Текст книги "Выбор Наместницы"

Автор книги: Вера Школьникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

XXXIX

Наместница с раздражением отложила письмо:

– Вы представляете, господин Пасуаш, герцог Квэ-Эро, наконец-то, соблаговолил жениться.

Ванр, честно признаться, не видел в этом ничего удивительного – все герцоги рано или поздно женятся:

– Ваше величество чем-то смущены?

Вечерний разбор бумаг подошел к концу, Ванр как раз собирал документы в папку, когда Энрисса дала волю своему плохому настроению.

– Он женился на герцогине Суэрсен.

– Но ведь она уже замужем! – Тут Ванр смущенно кашлянул, сообразив, что сказал глупость.

– На сестре герцога, а не на его жене! Право же, я сожалею, что не вмешалась раньше. Она старше его на шесть лет! Теперь, когда я возвратила ему свою милость, герцог Астрин рассчитывал на мое содействие. Ведь это вы, Ванр, посоветовали подождать!

Ванр и в самом деле посоветовал наместнице подождать, но лишь потому, что герцог Астрин не единственный из влиятельных лордов имел дочь на выданье, а герцога Квэ-Эро можно было женить только один раз, так что не стоило торопиться.

– Ваше величество, все еще может обернуться к лучшему. Учитывая возраст герцогини Квэ-Эро, вряд ли она вынесет тяготы деторождения, а во второй раз молодой вдовец прислушается к вашему мудрому совету.

Энрисса и сама понимала, что ничего непоправимого не произошло. В конце концов, она не обязана устраивать семейное счастье каждого лорда в империи, достаточно уже и того «подарка», что достался Ланлоссу, но она все равно не могла справиться с раздражением. Она знала, что юноша был влюблен в нее, горячо и безнадежно. Наместница с удовольствием принимала знаки внимания, флиртовала, зная, что всегда остается вне подозрений и, в глубине души, надеялась, что герцог Квэ-Эро не уступит в смелости мелкому чиновнику Ванру Пасуашу. О, разумеется, она ответила бы отказом, но как было бы приятно! Увы, Квейг оказался слишком труслив, чтобы перейти запретную грань, так же, как и все прочие. Она уже собиралась приказать ему вернуться в его владения, в тайной надежде, что королевская немилость побудит нерешительного поклонника к действию, но тут некстати случилось извержение вулкана, и герцог Квэ-Эро был вынужден отправиться домой. С тех пор прошло больше года, но порой Энрисса вспоминала так легко красневшего молодого человека. Право же, они замечательно смотрелись в танце, оба высокие, стройные, светловолосые, легкие в движениях. Не будь он герцогом – она нашла бы способ оставить Квейга при дворе. Кроме того, ей нравилось перехватывать ревнивые взгляды Ванра, не смевшего танцевать с наместницей на дворцовых балах. Но теперь герцог женился на ровеснице Энриссы и уж, конечно, та уступает наместнице в красоте. Впрочем, герцог Суэрсен дал за единственной сестрой хорошее приданое, а Квейг должен был нуждаться в средствах – девять сестер, да еще прошлогоднее несчастье, да немыслимые деньги, что он потратил в столице. Но до чего же мерзко! И почему она решила, что этот молодой человек чем-то отличается от других? Только потому, что у него красивые синие глаза? Ну что ж, надо будет извлечь урок на будущее. Но вновь обретенная житейская мудрость нисколько не улучшила настроение наместницы, и Ванр смог в полной мере испытать это печальное обстоятельство на себе. Энрисса подождала, пока он сложил листы в папку, и вкрадчиво поинтересовалась:

– Вы уже два месяца не докладывали мне, как продвигаются поиски, господин Пасуаш.

Эти треклятые поиски не давали Ванру спокойно спать по ночам уже третий год:

– Ваше величество, я делаю все возможное. Как раз сейчас я нашел совершенно новую линию, отличную от всего, что делали мои предшественники. Я уверен, что скоро смогу найти изгнанного хранителя.

– Мне нужна книга, а не давно умерший хранитель!

