он оглянулся: из-за островка медленно, выплывал карбас зеленого цвета. Рука машинально потянулась к пускачу, и ногой Олег спихнул нераспутанный клубок сетей в море. Краем глаза заметил – за сетью вильнул в пепельную глубину черпак.
Олег бежал не потому, что считал себя браконьером, – не семгу же на нересте брал, а селедку, которую сейчас ловит весь поселок. Существовало еще одно правило: если попался, значит, виноват. Чтобы спасти от конфискации дору, стоило пожертвовать и своим достоинством, и сетью.
Парусные острова состояли из Большого Парусного, с полкилометра в диаметре, и мелких Парусных. Множество отмелей и островков образовали в Долгой губе коридор, показывающий путь к мысу через открытое море. Туда можно было пройти также между архипелагом и берегом. Олег закладывал вокруг Большого Парусного вираж за виражом, но Пичугов не останавливался возле сети и прочно висел на хвосте.
Бензина в баке оставалось на треть: к мысу и обратно, чтобы выполнить задуманное. Еще в прошлом году Олег собственноручно расточил жиклер в моторе, и в мощности ему не было равных на побережье. Но карбас легче баркаса, которому мели мешали развить скорость, и Пичугов с Олегом кружили как привязанные друг к другу.
Вдоль берега идти к мысу мешал Пичугов, бензин кончался. В открытое море при таком ветре легкий карбас не пойдет, сделал вывод Олег и взял на себя руль. Дора, взрывая носом волну, сошла с круга и пошла по коридору в открытое море. Последний раз оглянувшись, Олег увидел, как зеленый карбас застопорил ход в проходе между мелями. Путь обратно был закрыт, Пичугов запер коридор.
Олег прибавил газа и крепче зажал ручку руля локтем. Чем дальше от острова, тем ветер становился сильнее, а волны выше. Их вспененные верхушки наваливались на правый борт, грозя подмять под себя баркас. Чтобы встречать волну носом, он старался идти зигзагом. Это получалось не всегда, так как Олег был не профессиональный рыбак, а токарь, и лайба мало-помалу наполнялась водой. Он машинально думал о баркасе: «лайба». Поморы так ласково называют все механизмы, от которых зависит их жизнь, – лодку с мотором, мотоцикл, дизель на электростанции. На мотор, если прочистить в нем каждую гайку, можно положиться как на самого себя, когда переберешь в себе каждую мысль. Ты знаешь о его и своей реакции на все неожиданности заранее – отсюда надежность. Надежностью «лайбы» Олег был доволен.
Ватер крепчал, теперь он сек лицо будто снежной крупой. Лодка оседала все ниже, и нельзя было вычерпать воду, потому что черпак утонул. Хотя и он не помог бы: стоит ослабить руль, баркас развернется бортом к волне и… Вартан никогда не увидит доры. Сам он, конечно, выплывет. Олег на всякий случай стащил сапоги и сбросил тяжелую куртку. Он теперь не думал ни о Вартане, ни о заарендованной им доре, ни об Ольге, из-за которой затеял все это, ни о далеком доме – ни о ком, только о себе. Сейчас – о себе, потому что он находился один в море и хотел спастись.
Перед мысом творилась настоящая свистопляска: волны кружились, вскакивали друг на друга, рассыпались, снова сталкивались. Но это вблизи, а издалека они казались неподвижными и застывшими. Олег почувствовал, что слепнет, ветер, словно мокрой тряпкой, по глазам хлестал его клочьями пены. От него требовалось немного: усидеть в лодке и не выпустить руль, разворачивая нос то к волне, то от волны. Мотор исправно стучал, фырчал, бурчал – его прочищенный механизм жил. А вот руля баркас не слушался – стал тяжелым от поднявшейся почти до скамеек воды.
Пока мотор работал, жила надежда: до мыса оставалось немного, а за мысом ожидала тихая бухта. Олег решил не тратить время на повороты, а идти прямо. Была не была, – он везучий.
Баркас уже не вздрагивал от ударов, и волны нетерпеливой стаей навалились на борт, некоторые даже визжали. Босые ноги Олега давно потеряли чувствительность к воде, но он видел: уровень ее поднимается все выше. И все ближе становилась земля. Уж обратно-то он пойдет только вдоль берега, пусть там хоть сто Пичуговых. Нет дураков рисковать жизнью, только бы выбраться.
