Текст книги "Назад к жизни (СИ)"
Автор книги: Весела Костадинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
6
Следующая консультация началась так же как и предыдущая – продуктивно, но язвительно. В какой-то момент, мне показалось, что Стоянов действительно испытывает меня на прочность.
В итоге, даже мои закаленные нервы не выдержали очередной колкости.
– Михаил Иванович, – стиснула зубы, чтобы не сказать в ответ гадость. – Прошу вас, хватит!
– Что не так, Якимова? – фыркнул Михаил, – ты в любой момент можешь уйти.
Это был совсем не мой Михаил.
Мой? Я впервые подумала о нем так….
– Вы так сильно меня ненавидите? – с горечью спросила я, глядя на Стоянова.
– Ненависть, Якимова, очень сильное чувство, – внезапно серьезно ответил он. – Для ненависти нужны очень, ну просто очень существенные причины. А тебя я… – он подумал, прежде чем сказать, посмотрел в окно. – Пожалуй ближе всего будет слово – презрение.
– Что? – я не верила своим ушам.
– Да, Якимова. Пожалуй, это слово наиболее точно описывает мое отношение к тебе. Я презираю тебя за то, что умная, талантливая девушка растрачивает свой потенциал в никуда, выбрасывает на помойку! Посмотри на себя, Якимова, ты разве что последнюю неделю являешься на занятия не словно с панели. Ты поступила в хороший ВУЗ, с хорошими баллами, но просто забила и на будущее, и на настоящее. Ведешь себя как портовая шлюха, прогуливаешь, являешься на занятия с вечеринок, благоухающая…. Ну понятно как! Грубишь всем, от сокурсников до преподавателей, сплетничаешь за спинами со своей мажористой подругой.
Его задели, его сильно задели и оскорбили слова Анжелики! Намного сильнее, чем я могла себе представить. И тот факт, что я их не поддержала роли не играл, достаточно было того, что они прозвучали.
Но даже если не брать во внимание этот факт, огромная доля правды в его словах была. В прошлой жизни я не любила вспоминать первые курсы в университете именно по причине стыда за свое поведение. Однако, и представить не могла, как это выглядело со стороны. А Мишо никогда не ставил мне это в упрек. Он вообще меня никогда не упрекал.
Щеки и уши полыхали огнем от стыда и гнева и на себя, и на него. Ладони невольно сжались в кулаки.
– Что, не очень приятно, да? Думаешь, Якимова, что если ты за последнюю неделю взялась за ум, это что-то меняет? Понятно, что запахло паленым, и ты резко стала ответственной, но это не меняет твоей сути! Глупой, недалекой, неуверенной в себе сути. Не смотря на то, что потенциал в тебе большой.
Он со злой усмешкой смотрел на меня, словно ждал, когда я сорвусь на него.
А вот хрен тебе!
– Простите меня, – собрав в кулак всю выдержку и силы, посмотрев ему прямо в глаза, спокойно сказала я.
– Что? – казалось, он ушам своим не поверил.
– Простите меня, – повторила я. – Вы во многом правы, хоть мне и сложно это признать.
Во взгляде Михаила впервые за все время появилась растерянность. Он не ожидал от меня такой реакции: спокойствия и выдержки.
– Мне стыдно за свое поведение, за свои слова, – каждое слово приходилось тщательно подбирать, выталкивать из себя, преодолевая гнев и гордость.
Но тяжелее всего было смотреть ему прямо в глаза и видеть в них не восхищение и любовь, а лед и презрение.
– Я совершила много косяков, Михаил Иванович, – «причем большинство из них в постели с тобой», – но даже самые отъявленные преступники имеют право исправить ошибки. И я постараюсь это сделать. Спасибо вам за откровенность, по крайней мере сейчас я понимаю, что натворила, – я говорила абсолютно искренне, имея ввиду не только прошлое и настоящее, но и будущее, хотя Михаил об этом даже не догадывался.
Он молча кивнул, собираясь с мыслями.
– Может быть, продолжим? – все таким же ровным, безжизненным тоном предложила я, кивая на стол с тетрадями.
