Текст книги "Котов"

Автор книги: Виктор Смольников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Виктор Смольников

Котов

Повесть

1

Над заснеженным мегаполисом стоял трескучий декабрьский мороз. Дым из выхлопных труб автомобилей и выдыхаемый людьми воздух быстро превращались в пар, который скрадывал истинные размеры предметов и расстояние между ними. Стекла машин и магазинные витрины были причудливо украшены ледяными узорами. Под ногами торопящихся в домашнее тепло прохожих хрустел грязный городской снег, который по старой российской привычке никто даже не думал убирать. В безветренном зимнем воздухе поблескивали падающие с неба снежинки, отражая разноцветные лучи.

“Рафик” скорой помощи с красными полосами на боку, лихо маневрируя в хитросплетениях городских улиц, даже при выключенной мигалке ехал быстрее положенных для города 60 километров в час. Карета скорой помощи везла в стационар только что госпитализированного больного. Сквозь занавешенные зелеными шторками окна мелькали городские огни и скромные рекламные плакаты последних лет существования СССР. По ним пациент пытался определить маршрут.

Внутри подпрыгивающей на дорожных выбоинах машины находилось несколько человек. Впереди, рядом с водителем, сидел сухощавый, морщинистый фельдшер, что-то тихо говоривший двум санитарам, которые были одеты в серые фуфайки поверх белых, не первой свежести халатов:

– После праздников совсем замучаемся. Упьются все, и вызова пойдут один за другим.

– Иваныч, да лишь бы смена не попала на тридцать первое. В прошлом году в новогоднюю ночь шизика одного ловили, на центральной площади города раздетым ходил. Люди дома шампанское пьют, а мы за полудурком гоняемся! Хоть в этом году праздник дома встретить, – соглашался один из санитаров, ровесник фельдшера.

Иваныч достал из кармана пачку “Родопи”, те самые болгарские доисторические сигареты с длинным фильтром, которых сейчас и в продаже нет. “Неплохо эти деятели живут, вон какая у них куреха”, – подумал стреноженный больной. Фельдшер закурил. Сизые клубы дыма поплыли по машине. Пациент нервно задвигал ноздрями; после того, как не куришь полсуток, любой табачный запах воспринимается как амброзия. “Хоть бы пару затяжек, – сто рублей бы дал за полсигареты”, – думал госпитализируемый.

Больной взглянул в щелку между шторками и отметил, что “рафик” подъезжает к одной из городских окраин. “Куда меня везут? Меня хотят убить, это точно”, – лихорадочно думал пассажир, дрожа всем телом. Опасаясь расправы, он пододвинулся к двери, планируя выпрыгнуть, если что, из машины. Бдительные санитары заметили движение больного, и один из них, цыкнув, грозно сказал:

– Сиди, где сидишь!

Вскоре перестали мелькать городские огни, стало темно, и только фары дальнего света встречных машин вырывали из темноты очертания сосен, которые стояли справа и слева от шоссе.

“Что эти трое хотят со мной сделать?” – продолжал беспокойно думать пациент, молодой человек двадцати трех лет, руки и ноги которого были крепко связаны простынями. Конечности, туго перетянутые и не имевшие притока крови, сильно мерзли и почти онемели.

– Вот взять хотя бы этого, – со знанием дела рассуждал о госпитализируемом фельдшер. – Наверняка ведь либо перепил, хотя на белую горячку не похоже, либо анаши обкурился.

– А кто вызвал бригаду?

– Соседи, кто же еще. Говорят, пришел к ним в квартиру, одетый в простыню, а на груди крест какой-то красный нацепил. А когда над ним засмеялись, в драку полез.

– А родных-то у него что, нет, что ли?

– Да наверняка есть, не один же он в трехкомнатной живет. Мы на столе записку оставили с телефонным номером больницы. Придут, позвонят. Да и соседи скажут, что психбригада приезжала. Тогда без всякой записки ясно будет, где их отпрыска искать.

– Где твои родные? – обращаясь к больному, спросил один из санитаров.

Пациент, пригнув голову, молчал.

– Че, анаши обкурился? Или, может, барбитуратов обожрался? – обращаясь к нему, спросил фельдшер.

