Текст книги "Братство Трилистника (СИ)"

Автор книги: Виктор Козырев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

– Не надо им империй. И республик тоже. Не надо ни к кому присоединяться. Тем более уж к Североамериканским Штатам. Те же англосаксы, только без царя.

– Вот и Рылеев, и Резанов считают так же, – задумчиво сказал Кусков. – Наверное, вам виднее. Я уже стар, привык, что есть царь... а вы молоды...

– Ну, Резанов не так уж и молод, – и снова пришлось прикусить язык, но капитан не обратил внимания на мои слова.

Пока Кусков рассуждал об империях и республиках, я погрузился в свои мысли. Получается, что в этом мире граф Николай Петрович Резанов не умер в 1807 году, а чувствует себя вполне бодро и уверенно. Вполне вероятно, что женился на Консепсьон Аргуэльо и... любопытно, какую роль он играет в партизанской войне в Калифорнии? Ещё из удивительных новостей: дон Диего де ла Вега здесь вполне реален. Из плоти и крови, так сказать, а не вымышленный персонаж. Вот серьёзно. То, что жив Резанов, который в моём мире умер лет за десять до этой даты, в порядке вещей. Что-то изменилось, чего-то не произошло, и жизнь его продлилась. А вот с де ла Вегой было совсем непонятно. Ведь его придумали же!

Впрочем, миров много, люди в них проживают разную жизнь, а писатели иногда могут заглядывать и туда.

За разговорами и моими размышлениями время пролетело незаметно. Тем более что иногда Иван Кусков меня просто экзаменовал, прерывая наше общение вопросом о своём послании.

Так что я вздрогнул, когда за дверью вдруг послышался звон ключей.

– Я же сказал – тихо, – раздался холодный и уверенный голос, говоривший по-английски.

В ответ послышались сдержанные оправдания. Дверь открылась, а Иван Кусков сделал мне знак рукой, чтобы я выходил.

В коридоре царил мрак, так что фигуру в тёмном костюме, которая деловито связывала охранника, я разглядел не сразу. Мои глаза за долгие дни пребывания в камере уже привыкли к темноте, так что мне не составило труда следовать за моим освободителем в кромешном мраке коридоров крепости.

Дорога была практически свободна, так как загадочный спаситель её расчистил, пробиваясь к камере. Однако у выхода нас ожидал неприятный сюрприз. Проходящий мимо темницы офицер заметил отсутствие часовых и попытался поднять тревогу. Но человек в чёрной маске выхватил шпагу и атаковал его. Тому ничего не оставалось, как принять рукопашный бой, потому что винтовку пришлось отбросить в сторону. Сабля и шпага со звоном скрестились, и Калифорнийскому Лису понадобилось не более минуты, чтобы выбить саблю и потребовать сдаться. Перепуганный офицер поднял руки и Лис, чтобы не терять время на связывание рук, просто оглушил его эфесом сабли.

– К конюшне! – бросил он мне по-английски. Время стремительно уходило, звон оружия около темницы наверняка был услышан. Честно говоря, я ему мало чем мог помочь: шпагой и саблей я владел посредственно, да и не было их у меня.

Мы рванули к конюшне, но явно опоздали. Из караулки напротив уже выскочили красные мундиры, на ходу заряжая винтовки. Лис лишь выругался, а я стрелой метнулся назад, к винтовке незнакомого офицера. Так и есть: "Браун Бесс" со штыком. Отлично.

Я вернулся к укрывшемуся за бочками Лису. Тот, увидев, что я вооружён, снял шляпу и, не высовываясь, бросил её в сторону солдат. Раздалось два выстрела, и мы, не теряя ни секунды, выскочили и атаковали красномундирников. Не знаю, как Лис справился со своим противником: шпага всё-таки не очень подходящее оружие против штыка, я же был занят доставшимся мне солдатом. Вообще техникой штыкового боя я владею неплохо, но несколько месяцев в тюрьме изрядно ослабили меня, и потребовалось несколько минут, чтобы воткнуть штык в грудь британца.