– Пожалуй, – он быстро посмотрел на часы, – на сегодня мы достаточно осточертели друг другу. Прервемся. А ты, к тому же, вымотана, тебе нужно как минимум часов 10 сна.
От удивления мои брови поползли вверх.
– У тебя круги под глазами, – угрюмо пояснил Стоянов. – Придешь завтра.
Шо, опять?
Легко ему сказать – проспи 10 часов! А как спать, когда нервы взвинчены по полной программе? Выходя из университета, я еще гордо держала голову, но проходя мимо ботанического сада, не удержалась, села на ближайшую скамейку, скрытую раскидистыми елками и разрыдалась. От усталости, от напряжения, от обиды и бессильного гнева. А может и от шока, который достал меня только сейчас. Снова и снова прокручивала разговор в голове и понимала, что ровно так в его глазах и выгляжу.
Но тогда почему 20 лет спустя нас так неукротимо привлекло друг ко другу??? Он же реально терпеть меня не мог! А с учетом моего дальнейшего поведения весь следующий семестр, эти чувства должны были только возрастать!
Когда поток слез иссяк, я бессильно легла на скамью, глядя в чистое синее небо. Было около десяти вечера, высыпали первые звезды, взошла красавица-луна. Она напомнила мне долгие вечера, которые мы с Димкой проводили на террасе нашего дома, глядя на луну и море. Тихо мурлыкала музыка, в бокалах искрилось легкое, белое вино, в комнате сладко посапывал Кир. И мы были счастливы. Очень счастливы.
Как странно, эти воспоминания становились все дальше от меня, все больше похожими на сладкий, чудесный сон, который приносил отдых и умиротворение душе.
Мне казалось, я слышу тихий шум прибоя, крики чаек над волнами, кваканье лягушек и стрекотание сверчков. Мне казалось, я ощущаю едва заметный вкус соли на губах, запах йода и распускающейся черешни.
Тело становилось легким, голова – свободной.
– Эй, – резкий голос Ирины вывел меня из состояния сна. – Кира, ты тут ночевать собралась?
Я вскочила со скамьи, озираясь по сторонам. Я ведь действительно почти заснула, и если бы не Ирина, вообще непонятно что случилось бы.
– Ничего себе тебя ушатало, – хмыкнула она. – Слушай, Наталья там машину прогревает, пошли, тебя подбросим до дома.
– Да уж, – я потерла глаза. – Отдохнула, называется. Спасибо, Ирин. Вы тоже в сторону Кировского едете?
– Ну, вообще, мы там и живем, снимаем на двоих квартиру. Жопа мира, конечно, но нам нормально. Зато никто не мешает учится и работать.
– Вы молодцы, – искренне восхитилась я, садясь в старую киа Натальи. – Не помешаю?
– Нет, – улыбнулась та. – Завтра сможешь поехать с нами за подарком Стоянову?
Там же в этот подарок яду и сыпану!
Я молча кивнула, сдерживая зевание.
– Не думала, что ты так заниматься можешь, – внезапно призналась Ирина.
– Я в курсе, что обо мне все думали, – пробурчала я. – Наверное, заслужила такое мнение.
– Если честно, да, – кивнула Наталья. – Вот сейчас с тобой говорим – ты нормальная умная девушка, а выглядела и вела себя как…
– Как портовая шлюха, – повторила я слова Стоянова. – Девочки, не переживайте, меня уже просветили.
– Но последнюю неделю тебя не узнать, – поспешила сгладить неловкость Ирина. – Весь курс в шоке от перемен. Одеваешься – стильно, перестала курить, занимаешься, не хамишь никому. Не знаю, что произошло у вас с Анжеликой, но хорошо, что она перестала мелькать у нас на факультете.
Вот это новость.
– Анжелика-то вам чем не угодила? – фыркнула я.
– Ты не замечала, что она постоянно говорит всякую мерзость за спиной других? – Наталья поджала губы.
Да, было это в Анжелике. Она умело подмечала недостатки других людей, высмеивая их, порой довольно жестко. Меня она никогда не трогала, да и со временем эта ее привычка стала почти незаметной, редкой. Но в университете мне даже приходилось ее одёргивать. Иногда. Чаще я с удовольствием смеялась над ее шутками.