“Ничего я им не скажу, сейчас что ни скажи, только хуже будет, – думал стреноженный больной. – Да и не поймут они ничего; вот соседям пытался объяснить, что я рыцарь Храма, а они меня избили, да еще этих вызвали. Наверное, меня везут в тюрьму, все больницы уже проехали. Но за что? За то, что я соседу по морде заехал?”

– Че молчишь? – снова спросил санитар пациента. – Ну, ничего, в больнице разговоришься. Может, он просто ширанулся?

– Нет, – тоном знатока сказал фельдшер. – Наверное, транквилизаторов объелся, вены у него нормальные.

“За наркомана меня принимают, какие это врачи? Но куда меня все-таки везут?” – думал несчастный. В этот момент машина догнала какой-то грузовик. Пациент взглянул на красные стоп-сигналы впереди едущего транспортного средства и стал привычным для себя образом, напрягая и расслабляя зрачок глаза, медитировать. Вскоре из потока света прорисовались знакомые контуры рыцаря-тамплиера, скачущего на мощном коне. Восьмиконечный красный крест на груди, меч и копье в руках. Вечно скачущий к небесному Иерусалиму паломник сказал больному: “Не бойся, я с тобой”.

Больной сразу расслабился. “Небесное братство не бросило меня, теперь я спокоен”, – подумал он.

2

“Рафик” притормозил у деревянных ворот, посигналил, постоял несколько минут, после чего ворота медленно отворились, и машина, переваливаясь с боку на бок, въехала в огороженный высоченным забором двор. Где-то вдалеке брехала собака.

– Выходи, – подхватывая за руки больного, сказали санитары.

Больной заупрямился, пытаясь своими телодвижениями затруднить работу медперсонала. Получив пару ударов в солнечное сплетение, пациент обмяк, и санитары потащили его к длинному приземистому одноэтажному дому с мощными металлическими решетками на всех окнах. Над входом висела вывеска “Отделение № 2”. Пациента провели по длинному коридору в довольно большой кабинет. Вскоре в помещение, аккуратно закрыв за собою дверь, вошел молодой, интеллигентного вида светло-русый мужчина с большими очками в металлической оправе на длинном носу.

– Что у него? – спросил вошедший.

– Вот, здесь все написано, предположительно наркотическое опьянение. Пришел к соседям, обмотавшись простынями, что-то начал требовать, потом драку устроил, все про каких-то тамплиеров говорил, сказал, что он знает какого-то Гогу Болдина и что он ему пожалуется.

– Это что, криминальный авторитет, что ли? – спросил врач.

– Не Болдина, а Болдуина, и не Гогу, а Гуго де Пейена, – вмешался оскорбленный пациент.

– А кто это такие? – сильно смягчив интонацию, спросил врач.

– Болдуин – король Иерусалимского королевства, а Гуго де Пейен – основатель и первый гроссмейстер ордена Рыцарей Храма, – многозначительно сказал вновь прибывший.

– Во как! – с трудом сдерживая улыбку, ухмыльнулся Иваныч.

– А где вы с этими уважаемыми людьми познакомились и кем они вам приходятся?

Пациент сильно смутился, потому как и сам не знал, кем именно приходятся ему жившие девятьсот лет назад легендарный борец за освобождение Гроба Господня и первый командор ордена тамплиеров, а также как можно водить дружбу с покойниками. Одно пациент знал точно – что души обоих исторических персонажей живы и он может с ними общаться.

Заметив замешательство вновь прибывшего, врач быстро сменил тему:

– Давайте знакомиться, – мягко предложил он.

– Меня зовут Андрей – ответил пациент.

– Вот и хорошо, а меня Игорь Николаевич. Давайте измерим вам давление и взвесимся.

Пока Андрей проходил все необходимые процедуры, врач быстро писал в истории болезни: “Давление в норме, пациент сильно истощен, на правом предплечье и на скуле кровоподтеки, бригаду “скорой” вызвали соседи, сверхценная идея о рыцарях-тамплиерах…”

– В психиатрической больнице лежали когда-нибудь?

– Нет! – возмутился пациент.

– А родственники?

