Текст книги "Назад к жизни (СИ)"
Автор книги: Весела Костадинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
13
Около шести утра в субботу Михаил уже ждал меня перед подъездом, одетый в удобные брюки, цвета хаки со множеством карманов, футболку и куртку в тон брюк.
– Ого, – одобрительно покачал он головой, осмотрев меня – я тоже не подкачала. Опыт длительных походов по горам из прошлой жизни у меня был, поэтому одежду я выбирала удобную, плотную и практичную. С одной разницей – его форма явно была куплена не в России, а моя… в местном магазине рыболовов-любителей, а потому сексуальность в ней отсутствовала напрочь. Одно радовала, майку я натянула в обтяжку, и глаза Михаила, скользнув по груди, задержались чуть дольше положенного.
– Поехали, – он забросил в багажник старого видавшего виды внедорожника удочку и снасти. – Напомни мне подарить тебе нормальную форму.
Я скорчила ему рожу и показала язык. Вообще-то его подарки, привезенные из Болгарии, заставили меня повизгивать от радости. Сладко от зелен смокини, белое вино для мамы и розовая косметика для меня. Но самым большим сюрпризом стал изящный стеклянный флакон, наполненный розовым маслом. Не той недорогой эссенцией, продающейся в Болгарии в каждом магазинчике, а настоящим. Густым, насыщенным, от которого кружилась голова, а одной капли хватило, чтобы запах роз разошелся по всей квартире и держался вот уже больше трех суток. И мои длинные волосы, которые я собрала в высокий хвост, вымытые водой с добавлением мельчайшей капли, до сих пор источали аромат роз. Я боялась даже представить, сколько могло стоить такое масло.
Когда мы сели в машину, Михаил втянул воздух и довольно улыбнулся – похоже тоже учуял запах роз.
Ехали долго, часа два-три, но я не возражала, нам было о чем поболтать. Все эти три дня мы болтали по телефону по несколько часов подряд и никак не могли остановиться. Книги, музыка, политика, новости, фильмы – не было ни одной темы, которую мы не могли бы обсудить, о которой могли бы поспорить или напротив, полностью сойтись во мнениях. Кроме одной.
Ни он, ни я старательно не касались наших отношений друг ко другу. Нам было хорошо вместе, и этого было достаточно.
– Тебе понравилось вино и варенье? – спросил Михаил, когда мы свернули с дороги на небольшую колею, ведущую в лес.
– Конечно, – кивнула я. – Варенье я подъела уже все. Вино тоже хорошее, но это скорее для мамы.
– Вот уж не поверю, что ты не пьешь, – фыркнул он.
Ну да, конечно, я к тебе на лекции захаживала с большого бодуна: помню, знаю, сожалею.
– Я сейчас стараюсь не пить, – я повернулась и посмотрела Стоянову в глаза.
– Почему?
– У меня нет тормозов. Я не умею останавливаться. Стоит мне почувствовать эйфорию от алкоголя в крови, как я просто не могу сказать себе: стоп. Заканчивается все плачевно для меня: начиная от потери памяти и завершая страшным похмельем. Мне это не нравится, поэтому максимум который я себе сейчас позволяю – пол бокала, разбавленные водой.
Минут пять он молчал, переваривая информацию. А потом остановил машину и задумчиво посмотрел на меня, чуть прищурив глаза.
– Знаешь, Кира…. Не знаю, что с тобой произошло перед сессией, но сейчас…. Сейчас мне кажется, что ты… даже людям намного старше тебя сложно признать свои слабости и ошибки. Но ты…. – он, наверное впервые с нашего знакомства не мог подобрать нужные слова и просто покачал головой.
Мы еще минут пять сидели в полной тишине, а потом, посмотрев друг на друга, не сговариваясь рассмеялись. Просто потому что так было легче нам обоим.
– Ну что, готова?
День был просто восхитительным. Не смотря на то, что это новое тело было совершенно не подготовлено к длительным походам и физическим упражнениям и к концу дня болело нещадно, я была счастлива. Мы прошли километров 15, наловили хариуса и немного плотвы, причем мой улов был даже больше, чем улов моего спутника. А после был отдых, разговоры, горячий кофе, как мы любили оба и сэндвичи. Расположившись на берегу реки, не далеко от машины, мы наблюдали за заходящим солнцем. Я вытянула гудящие от усталости ноги и легла на еще теплую траву. Закрыла глаза.