Обернувшись на своего спасителя, я увидел, как он надевает свою шляпу, кажется, всё-таки пробитую пулями. Всё также молча мы бросились к конюшне, причём как Лису удалось завести своего легендарного чёрного коня в конюшню британцев, я не представляю.

– Я не очень хороший наездник, – сообщил я ему. Лис недовольно поморщился и кивнул головой. Мы забрались на андалузского жеребца, и только хозяин слегка пришпорил своего верного друга, как тот, оправдывая свою кличку "Торнадо", словно вихрь, вылетел из конюшни. Он промчался по двору и, направляемый умелой рукой всадника, вылетел за ворота, заставив шарахнуться примерно трёх солдат, точно сказать не могу. Я так просто мёртвой хваткой вцепился в круп коня, и только одна мысль была у меня: "Лишь бы не упасть." Вслед нам раздались выстрелы, но солдаты промазали.

Остановились после получаса бешеной скачки. Лис легко соскочил с коня и снял меня с моего мустанга. Я обессиленным кулём растянулся на земле.

– Теперь уже не догонят, – сказал он. – Сейчас отдохнём немного и пойдём пешком до моей гасиенды.

– Рад вас приветствовать, дон Диего де ла Вега, – сказал ему я.

– Эмма тебе уже сказала? – лишь спросил калифорнийский аристократ.

– Нет. Я догадался.

– Неприятно... раз догадался ты, значит, могут догадаться и британцы.

– Это уже от вас зависит, дон Диего.

– Справедливо, – помолчав, сказав Лис. – И кстати, называй меня просто Диего.

Мы помолчали какое-то время.

– Кстати, ты неплохо владеешь штыком, – сказал калифорниец. – А как у тебя со шпагой и саблей?

– Гораздо хуже.

– Ничего, я тебя немного подучу. Я думаю, сабельный бой будет для тебя в самый раз. Шпаги, к сожалению, уходят в прошлое.

Я поднялся и, наконец, вдохнул полной грудью воздух свободы.

Глава 3 (XIX век)

На север!

Гасиенда дона Веги, окрестности Анхелеса, 1819 год

Вот я и сбежал из тюрьмы и даже покинул Анхелес. В этом помог мне мифический в моём мире, а здесь вполне себе реальный, Диего де ла Вега. И я уже почти неделю жил в его гасиенде, тренировался с хозяином в фехтовании, а его слуги обучали меня верховой езде. Так что ещё вопрос, где было хуже, в тюрьме или на свободе: после всех тренировок в бешеном темпе тело болело, а мозг норовил отказать, но я буквально силой заставлял себя повторять указания Кускова.

Наконец дон Диего смилостивился, но не потому, что посчитал моё обучение законченным, а потому, что мне надо было набраться сил перед долгой дорогой на Аляску. Нет, это не значит, что тренировки прекратились, – просто снизилась интенсивность. Ещё я, уже в добровольном порядке, затребовал огнестрельное оружие, с которым дружил лучше. Кстати у Диего был просто прекрасный выбор пистолетов. Среди них я отыскал дуэльные "Лепажи", а также кремневый пеппербокс неизвестного происхождения. К сожалению, стрелять было не очень удобно мне, привыкшему к немного другим пистолетам, но до появления "Кольта" оставалось ещё семнадцать лет, а сам я, увы, не мог собрать его на коленке. Приходилось привыкать.

К концу второй недели, когда уже всё было готово к моему отбытию на Аляску, появилась взволнованная Эмма, которую ни я, ни Лис не видели со дня побега. Как сообщил Диего, она отбыла в Новую Вологду, довольно крупное русское поселение к северо-западу от Анхелеса. Для англичан Эмма сопровождала в поездке генерала Шербрука, а для нас она, естественно, ездила пообщаться с графом Резановым. Да, Эмма Хэдли чуть ли не официально считалась его любовницей (Шербрука, а не Резанова, само собой). Разумеется, с поправкой на традиционное лицемерие англичан. Это позволяло ей мотаться по всему Побережью, сопровождая генерала, что было только на руку нам.