– Посмотри, – продолжила Ирина, – ты сейчас к сессии готовишься, едва на ногах стоишь, а она даже не показывается. Она, в отличие от тебя, сессию не завалит. Скорее преподов – баблом. А ты как выкручиваться будешь?
Нда…. Поганая картинка вырисовывается, если посмотреть на все происходящее со стороны.
– Ты прости, что мы все это сказали тебе, – Ирина смотрела на меня виновато, пока Наталья искала место для парковки около моего дома. – Ты когда одна – нормальная девчонка, но как только поблизости оказывается Анжелика, в тебя как демон вселяется.
– Почему вы помогаете мне? Почему сейчас говорите со мной? – я чуть прищурила глаза, внимательно глядя на девушек.
– Потому что…. – они переглянулись.
– Ладно, – махнула рукой староста, – потому что тогда, после консультации, ты реально выглядела разбитой. Мне стало жаль тебя, бывает такое. А оказалось, что ты умеешь быть серьезной и общаться нормально.
До меня внезапно дошло, что только что я снова кое-что поменяла в судьбе, немного отошла от опасного пути. Я вернулась в аудиторию, что позволило Ирине подойти ко мне и дать конспекты, что дало шанс сдать экзамен у Стоянова и хоть немного исправить его мнение обо мне. Петелька за петелькой, шовчик за шовчиком – я ткала новое полотно судьбы.
Домой пришла разбитой, уставшей, расстроенной.
– Прости, мам, я не успела сегодня ничего приготовить, – устало села на стул в кухне, напротив мамы в кресле.
– Солнышко, – мама обняла за плечи, – не переживай. Отдохни. Ты на себя эти дни не походишь…
– Мама…. – выдохнула я, согнувшись над столом, – неужели я такая…. Сволочная?
– Солнышко, ты совсем не сволочная…. Но ты ищешь свой путь, совершаешь много глупостей и ошибок. Часто не замечаешь людей вокруг, их интересов. Но это не потому что ты плохая или сволочная. Это потому что ты невнимательная, не привыкла быть серьезной…. Кира, мы все проходим эти этапы: кто-то раньше, кто-то позже. У тебя период глупостей затянулся, но это не значит, что ты не сможешь с этим справиться. Уже справляешься. Я смотрю на тебя эти дни и вижу перед собой совершенно иного человека: умного, целеустремленного, доброго, заботливого. Думаю, моя дорогая, у тебя есть время исправить положение вещей.
От ее слов по телу разливалась блаженная теплота.
Ведь правда, сегодня я наладила отношения с однокурсницами, дала выговориться Стоянову, не нагрубив и не усугубив наш конфликт еще сильнее.
7
Последующие два дня я усиленно занималась, причем не только матстатистикой, но и подтягивала хвосты по другим предметам – благо опыт работы в другой жизни, прочитанные книги и посещения лекций именитых политологов здорово помогали в восстановлении знаний. В общем-то, кроме матстатистики, другие предметы опасения не вызывали, а мои вопросы на консультациях заставили преподавателей изумленно потирать лоб. Сокурсники тоже часто смотрели на меня как на белого единорога.
Зато общение с Ириной и Натальей становилось все более приятным и плодотворным. Мы все-таки съездили за подарком Стоянову. Выбирая ему флягу, я невольно улыбнулась – ее он сохранит на всю жизнь, увезет с собой в Болгарию.
Дополнительные занятия с ним теперь протекали куда более спокойно, мы оба воздерживались от лишних комментариев, предпочитая сохранять сдержанно-нейтральный тон. И в итоге, когда до экзамена оставалось два дня, я уже думала о нем значительно увереннее. Огорчало ли меня то, что вскоре я не увижу Михаила долгих два с половиной месяца? Скорее нет, чем да. За эти два месяца я планировала немного успокоится, дать себе передышку и хорошо подумать, что мне делать дальше.
Не сказать, что меня не совсем не тянуло к Михаилу, скорее наоборот. Чем дольше времени я проводила с ним, тем сильнее чувствовала влечение. Кошмар прошлого-будущего постепенно затягивался туманом, становился все дальше и дальше от меня, а вместе с ним уходили и ненависть, и чувство вины, и злость на себя и на него – ведь никто не погиб, ведь будущее становилось все более неопределенным с каждым моим шагом, с каждым действием. От его запаха у меня кружилась голова, от звуков голоса улыбка возникала сама собой.
