Текст книги "Интрузия"

Автор книги: Виктор Дубровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

   Вдова в упор меня не хотела узнавать, нет, она многозначительно не хотела меня узнавать, а я и не настаивал. Тем более у неё был какой-то сожитель, со следами самодовольства на лице. Нет, даже не на лице, а во всём облике. Самодовольства такого рода, как бы это помягче сказать, говнистенького. Когда конкурента прибил, стада и женщин его забрал, и теперь ему кажется, что жизнь удалась. Ну ладно, посмотрим. Я налил ещё стопочку.

   – Скажите, вы были другом покойному? – это какой-то хрен подкрался незаметно.

   – Нет, – как можно грубее ответил я, что за привычка вламываться в чужие размышления о бренности бытия? – Я был его враг.

   Подобный ответ, видимо, смутил спрашивающего. Потом что-то в его мозгах включилось, и он попытался скосить под умного.

   – Тризна?

   – По пятницам не подаю, – буркнул я.

   А взгляд нарочито неопределённый, то есть, человек не знает, то ли сочувствовать горю, то ли горе побеждённым. И лицо тоже выразительно-специально незапоминающееся. Это уже ТМ и причина насторожиться. Оно готово тут же скособочиться в сочувствующую гримасу или, при необходимости, осудить и заклеймить. Но де мортуис, как говорили умные, аут бене, или захлопни пасть. Но универсал, этого не отнять. Это сразу как бы намякивает на недавнее кровавое прошлое, а может быть и настоящее, клиента. Умение везде быть своим и у всех вызывать чувство сопричастности. Только вот мои фразочки у товарища вызвали кратковременную паузу непонимания момента. И не поймёшь ты, товарисч, никогда. Это вне понимания, это чувство. Полжизни прожить в клинче со своим врагом, это практически породниться.

   Суть появления этого гражданина мне стала понятна. Гарик набедокурил настолько, что за его ходами до сих пор наблюдают. Может, что и выплывет. А ведь у них могло и получиться. С кем-нибудь. Что ж он такого у уважаемых людей попятил, что ему даже под землёй покоя не дают?

   Я повернулся, якобы против ветра, встал так, чтобы торец зажигалки смотрел этому типу в лицо. Щелкнул пару раз, а прикурил только от третьего. Мужчина хлопнул рукой под глазом.

   – Откуда сейчас комары, – пробормотал он, – вроде холодает уже...

   Ну, значит я попал точно, раз он пытается смахнуть капсулу. Уже бесполезно. Покойный Аббаас был большим затейником, насчёт всякого шпионажа, трудная, видать была жизнь в Империи. Напряжённая до того, что его штучечки так и хочется пустить в дело всё и немедленно. Теперь мы посмотрим, кто и зачем пасёт наших покойников.

   – Ну ладно, пошёл я, – лениво ответил я ему, – некогда тут лясы точить, дела ждут.

   – Постойте... – попытался он меня остановить.

   – Извините, тороплюсь.

   Эта страница закрыта теперь навсегда. Мбонго отследит контакты этого чудака, и, если я найду заказчиков, то они лягут рядом с этой гранитной плитой. А Гарика уже не вернёшь.

   Теперь поеду искать других фигурантов. В древней Персии, во времена Кира, мужчина был обязан иметь долги. Исключительно для того, чтоб их вовремя отдавать, отчего на него с неба должен был бы благосклонно смотреть Ахурамазда. У нас тоже есть долги. У всех, в той или иной мере, и среди них есть один долг, который сколько не отдавай, меньше он никогда не станет. Я к этому времени уже получил те письма, которые ждал. Из самых разных архивов, куда я направлял запросы по поводу интересующих меня лиц. Не сказать, чтобы совсем успешно. Наверное, неуспешно. Но кое-что в сухом остатке было.

   Потом сел на телефон и начал обзванивать всех, кого смог. Увы. Результат мизерный. Хотя отрицательный результат – это тоже результат, такой, чтобы, когда моя совесть начнёт спрашивать: "А всё ли ты сделал?", я мог бы честно ответить: "Я сделал всё, что смог".