Все попытки узнать у Диего, почему Эмма Хэдли нам помогает, натыкались на его отговорки, что это её дело, лидеры мятежников в курсе, а тебе она расскажет, если захочет. Так что мы уже все с нетерпением ожидали возвращения нашей шпионки, как вот она появляется и ругает нас, англичан, полковника Локхида, а особенно лидеров мятежников, которые неожиданно назначили большой сбор в Новой Вологде в ближайшие дни, объединив встречу с балом в доме Резановых.

– Рылеев уже в пути, – сообщила она, буквально падая в кресло и принимая стакан с вином из рук вежливого Диего. – Он, кстати, вполне официально владеет домиком в Новой Вологде, и англичане его пропускают беспрепятственно, хотя и делают недовольные рожи. Но ещё никто не смог доказать причастность Кондратия к партизанской войне. – Камаев отправился вместе с ним, так что Анна сопровождает их, сюда прибыть никак не может. Придётся отправлять нашего скитальца одного... или с Совушкой.

– Она же ещё совсем ребёнок! – возмутился Диего.

– Она прожила почти всю свою сознательную жизнь среди индейцев, – парировала Эмма. – Кроме того, она хорошо знает местность, в отличие от нашего загадочного друга. Ты же не думаешь, что ему предпочтительнее прорываться по дорогам с боем?

Дон де ла Вега лишь взмахнул рукой, как будто говоря: делайте, что хотите.

***

– Что, пришелец, – улыбнулась мне Эмма, когда мы остались одни. Диего ушёл отдать распоряжения слугам и выбрать лошадей. – Рассказывай всё как есть без утайки.

И я рассказал всё про свою жизнь до перемещения сюда, причины, а также про те неведомые сущности, которые были наделены сверхсилой, но обладали и изрядным запасом цинизма.

Когда я закончил, Эмма надолго задумалась, а потом призналась, что слышала о подобных случаях. Но всякий раз, когда эти сущности перемещали кого-то из мира в мир, они давали какое-то задание, ставили обязательные условия, да и старались делать не очень большой разброс по времени и культуре. Я же не стану утомлять читателя своей биографией в другом мире, потому что это совсем неважно и не имеет отношения к моей истории.

– Теперь ты про себя расскажи, – попросил её я. – Мне кажется, что ты такая же переместившаяся, как и я.

– Нет. К сожалению или к счастью, я не знаю. Просто я из рода ведьм. Настолько древнего, что любого заносчивого дворянчика могу заткнуть за пояс своей родословной. Они, конечно, не поверят... но я росла на историях, которые мне рассказывали мать и бабка о моих предках: ведьме, сопровождавшей короля Бренна, или ведьме, которую ловил Цезарь, – много этих историй. И все их мне рассказывали, а я буду рассказывать эти истории своей дочери, добавив к ним истории о своей матери и о себе. Но сейчас не расспрашивай меня об истории моего рода. Для тебя это лишняя информация.

– Ладно. Я другое хотел спросить. Почему ты на нашей стороне?

– О! Так ты уже выбрал сторону...

– Сама подумай, не за англичан же мне быть в этом конфликте.

Эмма грустно улыбнулась. А я немного с запозданием понял, что это был не очень корректный комментарий.

– Что касается меня, то я никакой симпатии к этому острову не испытываю, – вдруг резко сказала она. – Хоть мой отец и принадлежал к аристократии этого гнилого клочка земли. Нескольким поколениям моих предков весьма несладко пришлось. Сильно досталось от этих скучных пуритан. Мать собиралась перебраться в колонии, которые провозгласили независимость, но не успела. Я же сначала хотела поехать во Францию, но потом всё-таки решила сюда, помочь в становлении новой страны и в качестве небольшой платы за свои услуги попросить, чтобы меня не трогали. Дали жить согласно заветам своего рода, то есть занимаясь своим ведьмовством, а потом передала бы знания своей дочери. Такая вот меркантильная у меня цель.

– Почему же? – удивился я. – Вполне понятная. Хорошо когда есть домик у моря, на краю света. Я тоже думаю, что, когда всё это закончится, обзаведусь небольшим домиком, семьёй...

Мы засмеялись.

– Семья – это лишнее для меня, – ответила Эмма. – Опять же, по традиции моего рода. Мы обзаводимся одним ребёнком женского пола от сильного и известного мужчины и растим его.

