Текст книги "Ограниченная территория"

Автор книги: Вероника Трифонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Помявшись, Валентин вручил мне и Антону небольшие картонные открытки-приглашения.

– Меня он тоже позвал. И я согласилась, – улыбнувшись, похвасталась Марго.

Я раскрыла прямоугольник.

– Первого июля?

– Вообще, у меня тридцатого июня. Но в пятницу никак не получается… мама только в выходные сможет приехать.

– И тут не указано место, – безапелляционно сказал Антон, закрывая открытку.

– Место… Это потому что мы, возможно, объединимся с нашим начальником. Знаете, у Петра Владимировича ведь первого.

Фух. А я уж было подумала – Валя забыл.

– Ну, если так – хорошо. Мы постараемся придти, – я посмотрела на Антона. Тот, едва заметно поджав губы, согласно кивнул.

– Буду рад, – просто ответил Валентин.

Когда мы вышли в коридор и начали спускаться по лестнице, Антон повернулся ко мне:

– Ну Мальков даёт! Я даже обалдел. Думаешь, Гаврилюк согласится разделить своё торжество с… ним?

Я промолчала. Мне и самой это казалось сомнительным: скорей всего, бедный Валя будет дружно всеми проигнорирован. Максимум, кто о нем вспомнит – два-три человека. Но жалеть его сейчас вслух при Антоне я не решилась. Если он снова начнёт включать Отелло, это приведёт лишь к ссоре.

– А как ты придумывала оправдания перед Марго – меня даже повеселило.

– А что мне было делать? Сказать ей «знаешь, твой муж, наверное, вляпался в криминал»? – сказала я, доставая телефон.

– Зря мы вообще к ней подошли. Надо было сразу звонить Тиму.

– Да, милый. Но это уже случилось, – раздражённо согласилась я, впрочем, признавая своё поражение. – Поэтому я звоню нашему другу сейчас. Чёрт! – выругалась я, услышав череду длинных гудков. – Не берет. Ладно, пошли в отдел.

До конца дня Тим так и не поднимал трубку. Марго, быстро справившаяся с небольшими поломками электрокимографа, казалась абсолютно спокойной. На мой якобы «между прочим» вопрос, где её муж, она сообщила, что беспокоиться не о чем: сегодня у него допоздна какие-то «важные дела». В чем именно они заключались, подруга сказала, что не знает, но, судя по тому, как она держалась, я решила тоже не поднимать паники.

Если Маргарита, более чем имеющая представление о своём супруге, не испытывала тревоги, то следует ей довериться – в случае чего она первая выражала бы беспокойство.

Но всё-таки определённые мысли у меня оставались. Ими я решила поделиться с Антоном, когда мы оба вечером в темноте уже лежали в кровати – перед тем, как муж уже намеревался включить телевизор.

– Постой, – я мягко перехватила его руку с пультом. Антон посмотрел мне в глаза и медленно, заманчиво улыбнулся, а затем обнял и поцеловал. От него шёл восхитительный запах чистого тела и мужского геля для душа, а волосы были влажными.

– Я, кажется, понял, – промурлыкал он. – Кто-то хочет ещё продолжения?

Я, шутливо и смущённо улыбнувшись, ласково чмокнув его в губы, придвинулась к спинке кровати и поправила спавшую с плеча бретельку майки.

– Не так быстро. Я просто хотела тебе вот что сказать… Я тут всё думала о Марго.

– А, – разочарованно протянул Антон. – Ты опять про это.

– Я подумала: что, если она всё-таки знает про Тима, и чем он занимается?

Муж ободряюще коснулся моего плеча.

– Значит, тем более всё в порядке! Марго не позволила бы ему ввязаться в грязные дела, ты же знаешь.

– Ну да, – с сомнением пробормотала я. – Но нельзя исключать того, что он может ей чего-то не договаривать. Или уверять, что делает одно, а на самом деле…

– Дорогая, – Антон придвинулся ко мне, и поправил мне волосы, упавшие на лоб. – Мне очень нравится присущее тебе качество заботиться обо всех, но поверь – сейчас в этом нет необходимости. Мы узнаем всё, только когда поговорим с Тимом, а для этого нужно дождаться его появления. И то, Катюш – будь готова, что он нам ничего не расскажет. А может, всё окажется каким-нибудь сущим пустяком – к примеру, они с Марго просто начали плести и продавать рыболовные сети.

В другой момент, представив себе друзей за таким занятием, я бы засмеялась, но сейчас едва улыбнулась.

– Если честно, никогда не замечала у Тима особого интереса к рыбалке. Он если со своим отцом или моим ходил, то только за компанию. А сетями он бы не стал даже заниматься – считал такой способ отлова негуманным.

Почему-то мне вдруг перехотелось спать, а постель показалась невообразимо душной. Я переползла через Антона, и оказалась на коврике. В темноте очертания нашей маленькой спальни едва можно было разобрать, но сейчас я в этом не нуждалась. Два шага вперёд – и я, одергивая шторку, уже поворачивала ручку балконной двери.

Меня резко окатила ночная прохлада. Я машинально обхватила руками плечи, чувствуя, как по моим голым ногам пробежался ветерок. Подойдя к перилам, я глянула вниз, на крошечную, освещённую фонарями дорожку асфальта, за которой от нашего дома до противоположного простиралась полоса зелёных насаждений. С высоты девятого этажа всё это казалось совсем маленьким.

Вокруг раскинулось тёмно-синее июньское небо. Оно напоминало огромный платок, расписанный талантливым художником широкими мазками гуаши самых разных оттенков, ни один из которых не повторялся. От кобальтового и маренго до василькового. От тёмных до светлых. Невесомую ткань украшали маленькие светящиеся бусинки звёзд.

Я вдохнула свежий воздух. Холод неожиданно отступил. На смену ему пришло умиротворение и чувство невероятного покоя. Теперь я молча стояла и слушала тишину, наслаждаясь отсутствием в голове каких бы то ни было мыслей.

За моей спиной послышался звук открывающейся двери, а следом – тихие шаги. На мои плечи мягко легло что-то тёплое, а затем я почувствовала нежное прикосновение рук, и тут же оказалась в объятиях.

– Хомячок, ну прости, если чем-то обидел. Клянусь, я не хотел, – прошептал муж.

– Всё в порядке, – ответила я. – Просто мне стало немного жарко, и я вышла сюда. Гляди. Тут так здорово!

Я знала, что Антон так же смотрел сейчас на небо. На противоположное здание, в окнах которого почти не горели огни. На размытый акварельный свет фонарей внизу и их желтовато-топлёные отсветы, едва способные разогнать темноту в нефритовых кустах и растениях. Я понимала, что он сейчас тоже наслаждается этим.

– Ладно… Тебе стоит вернуться домой. У тебя голова ещё не просохла.

Мне не хотелось, чтобы Антон уходил, но чтобы он заболел, не хотелось ещё больше.

– Ерунда. Главное – здесь нет сильного ветра.

Он прижался ко мне – так, что я почувствовала щекой его колючую щетину.

– Я думаю – нам стоило купить квартиру на этаже повыше. Ближе к звёздам. К бесконечному. Как мы с тобой, – Антон посмотрел на меня. Сейчас я видела, как блестят его карие глаза, словно россыпь светящихся небесных огоньков переселилась в них. – А может быть, убежим от всех? Уедем туда, где нас не найдут. Будто мы для всех исчезли. Куда-нибудь, и только вдвоём. Я хотел бы сделать это с тобой.

Ещё раз лукавый взгляд. Муж поцеловал меня в висок, и сжал ещё крепче.

Он выше меня. И сильнее. Мне это нравится. А ещё очень целеустремлённый, и главное – неисправимый романтик. Мечтатель. Как и я. Когда мы вместе – все неприятности растворяются в воздухе.

Почему-то я сейчас пожалела о том, что Антон давно бросил играть в футбол. А через секунду – рассмеялась от нелепости пришедшей в голову мысли.

– Давай, кэп. Я не против. Давай сбежим от мира хотя бы сегодня ночью.

От его поцелуев в шею телу стало невыносимо жарко. Я откинула голову вверх. Глядя в синий бархат звездного неба, было легко представить, как мы растворяемся в нем, становясь его частью – частью вселенной, оставляя вдалеке все земные проблемы. В этот миг ничего больше не существовало. Только я и Антон. И синяя, манящая бесконечность.

Глава 13

Я уже четыре месяца не видела неба. Иногда оно является мне во снах – тех самых, фантастически-гротескных, с оттенками печальной тоски. И там оно похоже на космос – манящий, таинственный, и безжалостно-равнодушный индиговый свет с миллиардами звёздных планет, путь до которых составлял световые годы.

Я думала, что не принимать всё будет просто. Но чем дальше – тем с этим сложнее.

Какое оно сейчас, ноябрьское небо? Иссиня холодное, морозно-стальное? А может, хмурое, укрытое, словно ватой, снежными тучами? Сейчас, в восемь утра, на улице ещё темно. Я вспомнила, как школьницей не хотела просыпаться осенью рано утром. Тяжело было вылезать из теплой, уютной постели, осознавая, что через несколько минут выйдешь навстречу темноте и холоду, а иногда и колкому ветру, который норовил обморозить щёки. Помню ненавистный звон жёлтого будильника в форме слона на прикроватном столике – он достался мне то ли от Саши, то ли от Гриши. Кто-то из братьев в своё время умудрился его расколотить, так что вдоль циферблата шла большая, в форме молнии, трещина. Иногда у меня возникал соблазн завершить начатое ими, вот только я знала, что это всё равно бессмысленно.

Помню запах горячих оладьей, ворчание уходящего на работу отца и неизменные напутствия мамы. «Катюша, ешь быстрее, а то опоздаешь».

К слову, к первому уроку я за всю учебу в школе опоздала два или три раза. Серьёзно, таких ситуаций я особо не помню. На ум приходит лишь один из них, в третьем классе – тогда я забыла свою работу по труду (поделку «осенний лес» в крышке от картонной коробки). Спешно вернувшись за ней домой, я понеслась на первый урок с расстёгнутой курткой и развязанным шарфом.

Я не могу больше ничего игнорировать. До этого момента мне было легче не думать об этом. Но не теперь, когда всё стало совсем очевидным.

Сегодня мне снились опустевшие зерновые поля. Именно такими в Поздняково они становились в августе, после сбора урожая. Вместо спелых колосьев оставалось лишь жёлтое море соломы. Обычно это вызывало у меня чувство щемящей грусти. Я знала: скоро вслед за ними пожелтеют, загораясь багряными и оранжевыми кострами, и кромки окружающих поля лесов. Осень, воспетая классиками, возможно, по-своему хороша, но у меня, помимо сбора урожая ассоциировалась лишь с холодом, умиранием природы и началом погружения мира во тьму. Так что из всех времён года я больше любила весну и лето.

Сон снова напомнил о папе. Пробудившись в пять утра от того, что мне стало трудно дышать, я так больше не заснула. От боли в душе меня выкручивало наизнанку. Я думала о том, как отец пережил эту осень. Представляла, как он собирал не слишком богатый из-за прохладного лета урожай, зная, что я больше за ним не приеду. Его пустой, отрешённый вид, и слёзы, теряющиеся в отросшей за много недель бороде. То, как он убирает огород, стараясь с каждым взмахом лопаты отвлечься от мыслей, что делает это без нас.

Конечно, я верю, что папу не оставили одного. Этой осенью все приехали ему помогать. Саша, чьё лицо приобрело ещё более серьёзный и мрачный вид. Гриша, в чёрных волосах которого прибавилось седых волосков. Лена, постаревшая за это лето на целых пять лет, от которой ни на шаг не отходил её новый муж Игорь. Жены братьев, Оля и Ира, изо всех сил старающиеся угодить по хозяйству. Помогающая им Устинья. А также все мои племянники и её сын Савелий. Их жизнь, наверное, мало изменилась, но в гнетущей, подавленной обстановке взрослых, которые стремятся делать вид, что всё нормально, они чувствуют себя выбитыми из колеи.

Мне больше нельзя было услышать звонкую песню дождевых каплей, вдохнуть свежий воздух после недавно прошедшей грозы, а также почувствовать падение на свои плечи мягких снежинок. Я не застала розово-золотистых сентябрьских закатов, подсвечивающих сизые края облаков. Была лишена возможности идти сквозь нежно-голубую дымку октябрьских вечеров, слушая под ногами хруст опавших листьев и прохладный шёпот осени, а по утрам – вдыхая запах свежего кофе, смотреть в окна и наблюдать, как из-за далекого горизонта поднимается яркое огромное солнце. Из любого окна – все они в нашей квартире выходили на восточную сторону. Там, где сейчас я – одна пустота. Глухая могила, похоронившая заживо меня и многих других. Мы и так все потенциальные мертвецы – это всего лишь вопрос времени.

Сейчас я понимаю, что даже в нелюбимой мною осени были свои прекрасные моменты.

Интересно, как мои родственники поступили с квартирой? Уже продали её, стремясь поскорее забыть случившееся? Быть может, сдают? Или жилплощадь до сих пор просто пустует, как мёртвый памятник, как дом с привидениями? Затхлое, нежилое помещение, в котором царит идеальный, неестественный порядок, и нет никаких людей?

Если бы не это, я давно была бы мертва. Я смирилась с тем, что этого со мной никогда не произойдёт. Так бы и вышло. В других обстоятельствах так бы и вышло.

В обычных, а не трагических.

Он говорит, что я для него значу больше, чем остальные. Ему важно, чтоб я следила за внешним видом. По этой причине мне позволены привилегии: использование для данной цели колюще-режущих предметов не раз в месяц (как, с его слов, положено другим пленникам), а раз в неделю. Но, как и все, я начала получать их «после сорока дней адаптации и снижения общей аффективности» – то есть с первого сентября. Всё это длительная и тягостная процедура: перед тем, как положить максимально защищенные от острых углов пилку и ножницы обратно в лоток, и поставить тот на платформу, я каждый показываю лично ему на камеру. Химик никогда не допустит, чтобы у меня было оружие против него.

За стеной справа снова слышны женские крики. Я помню точное время, когда впервые услышала их: позавчера утром, ровно в семь часов и одну минуту. Я знаю, почему это произошло именно тогда – шестьдесят секунд понадобилось бедняге, чтоб отойти от шока, и понять, что она находится в сущем аду.

Мне её жаль, но я ничем не могу помочь. Остаётся только надеяться, что участь, уготованная ей, окажется не слишком мучительной, и смерть заберёт её быстрее, чем над ней успеют вдоволь поиздеваться.

За эти два дня она кричала ещё четыре раза: вчера и позавчера – в обед и вечером. Я чувствовала себя так, будто нахожусь рядом, и душа моя изнывала от боли. Я плакала и зажимала руками уши, но очередной её крик нельзя было предугадать. Тогда я шла в санузел, где включала воду, и сидела на душевом поддоне столько времени, сколько могла выдержать, стараясь при этом непредставлять, какие ужасы творят с несчастной прямо за этой стенкой. Такое поведение отчасти походило на трусость и малодушие, и мне было стыдно. Но той частью коры головного мозга, отвечающей за рациональное мышление, я понимала, что сделать что-то для этой женщины мне не представлялось возможным.

Помимо ужаса и чувства жалости к ней, я испытывала… нет, не облегчение. Чувство, сродное тому, что испытывают друг к другу ученики на уроке особо злого и несправедливого учителя. «Мы в сущем кошмаре, но терпим его вместе, и коллективный дух нас бодрит». Правда, в данной ситуации связь эта была односторонней – о моём существовании соседка по несчастью пока что могла только подозревать. Иногда мне хотелось ей что-нибудь крикнуть, но каждый раз эта идея теряла смысл, едва я решалась открыть рот. И мне оставалось вновь и вновь слушать тишину, надеясь, что с женщиной пока всё хорошо. Я хотела, чтоб к ней не притрагивались как можно дольше, и понимала, что теперь моё душевное состояние будет зависеть в том числе и от того, что происходит за стеной.

Этот ублюдок был прав. Избавиться от привязанности к кому-то – не в моей власти. Сложнее для меня только её не приобретать.

Теперь я была не одна.

Но я и так не одна!

Снова шевеление. А сразу за ним – слабый, но уже различимый толчок.

Я взглянула на контейнеры с завтраком у двери. Уже долгое время я не притрагивалась к ним раньше, чем через три часа, зная, что вид еды лишь усугубит моё плохое самочувствие. Однако сейчас я подумала, что справлюсь.

Подойдя к двери, я сразу же разглядела обёрнутую пищевой плёнкой пластиковую подложку, в которой покоилось филе слабосолёной форели. От одного вида некогда любимого лакомства на меня накатила дурнота. Глубоко выдохнув, я медленно отошла к кровати и села на неё, стараясь придти в себя.

Всё больше не будет, как прежде. Теперь мне придётся это принять.

То, чего я так долго боялась признать, стало для меня, наконец, очевиднее, чем когда-либо.

Я не могу видеть, как меняется внешний мир в связи со сменой времён года и погодных условий. Но за одной последовательностью изменений наблюдать мне всё-таки суждено.

Той, которая происходит уже внутри меня.

Я посмотрела на свою белую комбинацию одежды. Теперь штаны и футболка отнюдь не болтались на мне свободно, но пока что я в них влезала.

Положив ладонь на округлившийся живот, я вновь почувствовала изнутри небольшой толчок. Вновь – как в первый раз, неделю назад, я с восторгом и страхом подумала, что это – самое необычное ощущение в моей жизни.

Глава 14

От разнообразия кухонной утвари уже разбегались глаза, однако ни один из представленных на сайте вариантов кофеварки не подходил на роль достойного презента начальнику. Вздохнув, я перехватила телефон поудобнее, и открыла сайт следующего магазина. Взору моего вновь предстали модели, цвета которых варьировались от чёрного до металлически-серого.

Проигнорировав варианты с низкими ценами, я сразу перешла к тем, стоимость которых начиналась от пятнадцати тысяч рублей. Не спеша, я водила пальцем по сенсорному экрану,тщательно рассматривая агрегаты и читая характеристики понравившихся. Надеюсь, тут я что-нибудь выберу.

Послышала грохот. Оторвавшись от экрана, я увидела, что наша младшая лаборантка Зина уронила чайник. На моё предложение помощи кудрявая светловолосая девушка спешно заверила меня, что всё в порядке, подобрала упавшую посудину и принялась вытирать лужу. Её коллега по званию, худая темноволосая Оксана со стрижкой каре, сидя за обеденным столом, выуживала из целлофанового мешка ленты для упаковки подарков, и сортировала их по цветам. Третья сотрудница, Майя, сидела на кресле у окна, и, пододвинув к себе журнальный столик, сосредоточенно рисовала плакат. Тёмно-русые волосы то и дело падали ей на лицо.

Увиденное помогало мне поднять командный дух и почувствовать атмосферу грядущего праздника – всё, на что мне сейчас нужно было настроиться. Именно поэтому я, вместо того чтобы пойти к себе кабинет, решила заняться выбором подарка Гаврилюку в комнате отдыха, среди остальных. Может, роль сыграло и то, что одной мне сейчас было скучно.

Через несколько минут я, удовлетворённая поиском, сделала скрины с фото и описанием трёх кофемашин, и отправила их Антону. Я знала, что спокойно могла бы определиться с вариантом и без него – тем более, что он сам был бы не против, так как тоже ничего не смыслил в устройствах для приготовления древнего арабского напитка. Но я, помимо простого уважения к мнению мужа, всю супружескую жизнь свято придерживалась правила «последнее слово – за главой семьи». Даже если это самое слово ему подсказала я. Главное здесь – дать понять, что он принял решение самостоятельно. Сегодня, к тому же, Антон нуждался в поддержке больше обычного. С утра он побывал на лечении зуба у стоматолога. Всё прошло отлично, но после у мужа разболелась голова.

– Эта бормафына – кофмар, – пожаловался он, зайдя в наш малый конференц-зал на первом этаже, где вот-вот должно было начаться неофициальное заседание сотрудников отдела по поводу обсуждения вопросов, касающихся дня рождения начальника. Из-за распухшей щеки речь Антона была шепелявой. Как его заверил доктор – отёк спадет через несколько часов.

– Пифк такой пфотивный, ефкий, как комаф. – Прям в голофу отфало.

– Молчи уже, – улыбнулась я. – Если что, я буду говорить за нас двоих.

Собрание длилось от силы час, но в форме настолько жаркой дискуссии, что все участники порядком утомились. Кроме разве что главного энтузиаста, коим выступал наш неизменный массовик-затейник: старший научный сотрудник физиологии Ефим Кудряшов. Маленький, полноватый мужичок тридцати пяти лет, носился вокруг стола, за которым висели доска и проектор. Активно жестикулируя руками (в одной из которых был открытый маркер, так что подходить к нему ближе, чем на метр, никто не решался), он тараторил и тараторил.

– Ребята, коллеги! Давайте разделимся и купим Петру Владимировичу два подарка. Один – это что-нибудь ценное, а второй – просто приятности. Допустим – еду и алкоголь. Знаете, сейчас такие корзины продаются, уже с готовыми наборами всего. Есть чисто мясные наборы: с колбасой, нарезкой. Кстати, отличный мужской вариант. Я считаю, это лучше, чем фрукты и сладости. И коньячок под закуску!

– Отлично, Фима, отлично. Лично я за, – поднял руку наш рыжеволосый старший лаборант Митя Белоконь. – К тому же конфеты мы в прошлом году дарили.

– Коллеги, сейчас юбилей! Подарки должны быть соответствующие. Так, у кого-нибудь ещё есть предложения, возражения насчёт «съедобной» части презента? Нет? Отлично.

Подойдя к интерактивной доске, на которую уже разделяла на две части нарисованная синяя вертикальная черта, Кудряшов подписал оба столбца.

– Нас как раз две лаборатории. «Физиологи» и «биохимики». Так, – он снова повернулся к нам. – Теперь давайте решим, кто займётся первым подарком.

– Мы можем. Валька! Эй, Валька! Иди сюда! – раздался с левого края ряда крик Сашки Иванца, одного из лаборантов-молодого представителя «биохимиков». Я увидела, как Валя, молча поднявшись со стула у самой стены, в противоположной стороне, вежливо и внимательно посмотрел на сослуживца.

– У тебя ж мама занимается чем-то связанным с мероприятиями?

– У неё своё агенство по организации детских праздников, – на бесстрастном лице Валентина промелькнула небольшая улыбка. – С подарками она тоже сталкивается. Если нужно, мы можем вместе с ней выбрать нужные продукты, и составить корзину.

Я мысленно похвалила парня. А он молодец – быстро ориентируется в ситуациях!

– Главное, чтобы мамаша не положила по ошибке туда его памперсы, – послышался сзади чей-то шёпот, а потом сдавленное хихиканье двух мужчин. Я искренне порадовалась тому, что Валя в силу расстояния не мог услышать этих умников.

– Спасибо, Валечек. Алкоголь, так и быть, я куплю.

– Отлично! – продолжал тем временем энтузиаст Ефим. – Значит, биохимики, занимаетесь этим подарком. Осталось определиться со вторым.

«Определение» заняло ещё минут двадцать. После нескольких разнообразных вариантов – от кресла (и чтоб он сидел в нем своей шефской задницей) до банковского золота список сократился до двух: кофемашины (предложение Белоконя) и картины – работы одного из современных художников (с ним, как ни странно, вдруг выступил молчаливый Валя). Методом голосования мы выбрали первое.

– Замечательный выбор! – радостно вскинул руки Кудряшов, едва не заехав при этом маркером по стене. – Практичный! Я сам болел за него. Шеф обожает кофе! Ээ… Валь, картину тогда в следующий раз.

– Валя у нас поклонник живописи, – опекающим тоном сообщила сидящая рядом с ним «биохимик» Настя Свинцова – пухленькая двадцатисемилетняя девушка с длинной светлой косой. – Больше, чем Андрей Петрович. Когда я – вот недавно – впервые пошла в Третьяковку и случайно встретила его там, он провёл меня по всем залам и рассказал про все картины. Все! Представляете!

– Валя, тебе там гидом надо работать! – хохотнул Сашка Иванец.

Валентин сидел со смущенной улыбкой и некоторой растерянностью. Но голубые глаза его блестели ярче прежнего.

– Ещё я это к тому, что у Вали тоже скоро день рождения. Вот и намёк, что подарить, – закончила Анастасия.

Я услышала, как Антон рядом со мной хмыкнул.

– Ээ… да. Пора назначать ответственных за сбор денег! Физиологи – я предлагаю нашего руководителя лаборатории, Бирюченко Антона Сергеевича. Антон, давай! Скажи своё слово! Ты что-то вообще сегодня молчишь!

Муж, наградив меня жалостливо-смиренным взглядом, начал вставать с стула.

– Да, мы согласны! – громко крикнула я, поднимаясь одновременно с ним. Не забывая улыбаться коллегам, я незаметно потянула Антона за рукав, призывая к молчанию. – И деньги соберём, и кофеварку купим! Деньги можете начинать хоть сегодня сдавать мне.

Муж, тоже улыбаясь, насколько с его щекой это было возможно, энергично закивал головой.

– Всё. Начальство согласно. Бирюченко оба в деле! Ребята, коллеги-физиологи! Сдаём по тысяче Екатерине Семёновне. Вот насчёт биохимиков…

Кудряшов задумался, поднеся руку к лицу и даже не заметив, как оставил маркером на губе синий след.

– Андрей Петрович сейчас не пришёл. По главенству не получится. Разве что следующий по рангу…

– Ладно, давайте я, – поднял руку Иванец. – Но если начальник потом захочет – дело его, – хмыкнул он.

Мы с Антоном тоже обменялись понимающими взглядами. Цих терпеть не мог организации каких-либо поздравлений. Но того, что он может хоть что-то не контролировать в коллективе, ему не нравилось больше.

Покончив с каталогом, я отложила телефон в сторону, довольно потянулась на диване, и оглядела комнату отдыха. Та представляла собой помещение в белых тонах, по функциональности похожее на помесь гостиной и кухни. Светлые обои в цветочек, линолеум цвета серого ненастного неба и занимающее верхнюю половину дальней стены окно с воздушными, полупрозрачными шторами. Белая входная дверь, белые столы, табуретки, холодильник и кухонный гарнитур. Только диван, на котором сидела я, и кресло, где мучилась с плакатом Майя, были нежно-телесного цвета.

Я услышала звук пришедшего на мобильник сообщения. Наверное, это Антон – одобрил уже какой-то вариант. Но, взглянув на дисплей, я увидела имя Тима.

«Привет! Антоха сказал, ты меня всюду ищешь, и типа хочешь поговорить. Что у вас ещё произошло?»

Я принялась печатать в ответ:

«Есть одно дело. Вообще мы оба хотим спросить тебя кое о чём. Наедине».

«Заинтриговала)) всё, бегу, сейчас буду. А можно узнать заранее, кто из вас более добрый сегодня? К кому обратиться для защиты от другого?)»

«Увидишь. Оба будем в моем кабинете».

Едва я закрыла переписку, как дверь отворилась, и на пороге показался мой муж.

– Антон? Тебе уже лучше? – заботливо спросила я.

Тот в ответ дружелюбно, вполне не скованно улыбнулся.

– Пойдёт. Привет всем ещё раз! Я вижу, сооружение плаката в самом разгаре?

– Угу, – хмыкнула Майя.

– Да, сейчас вяжу бантики для оформления, – откликнулась Оксана.

– Антон Сергеевич, Екатерина Семёновна, вы не напишете, пожалуйста, пожелания на плакате? – предложила Зина. – Мы тут подумали – будет здорово, если все сотрудники оставят на нем поздравления, и распишутся. Тогда вам первым эта честь выпала!

– Эээ… ну хорошо, девчонки.

– О, а давайте тогда в коридоре повесим на стенд! Там удобнее будет. Петра Владимировича сегодня как раз нет. Удобно будет всем подходить.

Мы с Антоном выполнили то, что от нас требовалось, и торжественно передали эстафету девчонкам. Те, дружно обсуждая варианты, тоже принялись за дело.

– Дорогой, хотела тебе сказать, что Тим сейчас придёт с нами поговорить.

– Катюша… ээ… не сейчас.

– Чёрт, – признала я свой просчёт. – Думала, ты будешь не занят. Но уже поздно отменять, он вот-вот будет.

Антон развёл руками.

