Текст книги "Котов"

Автор книги: Виктор Смольников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

42

Прошло три года. Все это время Котов усердно корпел над научной работой. В отличие от многих других пациентов желтого дома, Андрей регулярно пил таблетки, а поэтому держался и в больницу не попадал. Памятуя о том, сколько хорошего Карась сделал для него, Андрей несколько раз ездил в больницу и передавал приятелю хавку и сигареты. Все свое свободное время Котов тратил на посещение библиотеки и проведение научного эксперимента. В последние дни перед защитой диссертации Котов стал плохо спать, сказывалось напряжение, в котором пребывал соискатель ученой степени. Не помогали даже дефицитнейшие импортные лекарства. “Может, пронесет”, – думал Андрей, но чувствовал, что со здоровьем что-то не так.

Доклад, посвященный изложению материала диссертации, как потом скажут сотрудники, был сделан отлично, соискатель не читал доклад по бумажке, а говорил по памяти. Блестяще были сделаны ответы на вопросы оппонентов. Прошло голосование. Тринадцать голосов были за признание диссертации, против – только один. Когда огласили решение комиссии, лицо соискателя ученой степени озарилось улыбкой. Внезапно взгляд Андрея упал на светильник на потолке. Из потока света, чтобы поздравить Котова, скакал мужественный тамплиер, вечно стремящийся к небесному Иерусалиму борец за освобождение Гроба Господня. Рыцарь протягивал руку для поздравления, приглашая Андрея сесть рядом с ним на коня и отправиться в такое увлекательное путешествие.

– Ну, тогда, короче, берите то, что я велел. Че за времена пошли! За сотку чая синенькую отдавать! Оборзели они там на воле!

– Будет сделано, – с подобострастными нотками в голосе отрапортовал Борян и просительно добавил: – На замутку чая из пачки можно отсыпать?

– Ладно, только на одну. Остальное чтобы вечером в отделении было!

– Понято, будет сделано, – отчеканил довольный бригадир.

Лицо продавщицы в магазине, который сегодня работяги уже посещали, отразило всю гамму негативного отношения, которое вызывают покупатели без копейки в кармане у работников прилавка. Но, увидев пятирублевую бумажку у себя перед носом, пергидролевая блондинка сменила гнев на милость и достала откуда-то из-под прилавка пачку со слониками. Бригадир принял товар как золотой. Осторожно обернув чай носовым платком, Борян положил пачку во внутренний карман.

– Сейчас к сторожу лесопилки пойдем, у него и кипятильник есть, и стакан найдется. Попьем чифирьку, Касим разрешил на одну заварку чая отсыпать из пачки.

В каптерке у Коли, охранника лесопилки, было жарко натоплено. В буржуйке потрескивали березовые поленья. Воздух охранного помещения был спертым, пахло кислой капустой и несвежим бельем. На топчане, покрытом каким-то грязным покрывалом, расположился сам сторож. Гости сидели по привычке, которая характерна для мест лишения свободы, на полу, на корточках, вокруг алюминиевой кружки и дожидались того момента, когда будет готов чифирь. Сам хозяин не брезговал общаться с психами, был незлобив и уступчив. Зная это, больные уважали Коляна и при случае угощали либо водкой, либо чаем.

– Ну, че, дядя Коля, начинай, – подавая кружку старику, сказал Борян.

– А нифеля-то упали?

– Упали, вон и пенка коричневая на поверхности появилась, – вставил Борода.

Поджимая губы, хозяин беззубым ртом сделал два маленьких глотка. Лицо Коляна перекосила гримаса.

– Ох, крепкий слишком заварили. И не жалко вам сердце свое? Копыта же можно отбросить!

– Все нормально, чем крепче, тем лучше. А помирать нам всем придется, так и так. А о сердце не думаешь, когда с башкой проблемы. Может, оно и лучше, помереть побыстрее, чем с шизухой жить, – внес минорную ноту в разговор Борода.

– Это ты зря, – осудил пессимиста Котов. – Вся жизнь еще впереди.

– И вся по дуркам, – съязвил Стас.

– Лично я здесь последний раз, – безапелляционно отреагировал Андрей.

