Текст книги "Аромат обмана"
Автор книги: Вера Копейко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Вера Копейко
Аромат обмана
Копейко, Вера Васильевна. Аромат обмана : [роман] / Вера Копейко. – Москва : АСТ : Астрель, 2007. – 316, [1] с. – (Русский романс)
ISBN 5-17-042862-6, 5-271-16097-1
Аннотация
Ева и Лилит, – они же подруги детства Евгения и Лиля. Теперь одна из них – самозваная «целительница», властительница тел и душ своих наивных и богатых пациентов – играет чужими судьбами. Но однажды Судьба сыграет уже с ней.
И ставкой в раскладе станет то, о чем мечтает каждая женщина…
Любовь? А можно ли в нее верить?
Страсть? А стоит ли ей отдаваться?
Тонкий, пьянящий аромат обмана дурманит даже обманщицу…
Однако что случится, когда она придет в себя?
Вера Копейко
Аромат обмана
1
– Тебе… Мне… Тебе… Мне… – бормотала Евгения, раскладывая по аккуратным стопкам зеленые бумажки. Светлые прямые волосы, закрывшие половину лица, подрагивали от быстрого дыхания.
– Ничто так не сближает друзей, как вместе заработанные деньги, – с легкой усмешкой заметила Ирина Андреевна.
– И честно поделенные, – уточнила Лилька, приподняв острый подбородок.
Она давно сидела вот так, вплотную придвинувшись к столу, покрытому тяжелой гобеленовой скатертью. Положив руку на руку, уткнувшись носом в эту конструкцию, Лилька неотрывно следила за движениями «вечной подруги».
Ирина Андреевна Карцева, мать Евгении, наблюдала за девушками с особенным нетерпением. Она дождалась момента, когда в руках дочери больше ничего не было, и спросила:
– Моя наука не подкачала, я правильно понимаю? Если все это на самом деле ваше? – она кивнула на стол.
Дочь убрала волосы, повернула к ней розовое от удовольствия лицо:
– А чье же, по-твоему?
– Здорово разбогатели, – добродушно рассмеялась мать.
– Еще бы, – фыркнула Лилька, привычно-капризно скривив губы, яркие от помады. Она подняла голову, но руки со стола не убрала. Зачем, если ее доля денег лежит на скатерти. Она тоже повернулась к Ирине Андреевне, с усмешкой заметила: – Так, как мы, не потели в Древнем Египте или Древней Византии.
– Там было и без того жарко, как пишут историки, – улыбнулась Ирина Андреевна. – Кстати, ваши знакомые историки тоже про это пишут.
Евгения быстро кивнула, снова порозовев. Она понимала, о ком говорит мать. Лилька едва заметно поморщилась. Имени Кости, самого близкого друга Евгении, никто не произнес, но все понимали, о ком речь. Это он историк, он специалист по Древнему миру.
– Трудно пришлось? – с явным сочувствием спросила Ирина Андреевна, нарушая возникшую паузу.
– А как вы думаете? – в голосе Лильки прозвучало легкое возмущение. – Целый месяц прыгать вокруг полосатых тварей! Почти что спрашивать: не хотите ли морковки? А может, изюминку вместо нее? Как вам у нас после родного Мадагаскара? Внушать: есть сладкое – полезно. Оно даст вам энергию для победы. – Лилька фыркнула. – Знаете, сколько ночей мучилась Евгения? Переводила статьи какого-то австралийского придурка, помешанного на этих на-секомых. – Лилька таким странным образом разделила привычное слово, что все трое расхохотались от неожиданного эффекта.
– Этих «секомых» ты готова высечь за капризы? – предположила Ирина Андреевна.
– Хуже, – буркнула Лилька. – Если бы не верила… – Она чуть-чуть отодвинулась от стола, шумно вздыхая. Ее высокая грудь, на которую всегда засматривались мужчины, поднялась еще выше. Она выдохнула – грудь опустилась: – Если бы не верила в вашу приманку, Ирина Андреевна, я бы точно что-нибудь сделала с этими тварями.