– Я даже догадываюсь, от кого ты хочешь девочку, – кивнул я головой в сторону конюшен, куда ушёл Диего.

Эмма лишь пожала плечами.

– Ещё вопрос. Кто такая Совушка?

– Очень странная девочка. Мы её подобрали, когда блуждала близ гасиенды дона Веги. Жила в одном из племён Майду. Их перебили британцы, а она спаслась. Говорит, что, когда кавалеристы атаковали селение, она спала в одной из дальних землянок, незамеченных солдатами. От выстрелов проснулась, забилась в угол. Вылезла лишь через пару часов после того, как бойня прекратилась. Потом полгода бродила здесь по лесам, пока не вышла к гасиенде. Это было два года назад. Диего взял её к себе, растил, учил читать и писать, а также испанскому и немного английскому языкам. Русскому учить не требовалось, так как она из русских поселенцев, но не помнит, где росла и как оказалась среди индейцев. Хорошо разбирается в травах, а по Калифорнии может передвигаться с закрытыми глазами. Впрочем, ты с ней ещё познакомишься.

– Вот любопытно, – задумчиво протянул я. – А есть ли среди нас нормальные люди? Без скелетов в шкафу и неясностей?

– Диего нормален...

– Если не считать того, что в моём мире он литературный персонаж.

Когда вернулся де ла Вега, мы уже шутливо пикировались на тему моего и её непонятного происхождения. Ничего не понимающий дворянин выдержал этот разговор не более минуты, а потом перебил нас вопросом, почему всё готовит он один, а мы сидим тут?

– А что надо? – вскинулась Эмма.

– Я подумал, что в мундире солдата британских войск ему будет проще передвигаться. Вот только есть проблема: его английский отвратителен.

– Он может выдавать себя за ирландца, – хмыкнула Эмма. – Или за шотландца, валлийца или просто уроженца Ливерпуля. Специфика английского языка такова, что наш друг вызывал бы подозрение, говори он с оксфордским произношением. В любом случае спор не имеет смысла. Я выправила ему документы за подписью полковника Локхида. По ним он сопровождает эту девочку по приказу командования на север. Сейчас уже можно вписать, что в Новую Вологду...

– И всё-таки я против того, чтобы отправлять с ним Совушку, – вновь вернулся к старой теме де ла Вега.

– Диего! – возмутилась Хэдли. – Во-первых, мы давно собирались отправить её к русским, где она не будет вызывать подозрений. Во-вторых, Владу нужен проводник. В-третьих, документы сделаны на двоих!

– Есть же Анна, я слышал, что она, несмотря на возраст, хороший боец, её называют калифорнийской амазонкой, – пробормотал практически сдавшейся дон.

– А что Аня? – вдруг завелась Эмма, и по тону сразу стало ясно, что они подруги-соперницы. – Я вообще считаю, что лучше бы она оставалась на Аляске в доме своего отца. И ещё я не пойму, почему вы такое внимание уделяете Ане Камаевой, которая только и умеет, что махать саблей и шпагой, слегка стрелять из пистолета? Я тоже так могу, но меня почему-то никто не называет калифорнийской амазонкой!

Похоже, наша ведьма завелась не на шутку. Надо было разрядить ситуацию шуткой.

– Как я понимаю, они подруги? – вклинился я. – И, судя по всему, Анна гораздо красивее Эммы.

Глаза у Хэдли снова стали кошачьими, она недовольно фыркнула и вышла из комнаты.

Диего рассмеялся.

– Честно говоря, я никогда не видел Анну Камаеву. Про неё много рассказывают. Иногда называют амазонкой, впрочем, говорят, на балах она не уступает нашей привлекательной Эмме.

Мы посидели молча какое-то время.

– Ладно, – сказал вдруг Диего. – Если мы тебя маскируем под порученца британской армии, то тогда, наверное, из оружия тебе дам "Браун Бесс" со штыком, пеппербокс и те дуэльные "Лепажи"; пистолеты не демонстрируй, пусть будет сюрпризом. Документы, я чувствую, подписаны господином Локхидом. Не придумывай ничего, ссылайся на то, что просто выполняешь приказ, а начальство подробностей не объяснило. Да и с чего бы полковнику распинаться перед рядовым, к тому же ирландцем.