– Ваше величество, поверьте, это приведет нас к книге. Те, кто искали книгу – не нашли ничего. Позвольте мне действовать по-своему, и результат не заставит себя ждать.

– У вас осталось всего два года.

– Я помню, ваше величество. Позвольте откланяться?

– Нет, подождите. Я хочу, чтобы вы отправили надежного человека в Инхор.

– Но там уже и так трое!

– И ни один из них не оправдал моих ожиданий. У Ланлосса Айрэ не так давно появилась незаконнорожденная дочь, а мои люди докладывают исключительно о видах на урожай.

Ванр вздохнул – не было печали, теперь придется менять всех прознатчиков в Инхоре. Проглядеть такое событие мог либо дурак, либо предатель. Но откуда наместница узнала… неужели у нее есть свои люди в Инхоре, о которых Ванру ничего не известно? Но тогда зачем отсылать еще одного?

– Что нужно узнать?

– Меня интересует, кто мать девочки, и собирается ли граф Инхор обзаводиться законными наследниками.

– Возможно, он хочет выждать положенные пять лет и расторгнуть брак по причине бесплодия? – Законы империи оставляли подобную лазейку.

– Возможно. Но я хочу знать, а не гадать.

Ванр ушел, и Энрисса осталась одна. Она вспомнила растерянный взгляд Ванра, узнавшего о похождениях графа Инхор. Господин секретарь так до сих пор не смирился, что наместница хранила секреты даже от самого близкого человека. Иногда ему удавалось самостоятельно вычислить несказанное, но чаще всего тайна оставалась тайной. Он ни разу не осмелился потребовать от Энриссы большего доверия, но привыкшая читать по лицам наместница видела его досаду. И все же, она предпочла бы скорее потерять свою единственную любовь, чем поступиться независимостью. Ванр и так вознагражден сверх всякой меры, и то, что он сдерживает естественное для любого мужчины желание преобладать над женщиной во всем, Энрисса рассматривала как еще одно доказательство его любви.

Наместница заставила себя вернуться к текущим делам. Какая все-таки жалость, что у нее до сих пор нет своего человека в ордене Дейкар, а вот белым ведьмам, если верить ее прознатчице в ордене Алеон, повезло больше. Ирония судьбы: белые ведьмы следят за огненными магами и, в конечном итоге, наместница оказывается наиболее осведомленной из всех участников интриги. Белые ведьмы слишком привыкли полагаться на верность ордену, забывая, что у девочек, взятых на воспитание, оставались родители, братья и сестры, друзья и любимые собачки. Ставшая послушницей, девочка должна была забыть о своем происхождении и семье, орден заменял ей мать и отца, магическая сила восполняла все потери, но далеко не все белые сестры соглашались отречься от прошлого. Оторванные силой закона от любимых людей, вынужденные подчиняться строгому уставу и обреченные на вечное девство, они в глубине души ненавидели своих мудрых наставниц, отказываясь в силу свойственной молодости непримиримости видеть в них жертв того же самого порядка, что сейчас корежил их души. Впервые за много лет Энрисса вдруг вспомнила о своей троюродной сестре, Саломэ Арэйно. Они были ровесницами и в детстве порой играли вместе – в те редкие минуты, когда у Энриссы появлялось время для игр. Когда девочке исполнилось двенадцать лет, ее забрали белые ведьмы. Больше семья ничего не слышала о Саломэ, они даже не знали ее нового имени. Правда, нельзя сказать, что дядюшку сильно печалила судьба младшей дочери – боги и без того наградили его многочисленным потомством. Нужно попробовать разыскать девушку, раз уж появилась возможность. Сама Энрисса в силу вполне понятных причин не отличалась особой привязанностью к родне, но, быть может, ее троюродная сестра проявит столь полезную добродетель. Наместница никогда не пренебрегала малейшей возможностью привлечь на службу полезных людей.

XL

Вот уже год, как Резиалия Сорель проклинала богов, сотворивших столь несправедливый мир, наместницу, устроившую ее брак, родителей, передавших дочери по наследству все свои недостатки и ни одного достоинства, и даже старшую сестру, вышедшую замуж двумя годами раньше и избежавшую тем самым великой милости наместницы. Но больше всего проклятий доставалось на долю ее законного супруга, Ланлосса Айрэ, графа Инхор. К сожалению, графиня не часто получала возможность высказать мужу все, что она про него думает, тот редко бывал дома, а когда не мог избежать этого – никогда не оставался с супругой наедине. В выстроенной им крепости нашлось достаточно места, чтобы не допускать нежелательных встреч, а прислуга была на стороне Ланлосса – никто никогда не мог дать хозяйке внятного ответа, где находится господин граф и чем он занят. Куда бы графиня ни пришла в поисках мужа – всегда оказывалось, что он только что отсюда ушел в неизвестном направлении и не сказал, когда вернется. Прошлую зиму Резиалия провела в полном одиночестве, Ланлосс остался в городе под предлогом, что снег занес дороги. Предлогу графиня не поверила, но ей не оставалось ничего, кроме терпеливого ожидания, а поскольку терпение не входило в число ее добродетелей, прислуга, несмотря на суровую зиму, в замке не задерживалась. Поздней весной Ланлосс вернулся в свою крепость, но не на брачное ложе. Когда после трех месяцев пренебрежения Резиалия язвительно поинтересовалась, не отморозил ли ее супруг некоторые части тела, она получила четкий и беспощадный ответ, из которого следовало, что на появление наследника она может не рассчитывать, и с тех пор не видела мужа в своей спальне. Сначала она злилась, потом попробовала взять лаской, затем начала угрожать, что пожалуется наместнице – ничего не помогало. Резиалия, исходя из общеизвестных особенностей мужской природы, предположила, что, избегая супружеского ложа, ее муж утоляет свой пыл в другой постели, и окончательно потеряла покой. Счастливой соперницей могла оказаться любая служанка, каждая крестьянка в соседней деревушке, а что если, не приведи боги, он вообще предпочитает мальчиков! Увы, все подозрения Резиалии до сих пор оставались без доказательств. Если Ланлосс и изменял жене, то делал это очень умело. К тому же, попробуй поймай изменника на горячем, если вся прислуга его покрывает!

Резиалия попыталась найти утешение в светской жизни. Если в первый год их пребывания в Инхоре местное дворянство сторонилось нового графа, не зная, чья возьмет, то после показательной казни не-совсем-лорда Артона всякие сомнения пропали. Дамы со всей округи спешили нанести визит госпоже графине, обсудить с ней последние сплетни, поделиться узором вышивки или рецептом удивительно освежающего напитка из кобыльего молока. Почему-то в захудалом Инхоре гораздо лучше были осведомлены, что происходит при дворе, чем у соседа в поместье. Впрочем, это и не удивительно – наместница далеко, и за язык сплетницу не ухватит, а сосед – рядом, может и скандал выйти. Перед своими гостьями Резиалия изображала счастливую в семейной жизни женщину, а вечное отсутствие графа объясняла его занятостью. Дамы верили, или делали вид, что верят, сожалели, что не могут познакомиться со столь прославленным полководцем и продолжали чирикать. Право, даже будь Ланлосс в примерных отношениях с супругой, он как от черной потницы шарахался бы от подобных дамских сборищ. Однажды разговор зашел о супружеских изменах, все жалели несчастную вдову пресловутого Артона. Мало того, что она осталась на старости лет с тремя детьми без всяких средств – все имущество ее супруга отошло в казну графства, Ланлосс оставил вдове самую малость – так и при жизни супруга ей не было покоя. О покойниках злословить не принято, но уж этот хорошего слова не заслужил. Ни одного корсажа пропустить не мог! Из Сурема выписал гулящую девку, здешних ему не хватало! Бедняжка и тогда плохого слова мужу не сказала, все по-хорошему пробовала, лаской да убеждениями. Сколько денег в храм отнесла, страшно сказать, к белой ведьме на поклон ходила, та отказала. Ну а незадолго до того, как все и случилось, и вовсе на последнее дело отважилась: пошла в деревню, купила у колдуна приворотное зелье. Резиалия, до того молча слушавшая печальную историю несчастной женщины, с трудом удерживаясь в рамках созданного образа счастливой супруги, тут не выдержала:

– И что, помогло зелье?