– Нет! А я что, в психиатрической больнице?

– Как бы вам сказать, в общем – да, но если вам наша больница не понадобится, мы вас сразу выпишем, – попытался успокоить больного Игорь Николаевич.

– Отпустите меня домой, я ни в чем не виноват, – чуть не плача попросил пациент.

– А вас никто ни в чем и не обвиняет. Давайте переночуйте у нас, а наш разговор отложим до завтра, – заканчивая беседу, сказал врач.

Через несколько минут за больным пришел здоровенный санитар и спросил у Игоря Николаевича:

– Куда его?

– В наблюдательную.

– Там все койки заняты.

– Переведите кого-нибудь, кто поспокойнее, в другую палату, а на его место поместите этого.

– Ну, пошли, – обращаясь к дрожащему всем телом пациенту, гаркнул санитар.

– У меня руки и ноги связаны, я не могу идти, – сказал пациент.

– Развяжите его, – распорядился врач, – но только к вам, Андрей, просьба: ведите себя спокойно, иначе вас снова могут связать.

3

Больного повели по полутемному извилистому коридору, стены которого были покрашены грязно-зеленой, местами облупившейся краской. Когда санитар специальным ключом открыл дверь в отделение, в нос Андрею ударил специфический запах. Спертый воздух, характерный для места, где обитает много немытых людей, дополнялся запахом общественного туалета и дымом дешевых сигарет. Андрей, озираясь по сторонам, увидел странных, одинаково одетых людей. Больные с осунувшимися лицами были одеты в полосатые пижамы и, как показалось новичку, абсолютно бесцельно двигались в жуткой тесноте. Их нечесаные волосы и обросшие физиономии, а также поведение сильно напугали новичка.

“Неужели я буду таким же? – скорбно подумал Андрей. – Наверное, меня оставят здесь на всю жизнь. Но за что? За то, что я могу общаться с душами покойных рыцарей?”

Пациента привели в палату, которая, в отличие от других, имела еще одну дверь, возле которой постоянно дежурил санитар.

– Миша, – обращаясь к сидящему около палаты санитару, сказал конвоировавший новичка, – вот тебе новый кадр, привязывать пока не надо, но если что, не стесняйся, за четыре точки прификсируй!

– Вот твое место, здесь будешь обитать, – сказал Андрею Миша, показывая на свободную кровать, и захлопнул дверь наблюдательной палаты.

Андрей осмотрелся по сторонам. В помещении, которое освещалось тусклой лампочкой, находилось около пятнадцати человек. Некоторые лежали на кроватях, кое-кто был к ним привязан. Двое больных мерили шагами то небольшое пространство, которое было между двумя рядами коек. При этом обитатели даже не обратили внимания на вновь прибывшего.

“Меня хотят превратить в идиота или даже убить, – лихорадочно думал Андрей, – вот лекарствами какими-нибудь накачают, а потом заявят, что я – псих. Нужно срочно бежать отсюда!” Пациент подошел к маленькому, без форточки, подслеповатому окну, за решетками которого виднелись снежные сугробы и высоченный забор. “Разве это больница? Это же тюрьма! – ощупывая толстенные прутья на окнах, думал Андрей. – Что же я такого совершил? За что меня сюда? Если это тюрьма, то ведь сначала должен быть суд!”

– Тебя как звать, пацан? – вздрогнув от звука человеческого голоса, услышал Андрей и оглянулся. На кровати приподнялся небритый мужик лет сорока, с хитроватым выражением лица.

– Меня – Андрюха.

– А меня – Илья, погоняло Карась.

– А что такое погоняло?

– Ну, кличка, значит. А у тебя какая кликуха?

– Не знаю.

– Но фамилия-то у тебя есть? – ухмыльнулся Карась.

– Котов, – неуверенно ответил новичок.

– Вот, будешь Котом, значит.

– Ну ладно, я не против.

– За что тебя сюда? Что натворил-то?

– Да соседу по морде надавал.

– За это тебя бы в КПЗ посадили, а ты в психушке. Значит, что-то с головой у тебя. Ну да ладно, мне все равно. Здесь надо осторожно, ты же, я вижу, в первый раз здесь?

