Текст книги "Переписка Виктора Сосноры с Лилей Брик"

Автор книги: Виктор Соснора

Соавторы: Лиля Брик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

48

7. 2. 70

Дорогая Лиля Юрьевна!

Все Ваши письма получил. Спасибо за заботы. Спасибо Кирсанову, что все-таки взялся. Я послал Вам «Пьяных ангелов». Получили ли? Послал и Слуцкому.

А «Кругозор» давно мне прислал премию. Но я ничего не писал, потому что не понял за что: уж очень странная премия – 62 рубля.

Ничего у меня нигде не идет. Но это так не ново.

Мне написала ассистентка Клода, что он собирается выслать еще приглашение. Зачем? К чему? Ведь, как это было объяснено, не отпустили меня не потому, что это я, а потому что – к нему. Вы говорили, что письмо к нему возвратилось. Что, он сменил адрес? Да, в общем-то, писать Клоду не о чем.

Моя писанина сейчас – опять об эллинах. Пишу «Исповедь Дедала»[162]162
  Небольшая поэма «Исповедь Дедала» опубликована с посвящением М. Кулакову в сборнике Сосноры «Аист» (Л., 1972).


[Закрыть] – поэму на сей раз вклассических шестистишиях. Ведь вся легенда о Дедале лжива, он не был никаким художником, он был всего лишь заурядным механиком, а художника настоящего, своего ученика и племянника Тала, – Дедал убил, столкнул со скалы. Прямо надо сказать, занимаюсь актуальнейшими сюжетами.

Выступать – не дают. Да и не хочу, но – деньги!

Как видите, перечень моих удач достаточно постоянен и незыблем. Ну да ладно. Кулаков начал заниматься какой-то японской борьбой, ничего, здоровенький еще. Это после «христианства»-то.

Да, совсем на днях Игорь Димент[163]163
  Игорь Абрамович Димент (1939–1998) – театральный художник, известностью пользовалась его совместная с Борисом Панизовским постановка в театре «Эрмитаж» пьесы Альфреда де Мюссе «Фантазио» (1969). С 1975 г. жил в США, недолгое время работал в Голливуде, покончил с собой в Бостоне.


[Закрыть] (он оформлял «Мистерию-буфф» Фоменко[164]164
  Петр Наумович Фоменко (род. в 1932 г.) – режиссер, в 1967 г. поставил в театре им. Ленсовета «Новую Мистерию-буфф». Спектакль был запрещен еще до премьеры.


[Закрыть]) передал мне Вашу записочку, чтобы я дал почитать ему «Воспоминания». Дам. Что-то он еще импровизировал. Но Димент, при всех его наипрекраснейших свойствах, – страшный фантазер, мягко говоря. Фантазии на границе с враньем. Или просто вранье – на это он крупный мастер.

Будьте здоровы, дорогая Лиля Юрьевна! Обнимаем Вас и Василия Абгаровича!

Ваш – В. Соснора

49

13. 2. 70

Дорогой наш Виктор Александрович!

Спасибо за «Пьяного Ангела» и за «Хутор». Читаю и читаю. «Ангела» читала Василию Абгаровичу вслух. Это великие стихи. Вася хочет сам написать Вам об этом.

Клоду, оказывается, нельзя писать «заказным», оттого что он мало бывает дома, а непременно должен расписаться. Это мне объяснила Эльза. Если считается бесполезным вторичное приглашение, напишите Клоду об этом.

Смотрели у Любимова премьеру Андреевой пьесы «Берегите ваши лица».[165]165
  Премьера спектакля Юрия Любимова по стихам Андрея Вознесенского состоялась в Театре на Таганке 10 февраля 1970 г. Постановка сразу же была запрещена – преимущественно из-за включенной в нее и впервые публично исполненной песни Владимира Высоцкого «Охота на волков»,


[Закрыть] Это – эстрада. Монтаж. Был большой успех, но, вероятно, тем дело и ограничится, так как ближайшие, уже проданные спектакли уже отменены и заменены другими, хотя и Андрей и Любимов согласны на любые купюры.