– Это ты так по неопытности своей говоришь, кто в дурке хоть раз побывал, на всю жизнь здесь прописан, – подал голос до сих пор молчавший Гвоздь и добавил: – От тюрьмы, сумы и психбольницы не зарекайся!

– А я таблетки буду пить, – не сдавался Котов.

– Да хоть запейся, эти таблетки никакой пользы не приносят, а тормозят так капитально, что простого дела сделать не можешь, сам от снадобий откажешься, – стоял на своем Борода и продолжил: – Вот если циклу, реланиум или что-нибудь похожее пить, это дело.

– Короче, все вы наркоманы, – объявил Борян. – Я-то хоть от “белочки” здесь лечусь, мне, если водку не пить, хоть куда можно идти, везде возьмут! И пилюли никакие не нужны! А ваши наркоманские разговоры, какие таблетки пить, а какие не пить, до добра не доведут.

– Зря ты, Борян, так, – ответил Борода. – Что правда, то правда, все мы на этой системе. Что будет, если человека пару месяцев психотропными лекарствами покормить?

– Что?

– Да ничего, привыкает человек, и все. Чем дальше, тем ему больше требуется транквилизаторов и антидепрессантов. А если год лекарствами закидываться? А пять лет? А всю жизнь? Если честно, то все пьющие наши лекарства впадают в зависимость почище героиновой. Не пьешь лекарства, врачи ругаются. Пьешь – зависимость приобретаешь. Выпить таблетку, чтобы проснуться, таблетку – чтобы заснуть. Замкнутый круг! И психиатры обо всем этом прекрасно знают.

– Грустно все это, – резюмировал Андрей.

– Давайте лучше “тысячу” распишем! – уже ощутивший прилив бодрости от выпитого напитка, сказал Гвоздь. – Как раз до ужина партию закончим!

34

За пару недель, которые прошли с того момента, как Андрея вывели на работу, Котов значительно повеселел, на его щеках появился румянец. Андрей, несмотря на то, что был сильно подторможен нейролептиками, стал даже иногда улыбаться и беззлобно подтрунивать над Фиксой, Валькой и Танькой и другими больничными чудиками. Стабильное состояние пациента утвердило Игоря Николаевича в решении, что больного можно выпустить в домашний отпуск.

– Ну, Андрей, готовься, домой тебе разрешаю съездить, – потирая переносицу, сказал эскулап на обходе. Присутствующие при этом пациенты завистливо посмотрели на счастливчика, а Карась даже присвистнул.

– У меня как раз пятнадцатого день рождения! – обрадованно воскликнул Котов.

Игорь Николаевич, услышав о том, что Котов скоро именинник, полез в карман халата и достал несколько шоколадных конфет, которые протянул везунчику.

– Поздравляю тебя от всей души и искренне рад тому, что ты идешь на поправку! Только одна просьба: не пей дома спиртного, оно тебе отныне противопоказано. Как бы тебя, Андрей, ни уговаривали, помни, алкоголь может спровоцировать новый приступ. Каким бы вкусным вино ни казалось, оно для тебя – табу.

– А когда домой-то? – нетерпеливо спросил Котов.

– После обхода я позвоню твоим родственникам, одного тебя, к сожалению, выпустить не могу.

– Почему? Со мной ничего не случится! Что я, дорогу домой не найду, что ли?

– Такие правила, из этой больницы пациентам можно ехать домой только в сопровождении родственников.

– Игорь Николаевич, – в один голос возбужденно стали говорить окружавшие врача другие больные, – а нам когда можно в отпуск?

– Все зависит от состояния здоровья. Я бы рад вас всех выпустить, но надо подождать.

– А вот я совсем здоров, – сказал Карась. – А вы меня не то что в отпуск, на улицу на прогулку не разрешаете выйти!

Глаза Ильи от вопиющей, как ему казалось, несправедливости налились кровью. Брызгая слюной, он начал орать:

– Чем я отличаюсь от нормального человека? Других уже по несколько раз выпускали, а я что, хуже? Может, вы смерти моей хотите! Сколько людей откинулось уже в этой больнице! На мою квартиру, наверное, претендуете!

– Успокойтесь, Карасиков. От нормального человека вы отличаетесь только тем, что кричите без повода, – рассердился Игорь Николаевич на нелепое обвинение, но, взяв себя в руки, продолжил: – Вы, Илья, преступили закон, к вам у нас отношение более строгое.