– Да.

– Тут надо знать, с кем и как общаться.

– Но нормальные-то здесь есть?

– Если честно, то мало. Уж в этой палате их точно нет. Либо больные на всю голову, либо петухи.

– А что за петухи такие?

– Ну ты даешь! Тебе сколько лет-то?

– Двадцать два.

– И что, не знаешь, кто такие петухи?

– Нет.

– Ну дырявые, значит, проткнутые, те, кого в зад имеют, либо кому в рот выдают.

– А зачем?

– Ну, это я точно не скажу. Кто-то по статье нехорошей попал, и опустили его, кто-то, может, скрысил что-то и наказан таким образом, а кому-то это просто нравится.

– А как определить, опущенный или нет?

– А ты в курилке все увидишь, петухи, они вместе держатся, окурки из помойного ведра таскают, после всех докуривают. Ты, главное, после них не кури и не пей, а то на неприятности нарвешься.

– На какие?

– Ну, в двух словах, это почти что самому стать петухом. После тебя курить никто не будет, чай с тобой пить никто не будет, хуже не придумаешь, полы в туалете заставят мыть. Вот Саня Бык, покурил после петуха и чаю после опущенного попил, теперь блатным трусы стирает.

От такого количества полученной информации у новичка голова пошла кругом. Жизненный опыт, полученный Андреем, был далек от знания тюремных законов. Ни в престижной школе, ни в вузе, ни в аспирантуре, вступительные экзамены в которую только что он сдал, ему не приходилось сталкиваться с жизнью по тюремным понятиям. Новичку вдруг опять сделалось страшно. Как же так, если это больница, то почему контингент тюремный, почему на окнах решетки? Возникла ужасная мысль, а может, он, Андрей, какому-то важному человеку перешел дорожку и его без всякого суда и следствия запихнули в это странное место? Мысль металась в поисках ответа на вопрос: “Почему я здесь?” – и не оставляла вновь прибывшего.

Успокоился Андрей, только вспомнив о том, что обещавший ему защиту рыцарь-тамплиер не оставит его. Новичок прилег на кровать, привычным способом начал, прищурившись, долго смотреть на едва светящуюся лампочку. Наконец из луча, вышедшего из лампы, показалось мужественное лицо рыцаря, затем показался конь, несший седока по просторам вселенной. Рыцарь дружеским жестом пригласил Андрея сесть к нему в седло, но больной отрицательно покрутил головой, после чего рыцарь скрылся в луче падающего света.

4

Внезапно во всем отделении замигали, а потом и вовсе погасли все лампы. Окутавший Андрея мрак парализовал волю новичка, от страха больному хотелось закричать. Он взглянул в окно. В прозрачном декабрьском воздухе дрожали звезды. Яркая полная луна низко висела над землей, посылая на больницу света достаточно для того, чтобы различить сугробы снега и черный забор. Где-то вдалеке лаяли собаки. Андрей попытался заснуть, но не мог. “Ведь никто из моих родственников и знакомых не знает, где я, – думал пациент. – Как меня сейчас они найдут? Кто объяснит этим костоломам в белых халатах, что я абсолютно нормален? И как же аспирантура, ведь мне надо завтра идти в институт, у меня важный эксперимент. Все удивятся, что я не пришел на работу. Не дай Бог, отчислят!”

В это время в дверном проеме появились две фигуры, лица которых было трудно различить. Один, санитар, держал в руках свечу. Второй, медбрат, нес шприц.

– Что ему назначили?

– Два куба аминазина, пусть выспится.

Они подошли к кровати Андрея. В голове больного пронеслось: “Что такое аминазин? Они хотят убить меня, в шприце наверняка яд. Господи, а я так хочу жить, мне рано умирать. Мне надо было согласиться с рыцарем и уехать отсюда!”

– Не убивайте меня, я ни в чем не виноват! – заплакал Андрей. Но санитар привычными движениями перевернул больного на живот, а медбрат тем временем поставил укол в ягодицу и насмешливо сказал: “Живи пока!”