Андрея никогда не видим. Он живет в Переделкине. За кулисы мы не пошли: поулыбались друг другу со сцены и обратно. Обо всех происшествиях нам звонит из Переделкина Зоя.[166]166
  Зоя Борисовна Богуславская (род. в 1929) – писательница, общественный деятель, жена А. А. Вознесенского.


[Закрыть]

Майя[167]167
  Майя Михайловна Плисецкая (род. в 1925) – прима-балерина Большого театра в Москве.


[Закрыть] повредила ногу, и ей пришлось отказаться от двух творческих вечеров в Париже. Сейчас ей много лучше, и в июле она летит в Австралию. Слушали ораторию Щедрина[168]168
  Родион Константинович Щедрин (род. в 1932) – композитор. Упоминаемая оратория – «Ленин в сердце народном» (1969).


[Закрыть]: большой оркестр и хор и три солиста – на воспоминания о Ленине. Проза. Успех был огромный. Уж очень небанально и трогательно. Талантливый он музыкант и умный.

Приехала на год, писать диссертацию, очень хорошенькая ученица Клода. Еще ни о чем не поговорили. Придет к нам на днях. Видели ее только

в театре. (Взяли ее с собой к Любимову.)

Как здоровье? Что говорят врачи?

Вася пишет и пишет…

Крепко обнимаю вас обоих.

Лиля

Стихи! Замечательные! Удивительные!! Обнимаю Вас!

50

20. 2. 70

Дорогая Лиля Юрьевна!

Вот какое у меня внезапное дело.

В Ленинграде полгода как начал выходить «молодежный» журнал «Аврора». Ребята там пока очень энтузиасты.

И у меня блеснула такая мысль: что, если дать им для публикации Ваши «Воспоминания»? Я еще ничего им не говорил и без Вашего ведома не скажу. Не убежден и в том, что получится. Но журнал совсем новенький, пристальности к нему нет, – авось! Напишите, пожалуйста, как вы относитесь к этому, а тогда я скажу им, а они напишут Вам или позвонят.

Сижу, занимаюсь, древними эллинами (как будто есть «новые»!).

Новостей никаких. Обещают телефон, но уже обещают третий год.

Будьте здоровы!

Обнимаем Вас и Василия Абгаровича!

Ваш В. Соснора

51

27. 2. 70

Дорогой Виктор Александрович!

Мои воспоминания никуда не давайте. Даже если бы это было возможно, я не хочу их печатать.

Как здоровье?

Ничего не знаю о древних эллинах и с нетерпением жду Вашего отношения к ним.

В Москве сейчас (приехала на год. Пишет диссертацию о Платонове) прелестная ученица Клода.

Мы живы и пока существуем на остатки от «Анны Карениной». Скоро в Переделкино. Как промчался этот год!

Был в Москве редактор журнала итальянского «Карта сегрета».[169]169
  Не совсем правильное (в единственном числе) название римского ежеквартального журнала литературы и искусства «Carte segrete» («Секретные карты»), основанного в 1967 г. В 1970–1972 гг. его редактором был Массимо Рипозати.


[Закрыть] У меня только три первых номера, а их, оказывается, вышло двенадцать. В одном из них есть Ваши стихи. Обещал прислать. Дала ему «Всадников».

Вчера был у нас грустный Андрей: его пьеса не пошла.

Сегодня идем на премьеру фильма «Балерина» – о Майе.[170]170
  Фильм по сценарию Вадима Дербенева, оператора и режиссера, «Балерина» (1969).


[Закрыть] Когда пойдет в Ленинграде – советую посмотреть.

Вот и все, что могу Вам рассказать.

Мы оба по традиции и от души обнимаем вас обоих.

Соскучилась!!

Лиля

52 (машинопись)

Переделкино, 6. 6. 1970

Мариночка! Милая! У нас три дня был испорчен телефон, и я только сегодня дозвонилась домой, в Москву. Старушка, которая сторожит нашу квартиру, прочла мне – от слова к слову пальчиком водя – Вашу телеграмму. Почему Вы так скоро вернулись? На работу? Или в Париже не понравилось?