В уме эскулап отметил, что Карасиков расторможен: “Либо таблетки не пьет, либо чифирем или циклодолом накачался, надо добавить ему галоперидол”.

– Где же правда? – продолжал орать Карась. – Вы что, меня до смерти мариновать здесь будете?

– Тише, тише, Карасиков, – зашикала на разошедшегося больного медсестра. – Ты почему орешь на врача? На вязки захотел?

Андрей взял Илью за рукав пижамы и попытался отвести от греха подальше вышедшего из себя приятеля в сторону.

– Ты что, Илья, – зашептал в ухо психовавшему Котов. – Он же тебе, – имея в виду врача, – на самом деле “хорошую” жизнь может устроить!

– Вы все заодно! И ты, Кот, такой же! – с этими словами Карась вытащил откуда-то лезвие бритвы и полоснул себя по предплечью. Побежавшая ручьем кровь залила пол около пожелавшего свести счеты с жизнью пациента. Тут же прибежали санитары, схватили буянившего Илью и связали его. Медсестра, склонившись над бедолагой, делала скандалисту тугую повязку. Игорь Николаевич тем временем по телефону вызванивал “скорую”. Вскоре Карася увезли в хирургическое отделение одной из городских больниц, где без наркоза зашили располосованную руку.

После того как скандалист был привезен обратно, его привязали к кровати и вкатили ударную дозу аминазина. Андрей, который все это видел, сильно переживал, что ничем не может помочь своему другу. “Ничего, Илья, – думал Котов, – потерпи немного, я привезу тебе из дома и хавки, и сигарет, и водки тоже”. Еще Андрей опасался, что над заколотым лекарствами и связанным Ильей будут издеваться изгои наблюдательной палаты. С этой мыслью Котов подошел к Леше Печеню, с которого взял слово, что тот будет поддерживать Карася, пока Андрей будет в городе. А Таньке, Вальке и Фиксе строго указал, что если с Карасем что-нибудь случится, то он, Кот, лично выбьет у каждого из троицы оставшиеся зубы. После этого Котов пробрался к кровати Карася и всыпал ему в карман шоколадные конфеты, подаренные врачом, а также положил почти полную пачку “Кометы”. Отпускник даже попытался поговорить с несчастным приятелем, но заколотый нейролептиками Карась только пускал пузыри и нечленораздельно мычал.

35

Андрей ехал в пригородной электричке, получая большое удовольствие от того, что на нем надета городская одежда. Японская “аляска”, на которую ушла вся зарплата, полученная в один из сезонов работы в стройотряде, – вместо телогрейки, трикотажная спортивная шапочка с надписью “Адидас” – вместо засаленной ушанки, и, главное, джинсы, настоящий “Рэнглер”, с буковкой W, вышитой на задних карманах, – вместо безразмерных полосатых больничных брюк. “С таким прикидом и по городу пройти будет не стыдно, – удовлетворенно отметил отпускник. – Ну вот, я на свободе, три дня я буду на воле. Чем заняться? Сходить, что ли, на дискотеку? Нет, с дрожащими от лекарств ногами и руками я буду посмешищем. Придется все три дня дома сидеть”.

За окном мелькали сосны, какие-то Богом забытые полустанки, с каждой минутой поезд приближалась к мегаполису. Сидевшие рядом на деревянных скамейках родители пытались о чем-то поговорить с отпрыском, но Андрей весь ушел в свои мысли. “Скоро, уже через несколько минут, я буду в городе, – думал Котов. – А что, если я вообще не буду возвращаться в больницу? Что мне будет? Если бы по статье откидывался, – уже привыкнув к воровскому жаргону, думал отпускник, – тогда бы понятно, в розыск бы подали, милиция бы стала охотиться. А так что, я просто гражданский больной. Тьфу ты, какой я больной, просто пациент, и все. Предъявить мне нечего. Другое дело, в институте спросят, где я был полтора месяца, а мне и сказать нечего. Документ нужен, больничный. А его мне, если я не вернусь в больницу, никто не даст”.

– Конечная станция. Поезд дальше не идет! Просьба освободить вагоны, – послышалось из динамика.