Первое время после инъекции Андрей с бьющимся сердцем ожидал наступления смерти. Но вместо этого по телу растеклась волна спокойствия и умиротворения. Измученный трехсуточной бессонницей организм пациента впервые почувствовал, что пора бы и поспать. Сладко зевнув, новичок положил руку под голову и заснул. Во сне к Андрею опять пришел рыцарь и сказал: “Если ты вытерпишь это испытание, мы посвятим тебя в рыцари, и ты поселишься в Тампле”.

Во всем отделении установилась тишина. Были слышны даже ходики, висевшие в дальнем конце отделения. Иногда кто-нибудь всхрапывал или разражался бредовой тирадой. В комнате медсестер персонал мужского пола отчаянно резался в “тысячу”.

5

Наутро отчаянно болело все тело, было слышно, как пульсирует кровь в голове. Андрей попытался встать с кровати, но ноги и руки плохо подчинялись своему хозяину. Наконец, встав с лежанки, новичок огляделся по сторонам. Впервые почувствовав на себе действие психотропных лекарств, Андрей подумал, что то, что он выжил после ночной инъекции, уже хорошо.

Несмотря на то, что было уже около девяти часов утра, за окном было так же темно, как вчера. Стоваттная лампочка, единственный источник света, была подвешена так, что достать ее, даже встав на кровать, было невозможно. Неяркий подрагивающий свет от заключенного в коробку из металлической проволоки светильника выхватывал из полумрака около дюжины металлических кроватей и столько же пациентов в мятых и грязных полосатых пижамах.

Почти все в палате уже проснулись. Вчерашний знакомый, Карась, поприветствовал Андрея:

– Ну, что, поздравляю! Как прошла твоя первая ночь в дурке?

– Так-сяк. Илья, скажи мне, где мы находимся?

– Как где, в крытке, где же еще?

– А что такое крытка?

– Ну, дурхата, тюремная психбольница!

– Как так! – прокричал новичок.

– Тихо ты, не ори, – приказал Андрею Карась.

– Так ведь, чтобы сюда попасть, надо что-то совершить! – не унимался новичок.

– Я тебя вчера и спрашивал, что тебе предъявляют.

– Подрался я.

– За это сюда не отправляют. Вот у меня, например, статья за кражу со взломом. Судили, но, поскольку я был в невменяемом состоянии в момент преступления, тюрьму заменили принудительным лечением. Да может, ты скрываешь и за тобой что-нибудь нехорошее есть?

– Да ничего за мной нет, ошибка какая-то вышла, честное слово, – растерянно произнес Андрей.

– Ну, смотри, здесь все равно все становится известным.

Новичок еще раз осмотрелся по сторонам. Стены с обсыпавшейся местами до дранки штукатуркой были выкрашены в грязно-синий цвет. Низкий, давно не беленный потолок нависал над металлическими, тоже облупленными, кроватями. На некоторых кроватях не было ни наволочек, ни простыней. Темно-зеленые одеяла лежали прямо на порыжевших от многократного ночного недержания пациентов матрасах. Новичку отчаянно захотелось вернуться домой.

– Карась, а как мне из этой больницы выйти-то?

– Из этой больницы, чтобы ты знал, все хотят выйти. Но беда в том, что из нее не выходят, из нее выписывают! Да и то, как правило, только по решению суда. Есть деятели, которые третий десяток здесь находятся!

– А в город можно съездить? У меня вот сигарет нет.

– Ну ты даешь! Ишь чего захотел, – засмеявшись от наивности нового приятеля, ответил Карась. – Не только в город, но даже просто на улицу погулять нельзя выйти. Да даже и на толкан сходить, нужду справить, и то надо разрешения у санитара спрашивать!

– Врешь!

– А чего мне врать-то, проверь сам. Видишь дверь в палату?

– Ну, вижу, – уставившись на сваренную из толстенных прутьев арматуры дверь, сказал Котов.

– Так вот, сейчас она закрыта на ключ, пойди попробуй выйди отсюда!

Андрей, восприняв слова нового знакомого всерьез, подошел к двери и начал дергать ее. В ответ услышал от санитара:

– Ты че, ушлепок, дергаешься? К кровати тебя привязать, что ли?

Новичок, испугавшись, отошел к кровати Карася.