Мотор заглох, когда дора вошла в бухту. Не прошла и десяти метров тихой воды, как его стук оборвался. Но на это Олегу было уже наплевать: лайба сделала свое главное дело. «Конец», – сказал он, и собственный голос непривычно резанул слух – Олег первый раз говорил сам с собою. На веслах он развернулся и погреб к берегу.
Затопленный баркас еле слышно ткнулся в песок. Олег вычерпал сапогом воду и, не выходя на берег, помочился. Притихшие, чуть заметные волны лизали его подгибающиеся ноги.
Потом Олег достал из резиновой куртки завернутые в полиэтилен спички и разжег костер, чтобы отогреться. Без спичек он бы пропал. Когда портянки и все остальное высохло, он пошел к тому, ради чего здесь оказался. Расчет его был прост – в воскресенье археологи отдыхают, поэтому он и захватил лопату.
Стоянка первобытных состояла из трех куч валунов, расположенных треугольником, и двух выложенных камнями параллельных прямоугольников. Первобытные в удобном месте выбрали стоянку, их бухта – самое безопасное место на побережье, Олег в этом убедился. Он вонзил лопату в центр еще не тронутого археологами прямоугольника, и ему стало интересно – волосатые ли были у первобытных пальцы, которыми они трогали эти камни?
Цель его была такой: найти у первобытных поделку покрасивее и преподнести Оле. Только одну, пока ее не захапал профессор. Ну и на завод прихватить что-нибудь, Мишке показать.
Под разрытым песком показалось черное круглое пятно – Олег догадался, что здесь на могиле горел огонь. Первобытные знали и уважали силу огня, как и сейчас уважают ее люди.
О лопату что-то звякнуло. Он раздавил пальцами комок и увидел на ладони кусочек железа: тяжелый и покрытый бурой окисью. Значит, это были уже люди, раз смогли понять, что без железа невозможно жить, что только железо даст им силу. На всякий случай Олег сунул бурый кусочек в карман, хотя искал совсем другое. Но и железо – хорошо. Пролежало неизвестно сколько тысяч лет, а проржавело совсем немного.
Он копал и копал дальше, приглядываясь к каждой выброшенной лопате песка. Яма доходила сначала до колен, потом до бедер, а когда он скрылся в ней по пояс, лопата глухо ударила о преграду: первобытного человека после смерти чем-то прикрыли. Просачивающаяся сквозь песок вода закрывала дно ямы, но Олег нащупал сапогом – это не случайный камень.
Зыбкая лужа воды из сочащихся мелких капелек разделяла его и первобытного. Олегу захотелось посидеть, и он забрался на одну из куч валунов. Вблизи стало видно, что вершины их провалились вовнутрь – наверняка кучи служили домнами.
Море водяным горбом высилось перед берегом. Первобытный лежал в песке много тысяч лет, много тысяч дней и часов, но море было еще старше. Может, таким точно пасмурным днем первобытный утонул в море – он был рыбак, раз жил у воды. После него остались домны и кусок железа. Если поднять крышку, туда хлынет грязная вода и Олег все равно ничего не увидит. Да и поделок там может не оказаться – первобытный был простым грубым трудягой. Он ходил за рыбой в море на обтянутом шкурами корыте и выплавлял железо, чтобы лучше стало жить. Его несложная жизнь оборвалась на этом берегу, но первобытный, знал какой-то секрет – иначе почему железо не проржавело насквозь?
Загадка железа наверняка представляла интерес для науки, и Олег перестал колебаться. Он взял лопату и стал закапывать яму. Песчаный холмик он выложил по периметру камнями, как было раньше.
Видимо, мотор заглох из-за карбюратора: Олег вспомнил чихающий звук. И он пошел продувать карбюратор. В науке и тем более в археологии он не специалист, но в чем-чем, а в карбюраторах разбирался.
Вартан ни о чем не спросил. Такой у них установился порядок – где был, что делал, с кем ходил – сам расскажешь, если нужно. Пока Олег прикуривал сигарету посиневшими пальцами, он достал из рюкзака фляжку с водкой.
– Я сеть утопил, – сказал Олег, продышавшись после глотка.
– Ладно сам живой.
– Вместе с черпаком ко дну пошла. Ничего сделать не мог.
Вартану долго пришлось его ждать. Он сидел возле упакованного рюкзака, но оставался спокойным. Олег никогда не мог быть таким спокойным.