Пожалуйста, напишите мне длинное письмо. Как Вам там жилось? Кого и что видели? Ездили ли по Франции? Приоделись ли?

Мы пока живы. Погода хорошая. Сирень, всех цветов, по всему саду и под нашими окнами. Благоухает даже в комнатах. Пели соловьи. Последние дни молчат почему-то.

9-го будем в городе. Прочту своими глазами Вашу телеграмму.

Василий Абгарович целует лапки.

Я целую и обнимаю.

Лиля

53

2. 12. 70

Дорогая Лиля Юрьевна!

Простите, что так получилось, что не смог зайти. Действительно не смог: я весь день был связан попутчиками, им нужно было возвращаться на работу, в журнал, вот и я – с ними.

Три месяца сидел на жалких приработках, а на днях одобрили мою книгу переводов. Есть у нас такой поэт-эмигрант из Югославии Йоле Станишич.[171]171
  Йоле Станишич (StaniУiѓ; род. в 1929 г.) – хорватский поэт, в 1948 г. подвергся тюремному заключению в Югославии, с 1962 г. живет в России. Упоминаемая книга – «Антенна на мраморе» (Л., 1972).


[Закрыть] Он эмигрировал давно, еще во времена титовских лагерей. Я перевел его книгу. Она выйдет в конце 71 года, я впервые доволен своими переводами, больно уж хороша тематика: фашизм, партизаны, лагеря. Мотивы актуальные всегда.

Так что в конце месяца получу сравнительные деньги. Вот на них перепечатаю свой том стихотворный с 65 по 70 год. И пришлю весь том. Это все-таки чуть получше, чем предыдущее.

В «Авроре» моя повесть усердно читается вся и всеми, пока – нормально.

Был юбилей Блока. Выступал Евтушенко, полысел, в алых носках, читал «За городом вырос пустынный квартал» Блока. Строки «Ты будешь доволен собой и женой, своей конституцией куцей» читал, обращаясь к президиуму. Президиум снисходительно улыбался. Этот штатный революционер всем поднадоел.

Ничего (почти ничего) не предпринимаю для своего «самоутвержденья». Пусть уж лучше «под лежачий камень вода не течет», чем плыть бревном по течению.

Встретил Бродского, он в прострации. Встретил Горбовского, он пишет пьесу для детей и мечтает о прозе. Встретил Кушнера, он переводит. Время золотое – за всех стихи пишет Евтушенко.

Приглашают в Польшу на два месяца, по частной визе, но говорят, что по новым законам так быстро (после Парижа) нельзя. Не – льзя.

Современность слишком современная. Опять эмигрирую, на сей раз – в древнегреческие мифы. Так-то вот живем и хлеб жуем.

Как только получу деньги, приеду в Москву просто так, без командировок и обязательств.

А самое главное – БУДЬТЕ ЗДОРОВЫ!

Большой поклон Василию Абгаровичу! Обнимаю Вас!

Ваш – В. Соснора

54

8. 6. 71

Дорогая Лиля Юрьевна!

Спасибо Вам за письмо.

Не пишу я совсем не потому, что хоть на один день забываю о Вас, – только потому, что нечего, нечего, нечего.

Были у нас Пушкинские дни. «Литгазета» поручила мне написать о сем событии в лирическом, как они умеют выражаться, плане. Написал. Слава богу, хоть не в стихах. Не написал только главного: когда я вышел из дома, чтобы отправляться на Дни, около дома, на Пискаревском проспекте, у какого-то завода, на газоне четыре девушки в белых халатах рвали одуванчики. «Что вы делаете? – спросил я. – Уж не венки ли собираетесь плести?» (Офелии, тоже мне!)

«Нет, – сказали они, – приказало начальство сорвать все одуванчики». – «Зачем, – удивился я, – кому они помешали вдруг?» – «От одуванчиков – пух, – сказали девушки, – а пух засоряет атмосферу».