Два с половиной месяца назад я оказалась в этом времени, разбитая, сломленная, ошеломленная. Оказалась в такой же жаркий летний день, лежа на такой же траве, вдыхая запахи трав и прислушиваясь к журчанию воды. Два с половиной месяца я меняла и меняла свою судьбу, не думая, что могу полюбить мужчину, сломавшего мне жизнь. Но слома еще не произошло, да и произойдет ли он вообще? Не было ли будущее действительно просто страшным сном? Предупреждением мне о возможной трагедии? Постепенно стирались из памяти лица, события, и только Мишо оставался по-настоящему реальным.
Я почувствовала, как Михаил подвинулся ко мне, осторожно, чтоб не потревожить, положил мою голову себе на колени и накрыл меня своей курткой. Видимо ему казалось, что я задремала, что было не так уж и далеко от правды. Голова была легкой, мысли проносились стремительно меняя одна другую.
Во сне лето я провела почти не разлучаясь с Анжеликой, не вылезая с вечеринок. Приходила домой ночью, пьяная и веселая, не замечая, как седеет на глазах мама от тревоги и страха за меня. Может это и стало спусковым крючком к болезни, унесшей ее жизнь через шесть лет.
В это лето мама стала веселой, более открытой и выглядела отдохнувшей.
Стоянов ласково погладил меня по голове.
– Кира, – прошептал тихо. – Просыпайся.
Я открыла глаза. Солнце полностью скрылось за горизонтом, небо было усыпано звездами. Стало значительно прохладнее, от воды поднимался густой туман.
– Ого, – я потёрла глаза.
– Ты крепко заснула. Устала?
– Есть немного.
– Давай, увезу тебя домой, – он поднялся и помог подняться мне, – Становится холодно.
– Да, – качнула я головой, немного грустно, – лето проходит….
– У тебя впереди еще много таких лет, – Михаил тоже вздохнул. – У тебя вся жизнь еще впереди.
И все же это лето я запомню навсегда – это я знала точно.
До начала учебы оставалось всего каких-то три недели, которые летели с ужасающей скоростью. Почти каждые выходные, да и не только выходные я проводила с Михаилом. Мы катались на лошадях, ездили на рыбалку и за грибами, спускались в пещеры, которых в нашей области было достаточно. Мишо, помимо математики, прекрасно разбирался в геологии, собирая для меня коллекцию кристаллов, много рассказывал о формировании пещер
Лишь одно в нашей дружбе не давало мне покоя, лишь одно сердило и сводило с ума – он по-прежнему держал меня на значительном расстоянии. Он был добр, ласков, надежен, заботлив, но не пускал меня ближе. Ни разу не сделал попытки поцеловать. Ни разу не задержал в руках дольше, чем было необходимо. Я видела, ему приятно касаться меня, заботиться обо мне, но при этом он словно постоянно контролировал свои поступки. И только его глаза иногда выдавали его желание, но он сразу же гасил этот огонь. А я сгорала изнутри.
За три дня до начала сентября я не выдержала.
Он снова, как обычно привез меня домой с прогулки, но выходить из машины я не торопилась.
– Все в порядке, Кира? – спросил он, чуть нахмурившись.
Я молча наклонилась к нему и поцеловала в губы. Твердые, сильные, упрямые. От запаха кофе кровь ударила в голову, пьяня не хуже алкоголя. Сначала он чуть замер, а потом ответил, перехватывая инициативу. По жилам растекся огонь, внутри все скрутило от неудовлетворенного желания.
Я чувствовала, как пресеклось его дыхание, как бешено стучит его сердце. Чувствовала, как сильные руки обхватили меня за талию, притянули к себе, ощущала через одежду всю силу его желания. Едва сдерживаемый, этот поток готов был прорваться сквозь плотину сдержанности.
Я задыхалась, мне не хватало воздуха и в тоже самое время я боялась даже на секунду прервать сладкое безумство этой страсти.
