Текст книги "Драконья оспа (СИ)"

Автор книги: Вера Вкуфь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Драконья оспа

Глава 1. Draco pox

В поликлинике Ольге не нравилось. Да и кому может понравиться в этом пропитанном людским страданием и зелёнкой месте? Вся эта вылизанная чистота, запах дезинфектора и мерзкий свет? Вряд ли этом помогает кому-то выздороветь. Скорее уже ещё больше заболеть. Хорошо, что Ольга пришла сюда не лечиться.

Отложив бесполезный гаджет – лента новостей всё равно не веселила, а только нервировала. Сколько уже можно трубить об это драконьей оспе, которая где-то там случилась в Китае? Где Китай, а где Ольга. Ей бы очереди своей дождаться, а не вот это вот всё. Она обречённо глянула вниз, на пол.

Итак, чистая, зарешёченная клетка кафеля.

Если сосредоточиться, то можно выделить одну длинную дорожку, ведущую к витражному окну. От которого наверняка сквозит недобрыми зимними вечерами. И летними тоже. И не-вечерами. А в её возрасте сквозняков пора бы избегать.

Ольга просчитала белые квадратики до самого ничем не загороженного окна. Белёсая дорожка на стыке со стеклом не кончалась, а, наоборот, продолжилась, выйдя наружу – призрачными силуэтами уходя в зелёную крону деревьев, перечёркивающую её дорожную магистраль и дальше – в набрякшее серостью небо. Почти что шахматная дорожка зеркально отразилась в чистом окне, создавая иллюзию, что она уходит прямо на улицу.

И Ольга тоже ушла бы сейчас по этой призрачной дорожке. Просто шагнула бы на квадратик перед собой. Потом на следующий. А, дойдя до окна и сама бы приобрела призрачные очертания. Канатоходкой выскользнула бы наружу и продолжила идти над ничего не подозревающими людьми и машинами, обходя только стремящиеся к вершинам неба деревянные стволы.

Ольга представила, как легко и свежо идти над миром, разводя для равновесия руки и вышагивая, держа ноги «по ниточке». Это казалось так легко и приятно, что она не смогла отказать себе в удовольствии – встала и, мысленно выделив для себя ряд квадратиков, направилась к окну. Нарочно стараясь делать самые мелкие лилипутовские шажки и выставляя стопы на одну линию. Это было легко – походка у Ольги от природы модельная – такая, чтобы мысок одной ноги прятался за пяткой другой. Наверное, такая походка всегда легко даётся тем, у кого ноги длинные и стройные. Просто городская привычка всё время спешить часто скрывает такое умение.

Руки Ольга расставлять не стала, хоть и хотелось – всё-таки в холле она не одна, а психиатрического отделения на этаже не предусмотрено. Правда, далеко уйти Ольге всё равно не удалось. Путь ей «перерезала» медсестра – забавная и живая девушка с крутыми бёдрами, по-утиному покачивающимися от спешной ходьбы. Больничные шлёпки постукивали в такт её энергичной ходьбе, а крупная, пока ещё торчащая вперёд грудь подпрыгивала под ненадёжной молнией белого халата.

Вид у Катерины – а медсестру так зовут – решительный и боевой. Того и гляди снесёт на ходу какого-нибудь коня. Так что она не одаривает Ольгу ни малейшим взглядом, а сразу скрывается за дверью одного из кабинетов. Без стука. Подчёркивая, что ей-то дозволено куда больше, чем любому другому.

Ольга медициной интересовалась как все по минимуму – чисто чтобы не умирать от нагугленных симптомов. И чтобы не сидеть с лицом совсем уж умственно отсталой, когда доктор с полной надеждой на твою адекватность объясняет, как именно вырабатываются антитела на инфекцию. Поэтому тем, что сейчас обсуждают врачи и медсёстры, Ольга не интересовалась. Только подумала, что скоро позовут и её.

Предчувствие не обмануло – от стекла действительно сифонило. А если через него приглядеться, то заметны мельчайшие бисеринки, мешающие уличному обзору – собрался мелкий дождик. Ольга, конечно же, не взяла с собой зонт. Народные приметы работают без осечек… Оставалось только надеяться, что дождь не разойдётся. Или хотя бы не станет кислотным, коим любили пугать в её детстве.