– Ну, что, понял? – смеялся Илья. – Вот привыкай, здесь все так: шаг вправо, шаг влево – либо на вязки отправят, либо сульфы полный шприц вкатят.

– А что делать? – чуть не плача, спросил Андрей. – Я курить хочу, сил нет терпеть, где здесь курево-то можно достать?

– С куревом здесь вообще страшная напряженка. Только то, что из города привозят, то и курим. Да я на первое время дам тебе сигарету, потом сам ищи.

– Понятно, а где здесь курилка?

– А курилка, она же и сортир, за дверями. Так что жди. Выход из палаты только по часам, с разрешения санитара. Но ты потерпи, скоро завтрак, а потом всю наблюдательную в сортир поведут.

Вошел санитар, пересчитал больных в палате, сделал пометку в какойто бумаге, уточнил у Андрея, что он новенький, и поставил в бумаге номер кровати, на которой обосновался новичок. Затем отвязал привязанных и крикнул:

– На завтрак!

Двенадцать немытых и небритых больных с перьями от подушек в волосах с неожиданной для Андрея прытью бросились в открывшуюся дверь. Один из пациентов, рванувшийся раньше других, упал в проходе на пол, и теперь другие постояльцы наступали прямо на неудачника, прорываясь к хавке. Столы для завтрака были накрыты прямо в коридоре отделения. Есть новичок не хотел, да и вид комковатой, с желтым оттенком манной каши аппетита не вызывал. К каше прилагался стакан светло-желтой теплой жидкости, которую все называли чаем. К удивлению Андрея, этот, с позволения сказать, завтрак больные наворачивали так, что мышцы на спине буграми ходили.

– Ты че, кашу-то не будешь? – спросил у вновь прибывшего худющий больной со сломанными очками на носу, которые держались с помощью резинки, обвитой вокруг головы хозяина.

– Нет, – ответил новичок. – Ешь, если хочешь.

Обладатель сломанных очков по имени Олег, по кличке Фикса стал быстро выгребать ложкой из тарелки манку. Затем он передал чашку другому больному, который уже без всякой ложки, с помощью языка вылизал тарелку до блеска.

– Андрюха, ты кашу-то мог на сигарету выменять! – сказал наблюдавший за всем Илья и продолжил: – В этой больнице ничего просто так не делается: кашу на сигарету, пачку сигарет за пачку чая и так далее. А то без всего останешься. Учись, пока я жив!

6

– Наблюдательная, на таблетки! – прокричал санитар.

Уже без того энтузиазма, с которым шли на завтрак, больные выстроились в затылок друг другу. Пациенты называли свой номер и получали в руку лекарства. Рядом со столом раздачи лекарств стояла санитарка по имени Венера, которая контролировала, как больные пили таблетки.

– Открывай рот! – орала санитарка на Чомбу, засовывая больному в рот длиннющий металлический шпатель для того, чтобы проверить, выпил больной таблетки или положил их за щеку.

– Вот гад, опять под языком лекарства спрятал! Люба! – обращаясь к молоденькой симпатичной медсестре, кричала санитарка. – Набирай галоперидол в шприц, этот козел Чомба опять таблетки не пьет.

– Нет проблем, сейчас сделаем, – ответила Люба и, обращаясь к проштрафившемуся, добавила: – Еще и врачу скажем, чтобы тебя в наблюдательную отправили.

Пойманный с поличным Чомба только подвывал:

– Я буду пить, честное слово, только не ставьте мне галоперидол! Или хоть таблетку циклодола дайте, меня же скует!

– Обойдешься, в следующий раз будешь знать, как персонал обманывать! – заявила Венера.

Когда дошла очередь до Андрея, медсестра спросила его:

– Новенький?

– Да.

– Твой номер будет 36, называй его, когда таблетки пьешь. Но сегодня тебе только укол, заходи, шприц уже набран.

– А как вас зовут?

– Ишь какой любопытный! Меня здесь все только по имени-отчеству кличут – Любовь Адамовна. Давай поживей, укольчик тебе поставлю.

– А какой укол? – с параноидальной интонацией спросил Андрей.

– Много будешь знать, плохо будешь спать!