– Стой, Кира, остановись, – тяжело дыша, он решительно перехватил мои запястья, заставив застонать от разочарования.
– Почему? – я чувствовала всем своим телом, всем своим существом его желание, реакцию его тела на мое.
– Нет, Кира. Нет, – он отстранился полностью и аккуратно вернул меня на пассажирское сидение.
– Да что происходит такое? – мне было физически больно от пульсирующего внизу живота возбуждения, от не понимая происходящего. – Почему ты остановился?
– Да потому что это не правильно, Кира!
– Не правильно, что? Михаил? – мои щеки полыхали от ярости и унижения.
– Кира, – он выровнял дыхание, – я не стану пользоваться твоей молодостью и наивностью. Я хочу тебя, это правда. Да и кто в трезвом уме смог бы не желать тебя, такую яркую, умную, красивую? И ты сейчас думаешь, что влюблена в меня, но это не так.
Я язвительно рассмеялась, не зная, как реагировать на такие слова. Хотелось плакать и хохотать одновременно. Так круто меня с небес на землю еще не спускали.
– Кира, – продолжал Михаил, – ты молода, очень молода. У тебя впереди вся жизнь, и я не первый мужчина, который потеряет от тебя голову. Я всего лишь мгновение в твоей жизни, всего лишь увлечение, которое скоро пройдет. И ты будешь сожалеть о том, что сделала бы сегодня вечером. И возненавидишь меня…. – очень тихо добавил он.
Я закрыла горящее лицо руками, чувствуя, как кровь стучит в ушах.
Он осторожно задел мою руку, но я дернулась, не давая ему больше прикасаться ко мне.
– Зачем? – почти простонала, – зачем же ты тогда встречался со мной? Почему сразу не прекратил общение?
– Я не смог, – глухо ответил он. – Не смог отказаться от тебя сразу. Каждая наша встреча, каждый разговор – сильнее привязывали меня к тебе. Но что я могу дать тебе, Кира? Я в два раза старше тебя, я только-только встаю на ноги после кризиса. Ты стоишь в самом начале жизни, а я… я перешагнул уже вторую половину. Я не могу дать тебе того, чего ты достойна. Я надеялся стать тебе другом, постараться уберечь тебя от ошибок… и надеялся, что больно будет только мне…
Старый мудак! Да что ты вообще знаешь о чувствах?
– Ты трус, Михаил, – резко подняв голову и посмотрев Стоянову прямо в глаза, отчеканила я, – ты просто трус, прикрывающий свой страх красивыми словами о моем будущем! Знаешь, Мишо, я очень надеюсь на одно: каждый день, глядя в зеркало, ты будешь видеть в нем жалкого труса. И надеюсь, все твои благородные побуждения не станут тебе даже малым утешением!
С этими словами я пулей вылетела из машины и рванулась в сторону дома.
– Кира! – Михаил выбежал за мной, но я успела захлопнуть двери подъезда перед ним, не желая слышать ни одного слова больше.
Идиот! Какой же он идиот!
Задыхаясь, я вбежала в квартиру и упала на колени прямо в прихожей. Мне хотелось кричать от адской боли в груди.
– Кира, – на шум вышла мама и сразу бросилась ко мне.
– Он бросил меня, мама, – задыхаясь, прошептала я. – Он меня бросил….
– Кира….
Я хотела заплакать и не могла! Ведь я была уверена, что исправила свою жизнь, что изменила ее к лучшему! Так почему сейчас мне кажется, что меня вывернули наизнанку?
От ярости, от невозможности выплеснуть из себя боль я завыла и схватив флакон с розовым маслом с силой запустила им в стену.
Холодный звон бьющего стекла, тяжелый, растекающийся по квартире аромат роз, аромат из прошлого и будущего вырвали из моей груди сначала крик, а потом глухие, отчаянные рыдания.
Мама молча села рядом, обхватив меня за плечи.
14
От одной мысли, что нужно будет пойти в университет и встретить на занятиях Михаила меня начинало трясти. После вспышки холодной ярости в тот злополучный вечер, я чувствовала полное опустошение внутри. Боль все еще скребла по сердцу, но я загнала ее глубоко, очень глубоко внутрь себя.