– Брось, – одернула ее Евгения. – Никакие они не твари, а очень интересные существа. Представляешь, мама, – она повернулась к Ирине Андреевне, – какие сообразительные. Вмиг научились отличать геркулес от тертых яблок. Точно так, как пишет австралиец. Оказывается, в стране кенгуру и коала – этот ученый автор на редкость банально называет свою страну, – она поморщилась, – сходят с ума от тараканьих бегов.
– Это не тараканы, а настоящие беговые лошади, – ворчала Лилька, не сводя глаз со стопки денег. Она постукивала пальцами рядом с ней. Ей давно хотелось положить их в сумку. – Восемь сантиметров длиной, а усы!..
Ирина Андреевна слушала, глядя то на дочь, то на ее подругу. В общем-то, Лилька не просто подруга дочери, а нечто большее. С самого рождения. Даже с предрождения… Ирина Андреевна наблюдала за ней так, как никогда и никто за Лилькой Решетниковой не следил. На то есть причины…
– Вы мне ответьте наконец прямо и точно, – Карцева снова попыталась пробиться сквозь стену неприкрытого восторга, который у обеих выражался по-разному. У Лильки – ворчанием и деланным неудовольствием, у дочери – отчетливо, ясно, без кривлянья. – Ведь именно наука помогла выиграть забег вашим подопечным, а вам – получить эти деньги? – Она показала на стол.
– Вы требуете публичного признания собственной роли в нашей победе, доктор Карцева? – сурово сведя брови, спросила Евгения. Она повернулась к Лильке, призывая ее тоже восстать. Подруга попробовала, но Лилькины ярко накрашенные губы не могли изобразить гримасу возмущения – мешал восторг.
– Не значит ли это, что мы обязаны поделиться с вами? – Евгения старалась придать голосу несвойственную ему строгость. Она нарочито медленно отодвигалась от стола, открывая взгляду матери деньги, которые на нем лежали. – Уж не хотите ли вы, доктор Карцева, отнять у нас часть гонорара? – она едва удерживалась от смеха.
– Обычно договариваются на берегу, – быстро проговорила Лилька, инстинктивно дернувшись к своей кучке. По голосу было ясно – сейчас она не играла. Потом взглянула на Евгению и тоже отодвинулась, но не так далеко, как она. – Договариваются на берегу о цене за перевоз, – объяснила Лилька, внезапно усомнившись, что Карцевой знакома эта присказка.
– Я ни на что не претендую, – Ирина Андреевна рассмеялась, подняла руки. В свете настольной лампы блеснуло обручальное кольцо на левой руке. Она не снимала его со дня смерти мужа. – Я только хочу услышать оценку моей приманки.
– Отлично, – признала Евгения, – она сработала. Ты выиграла, мама! Но не деньги, – она подмигнула Лильке.
– А что же? – Ирина Андреевна наклонила голову набок, брови поползли под русую челку. – Как интересно. Что же там еще давали?
– Ты выиграла… нас. Потрясенные, мы готовы сдаться. Тебе. Как только получим диплом. Мы согласны работать за тот мизер, который ты платишь своим сотрудникам. Так, Лилит? – она повернулась к подруге.
Лилька от неожиданности открыла рот. Конечно, она готова! Она думала об этом. Она хотела. Но могла ли рассчитывать на удачу? Отношения Евгении с Костей приводило ее в уныние. Было ясно – Евгения получит диплом, выйдет замуж и уедет. А зачем она, Лилька, нужна Ирине Андреевне без нее?
– Так, Ева! – в тон подруге ответила Лилька.
– Гм-м… Мне как, радоваться? – спросила Ирина Андреевна. Она посмотрела на одну, потом на другую. Она видела сияние Лилькиного лица, но это понятно. Неясно, почему Евгения хочет работать. Если честно, дочь ее немного удивила. – Разве у тебя нет других планов?
– Ну… если даже… Я еще точно не знаю, где мы осядем… там или здесь… В конце концов, твоя лаборатория, твое хозяйство – это и мое тоже. Я понимаю и могу приезжать… и уезжать…
– Да-а, очень ценный сотрудник, – насмешливо заметила Ирина Андреевна. – Хорошо, об этом мы еще поговорим. – Она расцепила руки, одернула тонкий белый свитер и отступила на шаг от стола. – Продолжайте раскладывать свой пасьянс.
