Текст книги "Ретроспект: Исток"

Автор книги: Виктор Моключенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Коперник, помассировал уставшее лицо и с сожалением заглянул в опустевшую пачку:

– Да Шуня, слушать тебя не переслушать. Вернешься за Периметр, садись книжки писать – успех гарантирован. Пока всем спать, всего несколько часов осталось на сон. Посмотрим на зомбированных урок, не так уж и оно страшно.

– А вы что, не станете меня расстреливать?

– Наверху решим, что с тобой делать, Но если так просишь то…

– Нет-нет, не надо!

– Тогда закрой рот. Все, отбой, смените часовых.

– 17 -

– Патроны береги! Наверх, наверх смотри... за трубами… – Коперник отскочил за угол лихорадочно перещелкивая магазин и скосил глаза на Шуню – Действительно страшно, страшнее гиббонов. Страх иногда полезен, заставляет трезво оценить свои силы и уцелеть. Не стой столбом, подбери автомат Кормы, он ему уже не к чему. На счет три… один… два…

Коперник выглянул из-за угла и разрядил скупую очередь в лезущего под самым потолком зомбированного бандита, но тот лишь недовольно мотнул головой, расплескивая ее содержимое, и воя ускорил движение. Шуня перекатился в проем, уходя с линии огня, и очередью подрубил зомбированному ноги.

– По ногам бить надо, товарищ майор, им в голову нипочем, при жизни была не нужна, а сейчас и подавно. А вот ноги для них это все. Без ног они никому не нужны, их первыми же и сожрут.

– Добро! Шуня, прикрой спину, тут я еще одного деградировавшего предка шимпанзе вижу…

Шуня прислонился к широкой спине Коперника и злыми скупыми очередями подрезал напирающих из тьмы зомбей. Из-за противоположного конца просторного бункера их поддержал плотный огонь, и они ничком рухнули на бетонный пол, судорожно хватая воздух и всматриваясь в блики вращающихся под потолком красных лампочек.

– Что б я полез опять в подземелья… – бурчал рядом Брама – не дождетесь. Это надо, каких страшилищ повывели, пристрелил бы уродов! Ничего-ничего, мы еще посмотрим, кто кого, погодите дети, дайте только срок… Здравия желаю, товарищ майор, как добрались?

– Перестань зубоскалить, жертвы есть?

– Какое зубоскалить, в самый раз истерику закатывать, с заламыванием рук виноватым за спину. Фига се прогулочка! Трое убитых. Порвали их зомби в клочья, и даже броня не спасла, а она ведь пулю в упор держит. С трудом отбили, но было поздно, в последний момент «нирвану» им активировали и все, сами едва ноги унесли. И Лист опять пропал, у него талант прямо на такие штуки, главное как всегда вовремя, перед самым выходом на поверхность. Звездочет как узнал, с катушек совсем соскочил, с ножом на зомби пошел и как капусту крошить начал, меленько так и сам тоже того, пропал.

– Скверно, совсем скверно. Патроны есть?

– Есть. Но стрелять уже не в кого. Все что шевелится, мы уже успокоили на веки вечные, если опять не срастутся в кучу.

– Грива – отряхиваясь от влажной бетонной крошки, спросил Коперник – что там у нас с выходом?

– Люк. Сверху его заварили, но я пластида аккуратно налеплю, полетит вверх как пробка. Но сейчас наверху прорыв, и не хочется пополнить ряды здешних обитателей, ведь почти дошли. Над нами Развязка.

– Шуня, у тебя есть еще в запасе пару историй? – скосил на сиротливо мающегося Сашку глаза Коперник – садись, рассказывай, желательно с подробным описанием Развязки, нам пригодиться. Да не трясись как заячий хвост, дружков твоих бывших всех успокоили, долг свой перед Родиной ты честно искупил, а путники долги отдают. Быстрее время пролетит, да и Звездочет дай Бог опять вернется. Он всегда возвращается, вернется и на этот раз.

– Есть, товарищ майор. Только Шуней больше меня не называйте, у меня ведь и нормальное имя есть.