Я назвала трусом Михаила, но и сама ушла от него не так уж и далеко. И первую неделю занятий, подло и трусливо думала не приходить на его лекции.
Он звонил мне не один раз – я не брала телефон, а позже и вообще отключила связь. Мама как-то попыталась поговорить со мной, но я накричала на нее, не желая слушать.
Злость отвергнутой женщины смешалась во мне с обидой на судьбу, поманившую счастьем и забравшую его. Доля правды в его словах была – мне ли не знать этого? Да, действительно впереди у меня была встреча с Димой, рождение горячо любимого сына, но даже осознание этого не давало желаемого облегчения.
Напротив, и Дима, и Кир все чаще и чаще стали появляется в сознании лишь в образе мимолетных видений, размытых, неясных фигур, все больше напоминая сон, а не явь. Воспоминания о прошлой жизни затягивались густым туманом, становились смутными очертаниями, не четкими ощущениями.
Боль от потери Михаила была реальной.
И все же, не смотря на свой страх, даже ужас перед новой встречей, не смотря на уговоры Анжелики пропустить лекцию, я на нее пошла. Одному жизнь научила меня хорошо, вбив это знание через задницу: нельзя бегать от проблем, их нужно решать.
Михаил выглядел бледным и потерянным. Увидев меня, он на секунду, казалось бы, ожил, но я быстро отвела от него глаза, садясь как можно дальше. И больше все занятие головы не поднимала от конспектов. После видела, что он задержался, но быстро собрала вещи и вышла из аудитории вместе с однокурсниками.
Так повторилось и на следующей лекции, и на следующей. Я и сама не заметила, как сентябрь перевалил за вторую половину.
– Что-то наш Михаил Иванович странно выглядит, – озабоченно высказалась Ирина, не оставляющая попыток обратить на себя внимание Стоянова. Но, как я заметила ревнивым взглядом, он относился к ней абсолютно равнодушно. – Кто-нибудь знает, что у него случилось?
– Может, влюбился? – в шутку предположила Наталья, переписывая задачу.
– Кто? Он? Вряд ли… – скептически пробормотала Ирина, зло сверкнув глазами, – думаю у него до сих пор в памяти свежа та история.
Я тут же превратилась в Большого Уха.
– Какая история?
– Это мне ребята-математики рассказали, – Ирина чуть понизила голос. – В общем, лет десять назад он сделал предложение девушке-аспирантке. Она его моложе лет на шесть была. Уже и дата свадьбы назначена была, и тут выясняется, что его один приятель мощно на деньги кинул. Ему пришлось продать все, что было: квартиру, машину, большой дом…. Родители его не в России были, ничего не знали, а он им ничего и не сказал, сам свои проблемы решал. Ну и накануне свадьбы, когда он невесте сказал, что не сможет позволить себе праздник на 100 персон, как она хотела, она при всех его нищебродом назвала и бросила.
– Вот суууука! – вырвалось у меня, к горлу подкатил ком.
– Редкая. Она-то планировала замуж за успешного и перспективного математика выйти, а не за обманутого, потерявшего все человека. Я бы…. – она закусила губу и замолчала.
«Что я могу дать тебе, Кира?» – эхом отозвались у меня в голове горькие слова Михаила. И заиграли совершенно новым смыслом.
Там, в Бургасе он встретил меня будучи более чем обеспеченным и успешным. И осыпал меня своим вниманием и подарками сверх меры, не прекратив даже когда я просила об этом. Только сейчас я вдруг осознала, что таким образом он хотел удержать меня рядом с собой, не зная, как еще можно это сделать. Та незажившая рана, оставленная другой женщиной, навсегда изменила и его психологию.
– Ты тоже что-то сильно бледная, – заметила Наталья, переводя тему, чтобы спасти подругу от неловкого положения. – с утра кашляешь? Не заболеваешь?
– Да черт его знает, – призналась я, действительно ощущая боль в горле. Только гораздо сильнее этой боли, меня мучали мои вопросы.
– Может отпросишься с лекции? – нахмурившись, предложила Ирина. – Я скажу Стоянову, что ты заболела.