– Ви… Викторова! – напыщенный строгостью голос кольнул Ольгу между лопаток.

– Я! – бодро отрапортовала Оля.

Звала её не Катерина. Эту, судя по бейджу, звали Софьей, и Оля ни в жизни не признала бы её вне медицинских стен – кроме бесцветных глаз и белёсых бровей о ней ничего не известно.

Софья ни малейшим движением брови не ответила, только продолжила выжидательно смотреть на Ольгу. Которая и сама догадалась, что надо подойти. И скрыться в медицинском кабинете.

Строгая врач сидела за монитором компьютера и всем своим видом показывала, что её всё это устраивает и переводить взгляд куда-либо, в том числе на «пациентку», она не собирается.

Уже не дожидаясь приглашения, Ольга сама уселась на жёсткий стул с подогнутыми задними ножками, как раз сбоку от врачебного места. Этого медика она тоже не знала.

– Здравствуйте, – всё-таки поприветствовала её Оля и краем глаза увидела, что доктора зовут Ткацкая Майя Робертовна.

Если говорить начистоту, то и пациентом Ольга не была. По крайней мере, сейчас. В эту районную поликлинику пришла она не по причине болезни, а скорее наоборот.

– Викторова Ольга Ильинична? – всё ещё ныряя глазами по монитору, уточнила Майя Ткацкая. Она на самом деле была на такой работе в первый раз и потому очень опасалась ошибиться. Поэтому предпочитала делать как можно меньше телодвижений. Меньше действий – меньше вероятность косяка.

Оля кивнула и её губы растянулись в улыбке. Признаться, вся эта больничная атмосфера всё-таки навевала на неё робость.

Пока доктор щёлкала по клавишам, Оля стала озираться по сторонам.

Совсем обычный, с привкусом аскетичного, кабинет. С батареей колбочек на передвижной тумбе, крутящейся белой табуреткой и несколькими шкафами, через прозрачные створки которого на пациентов торчали папки-скоросшиватели с непонятными аббревиатурами и страшные металлические приблуды. Чисто как в Средневековье.

А вот безобидный, почти игрушечный приборчик с широким тёмным экраном и двумя «утюжками» на проводах, совсем не радует. Оле к горлу подступил комок. Она, конечно, не совсем дремучая и знает, что дефибриллятор вовсе не оживляет мёртвых, как показывают в кино, а просто выравнивает сердечный ритм, пока сердце ещё бьётся. Но всё равно не хотелось попасть под «разглаживание» этими утюжками. Да и кислородная маска, бездушно лежащая рядом, не радовала.

Ольга знала, что всё это – меры необходимой предосторожности. Примерно как дежурящие скорая и полиция около мероприятия. Которые обычно не нужны. Но всё же само их наличие рождает беспокойство.

Решив взять инициативу в свои руки, Оля сама пересела на белый табурет с неустойчиво вращающейся сидушкой и постаралась не смотреть на дефибриллятор. Но и торопиться засучивать рукава тоже не стала.

Медсестра Софья, отрешённо глядя вниз и перед собой, загремела медным судочком со странно изогнутыми инструментами внутри.

Ольга с тоской глянула на невесёлый пейзаж наполовину закрытого жалюзями окна. Клочок серого неба – густой и грязный, как использованная вата. Которую, к слову, в этой поликлинике уже не используют – обходятся микроскопическими спиртовыми салфетками. Белую упаковку которой Софья уже выверенным движением положила на столик перед Ольгой.

Слишком долгая подготовка. Слишком большая тишина. Слишком много поводов для тревоги.

Софья с неприятным звоном задела иглой стеклянную стенку запечатанного резиновым прозрачного пузырька.

В этот момент доктор Ткацкая потянулась к скрытому компьютерным монитором органайзеру, где торчала её любимая ручка – с фиолетовым оттенком чернил и очень тонкой линией письма. А ещё с крайне удачным корпусом, буквально сделанном под хват Майи Робертовны.