Андрей вздрогнул. Огромное здание вокзала поразило своей массивностью. “Странно, никогда раньше не думал, что главная станция города имеет такие внушительные размеры, – поразился отпускник, – одни колонны чего стоят!” Уже в подземном переходе, получив несколько толчков в бок, Андрей вспомнил, что такое толчея. На короткий миг его охватило проклятое чувство клаустрофобии. Толпы народа передвигались во всех мыслимых направлениях, волоча с собой сумки, баулы и тележки. После длительного пребывания в одиноко стоявшей посереди леса богадельне городская суета и масштабы давили на психику.

Кроме сумбурности городская жизнь поразила Андрея и присутствием в большом количестве лиц женского пола, о существовании которого пациент успел подзабыть. Молоденькие, одетые не по погоде девушки и обстоятельные дамы в годах привлекали внимание истосковавшегося по женской ласке молодого человека. Котов провожал взглядом каждую более или менее приятную особь женского пола, сокрушаясь, что нельзя прямо сейчас подойти и попытаться познакомиться. “Ничего, какие мои годы, все успею”, – разговаривал сам с собой отпускник.

36

Первым делом, войдя в квартиру, Андрей отправился в ванну. Больничная баня, в которую водили пациентов дурки, представляла из себя маленькое помещение с затхлым запахом внутри. На три или четыре тазика приходилось по двадцать человек. За десять минут, выделяемых на помывку, можно было успеть лишь кое-как сполоснуться, но никак не вымыться. Сейчас, смывая с себя больничную грязь, Котов особо усердствовал, не жалея сил и мыла. После того как тело стало красным от растираний губкой, Котов пустил холодную воду. Ледяной душ освежил тело и голову.

“А сейчас закурить”, – стараясь не замочить сигареты, отпускник взял влажными пальцами пачку с полки. Привычку курить в ванной комнате Андрей приобрел еще давно, классе в десятом. Узнав, что их отпрыск курит, родители запретами пытались отучить сына от вредной привычки. Именно тогда Андрей оборудовал тайничок для сигарет в вентиляционной шахте. Кроме того, идеальная тяга позволяла курить в ванной таким образом, что табачный дым не расплывался по квартире, а весь вытягивался наверх.

“Ну что, с приездом, – затягиваясь сигаретой, поздравил сам себя отпускник, – теперь надо подумать, как провести день рождения, пригласить, что ли, друзей? Придут ли они ко мне? Ленке позвонить?” Пепел от сигареты упал в воду и зашипел. “Ну и где я раздобуду продукты для стола? Торт, шампанское? Убегаешься по магазинам, разыскивая необходимое, а у меня в запасе всего три, тьфу ты, черт, уже два с половиной дня. Сделаю так: бутылка “Абрау-Дюрсо” у меня в запасе есть, а закуску мать приготовит. Много ли нам надо?” С этими мыслями Котов растерся любимым махровым полотенцем и надел чистое белье.

Любимец семьи, сиамский кот Гаврила, который сначала, испугавшись странного запаха, исходившего от хозяина, сторонился Андрея, теперь подошел, стал урчать и проситься на руки. “Гаврюша, Гаврильчик, – приговаривал Андрей, гладя животное, – друг ты мой самый верный!” Тыкаясь мордой в подбородок Андрея, кот как бы спрашивал: “Ну, где ты так долго пропадал?” Котов погладил мохнатого друга по спине и стал чесать ему за ухом. Вдоволь пообщавшись с котом, Андрей выпустил скотинку на пол и подошел к телефону. Но Гаврила не отставал, залез на телефонный аппарат и мешал Андрею набрать нужный номер. “Мр-рр, хозяин, зачем тебе куда-то звонить, от людей ничего хорошего не дождешься, а вот я абсолютно бескорыстно полежу с тобой на диване и смурлыкаю тебе приятную песенку”. Отпускнику пришлось раза два снимать своего хвостатого друга с телефона, после чего кот, обиженно мявкнув, ушел в кухню.

– Здравствуйте, мне Лену, пожалуйста! – дрожащим от нервного напряжения голосом сказал Котов в трубку телефона.

– Добрый день, – не очень-то любезно ответили на другом конце провода.