– Супу поешь, – сказал он Олегу. – Укроем ламинарию и в поселок поедем. Сети надо. Пичугов у Семена отобрал.
Когда мотоцикл привоз их домой, Олег первым делом вымылся в озере. Волосы стали сразу пушистыми и красивыми. Сам он тоже парень ничего, только брови выцвели и ростом не удался. Ольге, конечно, нравятся современные, рослые ребята. Но его детство пришлось на трудное время, да и потом витаминами особо не баловали. Сейчас люди живут богаче, питаются лучше – все законно. А любят не за рост, это всем известно. Он выпил стакан пива, чтобы свободнее себя держать, и пошел к Ольге в Дом приезжих.
Они гуляли от почты до причала, и Олег не знал, как быть. Он не считал женщин неполноценными существами, как, например, Мишка, но соглашался, что быть честным с ними нельзя. Честность они сразу принимают за пошлость или тупость. Позови он ее сразу к себе, сделает вид, что перепугалась, и начнет убеждать, что она «не такая». А как придумать похитрее, он не знал. Возле недостроенного дома Ольга остановилась и спросила:
– Ты не помнишь, как называется строительный материал – легкий такой… как булочка?
Олег чуть не засмеялся. Он ответил, и она так улыбнулась, что у него защемило в груди. Он осторожно положил ей руку на плечо.
– Что ты, – широко открыла глаза Ольга, – вдруг увидят?
– Пойдем ко мне, музыку послушаем… – промямлил он, убирая руку.
– Только ненадолго. Ага?
Зойка никогда не говорила «ага» и пенопласт с булочкой не сравнивала – жизнь побросала ее и по стройкам, и по чужим углам. Но Олегу никогда не хотелось обнять ее так, как сейчас Олю, – чтобы захрустели ее косточки, чтобы она запищала… Он молча стоял, прислушиваясь к ударам своего сердца, как к глухому рокоту дизеля, прячущего внутри себя мощную силу взрыва.
Вартан сидел за столом и зашивал тельник, когда они пришли. Он сразу спрятал тельник под стол и смущенно посматривал на Олю.
– Мы музыку послушаем, – сказал Олег, – передай бутылку.
У них оставалась одна бутылка «Радгоста». Вартан сунул руку в шкаф позади себя. Но только Олег потянулся, Вартан разжал пальцы, и бутылка грохнулась об пол. Случайностью это оказаться не могло, слишком большой промежуток оставался между их руками.
– На счастье, – сказал Олег и пристально посмотрел на Вартана, но тот почему-то отвернулся.
Они закрылись и стали крутить пластинки. Олегу очень хотелось потанцевать, во время танца проверить ее настрой. Но на трезвую голову вдвоем танцевать смешно. Он не умел рассказывать анекдоты и молча курил, чтобы не ощущалось тягостное молчание. Она вдруг спросила:
– А морские звезды в Белом море есть?
– Их здесь как грязи, – грубовато ответил Олег.
Он боялся, что она начнет задавать вопросы типа, «есть ли здесь акулы» и «видел ли он кита». Но она промолчала. Наверное, потому, что он сказал чересчур грубо. И Олег предложил, чтобы загладить промах и потому, что ему хотелось:
– Поехали на берег? Транспорт есть.
Только что они сидели в душной комнате, и вот уже ветер шумит в ушах. Олег любил такие быстрые перемены, потому что в его жизни их насчитывалось немного – фабрично-заводское училище – «фазанка», завод да на море второй раз приезжает. Здесь он чувствовал себя хозяином жизни – захотел и сделал, никого над тобой нет. Хотя, если честно, он искал за тысячами километров не только удовольствия. За удовольствием едут к Черному морю.
Вскоре мимо них промелькнул поворот к Долгой губе, и мотоцикл загрохотал по «стиральной доске». В этом месте раньше проходила гать через болото. Воду потом отвели, а убирать бревна и заравнивать ямы оказалось слишком дорого, и их горбатые спины остались торчать наружу. Рессоры на «Урале» были вполне надежными – их Олег в первую очередь проверил, но все равно трясло, будто они сидел верхом на отбойном молотке.
– Крепче держись! – прокричал Олег сквозь гул мотора.