– С пасьянсом трудно, один портрет на всех листах, – Евгения ткнула пальцем в купюру. – Американский дяденька. – Сейчас она говорила быстро, будто старалась засыпать новыми словами прежние, встревожившие мать. Значит, мать не сомневается, что она решила уехать с Костей?
– Этот дяденька мне нравится. Гораздо больше, чем тот, который нас пробовал обаять, – фыркнула Лилька, тоже расслабляясь. – Вообще-то, окажись его мордашка на купюрах, мы могли бы дать ему шанс… нас поужинать! Правда?
Евгения покрутила головой, светлые волосы заметались по лицу:
– Он мне не понравился. Я бы не стала есть с ним даже… даже… французские трюфели.
– Это вы о ком? – остановилась на полпути к двери Ирина Андреевна, снова поворачиваясь к девушкам.
– Представляешь, мам, стоим возле тараканодрома – это такой стеклянный куб, в котором устроены беговые дорожки одна над другой, как полочки, – Евгения говорила и показывала руками размер стеклянного сооружения, длину дорожек. «Вождение руками» означало сильное волнение – мать хорошо знала свою дочь. А за спиной голос: «Ого-о… какие Евы!»
Ирина Андреевна улыбнулась.
– По-моему, вы себя видите иначе. Или все еще играете в Еву и Лилит?
– Ты правильно понимаешь, – подтвердила Евгения. – Бабушкин журнал стал для нас учебником жизни.
– Знал бы издатель, что работает для будущих поколений, – Ирина Андреевна рассмеялась, – он просто бы умер от счастья.
– Он и так умер, – отмахнулась Евгения. – Журнал выходил в позапрошлом веке. А название какое миленькое – «Чертенок». Помнишь, Лилит, ту осень и чердак?
– Ага, керосиновая лампа…
– У нее стекло сто лет не чищено, – подхватила Евгения. – Смешная сказочка, про то, как Бог слепил из глины сперва Адама, потом из такой же глины ему жену – Лилит.
– А она сразу начала вредничать, самоутверждаться. – Девушки захохотали, Ирина Андреевна тоже. – Потом Лилит сбежала от него. Тогда Создатель вырезал ему новую, из ребра. Еву, послушную жену. Ну хорошо, об этом известно всем присутствующим. – Лилька махнула рукой. – В общем, дядька пристал к нам и…
– Но появился Николай Георгиевич и увел нас, – перебила ее Евгения, – повел вот за этим. – Она кивнула на стол. – За деньгами.
Ирина Андреевна снова окинула взглядом девушек. Какие они свежие, крепкие, налитые. Они сами не осознают свою силу и привлекательность. Ей вообще нравились нынешние молодые. Приятно, войдя в офис, увидеть глаза, обращенные к тебе, в которых нет застарелой злости.
Конечно, за их улыбками скрывается много чего: неведения – на кого работают, ради чего работают на самом деле. Все правильно: меньше знаешь – крепче спишь.
– Хорошо, разбирайтесь. Но я жду подробного письменного отчета о применении моей приманки. Не тяните. Мне это важно.
– Легко, – бросила Евгения.
– Раз плюнуть, – фыркнула Лилька.
2
Работу, за которую девушки должны отчитаться и на которой неожиданно разбогатели, нашел Костя. Его двоюродный дядя открыл игровой центр в перестроенном кинотеатре на севере Москвы. Он попросил племянника об одолжении – найти биологов, которые подготовили бы к бегам мадагаскарских тараканов.
Тараканьи бега – развлечение, известное еще в Древнем мире. Было время, когда их устраивали и на Руси. Многое из ушедшего возвращается, вернулись и бега. Еще недавно они развлекали только особо важных персон, а сейчас эта забава – не более чем еще одна для представителей эконом-класса. Так называл своих гостей Николай Георгиевич Никомадис, или просто Никос – для близких.
Но этого класса становится все больше, радовался хозяин, а стало быть, тот, кто вложится в странный на первый взгляд бизнес, не прогадает. Правда, он имел в виду не себя, поскольку занялся новым делом только «на минуточку». На то были свои причины.
Девушки чуть не с руки кормили кандидатов на успех тертыми яблоками и морковкой, сдували пылинки с полосатых спинок. Они проверяли дорожки – делали спектральный анализ поверхности, опасаясь, как бы конкуренты не подсыпали невидимую для глаза отраву. Они жаждали победы для дорогих питомцев, привезенных с острова Мадагаскар – до сих пор не утраченного рая для насекомых.