– Добро, Сашка, вернемся на Арсенал, я лично за тебя замолвлю слово перед Кречетом, надеюсь, никто не возражает?

Путники загудели, кивая головами, Ясон торжественно придвинул к Сашке валяющийся неподалеку деревянный ящик и красноречиво указал глазами:

 – Садись, композитор, ваяй сонату о шпиках, а мы послушаем. И с Арсеналом связаться попробуем, вдруг докричимся.

*      *      *

Чья-то рука крепко рванула за воротник, и Лист кубарем покатился в провал в стене, пропуская над собой светящиеся глаза зомбированного урки, дико завизжавшего и неожиданно скрывшегося во тьме. Он рефлекторно упал на спину, выставив вперед ствол укороченного за счет сложенного приклада калашникова. От горящего костра на него пристально смотрел сидящий на корточках сталкер в поношенном комбинезоне.

– Убери оружие, тут не в кого стрелять.

 Лист облизнул пересохшие губы и с сомнением взглянул на темнеющий в стене провал.

– Эти не сунуться, можешь не бояться.

Лист придвинулся к костру и присел на предложенный ящик.

– Спасибо вам, в последний момент выдернули. Я ваш должник.

– Должник говоришь? – сталкер неопределенно кивнул посребрившейся головой, смотря в пляшущие языки пламени – Значит, ты должен мне беседу. Обычно все требуют артефакты, патроны, хабар – всего этого мне не надо. У меня этих безделушек и так хватает. Какой в них толк, если не с кем даже перемолвиться?

Он протянул Листу руку:

– Григорий, доминус.

Лист сначала оторопел, а потом нерешительно пожал протянутую руку. Григорий беззвучно рассмеялся, покивал головой и оценивающе посмотрел на сталкера тоскливыми глазами:

– Нет, я не ошибся на этот раз в выборе собеседника. Прежний, Шуня, кажется, тот все трясся как осиновый лист, да зубами дробь выбивал. От страха игрушку свою потерял, вон в углу валяется, даже пришлось показывать дорогу назад.

Лист взглянул в угол и увидел аккуратно прислоненный к стене влажно поблескивающий в пламени костра «LR-300».

– Дорогая игрушка, не наша. Да ты бери, бери, не стесняйся.

Лист привстал, взял винтовку, рассматривая в бликах костра незнакомые очертания. Григорий, с интересом наблюдая за сталкером, поставил на огонь жестянку и вновь опустился на скрипучий ящик. Некоторое время молчали, потом Лист отложил винтовку в сторону.

– Стало быть, вы тот самый доминус?

– Тот самый – согласно кивнул Григорий, и добавил – нет, все-таки я не ошибся. Звездочет, тот сразу бы выстрелил, а ты другой, с тобой даже поговорить можно, не опасаясь. Это так тяжело, когда не с кем даже перемолвиться. Одиночество самое страшное наказание.

– Я не стал бы стрелять и сейчас не стану – Лист отложил в сторону калашников, глухо звякнувший о металл винтовки.

Григорий беззвучно рассмеялся, смахивая слезы, а потом иронично посмотрел на сталкера:

– Да нет мой мальчик, я не за себя опасаюсь – за тебя. Обычному человеку нельзя находиться рядом с доминусом, его присутствие выворачивает наизнанку, поднимая со дна души все то, что там скрывалось и копилось долгие годы.

– Тогда зачем, зачем вы их выворачиваете? Взять тех же бандитов. Согласен, они мразь, отребье, но все-таки люди и может и в их душе сохранилось хоть что-то светлое, ведь и они не всегда были такими.