Через неделю начнут цвести тополя. Пуху будет в миллион раз больше. Что же, четыре мильона девушек в белых халатах выйдут вырывать тополя! Красота! Да здравствует атмосфера!

Вот Вам и Пушкинские дни, на которых читает свои стихи неизбежный «друг степей калмык» – Д. Кугультинов[172]172
  Давид Никитич Кугультинов, наст. имя Кугультин Дава (1922–2006) – калмыцкий поэт, лауреат Государственной премии СССР (1976).


[Закрыть], против которого я ничего не имею, даже уважаю, но, будучи калмыком, не стал бы выступать в этой роли.

Вот, собственно, единственное событие, нарушившее весь мой обывательский образ жизни. Пишу что-то неинтересное, привычка графомании.

В «Совписе» утвердили мою книжонку стихов, где про Париж и про Элладу.[173]173
  Виктор Соснора. Аист. Л., 1972.


[Закрыть] Есть там десяток неплохих, но это опять не книжка – все равно что отрубить пальцы и показывать их людям, уверяя – вот эти пальцы принадлежат Иванову. А где ИВАНОВ?

Записался на осень в Италию: писательско-туристическая группа. Поеду ли – бог весть! Да и не очень пылаю желаньем. Лучше бы в лес, по грибы, но это лето такое безнадежное, не знаю, сумею ли вообще выбраться из города?

Будьте здоровы! Наверное, в Переделкине сирень! В Царском Селе – дивная! Обнимаем Вас, Василия Абгаровича!

Ваш – В. Соснора

П. С. Марину таки выгнали с работы. Она хочет обжаловать в Москву. Но кому? Как?

55

24. 6. 71

Дорогая Лиля Юрьевна!

Приехал Кулаков из Москвы и сказал, что Вы больны. Серьезно ли? В Москве ли, в Переделкине?

Приезжал Гильвик[174]174
  Эжен Гильвик (Guillevic; 1907–1997) – французский поэт, экономист. Подписывался обычно только фамилией.


[Закрыть], он дружил с Арагоном и Эльзой Юрьевной (в какой мере – не знаю) и сказал, что Арагон в больнице. Как все грустно, тем более в наше время (тем более!). Гильвика Вы, наверное, помните, он несколько раз встречался с Вами в Париже, это, по слухам, один из ведущих французских поэтов, коммунист.

Этот год у меня был самый бесплодный из всех моих 35 лет. Не по количеству написанного(написано мно-о-го халтуры), по несамостоятельности, постоянной болезненности и резкой неврастении. Нужно взять себя в руки. Все сволочь – деньги, которые откуда-то нужно добывать (первая нота «до», потом – «бывать»).

Перечитываю сейчас записные книжки Блока. Бедный! Это я не про жалость, а про его бесконечность. Какой милый канцелярский мальчик (а в 40 лет!) и какая дышащая душа: и этому подышать не дали, все – убили.

Холодно у нас. Звонил Варшавским, чтобы узнать, что с Вами, но их совсем нет дома. И вообще совсем ничего нет.

Книжку мою (стихи) утвердили на 72-й, в начало года, но ни радости т<ак> н<азываемой> творческой, ни тем более денег она мне не сочинит, – все старое, все съедено.

На лето было несколько заманчивых (казалось бы!) предложений: поехать на два месяца на Памир с альпинистами, поехать на Камчатку с вулканологами, но что я с ними буду делать? Петь песни про туризм? Отвык от коллективизма. Ну их всех. Кончится, скорее всего, тем, что буду сидеть один, как сова, в Петербурге и сочинять какие-нибудь миражи про белые ночи. Не знаю.

Будьте ЗДОРОВЫ! Это ОЧЕНЬ важно для всех, кто Вас любит!

Обнимаю Вас и Василия Абгаровича!

Ваш В. Соснора

Какое сегодня число, не у кого спросить, кажется 24<-е>.