Новичок зашел в сестринскую, затравленно озираясь по сторонам, ожидая чего-нибудь ужасного.

– Ну, че встал, снимай штаны.

Андрей, оголив зад, скрипя зубами, вытерпел очень болезненный укол, поставленный стеклянным многоразовым шприцем. Напомним, все происходило в последние годы существования СССР, и одноразовых шприцев, одноразовой посуды и упаковки в нашей стране еще не было.

Зажав проспиртованной ваткой место инъекции, новичок вышел из кабинета. Голову после процедуры начало немного кружить. Держась за стенку, Андрей кое-как побрел к туалету. К Котову подбежал Фикса и хрипловатым голосом попросил:

– Дай ватку спиртом подышать!

– Да бери, жалко, что ли, – ответил Котов.

Фикса умудрился выжать из ватки каплю спирта, которую тут же слизнул большим красным языком, после чего стал жадно вдыхать спиртовый запах. Андрей тем временем, все более чувствуя парализующее действие укола, шатаясь, пошел в отхожее место.

Больничный туалет было вернее назвать грязным сортиром. Пробитые в бетонном полу отверстия нависали прямо над выгребной ямой, поэтому запах в помещении был ужасный. Все очки были сейчас заняты мучавшимися запорами пациентами. Туалет был в то же время и курилкой, и местом для умывания. В противоположной от отверстий стороне находились две металлические раковины, когда-то имевшие белый цвет, а сейчас почти полностью покрытые бурыми подтеками. Вода в кранах была только холодная, причем ни одного чистящего зубы или умывающегося в туалете не было.

Вдоль оставшихся двух стен сортира расположились больные, которые жадно дымили, причем одна сигарета приходилась на три-четыре человека. Чинарик гоняли по кругу, выкуривая его до того, пока терпели пальцы и губы. Сигареты курили компанией, в которую попасть новичку было практически невозможно. Несколько человек сидели около помойного ведра и дожидались, чтобы в него кто-нибудь бросил подходящий окурок.

“Это, наверное, и есть петухи”, – вспоминая наставления Карася, подумал Андрей. Очень хотелось курить, но пристраиваться к какой-нибудь группе новичок не решался. В сортир зашел Илья.

– Ну что, уши, наверное, пухнут без курева? – спросил он у Котова.

– Сил нет. Ты мне сигарету обещал, дай, пожалуйста, я больше суток не курил!

– Так и быть, угощу, только, когда к тебе приедут, поделиться передачкой не забудь, – ответил ушлый Карась.

Андрей принял сигарету и, к удивлению, заметил, что его руки сильно трясутся, причем унять дрожь усилием воли он не может. Карась заметил:

– Нейролептиками тебя лечат, вот и дрожь у тебя, врачи это тремором называют, бывает, так колотит, что сигарету прикурить не можешь.

Андрей глубоко затянулся термоядерной “Астрой” без фильтра. Длительное никотиновое голодание и действие нейролептиков сделали свое дело. После второй затяжки все поплыло перед глазами. Больной попытался схватиться руками за стену, и от падения на грязный, заплеванный пол его удержал только Илья, который схватил Андрея под мышки. К великому сожалению вновь прибывшего, сигарета, которую он курил, упала на пол. В этот же момент к чинарику бросились несколько человек. Завязалась небольшая потасовка, победителем в которой оказался вертлявый долговязый пациент Леня Ухов.

– Ну что, Ухо, повезло тебе?– спросил начавшего дымить окурком больного Илья.

– Угу, вы же не заберете чинарик обратно? – ответил обладатель окурка.

– Вподляк после петуха курить, – с издевкой в голосе ответил Карась.

– Ухо, оставь покурить! – набросились на везунчика несколько больных, составлявших низшую касту пациентов.

– А вы мне оставляли? Сам курить буду, отвяньте!

– Ну выбрасывать-то будешь, тогда дай докурить!

– Я не буду выбрасывать, я забычкую, после обеда покурю! – отбрил всех Ухо.

Андрей, который с трудом справлялся с головокружением, прислонился к стене и спросил:

– Карась, здесь что, всегда так?

– Это еще что, иногда носы друг другу разбивают, петушня поганая! Окурок готовы изо рта вырвать, чинарик из любого помойного ведра вытащат!