Глава 4 (XIX век)

Новая Вологда

Калифорния, 1819 год

Закутавшись в какое-то непонятное тряпьё, тринадцатилетняя девочка внимательно всматривалась в огонь костра. Что она там высматривала, мне было непонятно. Возможно, она так общалась с духами. Я не знаю. Я уже третий день путешествовал в её компании и привык к её молчанию, хотя вчера мы проговорили перед сном где-то час. Я расспрашивал её о жизни у индейцев, она отделывалась короткими, общими фразами. Но с большим удовольствием говорила о том, как жила на гасиенде Диего. С детским восторгом предвкушала встречу с Анной Камаевой. Это было понятно: Анну окружал героический ореол и в том, что Анна являлась примером для подражания тринадцатилетней девочки, не было ничего удивительного. А на утро она вновь замолчала и так до сего момента не проронила ни слова, даже дорогу указывая жестами. Впрочем, больше от неё и не требовалось. Как проводник она была хороша, путешествие протекало пока гладко.

Только я об этом подумал, как мне дали понять, что я сглазил. Совушка вдруг оторвала взгляд от огня и произнесла:

– Сюда идут злые люди.

Сказав это, она замолчала. Я же на всякий случай проверил пеппербокс. Мало ли, какая шаманская магия ей доступна. И точно! Минут через десять и я услышал голоса и топот копыт.

На поляну, где мы сидели, выехали три оборванца. Огнестрельным был вооружён только один из них. Остальные двое сжимали в руках сабли. Заметив, что я в красном мундире пехотных войск, они хотели было сдать назад, но увидев, что нас всего двое (причём одна – маленькая девочка), передумали.

– Что, солдат, – обратился ко мне тот, кто был вооружён винтовкой, причём по-английски, по произношению чувствовалось, что он был выходцем из северных графств. – Можешь оставить нам деньги, еду и оружие...

– И девку, – добавил его сообщник.

– Господи, как банально, – вздохнул я и, резко вскидывая руку, сделал три выстрела из своего пистолета. Попал, к сожалению, только в одного, но зато в того, кто был вооружён винтовкой.

Впрочем, это неважно. В пеппербоксе есть ещё один заряд, и я спокойно использовал его для вычёркивания из списка живых ещё одного бандита. Старая добрая "Браун Бесс", которая стояла неподалёку, помогла избавиться от третьего бандита.

– Надо убираться отсюда, – сказал я Совушке. Но та уже была готова отправиться в путь.

Я перезарядил своё оружие, потушил костёр, и мы, сев на коня из конюшни дона де ла Веги, двинулись сквозь непроглядную темень леса. Я старался уйти подальше, так что ночью спать не пришлось. А когда мы удалились достаточно далеко от того места, на горизонте уже забрезжил рассвет.

– Надо отдохнуть, – вдруг сказала девочка.

– Уже утро, – мрачно буркнул я в ответ.

– Это неважно. Сейчас нам нельзя ехать там. Да и Ганнибал устал.

Ганнибал – это наш конь. Обычный объезженный мустанг. Впрочем, для этой местности лучшего и не надо. Разве что чёрный андалузец, на котором разъезжает дон Диего, и лучше, и на своём месте.

Однако помня, что этой девочке уже удалось один раз почувствовать опасность, хотя я и не представлял как. Может сработали какие-то тайные знания, приобретенные ей у индейцев, или, что более прозаично – она дитя лесов и слышит и чует лучше меня.

Я спустился с коня, потом помог слезть Совушке. Привязав коня, я улёгся в тени дерева. Как ни странно, меня сразу сморил сон.

Снилось мне в то утро странное. Ко мне явились те сущности, у которых я выпросил путёвку в этот мир. Спросили, не надо ли забрать. Я отказался, и они это оценили. Но предупредили, что впереди меня ожидает страшная боль. И если я это выдержу, то сиё будет очень и очень замечательно. После чего я проснулся.