Уверенность в победе булькала в тайном флаконе, запертом в лабораторном шкафу Ирины Андреевны Карцевой. В нем – приманка, которую жаждали получить подруги. Ирина Андреевна, как ее мать, тоже, кстати, Евгения, но Тимофеевна, в честь которой названа дочь, готовит пахучие приманки на гормональной основе – феромонах. В этих феромонах таится причина всякого влечения: мужчины – к женщине, самки животного – к самцу и наоборот.
– Все просто, – объясняла Ирина Андреевна, когда они втроем сидели на веранде дома Карцевых. Девушки готовились к зачету, а мать помогала им разобраться в некоторых тонкостях своей науки. – С наступлением половой зрелости в организме женщины образуется аттрактант. Это летучее вещество возбуждает половой инстинкт у мужчин. Роковая любовь с точки зрения науки – ответ на запах, больше ничего, – она пожимала плечами.
– Но этот запах как-то нужно донести до… объекта, – заметила Лилька.
– Вещество выходит вместе с потом, вокруг женщины создается аура, невидимая, – объясняла Ирина Андреевна. – Ты читала хрестоматийную историю о страданиях герцога Анжуйского?
– Вообще-то я много чего читала про сексуальное воздействие запахов, – слегка смутилась Лилька. – Но про Анжуйского, наверно, пропустила.
– Восстановим исторический провал в твоей голове, – сказала Карцева. – Этот французский мужчина пострадал от женского запаха еще в шестнадцатом веке. На пышном балу его угораздило вытереть лицо платком весьма знатной особы. Но что началось после этого! Ни есть…
– Ни спать без нее, – перебила Лилька. – Поняла.
– А где находятся самые коварные железы? – тоном сурового преподавателя спросила Евгения, закрывая учебник.
– Под мышками, в паху, под грудью, – перечисляла Лилька.
– Ага. А как насчет ступней ног? Забыла?
– Во-от почему пили шампанское из дамских туфелек! – завопила Лилька, подпрыгивая на стуле. Он жалобно скрипел.
– Побереги мебель, – предупредила Евгения. – На этом стуле сидела моя бабушка, когда начала работать с феромонами.
– Ой, – Лилька привстала. – Простите, уважаемая мебель.
– Садись, не выдрючивайся!
– Давай дальше, образовывай, – Лилька смиренно сложила руки.
– А греческие мужчины, когда танцевали страстные народные танцы, клали носовые платки под мышки, – добавила Евгения и слегка порозовела.
– Потом протягивали даме, – насмешливо бросила Лилька, – не желаете ли отереть пот с лица милым платочком? Все понятно. Вы, Ирина Андреевна, гений. Ты, – она повернулась к подруге, – Ева от гения, то есть Евгения, – продолжала дурачиться Лилька.
Зазвонил телефон, Ирина Андреевна вышла.
– Слушай дальше, – Евгения дернула подругу за руку. – Если тебя спросят на зачете, ты должна сказать, что такие важные железы есть и на руках.
– Не протянуть ли мне ручку для поцелуя моему милому лысому учителю? – Ультрамариновые глаза блестели. Рыжеватые локоны сияли вокруг головы.
Евгения замахнулась на нее учебником.
– Е-е-в-а-а! – проныла Лилька. Потом перегнулась через стол и тише сказала: – Неужели не можешь уговорить свою матушку дать нам…
– Шанс из флакончика? – перебила ее Евгения.
– Так хочется денег, Евушка. Лилит не может жить без шуршания в кармане.
– Попробую еще раз. Я разожгу в ней научную жадность.
– Как это? – спросила Лилька.
– Каждому исследователю нужны пробанты, слыхала?
– Кто это? – Лилька вытаращила глаза, подбородок подался вперед.
– Те, на ком пробуют что-то, тестируют.
– Значит, если я проверяю на верность твоих поклонников, я пробант?
– Да ну тебя, – Евгения махнула рукой. – Мы сейчас не об этом. Я думаю, маме захочется узнать, как действует ее приманка на насекомых. Они же не норки, с которыми она работает.