– Это сложно объяснить. В этом нет моего желания или умысла. Ты ведь не станешь спрашивать у зараженного инфекцией человека, почему он заразен и есть ли в этом некий тайный смысл? Просто принимаешь это как данность и жертву заболевания. Вот и я данность – доминус не умеющий контролировать сам себя. Нонсенс. Лишь со временем я научился, в какой-то мере управлять и отчасти руководить этим несвойственным неготовому и незрелому человеческому сознанию состоянием. Но, в полной мере, подавить эффект отзеркаливания не смог, иначе я бы давно уже вышел на поверхность. Не могу, опасаюсь. Не за себя, мальчик мой – за других, мое излучение выворачивает людей наружу и это заканчивается для них трагедией. Ты спрашивал про бандитов? Я настоятельно просил Шуню оставить меня в покое и не лезть ко мне с этими стреляющими игрушками, но он понял все с точностью до наоборот. И вскоре на мою голову обрушился целый отряд этих деградантов. Я старался уйти как можно глубже, отползти, что бы они ни пострадали, но те пошли по следу, пока не попали в поле излучения. Их вывернуло наружу, выплеснув всю вскармливаемую и взращиваемую ими ненависть и агрессию, и зверь не поглотил в них человека, сведя в эволюционном развитии намного ниже обезьяньего предка. Я с ужасом  смотрел, как они пожирают друг друга, лишь в последний момент сумел разбудить в них зависимость от наркотика, что бы Шуня смог уйти и спастись.

 – А почему он не попал под ваше влияние?

– Возможно все дело в накопленной подсознательной агрессии. Чем меньше ее порог, тем дольше и безболезненнее человек может находиться в моем поле, пока в нем не начнется неизбежный процесс катализации. У меня не было времени на теоретические его исследование, были лишь тщетные попытки угасить это пламя. Проклятый «Проект»! Они видели в этом дар, орудие, а это оказалось немыслимой пыткой.

– «Проект»?

– Да-да, «Проект»! Это благодаря им мы имеем попрание вселенских законов в виде Зоны.

– Вы хотите сказать, что существует некий «Проект», в результате деятельности которого возникла Зона?

– Да, мой мальчик, именно это я и хочу сказать. Зона – это результат воздействия на метрику нашего пространства тонкоматериальной технологии, ставшей в грязных и корыстных руках оружием, равным которому не было и не будет. И сам я, результат, конечный, отбракованный продукт одного из направлений «Проекта». Вариант «альфа». Раньше меня звали Григорием Коваленко, ученым, который сам того не осознавая работал на ниве «Проекта», желая сделать мир лучше, чище, поставить его плоды на службу родине и человечеству. И все что у меня теперь осталось это имя, последняя нить, связующая меня со мною прежним.

– Что такое «Проект»?

– «Проект» это прорывное направление в исследовании тонковолнового, нематериального мира, его принципов и механизмов, находящийся в непосредственном ведении Минобороны. Кто возглавляет и руководит им сейчас, не имею представления, но раньше это было Минобороны. Вполне возможно, что и оно было ширмой, из-за которой невидимый кукловод дергал нас за ниточки, направляя в нужном русле. Как ни странно, но все это началось с шутки и фарса. Однажды Пентагон слил дезинформацию о том, что они, якобы, держали связь с одной из своих далекоходных подводных лодок при помощи двустороннего телепатического контакта. Злобная насмешка, но кто-то из высоких шишкек в Минобороны вцепился в эту бредовую идею, как собака в собственный хвост. В этом направлении были брошены колоссальнейшие силы и средства. Сначала миллиарды уходили впустую, потом, капля по капле начали пробиваться крохотные ростки, которые, как ни странно это прозвучит, брали свое начало не отнюдь не в науке, а в оккультизме. После второй мировой войны и взятия Берлина союзу отошло множество технологий, в том числе и наметки фашисткой «ананербе» копающей в этом же направлении. Нам всем, человечеству, очень повезло, что им не хватило времени. Зато его хватило у союза. Так и возникли в подземельях полесья целые конклавы исследовательских центров. Когда «Проекту» потребовались дополнительные энергетические мощности, была спешно, с грубейшими инженерными просчетами как самих реакторов РГБ-1000, их контуров безопасности, так и всей станции в целом возведена Чернобыльская АЭС, что объясняет ее недолговечность. Авария планировалось заранее, но из инсинуации взрыва она превратилась в неконтролируемую техногенную катастрофу.