– Вообще я забежал сюда за зефирками – у меня в кабинете там гость, а к чаю только дубовые пряники.

– Ох, милый – ты мог бы попросить принести их меня.

– Нет, – Антон коснулся моей руки. – Ты ведь не секретарша. И кстати, насчёт кофеварок – мне нравится вариант без чёрного цвета. Подожди-ка.

Муж быстро юркнул в комнату, и через несколько секунд вернулся оттуда с пакетом, внутри которого виднелись белые и розовые шарики.

– Я побежал. Начнёшь тогда без меня говорить с Тимом? – понизив голос, он прошептал: – И вот ещё что. Когда я сегодня с ним переписывался, я сказал, что беседовать хочешь ты, потому что у меня тогда щека не прошла. Подумал – вдруг побочный эффект продержится дольше обещанного? Со мной такое бывало. И тогда, во-первых, моё присутствие бы было непродуктивным, а во-вторых – представляешь, как бы он ржал! Кликуха «старуха Шапокляк» или какая-то ещё мне бы была обеспечена на долгое время.

Всё-таки иногда в душе Антона просыпался непосредственный ребёнок. И мне это нравилось.

– Хорошо, кэп, – я примирительно улыбнулась. – Что я, в первый раз, что ли, буду выводить Тима на чистую воду? Кстати, мне надо тоже взять немного зефирок. Или хотя бы печенья.

Девушки, всё так же стоявшие возле плаката, видимо, решили посмотреть примеры поздравлений в Интернете. Судя по хохоту, найденные результаты явно их веселили.

Антон поцеловал меня.

– Хомячок, я в тебе уверен. Сам постараюсь подойти, как смогу.

Помахав всем, муж стремительно удалился по коридору в сторону «быстрого» хода на третий этаж.

Не успела я проводить его взглядом, как дверь, ведущая на лестницу, отворилась, и я увидела своего старого доброго и бесконечно проблемного друга, которой, прижимая к уху мобильник, стремительно в него что-то кричал.

– Детка, ты хорошо посмотрела? Там его нет? Звонок не слышно? Отключился, значит. Твою мать, вот чёрт! Может, он в твоём рюкзаке, где ты его бросила? Ладно, перезвони. Буду ждать.

С тревогой на лице Тим убрал телефон, но, увидев нас всех, оживился.

– Здравствуйте, дамы! Что за несанкционированный сбор? О, а это что за простынь? Стихи на ней пишите? Цензурные, нет? Да? Ну, тогда неинтересно.

Лаборантки весело хохотали – идиотские шутки Тима им явно понравились.

– Надеюсь, вы не предложите написать что-то мне? А то я, знаете, за себя не ручаюсь! – продолжал выпендриваться он.

Несмотря на то, что друг казался таким же беспечным, как и всегда, по неким неуловимым признакам я замечала, что это всего лишь демонстрация потрясающего самообладания, а его поведение – что-то сродни автопилоту. Другие этого разглядеть не могли, но я, слишком давно зная Тима, сейчас не сомневалась: он здорово напряжён.

– Тим! – громко крикнула я. Надо отвлечь его, пока он, чего доброго, не стал предлагать свои не очень приличные варианты стишков.

– Катюха! – помахал тот. – Тебе отдельный привет!

Как только он ко мне подошёл, его телефон загудел. Тим быстро просмотрел сообщение, затем с видимым облегчением вскрикнул и вскинул вверх руку:

– Да! Она нашла его! Нашла! Я оказался прав, чёрт побери. Моя любимая женушка всегда кидает свои вещи хрен знает где, а потом вместе ищем. И я уже подумываю придумать на основании этого новую ролевую игру.

– Ты потерял чей-то телефон?

– Ага. Свой старый, запасной.

– И так переживал?

– Конечно! А что? Там вообще-то фотки мои были. В нижнем белье, – сделав выпученные глаза, он таинственным голосом прошептал: – А ещё без.

Лаборантки покатились со смеху. Тим довольно заржал вместе с ними. Я, покачав головой, невольно рассмеялась тоже.

– Вообще, это мы Гаврилюку поздравления пишем на юбилей. Кстати, потом надо такой же плакат для Вали сделать – они именинники с разницей в один день. И подарок ему выбрать.