– Ладно, Якимова, – он хлопнул ладонью по столу, откидываясь на кресле. – Похоже, что шанс сдать экзамен хотя бы на три у тебя появился.
На три, так на три.
Я молча кивнула, не переставая улыбаться.
– Я так понимаю, ты довольна тройкой? – все-таки не удержался он от подкола.
– Я радуюсь, что есть шанс сдать следующий экзамен на пять, – я посмотрела в грозовые глаза.
Он улыбнулся. Вопреки его желанию, улыбка получилась…. Добрая.
– Удивительное самомнение, – пробурчал он, но скорее для проформы.
– Посмотрим, Михаил Иванович, – я не удержалась, глянула лукаво, с едва заметной ехидной улыбкой.
Он, чуть прищурив глаза, смотрел на меня внимательно, изучающе. И от его взгляда мурашки пробежали по коже, а во рту резко пересохло.
– Что ты хотела из Германии? – внезапно сухо спросил он. – Шмотки, косметику?
– Что? – я моргнула, опешив от вопроса. – Нет. Совсем нет.
– Что тогда? Мне просто интересно стало, – он скрестил руки на груди, прищурил глаза.
– Полимерную глину, – выдохнула я, понимая, что сейчас придется ответить на примерно тысячу вопросов.
Стоянов удивленно поднял брови.
– Что это вообще такое?
– Это материал, похожий на пластилин. Но после термической обработки он затвердевает, как настоящая глина. Из него делают кукол, украшения, да много чего еще. Мне как-то привозили кусочек – я была в восторге. Но в России этот материал еще не продают…. А в Германии есть фирма Фимо, это производитель глины.
Стоянов смотрел на меня как на спятившую кошку. С каждым моим словом его глаза становились все больше и больше.
– Нда, Якимова, признаюсь, тебе удалось меня удивить. А это бывает редко. Не думал, что ты умеешь… лепить, – растягивая слова, насмешливо прокомментировал он.
Краска бросилась мне в лицо от его слов и интонации. Боясь сказать лишнее, я быстро побросала свои вещи в сумку и рванула прочь из кабинета. Надо же быть такой сволочью, чтобы все-таки довести меня до кипения! Да через 20 лет ты первым будешь восхищаться моими драконами, скотина! За моими вещами очередь выстраивалась на пол года! Да, сейчас я не планировала делать ничего масштабного, очень дорогого, но ведь мастерство – его не забыть! Руки помнят, глаза помнят. Сейчас я могу делать что-то не сложное, маленькое и не дорогое, чтобы начать зарабатывать, начать шлифовать свое искусство намного раньше, чем в прошлой жизни!
Когда-то мы с мужем выжили, благодаря этим драконам. От отчаяния и расстройства, я за ночь смоделировала первого зверя, декорировав его естественными камнями и деревом. Он был не очень складным, но чертовски милым. И был куплен в тот самый день, когда я удосужилась его сфотографировать и выложить в фейсбук. За ним последовали другие, все новые и новые. Муж никогда, ни единого раза не позволил себе посмеяться над моим увлечением, помогал и поддерживал во всем. А после и сам подбирал декор, предлагал идеи и новые материалы, убедил, что я талантлива. За Драконами последовали и более простые украшения из разных материалов – дерева, глины, полудрагоценных камней, стекла. Онлайн магазин дополнил маленький оффлайн магазин с сувенирами и подарками. Медленно, но верно мы стали выбираться из финансовой ямы, хобби стало работой и начало приносить хороший доход.
Со злости я от души пнула по перилам и вскрикнула от боли. Стоянов – не Дима, и никогда им не будет! К черту Михаила, сдам экзамен и забуду про него на ближайшие месяца два. А потом, после третьей сессии, забуду навсегда, как страшный сон. А тренироваться сейчас можно и на обычном пластилине или глине. Ничего страшного, в 2008 году и в России будут продавать то, что мне нужно, тогда и смогу развернуться по полной программе.