Ее руки обхватили его сзади, прижали к себе, волосы защекотали шею… Только на секунду он ослабил руль, но переднее колесо, подпрыгнув, пошло в сторону и потащило за собой тяжелую машину. Навстречу из-за обочины летел огромный, вставший дыбом пень. Они бы не разбились, уткнувшись в него, и поцарапаться Олег не боялся, но он рисковать не имел права – рядом находился другой человек. Вытянув в сторону ногу на случай, если шины заскользят на бревнах, он взял руль сильно влево и до упора повернул ручку газа. Цилиндры взревели, как два медведя, мотоцикл занесло, но торчащие из раскоряченного пня сучья не коснулись никого. Машина снова выручила.
Они остановились на мысе у самой воды. Мотор смолк. Олег недвижно сидел, по-прежнему ощущая своим телом ее руки, бедра, грудь… Хотелось сидеть так вечно.
В Свердловске в Горном музее он видел камень беломорит, полупрозрачный, с густеющей внутри белой мутностью. Он в точности как Белое море. И как небо над ним. Границу воды и воздуха размыло, она перестала существовать. Мыс словно привидение повис в огромном пустом стакане из матового стекла, а они вдвоем стояли посреди пустоты. Звуки вязли в зыбких стенках стакана. И только колесо мотоцикла было не призрачным, а реальным: волны накатывались на него, и оно сделалось блестящим, как только что из магазина.
– Я тебя ужасно люблю, – сказала ему Оля.
Ее голос прозвучал у него над ухом, и будто небосвод раскололся пополам. Олегу стало жарко и неудобно: так бывает, когда над тобой в цехе повиснет раскаленная болванка. Он ничего не ответил.
– Поищем звезды, – вздохнула она и стала стаскивать кеды.
Олег снял бродни и тоже вошел в воду босиком. Он старался идти впереди, чтобы она не угодила в яму. Звезды лежали под водой поодиночке, парами и целыми стопками, как блины. На ладони они распадались, показывая свои внутренности – прозрачные лужицы слизи. Олег думал, почему он привез ее сюда, а не в Долгую губу, где звезды крупнее и красивее. Он посмотрел на нее, вспомнил, как она обняла его возле пня, с которым они чуть не столкнулись, и понял. Он хотел встать с ней на самом конце мыса и рассказать, как вот здесь сегодня он чуть не пошел ко дну. А после ее слов ему нечего стало рассказывать. Женщины считают, раз мужчина не трус, то он храбрец. А он был ни тем, ни другим – обыкновенным. Время, когда думают иначе, у Олега давно позади.
Неожиданно для себя он сказал:
– В одной легенде говорится, что морские звезды – звезды, упавшие с неба.
Неожиданно – потому что соврал. Эту легенду он сам только что выдумал. Оля наверняка могла его поймать, – но она сказала:
– Здесь нечему падать, ночью небо пустое. Шеф сидит на раскопе целые сутки, благо что светло. Правильно от него жена ушла.
– Белой ночью не видно звезд, – согласился Олег, – им нужен черный фон.
– Обыкновенный неолит, – продолжала Ольга, пожав плечами, – а старик думает, что как раз здесь железо выплавляли из метеоритов. Роется, роется… Замучил… И со злости называет нас… – она мило произнесла не совсем приличное слово.
Олег засмеялся – ему очень поправился «старик». Серьезный, видать, мужик. А Ольга с подругой ведь действительно эти… Ну какая с них, цыпочек, работа?
Ноги в воде застыли, пришлось выходить на берег. Звезд завернули в мокрую тряпку и положили в коляску. Туда же села Ольга. Обратно ехали молча, без всяких приключений: Олег осторожно, на маленькой скорости вел машину.
У дверей гостиницы они попрощались. Олег стоял и представлял, как за ней закроется дверь и он останется один. Но она не уходила. Он смотрел на нее, и она без улыбки отвечала его взгляду. Олег не мог больше усмирять свои руки и чувствовать разделяющее их с Ольгой звенящее пространство.
Было светло, как днем. Их могли увидеть, но Олег плевал на это. Он задыхался, он не мог остановиться – целовал ее ресницы, плечи, волосы… и не мог оторваться от нее, замершей с полуоткрытым ртом. Он верил и не верил. Потом, вернувшись с полдороги за забытым мотоциклом, он поверил и так газанул по улице, что в домишках затряслись узкие оконца. Он не знал, как дожить до завтрашнего вечера.
А утром Олег поссорился с другом. Хорошего тут мало, если вины за собой не имеешь. Вартан сказал за завтраком:
