Текст книги "Найду и удержу"

Автор книги: Вера Копейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

– Нет, в отпуск отправляешься ты.

– Это приказ? – Варя насмешливо посмотрела на мать.

– Считай, что иерархия подчинения возвращается, Варвара.

– Но я помню, как мы с тобой выпили целую бутылку французского вина... по случаю окончания прямой зависимости – мать-дочь, а также за установление просто дружеских отношений двух женщин.

– Да, это было. Но я хочу на время вернуть былую власть. – Мать села рядом с Варей на диван. – Ей-богу, сейчас тебе лучше всего уехать. Пускай все уймутся, успокоятся. Прогремят новые скандалы, они увлекут горожан...

Мидас поскреб когтями подушку, словно пробовал ее на мягкость, потом, оценив, осторожно поджал лапы и осел на них. Он закрыл глаза, жесткие, словно из проволоки, усы расправились, будто Мидас довольно улыбался: ну вот, сейчас эти женщины договорятся.

– Мидас, ты сплюшка, – сказала Варя, отвлекая внимание матери от себя. – Вообще-то ты великоват для такого сравнения. Сплюшка – маленькая птичка.

– Ты сознательно назвала его Мидасом? – спросила мать. – Ты веришь в его способность все превращать в золото?

– Сознательно, – кивнула Варя. – И в противовес себе. Мне казалось, что все, к чему прикасаюсь я, превращается в... пыль, – бросила она. – Все, ну просто все. – Она поднесла пальцы, сложенные щепоткой, к губам и подула.

– Но теперь ты так не думаешь. Не верю.

– Нет. Но я взяла Мидаса не сегодня. – Варя засмеялась.

– Как говорит Сергей, – лицо матери внезапно стало нежным, – иногда человек попадает на закрытый для него путь.

– Что тогда?

– Ничего. Надо найти другой. Ждать, когда прежний откроется. Если он тебе еще нужен.

– Ты... так и делала, да? – Варя с любопытством посмотрела на мать.

– Да. Мой путь открылся. Тебе тоже откроется. Так что поезжай отдохни.

– Куда же ты меня отправляешь? – спросила Варя, хотя знала сама.

– Звонил дед, он просит, чтобы я уговорила тебя пожить на биостанции.

– А он уже возвращается? – Варя удивилась. – Но сейчас самое время записывать певцов конца зимы.

– Да. Но его коллеги-птичники зовут приехать в Питер, на конференцию.

– Понятно. А он не дописал голоса мартовских птиц. Он хочет перекинуть это дело на меня. Что ж, придется мне заняться благотворительностью, – фыркнула Варя.

Она любила биостанцию. Там тихо, спокойно. Казалось, при одной мысли о ней абсолютно чистый воздух покалывает ноздри. Варя почувствовала запах горящих в печи дров.

– А что, пожалуй, я соглашусь, – сказала она.

– Сядешь у печки, подумаешь. На все посмотришь по-другому, – заметила Лидия Родионовна.

– Сквозь марево дыма, да?

– Печь не дымит, сама знаешь, наш Родион Степанович все содержит в порядке.

– Я заберу с собой Мидаса.

Кот мгновенно открыл глаза, услышав свое имя.

– Там нет канареек, что уже утешает, – насмешливо заметила Лидия Родионовна. – Знаешь, папа не разрешал мне в детстве держать кошек, потому что у нас жили канарейки. Они не выносят друг друга. Если кенарь живет в одном доме с котом, животное готово охотиться на птицу день и ночь.

– Межвидовой конфликт, – определила Варя. – Хорошо, – наконец сказала она, – я поеду. Тем более что после бала у нас затишье от сытости.

– Собрали хорошие деньги? – спросила мать.

– Более чем. Летом можно спокойно начинать ремонт флигеля. А потом отдел родной природы под голоса певчих птиц откроется для всех. Здорово, да?

Варя третий день жила на биостанции. Сейчас она лежала на диване, закрыв глаза. Она мысленно перебирала мужские лица, которые встречались ей каждый день. Новый сосед, с третьего этажа, купил квартиру в их доме, подобострастно здоровается с ней. У ворот, которые с недавнего времени стали запирать, чтобы перекрыть путь во двор чужим машинам, каждый день она видит сторожа. Он нанялся охранником, а прежде служил кладовщиком в институте. Да, хороши претенденты на ее внимание.

Потом Варя разглядывала лица редких музейных, как она называла мужчин. Все бледные, с печальным взглядом. Как будто они взвалили на себя тяжелую ношу – заботы ушедших веков.

Наконец, она увидела его лицо. Она знала, что хочет увидеть именно его, но оттягивала момент, как оттягивают удовольствие...

Так согласна ли она уйти вместе с Сашей Ястребовым в мир прошлого? Там, где гусары, красавицы, балы? Она засмеялась, в ее смехе была легкость, сравнимая с легкостью морозного, хоть и мартовского воздуха за окном. С легкостью облачка пара, которое вырывается изо рта на улице.

Ладно, одернула она себя, сколько можно лежать? Она приехала, чтобы записать голоса мартовских птиц, значит, надо идти в лес. И делать по правилам, которым ее учил Родион Степанович.

Она услышала голос деда так явственно, как будто прижала к уху мобильник, а он наставлял ее.

– Чтобы толково записать голос птицы, надо знать ее состояние. Почему она поет? Беспокоится или кому-то грозит? Или предупреждает об опасности? А может быть, призывает кого-то? Сообщает, что сейчас сорвется с ветки и полетит? Определи до начала записи...

Легко сказать – определи, подумала Варя, спустив ноги с дивана. Она хорошо помнит, как обманула ее коноплянка.

– Вот, – объявила она, – послушай. Ну просто ангельское пение, – сказала она, включая магнитофон.

– Стоп. – Он поднял руку. – Мне жаль, девочка, – вздохнул он, – но ты обманулась. Этот нежный, как ты считаешь, звук должен был возбудить у тебя сочувствие.

Варя вспомнила, в канун чего это было – ее отъезда с Юрием. Странное чувство печали толкнулось внутри. Как будто она ошиблась не в голосе коноплянки, а в чем-то более опасном...

– А что... о чем она поет? – спросила тогда Варя.

– Так эта птица выражает беспокойство...

Конечно, думала Варя, Родион Степанович занимался голосами птиц всю жизнь. У него есть редкие издания с пластинками, которые он называл звуковыми иллюстрациями к определителям птиц Европы. Четырнадцать больших пластинок, на которых голоса – она хорошо запомнила цифры – четырехсот сорока пяти гнездящихся и семидесяти пяти залетных видов птиц Европы. Эти пластинки вышли в Швеции, а помог их заполучить Юрий Выйк. Этим он заслужил особенное расположение Родиона Степановича...

Как правильно, что она приехала сюда, на птичник, как назвали биостанцию киношники с уральской киностудии, которые много лет назад ходили по пятам за Родионом Степановичем. Они снимали художественный фильм, но не хотели ошибиться в том фоне, на котором происходили события картины.

– Сообразительные молодяшки, – хвалил их Родион Степанович и удивлялся. – А то хоть кино не смотри. – Он морщился. – Такое ввернут знатоки природы, что хоть уши затыкай.

Варя запомнила тех «молодяшек», как называл дед киногостей. Никто прежде не смотрел на нее вот так, как они. Ей тогда было пятнадцать.

Варя еще вчера приготовила рюкзачок, в нем магнитофон, микрофон. Она делала это с охотничьим азартом.

Весенние голоса елового леса – это громкое пение дроздов, желтоголовых корольков. Тоненько, как скрипочки, поют крапивники, чижи. Хорошо слышен свист рябчиков. А позднее истошно громкое воркование диких лесных голубей-вяхирей перекрывает голоса остальных.

В разгар весны, знала Варя, самый красивый хор – хор березовой рощи. Зяблики, пересмешники, иволги, пеночки-веснянки, дрозды-белобровики поют так искренне, так громко. Едва ли они сами способны оценить небывалую прелесть от сочетания их голосов.

Родион Степанович использовал для записи такого хора стереомикрофон. Но сейчас он не нужен Варе.

У него всегда была хорошо проверенная и настроенная техника. Иначе как из самого поднебесья выловишь курлыканье журавля? Или гогот пролетных гусей? А токование гаршнепа высоко в воздухе?

– Для этого, Варвара, у меня есть дальнобойная техника. Самые чувствительные микрофоны и акустические рефлекторы.

Но больше всего ей нравилось наблюдать, как Родион Степанович заставляет птицу петь в микрофон. Конечно, с голосами каких-нибудь тихих мухоловок, пеночек, синиц нет никакой мороки – обычный микрофон берет их голоса на расстоянии четырех-пяти метров. А вот певчего дрозда или кукушку можно взять метров с двадцати, ближе не подпустят. Поэтому Родион Степанович научился их обманывать.

– Давай-ка, Варвара, – говорил он, – определим, где птица поет чаще всего, где ей больше нравится. Иди налево, а я направо. Найдем дерево или куст. Потом установим микрофон и спрячемся. Подождем. Самое главное – вовремя включить магнитофон, чтобы не пропустить начало песни.

Но как трудно рассчитать даже ему, когда раздастся крик среди ночи токующей белой куропатки или вопль сойки? Одному Богу известно, почему эти птицы начинают истошно вопить. Гнусаво, скрипуче.

– Черт побери, – иногда ругался он, – я попусту истратил пленку. Аппарат включил, а они молчат. Выключил – они запели. Потом я научился подражать их голосам. Послушай-ка.

– Вавва! Вавва! – бросает в небо брачный призыв перепел.

А с помощью своего манка Родион Степанович изображал голос перепелки:

– Трю-трю.

Варя с трудом верила своим глазам, но почти тотчас перепел подлетал к деду и бегал у его ног!

Мелкие лесные птицы, говорил он, быстро реагируют на сов. Прихвати с собой чучело филина или совы, а еще лучше – ручную сову, птицы начнут беспокоиться, кричать.

Варя научилась подходить к поющему соловью почти вплотную в темноте майской ночи... Это было с Юрием... Она хорошо помнила и то, что было после... Но сейчас не надо вспоминать, не надо, уговаривала она себя. Она ведь думает о птицах.

А если так, то стоит решить, как лучше укрепить микрофон. К палке приделать или пристроить на дереве? Сейчас нет таких помех, как летом, когда комары и мухи нахально усаживаются на микрофон и глушат голоса птиц. Родион Степанович и от этой напасти придумал средство – он намазывал жидкостью от комаров сам микрофон.

Сегодня ей скорее всего удастся записать пищуху и поползня, они поют в марте и апреле. И еще голос большой синицы, она поет с января до конца июля. А также желтоголовый королек начинает петь с конца марта. Пленки с их голосами увез Юрий и не вернул.

15

Варя любила март – море света и солнца. Ей нравились резкие, отчетливые тени стволов деревьев, сверкающие сосульки. Капель. Самой гармоничной ей казалась песня большой синицы – в ритме падающих капель воды. «Зиньзивер, зиньзивер».

Варя встала с кровати, подошла к окну и отдернула занавеску из клетчатой льняной ткани. Солнце мерцало на небе, оно походило на пережаренный яичный желток – недоглядишь, и он затягивается тонким слоем белка.

Перед глазами расстилалось белое поле, бесконечное и нетронутое. Может быть, на нем есть следы заячьих лап или цепочки крошечных следов с тонкой полоской от волочившегося хвостика мыши-полевки.

Нетронутая белизна резала глаза, перед ними замелькала черная мушка, Варя потерла их кулаком, прогоняя. Потом снова посмотрела в окно, как будто что-то неясное требовало – взгляни же.

Нет, это не мушка в глазах, темная точка двигалась к ней, как будто ее окно было маяком в море белизны. Кто-то идет по полю? От станции, которая в пяти километрах? Прежде и здесь останавливались поезда, но не все. А теперь нет даже будки, в которой прежде продавали билеты.

Варя почувствовала, как напряглось сердце, замерло, потом дернулось и помчалось с бешеной скоростью.

Господи, это сон? Она видит себя в позапрошлом веке? Иначе откуда взяться на поле гусару? Она громко засмеялась. «Брось, – одернула она себя. – Сама знаешь, кто этот гусар».

Варя догадалась по резкому взмаху рук. Ясно, он идет на широких охотничьих лыжах, подбитых камусом – шкурой, снятой с лосиных ног. Они хорошо держат человека на рыхлом глубоком снегу, в таких не провалишься и не устанешь.

Он идет быстро, умело, седельная сумка из полинявшей кожи болтается на плече.

Он идет к ней. Он идет к ней... навсегда?

Варя почувствовала, как опасение сдавило сердце. А она готова – навсегда?

В горле запершило, Варя закашлялась. Хорошо бы промочить его водой, но она не могла оторваться от окна и выйти в кухню. Она представила себе, как в горло вливается минеральная вода без газа, и горло успокоилось.

Варя уже видела раскрасневшееся лицо и заиндевевшие брови под самым кивером. Плюмаж тоже заиндевел, он из розоватого превратился в желтоватый от инея. Полные губы, которые так жадно целовали ее, что случалось нечасто, были полураскрыты.

Но... почему он оделся вот так?

Сейчас она узнает, пообещала себе Варя.

Она накинула на себя толстый вязаный жакет, длинный, ниже колен, на ноги натянула толстые пестрые гольфы.

На крыльце раздались шаги, в дверь постучали.

– Кто в тереме живет? – спросил нарочито грозный голос. А потом Варя услышала сдавленный крик.

Она похолодела и кинулась к двери. Непослушными руками отдернула засов в сенях, вылетела на крыльцо, как была, без валенок, и оказалась в объятиях Саши.

– Что? Что случилось? – Она схватила его за голову, на которой не было кивера. – Но он был, был, – говорила она. – Кивер был, я видела, не понимаю.

– Он есть, – захохотал Ястребов. – Смотри!

Варя посмотрела туда, куда указал Саша.

Хорошо было бы протереть глаза, но руки заняты. Они обхватили Сашу за шею.

Возле самого крыльца сидел Мидас и грыз плюмаж. Он рычал так, будто это живая канарейка, которую он наконец настиг.

– Мидас, Господи... – прошептала Варя и уткнулась лицом в Саше в грудь. – Я не могу на это смотреть.

Он погладил ее по спине.

– Здравствуй, Варя, – прошептал он.

– А еще называется Мидасом, – бормотала она. – Вместо того чтобы все обращать в золото, он портит твой кивер.

– Но я ему благодарен за это, – усмехнулся Саша, целуя ее в один глаз, потом в другой.

– Почему? – Она приподняла голову.

– Потому что ты – моя гусарочка. А по традиции клуба женщина станет полноправным членом, если сделает что-то своими руками для мужчины. Например, кивер для меня. – Он засмеялся, очень довольный собой.

– Какой-то девятнадцатый век, – фыркнула Варя. – Послушай, а может быть, ты договорился с Мидасом? – Она подозрительно посмотрела на Сашу. – Подкупил его?

– Да разве можно подкупить Мидаса? – Саша покачал головой. – Тот, кто сам управляет золотом, неподкупен.

Между тем Мидас освободил кивер от плюмажа. Перья валялись на белом снегу, теперь еще заметней стал их желтоватый оттенок.

– Идем, – сказала Варя и потянула Сашу за руку в дом.

Саша поднял лыжи и прислонил их к стене.

– Ну, привет, – сказала она. – Так чем я обязана твоему появлению, да еще в маскараде? Ты собирался приехать через неделю.

Он вздохнул и улыбнулся. Они вошли в дом.

– В этом наряде я могу сделать то, на что не решился бы в обычном. – Он быстро опустился на одно колено. – Варвара Николаевна, я прошу вашей руки...

Варя вспыхнула.

– Ты просишь... что?

– Руки, – повторил он, продолжая стоять в той же позе. – Я не прошу сердца...

– П-почему?

– Потому что сердце ваше – давно мое. Вы это знаете сами...

Варя молча смотрела в его красное от мороза лицо. Под ее взглядом оно становилось мягким, нежным и каким-то беззащитно молодым. Как будто этот мужчина стремительно молодел, ему очень далеко до сорока...

– Ты не слишком самоуверен? – спросила она, а губы плясали. Конечно, конечно, она сама знала, что ее сердце уже отдано ему. Об этом догадалась даже ее мать, которая, казалось, так занята собой.

– Нет. Потому что и я свое сердце отдал тебе. Сразу, как только увидел.

Об этом тоже она знала. И знала ее мать.

– Уж прямо сразу, – хрипло произнесла она.

– А ты не знаешь, – насмешливо бросил он. – Так сколько мне еще стоять вот так?

– Ох! – Варя вскочила из-за стола. – Вставай. – Она протянула к нему руки.

– Не встану, пока не услышу то, что хочу услышать.

– А что ты хочешь услышать? – Варя уже пришла в себя и знала, что ответит.

– Я сделал предложение и хочу слышать, что ты его принимаешь.

Варя, не думая ни секунды, опустилась на колени перед ним.

– Да, – сказала она. – Да, я согласна.

Он обнял ее, а она вдруг представила себе картину со стороны и засмеялась. Гусар и девушка в таежной избе стоят на коленях и объясняются в любви.

Дверь скрипнула, Варя замерла. Кто это?

Это был Мидас, он протиснул свое большое тело в щель, в проеме между полом и краем длинной тканой скатерти они увидели, как промелькнули четыре пушистые ноги.

– Ты выбрал очень правильное место, – прошептала она. – Мы почти под столом. Даже он нас не заметил.

– Здесь очень правильный стол. Высокий и широкий, – ответил он.

– Я люблю такие столы. На них даже можно спать.

Он хмыкнул:

– На самом деле? Попробуем? – Он сильнее прижал ее к себе, а она почувствовала, как сердце ухнуло вниз, в живот, кровь рванулась к бедрам.

– Здесь есть кровать. Между прочим, я только что из нее вылезла, даже не успела застелить.

Он наклонился и прикоснулся жесткими обветренными губами к мочке уха.

– Возьми меня... к себе, – прошептал он ей в ухо, поднялся на ноги, увлекая за собой.

Ее постель еще не остыла, а может быть, их тела горели так, что пуховая перина нагрелась от них.

– Боже мой, Боже мой, – бормотал он, обнимая ее. Варя не догадывалась, что значили для него эти простые слова, что за чувства они выражали.

Но он знал. Он не думал, что когда-то сможет ощутить то, что довелось сейчас. Как будто не было двадцати лет жизни с другой женщиной, он снова юноша, который впервые почувствовал себя мужчиной. Он вернулся в прошлое. К самому себе.

– Ты ведешь себя как настоящий гусар. Но я не маркитантка.

Он засмеялся:

– Ты моя любимая жена, вот кто ты.

– Еще нет.

– Я уже договорился...

– ...о тайном венчании? – со смехом спросила она. Но голос дрогнул.

– Конечно, – сказал Саша.

– Брось свои шутки, Ястреб...ов. – Она засмеялась.

– Не обзывайся. – Он прижался губами к ее губам. – Я серьезно, – сказал он, наваливаясь на нее. – Священник ждет нас.

– Г...де? – заикаясь спросила Варя, помогая расстегнуть ему золотые пуговицы.

– В Новоселкове. – Он махнул в сторону белого поля. – Это он дал мне лыжи.

– Откуда ты его знаешь?

– Он из нашего военно-исторического клуба.

– Так вот почему ты нарядился в форму на самом деле?

– Ну да. – Он улыбнулся. – Нас будут снимать на видеокамеру. Для истории. Я думаю, – он посмотрел на часы, – все собрались...

– Мы должны идти прямо сейчас?

– Не-ет, пускай подождут...

Никто из них не мог бы сказать, сколько времени прошло, пока они взмывали вверх, парили, кричали, опускались вниз... Это был полет вне времени и пространства, тайный полет двоих.

А когда они наконец, не выпуская друг друга из объятий, открыли глаза, Варя спросила его:

– А ты... уже развелся?

– Да, это было совсем нетрудно. – Он усмехнулся. – Моя жена даровала мне свободу спокойно. Она сама тяготилась нашим браком.

– У нее кто-то был?

– Был. Ты знаешь кто. Он и теперь есть. Он еще будет... какое-то время. Но не станем говорить о них.

– Так что ты хочешь, чтобы мы делали?

– Я уже сказал – будем венчаться.

– Но у меня здесь нет платья. – Варя улыбнулась. – Мое бальное очень похоже на подвенечное, но оно дома. Знаешь, мне было так жаль, что ты не видел меня в нем.

– Я увижу, я очень хочу. Я буду видеть тебя каждый день. Во всем... и без всего. – Он засмеялся.

– Да ну тебя. – Варя легонько шлепнула его по руке, которая лежала у нее на груди.

– Знаешь, мне понравилось поле, по которому я сюда шел. Я арендовал бы его для тренировок военно-исторических клубов. Ты не знаешь, оно кому-то принадлежит?

– Не кому-то, гусар. Оно в аренде у Родиона Степановича. Не знаю, как ему покажется такое соседство. Люди, птицы, кони...

– Пожалуй, нет. Но можем мы хотя бы арендовать этот домик на медовый месяц?

– Я думаю.

– Значит, продолжим?

Варя обняла его за шею и закрыла глаза.

– Ты хочешь еще раз убедиться, что мы подходим друг другу? – насмешливо спросила она.

– Мы подходим. По всем параметрам.

Под закрытыми веками она видела точку на белом поле, потом она превратилась в гусара. Который думает, что это он нашел ее. Пускай.

Пускай он думает, что нашел ее, но она его удержит.

Эпилог

Варя смотрела на Сашу, ей казалось, что его волосы похожи на светлые стружки, которые выходят из-под рубанка и падают под верстак. Он строгал дерево для левого колеса к новой пушке, с которой они летом поедут во Францию.

Варя улыбнулась – невероятно. Они на самом деле в августе погрузятся на двухэтажный автобус и покатят на запад, в сторону границы, потом в Бресте ее преодолеют и... Польша, Германия... Вся Европа перед ними. Кто бы еще сказал Варе совсем недавно, что ее жизнь в маленьком городке так переменится?

– Я хочу знать, к чему готовиться. Ты покажешь мне съемки последней поездки?

– Конечно. Хочешь посмотреть битву при Аустерлице? Имитация того, что произошло в 1805 году.

– Давай.

Он вставил кассету в гнездо, на экране телевизора появились гусары. Внезапно Варя почувствовала, как тело ее напряглось, а потом расслабилось так сильно, что стало ватным.

Юрий. Он в форме. Неужели? Она не могла ошибиться.

Невероятно. Поле битвы под Аустерлицем... Юрий Выйк?

Рядом с ним стояла девушка, которую она тоже узнала, хотя не видела никогда. Она была женской копией, более изящной, если это слово можно применить к могучей спортсменке. Сестра Юрия Выйка, Элли.

Варя удивлялась самой себе. Никаких чувств, только любопытство. Никакого учащенного биения сердца или выброса адреналина.

Варя всматривалась в сестру, а не в Юрия. Так что же она делает на поле битвы, без формы? Арбалета при "ней нет. Под Аустерлицем он ни к чему. Другое время. Она что, заблудилась, эта Элли?

– Кто они? – спросила Варя, указывая на экран.

– Прибалты. У них тоже в моду вошли военно-исторические клубы. Но я не знаком с ними.

– Прибалтам, наверно, легко поддерживать отношения с европейскими клубами? – спросила Варя.

– Конечно. Но и нам не трудно. Особенно с такой пушкой, как наша. Между прочим, мы верно поступили, сделавшись французскими гусарами. – Он подмигнул. – К историческому врагу – с его оружием!

– Я поняла, к чему мне нужно приготовиться, – сказала Варя. – Мне очень интересно...

На экране появился еще один человек в форме, он подошел к Элли и по-хозяйски обнял ее.

– Смотри, – сказал Саша, – у него форма не меньше генеральской, если соотнести с нашим временем.

Высокий мужчина положил руку на плечо сестре Юрия и привлек ее к себе. Юрий улыбнулся. Интересно, тот ли это мужчина, который ставил сестре жесткие условия насчет ребенка? Или, когда Варя сбежала с острова, все разладилось?

Кассета докрутилась. Варя нажала на кнопку пульта, экран погас. Как хорошо, что прошлое можно взять и выключить, а потом повернуться и обнять... настоящее.

– А не заварить ли нам чаю покрепче? – спросил Саша, потирая руки. – Кажется, там оставался кусочек пирога с малиной?

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.