– Это я, Ленка, – сказал Андрей, – не узнаешь, что ли?

– Да поняла уже, что ты. Что звонишь-то?

– Как что? Полтора месяца не виделись.

– И что?

– Да ничего, думал, что ты соскучилась.

– Нет, я не соскучилась.

– А я вот только о тебе и думал…

– Знаешь, Котов, давай начистоту. Я знаю, где ты был, вернее, лечился.

– Откуда? – удивился Андрей.

– Неважно. Я другое хочу сказать, у наших отношений нет перспективы.

– Почему?

– Честно? Потому, Андрюша, что там, где ты находился, лечатся только…

– Понятно, – не дав договорить бывшей подруге, сказал Котов, – ну, что же, желаю, так сказать, счастья в личной жизни! – с этими словами вспыливший отпускник бросил трубку аппарата.

Котов вскочил со стула и стал быстро ходить по комнате. Андрею страстно хотелось что-нибудь сломать. “Нет, так нельзя, – уговаривал он сам себя, – спокойно, спокойно. Не одна Ленка на белом свете живет, вон их сколько по улицам бегает, одна другой краше!” Чтобы как-то успокоиться, Андрей взял сигареты и вышел на площадку покурить. Но спокойно обмозговать ситуацию не получилось. Соседская дверь, в которую в свое время с красным крестом на груди ворвался Котов, открылась, и вышел сосед Вова.

– Ну, что, с выздоровлением! – не найдя ничего более подходящего к сложившемуся моменту, сказал Вован.

– Спасибо. Извините меня за случившееся, – полушепотом сказал Андрей, – болел я!

– Понятно, понятно, – криво улыбаясь, сказал сосед и продолжил: – Ну, ты и даешь, Андрюха! Я вот даже когда две бутылки водки выпью, и то так не буяню. Ты, наверное, ханкой ширанулся?

– Да нет.

– А че тогда?

– Да перезанимался наукой, я же как раз экзамены вступительные в аспирантуру сдал.

– Во-во, я всегда говорил, что все беды от учености, – резюмировал кое-как закончивший восемь классов сосед и продолжил: – Бросай ты свои академии, ничего там хорошего.

Андрей не ответил и, затушив сигарету, вернулся домой. “Бог ты мой, сейчас все мне будут тыкать в морду моей болезнью, хоть местожительство и место работы на самом деле меняй!” Интересно, думал отпускник, друзья тоже меня “фэйсом об тэйбл” будут тыкать, если я их приглашу на днюху? Взвешивая все за и против, Андрей все-таки решил пригласить приятелей.

– Сашка, это я, Андрей, – набрав привычный номер телефона, сказал в трубку Котов. На том конце провода помолчали несколько секунд, затем раздалось:

– Ну, ты, старина, и даешь, столько времени от людей прятаться!

– Я это, Шурик, в больнице парился.

– Да черт с ней, с больницей! Завтра ты дома?

– А куда мне еще идти-то?

– Ну, мы со Славяном к тебе подъедем, у тебя же, кажется, день рождения?

– Точно.

– Ну, жди, часам к шести подгребем!

37

На следующий день Котов принимал гостей. Два старинных приятеля, с которыми накануне отпускник имел разговор, появились на пороге квартиры с бутылкой шампанского в руках.

“Настоящие друзья на то и друзья, что им ничего объяснять не надо”, – думал Андрей, когда, сидя втроем за столом, приятели расписывали пульку. Конечно, оба друга не могли не обратить внимание на то, что всегда словоохотливый Котов по большей части молчал, руки именинника отчаянно дрожали, а подсчитывал свои взятки именинник очень медленно. Атмосфера на дне рождения сложилась тягостная. Друзья Андрея пытались шутить, развеселить отпускника, но в ответ Котов только тихо, односложно отвечал, иногда невпопад. Несмотря на это, гости старались не подать виду, что что-то не так. Никаких ненужных вопросов, что да почему, не было. И так было ясно, в какой больнице лечился несчастный именинник.

“А что, если мне вина выпить, хоть немного расслаблюсь”, – подумал Андрей и потянулся к бокалу с вином. Фужер был почти полон, в начале вечера именинник, отвечая на тост, лишь пригубил глоток вина, памятуя предостережения Игоря Николаевича. Но сейчас отпускник решил напиться. Рука Андрея отчаянно дрожала, несколько капель вина упали на скатерть. Славян и Шурик с плохо скрываемым удивлением смотрели на именинника. Стуча зубами о стекло, как законченный алкоголик, Андрей выпил содержимое фужера за один прием. Выпитый алкоголь согрел все внутри, но состояние опьянения не наступало. Котов выпил второй бокал – с тем же успехом. Он не знал, что при тех дозах нейролептиков, которые принимал, состояние опьянения можно достичь, выпив, как минимум, бутылку водки.

Когда приятели вышли на лестничную площадку, чтобы подымить, Андрей огорошил всех предложением курить сигарету на двоих. Гости недоуменно посмотрели на именинника. Конечно, время всеобщего дефицита, сигареты тяжело достать, но все же! Котов же за время пребывания в больнице забыл, что такое курить сигарету целиком. Он еще не успел полностью отойти от реалий психиатрической больницы. Когда один из друзей выбросил в лестничный пролет окурок размером три сантиметра, отпускник огорченно подумал, что так разбазаривать табачок могут только люди, не бывавшие в казенных домах.

Пулька была расписана, Андрей остался в большом проигрыше. Приятели, еще раз поздравив именинника, тихо ушли. Котов остался один на один со своими горькими мыслями. Чем больше он думал, тем меньше ему хотелось жить. “Все, абсолютно все видят во мне помешанного. Это вежливо скрывают, но от этого ничуть не легче. Уж лучше на самом деле болеть, бредить тамплиерами и находиться в дурке! Все, хватит, сейчас выпью таблетки, и баиньки. Может, хоть во сне что-нибудь приятное приснится!” Когда Андрей лег на свой любимый диван, к нему пришел Гаврила. Кот улегся на груди хозяина и завел свою незамысловатую, успокаивающую песню: “Ммр-мр-р”.

38

Утро последнего дня своего пребывания в отпуске Котов решил посвятить тем обязательствам, которые он имел перед больничной братией, и в первую очередь перед Карасем. Андрей напряг все мыслительные способности, чтобы вспомнить адрес зазнобы своего приятеля. “Так, улица, точно помню, Заводская и дом номер три. А вот квартира… То ли пятьдесят шесть, то ли шестьдесят шесть. Не помню. Кажется, Карась говорил, что третий подъезд и второй этаж. Там уж на месте и определюсь. Спрошу, если что. Имя-то я знаю”.

Одевшись и причесавшись, Андрей сбрызнулся одеколоном. Весь преисполненный удовольствия вот так просто, без всякого надзора передвигаться по городу, Котов вышел на улицу. Путь отпускника лежал к трамвайной остановке. Протоптанная сотнями прохожих тропинка лежала мимо высокой ели, установленной посереди двора. На зеленых лапах красавицы висела простая, составленная из обычных, покрашенных в различные цвета лампочек накаливания, гирлянда. Ближе к макушке была установлена надпись: “С Новым 1988 годом!” Вершину красавицы венчала красная звезда. Несмотря на то, что уже рассветало, лампочки, развешанные по дереву в незамысловатом порядке, то вспыхивали, то гасли. Вокруг дерева валялось много остатков бенгальских огней, цветной мишуры и просто всякого мусора как свидетельство бурно проведенной народом новогодней ночи. Навстречу Андрею то и дело попадались выпившие люди, которые беззлобно приставали к прохожим, поздравляя всех и вся с Новым годом.

Из-за осевшего на стеклах трамвая инея улицы не было видно, поэтому отпускник ориентировался только на объявления. “Следующая остановка – Заводская”, – прохрипело в динамике насквозь промерзшего вагона. Андрей вышел в малознакомом ему районе города и начал искать Заводскую улицу. Искомый объект скоро нашелся, но оказалось, что нужный Котову конец улицы лежит в паре километров от остановки и надо было проехать еще два прогона вперед. “Ничего, пешочком пойду, – подумал Андрей, – хоть согреюсь немного”.

Дом № 3 представлял из себя серую пятиэтажную “хрущевку”. Андрей нашел третий подъезд и поднялся на второй этаж. Препятствия в виде домофона в те времена еще не было. Вот квартира номер пятьдесят шесть. Котов позвонил.

– Кого там несет? – раздался из-за двери старческий визгливый голос.

– Мне бы Тамару!

– Какую Тамару?

– Ну такую, она здесь жить должна, – ответил Андрей

За дверью воцарилось молчание, потом послышалось:

–Ах, Томку, что ли?

– Ну да!

– Так к ней в дверь и звоните. Она напротив, в пятьдесят пятой, живет. Сколько пить-то можно! Уже месяц у этой крали одни пьянки да кавалеры. Че по бабам-то таскаться? Беспутный вы народ, мужики!

Андрей не стал дослушивать и позвонил в пятьдесят пятую квартиру. Подождав пару минут, отпускник услышал поворот ключа в двери, и в проеме показался толстяк килограмм под сто, с огненно-рыжими лохматыми волосами. Здоровяк был одет в синюю вылинявшую майку, из-под которой торчал обильный волосяной покров. Майка была наполовину заправлена в семейные трусы, на ногах мужика были шлепанцы.

– Тебе чего надо? – с угрозой в голосе спросил незнакомец.

– Мне Тамару!

– Ах, Тамару! Я тебе сейчас такую Тамару покажу! – прорычал мужик и бросился на Андрея с кулаками. – Я тебя вразумлю, как к чужим бабам ходить!

– Да она не моя баба! – пытаясь уклониться от кулаков верзилы, закричал Андрей. – Меня попросили передать ей пару слов!

– Знаем мы ваши слова, только хозяин из дома вышел, так сразу к его бабе какой-нибудь гондон штопаный пристанет!

– Да не нужна мне твоя Тамара! – просипел Котов, поскольку в этот момент ревнивец схватил незваного гостя за горло.

“Надо делать ноги, пока этот громила меня не задушил!” – успел подумать Андрей и ногой пнул между ног толстяку.

– О-о, козел, так ты еще пинаться! – успел услышать побежавший по ступенькам Котов. Не дожидаясь развязки событий, он выскочил на улицу. По инерции чуть ли не бегом отпускник прошел пару кварталов. Сердце учащенно билось, лоб, несмотря на уличный мороз, был в поту. “Ну, Карась, ну деятель, – сердился на Илью Андрей, – какого черта он с такими шмарами связывается. Она уже наверняка забыла Карася давным-давно. А я через нее чуть по шапке не получил!”

На обратном пути Котов купил две бутылки водки у таксистов, заплатив за спиртное в три раза выше магазинной цены, а также приобрел у старушки, торговавшей куревом, пару блоков сигарет исчезнувшей ныне марки “Дорожные” и, довольный совершенными покупками, вернулся в свою квартиру. Спиртное, чтобы не беспокоить родителей, спрятал во встроенном шкафу, сигареты положил в мешок, который начал собирать для возвращения в больницу. Складывая вещи, Котов попросил у матери чай.

– Тебе что, заварить, что ли?

– Нет, мне его нужно в больницу.

– А где вы его там кипятите?

– Да если медсестру хорошо попросить, то она мигом чай ставит, – соврал Андрей.

– А, тогда ладно, – ответила мать, доставая из шкафа пятидесятиграммовую пачку чая № 36.

– Нет, мам, этого мало будет, давай весь, который дома есть, вы же с отцом все равно кофе только пьете.

Весь чай – это было около килограмма отборного напитка.

– Ну что с тобой поделаешь, бери, только зачем так много? – спросила удивленная мать, еще не знавшая, что за полтора месяца пребывания в дурке сын стал законченным чифиристом.

– Так ведь не я же один буду пить, того угостишь, этого…

– Но ведь чай такой дефицит, не жалко тебе чужих людей поить?

– Сегодня я напою, завтра меня напоят!

– Ой ли, ты ведь сам говорил, что там ни к кому почти не ездят, а значит, ничего и не привозят!

– Понимаешь, мам, в больнице за чай все, что угодно, можно выменять. Да и от нас не убудет. Я скоро выйду из больницы, достану вам этого чая сколько угодно.

– Ну, ладно, Бог с тобой.

39

Ехать обратно в дурку Андрею очень не хотелось. Андрей встал с кровати, усилием воли заставил себя умыться, позавтракал и выпил утреннюю чашку чифиря. Терпкий напиток разогнал кровь по телу и заставил голову думать быстрее. Чтобы прикинуть план своих действий, отпускник вышел на лестничную площадку и закурил. Сизый дым расплывался по полутемному подъезду и поднимался к мерцавшей под потолком маломощной лампе. “Итак, кроме хавки я везу с собой в больницу две бутылки водки, килограмм чая и два блока сигарет. Целое богатство по тамошним меркам. Надо будет захватить еще книжек, чего-нибудь из Дюма. Да, чуть не забыл, надо еще конфет шоколадных медсестрам, ну, или хотя бы пару плиток шоколада. Вот только где их взять, в магазине не то что конфет, сахара нет. Придется попросить у матери, у нее в загашнике наверняка все есть”.

Обратный путь до больницы показался Котову удивительно коротким. Казалось, он только что вышел из дома, и на тебе, уже стоит у входа в психбольницу. Высоченный забор, импровизированный КПП, лай собак. “Ей-ей, настоящий концлагерь, автоматчиков на вышках только не хватает”, – подумал Андрей.

Подойдя к отделению, Котов, оглянувшись по сторонам, достал водку и засунул бутылки в сугроб, после чего припорошил все снежком, а сверху воткнул сосновую веточку, чтобы дворник нашел алкоголь. Пачки с чаем пациент еще раньше растолкал по спортивному костюму, а также под нижнее белье. “Авось шмонать не будут, может, пронесет”.

Когда Андрей вошел в комнату для досмотра, он успел сунуть медсестре коробку “Птичьего молока”, страшного дефицита в ту пору, прежде чем та успела что-то сказать. Женщина, вышедшая для досмотра больного, улыбнулась и для приличия спросила:

– Спиртное, колющее, режущее с собой не привез?

– Не, Светлана Павловна, мне это ни к чему! – радуясь тому, что сегодня не смена Чикоты, ответил пациент. – Зачем мне эта водка, я же выписываюсь скоро!

– Ну, ладно, клади продукты в холодильник и проходи в отделение.

Первым делом, оказавшись внутри дурки, Кот двинулся к Илье. Карась с перевязанной рукой сидел в туалете и курил какой-то чинарик. Сумрачный вид приятеля красноречиво говорил о том, что Карась пережил за последние дни.

– Илья, здорово! – искренне обрадовавшись встрече, прокричал Андрей.

– Здорово, братуха! – улыбнулся, увидев Котова, Илья. – Ну, че, как съездил? Че новенького на воле?

– Обо всем рассказывать долго, первым делом на, держи, – и Котов подал Карасю пачку сигарет. Стоявшие в туалете пациенты чуть не поперхнулись от зависти. Целая пачка сигарет, когда тут впятером курят одну папироску!

– Во-вторых, когда народу не будет, расскажу все по порядку. Главное, на ужин не ходи, я из города столько хавки привез, умотаться!

– Юмба! – обращаясь к толстяку, хрипло сказал Карась. – За таблетку циклы пайку за ужином даю! Согласен?

– Угу, только, может, ты меня сигареткой угостишь?

– Ладно, держи.

Тут же произошла типичная больничная история: на Юмбу налетели несколько изголодавшихся по табаку пациентов. В результате толстяк сделал от силы три затяжки.

– Вот так и живем, – констатировал Илья.

Когда Карась остался в туалете вдвоем с Котовым, Андрей вкратце рассказал о том, что с ним произошло на воле. Когда речь дошла до визита к Тамаре, Карась со злобы треснул кулаком по грязной, заплеванной стене.

– Все они, бабы, б…и, что твоя, что моя! А я-то надеялся, думал: на волю выйду, поженимся. О семье мечтал. Вот что, Кот, я тебе скажу: не верь бабам, не верь никогда! Когда у меня бабло было, она так и крутила задом около меня. А как только у меня начались проблемы, кинула меня! А я, дурак, еще на юг ее возил! Цветы дарил! Кот, ты еще молодой, делай выводы! Не для дурдомовцев такое счастье, как семья! В одного надо жить с нашей болезнью. А потрахаться, так лучше к автовокзалу идти, вон сколь там путанок бродит! За полсотню все, что ты хочешь, сделает!