Я поморщилась от боли, чувствуя, как распухает ушибленная нога. НЕ хватало еще и травму получить.
Тихо запиликал телефон, пришло сообщение от Анжелики. Она была в университете и предлагала встретиться.
Она ждала меня на площади перед фонтаном, подставляя лицо последним лучам заходящего солнца.
– Привет заучкам! Как твое ничего?
– Ничего… – усмехнулась я, садясь рядом с ней. – Устала немного.
– А что хромаешь? Старикан применяет физическую силу к тем, кто не понимает его предмет?
И снова мне резанул уши ее пренебрежительный тон.
– Я ударилась, Лик. Как твои успехи?
– Провалила первый экзамен, – поделилась она. – Не катастрофа, но неприятно.
– И предсказуемо, – закончила я за нее.
– Да там препод – мудак, – пожаловалась она, – прикинь, он даже мой билет не читал, сразу начал вопросы задавать.
– Скотина, – пробормотала я, – как он мог не посмотреть на списанный билет?
– Ой, да ладно. Нужна мне больно эта история! Ты лучше скажи, как планируешь день рождения праздновать?
– Никак, Лик, у меня вообще горизонт планирования сейчас неделя.
Я вдруг поймала себя на мысли, что мне скучно и неинтересно говорить с Анжеликой. Она что-то болтала о своих планах на мой день рождения, а у меня были совсем иные планы. О чем мы раньше могли болтать по несколько часов? Что обсуждать?
Людей. Вечеринки. Шмотки.
Ровно все то, что сейчас меня интересовало меньше всего.
– Слушай, – я словно издалека услышала ее голос, – а ты не думала…. Ты ведь можешь сказать, что Стоянов приставал к тебе.
– Что? – меня словно током ударило.
– Если ты не сдашь экзамен, ты всегда можешь сказать, что Стоянов приставал к тебе, а ты ему отказала.
Шок от слов подруги лишил меня дара речи.
– Лик, ты в своем уме, вообще? Ты представляешь, к каким последствиям это может привести?
– Подожди, тебе-то какая разница? Или что, пожалела этого старого мудака? Не ты ли мне говорила, что он редкая тварь? Ну если сама боишься, я могу это сделать, не сложно.
– Лика, ты это серьезно? – я действительно не могла поверить, что моя самая близкая подруга способна на такое.
– Кира, а в чем проблема-то? Тем более, – хихикнула она, – могу поклясться, что он с большим удовольствием залез бы тебе под юбку.
Внезапно мне захотелось от души ее ударить, привести в чувство.
– Лика, – вдох-выдох, – ты понимаешь, что таким слухом ты можешь полностью разрушить жизнь человека?
– И что? Это ж будут не твои и не мои проблемы. Пойми, Кир, я реально хочу защитить тебя. Мне не нравится, что ты можешь провалить экзамен, да и вообще, этот мужик какой-то…… мерзкий, мутный, что ли….
В ушах пульсировала кровь.
– Ты не сделаешь этого, Лика, – отчеканила я, глядя прямо в ее глаза. – Просто, не смей!
– Оба на! А ты, часом… не влюбилась в него? – захихикала она.
Внезапно я поняла, что она провоцирует меня, дразнит, ни на секунду не веря в то, что я могу действительно полюбить человека. Ей и в голову не приходило, что она может несколькими словами сломать карьеру, жизнь и репутацию человека, просто так, по своей прихоти, прикрываясь псевдоблагородными побуждениями. А в действительности ей просто хотелось посмотреть, что будет, если она распространит эту грязную, мерзкую ложь, хотелось скандала, шоу, зрелища. И она всеми силами старалась заставить меня дать согласие на отвратительную затею.
Прекрасно зная, что я относилась к Стоянову неприязненно, она давила именно на мое отношение, подначивая, дразня, манипулируя. Та я, другая, от ее последнего предположения взвилась бы от ярости. Но не я настоящая.
– Нет, Лик, не влюбилась, – мой тон был спокойным и холодным. – Но я никому не позволю распускать слухи от моего имени. Тем более такие мерзкие. Стоянов взрослый человек, хороший преподаватель, и я не хочу участвовать в его травле, тем более начинать ее. И тебе не позволю.