   – Мбонго, мне нужен вывод текущих координат в нижней части экрана, с привязкой к актуальным картам, как Генштаба, так и прочих поставщиков. Аэро– и космическим снимкам местности, чтобы на третьем экране я видел картинку куда собрались открывать окно. Чтобы меньше елозить.

   – Да, масса капитан. Сейчас сделаем.

   Очень удобная штуковина получилась. Особенно, если из гаража прямиком выезжать на просёлочную дорогу где-то на Дальнем Востоке. Это вам не деревню Дмитриевку искать по вражеским картам, как вспомню, так вздрогну. Это остался последний вариант из всех непроверенных. Дорога вильнула и вывела меня к небольшому селу, на косогоре, возле речки. Очень приятственные здесь места.

   Вот и нужный мне, вполне себе приличный дом, как и все здесь, рубленый пятистенок, с необъятной верандой. Двор с мелкими хозпостройками, такая же невысокая банька, курятник и, на дальнем конце огорода, будка для размышлений. Все, в принципе, как и у всех, хотя я и не понимаю, почему баня должна быть непременно вросшей в землю, что в ней и не разогнуться как следует. Впрочем, я со своей баней разобрался, а до других мне и дела нет. Забор невысок, но и не низок, в самый раз, чтобы посторонние не шарились, но и перелезть при необходимости можно. Серая от старости древесина отгораживала от меня большую часть двора, но кое-что и видно

   Дед, преклонных лет, сидел на крыльце и чистил двустволку, судя по всему, шестнадцатого калибра, поглядывал в ствол, недовольно бурчал, потом снова шоркал шомполом. Я постучал в калитку, дёрнул вниз отполированную железную ручку, но во двор заходить не стал

   – Бог в помощь, – громко сказал в сторону старика.

   – Спасибо, и вам того же, – ответил он, – ну что встал, проходи. Берта! Ишь, окаянная!

   Берта, а это, несомненно, была она, старая, но ещё бодрая лайка, резко остановилась, но подняла нос вверх и повела им из стороны в сторону. Обнюхивает издали, каналья. Сделав какое-то своё собачье заключение, отбежала и легла возле крыльца. Дед, лет восьмидесяти, но бодрый живчик, встал и подошел ко мне.

   – Здравствуйте. Меня зовут Вольдемар. Не вы ли будете Степаном Ивановичем Безземельных?

   – Я и буду, – ответил мужчина, и пожал мне руку.

   Рука сухая и твердая, как та деревяшка от забора.

   – У меня к вам небольшой вопрос. Скажите мне, пожалуйста, известно ли вам, где и когда исчез ваш отец? Это, простите, я спрашиваю затем, чтобы впоследствии не внушать ненужных надежд. Чтоб не было у вас сильного разочарования, если что-то вдруг не так.

   Дед не стал сразу отвечать, а снова сел на крыльцо и немного задумался.

   – Где – неизвестно, а вот когда... В сорок третьем, пропал без вести. Вылетели, везли партизанам какой-то груз. Ну и не прилетели. Исчез самолёт, как и не было его. Мне что, я в то время и вовсе пацан был, а вот мать моя оббила все пороги после войны. И уж к сослуживцам отцовым ездила. К тем, кто жив к тому времени остался. Парни-то к мистике не склонные, а всё ж... Все мы склонные, только никто не признаётся. Говорят, по маршруту обыскались, нет его. Ни обломков, ничего. А партизаны тоже говорят, слышал гул, что вот-вот должен был выйти на костры, а потом гул внезапно пропал. Так и сяк вертели, ну не мог бесследно исчезнуть самолёт. А вот же, исчез. И стрельбы не было, и вроде истребители не летели. Тёмный лес, вощем.

   – Ну тогда я вам, Степан Иваныч, хочу сказать, что знаю, когда, где и как погиб ваш отец. Где могила вашего отца, тоже знаю. И вот те документы, что были с ним в момент его смерти.

   Передал деду пакет с тем, что у меня осталось из того, что я забрал из самолёта. Старик расположился возле стола, что стоял во дворе, и едва заметно шевеля губами прочитал всё от корки до корки. Потом аккуратно сложил всё обратно в пакет и заорал:

   – Эй, Колька! Колька, итиёмать! Живо сюда!