– Нет, девочки, сегодня пятница, лекция последняя. Если даже заболеваю – завтра отлежусь. Хватит с меня приключений с матстатистикой, не будем дразнить гусей.
Но свои силы я сильно переоценила. К боли в горле прибавилась головная, а следом меня начал бить озноб. Кашель мучил не очень сильно, но ближе к концу лекции голова стала совсем тяжелой, глаза покраснели и слезились. В добавок ко всему я увидела, что одна из ручек протекла в сумке, испачкав чернилами тетради и книги.
– Да, фааак! – прошептала я, вытаскивая из сумки все, что там лежало.
Лекция закончилась, однокурсники спешили уйти из аудитории, а мне нужно было спасать вещи. Краем глаза я видела, что Ирина снова остановила Михаила и что-то быстро ему говорит. Стоянов слушал ее невнимательно, то и дело поглядывая в мою сторону, чем невероятно нервировал меня.
Ирина, пожалуйста, уведи его с собой! Я не готова сейчас оставаться с Михаилом наедине!
Увы, он что-то ответил нашей старосте, отчего та расплылась в улыбке и вышла.
– Держи, – в три шага оказавшись около меня, он протянул мне салфетки.
– Спасибо, – буркнула я, не глядя на него.
– Я увезу тебя домой, – после минутной паузы сказал он.
– Нет, – все так же пробурчала я.
– Ты еле досидела до конца лекции. Я же не слепой – ты заболела. Как ты в таком состоянии домой поедешь?
– Михаил, – я выпрямилась и посмотрела в серые глаза, – это мои проблемы, не твои!
– Кира, – он устало потер глаза, – я не враг тебе.
– Мишо, а кто ты мне? Скажи? Что ты ко мне чувствуешь?
Он тяжело вздохнул.
– Мои чувства, Кира, не играют никакой роли. Имеет значение только твое будущее и то, что я могу дать тебе.
– Единственное, что мне надо, Мишо, ты мне старательно не даешь. Не знаю по какой причине: не можешь, не хочешь, боишься… не знаю. Но это – единственное, что мне нужно!
– Тебе сейчас так кажется, Кира. А что будет через год? Через три? Через пять?
– А разве это зависит не от нас?
Он молча смотрел на меня. Я на него. Ни один не уступал другому.
И все же через минуту, вздохнув, я схватила сумку и поспешила прочь из аудитории.
– Кира, подожди!
Я распахнула двери и выскочила в коридор, едва не снеся дверями стоявшую рядом бледную как мел Ирину.
Ее красивое лицо на секунду показалось мне застывшей маской: бледной, перекошенной от удивления и обиды. Она отскочила от дверей, со злостью и ревностью глядя на меня.
Вот черт! Этого я совсем не ожидала.
Круто развернувшись, она поспешила прочь от аудитории, поджав губы.
– Ирина, постой, – хрипло постаралась остановить ее я, но примерно с тем же успехом, что Стоянов меня. Она лишь ускорила шаг, переходя почти на бег.
Ну круто, ничего не скажешь.
Поговорить с Ириной мне так и не удалось. На мои звонки она не отвечала, а когда я позвонила Наталье, та шёпотом попросила меня не лезть со своими объяснениями. А дома мне стало совсем плохо.
Почти семь дней я провалялась с высоченной температурой, дикими болями в горле, носе и голове. Спала, немного ела, пила горячий чай и снова спала.
Слышала сквозь сон, как мама с кем-то говорит по телефону. Потом звонки прекратились. Казалось, про меня забыли все, кроме мамы.
Умеешь ты, Кира, ладить с людьми!
Немного поправившись я не выдержала, рассказала маме историю, услышанную от Ирины. Мне просто необходимо было услышать ее мнение, ее здравый смысл.