56

Переделкино, 5. 7. 71

Милый, дорогой Виктор Александрович,

была больна, пролежала две недели. Сейчас гуляем понемногу. Болело (вернее – побаливало) сердце, перебои, слабость… Надеюсь 8-го поехать в город, вымыть голову.

Гильвик был в Москве, не дозвонился нам, прислал письмо. Это старый приятель и считается хорошим поэтом. Переводил для Антологии.

Варшавские в Комарове.

Сердечный припадок Арагона длился двадцать часов, пульс – 260. В больнице был 4 дня, а сейчас уехал с шофером на 2 месяца – отдохнуть и писать. Никому не оставил адреса, но почта будет следовать за ним.

Где Марина? Что с ее работой?

Третий день дождь. Гулять трудно – слякоть непролазная.

Вася пишет понемногу. Чтоб не заходили «на огонек», без звонка из Дома творчества, повесили записку: «Жаждем одиночества до 6 часов!» Не на всех действует.

Грустно? Конечно, грустно. Если б я могла «сочинять какие-нибудь миражи про белые ночи»! О, если бы…

Пишите мне, родной мой.

Обнимаю

Лили [175]175
  Л. Ю. Брик назвали в честь возлюбленной Гете Лили Шенеман. Иногда она подписывалась «Лиля», иногда – «Лили».


[Закрыть]

57

11. 11. 71

Дорогая Лиля Юрьевна!

Не сумел ни зайти, ни позвонить, потому что (уже говорил по телефону) в Москве был всего несколько часов. Нечего все-таки в Москве делать! И никого в этом городе у меня нет, кроме Вас. И что толку было звонить перед отходом поезда!

Маршрут наш был: Рим (2 часа) – Венеция – Флоренция – Ассизи – Рим (1,5 дня). Оказывается, сейчас ездит тьма туристов советских. Во всех городах на всех углах – родная речь. Чего они меня мучали перед отъездом – уму непостижимо! Ну уехал, ну приехал. Здравствуйте! Почему придают такое значенье этим пустым и никчемным отлучкам – не знаю.

Пустым и никчемным, ибо: все как в кино, сплошные музеи, автобусы, самолеты, соборы, завтраки, обеды, ужины, двойные номера – и т. д. Прелестно! Больше таким путем не поеду. Ничего не помню. Был болен.

Дивная Венеция! Особенно ночная, со светящимися шариками, с блеклым светом каналов и – о чудо! – с песнями по ночам. Уходят спать рано, тюрьма там красная и высо-о-окая, на всех стенах – вива Сталин! – еврейские звезды, листовки Мао, но все это – так, примелькалось, утром двое бронзовых сторожей времен республики бьют алебардами в бронзовый колокол, бенгальский рассвет и гондольеры, седые могучие ребята все – и поют, черт бы их побрал, играют на лирах, выражаясь фигурально, то есть выманивают у туристов лиры. И даже луна в Венеции – есть. Нищих очень много, и все в замше и с девушками.

Флоренция нас запутала. С удовольствием постоял на месте, где был сожжен Савонарола, хороший там люк.[176]176
  Савонарола был сожжен 23 мая 1498 г. во Флоренции на площади Синьории (Piazza della Signoria), где в память об этом событии установлена круглая мраморная плита. В романе «Дом дней» (СПб., 1997) Соснора пишет: «Люк, где сожгли Савонаролу, – прекрасен. На этом бы железном круге жечь и жечь дальше. Чтоб горели моралисты, импотенты и жиронепроницаемые аскеты».


[Закрыть] Ассизи: мы как раз попали на праздник Франциска Ассизского, сидели полночи у замка Барбароссы и слушали колокола. Рим – тоже бегом, Ватикан был закрыт, а форум захватили американцы с фото-, кино– и прочими аппаратами. Но все – хорошо. Кроме таможни, где та-а-акая серьезность и ответственность, как будто мы по крайней мере ездили заключать пакты с Антарктидой.

Вот и все. Семь дней. Все остальные дни – впереди. Худо дела-то у меня. Бесперспективность. Нет мне квадратного метра в этом городе, – чертов круг. Еще раз поздравляю Вас с днем рожденья! БУДЬТЕ ЗДОРОВЫ! Большой поклон Василию Абгаровичу! Обнимаю Вас!

Ваш – В. Соснора

58

6. 12. 71

Дорогой, милый Виктор Александрович,

письма Ваши прелестные, но душераздирающие… Что же будет?!

Был у нас Кулаков, подарил «Орфея» и еще две красивые гуаши. Дадим окантовку и повесим, на радость всем.

Помните Арсения из «Кругозора»? Он ведает сейчас художественно-литературным отделом газеты «Сов<етская> Россия», а из «Комс<омольской> правды» ушел. Хочет печатать Вас и о Вас. Он – умный и очень хороший, честный человек. Подарил мне ленинградский «День поэзии. 1971».[177]177
  В «Дне поэзии» (Л., 1971) напечатаны стихи Сосноры «На кладбище коммунаров», «Продолжение Пигмалиона», «Ты уходишь…», «Все равно – по смеху, по слезам ли…»


[Закрыть] Стихи Ваши, как всегда, хороши. Не поняли мы, кто спал с Вами и ел Ваши сласти??

Перечитывала вчера «Пьяного Ангела». Наслаждалась. Колдовство! Удивительно музыкально, но грустно, грустно…

На улице слякоть. Сейчас выйдем, опустим письмо.

В<асилий> А<бгарович> кланяется. Я – обнимаю.

Ваша ЛЮ

59

15. 9. 72

Дорогая Лиля Юрьевна!

Писал Вам письмо из Латвии, потом звонил по двум телефонам, потом дозвонился Варшавским, узнал, что Вы больны, потом встретил в Комарове (я сейчас в Комарове) Кулакова и он «оповестил» немножко.

Когда-то действительно писали письма, было настоящее искусство эпистоляра, которым владели далеко не только писатели. Сейчас с популяризацией телефона и телеграфа все мы разучились писать. По существу, мы пишем и не письма, а коротенькие сообщения о каких-то своих маленьких или больших событиях. А поскольку события не столь часты в наших жизнях, то и пишется реже и хуже.

Это лето в моей мало трудящейся в последнее время жизни было в какой-то мере переломным. Я написал сравнительно большую книгу стихотворений и поэм (примерно 1500 строк) и в ней же эссе, или концентрированных рассказов, листа на 4. Уезжая, я задумал написать книгу чистую, классическую, но из всех дум осуществилась только «классическая» форма, никакой «чистоты» не получилось.

Мне кажется, что уже канул в прошлое период тоники, то есть стиха сугубо разговорного, ибо «отговорила роща золотая» и сегодня говорить особенно-то и не с кем. Времена публичности канули в Лету и сейчас немыслимо быть одновременно и «публичным» и Художником, что с такой беспощадной блистательностью доказали, предположим, Евтушенко и иже. Ибо эти «публицистичность» и «народность» со временем так или иначе превращается в самое обыкновенное хамство, взаимоунижения, хвастовство – поэтика и этика денщиков и кухарок.

Может быть, все-таки лучше «дарить кобылам из севрской муки» изваянные вазы[178]178
  Реминисценция из «Облака в штанах» Маяковского: «…но больше не хочу дарить кобылам / из севрской муки изваянных ваз».


[Закрыть]?

Я для себя открыл новый период Возрождения, что ли, неоклассицизма, может быть, но это очень условные и упрощенные термины. Писал тернарные баллады[179]179
  Видимо, Соснора имеет в виду баллады, написанные тернарными рифмами. То есть строфами из шести строк с тройной рифмовкой по схеме aabccb.


[Закрыть]… не столь, конечно, ново, но и не столь гнусно, как сентенция «для народа». Для всякого художника круг его читателей сужается с каждой секундой, и нужно иметь немалое мужество, чтобы смотреть в лицо легионам, в это двуглазое чудовище множественного числа и не окаменеть и не раствориться (ЖРУТ ЖИР!).

Сейчас обрабатываю эту свою летнюю книгу и хочу представить ее Вам не во фрагментах, а целиком выстроенную и перепечатанную. Для этого нужен еще приблизительно месяц.

Личных новостей у меня никаких. Кажется, Марина сама стала понимать, что ей нужно лечиться (раньше – наотрез отказывалась). Пытаются пристроить ее на какое-нибудь не очень привилегированное отделение в Бехтеревке, чтобы там лечили, а не потакали.

В Комарове – бабье лето. Теплынь, грибы. Море, как это ни странно для Балтики – чистая лазурь. И вообще осень – единственное время года, когда я оживаю и работаю, не потому что осень декоративна, а просто в ней нет того экстремизма весны, которую ненавижу. Тихо.

Близко знакомых тут нет, слава богу, никого нет – «здравствуйте», «до свидания». Тружусь. Кормят отвратительно, но я не так уж и прихотлив (вот – опять воспоминания о самом себе). Рад, что написал эту книгу и что смогу ее закончить без оглядок и прикидок. Два года я маразмировал, сейчас – в совершенно нормальной трудовой форме. Еще и очень много перевел и не очень скучных поэтов – польских классиков: неожиданно после Польши обнаружил, что не так уж плохо знаю польский.

Так что, как видите, Хлестаков расхвастался. Но это так.

Кулаков не оставляет своей Мысли и я, чем могу, помогу. (Чем могу?)

Сам я на это неспособен. Никак. Эти Мысли возникают неизбежно, но…

А самое главное – не болейте, пожалуйста!

Будьте здоровы! Обнимаю Вас! Василия Абгаровича!

Ваш В. Соснора

60

17. 7. 73

Дорогая Лиля Юрьевна!

Закончил сегодня набело совершенно новую повесть о Державине – заказал журнал «Нева»[180]180
  См. письмо 73.


[Закрыть], сегодня и отнесу, а там все в руках Господних.

Дело, наверное, кончится печально: стану заправским державиноведом! На-до-ел он мне! Кстати, могла бы получиться интересная работа «Державин – Маяковский». Эти два поэта поразительно похожи и по складу характера (не судьбы – это другое), и по своим общественным тенденциям, и по формальным приемам. Интересно, как Маяковский относился к Державину и знал ли его хорошо?

Теперь вот какое дело. Не знаю, говорил я Вам или нет, но давно, после разбора черновиков Маяковского «Про это», у меня возникла мысль написать «Легенду о Лиле Брик». Работа это не моментальная, а наоборот – очень серьезная и кропотливая. Поскольку она должна быть сугубо полемична и достаточно точна, придется переворошить груду воспоминаний и книг, брать интервью и т. д. Это – очень на много времени, ибо сейчас оторваться от всего и сесть, как Вы понимаете, – ни средств, ни сил. Но потихоньку, крупица за крупицей я давно откладываю в своей «позорно легкомысленной головенке».[181]181
  Из «Юбилейного» (1924) Маяковского: «Я никогда не знал, / что столько / тысяч тонн / в моей / позорно легкомысленной головенке».


[Закрыть]

Пожалуйста, сообщите мне, нет ли кем-нибудь написанной вашей биографии? На любом языке. Могли бы Вы, если я в ближайшее время буду в Москве, по возможности подробно рассказать вашу биографию и в связи с Маяковским, а в основном – вне его? Замысел достаточно злой: сравнение Личности Женщины и всей ненавидящей ее мелкой мерзости, завистливой и пошлой.

Поляки все присылают и присылают мне переводы моих стишков, – единственная страна, которая меня сейчас печатает.

А больше – ничего. Даже зимы – нет. Даже гриппом «Виктория», моим тезкой, – не заболел, пока. А весь Ленинград – валяется.

Новый год не столь уж и нов, для меня он не принесет решительно никаких новшеств в моей публикации.

Да ладно. Главное – будьте здоровы! Василий Абгарович[182]182
  В. А. Катанян. См. примеч. 4


[Закрыть] – также! Обнимаю вас!

Ваш – В. Соснора