– Ладно, ладно, – она слегка отступила от меня, удивленная, что я не повелась на манипуляцию. Да, раньше такие номера прокатывали, но не сейчас. – Я просто хотела тебе помочь.
– Со своими проблемами я как-нибудь справлюсь сама, – отрезала я.
– Ладно, прости, – она понимала, когда нужно отступить. – Не хочешь, не будем. Но вообще, этот вариант можно….
Я прикрыла глаза от усталости, желая как можно скорее закончить разговор и уехать домой. Одна. Без нее.
Не уверенна, что вообще в ближайшее время захочу видеть подругу.
– Ладно, Лик, проехали. Уже поздно, у меня послезавтра экзамен. Давай будем расходится.
Анжелика отлично улавливала настроение, поэтому возражать не стала. И я была ей за это благодарна.
8
Вопреки всем моим опасениям, экзамен прошел без лишних проблем. Я зашла с первой группой, в которую входили и Ирина с Натальей, справедливо полагая, что перед смертью не надышишься. Взяла билет и выдохнула – эту тему я знала. Удивительно, но билет абсолютно не совпал с тем, что был в прошлой жизни. Видимо я все-таки начала менять реальность, создавая новую, поэтому совпадений становилось все меньше. Так, например, прошлой жизни, к большому счастью, отвратительного по своему содержанию разговора с Анжеликой не состоялось. В воскресенье я часто снова и снова прокручивала его в голове и понимала, что эта идея пришла в голову моей подруги не вчера, что она обдумывала ее и раньше. И от осознания этого мне становилось страшно. Я встала на незнакомую тропу и двигалась по ней на ощупь.
Стоянов то и дело бросал на меня быстрые взгляды, словно хотел удостовериться, что я не пользуюсь шпаргалками. Впрочем, ровно точно так же он смотрел и на остальных: внимательно и проницательно.
– Ломов, на выход, – прозвучал в тишине ледяной голос.
Так, первый пошел.
Мы все невольно вздрогнули и подняли головы от своих работ. Тихо матерясь под нос, один из наших сокурсников собирал вещи.
Я снова вернулась к своему билету, решая последнюю задачу.
Перепроверив все еще раз, я бегло осмотрела группу. Похоже, пойду отвечать первой. Если честно, не хотелось бы, но чего, собственно, еще ждать? Второго пришествия?
Но Иринка меня все-таки опередила, пошла первой за долю секунды до того, как я встала с места. Бойко рассказала свой билет, ответила на все дополнительные вопросы и радостно заулыбалась, глядя, как Стоянов выводит в зачетке оценку. Он тоже улыбнулся в ответ, и внезапно мое сердце кольнула неприятная игла, – улыбка, адресованная Ирине, была теплой и сердечной. А Михаил, словно почувствовав мой взгляд, вдруг неожиданно повернул голову, и наши глаза встретились.
Гордо вскинув голову, я поднялась с места и пошла к учительскому столу. Как бы там ни было, билет не вызвал никакого затруднения, я больше опасалась вопросов с подвохом, на которые Стоянов был настоящий мастер.
Протянула ему исписанные листы и села рядом, на указанное глазами место, напряженно ожидая вердикта. Каким же было мое удивление, когда он лишь поправил арифметическую ошибку в задаче (вот я лох!) и протянул ко мне руку.
– Зачетку давай, Якимова, – поторопил он, когда я не сразу сообразила, что от меня хотят.
– Да, простите, – я торопливо выполнила приказ и невольно закусила губы, сдерживая улыбку.
Стоянов уверенно поставил четыре и расписался.
– Будь внимательнее, – тихо заметил он, кивая на такую глупую ошибку. – Обидно терять балл из-за глупости…
Да ладно, мне эта четверка дороже многих «отлично» будет!
– Спасибо, – против воли вырвалось у меня.
– Ты заслужила, – все так же тихо ответил он. – Увидимся в следующем семестре, Кира.
От того, как он произнес имя у меня защемило в груди: мягко, задумчиво, словно пробуя на вкус. В этих словах не было ни капли насмешки или язвительности. Лишь легкая усталость и… грусть, что ли.
