Текст книги "Ограниченная территория"

Автор книги: Вероника Трифонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– Точно, дружище, – лицо Антона повеселело. – Ты сейчас снова сделал мою жизнь разнообразнее. Но мне надо посоветоваться с женой.

Я усмехнулась.

– Да я тоже не против. Но с одним условием – если мне больше не придётся вытаскивать Тима из лужи, – обернувшись к нему, я выразительно на него посмотрела.

– Катерина, я сам с неё выползу! Обещаю! А если нет – ничего не случится, если я в ней посплю, – заверил приятель, для убедительности выставив перед собой правую ладонь – в другой он держал отвертку.

– Я, если что, тоже не буду мешать тебе наслаждаться свежей водичкой, – заявила Марго. – Ползай себе, как червяк несчастный.

– Дорогая, ты не права. Я очень счастливый!

– Мы с Антоном сильно развлекаться с алкоголем не будем. В понедельник конференция Филина, хотелось бы послушать её без головной боли, – сказала я, подумав, что шансов выпить много у моего и так мужа мало, учитывая, что он довольно быстро отключается.

– Да. А мне уже нравится это лето! Каждые выходные что-то происходит. Дорогая, ты ведь помнишь, что скоро Тот Самый День?

Я застонала.

– Конечно. Гаврилюк аж с вечера прошлого Того Дня всем намекал к нему готовиться.

– Что за день такой? – поинтересовалась Марго.

– День рождения нашего замечательного начальника, руководителя отдела Гаврилюка Петра Владимировича, – вздохнула я.

– А. Я постоянно забываю, как его зовут.

– Так вспомни, как я его называю! – подсказал Тим.

– Ах это…

– Так, любимые. Хватит ползать по полу. Вставайте! – Антон взмахнул вытянутыми руками.

– Хочешь сказать, мы ещё не напились? – спросил Тим. – Да ладно, братан. Нам тут ещё нужно кое-что завершить.

– Если недолго – завершайте, и пойдёмте ко мне в кабинет. Попьём хоть нормально чаю.

– Вы слышали, что он сказал? – торжествующе выкрикнул Тим, поднимаясь на ноги одновременно со своей женой. Он посмотрел на меня. – Что, Катюха, не можешь подняться с места? Я понимаю. Сам быстрее подпрыгнул, чтоб задница к полу не приросла от шока!

– Главное, чтобы она не потянула тебя обратно, – ввернула Марго.

– Зайка, я наоборот готов прыгать от счастья! – он схватил Маргариту за плечи, и радостно потряс.

– Ай, Тим, у меня голова закружится! – заорала она, но, впрочем, тоже улыбалась.

– Прости, детка. Катя, давай поднимайся! Мы снова это сделали! – он протянул руку, и я, ухватившись за неё, встала. – Вот что бы Антон, ты без нас делал?

– Чах над своими приборами, – заученно ответил мой муж, со смехом наблюдая за нами от дверей.

– И ведь сам же всегда признает! Идемте скорее, а то этот ботан передумает. Кто-нибудь, посмотрите прогноз погоды на вечер – снег или град таки будет!

Выйдя из диагностической, мы направились по коридору. Проблема с неисправным аппаратом была практически решена и уже, казалось, наполовину забыта. Для Тима это было неудивительно – его умению отвлекаться от проблем и выбрасывать из головы всё лишнее можно было только позавидовать. Он уже вовсю делился планами, где и какие машинки купит для трехлетнего племянника Ярика, сына Тихона. Марго тоже, обладающая быстрой отходчивостью, присоединилась к обсуждению. Что до моего мужа – в голове у него всегда царило слишком много идей и планов: как грандиозных, так и попроще, занимающих там всё свободное место, и не оставляющих шанса посторонним размышлениям.

Вот только меня не покидало чувство, будто что-то неправильно. Казалось, всё хорошо. Почему же моё беспокойство не исчезало?

Глава 10

В течение следующих трёх дней мне, впрочем, тоже было, на что отвлечься. Пятница целиком и полностью оказалась посвящена итоговой аттестации ординаторов всех специальностей, подготовка по которым проходила в нашем НИИ. А в выходные мы всё-таки съездили в Красногорск и Поздняково. Как ни странно, всё обошлось без позорных происшествий. В первый день приезда, субботу, мы плотно занимались помощью по хозяйству нашим родственникам. Тим и Марго остановилось у его брата, а мы с Антоном – в домике моего папы: хоть он и жил в городке, в нашей старой квартире, его отчий дом в Поздняково, доставшийся в наследство от родителей, всё так же служил ему, да и нам всем «дачей».

Несмотря на это, все работы проходили у нас коллективно. В то время, как Антон вместе с Тимом и Тихоном занимались облагораживанием внутреннего дворика последнего, я, Марго, и жена Тихона Саша готовили еду и поочерёдно следили за Яриком – бойким и любопытным малышом, таким же темноволосым и кучерявым, как его отец и дядя.

– И в кого он такой подвижный? Явно не в меня и Тихона. Видимо, в брата моего мужа. Ох, и натерпимся мы же тогда с ним! – в шутку говорила Саша – стройная длинноволосая шатенка. Будучи домохозяйкой в деревне, выглядела она как традиционная славянская красавица: косы, платки и длинные сарафаны в пол были неизменными атрибутами его имиджа.

К слову, сам Тим очень любил играть с племянником. Сегодняшний день не стал исключением: наблюдая, как во время перерыва он с весёлыми возгласами носится во двору со своим племянником, мы только улыбались. Лишь когда большой и маленький мальчики стали развлекаться с водяными пистолетами, все, кроме моего мужа, предпочли дружно ретироваться, чтоб не попасть под обстрел. Антон начал радостно дурачиться с ними вместе, и кончилось это тем, что они с Тимом начали охотиться друг на друга. Я смотрела на это с весельем, к которому примешивалась нотка грусти: вспоминает ли муж сейчас о том, что у нас никогда не будет детей? Даже если это так, он никогда не расскажет – всегда шутит, что в плане развлечений и создания проблем ему хватит одного Тима. А я скорее думаю, что друг для Антона как младший брат – несмотря на то, что Тим на три месяца старше. Но относительно своего родного брата Тимофей не раз подчеркивал важность того, что именно он в семье старший. «Так что никто не сможет дать мне пенделя» – хвастался он. Но при любом раскладе Тихон бы всё равно не смог этого сделать, будучи по характеру абсолютной противоположностью брата. Внешне они наоборот были похожи: двадцативосьмилетний Тиша представлял собой молодую версию Тима, только с зелёными глазами и более худой фигурой (насчет последнего Тим любил постоянно шутить, что с возрастом это поправимо). Ещё он почти всегда ходил гладко выбритым, чего о его брате можно было сказать крайне редко. Несмотря на различие характеров и разницу в возрасте в десять лет, братья очень любили друг друга и были дружны так, насколько это было возможно.

После того, как у Тихона Вердина появился новый забор, мы отправились полоть и поливать огород моего папы, чем и прозанимались до самого вечера.

На следующий день после относительно приличных посиделок Тим и Марго вместе с моим отцом отправились в Красногорск. Вердины – навещать родителей Тима, а папа, как я предполагала – к своей новой женщине. Ехать с ним я отказалась, сообщив, что мне хочется больше времени провести в деревне, чтоб подышать свежим воздухом. Отца это вроде убедило.

– Конечно, оставайся, доча! А то в вашей Москве загазованной можно в противогазах ходить! Был я там, сам нюхал… К четырём я вернусь.

– Ага… и в деревне тополей мало.

Антон тоже поехал с ними. Близких родственников у него в Красногорске не осталось: родители умерли, младшие братья тоже разъехались – более старший, Женя, врач-дерматовенеролог, жил в Питере, а самый младший, Алёша, перебрался на север, оставшись в качестве разнорабочего в Воркуте. Но в городке всё ещё жили старые приятели моего мужа, с которыми он хотел увидеться.

– Ты точно не хочешь с нами, хомячок? – Антон, прощаясь со мной перед отъездом, ласково провёл пальцами по моей щеке. Мы оба стояли у крыльца бревенчатого одноэтажного папиного дома: я видела, как небольшой ветерок легонько колышет пряди волос моего мужа, и чувствовала, как мои собственные – тоже.

Хомячок – это уже моё тайное прозвище, и получила я его благодаря пухлым щекам. Кто-то счёл бы такое обидным, но мне оно нравилось – я понимала, что ни мой муж, ни Тим, временами тоже проводящий такие сравнения, не хотят меня задеть. Но если бы кто и поставил себе цель сделать именно это, у негодяя ничего бы не вышло даже в детском саду, так как сама я никогда не комплексовала по поводу своих щёк, даже наоборот – мне нравилось, что их округлые формы сочетались с такими же линиями глаз, бровей, губ и подбородка.

– Точно, милый. Пока вас не будет, я приберусь в доме, и что-нибудь приготовлю.

– Хорошо. Привезти тебе кофе? Говорят, в Красногорске напротив нашей школы открылась кофейня с пончиками, и они тоже очень вкусные. Наверное, лучше, чем в нашей столовой.

– Принеси, – засмеялась я. – Буду ждать.

– Ты в порядке? – А обхватил руками моё лицо, и заботливо посмотрел мне в глаза. – А то мне показалось, ты чем-то расстроена.

– Немного. Я думала, Лена приедет, но она уехала в командировку. А ещё, – вдруг выпалила я, но тут же замолчала. Внезапный энтузиазм поделиться с Антоном переживаниями, похожий на внезапный набег волны на берег, так же быстро отхлынул. Поэтому я молча покачала головой, и застенчиво улыбнулась.

– Ничего. Просто я уже скучаю.

– Я тоже, дорогая.

Антон поцеловал меня в лоб, и начал уходить. Я потрепала мужа по руке, и схватилась за неё, делая вид, что не желаю отпускать (играть мне и не пришлось). В конце концов он скрылся за калиткой, и, прежде чем удалиться к машине, помахал мне. Я ответила ему тем же, чувствуя, как всё внутри наполняется грустью.

После того, как все уехали, я собралась заняться делами, но, решив дать себе небольшую передышку, села на деревянное крыльцо, и стала глядеть на растущие у калитки подсолнухи. Их было много, целые заросли. В раннем детстве я любила, восторженно пища, бродить среди них, раскачивая стебли, и мама, ругаясь (только для вида – она не сердилась по-настоящему), звала меня и пыталась вытащить. Но я всегда упорно настаивала на том, чтобы мне не помогали находить дорогу: ощущение, что я сама нашла выход из лабиринта, наполняло меня огромным воодушевлением, гордостью, и казалось чрезвычайно важным достижением. Кто их садил? Или они всегда росли там сами по себе? Я уже не помню.

Сейчас качающиеся жёлтые солнышки навевали точку, напоминая о чувстве потери, и о том, что я так и говорю Антону вслух.

*********

Часть дня я потратила на различные домашние хлопоты. Приготовить я решила тушеную картошку с грибами, которые нашла у папы в банке на верхней полке холодильника. Смешала их я только с половиной порции картошки, оставив Антону часть без шампиньонов – он вообще не любил грибы, в то время как остальные просто обожали. Мой муж никогда не жаловался на приготовленную мною еду, однако, как истинный учёный, был большим привередой, а в кулинарных делах и вовсе демонстрировал большую избирательность. Поэтому дома он обычно сам и готовил: всё, что ему хочется, и как ему хочется, в нужных пропорциях. Надо отдать ему должное: получалось действительно вкусно. Сделав ещё окрошку и салат из огурцов и помидоров, я, наконец, присела в кресло, которое когда-то любила мама, и взяла с рядом стоящей тумбочки свою незаконченную работу.

Пока что это было белое шерстяное полотно на спицах, с тянувшейся от него похожей на пуповину нить, которая соединяла его с «родителем» – клубком. Со временем ему предстояло превратиться в мужской свитер.

Такой Антону должен понравиться. По крайней мере, на этот раз на нем не будет никаких изображений. Я усмехнулась, вспомнив подаренный когда-то мужу на Новый год свитшот с большим футбольным мячом посредине груди.

«Тим, когда меня увидел, полчаса ржал! Но это потому, что он дурак. Не понимает стиля!»

«И правда не понимает… Но вот что скажу по секрету: теперь можешь и ты над ним поржать. Ему я связала с плюшевым мишкой. Я завтра прямо во время застолья на него и надену».

Да, Антон, услышав об этом, буквально стонал от смеха…

Мои воспоминания прервал звук приближающихся автомобилей. Сердце затопила радость. Делала петлю за петлей, я с нетерпением вслушивалась в звуки. Вот машины остановились за домом – заглохли моторы – скрип калитки – и на вымощенной досками дорожке послышались шаги, а следом – голоса.

– Детка, я понял, что ты хочешь погонять на мопеде. Мне и самому понравилось. Ветерок, скорость! Только задницу немного жмёт.

– Нечего злоупотреблять фастфудом. Скоро ты вообще её в сиденье не вместишь!

– Малышка, ты же знаешь, я тебя люблю. Но когда ты приносишь что-нибудь из ТОГО магазина…

– Тим, я тебя тоже, но в те разы у меня не было выбора, и потом, не всё там плохое!

– Короче, оболтусы. Я вам щас картошки из подпола достану – жрите, сколько хотите! – не выдержав, вклинился в типичный супружеский диалог Вердиных мой отец. – И доче с зятем. Катюха! Выходи!

Я охнула, отложила вязание и пошла на зов. Всё-таки с папой в одиночеством долго не отдохнёшь.

Выйдя на веранду-прихожую, я вдруг подумала: а что, если он не один? Вдохнув поглубже, я открыла дверь, и с облегчением заметила у крыльца только Тима, Марго и папу, который стоял на два шага впереди них.

Несмотря на то, что отцу было семьдесят два года, выглядел он лет на десять моложе. Густые и абсолютно седые волосы, глаза – такие же карие, как мои, не потерявшие былого задора, с россыпью морщин вокруг, а кожа лица и сильные руки – загорелые от частого пребывания на солнце. Помимо этого, он обладал плотным, коренастым телосложением и средним для мужчины ростом: сейчас было заметно, что папа где-то на пять сантиметров ниже меня и Тима, но примерно на семь-восемь выше Марго.

– Антон ещё не приехал? – удивилась я. – Вы вроде вместе все договаривались вернуться.

– Ха! Этот тормоз опаздывает. То есть твой муж, Катюха, прошу прощения. Мы когда по нашим сельским гравийным дорогам фигачили, мы его на мотике несколько раз обогнали! – похвастался Тим.

– Ты специально останавливался, а потом его обгонял, придурок! – Марго, помотав головой, закатив глаза.

– Конечно. Пусть знает, что наша посудина круче «Фольксвагена нивуса»!

– Тебе лишь бы повыпендриваться. Завидуй молча! Нас и так на въезде из-за этого чуть не поймал гаишник.

– А я его и не боялся. Главное – я взял права. А то не хотелось бы, как в тот раз, потом доказывать…

– Это когда ты мопед угнал у Славина? – хихикнула я.

– Не угнал, а позаимствовал! Ванька всё равно набухался и дрых, а ещё был мне денег должен – я его потом простил.

– Три раза заимствовал.

– Да, Тимоха. Мы с отцом твоим потом разбирались, – зацокал языком мой папа. – Хорошо, хоть в аварии не попадал.

Я ухмыльнулась, но промолчала. Подробности давних московских приключений моего друга папе сейчас знать не обязательно.

– Ну, я побежала, – Маргарита счастливо махнула нам рукой. – Надо успеть покататься, пока кое-кто окончательно не продавил сиденье.

– Зато у кого-то сидит – загляденье. Ах, кто-то сейчас получит по этому самому месту!

Марго, с визгом и смехом увернувшись от шлепка мужа, побежала к калитке. Захлопнув её за собой, она помахала мне рукой, после чего прытко ретировалась.

– Это ты неплохо заметил, – одобрил папа. – Я тоже на той неделе сделал, как ты в тот раз посоветовал – сказал Устинье, какой у неё классный «подсвечник». То есть ты понял, о чём я…

Мой папа и Тим расхохотались, довольные собой. Я поджала губы, и постаралась сохранить непринуждённый вид.

– Катя, пошли-ка в подпол. У меня для тебя там кое-что есть. Тебе точно понравится.

– Что, пап? Картошка? Не спорю, но может, лучше после еды? Она, кстати, уже готова.

– Не только. И я не про морковку, свеклу и лук, – предвосхитил папа все мои следующие вопросы, увидев, что в уже открыла рот. – И ты, катастрофа, тоже с нами, – махнул он Тиму. – Нам ещё овощи поднимать!

Пройдя мимо раскидистого вишневого дерева, мы подошли к деревянному сараю, стоявшему в конце двора. Папа толкнул старую дверь, и та со скрипом открылась.

Внутри было темно, и витал знакомый запах пыли и дерева. Я щелкнула выключателем. Старая, подвешенная к потолку на проводе лампа озарила маленькое помещение с тянущимися вдоль стен полками и заброшенными рабочими столами, на которых возвышались, покрытые пылью, рабочие инструменты. На самих стенах чего только не висело: пилы, мотки верёвок, засохшие берёзовые веники, нитки с нанизанными на них грибами, и много другого барахла.

– Ух, давненько я тут не был! – сказал, оглядываясь, Тим. – О, вижу тут старую добрую ручную дрель.

– Конечно, сынок. Она переживёт ещё твоих внуков!

Пройдя к центру грязного дощатого пола, папа дернул незаметное на первый взгляд железное кольцо, и тем самым откинул крышку подпола.

– Но сначала туда. Так, молодежь, включите свет!

Тим, протянув руку к ближайшей к нему стене, выполнил просьбу, а я хихикнула. Учитывая, что мы оба миновали тридцатипятилетие, к озвученной отцом категории отнести нас было нельзя даже с натяжкой, но, кажется, папа будет называть так нас и в сорок, и в шестьдесят.

– Пап, зачем ты туда полез? Я же сказала, картошку…

– Да погоди ты, доча. Я за вареньем к чаю, я быстро.

Ещё одна особенность папы – позвать за одним, а по пути вспомнить про другое.

– Ща, скажу, когда забирать у меня, – отец скрылся внутри.

– Интересно, – Тим задумчиво оглядел полки. – Может, мне ещё тут поискать эту фотку? Не удивлюсь, если она окажется в самом неожиданном месте.

И я не про то место, которое всегда имею в виду, – спешно заверил друг.

– Какую фотку?

– Да понимаешь, Катюха, хотим мы с Тишкой замутить коллаж к годовщине наших родителей. Сегодня утром договорились. А у меня как раз клёвая фотка была – лет десять назад, когда ездили на Воргольские скалы, щелкнул там маму с батей на фоне классного вида. В тот момент ещё закат такой был красивый. Представляешь, как я это запомнил!

Я понимающе улыбнулась. То, что Тим неравнодушен к живописным вещам в природе и её явлениях, знали немногие – но я была в том числе.

– Думал, она в моей старой комнате, но туда я вот ездил – всё перерыл, не нашёл. Дома, естественно, её тоже нет.

Тут из открытого подпола доносились громкие причитания папы насчёт того, что у нас слишком много банок с вареньем, и предположения, куда бы он их дел, причём не все были самыми приличными.

– А грибов ещё насолили! Мы тут что, атомную войну переживать собираемся? Тима, иди сюда, забирай варенье. Катюха, ты тоже – малиновое. Отнесите в дом пока. Я ещё за грибами слажу.

Закатив глаза, я подошла вместе с Тимом к проёму в полу, и взяла покрытую пылью банку с тёмно-бордовым содержимым.

– Три банки? – Тим ошалело глядел вниз, на моего папу, держа в одной руке литровую банку клубничного варенья, а в другой – смородинового. – К чаю? – посмотрев на меня, он поднял одну бровь, а затем снова крикнул в яму. – Дядя Сёма, мы так не уедем домой – к стульям приклеимся со штанами вместе!

– Остряк, – папа захохотал. – Что не влезет – в другой раз съедим. Надо же это добро куда-то девать! О, вам с собой ещё сейчас дам. Да вы идите, идите! Сам справлюсь. Потом возвращайтесь!

– Папа, мы с Антоном сильно не едим… – начала я, но отец уже скрылся. Я закрыла глаза, улыбнулась в знак сокрушения, и посмотрела на Тима. – Придётся, видимо, теперь отдуваться тебе.

– Что значит «теперь»? Я и так из вас всех варенье ем больше всего.

– Вот и… хорошо. Только не садись после него на мопед. А то Марго будет возмущаться не только раздавленному сиденью, но и наличию на нем твоих штанов, – подойдя к сделавшему притворно-отчаянное лицо другу, я одобрительно похлопала его по груди свободной рукой, и улыбнулась. – Ну, я же шучу.

В ответ тот изменил в своей мимике всего лишь две вещи: выпятил губы вперёд, и опустил их уголки вниз, после чего деланно-понимающе закивал.

Когда мы зашли в дом, и поставили на кухонный стол банки (Тим тут же начал восхищаться «картошечкой»), я вытерла их тряпкой, затем достала три столовые ложки и три вазочки.

– Ну как, ты передал привет от меня и Антона родителям? Кстати, фотографию я могла бы поискать в своей квартире в Красногорске… может, заехать сегодня по пути домой. Если нужна будет ещё какая-то помощь в вашем деле – я только с удовольствием.

– Хорошо… Кать, я знаю, почему ты не поехала в Красногорск.

Я остановилась, сжимая в руке синюю вазочку. Этого утверждения от друга я ожидала меньше всего – сейчас, и когда-либо.

– Тим, это ты к чему?

– К тому, – вздохнул он. Обернувшись, я увидела, что Тим смотрит на меня сочувствующим взглядом, и, опустив глаза, покачала головой.

– Да ладно тебе, Катерина, – примирительно сказал приятель. – Я вообще-то никогда тебя ни в чем не осуждал, да и не буду. Только если ты вдруг тоже не полюбишь продуктовый, в который ходит Марго.

Я, улыбнувшись на мгновение, вновь погрустнела. Тим всегда отличался проницательностью, и порою это меня смущало, а иногда и бесило.

– Ты опять всё понимаешь… Ладно.Да. Признаю. Я не поехала в город, потому что боялась – вдруг папа потащит меня к Устинье. Вот, – я нервно сцепила пальцы в замок, и стиснула зубы. – Я даже Антону не решаюсь сказать это вслух. И с сестрой об этом толком не поговорила, потому что… Чёрт, даже на этой кухне уже, кажется, её шторы! Знаю, это звучит эгоистично, по-детски. Самой от себя стыдно, но ничего не могу поделать. Понимаю, что папа имеет право на счастье, но в душе… Тим, я никогда не хотела, чтобы он был с кем-то, кроме мамы. Даже если её уже нет.

На кухне повисла тишина. Я чувствовала себя так, будто где-то в моей душе с грохотом обрушилась груда камней, оставив после себя сейчас только гулкое это.

– Катюш… Антон тоже обо всём догадался. Если что. Он понимал, что ты сама не расскажешь. Всё ждал, когда ты будешь готова. Да… Тоха всегда тянет кота за хвост.

– Поэтому решил поговорить ты?

– Лучше сразу вырвать занозу, и не ждать осложнений, чем осторожно тянуть и вырезать по кусочкам, – он склонил голову набок, и внимательно посмотрел на меня. – Кать, неужели ты об этом сейчас пожалела? Если что, хорошо – буду очень плохим.

Грустное выражение кота, который просит сметанку, вышло у друга настолько смешным, что злость было испытывать попросту невозможно.

– Нет, – честно ответила я. – Ты прав – мне надо было высказать это вслух. Да, я всё понимаю – то, что люди вступают во вторые и третьи и последующие браки, это нормально. Это я знаю, и это я уже слышала, – произнесла я эти предложения таким тоном, чтобы у Тима не возникло желания сказать мне похожее. – Дело во мне.

Но тот пожал плечами.

– Катя, ты имеешь право чувствовать то, что пожелаешь. Зачем этого стесняться? Я вот никогда себя не смущаюсь.

– Ага, – кивнула я, развеселившись. – Это точно.

– Помнишь хотя бы клуб возле общаги? Где мы с Антохой там постоянно чудили?

– О да. Особенно ты. И после универа я вас тоже оттуда забирала.

– Отличные были времена… Так вот – что бы я там ни творил, я каждый раз приходил туда снова. Даже после того, как хорошенько сцепился с местным блатным… Да. Мне было пофиг, что обо мне подумают… как и везде. Потому что оно того не стоит.

Улыбнувшись, я подумала про себя, что до Тима в этом плане мне далеко, но по сути он в чём-то прав.

– Ты такая, какая есть. Между прочим, очень крутая. И я не стану убеждать тебя, что мооожет быть там, со врееменем ты смиришься с той ситуацией. Возможно, оно и действительно окажется так. Ну, а если нет – я всегда готов отмазать тебя от семейных посиделок и позвать бухать.

Я рассмеялась.

– То есть, как получится. Но я буду стараться. А если что, загримируюсь под тебя – напялю парик, и пойду к твоему папе.

– Скорей уж Марго попросить. Ты даже в парике будешь слишком на меня не похож, – поддержала я шутку Тима. Шагнув к нему, я обняла его.

– Ладно тебе, Катя, – пробормотал тот, обнимая меня в ответ. – Я просто сказал, как думаю.

– И это как раз то, что сейчас нужно, – ответила я, не убирая подбородка с его плеча.

Когда мы вернулись в сарай, папа уже вылез из погреба. Поодаль я заметила стоявшие в ряд банки; сам отец же возился с какой-то коробкой.

– О, как вовремя вы вернулись, – он поднял на нас счастливый, с оттенком маниакальности, взгляд. – Доча, сейчас ты вообще офигеешь, что я для тебя нашёл.

– Надеюсь, не мои детские сочинения, – вполголоса прошептала я Тиму. Тот сделал панически-стыдливое лицо.

– Я разбирал тут коробки с вашими кассетами – помните, на видике у нас смотрели? И увидел кое-что в одной.

– Ну, всё! – он отошёл в сторону. – Катька, заглядывай.

Заинтересовавшись, я подошла к картонную ящику, посмотрела внутрь, и ахнула.

– Неужели… Они нашлись!

Внутри был целый комплект книг о Гарри Поттере в том самом, «правильном» переводе, утерянный, как я думала, безвозвратно около десяти лет назад.

Я взяла верхний том с оранжевой обложкой. Дары Смерти… Помню, как ждала её выхода – а потом читала, не отрываясь. В верхнем левом углу в месте соединения переплёта с обложкой разрыв – это я однажды едва её не выронила.

Сердце затопила волна радости. Передав книгу Тиму, я крепко обняла отца, и чмокнула его в щеку.

– Папа, спасибо, спасибо, что ты их нашёл! И, не удержавшись, запрыгала на месте.

– Охренеть, – медленно произнёс Тим.

Повернувшись к нему, я заметила, что он с ошалелым видом держит в руке белый прямоугольник. Когда он развернул его к нам, я поняла, что это фотография. Причём, судя по изображению на ней – та самая, которую он искал.

–Вот это да! Она была в книге! Чёрт побери, я же говорил, что с нашей неразберихой фотка может быть в этом сарае!

Друг счастливо, победно захохотал. А в следующий миг мы с ним, как придурки, начали прыгать вместе.

Наш отъезд был запланирован на семь часов вечера. Собрав заранее сумки и погрузив их в багажники, а так же на заднее сиденье, мы напоследок сели пить чай. К нам также присоединились Тихон с семьёй, пришедшие нас провожать, и Ярик, увидевший вазы с вареньем, тут же, деловито вооружившись ложкой, стал пробовать каждое на вкус.

Я вышла из-за стола первой. Допив чай вприкуску с привезённым Антоном пончиком, и немного послушав, как папа, Тим и Марго разговаривают о параметрах мотоциклов и среднестатистических легковых автомобилей (суть беседы заключалась в их сравнении), я вышла во двор с маленьким пакетиком в руках. Небольшой путь мой лежал за дом, где росли кусты смородины, ромашка и мята, которые я хотела набрать для приготовления чая.

Когда я начала аккуратно срывать молодые листики, я услышала звук открывающейся двери и чьи-то шаги, после чего раздался торопливый голос Тима:

– Я не могу сейчас долго говорить. Предупреждал ведь – на этих выходных я в деревне с родными. Пока стою один. У меня сейчас тридцать секунд, даже меньше.

Я насторожилась. Судя по голосу, Тим подошёл к краю дома. Если он сейчас заглянет за угол – увидит меня.

– Пришлю. Нет, меня не заподозрили. Точно. Понятно. Понял. Ничего не терял.

Послышался его нетерпеливый стон – мой друг явно не горел желанием продолжать сейчас этот странный диалог.

– Как будет – сообщу. Спасибо. Хорошего вечера.

Наступила небольшая пауза, после чего Тим недовольно проговорил:

– Как будто в трусы я это должен себе запихать.

Я затаила дыхание. Только услышав звук удаляющихся шагов, и снова хлопок входной двери, я позволила себе перевести дыхание. Этот разговор был малосодержательный, но тем не менее Тим не хотел, чтобы его слушали.

Что всё это могло означать?

Глава 11

«Ты понимаешь, что это неправильно – но остановиться уже не можешь».

Эти слова снова и снова всплывают в моей голове, приходя порою в самые неожиданные часы: в моменты осмотров, во время его приходов, и перед сном, когда сознание моё от царства Морфея отделяет лишь тонкая, прозрачная грань. Иногда у меня возникают фаталистические мысли, что это высказывание было своего рода предсказанием, хотя оно в действительности таким и не являлось. Порою я пыталась применить его к себе. Но чаще всего – к Химику. Понимает ли он, насколько жесток? Или считает свои дела вполне обыденными – всего лишь одним из аспектов работы?

Я вспомнила его сосредоточенные глаза, и то, как они блестели каждый раз, когда он склонялся надо мной. Горящий в их глубине безумный, серебристый огонь, который вовсе не излучал тепла – скорее походил на холодный платиновый свет фонаря, и обжигал, словно сухой лёд. Смертельно опасное вещество, спокойно содержащееся в живом существе, и не причиняющее ему никакого вреда. Наоборот, оно чувствовало себя в нем как рыба в океане. Одна природа, взаимодополнение другой. Симбиоты. Холодные, безжалостные изображения тепла.

Нет, пожалуй, нет. То, что он совершает, для него не равно выполнению обычной работы. И даже любимой. Всё это чуточку больше. Нет, даже не чуточку, а большую, огромную каплю.

Здесь – его собственный мир. Мир, где он один король, властелин и Бог. А все мы – его безвольные игрушки.

«Но не ты. Ты – особенная».

«Я думал, что ты поймёшь… Когда-нибудь ты поймёшь… Со мной не так уж и плохо».

Эта сволочь не появлялась уже три недели – вплоть до сегодняшнего утра, когда то, чего я боялась, всё-таки свершилось. Всё это время я невольно задавалась вопросом, где он. У него появились какие-то важные дела, и он в лучшем случае просто приглядывает за мной со своего монитора, как за крысой в клетке? А может, его нашли и уничтожили? Последняя мысль внушала смешанные чувства. Если Химика больше нет – сможет ли кто-то найти это место? Унеси он этот секрет в могилу, всех здесь скорей всего просто убьют. То же самое будет, если ему придётся бежать.

В голове вновь всплыло воспоминание о том дне. «Специальная экскурсия» – такое издевательское название он дал ему, когда связал мне за спиной руки, затянул глаза повязкой, и куда-то вывел. Дело было после моей очередной попытки побега – накануне я накинулась на него с голыми руками.

Этот ублюдок отбился от меня с такой небрежностью, будто скидывал надоедливого котёнка, а затем вколол мне снотворное. Я боялась, что на этот раз его терпение лопнуло, и меня могло ждать нечто похуже. Поэтому, когда на следующий день Химик пришёл, и с удовлетворением в голове сообщил, что хочет мне что-то показать, я приготовилась к очередному кошмару. То, что выродок убьёт меня на первой же неделе плена, перед этим ничего не осуществив, мне как-то не верилось – однако приступить к этому самому «осуществлению» именно сейчас он как раз мог.

Я помню, сначала мы шли по гладкому полу. Затем куда-то свернули, и оказались на лестнице, которая вела вниз. У меня, ещё толком не отошедшей от действия транквилизатора, дико кружилась голова, и тошнило, и если бы он не придерживал меня, я бы, наверное, упала.

Этот странный путь занял не больше пяти минут. Когда мы, наконец, куда-то спустились, я почувствовала запах сырой земли. У меня мелькнула мысль, что меня выведут на улицу, но мёртвый, затхлый запах подземелья становился лишь ещё более спертым. Всё это не сулило ничего хорошего. Если бы не моё полусонное состояние – не думаю, что удержалась бы от плача, или даже истерики.