Удивительно, но я проспал весь день. Задумчивая Совушка опять смотрела на тот небольшой костёр, что она развела.

– Опять по темноте поедем? – спросил я.

– Да, – просто ответил она. – Так надо. Днём можно встретить злых людей в одежде, как у тебя.

Понятно. Значит, при свете дня местность патрулируют британцы. Ладно. К утру всё равно будем на месте.

– Знаешь, – подумав, сказал ей я. – Мне снился сегодня очень странный сон.

– Это был не сон, – ответила Совушка. – К тебе приходили... Они. Они дали тебе выбор: уйти от нас и прожить спокойную жизнь или пройти суровые испытания.

Я кивнул. Испытания так испытания. Не привыкать.

До Новой Вологды мы успели добраться ещё до полуночи. В темноте нам еле удалось отыскать дом Резанова. Очень боялись промахнуться и постучаться не в тот дом.

По счастью, хозяева ещё не спали. Сам граф показался мне очень уставшим человеком. Это не удивительно, учитывая, что он готовил восстание по всему Побережью. Слуги проводили нас по комнатам, а Ганнибала отвели в конюшню. Все разговоры граф предпочёл отложить на завтра.

***

Кондратий Рылеев был ничуть не похож на поэта-мечтателя, которым он представлялся мне, когда я читал про него в школьном учебнике. Наоборот, в нём чувствовалась властность, уверенность. Это был настоящий лидер и руководитель, досконально разбирающейся в тонкостях управленческой работы. А стихи... Да кто в то время не писал стихов!

Выслушав послание от Кускова, а также прочитав письмо Эммы, он сразу придумал мне легенду. Основу – бастард знатного рода Империи – он оставил, но немножечко углубил. Глава какой семьи так отметился, уточнять было запрещено. Можно только делать намёки на то, что мой отец принадлежит к императорскому дому. Фамилию разрешено было оставить – Ясенев-, хотя Рылеев и заметил, что уж больно она пафосная. Имя после некоторого раздумья тоже решил не трогать, а отчество в тему общего пафоса сделал "Павлович". По этой легенде я воспитывался в Черногории, у которой с Россией были хорошие отношения, но сама эта страна была настолько далеко, что проверить, кто там и где рос, было нереально. И, естественно, родителей своих я тоже никогда не видел.

Шито, конечно, белыми нитками, но сейчас тут такая неразбериха. Главное местным не представляться: не оценят. У меня совершенно нетипичная для здешних мест речь, да и не знаю я местных реалий. Вернее в курсе, но очень-очень приблизительно.

Однако Кондратий Рылеев, к которому я перебрался, потому что дом Резанова готовился к приёму огромного количества гостей, потихоньку вводил меня в курс дела. Совушка же осталась, перейдя под покровительством Марии Резановой (да-да, той самой Марии Консепсьон).

Картина становилась понятной. Британцы пока очень и очень слабо контролировали Побережье. По сути дела, они сосредоточились в пяти точках: Ясенев Перевал, Анхелес, Новая Вологда, Споканский торговый пост и Форт-Саусберн. Последний был построен между крепостью Росс и Пресидо на территории монастыря Святого Франциска Ассизского. Однако в любой момент всё могло измениться. Шпионы Рылеева, а точнее агенты Русско-Американской Компании (этого Кондратий Фёдорович не упомянул, но я понял) доложили, что в Анхелесе началась странная активность британцев. Не менее нехорошие вести приходили и из Спокана.

В один из вечеров, когда мы с Рылеевым вместе ужинали: я после тренировок, которыми занимался самостоятельно, а Кондратий Фёдорович – после своей работы по подготовке восстания, у нас состоялся разговор.

– Ходят слухи, – задумчиво произнёс он, – что принц-регент отзывает своего брата, Адольфа Фредерика, герцога Кембриджского, из Ганновера и отправляет в Калифорнию на место Шербрука, а тот вернётся в Англию, как он сам и просил.

– Когда? – удивился я.

– Через месяц. До прибытия герцога общее командование возьмёт на себя Элфистон, что значительно снизит наши возможности. А если ты спрашивал про Фредерика, то примерно в начале следующего года.

