Текст книги "Снежная версия"

Автор книги: Виктор Пронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Следующий Новый год застал Левашова в Южном. И ровно в двенадцать часов ночи в полутемной комнате, освещенной лишь маленькими елочными лампочками, вдруг по стенам заметались разноцветные тени, а глянув в окно, Левашов увидел тысячи сигнальных ракет, взвившихся над городом. Там, вверху, они взрывались и осыпались каким-то необыкновенным снегопадом. Ракеты вылетали из распахнутых окон, из форточек, из подъездов, с балконов. Все-таки это была столица рыбаков, геологов, моряков, и ракеты входили в экипировку любой экспедиции. Конечно же, к лучшему, что их не использовали по прямому назначению, что дело не дошло до призывов о помощи. Ракеты привезли домой, и они не один месяц ждали часа, чтобы невырвавшийся крик о помощи стал криком радости.

Целое зарево огней колыхалось над площадью. На материке площади пустеют к двенадцати, а здесь собиралась целая толпа, и из нее, ярясь, с шипением уходили вверх темные сгустки и взрывались, осыпались огненными брызгами.

А потом, когда Новый год перевалил через Уральский хребет, вся компания пошла в сопки на лыжах, и Левашов в самой чаще нашел убранную елку. На ней горели разноцветные лампочки, и рядом со стеклянными игрушками висели промерзшие ломтики колбасы, кетового балыка и даже несколько микроскопических бутылочек с коньяком.

Кто это сделал? Зачем?

Да и так ли уж важно зачем… Он нашел убранную елку в глухом лесу, и это была хорошая примета на весь год.

А еще через год он встречал праздник в гастрономе.

Буран начался тридцать первого декабря с утра и к одиннадцати ночи достиг небывалой силы. Левашов едва добрался до гастронома, а передохнув, понял, что не только не успеет домой к двенадцати, но и вообще вряд ли доберется. И остался в гастрономе. Двери не закрывали, в них время от времени протискивались замерзшие, уставшие люди. Шли уже не за покупками – спасались от бурана. Продавцы тоже не решились возвращаться домой в такую ночь. К двенадцати собралось человек тридцать, и получился отличный праздник. Вряд ли нашелся хоть один человек, который не оставил бы восторженного автографа в «Книге жалоб и предложений».

За столом Левашов сидел на ящике из-под печенья, а после трех, подстелив брезент, его уложили на мешки с сахаром. Утро началось с того, что все тридцать человек готовились встречать первых покупателей – расчищали ближние и дальние подступы к гастроному.

И это было здорово!

Скользя ногами по покатой крыше вагона, он побежал к провалу в снегу, нырнул в тамбур.

– Подъем! – заорал он. – Подъем! Все наверх! Ротор идет!

И радостные, сомневающиеся голоса заглушили все, что говорил Левашов, что он объяснял, – его не слушали. Через минуту среди пустой снежной равнины вдруг появилось несколько сот человек. Обнимались и плакали люди, которые еще неделю назад не были даже знакомы друг с другом. А радуга из снега все приближалась и постепенно из розовой превратилась в белую. Но ждать все-таки было еще долго, и многие опять спускались вниз, чтобы отогреться, потом снова поднимались.

Наконец ротор и состав соприкоснулись, вагоны вздрогнули, между ними шевельнулся и осел снег. А потом поезд, словно еще не веря в свои силы, медленно шел по дну глубокой траншеи, и мимо окон проплывали извилистые слои снега. Они уже не вызывали раздражения, с ними прощались. Как и каждое прощание, оно было с грустью – позади остался еще один случай, который запомнится на всю оставшуюся жизнь.

Когда поезд остановился в Тымовском, первым на перрон спрыгнул Пермяков. Не торопясь он оглядел полузанесенный вокзал, круглые вертикальные дымки над скрытыми под снегом домами поселка, автобусную остановку.

Мороз был явно посильнее тридцати градусов. Переступив с ноги на ногу, Пермяков с уважением прислушивался к скрежету снега. Потом он долго вынимал сигарету из пачки, раскуривал ее, пропускал мимо себя выходивших пассажиров.

Виталия все не было.