   Колькой оказался медведеподобный мужик лет пятидесяти, вылетел из гаража.

   – И что? Пожар что ли, батя? Чему шумишь?

   – Деда могилку нашли.

   – Ах, ёпть.

   Сел на крыльцо, не сводя с меня глаз.

   – Да что ж мы сидим-то, – всполошился дедок. – Бабы-то, ишь, по ягоду ушли, так ничё, мы щас, сами с усами. Колька, тащи из подпола бутыль.

   Засуетилось и завертелось. Видать, мужики привычные, быстро накрыли стол, Степан Иванович достал откуда-то фотографию в рамке, пристроил её на столе. Налил стопарь, и, как полагается, накрыл его ломтиком хлеба. Потом подошёл к висящему на стене календарю, что-то возле него бормотал. Обернулся и сказал:

   – А ведь сегодня годовщина.

   Молча выпили первую. Во вторую мужикам я накапал по пять капель из заветной бутылочки. Я теперь её всегда с собой ношу. На такой вот случай, помочь хорошим людям. Даже несмотря на то, что в дом не пригласили, точно староверы. У них с этим строго, странно, что вообще во двор пустили, но, с другой стороны, староверы не матерятся. Ну и ладно, мы не гордые. Коля сказал:

   – Извините, в дом не приглашаем. Полы покрасили, так что мы покамесь во дворе, да на летней кухне.

   Такие милые, вежливые люди.

   – Я вам тут микстурки капнул, это общеукрепляющее. Очень хорошо помогает против холестериновых бляшек и прочих возрастных хворей. Мне один шаман готовит.

   Возражений не последовало. Примчался откуда-то малец, лет пяти, чумазый, с задорно блестящими глазёнками. Притулился к столу.

   – А чё вы празднуете?

   – Не празднуем, а деда поминаем. Твоего прапрадеда. Могилку вот нашлась. Мужчина видишь, не поленился, приехал.

   – Вы чёрный копатель, да? О, это круто! Я про вас кино видел по телеку! Вы там что ли проваливаетесь в прошлое? Дед, а дед, правда клёвое кино было?

   – Фигня была, а не кино. Возьми пряник и брысь отсель, не видишь, водка на столе?

   Я продолжил:

   – Вы, я посмотрю, люди здравомыслящие, в чудеса и нечистую силу не верите. Следовательно, то, что я вам сейчас скажу... в общем, малой, как это вам не покажется странным, прав. Только провал произошёл не во времени, а в пространстве. Хотя, но это пока не слишком важно, большой разницы в этом нет. Не в этом суть. И очень хорошо, что здесь пока нет женщин. Я больше всего, знаете ли, боюсь, что обо всём этом растрезвонят сначала по деревне, а потом и вообще. Этого хотелось бы избежать. Так что я надеюсь, что вы, прежде чем мы отправимся непосредственно к могилке, проведёте среди женщин разъяснительную работу.

   А потом мне пришлось долго рассказывать про мои приключения и про телепорты. С некоторыми купюрами, разумеется. Про Харкадар и про пустыню. Заодно невзначай поинтересоваться, не надоело ли семейству Безземельных нынешнее житьё-бытьё в сельской местности, в разорённой глубинке. Нет ли скрытого желания поработать на благо Харкадара, повысить свой жизненный уровень и вообще, поменять климат на более благотворный.

   Нет, не было такого желания. Деду, тому вообще на эту тему можно было и не заикаться, помру, грит, под сенью родных берёз. Жаль. Но, тем не менее, договорились назавтра, что я заеду на микроавтобусе, а они, соответственно, приготовят всё что надо.

   Я отнекался насчёт переночевать на сеновале, сказал, что мне тут рядом, и что к утру буду как штык. И отбыл. Я не могу оставлять девушек своих на произвол судьбы. Ну и проверить кой-что. Как там, к примеру, поживает шпион, который, несмотря на комаров, караулит бывших знакомых Гарика, с целью разузнать коды доступа к счетам в швейцарском банке. Не меньше. Хотя, может быть и больше. Явки и пароли к резидентуре МИ-6. Чтобы всех повязать одним махом, а потом продать задорого. Впрочем, мне это всё до фени. У меня план.