– Авария в восемьдесят шестом году была спланирована заранее? Но это же чудовищно!

– По сравнению с тем, что творил «Проект» дальше, меркнет даже факт этой катастрофы. Они добились того чего хотели: получили стерильную Зону для исследований, пусть и зараженную радиацией, но у них оказались полностью развязаны руки. Возможно, это сыграло роковую роль. Я сам, результат применения технологий целенаправленного взламывания  ячеек мозгового балласта и активизации генетической пустоты. Никто из нас, ученых, не знал и не мог знать, к чему это приведет в конечном итоге, хотя многие начали догадываться. Желая получить абсолютное оружие и безграничную власть, следуя имеющимся крупицам материалов «Проект» грубо, методично и целенаправленно взламывал основание волнового строения человеческой природы, изменяя его в нечто иное. Если долго и упорно быть в одну точку, слетают, или отказывают защитные механизмы охраняющие святая святых. Возможно, это тоже попущего Богом. Теперь, глядя на содеянное, я не сомневаюсь в его существовании, и имею справедливое воздаяние. И не смотря на то, что это смертный грех, покончить с собой я тоже не могу, слишком глубоко затронут гипертрофированный механизм самосохранения. Цинизм руководителей «Проекта» заключался в том, что работая с материалом, мы сами планомерно и незаметно подвергались воздействию созданных нами преобразователей. Мы творили с природой нечто такое, по сравнению с чем грубая биологическая материя казалась нам убогим набором детских кубиков, из которых можно вылепить все что угодно!

Григорий пристально смотрел в глаза Листу и спешил выговориться, рассказать, поделить тот груз вины, что лежал на нем и ему подобных взломщиках тонкого мира.

– Изменения пришли неожиданно, скачкообразно, усиливая прогрессирующее открытие мозговых ячеек, к которому сознание человека неготово. Неготово и не будет готово еще целые тысячелетия линейного эволюционного развития.

Но мы сами творили историю, ускорили эволюцию разума, не изменяя при этом остроты совести и ответственности,  оставив сердце валятся на обочине в пыли. Возможно, эта, едва заметная ускользающая мысль была моим спасением. В один момент я стал слышать мысли других людей как свои собственные, в мгновения глаза перекачав всю доступную им информацию, все их знания и умения в открывшуюся бездну расширившихся информационных пластов и возможностей, получив способность манипулировать их сознанием по своему усмотрению. Имей я тогда прожитой и выстраданный сейчас мною опыт и знания к управлению этой бездной, возможно катастрофы бы не случилось. Но она случилась. Весь персонал секретного объекта «Конвергенция-13», как она значилась в скупых военных обозначениях, попавший в поле моего дикого, вырвавшегося на свободу психического излучения, оказался вывернут, выпуская наружу тварей, о которых лучше не знать. Прибывшие по сигналу тревоги военные с громадными потерями в технике и живой силе ликвидировали почти всех, оставив меня, прототип «альфа», и еще двенадцать вторичных «бет», над которыми продолжили исследования. Я оказался отбракован, так как имел собственное человеческое сознание и не был тем пластилином, из которого хотели лепить полномасштабный живой генератор подавления человеческой воли. Из волнового материала «бет», подвергшегося двойному энергетическому прессу, жестоко выдирали и вырезали весь мусор, все человеческое – совесть, жалость, сострадание. Вместо них грубо, криво подшивая гипертрофированный механизм самосохранения, регенерации и возможность воздействовать на ткань реальности. Позже, из сознания одного из руководителей я узнал, что подобное направление велось не только с биологическим материалом, а имело вторую волну, воплотившись в техническом решении волновых излучателей, могущих в перспективе не только накрывать огромные территории, подвергая население сколь угодно псионической обработке, но и деструктивно влиять на метрику пространства, вплоть до образованию в нем разрывов и проникновению чужого. Но все это было потом. Сначала начались изменения «бет», которые вслед за перекроенным волновым кодом потеряли привязанный к нему биологический облик – образ и подобие,  вызвав неуправляемые мутации хромосомного набора и превратившись в конечном итоге в то, что сейчас называют доминусом, повелителем. Получив практически полную неуязвимость и мгновенную регенерацию биологических тканей, доминусы далеко обошли побочный генетический шлак, известный как упыри, морлоки и прочие выродившиеся ветки. Как то, зайдя в бокс, перекрытый толщей свинцового стекла, один из руководителей назвал их апостолами апокалипсиса. Как же он оказался прав! В конечном итоге «апостолы» вырвались на свободу, съев все мозговые клетки персонала, превращая их в демонических сущностей объединенных маниакальной идеей всеобщего уничтожения. На этом их криво сшитая генная программа бытия и смысла существования исчерпала себя. Они разбрелись кто куда, выпустив остальные, недоведенные до кондиции виды из вивариев, окружая себя свитой. Все вышло из-под контроля и полетело в тартарары. Выворотники разорвали ткань пространства, готовя и наводя мосты чужому, но не смогли полностью завершить процесс – их самих настиг импульс пространственной деструкции, выпущенный с другого, дублирующего узла, превращая часть территории в пространство с взбесившимися метрическими законами. Пошла цепная реакция, началось взаимное уничтожение. Так образовалась Зона, которая до сих пор пребывает в состоянии нестабильности.