– Да уж…. – вздохнула она, – если эта история правдива хотя бы на половину, Кир, мне абсолютно понятны действия Михаила. Та стерва убедила его, что удержать девушку, женщину, можно лишь финансовой стабильностью, комфортной жизнью. В чем-то это так и есть, не многие браки выдерживают испытание деньгами, – «мне ли это было не знать?» – но… Тут все решать только тебе, и бороться с его страхами только тебе, Кира. Мы часто думаем, что мужчины должны быть несокрушимы, уверенными в себе, этакие мачо, забывая, что они – тоже люди. И что у них тоже есть боль, страх, неуверенность. Они могут казаться сколько угодно сильными, пряча свои слабости, но это не значит, что их нет. Поговори с ним, Кира. Если любишь – дай ему возможность все объяснить, как бы внутренне ты не протестовала против его слов. И сама хорошо подумай, чего ты хочешь. И только после этого, Кира, принимай решение.
А что касается твоей подруги…. Тут все сложнее. Я не знаю эту девушку, но могу предположить, что ее ревность не позволит вам остаться подругами в любом случае. Понимаешь, – мама усмехнулась и погладила меня по волосам. – Легко пережить равнодушие своего избранника, когда знаешь, что он холоден как лед ко всем. Он может оставаться мечтой, образом, идеальным героем, предметом вздыханий и легкого флирта. Но очень сложно пережить это, зная, что тебя предпочли другой. Знать то, что твой избранник увидел в другой что-то, чего не увидел в тебе – это чертовски больно и обидно. Не думаю, что Михаил – любовь всей ее жизни, но теперь тебе нужно быть осторожной. И разговор с ней, объяснения не помогут. Увы.
15
Мама была права, пора было отключить эмоции, успокоить подростковые гормоны, которые, к сожалению, давали о себе знать, и наконец-то включить голову. Я хотела позвонить Стоянову, но его телефон был выключен. В понедельник так и не смогла найти его в университете, как и во вторник. Наталья и Ирина в университете тоже не показывались, что казалось очень странным.
В среду пошла на кафедру, но и там Михаила не было. Около кабинета стояли несколько студентов-математиков и что-то живо обсуждали. Но когда я подошла, они замолчали, пристально наблюдая, как я дергаю ручку его кабинета.
– Стоянова здесь нет, – холодно заметил один из студентов – высокий светловолосый юноша лет 22-х. Он прищурил глаза и рассматривал меня с подозрением.
Сердце заколотилось сильнее.
– А что… что-то случилось? – дурное предчувствие, мучавшее меня с той минуты, когда Михаил не взял трубку телефона, стало невыносимым.
– А что, тоже пришла на дополнительные занятия? – с ехидной злостью выплюнул другой студент.
– Что? Нет. Что происходит, вообще? – я сверкнула глазами.
– Тоже политологичка? – светловолосый смотрел уже с нескрываемым презрением. – Вы реально решили его добить?
– Так. – вдох-выдох, – мне кто-нибудь может внятно объяснить, что происходит? Меня не было в университете почти две недели, я ничего не знаю!
– Аааа! – протянул еще один юноша из группы. – Не знаешь или делаешь вид, что не знаешь? Это ведь ваши интриги, правда?
– Какие интриги, вы о чем сейчас?
– Парни, – первый потер бровь, – она, похоже, правда ничего не знает. Михаила Ивановича в конце прошлой недели отстранили от занятий.
– Что? – мне показалось я ослышалась. – За что?
– За попытку склонения студентки к сексу, – издевательски ответил мне математик.
– Что? – меня словно ударили по голове, – что…. – голос сел, а в ушах застучала кровь.
Ноги стали ватными, я едва удержалась, чтобы не осесть на пол.
– Из-за таких тупых идиоток, как ты, один из самых нормальных преподов сейчас на грани увольнения с волчьим билетом.
– Кто? Кто про него такое мог сказать? – одними губами прошептала я, едва сдерживая нервный смех.
– Ээээ, парни, похоже она отъезжает… – им невольно пришлось поддержать меня за локоть.
– Нормально. Со мной все нормально. Так кто, кто его обвинил?
Впрочем, ответ для меня лежал на поверхности, пусть и был чудовищен. Как можно было в это поверить? Как можно было это сделать? Я знала ответ, хоть и не верила в него.
– Никто не знает, – пробурчал парень. – Я – Алексей.
– Кира, – машинально представилась я. – Это кто-то с кем он занимался отдельно, так ведь? И она с факультета политологии? Насколько я знаю, он занимался отдельно всего лишь с тремя девушками, одна из которых – я. Я сказать этого не могла, бред этот. Остаются двое.