   С утра я бодро подкатил к известному двору. Без суеты загрузились в мой шарабан все заинтересованные лица. Сватью оставили с малышнёй, чтоб лишних с собой не брать и языком не молоть. Предусмотрителен оказался Степан Иваныч. И корзины с кой-чем, ясно дело, и фляги с водой – это я особо отметил. Женщины были строги и степенны, чай не на гулянку едем. Подобная серьёзность меня окончательно укрепила во мнении, что эта семья – самых высоких нравственных правил, и что я не ошибся в том, что им доверился. Нечастое в наше время явление, ох, нечастое. И, главное, лишних вопросов не задают. Дед сказал так, значит оно так, а не иначе.

   Выехал я на просёлок, потом направо – в лесок, проскочили локальный портал, через гараж и магистральный телепорт выскочили как раз в тоннеле приёмного зала. Быстро настолько, что никто даже и возмутиться не успел. А там по пандусу, и на свежий воздух, который около сорока в тени. Никто и не почувствовал до тех пор, пока кондиционер в машине не перестал справляться с этим ужасом. Ну, короче, как доехали к мраморному постаменту с вмурованным в него винтом от самолёта, то все как раз и поняли, что у нас таки серьёзно. Что мы приехали.

   Торжественные мероприятия проводил дед. Я только вышел, показал, что к чему. Где стоял самолёт, в каком он был состоянии и всё такое. И как похоронили экипаж и сопровождающего. И как дотащили мраморную плиту с выгравированными и позолоченными именами и как всё установили. Потом уже дело родни, как поминать и в каком порядке. Дело сугубо интимное, с душами предков общаться, лишние здесь не нужны.

   Погода, конечно же, не позволяла рассиживаться, так что пока никого не хватил тепловой удар, я снова погрузил в транспорт и вывез к Пяти Пальцам.

   Глава 13.

   Барго Кисьядес, неграмотный механик, убийца и несостоявшийся насильник. Получает травму, несовместимую с жизнью. С нормальной жизнью.

   Когда машина повисла на подъёмнике, Турго Семис просто изошёлся на ругань

   – Это ж надо ж так машину до ручки довести? Нет, ты посмотри!

   Дятел обличающим жестом показывал на что-то в недрах агрегата, потом выныривал с другой стороны подъёмника и снова возмущался. Барго не видел, что же там такого смертельного нашёл Семис, но для порядку поддакивал:

   – Ну да, оно вот так, конечно, а как же иначе.

   – Тогда вот, бери ключи и начинай снимать левые колёса. А я сниму правые.

   Болты , казалось, прикипели намертво, Барго, по армейской привычке, хотел было бацнуть по ключу кувалдой, но Семис с руганью его остановил:

   – Рехнулся? Нафига кувалдой? Жидкость есть специальная для этого. Блин, ну что за народ эти кочегары? Кувалдой, лопатой, ломиком.. чем угодно, только не головой. Тебя, что, в армии этому научили?

   – В армии. Я помощник механика вообще-то.

   – Оно и заметно, – Семис едва заметно скривился, – ты не путай дубовые армейские машины и деликатные гражданские. Шпильку сорвёшь, считай пропало, потом запаришься её оттель выковыривать.

   Он достал какой-то баллончик, попшикал на закисшие болты и минут через пять легко, без напряжения открутил всё, что не смог свинтить Барго.

   – Так, вот сейчас осторожно. Работаем съемником, чтобы обмотку статора не повредить. Ты, Барго, придерживай колесо снизу, чтоб не упало.

   Наконец, колёса сняли, тут Семис увидел стойки амортизаторов и вовсе взвыл:

   – Ты как воопще ездил? У тебя хоть чуть в голове масла есть? Ты посмотри, посмотри! Половина проводки порвана, а половины и отродясь не было! Стучало по дороге? Гремело?

   – А я-то думаю, что она вихляется из стороны в сторону, да гремит ваще...

   – То-то и оно-то.

   – А зачем там проводка? Это ж амортизаторы? – ничтоже сумняшеся спросил Барго.

   Семис, похоже, уже выпустил весь пар, поэтому нырнул куда-то в недра гаража и вернулся уже успокоенный.

   – Ты, конечно же, знаешь, что ускорение – это производная второго порядка от расстояния по времени, – вкрадчиво начал он.

   Конечно же, Барго понятия не имел не то что о началах дифференциального исчисления, но и вообще, что на свете существуют какие-то производные.

   – И чему нынче в школах учат, ума не приложу, – вздохнул Дятел, – простейшие вещи не знают. Ученье – свет, а мы тут в темноте прозябаем. Для совсем... э-э-э... небезнадёжных, пожалуй, расскажу. Так вот, стойка амортизатора состоит из двух коаксиальных стаканов.

   Для полноты, видимо, восприятия, он взял со стола два стакана, вытряс из одного пыль, а второй поднёс к носу и принюхался. Удовлетворившись результатом, продолжил:

   – Ага. Расположенных один внутри другого. На донышке каждого расположены мощные магниты. Очень мощные. Это, наверное, больше керамика, нежели металл. Магнитные домены жестко ориентированы и встроены в кристаллическую решётку. Оттого и магнитная сила у них запредельная.

   Про домены Барго слышал в школе, а слово "коаксиальный" понял из контекста.

   – Магниты ориентированы таким образом, что всегда друг от друга отталкиваются, – продолжал Дятел, изредка насмешливо посматривая из-под бровей на Барго, – а ускорение, с каким нижний, подвижный стакан, летит навстречу верхнему, показывает, с какой силой колесо налетело на препятствие. Соответственно, передаёт управляющий сигнал на компенсирующую обмотку верхней части стойки амортизатора. Ты понял, не?

   – Не совсем так чтобы... – честно сознался Барго, – и что простую пружину не поставить? Так же тормозила бы.

   – Можно было бы. Можно вообще амортизаторы не ставить. Можно вообще пешком ходить, но ты, почему-то, хочешь ездить. Только мы тогда окончательно скатимся в дикость, а ты колёса и движки убьёшь после второй поездки. Пешком, пешком. Это способствует правильному кровообращению, и, как следствие, активизирует работу мозга. У тебя мозг есть?

   Риторический вопрос Семиса, как и полагается, остался без ответа. Вообще-то Барго считал, что мозг у него есть, но в детали не вдавался. Некогда было. Но не зря, видать, Семиса Дятлом обозвали. За его способность проклевать мозг особо изощрённым способом, и, главное, без унизительных намёков про твою неполноценность. Но ощущение того, что тебя тщательно возят мордой по дерьму, никуда не девалось. И не придраться ведь, слова, которые он говорит, все по отдельности понятные, но общий смысл ускользал бесповоротно. При этом сам Семис разговаривал таким тоном, будто бы его собеседник понимает, о чём идёт речь.

   – Итого, на стойке амортизатора крепятся три обмотки. Первая – регулирующая, вторая, со средней точкой – дифференциальный датчик скорости и ускорения, она же – датчик положения, третья – рекуперационнаая, она же – дополнительный демпфер. Вкурил, не? Все обмотки – запрессованы в износостойкий пластик. Маркировка нанесена на внешнюю поверхность оболочки и служит для определения, к каким типам стоек они относятся. Рекуператор цепляется к инвертору, тот, в свою очередь, подпитывает накопитель, что позволяет увеличить КПД системы в целом.

   Семис периодически прерывал свои речи, нырял куда-то в недра своего, казалось, безразмерного гаража, возвращался, тяжело сопя. Кончик носа его, и без того, сизый, становился всё краснее и краснее, а Барго уже явственно чувствовал запах перегара. Тем не менее, речь Симеса не становилась сбивчивой, но полёт мысли выводил его рассуждения и вовсе на какие-то запредельные высоты.

   До этого момента жизнь Барго казалась простой и понятной, механика – делом нехитрым, не требующим какого-либо напряжения ума, и, уж тем более, специфических знаний. А тут такой шквал новых понятий: фазовый дискриминатор, компаратор, логарифмический усилитель, интегратор... Он уже потерял нить рассуждений, и теперь тупо смотрел на Семиса, изредка кивая в такт его словам. Иначе говоря, Барго вообще первый раз в жизни поставили с такую неудобною позу, но он понял, что никто другой ему такие вещи не расскажет. Осталось решить один вопрос – нужны ли ему эти вещи? Например, квадратурный фазовый манипулятор, аналогов которому в своём обыденном существовании он не смог найти, а объяснения Дятла только ещё больше запутывали дело. В армии с этим делом было значительно проще самое сложное слово, которое там применялось – это торсион, который вообще-то никто в глаза не видел, исключительно из-за полной невозможности его извлечь без полной разборки корпуса машины.

   – В книгах вся сила, брат! Ты, небось, когда в своих помойках роешься, книжки не берёшь. Типа никто не купит. А в книжках самое главное – сила мира. Знание!

   Дятла, по мнению парня, понесло в какие-то заумные дали. В книжках про агента ХХ7 ничего об устройстве машин как раз и не было. А ту библиотеку, что Барго видел в имении, просто прочитать невозможно. Раз невозможно, так что и начинать?

   – Короче, Кисьядес. Если увидишь где книжки про системы управления с обратной связью, так обязательно прочитай. Или мне тащи, я-то уж им применение найду. А теперь иди. Дяденька устал. Приходи завтра, продолжим латать твоё угрёбище. Ик.

   Конечно, каждый выбирает для себя – пить ему в одиночку или в компании. Однако пить самому и самым беззастенчивым образом, не приглашая гостя к столу, это, по мнению Барго, было вовсе из ряда вон. Или что, рылом не вышел, или бедный родственник? Нет, это, конечно, дело каждого, кого к столу звать, но всё равно, осадочек остался.

   К Панчаю Барго уже опоздал. Это значит, что завтра ему придётся в очередной раз выслушивать нотации. Напряжение последних дней требовало какой-то разрядки, желательно с мордобитием. Зимой проблема не то чтобы решалась сама собой, она просто не возникала. Помашешь лопатой сутки, вся агрессия и улетает в топку вместе с углём. Но сегодня что-то всё в кучу навалилось. Выбираясь из завалов и руин, он на всякий случай проверил, на месте ли заточка и нож. Солнце ещё не село, было достаточно светло, чтобы не переломать себе ноги. В животе бурчало, почитай, весь день проговорили с Дятлом, и остался без обеда. От этого настроение Барго, и без того невесёлое, испортилось окончательно. Снова начал моросить мелкий дождик, потом где-то вдали громыхнуло. Похоже, начиналась самая настоящая гроза.

   От гаражей до дома было не очень далеко, пройти два два блока и потом Шпилька, напротив неё – ограда Парка отдыха, совсем родные и безопасные места. Пристально смотрел по сторонам, во-первых, чтобы самому не нарваться на неприятности, а во-вторых, высмотреть, кому можно невозбранно настучать по голове. В чём-то Великие Предки его услышали, и как всегда, ответили с особенным, только им присущим цинизмом. Барго заметил какую-то колготу, чуть дальше перекрёстка со Стелларской, между Шпилькой и забором ЦПКО. Какое-то непонятное движение, то ли кто на троих соображает, то ли кого-то раздевают. Однако и шума особенно не было, что удивительно, обычно в обоих случаях всегда довольно громко комментируют происходящее. Барго ускорил шаг, держась возле стен домов. Подойдя ближе, понял, в чём дело. Трое каких-то ушлёпков окружили девушку, а один из них махал ножиком возле её лица. Самый подходящий момент, посчитал Барго, чтобы удовлетворить свои тёмные инстинкты первого рода, а чуть позже – второго. Попросту говоря, тут же, в подворотне, девку и оприходовать. Не будет же она, в самом деле, отказывать своему спасителю.

   Барго не то чтобы был любителем топтать доступных девок в самых неподходящих местах, но подобные методы взаимодействия полов вполне в этих краях практиковалось, да и сами девки к таким вещам относились вполне индифферентно, главное, чтобы после сакрального действа активная сторона сунула в карман партнёрше пару-тройку таньга. На орешки, так сказать. И свои правила были, чёткие и недвусмысленные. Главное, силком не заставлять.

   Пока он приближался к месту будущей разборки, успел мельком посмотреть на девушку. Мышка серенькая, платочек серенький, платье – серенькое и даже кошёлка серая. Из крестьянок, что ли? Но, вроде, симпатичная, и куда попёрлась в такое время? В магазин? Тьфу, дура, какой магазин, скоро совсем стемнеет. Но не наша, Барго знал всех половозрелых тёлок в ближайших шести блоках, точно не наша. И парни тоже приблудные, беспредел. Шарятся на чужом раёне, и им надо накостылять только за это. И наших девок щупают, казлы, посреди улицы, среди бела дня! Хотя день уже закончился, смеркалось, но Барго себя накручивал специально. Больно уж хотелось хоть кому-нибудь врезать от всей души.

   – Здесь что, очередь? – крикнул Барго, подойдя поближе. – А ну расступись!

   Двое парней обернулись к Барго. Третий продолжал тискать девчонку.

   – Да пшёл ты, борзой что ли? – спросил один из них, поигрывая ножом.

   – А ну не трожь девку! Зашкваришь, петух подшконочный!

   – Ах ты...

   Тот, который с ножиком, бросился на Барго. Молодцы, подумал он, по одному походят. Глухой сдвоенный удар, чудак летит в одну строну, а нож в другую.

   – А ты, педрила? Чё сюда припёрся?

   Ещё один удар и удалец падает на колени, держась за горло.

   Третий уже отпрянул от девушки и навёл на Барго пистолет устрашающих размеров. Шаг в сторону, перехват, хрустит сломанное запястье, пистолет падает на землю. Бандит теряет сознание от боли.

   Девушка стояла, вжавшись в стену дома, платок сполз на плечи, и в последних лучах заходящего солнца, пробившихся через облака, на голове засияли абсолютно рыжие волосы. Порванная кофточка открывала ослепительной белизны грудь с редкими конопушками. У Барго внезапно пересохло во рту. Он сглотнул, сделал шаг к девушке.

   Красотка, по сценарию, который нарисовал себе в голове Барго, в этот момент должна была бы откинуться на его правую руку, подставляя губы для поцелуя, а сиськи – в его полное распоряжение. Такую завлекательную картину он видел на яркой глянцевой обложке книжки "Агент ХХ7. Доктор Нет", что неизвестным путём попала к ним в котельную. Девушка, видимо, этой книжки не видала, потому что повела себя, по мнению парня, совсем не по-людски. За спиной зашевелился один из отморозков, застонал. Рыжая испуганно произнесла:

   – За-зачем же так жестоко надо было с ними? Им же больно! Может, им надо помочь?

   Барго опешил и отдёрнул руку от груди. Это от неожиданности, не иначе. Грудь была того самого, подходящего размера, что должна была бы целиком поместиться в его широкую ладонь, и ещё бы чутка осталось. Он сделал шаг в сторону и внимательно посмотрел на столь необыкновенное, уникальное явление природы. Девушка стыдливо запахнула порванную кофточку и прижала её кулачком к подбородку. Посмотрела Барго в глаза. Взгляд был ясный, нет, не обкуренная, но откуда в этом поганом мире появляются такие глаза?

   – Ты с какого дерева упала, детка? Её пером щекочут, а ей жалко!

   Дура, непроходимая дура. И глаза, чёрт, отрава, – мелькнула шальная мысль.

   – Но может, с ними можно было договориться? Зачем же так, ногами по лицу? Они звали пойти с ними... – и добавила севшим голосом, – поговорить...

   – Ты хоть поняла, что сказала? А кофточку ты сама на себе порвала, в припадке буйной страсти?

   Парень отогнал всякие ненужные мысли и ещё раз придвинулся к такой манящей груди.

   – У меня, между прочим, жених есть! – пискнула девушка, пытаясь отстраниться.

   – Надо же, – пробормотал Барго, – не все ещё в проститутки подались, – но руки убрал.

   – Общие представления об обществе индивидуум черпает из своего ближайшего окружения, – совершенно неожиданно сообщила рыжая.

   – Ты меня как обозвала? – на автомате спросил парень, хотя прекрасно понял, что она сказала. Просто не ожидал от столь глубокомысленных обобщений в этом месте и в это время.

   – Я хотела сказать...

   – Я понял, что ты хотела сказать, – перебил её Барго, – не тупой. Ты права. В нашем городе у нас своя жизнь, у вас – своя.

   – Я не с вашего города, я к дедушке приехала, – сообщила рыжая, – только дедушке плохо и мне надо в аптеку! Срочно, в аптеку, – упрямо добавила она.

   – Какая аптека в это время? Вызови доктора.

   – У нас нет денег на доктора, а я знаю, какие капли нужны дедушке! – упорствовала рыжая.

   – Ты пока до той аптеки, которая работает, дойдёшь, тебя на каждом перекрёстке... – Барго хотел сказать "будут раскладывать", но неожиданно смутился, – неприятности ожидают. До аптеки старика Кругеса надо через весь город тащиться.

   – Но дедушке плохо! У него сердце! Надо срочно! – чуть не плача, но, тем не менее, твёрдо объявила девушка. – Нет, ты не поможешь? Нет? Ну тогда я сама!

   С точки зрения Барго это было совершеннейшим безумием. Хотя, судя по всему, эта малахольная готова пройти через весь город, смириться с разными групповыми извращениями, но лекарство больному дедушке принести. Просто она не понимает ещё, догадался Барго, не понимает, что это такое. Что такое попасть на хор к отморозкам в районе Рынка, и куда потом такие непроходимые идеалистки исчезают. Хотя, в нормальных районах идеалисток днём с огнём не найдешь, исчезли в порядке естественного отбора, а те дуры, что идут в такое время на Рынок, точно знают, зачем идут, и умеют избегать всяких ненужных встреч. Господи, и откуда она такая взялась на мою голову? Мысль задрать ей подол никуда не исчезла, – чёрт, такая нежная грудь, а губы? нежно-розовые сухие губы очаровательной формы, и нижняя губа чуть-чуть больше верхней, а глаза её и вовсе вгоняли его в ступор, – но Барго отодвинул её на потом. Никуда рыжая, в самом деле, не исчезнет, а пока надо разобраться с непонятками. Кочегар страсть как не любил мутных мест в своей жизни.

   – Стой здесь! Не дёргайся, дура. Пойдёт она! Стой и жди, я сейчас.

   Он подошёл к лежащему в позе эмбриона парню и пощупал пульс. Чёрт, помер. Очень некстати, видать не рассчитал, порвал печень. Барго подошел к следующему телу и пнул его. Бандит застонал, открыл глаза и простонал:

   – Ты знаешь, на кого ты наехал, Горбатый? Я тебя узнал! Ты труп, Горбатый, за нас весь девятый блок подпишется.

   – От как, – Кочегар ещё раз пнул по рёбрам говорившего, – это тебе за Горбатого. Девятый блок, гришь? А за каким хреном в шаритесь по нашему раёну? Вы чё, нюх потеряли и берега попутали? Вы девку на Шпильке хотели разложить и думаете это вам так?

   – Иди ты нахрен, Горбатый! Девятый блок где хочет, там и ходит!

   – Ну-ну. Это в корне меняет дело.

   Третий парень так в сознание и не пришёл. Барго подошёл к канализационному люку, заточкой из толстой арматурины поддел крышку. Осторожно, чтобы не греметь, отложил её в сторону.

   – Ты чё задумал, Барго! Барго! Может не надо? – заскулил бандит, поняв, куда клонится дело, и начал отползать к стене

   – А, значть вспомнил, как меня зовут? Это хорошо. Хотя тебе уже всё равно. Прежде чем доставать ствол, чудила, надо знать, что им не угрожают, а из него стреляют. Но тебе-то уже всё равно.

   Кочегар резким движением воткнул нож бандиту в сердце. Тело дёрнулось и затихло. Подтащил его к колодцу, перевернул на бок и столкнул труп вниз. То же самое сделал и с остальными бандитами. Контролька, пробормотал он, ишь, повадились, а свидетели мне на хрен не упали. Похоже, Опарыша надо на толковище вызывать, или приструнить более радикальными средствами. Осторожно закрыл крышку люка, обернулся к рыжей. Девушку трясло.

   – Ты ... ты... что? Ты их за-за-чем в колодец? Ты их убил?