– Значит, удары по Севастополю нанесли с помощью этой пространственно-резонансной технологии выворотники?

– Сомневаюсь. Их мало интересовало политическое положение в стране, и тем более американский десант. Их вообще мало что интересует – они готовят приход чужого. Скорее, это был один из уцелевших руководителей «Проекта», который хотел таким образом стать национальным героем и попутно сменить правительственный режим. Здесь я могу строить догадки, не более. Можешь не задавать свой следующий вопрос – я не знаю на него ответа. Я биотехник-волновик и мало знаком с принципами смещения пространства. И кто знает, есть ли выжившие в Севастополе. Если ты прошел через «окно» – значит есть.

– «Окно»? Что это?

– Ты и так получил слишком много ответов и не готов принять больше. Нельзя наполнить сверх меры уже наполненный сосуд. Возможно в другой раз, кто знает, может, еще встретимся.

– Скажите напоследок одно – кто я такой?

– Ты тот, кем ты станешь и тот, кто ты был. Ты все еще на полпути, но если сделал шаг – иди не останавливаясь. Может твой путь будет удачнее моего. Придет пора – вспомнишь, я не хочу мешать Его промыслу. На мне и так слишком много грехов. Есть вещи, которые ты должен понять сам. Забери эту игрушку, отдай Шуне, и успокой Звездочета – он сходит с ума, блуждая в этих лабиринтах и разыскивая тебя. Не хочу нанести ему вред, у него слишком много тайн, что бы он перенес подобную встречу без последствий.

Продолжая изучать его грустным взглядом, доминус исчез, а Лист очнулся у угасшего костра. Некоторое время он приходил в себя, очумело тряс головой, а потом пискнул голем, отвечая на входящий запрос Звездочета.

– 18 -

Надпись «Арсенал» была криво, от руки, выведена на бетонной плите красной краской. Местами буквы потерлись, потекли кровавыми потеками, но небольшие группки сталкеров подтягивающиеся к узкому проему куда красноречивее указывали о характере заведения, пользовавшегося несомненной популярностью. Лист сиротливо стоял на промозглом ветру, под затянувшими небо серыми нудными тучами и разглядывал территорию Арсенала, легендарную базу путников о которой он так был наслышан. Однако увиденное рознилось с той нерушимой, неприступной  цитаделью, что рисовало ему воображение. По периметру располагались крытые бронированные вышки с пулеметными гнездами, увенчанные мощными прожекторами, а в остальном такой же скупой дикий пейзаж заброшенных ангаров с выбитыми стеклами, покосившимися ржавыми дверями, забитыми крест-накрест проемами и резкими изгибами бетонных стен. Воображение же рисовало ряд танков вкопанных по башни в землю, накрытых маскировочными сетками, настороженно смотрящих угрожающими жерлами, выслеживая малейшее движение. Несколько рядов проволочного заграждения, с пущенной по верху спиралью, глубокие рвы, утыканные острыми прутьями и сваренные из рельс ежи. Ежи непременно должны быть, а как же без них? Что если проснется жизнь в брошенных обогревших БТРах, что стояли вдоль дорог мертвыми недвижимыми глыбами, светя черными проплешинами разорванного метала, взрыкивая раскуроченными моторами и водя тупорылыми пулеметами в поисках человека?