Наталья, Наталья, Наталья…. Зачем? Для чего? Ты же нормальная, умная девушка…. Или это из-за Ирины?
Я не могла поверить в чудовищность этой новости.
Приложила ли к этому руку Анжелика, общение с которой за это лето я свела к минимуму? Ведь изначально эта мысль зародилась именно у нее. Или дурные мысли заразны?
Я ни на секунду не верила в то, что это может быть правдой. Он сотни раз мог воспользоваться мной, если бы хотел этого. Ему даже стараться не пришлось бы.
– Ты их знаешь? – спросил Алексей. – Мы хотим сами спросить у этой твари, за что она так с Михаилом Ивановичем.
– Нет, – я закусила губу. – Давлением на нее вы ничего не решите.
– В пятницу назначено дисциплинарное слушание. Я – Ден, Денис, – представился второй.
– Есть время…. Но мало. Вот что, парни, – мои мозги работали как часы. – Много ли тех, кто готов выступить в защиту Стоянова? Или только нас…. Шестеро?
– Нет, многие. Он многим помогал. Есть и аспиранты, кто тоже не верит в эту ложь, есть и те, кто уже университет закончил.
– Отлично. Тогда лекции на сегодня и завтра отменяются. У нас очень много работы.
Студенты переглянулись между собой, но никто спорить не стал.
– Политолог… – вздохнул Алексей.
– Политтехнолог, – криво усмехнувшись, поправила я, зло сощурив глаза.
В свое время от подобной кривой усмешки многих моих недоброжелателей в пот кидало.
Штаб кампании устроили в ботаническом саду в одной из многочисленных беседок. Сначала нас было шестеро, через час – почти двадцать, еще через несколько часов я отдавала команды уже полусотне студентов.
– Мне нужен кто-то с юрфака, желательно самый большой сукин сын, который согласиться нам помочь.
– А сука подойдет? – подал голос Ден.
– Еще лучше. Звони ей. Она нужна мне часа через три. И пусть захватит с собой ТК, УК, ГПК РФ. Это только начальный список, дальше решим по ходу дела. Леша, списки выпускников готовы?
– Скоро заканчиваем, Кира, – поднял голову тот. – Обзваниваем всех, до кого можно достучаться.
– Сразу заполняй данные кто кем и где работает. Авось попадется кто-то, кто нам будет полезен. Вноси и данные, кто в пятницу не работает и готов поддержать. Леш, – я чуть понизила голос, – ты знаешь, кто из преподавателей сочувствует Стоянову?
– Угу, – посмотрел он. – Она скоро подойдет.
– Хорошо. Нам нужны не только студенты….
Я не стала звонить ни Ирине, ни Наталье, ни Анжелике. Нет смысла предупреждать врага о том, что ты знаешь его в лицо. Ну, а если я ошиблась – тогда не придется извиняться.
Мне было все равно против кого я буду биться, мне было важно за кого.
Каждый звонок добровольных помощников, каждая довольная улыбка подтверждали мою правоту.
Математики хотели защитить своего преподавателя и друга, но нужен был тот, у кого был опыт проведения таких акций, опыт руководства и координации действий.
– Кира, – подошла девушка из биологов, Алиса, – готовы еще семеро. И, – она хитро улыбнулась, – один из них – оператор на нашем местном телеканале.
Есть!
Наживка заброшена – рыбка клюнула.
– О, супер! Отличная работа, Лис!
– Кира, это Лина Михайловна, наш методист, – подвел ко мне Алексей дородную, но красивую женщину лет 60-ти. Женщина внимательно и пронзительно посмотрела на меня своими красивыми глазами. Я взгляда не отвела. – Она тоже не верит в эту хрень…
– Отличная работа, девочка, – обведя взглядом всю нашу компанию, заметила женщина.
– Будет еще лучше, – в тон ей отозвалась я, не собираясь уступать ни грамма. Пусть считает, что это все, что у нас есть.
Я уже видела предварительные списки, составленные ребятами, видела кого и за какие ниточки можно подергать. Но все детали плана будут у меня и только у меня.