Нет, нет, нет! Ты должен забыть меня сразу, как только я сдам последний экзамен. Мое лицо должно смещаться с сотнями лиц других студенток за твою долгую работу в университетах. Ты должен забыть и не вспомнить, даже если жизнь снова столкнет нас зимним вечером через 20 лет в далекой Болгарии. Ты должен скользнуть по моему лицу безразличным взглядом, продолжив разговор с друзьями. А я… я отвернусь и сделаю вид, что не понимаю ни слова по-русски. И тот день, жарким летом, когда я сошла с ума от твоих глаз и прикосновений, проведу дома, с семьей!
Молча кивнув, я быстро убежала, не желая ни минуты лишней проводить рядом с этим человеком. Рядом с аудиторией Ирина ждала Наталью, которая, как я видела пока собиралась шла сдавать сразу после меня.
– Ну что, сдала все-таки? – улыбнулась староста.
– Да. Прикинь с первого раза и на четверку.
– Ну вот, а кто-то тут панику разводил. Наш Михаил Иванович совсем не драконом оказался? После экзамена будем его поздравлять. – Ее щеки раскраснелись, глаза блестели. Я хорошо знала отчего может быть такой блеск. – Ты с нами?
Снова неприятная, иррациональная игла ревности уколола в самое сердце, заставив поморщиться.
Обругав себя, я мило улыбнулась.
– Нет, – мне не хотелось снова попадаться на глаза Стоянову, как не хотелось и наблюдать за их общением с Ириной. – Сейчас мне бы остальные экзамены сдать.
Но и остальных экзаменов опасалась я напрасно – они прошли ровно и спокойно. Успокоившись после матстатистики, я сдавала один экзамен за другим, получая хорошие оценки и искреннее удивление преподавателей, которые в отличие от Стоянова отыгрались за мои прогулы по полной программе. Память и опыт не подвели – сессию я закончила без хвостов и даже без троек. Настроение мое значительно улучшилось, а к концу сессии я вообще летала в эйфории: впереди меня ждало прекрасное лето рядом с любимой мамой и целая жизнь в которой не будет старых ошибок.
Анжелика тоже сдала сессию, однако в отличие от меня с большой натяжкой, ходила понурая и злая – отец серьезно уменьшил ее финансирование. Я не могла бросить ее в этот период, хоть и прекрасно сознавала, что дружба наша основана скорее на прошлом, чем на будущем. Мне стало с ней откровенно скучно, вечеринки больше не прельщали своей яркостью, сплетни за спиной других людей вызывали глухое раздражение, обсуждение ее отношений с парнями – откровенное непонимание.
Впрочем, дружба с другими людьми у меня тоже не очень-то получалась: Многие вещи, которые были интересны сокурсникам, для меня стали пройденным этапом. Гораздо приятнее было провести время с мамой за бокалом белого вина, обсуждая новости дня, книги, которые мы читали по очереди, политику, фильмы. Единственным приятным исключением в этом плане стала Наталья, которая после отъезда Ирины домой, осталась в городе одна.
Она была спокойной, разумной девушкой, немного замкнутой, но вдумчивой. Много читала, любила, как и я, музыку, любила готовить и печь печенье, для чего я с радостью предоставила ей нашу кухню.
Свой день рождения я провела в компании мамы и Натальи, сказав Анжелике, что чувствую себя не очень хорошо.
– Не очень-то хорошо лгать лучшей подруге, – заметила Наташа, когда мама ушла спать, оставив нас одних в комнате.
– Верно, – согласилась я, – но не могу я, Наташ. И оставить ее не могу и общаться с ней пока нет ни сил, ни желания.
Я боялась рассказать Наталье, да что там, даже маме, что именно предложила сделать Анжелика в отношении Стоянова, в случае если я завалю экзамен. Поступок был настолько подлым, что даже сама мысль о том, что это можно совершить вызывала у меня стыд.
Как бы я этого не хотела, Михаил не выходил у меня из головы. И примерно через неделю после завершения сессии признала сама себе: я отчаянно скучаю по этому человеку. Так не должно было быть, я должна была забыть его, как и он меня.