Не прояви она «писательный» эгоизм и воспользуйся для заметки в журнале обычной «одноразовой» ручкой, ничего дальнейшего бы не случилось.

Не возьми Майя «удобную» ручку, «неудобная» непременно выскользнула бы из её пальцев и громко бухнулась бы на колёсико кресла, а потом на пол. Достаточно громко, чтобы Ольга Викторова машинально обернулась на звук и не успела бы обратить внимания на пузырёк, который протыкала в это время Софья. Тогда Ольга не успела бы прочитать ту надпись, что опрометчиво отпечатали на плотной наклейке.

Но Майя Робертовна без труда вывела в журнале свою размашистую подпись чернилами с фиолетовым оттенком. А никогда не жаловавшаяся на зрение Ольга выцепила буквы на пузырьке.

«Draco pox».

Даже не нужно знать латыни, чтобы понять: это – драконья оспа.

– Простите! – собственный голос резанул Оле уши и заставил одновременно вздрогнуть и врача, и медсестру. – Это что, драконья оспа?!

И всё дальнейшее убедило Ольгу, что так оно и есть.

Софья досадливо сверкнула глазами на пузырёк, из которого уже успела высосать жидкость. И пожалела, что не развернула склянку другой стороной. Майя Робертовна крутанулась на кресле, цепляясь ладонями в подлокотники и разводя локти в стороны, отчего рукава её гречишного свитера вытянулись под белым халатом. Корпус её наклонился вперёд, будто доктор Ткацкая собиралась ринуться в бой, но глаза над медицинской маской выражали только растерянность. Боясь допустить ещё одну ошибку, она всё медлила. Лишаясь последних секунд, за которые могла бы на что-то повлиять.

Первой отмерла Софья.

– Нет! – для убедительности округлив глаза, принялась отвечать она. – Это просто этикетка прежняя!

– Этикетка прежняя? – от такой ереси Оля скривилась. Даже её весьма отдалённых медицинских познаний хватало, чтобы знать, что на таких образцах не переклеивают этикетки.

– В смысле – ошибочная! – сделала новую попытку Софья.

– Откуда вы знаете, что она ошибочная? – опять не поверила Ольга, инстинктивно прижимая к телу левый локоть, в сгиб которого предполагалось делать укол.

Софья взяла паузу, явно ожидая, чтобы слово взяла Ткацкая. И Ткацкая взяла.

– Ольга, послушайте, – явно в попытке придать голосу елейности заблеяла Майя, всё ещё цепляясь в подлокотники кресла. – Вы давно с нами работаете, и знаете, что нам можно доверять. Мы ведь ни разу не запятнали себя… Наши специалисты проделали огромную работу, и теперь можете быть во всём уверены.

Майя бездумно вцепилась в матерчатую складку халата на колене и принялась теребить его пальцами обеих рук – как будто пыталась её порвать её.

Чувствуя себя истеричкой, которую пытаются утешить, и от того поддаваясь волнению ещё больше, Ольга сжала зубы в попытке перемолоть ими льющуюся маркетинговую чушь. И почти выкрикнула:

– Кому доверять?! Вам?! Я вас вижу первый раз! А может – вы вообще и не доктор?!

Майя побледнела до серости, отводя глаза от пациентки. А Ольга снова впилась в Софью. Та восприняла это как знак Олиного отчаяния или даже передачу себе бразд правления. И сделала решительный шаг к пациентке, машинально надавливая большим пальцем на рукоятку поршня шприца. Пациентка на это никак не среагировала, так что Софья продолжила движение.

Ольга, как удав на кролика, смотрела на кончик приближающейся к ней иглы. Что-то вродеужаса навевал на неё звук медсестринских тапок и блеск иглы. Который вот-вот вопьётся в её плоть…

Дальше всё произошло само собой и, кажется, без малейшего Ольгиного участия.

Она, будто пребывая в ином измерении, подскочила. Махнув рукой, одним неповторимым движением «разоружила» Софью – выхватив у неё шприц. Встретилась с её моргнувшим взглядом и, крутанулась спиной к кабинету с его реанимационными аппаратами. Видя своей единственной целью дсп-шную дверь, ринулась к ней.

Мир горел вокруг. Она бы не удивилась, если бы дверь сейчас не открылась. Или превратилась бы в пластилин, и всё это оказалось сном, после которого, испуганная, ещё долго озираешься по сторонам.

Но ничего не менялось. Оля не просыпалась и не теряла связи с реальностью. И в голове ужасом билось навязчивое понимание, что всё это взаправду.

Ей казалось, что движется всё очень медленно. Что последнему самому дряхлому старику не составит труда схватить её за шкирку. Что уже вот сейчас её настигнут крепкие руки и с позором затащат обратно в кабинет, дверь которого для Ольги уже никогда не откроется.

Желая только одного – бежать – Ольга неслась к лестнице. А мир вокруг стал средоточием зла. От него надо спасаться. Даже если от набранной скорости перебивает дыхание.

Практически пролетев в дверь с жёлтым опознавательным кружком, не помня себя Ольга заскользила ногами по плиточным ступеням. В голове ворочалась только мысль: "быстрее! быстрее! быстрее!"

Уходя в крутое пике лестничного пролёта, Оля только и молилась, чтобы не споткнуться и не поскользнуться. И всё ближе видела цель – спасительные двери выхода. Чтобы подобраться к которым, нужно миновать рамку металлодетектора и охранительный.

На охранников Ольга обратила внимание, ещё когда приходила. Не привычные пенсионеры, скучающие перед мониторами, парочка тех, кого вполне можно описать песней: «А я люблю военных, красивых здоровенных».

Два рослых парня со спортивными фигурами, ловко перетянутыми поясами с дубинками. И, кажется, даже с кобурой.

Картинка, как эти двое синхронно выхватывают свои пистолеты и от плеча палят по «мишени», всплыла в Олиной голове. Которая из последних сил стала соображать, как бы этой картинки избежать.

Решение пришло само собой. И, как и многие решения, принятые таким образом, оказалось совершенно ужасным. Или единственно верным.

Оля схватила кого-то со спины. Прижала к себе тело, как если бы это был её давний знакомый. И, не зная, что ещё делать, приставила к чужой шее заряженный шприц.

– Я его сейчас угроблю! У меня – драконья оспа! – завопила она так, что в терминале что-то зазвенело.

Как ни странно, каждое её слово вышло чётким и выверенным, прозвучавшим будто через рупор и со всем необходимым драматизмом, чтобы внимание посетителей приковало к Ольге.

Плюс на каждого, кто хоть раз попадал в информационное пространство, «волшебное» действие оказало словосочетание «драконья оспа». Которое уже само по себе обрело ореол чего-то бесконечно опасного. И теперь паниковала не только Ольга. И какой-то парень, который удачно подошёл к терминалу. А теперь мог загнуться от её укола.

Картинка у неё перед глазами сразу смешалась, приходя в разрозненное, но какое-то едино направленное движение, выражаемое двумя словами: беспокойный круговорот. Через который, используя живой щит, Ольга стала пробираться к вожделенному выходу.

Парень в её руках вела себя на удивление спокойно. Видимо, был умным и знал, что испуганным женщинам лучше не сопротивляться. Кажется, Ольге в пору было позавидовать его хладнокровию: ни попытки вырваться, ни крика, ни истерики. Только ровные и аккуратные шаги в ту сторону, куда подталкивала Ольга. А подталкивала она к спасительному выходу.

Чувствуя, как сердце вот-вот выскочит наружу или по крайней мере перекроет кислород, Ольга с затаённой радостью наблюдала, как стеклянная входная дверь становится всё ближе. И уже почти не думала ни об окружающем хаосе, ни об охране, ни о парне. Только вожделенная свобода, знаменующаяся в безмятежно зелёных древесных верхушках и проезжающих мимо машин, которых абсолютно не интересует то, что здесь и сейчас происходит.

Дальше всё вышло ещё более скомканным. Ольга, так и проталкивая вперёд не сопротивляющегося парня, смогла оказаться на улице. Вернее, под поликлиническим навесом и на его ступеньках, но уже за пределами здания. Ощутив себя зайцем, едва-едва выскользнувшим из охотничьего силка и, кажется, опалившим уши, она отпихнула от себя ставшую ненужной «жертву». И уже увереннее ринулась бежать дальше. Но случилось непредвиденное.

Косяков за Олей водилось не так уж много. Но один из них – это выбирать одежду и обувь не из соображений практичности, а больше из эстетических. Поэтому Олины ботинки вид имели с лёгким оттенком эксцентричности, чем очень ей нравились. Но подошвой проигрывали другим моделям – она скользила. Как сейчас – на плиточных ступеньках, совсем недавно орошённых поливальной машиной. Оля поскользнулась.

Мышцы растянулись, подставляя под удар коленный сустав. Оля инстинктивно озернулась в сторону дверей. Из них пока никого не вывалилось. Только стоял тот самый бледный парень, что обеспечил ей спасение. И который вроде бы нападать не собирался. Может, потому что у Ольги всё ещё был шприц с драконьей оспой. Так что, не обращая внимания на ломоту в колене, она побежала дальше. К подплывающей всё ближе свободе.

Парень же смотрел ей в след.

Одним из достоинств Ольги было то, что она никогда и ничего не теряла. Ни ручки, ни карандаша, ни морального облика. Но сейчас потеря равновесия, паника и вообще внесли в Олин зачёт свои коррективы.

Глава 2. Болезнь куклы

На скамейке было не удобно. Спина ныла. Оля предпочитала винить в этом увесистую грудь, но может дело было и не в этом. От резкого движения вступило в левое колено – всё-таки удары судьбы не проходят даром. А может, просто старость подкрадывается незаметно. Случайно задела кожаный рюкзачок, примостившийся рядом с ней на скамейке, и едва успела его поймать, чтобы он не ухнулся на землю. Рюкзачок-то не очень жалко. А вот то, что в нём…

Вообще странное расположение для скамейки – на пыльном треугольнике между дорожной развилкой и лесной зоной. Но, видимо, даже странные вещи могут однажды кому-то пригодиться. Как, например, Ольге, сбежавшей из той дурацкой поликлиники.

Мир вокруг равнодушно гудел, слово гигантский пчелиный улей, где каждый был занят своим делом, и окружающими интересуется только постольку, поскольку они мешают.

То самое странное чувство, когда вроде со всеми, но при этом одна. Мимо проезжают автомобили, в которых находится по крайней мере один человек. Это примерно пять человек в минуту. И каждому из них абсолютно всё равно на сидящую на непонятной скамейке Ольге. Хотя, если разобраться, то было бы куда хуже, вздумай кто проявить своё участие.

Ощущение опасности притупилось, позволив сознанию приступать к логическому анализу произошедшего. И при том, что ни логикой, ни аналитикой Оля особенно не страдала, картина выходила спорной.

Если смотреть на всё отвлечённым взглядом из безопасного места, то можно решить, что Ольга Викторова – просто истеричка.

Может, ей просто показалась и она преувеличила? Ольга застыдилась. В конце концов, ничего необычного или странного в кабинете не произошло – всё было в точности так, как обычно.

И в этот раз – как и во все другие – ей пришло сообщение с бессмысленным рекламным предложением и адресом. Правда, если явиться по этому адресу, то никакой рекламы там не будет, а будет знакомый ей врач, который в обход врачебной этики будет разговаривать «на ты», одновременно смотреть глазное дно, мерить давление и проверять остроту слуха. После чего, не делая в своей воодушевлённой речи пауз, кивнёт. Это будет означать, что всё в порядке и можно идти во врачебный кабинет. Номер врачебного кабинета и поликлиники он мельком покажет на тетрадном листе. Там же будет латинское название вируса, которому в ближайшее время Олин организм будет вырабатывать иммунитет. Это – скорее дань продолжительному сотрудничеству, чем необходимость процедуры. Но в этот раз Оля чётко уловила название – aureum chickenpox. Золотистая ветрянка. А никак не драконья оспа.

Драконья оспа… Одно упоминание которой уже сбивает мысли и отдаёт чем-то настороженно опасным.

Сначала она появилась где-то на задворках земного шара как очередная болячка бедных и неразвитых. Которая была так далеко, что думать о ней, отрывая мысли от своих насущных проблем, казалось глупым. Потому повышенное внимание СМИ больше раздражало и напоминало попытку создать информационный шум, за которым можно провернуть очередную экономическую пакость. Поэтому усиливающийся набат основная масса населения не воспринимала всерьёз. Теперь же панических настроений гораздо больше – это заметно хотя бы потому, как люди скупают в аптеках всё, что обещает хоть какую-нибудь защиту от драконьей оспы. Причём, если верить производителям, то защищает от неё вообще всё – от экстракта подорожника до высокомолекулярного азота, чем бы это ни было. Пока что дело дошло до настойчивых рекомендаций воздерживаться от излишних контактов и пользоваться средствами защиты. Но, видя статистику заражений, многие уже начали догадывались, что это «ж-ж» неспроста.

О том, как делается вакцина, Ольге, конечно, рассказывали. И она честно пыталась понять и даже читала сама. Но умные слова будто веером расползались мимо её сознания, так что представления о процессе у неё до сих пор оставались где-то на уровне третьеклассника. И знала Оля только то, что ей вводят в организм вирус, на который её иммунная система реагирует выработкой антител. Потом на основе её антител делают вакцину.

Конечно, не только и не столько из Ольгиных, но из иммунной системы таких же, как она. Драконов.

Возможно, сегодня Оля всполошилась зря… Но это название… Драконья оспа. Само по себе оно намекает на опасность для драконов.

Она откинулась на загнутую древесную спинку скамейки и запрокинула голову. В горле ощутилось натяжение мышц, а перед глазами поплыли светлые, как медицинская вата, облака. Дождь уже рассеивался, оставляя после себя голубоватые, скрытые небесной позёмкой проталины.

А в тот, самый первый раз, когда Оле ввели вирус, погода была совершенно другой.

Это было лето. Какой именно месяц, Оля не помнила, потому что слабо ориентировалась в месяцах – это было ещё до того, как она пошла в школу. Только помнила, что было очень тепло, и где-то в траве постоянно прятались и стрекотали кузнечики. Кажется, их стрёкот дополнительно разогревал улицы, и без того полностью залитые прозрачным и добрым солнечным светом. В такие дни жизнь кажется ещё лучше, чем она есть. Тем более в детстве, когда ещё есть уверенность, будто бы так будет всегда.

Проснулась тогда Оля с необъяснимым ощущением чего-то хорошего и радостного. Это ощущение подтвердил распластавшийся на стене ломаный солнечный свет, по форме отдалённо напоминающий оконную раму. Будто задруживающийся и зовущий поиграть с ним. И вот-вот появится солнечный котёнок… Оля с удовольствием вдохнула запах летней утренней неги, когда никуда не надо спешить, и можно просто радоваться. Настроение у неё было, как если бы сегодня был её день рождения. И плевать, что на её день рождения такой погоды отродясь не бывало – он у Оли в самом дурацком месяце, в ноябре. Когда за окном только серость, грязь, и нескончаемый мелкий дождь.

Полная энергии Оля буквально соскочила с кровати на пол и поспешила пробежаться на кухню – просто давняя привычка, ставшая почти традицией. Пятки легко отталкивались от тёплого, пушистого паласа.

Мама была там, на кухне. Но не в привычном домашнем костюме, очень напоминающем спортивный, а в почти выходном платье. Ещё один повод для радости.

Это платье Оле всегда нравилось, несмотря на то, что мама считала его недостаточно красивым. Мама, как теперь понимает Ольга, вообще предпочитала экстравагантные вещи, но будто бы стеснялась их носить. Поэтому и сегодня натянула на себя обычное платье-халат палевого цвета с неровными, специально так сделанными коричневыми полосками. Узкий поясок обхватывал и без того хорошо очерченную талию, а длина платья делала маму ещё более высокой и тонкой, чем она была. Прямо как модель из журнала.