– Хороша, – внезапно Лина тепло улыбнулась. – Нам повезло, что на защиту Миши встала ты. Хорошая организация.
– У нас есть студенты, но нам нужны и преподаватели, – я не стала вдаваться в подробности, перешла сразу к делу. Впрочем, женщина была не глупа и настаивать не стала.
– Миша мальчик хоть и замкнутый, – она присела на скамейку рядом со мной, – но талантливый и умный. И своим чертовым благородством и принципами сумел нажить не только друзей, но и врагов. Сама понимаешь, девочка, в нашей среде мало быть хорошим преподавателем и талантливым ученым, нужно быть еще и политиком. А с этим у Миши большая проблема. Поэтому при том, что он имеет докторское звание, профессором ему стать так и не удалось.
– У него есть друзья в ученом совете?
– Есть. По крайней мере те, кто не настроен решительно против него. Профессор Лебедев и профессор Хайт. Оба недовольны этим скандалом, и оба говорят об этом в открытую.
– Но есть те, кто используют скандал, чтобы избавиться от Михаила Ивановича, так?
Лина Михайловна вздохнула.
– Миша наступил на больную мозоль ректора, три года назад завалив его любовницу на экзамене. Тупа была как пробка, но говорят, хорошо минет делала.
– Про любовницу и минеты знают все, но дисциплинарное взыскание готовы наложить только на Стоянова. Супер! – я подняла глаза к небу.
Любовница, значит…. Ну-ну, подождите, Константин Павлович, мы еще посмотрим, кто оправдываться будет.
– А любовница насколько тупа? По десятибалльной шкале?
– Минус пять, – фыркнула Лина.
– Контакты найти сможете?
– Уже, – глаза Лины сверкали как у наевшейся сметаны кошки. Она отдала мне бумажку с адресом и телефоном.
Мы говорили еще около двух часов. Лина оказалась бесценным источником сведений о ученых мужах – никогда нельзя недооценивать секретарей и вспомогательный персонал. К концу беседы у меня была полная картина политического расклада нашего университета, сдобренная весьма пикантными подробностями дружбы пауков и жаб.
– Лина Михайловна, – когда мы, наконец, завершили наш разговор, все-таки спросила я, – почему вы помогаете нам? Михаилу Ивановичу?
– Да потому что, Кира Романовна, – она подчеркнуто обратилась ко мне по отчеству, признавая заслуги и мое место, – я ни на секунду не верю той херне, которую про него сочинила малолетняя прошмандовка. Он репетировал мою племянницу, деваху с внешностью топ модели. И ни малейшего намека на что-то большее, чем простая подготовка к экзаменам, там не было. Внешность у Миши такая, что бабы сами на лету раздеваться будут, а он ее прячет. Хотя, – она усмехнулась и наклонила голову в мою сторону, – последние недели изменения на лицо.
Я посмотрела на клонящее к закату солнце.
– Лина Михайловна, наши телодвижения незамеченными не останутся. Завтра о многом уже будут знать наши противники. Ваша основная задача теперь – не пропустить изменения во времени слушаний. Будем наедятся, что нас недооценят, но готовыми нужно быть и к тому, что захотят избежать шумихи. Держите руку на пульсе.
– Умная. И это предусмотрела. Следить буду, – она помолчала. – Хочешь знать, кто его оклеветал?
Я пожала плечами.
– Не особо. Я догадываюсь, кто это сделал, так что новостью для меня это не станет. Хоть и очень хочу ошибиться. Но имя ничего не изменит. Вообще ничего.
Женщина покачала головой, принимая мою правду.
– Тебе домашний адрес Миши дать? – поднимаясь со скамейки, очень тихо спросила она.
– Нет, – я отреагировала спокойно. – Я не поеду к нему. И он ничего не должен знать о нас. Это его лучшая защита.
Она молча кивнула.
Ден не подвел, пригласив вечером на наш междусобойчик девушку-пятикурснику с юридического факультета.
– Кира, это Римма, Римма – Кира.
Мы обменялись крепкими рукопожатиями. Более мужскими, чем женскими.
– Спасибо, что присоединилась, – дружелюбно улыбнулась я.
– Заканчивай с политесом, что нужно сделать?