– Значит, восстание должно начать в этом году... – проницательно заметил я.

– Примерно. Есть ещё одна проблема. Но о ней тебе расскажет Эмма.

Перед балом в доме Резановых я, чтобы не сидеть без дела, помогал Рылееву. Мне было поручено довольно ответственное задание: связаться с испанскими партизанами, которые отравляли жизнь британцам к югу от Новой Вологды. В глазах оккупационных властей я был легализован как приказчик Рылеева, разъезжающий по его делам. Так что можно было не бояться британских патрулей вокруг города, а причиной такой активности были те самые партизаны. Меня отправили в духе «пойди туда, не знаю куда».

Но я не стал морочить себе голову. Расспросив о тактике калифорнийских герильерос, я просто выехал из города и отправился к холмам. Если я понял всё правильно, то там меня должны были схватить.

– Эй, гринго! – окликнули меня, едва я только подъехал к ближайшему холму. Я обернулся. За моей спиной маячили двое мексиканцев, вооружённых здоровыми ножами. Но это были не бандиты. Эта публика не любит болтать почём зря при слабом вооружении.

– Это Хосе, – сообщил мне тот, который повыше, кивая на коротышку с огромными усами. – Он метает ножи и никогда не промахивается.

– Я тоже не промахиваюсь из пистолета, – с этими словами я скосил глаза вниз. Высокий проследил мой взгляд и увидел недобро на него поглядывающие четыре ствола пеппербокса.

– Так что вы от меня хотели, голодранцы? – спросил я.

– Мы прощения просим, – заизвинялся Хосе. – Мы же думали, что если гринго, да так нахально разъезжает, то лайми.

– Вы уже два раза меня оскорбили, – заметил я. – Для заурядных бандитов это чересчур.

– Мы не бандиты, – оскорбился Хосе. – Мы из партизанского отряда Рауля Карлоса Ромеро Торо!

В этот момент он получил удар локтем под рёбра от своего худого напарника.

– Вас-то я и искал, ребята! – улыбнулся я. И, глядя на насторожившиеся лица герильерос, добавил: – передать привет от Калифорнийского Лиса.

Укрытие партизаны выбрали себе весьма удачно. В заросших лесом холмах можно было незаметно укрыть целую армию.

Рауль Ромеро, так он попросил себя называть, был довольно крупный мужчина со значительной примесью индейской крови, хоть по отцу и вёл свою родословную от конкистадоров, прибывших с Кортесом осваивать Новый Свет. Происхождения самого благородного, но тотальное безденежье было бичом его рода на протяжении нескольких столетий. И вот наконец Раулю удалось, отслужив какое-то время в испанской армии, скопить на небольшое поместье, когда явились англичане. Нет, его не выкидывали из дома – просто обложили такими налогами, что ему ничего не оставалось делать, как собрать своих друзей и работавших на его земле крестьян, вооружить и уйти в леса партизанить.

– Политика англичан в том, что они, заигрывая с аристократией, уничтожают мелких землевладельцев вроде меня, – сказал он мне после того, как мы познакомились. – Освобождают место для своих поселенцев. Что все эти доны из Анхелеса и Сан-Хосе? Теперь я понимаю, что чувствовали индейцы в те годы, когда мои предки колонизировали Мексику.

– Да, это тяжело понять, пока не испытаешь на собственной шкуре, – вздохнул я. – Но какая у вас цель?

– Я веду войну на севере. Я хотел бы связаться с Висенте Герреро. Может он как-то сможет нас поддержать. И когда он справится с испанцами на юге, то сможет поддержать нас здесь, очистить Верхнюю Калифорнию от британцев и создать новую страну.

– Герреро в Оахаке, – заметил я. – Далековато. Есть люди и поближе. Гораздо ближе.

– Ты имеешь в виду Калифорнийского Лиса?

– Не только его. Он действует не один, а в составе целого повстанческого движения.

– Русские?

Я кивнул.

Рауль Ромеро встал и прошёлся по поляне. Он молчал, раздумывая.