Оля тогда тихо залюбовалась и про себя пожелала, чтобы, когда она вырастет, у неё тоже было бы такое платье. Имея в виду, конечно, такую же фигуру – вытянутую и тонкую, с удлинёнными руками и ногами, создающую ощущение хрупкой весенней лёгкости. И не сказать, чтобы это желание не сбылось.

Но в тот день Олю это ещё не заботило, так что она просто улыбалась, разглядывая, как ловко мама шлёпает в чашку с глазастым улыбающимся зайчиком два сахарных кубика.

– Иди умывайся и завтракай, – почти не отвлекаясь от процесса, велела она, ловко выуживая с полки разделочную доску одной рукой, а второй, не глядя, открывая дверцу холодильника. – И пойдём.

– Ага, – только и выдохнула Оля, даже не уточняя, куда они пойдут.

В такой день и с такой мамой она готова была идти куда угодно. Поэтому очень бодренько почистила зубы, почти не обращая внимания на нарисованную на тюбике зубной пасты белочку. А так-то обычно она могла вести с нею долгие беседы – про себя – благо ей всегда покупали одну и ту же детскую пасту. Взрослая слишком сильно щипала щёки и губы.

Снова выскакивая на кухню, Оля заметила ещё один повод для радости – на гладильной доске, напоминающей мыс парохода, мама выглаживала её любимое платье – абсолютно белое, со складчатой юбочкой и рукавами-шариками. Которое нельзя было надевать слишком часто, «потому что измараешь». Значит, сегодня можно. Жизнь, определённо, налаживалась. Это подтвердила весело развивающаяся колокольчиком юбка, когда Оля кружилась перед зеркалом. А уж носочки с отворотом и вышитой на нём вишенкой, которую так и хотелось съесть… Более того, гремя картоном, мама вытащила из шкафа новую обувную коробку и, смахнув с неё пыль, протянула пару сандалий, украшенных кругловатыми феями с волшебными палочками. Которые явно собирались творить доброе волшебство. Не без усилий застегнув которые – дырочки на ремешках были слишком узкими – Оля почувствовала себя настоящей куклой. Разве что светлой шевелюры не хватало – у кукол ведь всегда блондинистые волосы. Как у мамы, только без черноты у самой головы. А у Оли – коричневые. Но это ничего. Главное – что глаза голубые. Да и волосы вьются колечками у концов. Так что вполне можно вообразить себя куклой. Надо только сделать круглые глаза. И, схватившись за мамину ладонь, параллельно цепляющей сумку, устремиться в прохладный подъезд, похрустывающий бело-коричневой плиткой. А за ним – раздолье солнца, оформленное приветливым и тихим городским пейзажем!

Выскочив на каменные ступени, мелкая Оля едва не взмыла в воздух от радости и накатившего на неё ощущения свободы. И почему-то очень хотелось сравнить атмосферу с прерией – хотя о прериях она тогда ничего толком не знала, кроме того, что они водятся в Канзасе, где жила то ли Дороти, то ли Элли.

Подъездная дверь за спиной хлопнула, и мимо уверенно проплыла мама в своём крайне красивом платье. Процокала каблуками по трём ступенькам и стремительно повернула налево – в сторону остановки. Оля незамедлительно поспешила следом.

Маленькая чёрная сумка покачивалась рядом с маминым бедром на длинном тонком ремешке, и почему-то ещё больше веселила Олю. Она вообще любила, когда мама такая… смелая что ли. Проплывающая мимо раскидывающегося вокруг мира, отводя волосы цвета масла от красивого лица. Она вообще красивая – её мама. И Оля уже с радостью ждала, когда вырастет и станет такой же.

Асфальтовая дорога укатывалась мимо широкой, абсолютно зелёной поляны, мимо которой Оля не смогла пройти спокойно.

Ровная, гладкая, многообещающе уходящая в небесную синеву… Нет, ноги в новых сандалиях и мягких носках просто сами собой понесли её в сторону от мамы. Та не возражала, но и не сбавляла ходкого шага. А Оля, раскинув руки, представляла, что у неё имеются крылья. И в голову само собой пришло сравнение с пони из мультика или специальной крылатой лошадью с красивым названием – пегас. Хоть папа и говорил, что ни розовых пони, ни пегасов не существует, разве это причина? Ведь всегда можно вообразить. Странно, что взрослые этого не делают.

Так что, чувствуя, как тёплый воздух обхватывает голые руки и ноги, Оля была уже не Олей, а волшебной принцессой, которая умела превращаться в пегаса. Может, даже с витым рогом на голове. Единорогов ведь тоже не существует, разве что кроме носорогов, но они не считаются. А Оля очень даже считается. Особенно чувствуется это по тому, как тёплая трава скользит по её икрам, а земля будто сама отталкивает стопы, приближая всю Олю к бесконечному небу. И мама тоже считается – она идёт примерно на уровне Оли, только по своей асфальтовой дороге. Всё так же шлёпая каблуками. И папа тоже считается, пусть он и всегда на работе.

Тёплый ветерок скользит между пальцами и холодит шею под волосами. Будто подстрекает набрать скорости, хотя Оля и так уже запыхивается. Но так не хочется останавливаться. Будто остановка может окончательно рассеять очарование и этой поляны, и луга, и стремительной мамы. Но сердце стучит всё сильнее, а в груди становится тесно. Так что коленки сами собой переходят на шаг, а дышать приходится ртом. Зато теперь можно лучше рассмотреть полянку. Оказывается, трава покрывает её не сплошь, а пучками. Будто даже травинки не хотят жить поодиночке, а собираются ближе к своим. А вот цветов среди травы нет. Ни одного. Жалко, что уже пропали одуванчики. И жёлтые цыплята, и белые паутинки.

Мама уже почти дошла до перехода, значит и Оле нужно поспешить – все знают, что детям нельзя без взрослых на дорогу. И вообще переходить можно только по белым полоскам и у светофора. А кто так не делает – дураки.

Автобус неспеша подползает по дорожной ленте и неслышно тормозит возле стеклянного навеса остановки. Кажется, даже чуть пригибается к ним с мамой, чтобы удобнее было заходить. Мама заскакивает в салон легко и затаскивает следом Олю, которая едва не спотыкается о какую-то железяку. Сидеть ей неохота, так что она обеими руками цепляется за зеленую трубку и с интересом смотрит, как знакомые дома и магазины убегают мимо с неповторимой скоростью. А мама в это время устраивается на сиденье, беспрерывно поправляя то своё платье, то чёрную сумочку. Народу в автобусе мало – всё, как любит Оля, и никто не ворчит и не ругается. Да и разве могло быть иначе в такой приятный, солнечный день?

Неизвестно, сколько времени прошло, но мама поднимается. Значит, их остановка. Оля с готовностью подскочила к дверям и первой нажала на красную кнопку. Хоть это вроде и не требовалось – водитель тормозил на каждой.

Эту остановку она тоже знала – чёрные витые ворота очень хорошо запоминались. Вроде бы просто железные перекладины, но если приглядеться, то можно рассмотреть очертания разных птиц и зверей. Оля уже отыскала сову, медведя и закутавшуюся в свой хвост лису. Ей казалось, что звери между собой дружат. На воротах явно был кто-то ещё, но Оля его пока не видела.

Скрывали ворота здание поликлиники – места, где очень много сидений вдоль стен, а в кабинетах сидят врачи и о чём-то разговаривают со взрослыми. Иногда просят дышать и не-дышать и тыкают чем-то холодным в спину. А ещё у них на стенах разные картинки, которые можно рассматривать. Правда, они простые, и Оля давно их все изучила.

Внутри каменного здания тихо, а все звуки сначала становятся громче, а потом будто смолкают навсегда. Может, потому там и стараются особенно не шуметь. Чтобы оставить свои звуки при себе.

Прошли они с мамой не в привычный ход, а завернули за угол, в одну из тех дверей, что Оля считала запертыми навеки. Но внутри оказалась всё та же поликлиника со всё теми же коридорами и железными скамейками. Разве что такой картинки на стене Оля ещё не видела.