– Как учит нас великая наука, – с пафосом начала Лилька, лицо ее расслабилось, она снова стала хорошенькой, – механизм продолжения рода одинаков у всех живых организмов. Быстрее, чаще, больше…
Евгения легонько пнула ее под столом.
– Мама идет…
– Итак, понимаю, чего вы от меня добиваетесь, – сказала Карцева, опускаясь на стул.
– Мы о-очень на тебя надеемся, – Евгения сложила ручки, словно отличница на уроке. И преданно посмотрела в лицо матери. Лилька в точности повторила ее движения.
Карцева видела лицо дочери, похожее на ее собственное, но не очень явно, а в чем-то неуловимом. Не скажешь, что у Евгении такой же нос, такие же брови или губы. Дочь, как говорили все, кто знал ее давно умершего отца, больше похожа на него. Но слегка прищуренный взгляд, как бывает у людей с не слишком хорошим зрением, быстрый взлет бровей перед ответом на вопрос – вот в чем сходство с ней, с матерью. Оно указывает на родство характеров, на одинаковость стержня, и это нравилось Ирине Андреевне.
Ее любимое выражение: быть самим собой – это роскошь, которую могут позволить себе немногие. Она позволяла себе и старалась в дочери поддержать манкость к роскоши – Ирина Андреевна любила это неудобное слово. Пусть во всем стремится быть самой собой, а чем увлекаться, к чему тянуться – дочь выберет сама.
Ирина Андреевна Карцева всегда противилась обману. И полагала, что любая азартная игра – заведомый обман, однако сдалась.
– Хорошо. Я дам вам то, что вы хотите. Проверим магическое действие состава на заморских насекомых.
– Капля – и неистовая страсть заставит наших пойти на обгон, опередить все-ех. Ура! – вопила Лилька и прыгала на стуле. Теперь он угрожающе скрипел. Но этот звук перекрыл другой – громкий визг соседского щенка-сенбернара в саду.
– Лилька, не пугай животных. Вырастет заикой, – предупредила Евгения подругу. Лилька засмеялась и успокоилась. – Мама, как нам сказал Николай Георгиевич, ставки будут высокими. От них зависит гонорар бедных девушек-тренеров. – Евгения с нарочитой покорностью опустила глаза.
– Договорились, – Ирина Андреевна легонько шлепнула дочь по руке. – Сейчас я схожу в лабораторию и принесу.
– А мы – одеваемся и едем.
…Общество, в которое попали Евгения и Лилька, оказалось чужим и странным для обеих. Как и все, что происходило в этом развлекательном центре. Одно дело – оставаться наедине с мадагаскарцами. Совсем другое – выйти в зал, в котором энергия азарта настолько сильна, что кажется, ты сама сейчас куда-то побежишь или начнешь кричать не своим голосом и тыкать пальцем, повторяя движения «дирижера», который подгоняет участников забега в нужную сторону.
Прозрачное сооружение из стекла с беговыми дорожками внутри отражало возбужденные лица, цепкие руки, не выпускающие бокалы с напитками. Кажется, полосатые бегуны летят со скоростью ветра. Но это иллюзия: их предел – один километр в час.
Евгения и Лилька знали сценарий бегов, Николай Георгиевич рассказал им в деталях. Но все равно низкий голос ведущего заставил их вздрогнуть, а сердце – дернуться.
– Ставки сделаны, господа!
Девушки не вникали в устройство тотализатора, но Никос предупредил: если зрители хорошо вложатся, Евгении и Лильке достанется больше. Улюлюканье под звон бокалов, запах духов, сигар, аромат напитков – все возбуждало. Лилька, схватив Евгению за руку, прошептала в самое ухо:
– Мы победим!
– Обязательно! – Евгения стиснула руку подруги так крепко, что та простонала.
На этот звук к ним обернулся сладко-улыбчивый господин в сером костюме.
– Какие Евы, – расплылся он и поднял бокал. – Хотите выпить? – Он оглядел Евгению, потом Лильку. – Нет, не просто выпить, а поужинать в милой компании, очаровательные близняшки? – промурлыкал он.
Девушки оделись в одинаковые брючные костюмы изо льна, только разных цветов. На Евгении – бледно-розовый, на Лильке – бледно-фиалковый.