После того как на самой окраине Развязки их прижал к земле вот такой вот оживший металлический исполин, ожидать можно было всего. Верткий как ртуть Гремлин ползком преодолел пространство от наполненного гнилой жижей рва, в котором в последний момент успел схорониться порядком поредевший отряд Коперника, и бросить в проем разодранного борта несколько кусков пластида, глухо ахнувшего, разрывающего ожившую громадину на куски. Они еще долго пролежали в этом рве, молча глядя в мутное небо, прислушиваясь к недовольному карканью встревоженного воронья и считая оставшиеся патроны. Мертвых уже не несли, просто активизировали вшитый в ворот брони кусочек «нирваны», отдавая прощальную честь павшему товарищу и прикрывая глаза от вспышки, после которой не оставалось даже пепла.

Но танков не было, почти все их бросили еще в Коридоре, когда земля вспучилась уродливыми горбами, исторгая из себя все новые и новые аномалии, надвигающиеся приливная волна, сметая, сминая, их словно жестянки. Заставляя бросать застывшие, заглохнувшие машины и спешно отступать по странной полосе, светящейся в опустившемся мраке спасительным жемчужным сиянием. Мост пульсировал под ногами, раскачиваясь, словно трепаемый ураганным ветром, терпеливо принимая все новых и новых людей, кутаясь густом тумане, пока не рухнул под тяжестью, выбрасывая выживших по ту грань пространства. Никто не понял тогда, что случилось. Обессиленные, окровавленные они гибли в аномалиях, выскакивающих  из-под земли на пустом месте, и шли, шли, прокладывая путь смертями, волоча раненых и то немногое, что осталось. Прошло время, пока люди пришли в себя, спешно укрепляясь на заводах Арсенала, держась зубами за жизнь, приобретая опыт выживания в чуждой среде, оттесняя мутантов и отчаянно ища пути назад. Погибая в аномалиях и под разразившимися прорывами, не желая идти на бессмысленную гибель, часть людей взбунтовалась, и ушла в поисках выхода из аномального лабиринта вслед за мятежным полковником Марковым. Умывшись кровью и откатившись от Экс-два, они осели в Глуши, основав отколовшуюся гвардию лесных, ощетинившуюся стволами и отвечающую приходящим из Арсенала пулями.

Не было и колючего заграждения, от него остались лишь жалкие ошметки, не способные сдержать бесчисленные орды беснующихся тварей, подстегиваемых неумолимой силой, внезапно впадающих в неистовство и, попираючи инстинкт самосохранения несущихся вперед, заполоняя собой глубокие рвы и разбиваясь темной массой по стенам.

От патруля путников, что неторопливо шел по территории, осматривая возможные ходы проникновения мелких тварей, отделилась высокая фигура и направилась к Листу:

– Что стоишь? Осматриваешься, небось, думаешь остаться, а?

Лист как всегда улыбнулся робкой, едва заметной улыбкой и перевел взгляд на прикуривающего Рустама:

– Я думал тут все иначе, по-другому. Ожидал увидеть что-то вроде крепости под натиском врагов…

– Разочарован? – понимающе кивнул Рустам и, поежившись, накинул капюшон – Когда мы сюда добрели, истекающие кровью, с кучей раненых и умирающих, набились во все доступные щели, падая прямо на землю, то готовы были Богу молится даже за это. Да мы и молились, те кто умел, а тот кто не умел, просто слушал. Почти все, кто тогда был ранен, попав в аномалии – умерли, гасли словно свечки, так и не приходя в сознание и не поняв, что с нами произошло. Возможно, для них так лучше. Хотя кто знает, что для нас лучше, а что хуже. Было ведь нас тогда…

Рустам умолк, собираясь с мыслями и задумчиво провожая взглядом багровую полосу, за которой пряталось садящееся солнце, зацепившееся краем за размытый истрескавшийся и выщербленный зуб башни, напоминающий часовню.