Уже сошел с поезда, осторожно придерживаясь за поручень, Арнаутов, легко спрыгнула со ступеньки Лина, настороженно, словно опасаясь неожиданного нападения, вышли бичи, тяжело спрыгнул Олег, подмигнул Оле и направился к автобусной остановке. Вышли два милиционера, остановились…

– Поручений не будет? – спросил Николай.

И Пермяков не выдержал – вскочил в вагон и побежал по коридору. Он резко отбрасывал в сторону двери и шел дальше. И наконец увидел… На полу в своем купе лежал Виталий.

– Кто тебя?! Кто? – тормошил его Левашов.

– Не знаю… Саквояж… Мой саквояж…

– Кто вышел с саквояжем? – спросил Левашов. – Желтый саквояж из натуральной кожи! Ну?

– Кажется, Олег.

Они пробежали по коридору, но по ступенькам сошли медленно, остановились, будто прощаясь с Олей. Движения их были нарочито спокойными.

– Оля, – быстро проговорил Левашов. – Слушайте внимательно. В пятом купе лежит Виталий. Ему нужна медицинская помощь. Срочно. На станции есть врач. Только не бегите. Понимаете? Помашите нам рукой, не спеша войдите в вагон… За нами наблюдают, поэтому никто не должен догадаться, что вы торопитесь… Понимаете? Ну пока. Мы сегодня еще увидимся. Идемте, ребята! – крикнул он милиционерам. – Автобус мимо управления идет, там все и сойдем!

Маленький автобус, который шел рейсом в какой-то поселочек за два десятка километров от Тымовского, уже урчал мотором.

– Спасибо, друг! – громко сказал Пермяков шоферу, распахнувшему перед ними дверцу.

Левашов вошел, быстро окинул взглядом пассажиров. Олег сидел у окна. На его коленях стоял кожаный саквояж. Прислонившись спиной к никелированной стойке, Левашов закрыл глаза. За несколько секунд перед ним как бы пронеслись события последних дней… Вот Виталий, пытаясь «столковаться» с Олей, идет с ведром по вагонам. В угольном ящике он находит чемодан, приносит деньги к себе и перекладывает их в саквояж. За ним внимательно наблюдают не только они с Пермяковым, но и преступник, который решил, что будет неплохо, если деньги довезет этот самонадеянный дурачок. А в последний момент он оглушает его в купе, берет саквояж и садится в автобус.

Его никто не встречал. Значит, все можно было сделать гораздо проще – задержать еще той ночью, когда он прятал чемодан в соседнем вагоне.

– Остановите, пожалуйста, возле управления внутренних дел, – негромко сказал Левашов шоферу. Тот кивнул, не отрывая взгляда от дороги.

Когда автобус остановился и водитель пояснил, что управление внутренних дел находится за углом, Пермяков наклонился к Олегу, положил ему руку на плечо и сказал негромко, даже доверительно:

– Пошли, пора выходить. Только прошу тебя – спокойно. Нас здесь четверо.

Олег внимательно посмотрел на Пермякова, потом повернув голову, встретился взглядом с Левашовым, а оглянувшись, увидел двух милиционеров, бледных от волнения, но готовых действовать.

– Да, – протянул Олег. – А мне казалось, что все идет довольно неплохо. Где же это я подзалетел…

– Вы забыли саквояж, – напомнил ему попутчик, сидевший рядом.

– Ах да, – Олег улыбнулся посеревшими губами.

Выйдя, все невольно остановились возле столба, на котором висел заиндевевший репродуктор. На ходу слушать последние известия было невозможно – скрип снега заглушал голос диктора.

…Настоящее сражение развернулось в районе станции Быково. На расчистку путей вышли сотни горожан, и к вечеру в областной центр отправится первый состав с углем для теплоцентрали.

…Ни на минуту не прекращается расчистка аэродрома в Южном. Высота снежных заносов превышает здесь два метра. Сейчас на летном поле вся снегоочистительная техника авиаторов. Завтра ожидаются первые самолеты с материка.

…Синоптики Парамушира и Урупа сообщили, что центр тайфуна переместился в сторону Камчатки.