– Дядя, у вас плохо со зрением. Я вам прописываю витамины для глаз, – насмешливо бросила Лилька. А потом резко: – Проваливай, пр-рестарелик.
– Ах, ну да! Как я не подумал! Такая роскошная дева, как ты, неповторима… Конечно, вы разные! А я люблю двух одинаковых сразу… – Он отошел со своей рюмкой в глубь зала, бросив на прощание: – Вы мне не подходите.
– Фу, какая грубиянка, – нарочито-укоряюще проговорила Евгения.
– Он не наш клиент. И потом я всегда на посту, сама знаешь. – Она подмигнула подруге, Евгения поняла, о чем речь, и рассмеялась.
Наконец перед ними возник Николай Георгиевич.
– Ура, ура, ура! Победа, девочки! Никос поздравляет вас. – Он встал между ними, раскинул руки и обнял обеих. От него пахло трубочным табаком. Легонько похлопывая по плечам, он горячо зашептал: – Вы сделали такое, чего сами не знаете. Хе-хе. Никто не знает и знать не должен, кому не положено. Пошли, получите соответствующее вознаграждение по трудам вашим! – произнес он со средиземноморским пафосом.
Пробираясь сквозь потные, обмякшие от выпитого тела, они добрались до кабинета. Кабинет походил на странную свалку. Дело не в том, как лежали или стояли вещи, а какие они.
Модель яхты таких размеров, что она спокойно могла отчалить от берега. Наверное, ей назначено указывать на принадлежность хозяина к людям моря. Никос – этнический грек, но он родился и вырос в Москве. Почти все родственники уже уехали на историческую родину, а он говорил:
– Они предлагают мне работу. Зачем? Здесь я все предлагаю сам себе. Захочу припасть к родным берегам, тогда и спрошу себя: когда? Сяду в самолет и полечу.
Чучело головы черного козла – свидетельство мужской удачливости на охоте где-то в горах Крита. Только там водятся козлы «кри-кри». Амфоры, вазы, веера – все в куче… Казалось, сюда наспех свалили вещи то ли из богатого дома перед ремонтом, то ли из какой-то лавки, промышляющей чем-то вроде сувениров.
Девушки были не так далеки от истины – на самом деле все это свезено сюда с определенной целью, о которой они догадаться не могли…
Хозяин победителей воздевал руки к небу, выражая беспредельность восторга. Он снова обнимал Евгению и Лильку, предлагал и дальше работать у него.
– Последний курс и не только… – говорила Евгения, улыбалась. Он смотрел на нее и кивал:
– Понимаю. – Никос отрывал руки от круглого живота, на верхушке которого они привычно покоились, потирал их до скрипа. При этом швейцарский хронограф сверкал золотым корпусом. – Мой драгоценный племянник Костас спит и видит, когда его девушка наконец получит диплом. А тогда… Ах, тогда… – Он поцокал языком. – Тогда я потанцую на вашей свадьбе. А по старой традиции положу за пазуху носовой платок! – Темные глаза блестели, взгляд перебегал с одного лица на другое.
Девушки смеялись. Он тоже. Но было не время выяснять причину дружного веселья. Об одном ли смеялись они или о разном?
Лилька ничего не говорила, не желая тратить слова попусту. Ей оставалась печальная участь, которая с каждым днем раздражала все сильнее, – подчиниться обстоятельствам. Она зависела от Евгении, которая собралась замуж за Костю. Это означает, что подруга уедет в Грецию. Косте уже приготовлено место преподавателя истории Древнего мира в городе Родос, столице острова с таким же названием.
Стоило Лильке подумать об этом – кровь приливала к голове. Она пыталась сдержать свою злость – да не хочет она расставаться с Евгенией! Она срослась с ролью верной подруги. Евгения уедет – а она, Лилька, не нужна даже Никосу, потому что без приманки нет никакой гарантии, что его бегуны выиграют. А с какой радости Ирина Андреевна даст приманку ей?
Но как здорово – иметь в руках этот… флакон. С ним такое можно сделать… Бизнес, деньги… Отворот-приворот отдыхает. Нет, она не должна отпустить Евгению, не поедет она ни в какую Грецию! Они вместе будут работать у Ирины Андреевны, заниматься пахучими приманками.
А потом, думала Лилька, почему бы ей самой не открыть тараканий бизнес? Она полетит на Мадагаскар, купит первоклассных особей и – полный вперед, на запах феромонов… на аромат больших денег.
И вообще – как они могут расстаться? Они давным-давно не Евгения и Лилька, а Ева и Лилит. Светлое и темное начало. У каждой своя роль – Ева завлекает, Лилит – отвлекает, мучает…Так даже веселее!
Лилька поймала себя на том, что смотрит в отчет, который написала Евгения, а в голове что? В ней – собственный отчет. Который не совпадает с написанным. Она вздохнула. К чему вникать? Евгения все сделала правильно.
Она положила последний лист с текстом, и, когда пальцы скользнули по глянцевой бумаге, вспомнился завораживающий вид конверта с деньгами в руке Никоса. Он тоже отливал глянцем в свете хрустальной люстры…
И тут Лилька внезапно поняла, что нужно сделать…
3
Флакончик с остатками приманки Лилька забрала себе. Тогда она еще не знала точно, для чего он ей. Но подумала – пригодится. Вспоминала о нем – и настроение поднималось.
Она ходила по комнате, скрестив руки на груди. Неожиданные деньги обещали многое, желания толпились в голове, тесня друг друга.
Они с Евгенией снимали квартиру в Тушине, у лохматой художницы. Нельзя сказать, что женщина вообще не причесывалось, но никакая расческа не справлялась с копной седых волос. Казалось, они росли большим кустом, как странные цветы – лунарии. Сама хозяйка переселилась в мастерскую на Беговой – прошел слух, что местные власти намерены выселить художников с их чердака, поэтому она почла за благо караулить.
Но Лильке недолго осталось жить здесь вместе с Евгенией. Как только их отпустят делать диплом, сюда вселится Костя. Евгения сказала, что они решили попробовать жить вместе перед тем, как пожениться.
Лилька резко остановилась, будто обо что-то споткнулась. Вот так, да? Значит, иди, гуляй, любимая подруга, возвращайся в свою деревню, катайся оттуда на консультации в университет в электричке, дыши народным потом? Который, между прочим, всегда пахнет тем, что ты ешь и как живешь. Наешься дряни – от тебя пахнет не так, как после сладких яблочек. Перенапряжешься – будто три дня не мылся. А тебе, Лилии Решетниковой, приходится вдыхать все эти ароматы…
Она расцепила руки и подошла к окну. Внизу зеленел сквер, деревья тянулись к солнцу, оно – к ним, толстое и круглое. Лилька зажмурилась.
Телефонный звонок ударил по ушам, она поморщилась. Художница была глуховата, поэтому попросила мастера настроить аппарат на самую большую громкость, да так, чтобы никто и никогда не мог ее уменьшить.
– Привет, это я. – Евгения говорила быстро. – Я сегодня из библиотеки поеду домой. Мама просила. Не скучай без меня ночью, – весело предупредила она. – Вернусь завтра в восемь, вечера, конечно. Костя появится в семь тридцать, ты его накорми и развлеки.
– Идет, – коротко отозвалась Лилька.
Она положила трубку и обхватила себя руками. Зябко? На самом деле? Или эта дрожь от волнения?
Лилька теперь не шагала по комнате, она бегала. Как кошка, к хвосту которой мальчишки привязали консервную банку. Подумай, хорошенько подумай, чтобы не вляпаться, твердила она себе.
Подошла к креслу, взяла сумку, вынула пачку сигарет, которые всегда носила с собой, но курила редко. Евгения терпеть не может запах табака, да и она не очень любит. Но иногда сам жест – вынуть пачку и закурить – кое-чего стоит. В нем есть что-то притягательное…
Сейчас она должна тоже притянуть к себе… решение. Которое поможет изменить то, что она почти не надеялась изменить.
Значит, Евгения приедет завтра? – начала она сначала, вместе с первой затяжкой. Лилька поморщилась – отвыкла от табака. Это хорошо, что не сегодня, а завтра. Есть время точно рассчитать.
Рассчитать?