– Много нас было, несколько тысяч, не меньше. Никто не знает ни точного числа, ни того, за каким рожном нас послали сюда умирать в таком огромном количестве. Даже Кречет и тот не знает – сказали надо, значит надо. Отдали приказ, и нас, зеленых юнцов, сорвали среди ночи из учебки и стальной бронетанковой колонной направили сюда. Техники нагнали, земля сотрясалась на несколько километров вокруг. Сирены ревут, фонари по небу чертят, вдалеке горит что-то. Думаем все, война началась, конец всему. Облепили мы танки, словно муравьи и прямиком в голодное чрево Зоны… да ладно, хватит, так ведь и раскиснуть не долго. Пошли в бар, помянем тех, кто не вернулся.

Они не спеша пошли по территории, провожаемые удивленными взглядами залетных бродяг. Не часто бывает, что бы угрюмый и замкнутый путник вот так вот запанибрата разговаривал и шел вразвалочку со сталкером. Это что же такого должно произойти, что бы они раскрыли свою опаленную дыханием Зоны душу? Тут неделю продержаться, экстриму на всю жизнь, а десять лет, об этом даже страшно подумать. Целых десять лет скитаться по Зоне в поисках надежды, не сдаться, не сломаться и не сойти с ума, ища обратный путь! Тот кто сдался, того уже нет, или еще хуже, бродит по берегам изумрудного озера. Рустам протиснулся в предбанник, стянул с плеча автомат и протянул плюгавенькому мужичонке:

– Держи Трофим, да не косись, со мной он, со мной.

– А на нем не написано что его пущать можно – уставился Трофим подозрительным взглядом – вона на прошлой неделе пустил – так мне Любич потом по шее накостылял. Документ кажи, где написано. Без документов не велено.

– Трофим, не томи душу и так тошно. Потом принесу, Кречет занят и вообще, на поминки по братьям идем.

– Ну, помянуть это самое, земля пухом, только он ведь не путник? А пропуска нету.

Раздались шаги, и из погреба поднялся взгрустнувший Брама:

– Трофим, что за шум?

– Да вот Рустам привел незнамо кого.

– Я тебе покажу незнамо кого! Да если бы не он, и по мне бы отмечали! Слабо тебе под пулю прыгнуть? А?

Подвыпивший Брама прыгнул к Трофиму, схватил за шкирку и, встряхнув, повернул к Листу:

– Запоминай, песья сыть – это Лист! Хорошо запоминай, им со Звездочетом весь Путь теперь должен!

– Будет, будет тебе Брама – оттянул его в сторону Рустам – иди, запомнил он, а мы сейчас нагоним и догоним.

Трофим пригладил реденькие, мышиного цвета волосы и боязливо протянул руку к автомату:

– Ну, стало быть, давай автомат, нельзя внутрь с оружием, сам видел, как может быть.

Сталкер протянул ему автомат, а Рустам пригрозил:

– Учти, патроны все пересчитаны, мы с рейда в сухую пришли, так что смотри. Если чего – пальцы переломаю.