– Да, – заметила Наташа, – ты сильно изменилась. Очень сильно. Это заметили все: манеры, внешность, характер. Стала с одной стороны мягче, дипломатичнее, но в тебе появился какой-то стержень, не говоря про твой стиль. И, кстати, многие парни с курса стали поглядывать на тебя с интересом.
Я заметила. Особенно Андрей – моя первая, крайне неудачная любовь. Всего год назад, когда мы вместе учились в школе, он смотрел на меня с пренебрежением, а я на него как на божество. Сейчас я не один раз ловила на себе его задумчивый взгляд, а для меня он существовать перестал.
– Забавно, – скрывая легкое смущение, засмеялась я. – Только мне они не очень интересны. О чем с ними говорить, Наташ? У них ведь сейчас на уме одно.
– Да, о тебя многие зубы пообломают, – усмехнулась она. – Приятно думать, что я это увижу.
– Ты, оказывается, злюка, – рассмеялась я, наливая себе еще бокал. – Что насчет тебя?
– О, я холодна как лед, – в тон мне отозвалась подруга. – Меня сейчас больше учеба заботит, чем отношения. Не хочу… – она прикусила губу и очень тихо призналась – не хочу как моя мать: родить в 18, выйти замуж и всю жизнь терпеть грубости от мужика.
– Ты поэтому домой не поехала? – через несколько минут томительного молчания, все-таки спросила я.
– Чего я там не видела? Лучше все лето работать, чем слушать отца и его скандалы.
– В такие моменты я и думаю, что хорошо, что отец нас с мамой бросил много лет назад, – призналась я. – Он тоже много с мамой скандалил, один раз меня ударил по лицу – это стало для нее последней каплей.
– У твоей хотя бы хватило силы с ним расстаться, – вздохнула Наталья.
– Ну, она собрала его чемоданы и выбросила их на лестницу. Больше мы его и не видели. К счастью.
– Умница!
Мы замолчали, глядя на великолепный закат.
– А что Ирина? – вопрос сорвался с языка прежде, чем я успела подумать.
– В смысле?
– Ну, ей кто-то нравится?
– О! Тот, кто ей нравится, ей не по зубам.
Вот, дьявол! Значит мне не показалось….
– Это Стоянов, да? – почему я чувствую досаду?
– Ого, – выдохнула Наталья, – вот это наблюдательность. Иринка вроде особо не отсвечивает. Да и староват он для нее….
– О, Наташ, не говори глупости, – вопреки кому в горле, я не смогла не защитить его, – если чувства искренние, то возраст не самая большая помеха……
– Кира, ключевое – если чувства искренние. Он холоден, как лед. У него таких, как мы сотни каждый год. С учетом того, что мужик далеко не урод, каждый год находится такая вот Ирина. К счастью, он мудрее нас. Иринка все это понимает, хоть и бесится знатно. Она ревнивая, – смущенно признала Наталья, словно бы защищая подругу. – Будем надеяться, что она это перерастет.
Я молча кивнула, боясь признаться самой себе, что подленько радуюсь бесперспективности влюбленности Иринки.
– Что ж ты, зараза, творишь? – спросила я позже у своего отражения, злясь на самое себя. – Опять на те же грабли? Мало было? Хочешь добавки?
Увы, аутотренинг не помогал.
– Не хочешь передохнуть, Кира? – мама подошла совершенно неслышно.
Летнее солнце палило без жалости. От жары рубашка прилипла к спине, а волосы падали на лоб влажными прядями, хоть я и старалась работать в тени, перемещаясь по грядке. Прополка никогда не входила в перечень моих любимых занятий, но, как ни странно, сейчас она вызывала гораздо меньше отвращения, чем раньше.
– Все в порядке, мам, – я стерла пот со лба. – Я в норме. Скоро закончу.
Никогда не любила работать в огороде, но…. мама любила нашу дачу. Раньше я всеми силами пыталась избежать поездок, а сейчас не хотела терять ни одной драгоценной минуты рядом с ней. Больше я не допущу фатальных ошибок, не дам смерти забрать у меня самого родного и близкого человека в мире.
– Кира, ты решила побить рекорд стахановцев? Три грядки за утро – это даже для меня слишком.