– Котов, – прокричал санитар, – к врачу!

7

Услышав свою фамилию, Андрей вздрогнул. “Ну, наконец то к врачу, я ему все объясню, я докажу, что держать меня здесь никто не имеет права, скажу, если что, я пожалуюсь тамплиерам, и всю эту тюрьму разнесут по бревнышкам”. Новенького провели в кабинет врача, причем все время его за рукав придерживал санитар. К этой специфической форме передвижения в больнице Андрею еще было необходимо привыкнуть.

– Доброе утро, – поприветствовал Андрея Игорь Николаевич.

Андрей не ответил на приветствие и уставился в пол. “Пусть почувствует свою вину передо мной: чем я больше буду молчать, тем лучше!” – думал пациент.

– Ну, не хотите говорить, молчите, – дружелюбно сказал врач.

– Вы не имеете права держать меня в тюрьме! – не выдержал больной.

– Это не тюрьма, а больница.

“Да, – подумал врач, – на самом деле первое впечатление от нашей богадельни именно такое и может сложиться. Я сам, когда впервые сюда приехал, первым делом подумал, что заведение на тюрьму сильно смахивает. Почти что все больные так и воспринимают больницу. Объяснить обостренным пациентам, что их привозят сюда для лечения, а не отбывания срока, практически невозможно”.

В этот момент Андрей посмотрел на лампочку, стоявшую на столе, и увидел в ее свете обветренное, мужественное лицо командора. Рыцарь протягивал руку, в ответ больной стал протягивать свою.

– Вы хотите обменяться со мной рукопожатиями? – спросил Игорь Николаевич.

Рыцарь исчез, и раздосадованный больной ответил врачу: “Нет!”

– Вы кого-нибудь видите еще в комнате? – спросил начавший что-то быстро писать Игорь Николаевич.

– Нет.

“Так, у пациента наверняка зрительные галлюцинации, думаю, и “голоса” еще есть. При этом скрытность бреда, такое сплошь и рядом случается на начальном этапе болезни. Завтра надо собрать комиссию для освидетельствования, но диагноз уже ясен, шизофрения”, – думал врач.

– Скажите, могу я съездить домой? – тихо спросил больной.

– Нет, пока нет.

– А позвонить близким я хотя бы могу?

– Я сам позвоню вашим родственникам, скажите, по какому телефону.

Пациент назвал номер. На этом первая беседа закончилась. Врач вызвал санитара Мишу, и тот повел Андрея в наблюдательную палату. По пути в отделение больной попытался рвануться к выходу, но опытный санитар быстро выкрутил пациенту руку и сказал:

– Будешь так прыгать, из больницы не выйдешь!

– Вы не имеете права! – закричал Андрей, но санитар еще подвернул больному руку, и пациент застонал от боли.

8

В палате Андрея впервые в жизни привязали к койке. Наказание одно из самых обычных в психиатрической больнице, но абсолютно дикое для того, кто попадает сюда впервые. Когда конечности пациента стали обвивать лямками, больной попытался сопротивляться. На помощь санитару пришел Ухо. Предатель держал Андрея за руки, в то время как санитар накидывал на голову новичка наволочку. Придушив сопротивлявшегося, Миша уселся на больного и прочно привязал Андрея к металлической кровати.

– Будешь трое суток лежать, – запыхавшись от борьбы с пациентом, сказал санитар, – по смене передам, чтобы тебя не отвязывали. А тебе, Ухо, за помощь на, держи, – с этими словами Миша вытащил папиросу из пачки. Ухо схватил беломорину и сразу засунул ее куда-то в штаны.

Тугие матерчатые вязки врезались в ноги и руки проштрафившегося; в таком состоянии не то что приподняться, даже головой и то подвигать было большой проблемой.

– Ну что, попался? – с сочувствием спросил Карась.

– Какое право они имеют меня бить и привязывать? – негодующе произнес Андрей.

– Они здесь все права имеют, а ты для них овца бессловесная, букашка. Тебя и привязать могут, и лекарствами заколоть до растительного состояния имеют право.

– Я пожалуюсь на них!