Рустам раздраженно прошел через турникет и загрохотал каблуками по ступенькам. Лист нырнул следом и очутился в насквозь прокуренном баре. Дым расходился сизыми кольцами и плавно уходил в бесшумно шуршащие вытяжки, однако даже отсюда был слышен его мягкий ароматный дух. Настоящих сигарет в Зоне давно не было, но умельцы, осевшие при Арсенале старые сталкеры, которым не было к кому возвращается за Периметр, давным-давно развели просторные плантации самосада, по качеству и ароматности превосходящего самые элитные виргинские сорта. Подкармливаемый ими одним известным составом, самосад утратил способность накапливать никотин, взамен придавал бодрости и выводил радиоактивные частицы. Со старого, ржавого хлама умельцы собрали конвейер и поставили свой товар на поток, да так споро, что «путевые» пользовались неизменным спросом и у приемщиков и у военных, которые забросили препараты для выведения радиации и с удовольствием смолили местную марку. Невероятно, но факт. Путники сами не скупились и щедро расплачивались с мичуринцами за их труды, и старики неплохо жили, чувствуя, что и они кому то нужны в этом мире. А уж по мастерству рассказывания баек им не было равным. Многие новшества были делом именно их натруженных ловких рук, неповторимыми шедеврами, начиная от знаменитой меняющей узор хамелеоновой брони путников, производство которой являлось одним из тщательно охраняемых секретов, заканчивая противоударной, аномально устойчивой электроникой ПК, которые без их прошивок глохли уже на Периметре.

Лист озадачено принялся выискивать глазами свободное место в просторном, битком наполненном зале, а бармен, крепкий кряжистый мужчина, поднял от полированной деревянной стойки голову и зычным голосом подозвал к себе:

– Здравствуй, сталкер. Проходи, располагайся, будь как дома. Задавать лишних вопросов не буду, если попал в Арсенал – значит все в порядке, ребята не пропустят кого попало. Выпить, поесть, или, может, историю расскажешь?

– Крепкого не пью, я вообще то с Рустамом.

– А, так ты Лист? – заинтересовано посмотрел бармен – Как же, Арсенал слухами полниться. Все только и говорят, как вы с Развязки с боем прорывались. В душу лезть тут у нас не принято, захочешь, сам расскажешь, а крепкого тут никто не пьет, вредно это. Говорят, прозрачное стресс снимает, так только и голову тоже снимает. Чуть зазеваешься и все. Вот «Лоза», это другое дело и вкус и организму польза. Шуман до сих пор с моими дедами за рецепт торгуется.

– «Лоза»?

– Она родимая. Сорт вина такой, из здешнего, местного, винограда. От Зоны ведь не только беда, но и польза бывает. Просто уметь надо эту пользу увидеть. Напряжение снимает, усталость, но упиться при желании можно и ею, хотя хмель быстро исчезает без всяких последствий. Мечта алкоголика – никаких горящих труб и головной боли поутру.

– Что они – кивнул Лист в сторону сидящих особняком путников – то и мне. Только с  хабаром у меня сейчас туго.

– Если тебя Рустам с собой привел, то об оплате, парень, можешь забыть. Не все исчисляется деньгами и артефактами, хотя за них в других частях Зоны тебе запросто выстрелят в спину.

Из-за длинного стола, обрушивая посуду, под недовольный гул остальных путников поднялся разошедшийся Брама и неуверенной, раскачивающейся походкой направился к бармену:

– Лист! – заревел он медведем на весь бар, заставив сталкеров подпрыгнуть от неожиданности и спешно расступиться перед его массивной фигурой – Брат ты мне теперь! Жизнь спас, грудью под пулю стал, снайпера шпиков с одного выстрела снял! А это вам не «лозу» хлестать, для этого железо в хребтине иметь надо! Идем к нам, помянем, брат.

Поняв, что грустный Брама для окружающих куда опаснее, чем трезвый, Лист подставил плечо и поволок его обратно. Путники подвинулись, уступая место, а Браму от греха подальше прислонили в углу, где он благополучно засопел. Коперник налил в рюмку темно-рубиновую «лозу» и молча встал. Путники, как один, поднялись за майором:

– За тех, кто не дожил, кто не дождался обратного моста. Пока мы живы, вас будут помнить. За вас, ребята.

Путники выпили, минуту помолчали, а потом Коперник бросил на стол начатую пачку сигарет, закурил, пуская в потолок ароматную струю дыма, и посмотрел заинтересованным взглядом: