Текст книги "Братство Трилистника (СИ)"

Автор книги: Виктор Козырев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Annotation

Роман в жанре альтернативной истории. В конце XX века, ученик калифорнийский школы неожиданно находит первую часть воспоминаний своего дальнего предка, сражавшегося за освобождение страны. Дальнейшие поиски старых записок открывают перед главным героем и его друзьями совершенно необычную страницу войны за независимость Калифорнии.

Козырев Виктор Алексеевич

Пролог

Авансцена Первая. XX век

Часть 1.

Глава 1.

Глава 2 (XIX век)

Глава 3 (XIX век)

Глава 4 (XIX век)

Глава 5 (XIX век)

Глава 6 (XIX век)

Глава 7 (XIX век)

Глава 8 (XIX век)

Авансцена Вторая XX век.

Часть 2

Глава 1 (XIX век)

Глава 2 (XIX век)

Глава 3 (XIX век)

Интермедия N1 (XVIII век)

Глава 4 (XIX век)

Глава 5 (XIX век)

Глава 6 (XIX век)

Глава 7 (XIX век)

Глава 8 (XIX век)

Глава 9 (XIX век)

Авансцена Третья. XX век

Авансцена Четвёртая. XX век

Часть 3

Глава 1 (XIX век)

Глава 2 (XIX век)

Глава 3 (XIX век)

Глава 3 (XIX век)

Глава 4 (XIX век)

Глава 5 (XIX век)

Глава 6 (XIX век)

Интермедия N2 (XIX век)

Глава 7 (XIX век)

Глава 8 (XIX век)

Глава 9 (XIX век)

Авансцена Пятая. XX век

Авансцена Шестая. XX век

Часть 4

Глава 1 (XIX век)

Глава 2 (XIX век)

Глава 3 (XIX век)

Глава 4 (XIX век)

Интермедия N3 (XIX век)

Глава 5 (XIX век)

Глава 6 (XX век)

Глава 7 (XX век)

Эпилог XIX века

Эпилог XX века

Козырев Виктор Алексеевич

Братство Трилистника

Пролог

Посвящается Анастасии «Лютику» Мажириной, замечательной девушке, ставшей прототипом Анны Камаевой и покинувшей нас так рано.

Вне времени

Сейчас, спустя много лет, когда в разгаре XXI век, а в реальность воплотились самые смелые фантазии конца XX века, я немного путаюсь, с чего началась история Братства Трилистника. Кто-то считает, что всё началось тогда, когда в Братство пришла Настя и своей энергией разбудила наше дремлющее сообщество...

Есть мнение, что история началась с меня в 1998 году, когда я узнал, что, родившись в Ясеневом Перевале, я автоматически стал гражданином Калифорнийской республики. И что та наша калифорнийская родственница, к которой мои родители ездили ещё в советское время, умерла, что было ожидаемо, ибо старушка уже давно разменяла восьмой десяток, но что оказалось неожиданным, так это то, что своё состояние, а оно было приличным, она оставила мне.

Честно говоря, подобное начало попахивает дешёвым бульварным романом середины XX века, но иногда реальность преподносит и не такие сюрпризы.

Но есть ещё одно мнение, что на самом деле всё началось в XIX веке, когда на оккупированное британцами Побережье свалился некий Влад Ясенев. Не сказать, что он был таким уж и важным звеном в войне за независимость Калифорнии... Но, тем не менее, тем не менее, это важный человек нашей истории. Когда я говорю "наша история", то я имею в виду не историю Республики, в которой он оставил противоречивый след. Нет. Я имею в виду историю дружбы небольшой группы детей, которые внезапно оказались соединены древней тайной.

Так что, пожалуй, я начну с двух историй (своей и Владислава Ясенева), которые идут параллельно, но иногда пересекаются очень странным образом, несмотря на то, что между ними временной разрыв почти в полторы сотни лет.

Авансцена Первая. XX век

Внезапное наследство

Ясенев Перевал, 1998 год

– То есть это был его внук? – уточнил я.

– Да, хотя у него и была другая фамилия, – ответил мне стареющий высокий мужчина. Его тёмно-русые волосы слегка тронула седина. Лицо было волевым, а в карих глазах светился ум, но взгляд был немного высокомерен. – Первый брак его дочери был неудачен. Это сама по себе тёмная история, семейная тайна, которую не разглашали. Однако факт в том, что сын его дочери от первого брака оказался не нужен ни отцу, ни матери. Тогда Владислав Павлович взял его к себе на воспитание. Он и вырос в поместье Ясенева в Камаевске.

– Вроде бы тогда он так не назывался?

– И даже не был городом. На одном берегу реки была торговая фактория Камаевых, на другом – безымянный посёлок мастеровых, а в стороне, ближе к Светлому озеру, стояло поместье Ясенева и основанная им Озёрная школа. Была ещё крепость N6, которую в поместье неофициально называли Рылеевской крепостью. Владислав Ясенев иронизировал, конечно. Кондратий Рылеев, на втором сроке своего президентства, подписал указа об основании цепи крепостей, по условной границе Республики. Они были знакомы до войны, твой предок знал в молодости Кондратий баловался стихами, хотел прославиться как поэт. И по мнению Ясенева, Рылеев должен был проявить чуть больше фантазии, поэт как-никак.

– Так что там с моими предками?

– Ах, да. Извините, молодой человек, за этот исторический экскурс. Сам я преподаватель истории, а уж историю здешних мест знаю досконально и иногда увлекаюсь. Так вот, его внука звали Олег Сеславин. Какое отношение наши Сеславины имеют к героям войны 1812 года, я не знаю. Он был воспитан своим дедом и получил в наследство эту школу, которой и управлял до своей смерти в 1920 году. Потом ей 16 лет руководил его сын, твой прапрадед, а вот твой прадед... Сергей Арсеньевич Сеславин... Во время революции он уехал в Россию, сменил фамилию на Гордеева, вступил в компартию, был красным командиром. В Республику он вернулся только зимой 1925 года. В Советском Союзе он имитировал свою смерть, а на самом деле был направлен сюда Центральным Комитетом для создания Коммунистической Партии Калифорнии. Не буду вдаваться в суть интриг того времени: нам надо торопиться. Скажу только, что некоторые историки считают, что отправило его сюда не ЦК, а ЧК. Это из-за мнимой смерти в 25-м году. В СССР у него осталась семья, о которой никто не знал долгое время. Больше он так и не женился, да и детей у него не было. Школой практически не занимался, участвуя в политической жизни страны, так что после смерти его отца, твоего прапрадеда, школой занялась сестра Сергея Арсеньевича – Марина Арсеньевна. При ней школа достигла настоящего процветания и вошла в "Золотую десятку" школ Побережья.

– А потом она нашла мою маму и сумела затащить её в республику, когда та была беременна мной. Да, я десятки раз слышал эту историю.

– Перед смертью твой прадед рассказал сестре о семье, что у него осталась в СССР. И где-то с конца 60-х она развила бурную деятельность по розыску родственников.

Мой собеседник – Феодосий Аскольдович Гарюшкин, директор Озёрной школы. Той самой, которая досталась мне в наследство. Он вздыхает и отступает от портрета моего предка, Владислава Ясенева, на которого я очень похож внешне. Это, правда, если сделать поправку на возраст. Портрет был написан где-то в тридцатых годах прошлого века. На его лице оставили следы войн, в которых он принял участие, а глаза были грустны. На нём был мундир офицера калифорнийской армии и погоны полковника, которые он получил в тридцать два года.

– Это одна из самых противоречивых фигур нашей истории, – улыбается Гарюшкин. – Он много хорошего сделал для Калифорнии, но и его ошибки... Впрочем, он за них заплатил сполна.

– Ах, Федос, Федос, – раздался за нашими спинами старческий женский голос. – Тебе дай волю – загрузишь мальчика историей.

Мы обернулись. За нашими спинами появилась старушка. Несмотря на возраст, выглядела она очень и очень бодрой.

– Он с корабля сойти не успел, как ты его в музей утащил.

– Ну что вы, любезная Клеопатра Борисовна! – воскликнул Феодосий Аскольдович, я просто хотел занять его, пока не соберутся остальные члены правления. Показать портрет его предка...

Старушка только недовольно махнула рукой.

– Наслушается он ещё историй.

– Ох, – спохватился Гарюшкин. – Я не представил вас. Юноша, это лучшая подруга вашей родственницы, Клеопатра Борисовна Горчакова. А это Никита Александрович Климов, наследник.

Я, честно говоря, стоял дурак дураком, руки в карманах, не зная, что делать.

– Даме достаточно поцеловать ручку, – добавила старушка. – Некоторые целуют щёку, но не такой старой кошёлке, как я.

Я, смутившись ещё больше, поцеловал руку.

***

Собственно говоря, унылый вечер в самом пафосном ресторане Ясенева Перевала «Тихая жемчужина», на котором меня представляли правлению, спасла старушка Горчакова. Шесть незнакомых мужчин и женщин, входящих в правление компании «Сеславин – Образовательные Коммерческие Услуги», сокращённо «Сеславин О.К.У.», сначала порасспрашивали меня из вежливости об успехах в учёбе, интересах, а потом перешли к своим делам, обсуждая последние экономические новости, в которых я был не силён. Даже адвокат, Иосиф Себастьянович Арендт, который сопровождал меня из Рязани в Калифорнию и который представлял мои интересы в правлении, пока мне не исполнится полных восемнадцати лет, тоже переключился на финансовые разговоры.

Впрочем, оставался ещё Гарюшкин, который для начала прочёл мне нотацию.

– Помни, что хоть формально ты и владелец школы, но это ничего не значит: даже вступив в права наследства, ты получишь всего один голос в совете. Так что учить тебя мы будем, как всех остальных. Так же строго и эффективно. Наша школа, одна из самых старых школ Республики, входит в "Золотую десятку" школ, откуда учеников берут без экзаменов на второй курс в любой университет по выбору, и мы не делаем поблажек никому. И никогда не делали. Всех наследников учили очень строго, а твоего прадеда даже хотели исключить после одной его выходки. Так что лучше тебе не афишировать среди одноклассников то, что школа принадлежит тебе. Они захотят, чтобы ты воспользовался положением, но ты не сможешь. Единственной привилегией для тебя будет отдельная, правда очень маленькая, комната.

– А можно это будет как-то объяснить? – спросил я.

– Конечно, запросто. У нас по государственной программе прибыл один дополнительный ученик. Бюрократическая ошибка, но грант на обучение ему выделили, так что будем его учить.

Сказав это, он включился в разговор членов правления. Я остался предоставленным самому себе.

– Толку от их разговоров, – проворчала старушка. – Всё равно ничего умного уже не сделают. Вот покойная Мариночка, та знала, что надо делать, чтобы и школу сохранить, и не разориться. Впрочем, в ближайшие пять лет ничего не случится, а там уже и ты подрастёшь.

– Умная была женщина, – продолжала ворчать Клеопатра Борисовна. – Но вот саму себя перемудрила. Говорила я ей ещё в 91-м году, чтобы она всю твою семью перевезла сюда. Да, во времена Союза они сами переезжать не хотели, но в лихие времена развала страны они бы точно уехали. Как например мой папа в 1917 году. Он не был против советской власти, не участвовал в белогвардейском движении. Просто не мог смотреть на то, как исчезает Российская Империя, страна где он родился и вырос. Поэтому он собрал семью, сел на пароход и переехал сюда, где у него было небольшое предприятие. Впрочем, я опять отвлеклась. Словом, Мариночка думала, что дождётся, когда тебе пятнадцать годков исполнится, и ты приедешь учиться в Озёрную Школу. Не дождалась.

Клеопатра Борисовна достала из портсигара папиросу, вставила её в мундштук и закурила. Поймав мой недоумённый взгляд, сказала:

– А мне теперь уже всё можно. Мне уже на кладбище прогулы ставят. В общем, преставилась Мариночка, не дождавшись двух месяцев. Так и не успела рассказать некоторых секретов школы. Даже мне не доверила ничего, кроме этой древней шкатулки. Сказала, что сам разберёшься.

С этими словами Горчакова протянула мне шкатулку.

– Спрячь её. И показывай только самым близким друзьям.

Я кивнул. Тем временем члены правления решили, что они насытились, на меня поглядели, словом, необходимые ритуалы исполнили, пора и по домам. Меня вернули в гостиницу, где я дожидался утреннего поезда со своей будущей одноклассницей...

***

Полина Лисогор, так её звали. Она ехала из Украины, в пятнадцать лет она была хорошей художницей и получила грант на обучение. Как я позднее узнал, это было обычной практикой калифорнийского правительства последние пятьдесят лет. Их агенты разыскивали талантливых юношей и девушек и предлагали им обучение в «Золотой десятке», гарантированное трудоустройство после обучения и, соответственно, полное гражданство. Калифорния с момента обретения независимости довольно долго оставалась слабозаселённой страной и, в отличие от других стран, её проблемой была нехватка рабочих рук, а не безработица.

После распада СССР они переключились на страны бывшего союза, чьё население было им культурно ближе даже выходцев из Испании и Латинской Америки. Полина оказалась немного замкнутой девушкой, так что сошлись мы с ней не сразу. Чуть позже я расскажу историю знакомства, а пока я вернулся в гостиницу.

– Как там встреча с пафосными начальниками? – спросила девушка. Вообще казалось, что говорит она немного равнодушно, но надо было знать Полину. Если она что-то спросила, значит ей это интересно, иначе бы и не спрашивала.

– Скукота, как я и предполагал, – я присел рядом с ней на диванчик в холле гостиницы. Полина сидела напротив и делала небольшие наброски. – Правда, был один странный момент...

Я рассказал ей про старушку Горчакову и её загадочный подарок. Полина заинтересовалась и предложила пойти посмотреть в моём номере.

Запершись изнутри, мы с любопытством раскрыли шкатулку. Там был старый ключ, флакон с какой-то жидкостью, а также листки бумаги, исписанные красивым почерком.

– Что это? – спросила девушка, беря листы. На лежащем сверху листе было выведено: "Подлинная история жизни Владислава Ясенева, участника войны за независимость Республики Побережья".

– Ого! – сказала Полина, заинтересовано беря в руки листки бумаги. – Почитаем?

– Конечно, – ответил я. – Ты ещё спрашиваешь!

Часть 1.

Предвестники бури

Точно так же, как человек не будет заботиться о жизни в другом теле, кроме его собственного, так и нации не любят жить под господством других наций, как бы благородны и велики они ни были. Махатма Ганди

Глава 1.

(XIX век)

Est nobis voluisse satis

Анхелес, 1819 год

Известная шутка: если боги хотят наказать кого-то, они исполняют его желание. С этим поспорить сложно. Особенно если боги выполнили твоё желание, а потом усмехнулись и сказали: «Дальше, дружок, давай сам выкручивайся.» Не могу сказать, наказали они меня так или посмеялись, или просто поэкспериментировали. Но я пришёл к неким силам, озвучил своё желание, и они его исполнили. Им вообще не сложно это было, а наоборот интересно. И, как мне кажется, они даже ставки сделали на то, сколько я там продержусь. Но лично мне на это было наплевать. А знаете почему? Потому что мой мир достал меня своей простотой, вот дальше некуда. Научно-технический прогресс – вещь, конечно, хорошая и занимательная, но вот всякий бред уже был просто невыносим. Хотелось нормальных, не наигранных, отношений и каких-то реальных ощущений.

Душа моя жаждала вестерна. Чтобы было начало XIX века... Пистолеты, шпаги, погони, дуэли. В общем, в духе Зорро, но только чтобы вся эта прелесть была на русском языке. Честно говоря, думал, озадачу я эти сущности, но не вышло: махнули рукой в направлении некоей светящейся двери и сказали, чтобы шёл, не сомневался: всё будет.

И действительно, не обманули ведь, сволочи! Всё было в комплекте: Дикий Запад, но пока говорящий на русском языке и немного на испанском. В этом мире просто процесс колонизации Северной Америки русскими начался гораздо раньше, чем у нас, ещё во времена заката Новгородской Республики. Часть новгородцев, не приемлющих власть Московии, ушла через некий "тёплый" проход в Северном Ледовитом океане в поисках новой земли, подальше от недружелюбного соседа. Впоследствии народ бежал в Смуту, бежали старообрядцы, а потом проход взял и закрылся. И именно в поисках этого прохода и кружил между двумя материками Витус Беринг, когда наткнулся на корабли поселенцев. Впрочем, я не буду вас утомлять подробностями, благо здесь их знает каждый, кому это интересно. Скажу только, что русские к началу XIX века плотно освоили Северную Америку: Аляску, само собой, часть того, что у нас называлось Британской Колумбией, Орегон и немного Калифорнию. Но, как это обычно в России случается, все народные достижения правительство проваливает с большим удовольствием. Так и сложилось в этом мире, когда я сюда прибыл. Российская Империя потеряла все свои североамериканские владения, кроме Аляски. Очень быстро, шустро и лихо. Мы же ещё и виноваты оказались. Отобрали, как ты должен помнить из уроков истории, мой любознательный читатель, естественно, британцы. Так только они могут, да больше и некому было в то время. Потом ещё у Испании прихватили кусок Верхней Калифорнии. В общем, мутная это история, кто хочет, пускай копается в архивах. Я же рассказываю свою историю войны за независимость Калифорнийской республики.

***

Итак, я оказался в Калифорнии в 1819 году. Была ранняя весна, и было жарко, а я находился на территории испанского поселения, которое называли Анхелес. Вернее, у него было длинное, строчки на две, имя, но англичане – народ практичный, они посчитали, что одного слова достаточно. Поэтому город и получил такое название. И значение этого города самое что ни на есть стратегическое. Здесь базируется тихоокеанский военный флот Британской империи.

Да и британцы уже несколько лет ведут партизанскую войну с русскими, испанцами и индейцами до кучи. Змеиный клубок противоречий, в котором запутались даже сами англичане. Но было два чётких правила: русские не могли появляться в Анхелесе иначе как в кандалах и, соответственно, испанцы не могли того же в Ясеневом Перевале – самом крупном русском городе на Побережье. Естественно, неофициально. Британцы в этих вопросах очень щепетильны.

Тогда ещё это не было одной страной, это была оккупированная территория, на которой британцы пытались натравить на русских испанцев и наоборот. В этом они не преуспели. Их ненавидело даже местное дворянство, хотя и тщательно скрывало это. Но, к сожалению, я всё это узнал позже. А пока я, ещё безымянный, стою на улице небольшого городка Анхелес, без оружия, хотя и в одежде, что утешение слабое. И самая главная глупость, которую я сделал, – обратился к первым попавшимся людям по-русски. Правда, поняв, что это англичане, перешёл на их язык, но было уже поздно, да и ярко выраженный акцент говорил сам за себя.

Да и кто мне мог попасться из англичан, кроме солдат Его Величества? Чисто теоретически, ещё офицеры. Но мне и этих хватило. Особенно того здоровяка, что сразу достал саблю и, приставив к горлу, приказал следовать за ним.

Парень был простой, как не знаю кто. Он даже не попытался выманить с меня взятку, хотя всё равно у меня её не было. Его приятель, который отдыхал в кабаке поблизости, ему очень сильно на это намекал. Но тот намёка не понял, как будто вообще по-английски не разговаривал. Впрочем, всё равно с меня взять было нечего, кроме штанов. Так что это парочка меня отконвоировала в комендатуру, сдав на руки офицеру. Тот, естественно, посмотрел на меня как баран на новые ворота, выслушал мои невнятные объяснения в духе "плыли на Аляску, а потом раз – шторм – и вот я тут", подумал и приказал отвести меня в гарнизонную тюрьму до выяснения: не его это ума дело, пусть Элфистон или Шербрук с этим разбираются.

Надо сказать, что я вообще ничего не понимал. Но вот в тюрьме мне объяснили, благо сокамерник мне попался правильный и, что самое важное, русский. Сокамерник. Звали его Иван Кусков, и брошен в тюрьму британцами он был как пират, каковым он не являлся, ибо не грабил торговые суда, а просто возил калифорнийским повстанцам оружие и боеприпасы. В один не очень прекрасный день его корабль попал в сильный шторм, сбился с курса, чудом не затонул, но вместо этого вышел прямо на англичан. Достойный бой дать было нереально, поэтому Кусков предпочёл сдаться под обещание, что остальной экипаж не будут задерживать и чинить препятствий для возвращения на Родину. Всё-таки излишне демонизировать британцев не стоит, во флоте служили вполне достойные офицеры, так что, действительно, экипаж был отправлен на Аляску, что лично проконтролировал адмирал Джордж Элфистон, барон Кейт. Однако самого Кускова никто даже и не подумал отпускать. Англичане его регулярно допрашивали, но пока ничего не добились. Да и не добьются. Железный старик, надо вам сказать! Это британцы поняли, а в тюрьме держали его уже из упрямства.

Именно в тюрьме от капитана Ивана Кускова я и узнал всю предысторию этого места. Кстати, в моём мире он тоже оставил свой след, но, увы мне, я не помнил, чем он известен.

Капитан рассказал мне о городе Ясеневе Перевале, неофициальной столице русскоязычного населения Побережья, о Новой Вологде, играющей важную роль, потому как до захвата англичанами именно это поселение, основанное крепостными крестьянами Вологодской губернии, кормило Аляску.

Он мог бы рассказать мне гораздо больше, но капитан не особенно доверял мне, потому что я не мог внятно ему объяснить, кто я такой и откуда здесь взялся.

Отговорился невнятной историей, что я бастард какого-то знатного рода и не могу об этом рассказывать. В принципе это смотрелось правдоподобно, но вот почему я больше вообще ничего не могу рассказать, уже настораживало. И не только его одного.

Кускова в его заключении навещала некая молодая англичанка, утверждавшая, что некогда её отец знал русского капитана и, узнав о его бедственном положении, он, конечно, будучи патриотом, не смел просить Его Величество, а также военного губернатора Побережья об освобождении, но просил облегчить пребывание столь достойного человека в тюремной камере. К просьбе, обращённой, впрочем, не к королю и губернатору, а к начальнику тюрьмы, прилагался увесистый кошель. Так что сухопарый полковник Джон Локхид, на которого были возложены эти обязанности, как джентльмен не посчитал себя вправе отказать в столь пустячной просьбе другому джентльмену. Так что молодая дама навещала старого капитана раз-два в месяц, принося ему еду и новости, которыми Кусков затем делился со мной. Правда, далеко не всеми новостями, но мне была интересна даже та малость, которая проникала сюда сквозь тюремную решётку.

И получилось так, что мечта сбылась весьма оригинальным образом. Да, я был в XIX веке, практически на Диком Западе, но вместо погонь и скачек оказался в тюрьме... Впрочём, всё ведь только начиналось.

Глава 2 (XIX век)

Калифорнийский Лис

Анхелес, 1819 год

Именно в английской гарнизонной тюрьме я и обрёл своё имя, под которым вошёл в историю этого мира. Слушая рассказы капитана об освоении Побережья, я сказал, что зовут меня Владислав, а фамилию я назвать не могу. Потому как знатный род, увы. Поэтому буду Ясеневым. По названию самого крупного русского города. И прошло немало времени, прежде чем капитан Кусков поверил мне. Хотя нет, кого я обманываю, он и не поверил до конца – нужна была проверка, и она вскоре состоялась. Как я уже упоминал, его навещала некая англичанка, которую звали Эмма Хэдли, чья биография была не менее тёмной, чем моя. Что наводило на некоторые подозрения.

От неё мы узнали, что мятежники, рассеянные от Аляски до Нижней Калифорнии, в которую здесь попал Сан-Диего, не прекратили свою борьбу, а продолжают изматывать англичан набегами. Партизанская тактика русских и испанцев, так радовавшая корону во время наполеоновских войн, сильно раздражала их здесь и сейчас. Также Эмма рассказывала о некоем Калифорнийском Лисе, загадочном воине, мастерски владеющим шпагой. Он, закрывая лицо чёрной маской, в Анхелесе и окрестностях отравляет англичанам жизнь: то сожжёт здание, в котором хранятся долговые расписки местных крестьян, то освободит пойманных мятежников, которых солдаты гонят на каторжные работы.

Услыхав про него, я подумал, что потихоньку схожу с ума. Потому что этот благородный разбойник никогда не был исторической личностью, а целиком и полностью являлся вымыслом американского писателя.

В один из тех прекрасных дней, когда комендант тюрьмы Джон Локхид уезжал на север по своим делам, мы сидели у зарешёченного окна и спокойно беседовали о войнах, истории Побережья и делились своими взглядами на партизанскую войну. Я горячился, спорил и что-то доказывал, периодически сбиваясь, чтобы не начать приводить примеры из XX века.

– И знаете, в чём ваша проблема? – выдал я как-то в запале Кускову. – У вас нет цели. Конечной цели мятежа и войны против англичан. Поверьте, как только они добавят к кнуту пряник, ситуация сильно изменится. Те, кто ненавидят британцев сейчас, увидев, что с ними можно договориться, перестанут поддерживать партизан: дворянство, которому начнут давать, а не отбирать земли, купцы, которым снизят пошлины. Вот и всё. Буквально через день мятежники лишатся финансовой поддержки.

Я ненадолго замолчал, переводя дыхание.

– Так скажите мне, чего вы добиваетесь?

– Чего добиваюсь я? – улыбнувшись, переспросил старик. – Я хочу всего-навсего выбраться из этого каменного мешка...

– Бросьте ваши шуточки! Как будто вы, именно вы, капитан Иван Александрович Кусков, человек, который вместе с графом Резановым заложил камни в основании Форт-Росса, не имеете никакого отношения к повстанцам и не поддерживаете с ними связь. Извините, но я вам не поверю.

– Это да... вы очень проницательны, мой юный друг – капитан уставился в небольшое окно, глянув на столь близкую и столь недостижимую свободу. – Что же. Я думаю, ничего страшного не будет, если вы узнаете о том, что по всему Побережью готовится крупномасштабное восстание против британцев...

– Вы уже не боитесь выдавать мне такую важную информацию? Вдруг я всё-таки подсажен англичанами в вашу камеру специально?

– А вы ничего сделать уже не успеете, – Кусков был странно безмятежен. Его взгляд застыл где-то там, где за грязными улочками Анхелеса бился о берега Тихий океан.

– Что вы имеете в виду... – начал я, но тут дверь в камеру отворилась. Я резко обернулся. На пороге стояла женщина. Та самая англичанка, которая навещала старого капитана.

Я не успел вымолвить и слова, как капитан уже схватил меня за руки. Женщина подошла ко мне, и её тонкая и изящная рука сдавила мою шею. Потом, зафиксировав мою голову, не обращая внимания на хрип, она взглянула мне прямо в глаза. Я застыл как будто загипнотизированный, а она вглядывалась в меня вертикальными зрачками. На миг мне показалось, что вся моя жизнь проносится в мозгу. Но это был только небольшой миг. Рука, сдавливавшая мне горло, ослабла, глаза Эммы стали нормальными. Я закашлялся, и капитан выпустил меня. Упав на пол, я продолжал кашлять. Краем уха я слышал разговор между Иваном Кусковым и этой странной женщиной.

– Его история – ложь от первого до последнего слова. Но он не английский шпион. Он абсолютно точно с нами, – бросила она резко и отрывисто.

– Послушай, девочка, – пробормотал Кусков. – Я не понимаю твоих ведьмовских штучек, и что ты там хитришь, но...

– Просто пойми, Иван, – она сказала "Иван", а не "Айвен", как бы произнёс любой англичанин. Да и по-русски она говорила очень хорошо и даже лучше, чем я на русском языке той эпохи. – Да, он выдумал свою историю. Но у него есть оправдание. Скажи он правду – ты бы ему не поверил. И никто бы не поверил. Все бы подумали, что он просто сошёл с ума, и записали бы в дурачки.

– А тебя ведь это не устраивает, – она уже обратилась ко мне. – Ты не за этим сюда пришёл, так?

При этих словах по моей спине пробежал холодок. И хоть говорить я по-прежнему не мог, я согласно кивнул.

– Вот видишь. Он нам поможет.

– Да куда я денусь, – прохрипел я с пола.

– Так что, Иван, будем действовать по твоему плану. Хотя мы с Диего по-прежнему считаем, что бежать должен ты. А его мы вытащим потом, когда всё успокоится.

– Ты знаешь, девочка, что я уже стар, а тюрьма ещё и подкосила моё здоровье. Я уже не могу бежать быстро, да и вообще велика вероятность, что не дойду.

– Мы можем сопровождать тебя.

– Нет. Эмма, не говори глупостей. Это больший риск, чем довериться незнакомцу. Моё лицо слишком известно, а ты, Эмма, и так под подозрением. Да и дон де ла Вега не сможет так долго отсутствовать в Анхелесе, не вызывая подозрений.

– Погодите, – я, наконец, поднялся на ноги. – Вы говорите о Диего де ла Веге, сыне Алехандро де ла Веги?

Эмма хищно улыбнулась. В её глазах заблестело некоторое понимание.

– Мы поговорим о нём и о том, что ты знаешь о Диего, немного позже. Пока же готовься к побегу, раз Иван так настаивает, чтобы бежал ты.

С этими словами госпожа Хэдли скрылась за дверью. После всех этих разговоров мне показалось, что она просто растворилась в воздухе, хотя, конечно, это было не так. Просто тёмно-зелёное платье удачно скрывало эту странную женщину в тенях тюремных застенков. Её материалистический уход был подтверждён звоном золотых монет за дверью, которые перекочевали в карман охранника, после чего засов на двери лязгнул.

***

Как оказалось, желание заговорщиков вытащить из тюрьмы Ивана Кускова имело весьма веские причины. Он держал в своей голове расположение наиболее удобных бухт для заходов кораблей, а также места, где находились тайные склады с оружием, боеприпасами и всем, что было необходимо для ведения настоящей войны против господства британской короны на побережье. Узнав то количество информации, что мне надлежало запомнить, я испугался и уже сам предложил капитану сбежать, опасаясь, что подведу мятежников, не запомнив весь объём столь важной информации.

Однако сам Кусков проигнорировал мои страхи и просто вколотил мне в голову то, что требовалось запомнить и передать лично Кондратию Рылееву. Да, поэт и декабрист, Кондратий Рылеев в настоящее время проживал на Аляске, занимаясь делами Русско-Американской Компании и в то же время подогревая мятеж на оккупированных землях.

Наконец убедившись в том, что я запомнил всё точно, он вернулся к прерванному появлением Эммы разговору.

– Всё равно сегодня спать не стоит, – сказал он, продолжая смотреть в окно, где уже догорал закат. – Поговорим чуточку, пока есть время. Мы остановились на том, что восстание не имеет перспектив, потому что нет понятной цели.

– Да, – ответил я. – И вот в этом главное проблема. Население недовольно британцами. Но рано или поздно каждый задаст себе вопрос: – а что будет после того, как мы их прогоним? Присоединимся к Российской Империи? Не вариант после выходки царя Александра. Испанская Империя? Она трещит по швам и уже практически не контролирует колонии, в частности Новую Испанию. Достаточно одного сбежавшего со службы офицера, как владения испанской короны станут новой страной.

В этом месте мне пришлось прикусить язык. Совершенно незачем всем и каждому демонстрировать своё знание будущего.