Текст книги "Единственный выход"

Автор книги: Вернер Тельке

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

21

Оставшись наконец один, Вебер сел поудобнее в кресло и взгромоздил ноги на стол. Он ощущал в душе ужасную пустоту. Слишком многое пришлось пережить за последние дни. Поездка в Швейцарию и объяснения с комиссаром Линдбергом, потом разговор с Ковальским и Гизеллой… День уже шел к концу, но он знал, что сделать предстоит еще немало.

Хотелось выпить, но бутылка была пуста. Он закурил и с удовольствием затянулся. Итоги подводить рановато, хотя теперь он не только держал в руках ключ, но и досконально знал, где находится заветная дверь.

Но можно ли отворить ее? Он не имел на это права, так что оставалось только оповестить полицию. Давно бы нужно было это сделать, и не упускать Йоханнеса. На то, что он утаивал от Линдберга улики по делу фройляйн Грюнер, вторгся в квартиру Ханке, можно еще было при определенных обстоятельствах и желании прикрыть глаза. И комиссар Линдберг готов был многое простить. Но теперь… Что теперь? Если теперь он не сообщит обо всем в полицию, если продолжит в одиночку, как и прежде, заниматься этим делом, то, без всяких сомнений, перейдет границу, дозволенную правом.

Михаэля Витте можно почти на сто процентов уличить в убийстве Анны, если принять во внимание его, Вебера, розыски в Швейцарии и дополнить только что услышанным от Гизеллы и Йоханнеса. Если немедленно не уведомить полицию, он, Вебер, станет соучастником убийства и между преступлением Михаэля Витте и его собственным разница будет только в степени тяжести.

Да, далеко же он забрался! Когда пару лет назад Вебер отказался от службы в полиции, то только потому, что хотел занять четкую позицию. Не хотел иметь ничего общего с полицейским аппаратом, где тон задавали бюрократы, довлела политика и применяли такие методы, с которыми он никогда бы не согласился. Ладно, он ушел оттуда, и что? Нельзя одним махом отделаться от общества, в котором живешь…

Его профессией было раскрывать преступления – этому он научился. Но разве можно толком заниматься такой работой, если уход из полиции лишил его всех необходимых для этой цели средств? Теперь работать можно, только балансируя на самой грани законности, утаивая полученные сведения или вламываясь в чужие жилища в поисках улик. Значит, он выступает на стороне закона, постоянно его нарушая. Это просто донкихотство!

Спустив ноги со стола, он встал, отнес переполненную пепельницу на кухню и высыпал окурки в мусорное ведро. Потом сунул кипятильник в кружку с водой, на поднос поставил банку растворимого кофе и чашку и пошел со всем этим в ванную. Налил воды в ванну, закурил новую сигарету, взял газету, кружку с кипятком. Нежась в ванне, наслаждаясь ласковым теплом воды и ароматом кофе, он скрепя сердце решил: пока полиции ни слова – пока. И если он вступит в конфликт с законом, придется отвечать на всю катушку.

Вебер знал, что только самолюбие заставляет его так поступать, но он вложил в это дело столько труда и перенес столько неудач, что – черт возьми – по крайней мере, следует исправить то, что еще можно.

Он как раз пробегал глазами заголовки на первой странице газеты, когда услышал, как открылась входная дверь.

Пришла Виктория, но не одна. Кто-то вошел вместе с ней, и Вебер услышал сопение и голос комиссара Линдберга.

– Я совершенно спокоен… Не хочу нервничать, не могу себе позволить с моим сердцем, но спрашиваю в последний раз… – Голос поднялся до могучего рыка: – Где этот сукин сын? Клянусь, я задушу его собственными руками!

Виктория прошла на кухню, Линдберг следом.

– Я не знаю, где он, герр комиссар. Я ему не нянька, ищите его сами.

– Ладно, я вижу, – гремел Линдберг, – хотя, быть может, вы ему больше чем нянька?

– Надеюсь, небо как-нибудь меня от этого убережет, – заявила Виктория с такой убежденностью, с какой женщины умеют говорить только тогда, когда в чем-то совсем не уверены. – Я… – Она запнулась, ибо именно в эту минуту приоткрыла дверь в ванную и увидела Вебера, сидевшего в ванне с пальцем, приложенным к губам. Не моргнув глазом, Виктория небрежно прикрыла дверь, оставив только маленькую щелку, и продолжала: – Я уже столько раз вас уверяла, герр комиссар, что он не говорит мне, куда направляется. Если хотите подождать, я сварю кофе покрепче.

– Не хочу я кофе, – буркнул Линдберг. – Хочу знать, куда девался этот мерзавец.

Они прошли в комнату. Вебер слышал, как Виктория спросила:

– Так в той истории со Швейцарией все-таки что-то есть?

– Да, что-то есть, – гремел Линдберг, и Вебер слышал каждое слово. – И стоит мне только подумать, что дальнейший ход следствия зависит только от Вебера, я готов лопнуть от ярости. У меня состоялся с Берном продолжительный телефонный разговор. Как мне было сказано, вскрытие показало, что девушка была в положении.

Последовала долгая пауза. Наконец Линдберг продолжил:

– В расследовании фигурировали только белье и обручальное кольцо погибшей. Белье было французским, колечко из Форцхайма, из того ассортимента, который поставляют в Швейцарию и там продают. Нашли оптовика, потом, просмотрев около двадцати тысяч счетов, нашли и ювелира в Невшателе, который кольцо продал. В те дни, когда случилось несчастье, он продал всего три кольца. Два – местным клиентам, которые до сего дня живы и здоровы. Третье купил иностранец. Нашлась квитанция с фамилией клиента: Шарль Делорм. Что с вами? На вас лица нет.

– История раскручивается, – протянула Виктория, и Вебер поразился ее самообладанию.

– И как еще раскручивается! – хмыкнул Линдберг. – Филигранная работа. Совсем не то, что полунелегальная информация, которую так любят некоторые. Вам уже приходилось слышать про этого Делорма?

Виктория не отвечала.

– Ну ладно, история пока продолжается, – буркнул комиссар Линдберг. – Полиция разыскивает Делорма. В одном отеле в Невшателе обнаружили регистрационную карточку, которую заполнил некий Делорм, остановившийся там с женой. Характер почерка на карточке и у ювелира идентичен. Делорм покинул отель с женой в ту самую ночь, когда было совершено убийство. Швейцарские коллеги разыскивают мсье Делорма во Франции, пока безуспешно.

Снова воцарилась тишина, потом Линдберг рыкнул:

– Вам нечего мне сказать?

– А что я могу сказать?

– Вы рассказывали про беременную девушку, за которой следили в Швейцарии. Кто она?

– Но я вам говорила, что девушка вернулась живая и здоровая.

– Ерунда! Наверняка подкупили кого-то другого и подставили на ее место.

Виктория рассмеялась так искренне, и смех ее звучал так убедительно, что Линдберг умолк.

– Это не так просто, комиссар. Мы видели девушку до того и после. Так хорошо изобразить другого человека просто невозможно. К тому же, я и в самом деле не знаю, к чему вы клоните. Вы же сами сказали, что вся ее одежда – из Франции. Делорм записан в отеле по французскому паспорту. Почему тогда вы ищете погибшую в Германии? И вот еще, чтобы вас окончательно успокоить: недавно мы выяснили, что та девушка поехала в Швейцарию только для того, чтобы избавиться от ребенка.

– Кто эта девушка? – Линдберг все еще рычал, но уже не так грозно.

– Герр комиссар, очень прошу вас, спросите об этом у Вебера, – взмолилась она. – Я только секретарша и вообще не должна ничего говорить.

– Не должна? Прекрасно, тогда я посажу вас за решетку за отказ давать показания, и на этот раз я не шучу!

Минуту в комнате стояла тишина, потом Виктория сахарным голоском пропела:

– И вы могли бы это сделать, герр комиссар? Трудно поверить. Вебер вас представлял мне в совершенно ином свете.

Вебер знал, что в этот момент в глазах ее играли чертики. Слышал, как Линдберг глубоко вздохнул, покряхтел и буркнул:

– В самом деле?

– Конечно.

И снова воцарилась тишина, потом Линдберг вдруг буркнул:

– Где кофе?

– Что?

– Разве вы мне не обещали кофе?

– Да, разумеется.

– Ну вот! Так сколько еще ждать?

Вебер негромко застонал. Вода в ванне давно остыла, но он не решался отвернуть кран, чтобы добавить теплой. В этих новостройках на пятом этаже слышно, как жилец на первом переворачивается с боку на бок. Так что он тихонько выбрался из ванны и принялся вытираться.

А парочка тем временем распивала кофе. Одевшись, Вебер постоял в нерешительности, потом уселся на унитаз и стал читать газету. Успел обстоятельно прочесть все двадцать четыре страницы два раза – от начала до конца и от конца до начала, прежде чем Линдберг убрался. Едва двери за ним закрылись, Вебер выскочил из ванной, стуча зубами.

– Как вы могли… – взвилась Виктория, но Вебер приложил палец к губам, подбежав к входной двери, прислушался, спускается ли комиссар по лестнице, потом спокойно произнес:

– Я вам очень благодарен, Виктория!

– Ах, ерунда, – сердито отмахнулась она. – Вы же слышали, как трудно мне было ему объяснить, что девушка в Швейцарии – это не Анна.

– Но там была Анна!

Виктория растерянно взглянула на него. Вебер кивнул.

– Уже несколько дней я знаю, что убитая на горе Обер – это Анна. Сегодня я еще раз разговаривал с девушкой, которая заняла ее место. Зовут ее Гизелла, она ее сестра-близнец.

– Сестра-близнец? – Виктория упала в кресло,

– Да, звучит, конечно, диковато. Близнецов разделили во время эвакуации. Мать и одна девочка, Гизелла, обе больные, остались, а колонна беженцев двинулась дальше. Другую девочку, Анну, приютили знакомые. Мать умерла, маленькая Гизелла выжила, но никто не знал, кто она такая, потому что все документы семьи остались в вещах Анны. Когда Ковальский вернулся из плена, он нашел только Анну. Жену и Гизеллу с тех пор считает погибшими. Витте совершенно случайно наткнулся на Гизеллу и тут же придумал способ избавиться от Анны. Теперь вы понимаете, почему мне пришлось сидеть в ванне? Если бы в этой ситуации я предстал перед Линдбергом, пришлось бы все ему выложить. Но, полагаю, мы имеем право довести дело до конца.

Виктория встала и нервно прошлась по комнате. Услышанное ее ошеломило. Потом она остановилась перед Вебером.

– И вы все это знали уже несколько дней? Вебер кивнул.

– Мне давно уже ясно, что вы гигант мысли, но можете ответить на простой вопрос: когда вы догадались?

– В тот самый вечер, когда мы с Ковальским были в Риссене, – ответил он. – Тогда Витте совершил роковую ошибку. Припоминаете?

Виктория непонимающе уставилась на него. Вебер достал из стола магнитофон и включил усилитель. Потом повозился со шнуром и нажал кнопку. Раздался голос Витте.

«Не говорите глупостей, герр Ковальский, грех такое говорить. Разумеется, ваша дочь жива».

А потом донесся голос Ковальского, немного неразборчивый, потому что тот стоял в стороне от Вебера.

«Но эти господа сказали мне, что Анна погибла в Швейцарии, и даже прочитали газету, которая об этом пишет». – «А прочитали они вам, что тело женщины никто так и не смог опознать? И что полиция считает, что речь идет о какой-то француженке? Это они вам прочитали?»

Вебер выключил магнитофон. Виктория все еще ошеломленно взирала на маленькую коробочку.

– Разгадка всего дела – именно в этой единственной реплике Витте, которую вы только что слышали, – пояснил Вебер. – Откуда он мог знать о погибшей в Швейцарии женщине? Из немецких газет? Нет. Значит, он, как и мы, должен был раздобыть провинциальные швейцарские газеты. И только для того, чтобы узнать, что пишут о смерти Анны.

– Да, разумеется, – все еще не придя в себя, протянула Виктория. – Как же я сама не сообразила! А вам, мой милый, даже в голову не пришло сказать мне об этом.

– Виктория, но у меня же не было никаких улик! Поэтому на следующий день я поехал в Риссен и поговорил с девушкой. Особа, с которой я встретился, была Анна, но в то же время и не Анна. Настоящая Анна была более деликатна, более сдержанна. Новая Анна показалась мне более беззастенчивой, что называется, без комплексов.

– Я думаю! Чтобы пуститься на такие аферы, нужно обладать изрядной наглостью.

– Ладно-ладно, но у меня не было никаких доказательств в поддержку этой версии, потому что на вид они как две капли воды. Да и не мог же я поставить их рядом для сравнения. Стало ясно, что придется еще раз поехать в Швейцарию. Там я узнал только одно: погибшая на горе Обер стала жертвой преступления. Но эта женщина не обязательно должна была быть Анной. Снова неопределенность, тем более чиновник в Берне дал мне понять и, пожалуй, не обманывал, что швейцарская федеральная полиция считает погибшую француженкой.

На обратном пути я терзался сомнениями. Только вчера утром я снова убедил себя, что убитая не может быть никем, кроме Анны. И поехал к Ковальскому – хотел проверить, не подкупил ли Витте и его. Разговаривали мы с ним около часа, и я понял, что он ни о чем не знает. В тот вечер в Риссене он в самом деле думал, что перед нами появилась Анна. Двадцать лет он прожил в убеждении, что другая его дочка умерла. Совершенно случайно после этого я застал Гизеллу в его доме. На этот раз она во всем призналась. Бедняжка и не знала, в какую вляпалась аферу. – Вебер допил кофе из чашки Виктории – у него пересохло горло от долгой тирады.

– Одного я никогда не смогу понять, – протянула Виктория. – Зачем понадобилось убивать Анну?

Вебер допил кофе и с горечью бросил:

– Она бы не погибла, найди Витте со Штайнертом общий язык чуть раньше.

– Вы в самом деле верите, что Кашелен отказался бы от своих грандиозных планов, узнав, что Анна ждет ребенка от Витте-младшего?

– Да, верю. Помните перечень убийств, который нам читал Штайнерт-младший? В семи случаях причина убийства была той же самой. Семь случаев за полгода! Это не случайность, Виктория, а тенденция. Именно так выглядит наша действительность.

Задребезжал телефон. Он поднял трубку.

– Вебер слушает.

Голос казался знакомым, но он не сразу сообразил, кто говорит.

– Герр Вебер собственной персоной?

– Да, но представьтесь, пожалуйста.

– Ингрид Долл.

В самом деле, это ее такой чувственный голос…

– Сегодня у меня, к сожалению, совершенно нет времени, – сказал он, невольно улыбаясь.

– Не так сразу, – перебила секретарша Штайнерта. – Не хотите узнать, где та блондинка, которой вы так интересуетесь?

– С ней все в порядке, – сказал он, но почувствовал, что ему становится дурно.

– Не думаю. Судя по разговору, который я подслушала, она у них в руках и ее пытаются отправить ее за границу.

– Не может быть! – крикнул он.

– Но это так! Ее заперли в сарае, где стоит яхта Витте, и сегодня ночью вывезут из страны.

Вебер бросил трубку, на миг застыл, совершенно ошарашенный, потом тихо сказал, не поднимая глаз:

– Я отправил девушку к вашей матери, Виктория. Позвоните и узнайте, добралась ли она туда.

Виктория набрала номер, перебросилась с матерью парой слов, пока Вебер продолжал свою медитацию.

– У нас дома никто не появлялся, – сказала Виктория, положив трубку. – Что случилось?

Вебер все еще тупо вглядывался в крышку стола.

– Звонила Ингрид Долл. Она подслушала разговор и узнала, что девушка опять попала к Витте. Ее заперли в сарае и сегодня ночью вывезут за границу. Разумеется, это чушь!

Достав из ящика револьвер, он проверил магазин.

– Это смахивает на западню, – заметила она.

– Возможно.

– Вы с ней спали?

– Нет!

Поскольку Виктория не отреагировала, он посмотрел ей прямо в глаза и еще раз повторил:

– Нет!

– Это ловушка! – серьезно сказала она.

Бушующая в нем ярость нашла наконец выход.

– Сам знаю! – рыкнул Вебер. – За кого, собственно, вы меня принимаете?

Она показала на оружие в его руке.

– Ну, вы поосторожнее со своим арсеналом.

Сунув револьвер в кобуру и стараясь держать себя в руках, он сказал:

– Мне приходится работать иначе, чем полиции. У меня нет возможности обламывать клиентов на многочасовых допросах. Нужно ловить их с поличным. Это должны понимать даже вы.

– Я не пущу вас! Позвоню Линдбергу!

Она потянулась за трубкой, но он шлепнул ее по руке.

– Я выручу оттуда девушку, и никто другой! Если вы мне испортите дело, нам придется расстаться!

Он заявил это, решительно повысив голос. Виктория поняла, что он не шутит.

Развернувшись на каблуках, Вебер выскочил из квартиры, стремглав сбежал по лестнице и вскочил в машину, состоявшую у ворот. Мотор взревел, и он прибавил газу.

22

Добрался он до Риссена уже в сумерках. Миновав ярко освещенную виллу Витте, поставил «форд» в ста метрах дальше и пешком вернулся к воротам.

У въезда в гараж собралась стайка дорогих лимузинов. В некоторых машинах скучали шоферы, пока владельцы праздновали помолвку Витте-младшего. Вебер не мог допустить, чтобы его узнали. На нем не было смокинга, и вообще человек из такого общества выглядел бы совершенно иначе. Проскользнув под высокой изгородью, ограждавшей усадьбу, он перебрался через проволочную сетку и спрыгнул в сад.

Немного постоял в высокой траве, осматриваясь, потом скользнул в тень сосен возле дома и замер за деревом, чтобы оглядеть террасу, оставаясь незамеченным.

Между фраками, смокингами и вечерними платьями Вебер, как ни вглядывался, не видел ни Витте, ни его сына. Он долго наблюдал за парами, танцующими перед домом. До него долетали обрывки разговоров и смех. Праздник был в разгаре. Несомненно, он стал одним из главных событий сезона.

Ну что ж, Вебер позаботится, чтобы он достойно завершился.

Покинув свой пост за деревом, он осторожно проскользнул обратно на улицу. Въезд в гараж ярко освещали стоявшие по обе стороны фонари. Свет падал и на часть газона перед домом. В двух окнах по фасаду горел свет, пробиваясь через жалюзи. Заметив неподалеку от окон большой куст рододендрона, Вебер разогнался, в два прыжка одолел газон и скрылся за кустом. Там он раздвинул ветви и устроился поудобнее. За жалюзи освещенных окон виднелся силуэт мужчины. Кто-то непрерывно колотил снаружи в запертую дверь. Но мужчина у окна не шелохнулся.

Вдруг Вебер услышал прямо над ухом голос и даже вздрогнул.

– Добрый вечер! Снова на тропе преступления? Да спрячьте вы пушку, это всего-навсего я.

Вебер заметил вспышку зажигалки и узнал Штайнерта-младшего. Младший шеф нечестной конкуренции, как окрестили Штайнерта на яхте Витте, сидел в тех же самых кустах, в каком-то метре от него.

– Что вы тут делаете? – спросил Вебер, пытаясь улыбнуться, хотя ему было вовсе не до смеха.

– То же, что и вы, – шепнул Штайнерт. – Поверьте, герр Вебер, все это представление, которое тут разыгрывается, вовсе не по мне. Михаэль забаррикадировался в комнате, а его отец уже давно и безуспешно ломится в дверь. Наверное, хочет объяснить, что невеста не может больше ждать. Знаете, герр Вебер, я думаю, вы были правы в своем докладе из Швейцарии. Да, лично я в этом просто уверен, хотя пока не понимаю, как все вышло.

Вебер не ответил. Он внимательно следил, как Михаэль спокойно подошел к двери и отпер ее. Отец ворвался в комнату.

– Ну, я тебе задам, если не перестанешь дурака валять! – Витте-старший пытался сдерживать свой гнев, но сидевшие в кустах прекрасно все слышали.

– Я больше не могу, – бесцветным голосом ответил Михаэль.

– Нет, можешь!

Голос Витте-старшего дрожал от ярости. Он отвесил сыну пощечину – и раз, и два. Оплеухи были мощными, но Михаэль апатично застыл перед отцом, казалось, ничего не чувствуя.

– Никто ни о чем не узнает, если ты возьмешь себя в руки! – орал отец.

– Но я же знаю, что она мертва. Я с ней туда поехал. И столкнул ее со скалы. А может, я этого не делал? Может, все это только страшный сон, ведь Анна здесь? Я натыкаюсь на нее на каждом шагу, каждый день, каждый час… – Голос его вдруг сорвался на фальцет. – Она жива, слышишь? Она жива!

Витте-старший схватил сына за плечи и энергично тряхнул.

– Нет! Она давно мертва! Заруби это на носу! – Он сделал паузу, потом заговорил, как с больным. – Мальчик мой, люди – это волки. Штайнерт только и ждет, чтобы наброситься на нас…

Вебер услышал довольный смешок Вольфганга Штайнерта, но не обернулся, не желая ничего упустить из чудовищной сцены, которая разыгрывалась за жалюзи.

– Но почему я должен был ее убить? Зачем? – стенал Михаэль.

– Мой мальчик, у каждого времени свои методы. Каяждый день разбиваются самолеты. По двести и больше людей погибают без всякой вины. Тут это произошло всего с одной девушкой. У нас работает больше трех тысяч людей, и ты не думаешь о том, что, если мы обанкротимся, они окажутся на улице?

Вебер чувствовал, как его мутит от отвращения. Выбравшись из кустов, он зашагал через газон в сторону сосен. Ему вдруг стало все равно, заметят его или нет.

Штайнерт-младший шел следом.

– Я ничего не понимаю, – заметил он. – Почему тут крутится эта служанка, если Витте прикончил ее в Швейцарии?

– Это ее сестра-близнец.

Прошло немало времени, прежде чем до Штайнерта-младшего дошло и он негромко рассмеялся.

– Неплохая идея. Просто превосходная. Черт, надо же!

Они стояли на краю обрыва. Внизу виднелся пляж, сарай для яхты в лунном свете и мол, вдали сверкали струи Эльбы.

– Поймите, герр Вебер, мы просто не могли вести себя с вами иначе. Мы только что заключили соглашение с Витте, и скандал был нам ни к чему.

– Скандала теперь все равно не избежать.

– Теперь это не помешает! Отец прекрасно нашел общий язык с Кашеленом. И к бизнесу с французом теперь мы приступаем сами.

– Да, быстро вы работаете!

– Должен сказать, вы мне кажитесь все симпатичнее.

– Не могу ответить вам тем же.

– Я этого от вас и не ожидаю, – весело бросил Вольфганг Штайнерт. – Если честно, вы мне кажетесь немного не от мира сего.

Вебер содрогнулся. Как раз сегодня он и сам пришел к такому же выводу, но факт, что так его оценивал кто-то другой, казался оскорбительным и унизительным.

– Вы только что слышали, – спокойно продолжал Штайнерт-младший, – люди – это волки. А если сами не хотите быть одним из них, по крайней мере, нужно выть вместе с волками. Иначе в жизни вы ничего не добьетесь.

Вебер молчал.

– Кстати, я позволю себе отослать вам тот чек на тысячу марок, который вы вернули. Вы честно его заработали.

– Не знаю, почему меня так и тянет вам врезать, едва вы подворачиваетесь под руку. Убирайтесь, хватит!

– Я как раз намеревался это сделать. – Штайнерт усмехнулся. – Между прочим, от меня никто не узнает, что вы тут были. Я удаляюсь и с нетерпением ожидаю сюрпризов, которые наверняка не заставят себя долго ждать. Так что до скорого свидания!

Он отвернулся и упругим шагом удалился – молодой преуспевающий и многообещающий бизнесмен эпохи процветания.

Вебер следил за ним, чувствуя горечь на губах. Потом сплюнул и стал спускаться вниз. Продвигался вперед он уверенно – весь обрыв зарос карликовыми сосенками и можно было хвататься за ветви. Рядом шла лестница к пирсу, но он не мог ею воспользоваться – там было слишком светло.

Наконец он добрался до сарая, в котором якобы была заперта Гизелла. Вебер сомневался в правдивости сведений, полученных от секретарши Штайнерта, зато не сомневался, что кто-нибудь его там точно поджидает.

Лунный свет заливал берег Эльбы. Человек, идущий по пляжу, становился идеальной целью для любого, умеющего обращаться с огнестрельным оружием. Единственным укрытием между обрывом и сараем могла служить плетеная пляжная кабинка, контуры которой вырисовывались впереди.

Вебер внимательно огляделся.

В задней стене сарая, до которой оставалось два десятка метров, окон не было. На пирсе, выступавшем в воды Эльбы, никого, да и яхта, покачивавшаяся на швартовах, тоже казалась обезлюдевшей. Стояла удивительная тишина, только сверху долетела музыка.

Вебер достал револьвер из кобуры и снял с предохранителя. Потом сломал большую сосновую ветку, прикрылся ею и, пригнувшись, побежал вперед. Целью его была пляжная кабинка.

Туда он добрался без помех. Ничего – ни выстрела, ни крика, полная тишина. Тяжело дыша, он присел за кабинкой и еще раз огляделся.

Обрыв тонул в тени сосен, только лестницу освещали фонари. Зато беседка в доброй полусотне метров наверху сверкала праздничными огнями.

Он медленно, на ощупь обогнул кабинку и стал было продвигаться вперед, но вдруг застыл на месте: из кабинки под странным углом торчали женские ноги. Высокие каблуки зарылись глубоко в песок.

Вебер разглядывал ноги, пока не услышал страстные вздохи, доносившиеся из кабинки. Прижавшись к задней стенке, расслышал женский шепот:

– Нет, прошу тебя, оставь!

– Но так же неудобно, – возразил мужской голос. На несколько секунд воцарилась тишина, потом снова раздался женский голос, на этот раз куда решительнее:

– Перестань! Я хочу вернуться.

Из кабинки выскочил молодой человек и побежал в сторону лестницы. Вебер услышал, как он кричит обиженно на весь пляж:

– Идиотизм, всегда одни и те же глупости!

Вебер подождал, пока пара исчезнет из виду, потом со всех ног кинулся к сараю.

Ничего не произошло. Немало удивившись, он прижался к стене и оглядел пляж. Судя по всему, его никто не заметил.

Тогда он осторожно придвинулся к двери и осторожно нажал на ручку. Разумеется, заперто. Рядом оказалось низкое и длинное, почти во всю длину фасада, окно.

Вебер подполз и стал так, что изнутри его никто не мог заметить. Перед ним, справа от пирса, покачивалась яхта. В свете луны видно было, что на ней никого нет.

Пришлось достать фонарь и осветить сарай внутри. Луч света блуждал по пустому пространству, продвигаясь все дальше. Неожиданно он выхватил плечи женщины, стоявшей посреди сарая. Луч фонаря пополз вверх, и теперь Вебер различил голову с русыми волосами. Женщина стояла неподвижно, словно окаменела. Не шевельнулась, когда свет фонаря пополз к потолку и потом снова вернулся к ней.

Вебер выключил фонарь и огляделся. Насколько видел глаз – никого. Прислушался, приложив ухо к окну, но из сарая не долетало ни звука, ни даже шороха. Стояла невероятная тишина, нарушаемая только шумом волн, с плеском набегавших на берег и пирс.

Пересилив себя, он опять обернулся к окну и снова включил фонарь, осветив фигуру женщины, которая все еще неподвижно стояла посреди сарая. Круг света незаметно сдвинулся вправо и вдруг – в первый момент Вебер подумал, что ему привиделось, – осветил лицо другой женщины. Та широко раскрытыми глазами смотрела прямо на фонарь. Несколько секунд Вебер ошеломленно ее разглядывал, чувствуя, как по спине бежит озноб. Потрясенный, он снова повел лучом фонаря в глубь сарая. Из темноты выныривало все больше женских фигур, целая стайка призрачных бледных существ, которые то стояли к нему спиной, то таращили огромные неживые глаза. Наконец дрожащими пальцами он выключил фонарь и, едва переводя дух, оперся о стену сарая.

Ну конечно, Гизеллы среди этих фигур не было. В сарае хранились манекены, и он, Вебер, снова оказался в дураках.

Достав из кармана платок, он вытер взмокший лоб.

Взгляд его снова упал на яхту. Поставив револьвер на предохранитель, он сунул его в карман. Потом поднялся на палубу яхты, осторожно спустился в кокпит, подошел к двери каюты и нажал ручку. Заперто.

И тут ему вдруг показалось, что из каюты долетает слабый крик, переходящий в долгий стон. Он рванул дверь и еще раз прислушался. Теперь стон слышался совершенно отчетливо. Отступив на шаг, он уже собрался плечом высадить дверь…

Но тут на палубу упала чья-то тень.