Чтобы рассчитать, надо иметь ясную голову, а не дымные мозги, обругала она себя. К тому же запах табака, исходящий от женщины, – самый сильный репеллент для мужчин. Они не то, чтобы мрут, как комары, но отлетают. Доказано наукой. А причина простая – дым вызывает чувство тревоги и беспокойства. Он записан в генах как сигнал беды.
Лилька пошла с сигаретой в ванную, спустила ее в унитаз. С энергичным грохотом вода увлекла окурок далеко-далеко.
Она повернулась к зеркалу. Полные губы, красные даже без помады, разъехались в улыбке. Слегка волнистые, а потому всегда пышные волосы отливали золотом. Она стояла на пересечении солнечных лучей и света лампы. От этой сшибки яркого света внутри зеркала ей открылась давняя сцена.
– Я старше тебя, – говорила Лилька. – Сама знаешь.
– Подумаешь, на два года, – фыркала Евгения.
– Я старше тебя на столько, что ты даже не можешь себе представить.
– Ох, – Евгения посмотрела на нее так, как ученый смотрит на нечто, что собирается положить под стекло микроскопа.
– Но мы вместе читали. Помнишь, Лилит слепили из глины для Адама? Это произошло намного раньше, чем Еву вырезали из ребра…
– А, ты об этом, – Евгения повернула голову и внимательно посмотрела в лицо Лильки. – Значит, я моложе, потому что Ева, да? А я думала, ты про два года, которые между нами.
– Лилит была первой женщиной первого мужчины, понимаешь?
– Допустим, – Евгения внимательно смотрела на нее.
– А это значит, что Ева была вторая.
– Ну и что?
– А то, что я должна проверить каждого, кто может стать твоим… мужчиной.
Они хохотали, валяясь на широком диване.
Лилька поморщилась, улыбка вышла кривой. Но не зря говорят – о чем подумаешь, то и случится. Она слишком серьезно отнеслась к своим собственным словам.
Первой жертвой «проверки» пал практикант Ирины Андреевны, который ходил за Евгенией по пятам. Лильке тогда исполнилось семнадцать.
В общем, началась игра всерьез, они называли ее тестом на искренность. Лилька успешно справлялась с ролью. Ей нравилось обольщать тех, кто жаждал заполучить Евгению. Она не шла до конца, она распаляла, доводила до точки, откуда так трудно вернуться в состояние покоя… Потом ускользала…
Почему ей не поступить так же с Костей?
Конечно, она понимала – у Евгении с ним не игра. Но однажды, давно, подруга сказала, что никогда не откажется от своего главного принципа: если мужчина способен изменить однажды, он ей не нужен.
Лилька чувствовала, как начинает биться сердце – тяжело, медленно. Да чем Костя лучше других?
Лилька резко отвернулась от зеркала:
– Поведется, как все, – бросила она и быстро вышла из ванной.
Она подошла к платяному шкафу. Засунула руку под белье на полке, вынула флакон с притертой пробкой.
– Еще как поведется…
Лилька допоздна смотрела телевизор, а когда по всем каналам программы закончились и у нее распухла голова от мелькания лиц, городов, пивных бутылок, соусов, автомобилей, она упала на кровать.
Воскресное утро промелькнуло без ее участия, чему она обрадовалась. Приготовила обед – Костя привык, чтобы его здесь кормили. Нет причин лишать человека удовольствия.
Лилька приготовила курицу в микроволновке, к ней – тушеные овощи. Она проверила в шкафу – вино есть. Конечно, с ней одной он вряд ли захочет выпить, но поесть – точно.
А дальше… Ох… дальше…
Костя позвонил, спасибо ему, предупредил, что появится через полчаса – уже отстоял свое на светофоре. Это самое коварное место – от него до их дома всего ничего или целая вечность. Лилька не сказала Косте, что Евгения задержится.
Она вдохнула побольше воздуха, вынула из шкафа флакон.
Куда лучше нанести каплю? Чтобы надежнее, убойнее? С некоторым недоумением смотрела на себя в зеркало. Может, туда же, куда духи? Но ими она пользовалась редко… За уши – это точно, а еще?
В памяти всплыла сцена – она сидит за столом и учит уроки. Мать перед зеркалом. У нее в руках флакон, она отвинчивает пробку, капает на палец. Потом касается пальцем за ухом… в ямке на шее… Ага, еще – на запястье…