– Ладно, – сказал он. – В конце концов, я могу просто приехать и посмотреть. А уже потом с товарищами решить, присоединимся мы к вам или предпочтём сражаться за освобождение Верхней Калифорнии сами по себе. В любом случае, пока лайми топчут эту благословенную землю, между нами не может быть вражды.

На этом мы и попрощались. Что ж, задание Рылеева я выполнил – контакт с местными герильерос установил, а дальше зависит уже от него, Резанова и де ла Веги.

Глава 5 (XIX век)

Калифорнийская амазонка

Новая Вологда, 1819 год

Многие считают, что я познакомился с Анной на балу в доме Резанова. Сложно их разубедить, тем более что я действительно познакомился с ней в поместье графа. Но только не на балу, вечером, а днём, на совещании, на которое меня позвал Рылеев.

Я, честно говоря, даже не сразу и заметил её. Большая комната была наполнена самыми разными людьми. Естественно, были Резанов и Рылеев. Присутствовал и прибывший ночью де ла Вега, но не было Эммы. Они с Диего отправились в разное время и разными дорогами, чтобы не привлекать внимания. Больше никого из присутствующих в комнате я не знал, но мне их представили. Там был и знаменитый купец из Ясенева Перевала – Лев Камаев, который сейчас вынужденно жил на территории Российской Империи на Аляске.

Было ещё немало людей, все те, кто вёли активное сопротивление англичанам на протяжении последних восьми лет. Помимо Диего, испанцев представляли Рауль Карлос Ромеро Торо, за которым я специально съездил второй раз, и Анхель Кристиан Карраско Ривера, друг Диего из Монтерея. Был Патрик Флэтли, лидер небольшой ирландской общины, основавшей поселение Новый Слайго на том месте, где в моём мире были залив Гумбольдта и город Юрика. Ирландцев в Калифорнии было не так много, но зато они были везде, где были англичане, а значит, создавали идеальную шпионскую сеть.

И среди этих людей стояла Аня. Её называли калифорнийской амазонкой, и Анне было тогда всего шестнадцать лет, но всю свою сознательную жизнь она посвятила борьбе против оккупации. Я даже не сразу понял, что это та, о которой с восхищением отзывался Диего, и про которую с блеском в глазах мне рассказывала Совушка. У Ани было милое, почти детское лицо, усыпанное веснушками, с которого редко сходила искренняя улыбка, зелёные глаза смотрели на всех открыто и доброжелательно, а завершал картинку вздёрнутый носик. Несмотря на всё это, выглядела она весьма воинственно и решительно. У меня сработала очень странная ассоциация:

– А кто этот отважный тигрёнок?

Напряжение пропало в один момент, так как все присутствующие рассмеялись, а "отважный тигрёнок" смеялась громче всех.

– Это та самая Анна, про которую я тебе рассказывал, – со смехом сказал Диего. – Сегодня вечером пообщаетесь на балу, а завтра жду вас обоих на тренировке.

Я уже и не вспомню в подробностях, что там происходило: кто какие речи произносил, о чём спорили. В основном спор шёл о том, присоединиться ли к Российской или Испанской империи, а то и поддержать войну за независимость в Мексике и войти уже в состав новой страны. Удивительно, но предложение присоединиться к североамериканским штатам почему-то никто не высказал.

Все жарко спорили, но только четыре человека не принимали участие в ожесточённой дискуссии: Резанов, Рылеев, я и Анна. И если первые двое просто ждали, когда наконец спорщики угомонятся, чтобы высказать своё мнение, то мы с тигрёнком просто переглядывались. Наконец она приблизилась ко мне и шепнула – "А что ты думаешь, нам надо делать, скажи".

И я сказал. Не думаю, что моя речь была судьбоносной. Что-то подобное обязательно сказали бы два русских дворянина, но... настойчивые и доверчивые глаза Ани как будто толкнули меня сказать проникновенную речь:

– Друзья! Я думаю, бессмысленно выбирать между империями! Довольно с нас и британцев! А остальные... у них весь интерес в Старом Свете, мы для них только территория, откуда можно выкачивать ресурсы. Их интересуют наши проблемы? Император Александр I и император Фердинанд VII (здесь я, конечно, немного передёрнул) запросто отказались от нас. Мы им просто не нужны!