– Да никто не знает, не успели проверить. Умер он, сами же знаете. А иначе бы обязательно подействовало! Это же не просто какое зелье, а самое что ни на есть сильное. В вашей деревне она его и брала, тут у вас на отшибе колдун один живет, говорят, ему уже триста лет. Так он все может, и приворот, и отворот, и чрево затворить, и наоборот, а уж по порче и вовсе мастер. У меня младший мой все болел, так я к колдуну повела, ох, муж ругался! И что вы думаете? – Резиалия слушала, затаив дыхание, даже подалась вперед, – он сразу сказал, сглазили моего мальчика! Искупал его в молоке от черной козы, прядку волос срезал, пошептал что-то, так уже три года прошло, а страшнее простуды хвори не знаем!

Вслед за этим разговор сам собой перешел на детские болезни и способы лечения, все советовали настаивать яблочный сок на имбире и пить его горячим при больном горле и сомневались, действительно ли от насморка помогает луковый сок, или просто всякая простуда сама по себе проходит за две недели, лечишь ты ее или нет. Резиалия уже не слушала, она мучительно раздумывала, где взять деньги на приворотное зелье – наверняка же колдун берет безбожно, если его снадобья такие действенные, а уж с графини и вовсе три шкуры сдерет – одну за зелье, вторую за испуг, третью за молчание.

Ланлосс не ставил себе цели держать супругу в черном теле, но не мог оплачивать все ее прихоти. Дела графства немного поправились, но недостаточно, чтобы купаться в роскоши, кроме того, над генералом Айрэ висел долг герцогу Суэрсен. И, хотя тот не торопил с выплатой, Ланлосс знал, что не успокоится, пока не вернет все до последнего гроша. Он ведь понимал, в чем причина герцогского великодушия – Иннуону приятно знать, что генерал Айрэ, три года командовавший гордым герцогом, теперь сам у него в долгу.

Резиалия не знала о денежных обстоятельствах мужа, тот не посвящал ее в свои дела, ограничившись подробным счетом, в котором расписал с точностью до монеты, на что ушло ее приданое, но она не сомневалась, что не получит ни гроша, если не объяснит, зачем ей нужны эти деньги. Веди она сама хозяйство, было бы проще, при некоторой сноровке из домашних денег всегда можно выгадать, но хозяйством в крепости ведал прошедший с Ланлоссом всю войну сухопарый кастелян, обладавший поистине непоколебимым спокойствием, позволявшим ему находить общий язык даже с Резиалией. Быть может, колдун согласится взять в уплату что-нибудь из ее скромных драгоценностей? Ланлосс все равно понятия не имеет, что там у Резиалии в ларце, да и потом, всегда можно сказать, что потеряла кольцо или подвеску. Для начала нужно было узнать, где живет этот колдун, не может же она ходить по деревне и стучаться в каждую лачугу. Да и не спросишь -вдруг узнают графиню и донесут Ланлоссу. На следующий день Резиалия поднялась еще до рассвета и отправилась на кухню подкарауливать молочницу. В крепости не было возможности содержать коров, поэтому молоко на продажу приносили из деревни. Она подождала, пока женщина перенесет тяжелые крынки, и грозно поинтересовалась у молочницы:

– Ты что же это, милочка, совсем стыд потеряла? Молоко вчера кислое было!

– Да что вы, ваша светлость, – перепугано зачастила крестьянка, – как же кислое-то! Сразу из-под коровы, парное, вот, как сегодня, так и вчера! Это на кухне, должно быть, не уследили!

– Ты тут не придумывай, мои кухарки свое дело знают!

Бедная молочница запричитала, призывая всех богов в свидетели, что ее молоко свежее родниковой воды и она знать не знает, что могло приключиться. Но грозная графиня продолжала стоять на своем, угрожая суровыми карами. Окончательно запугав несчастную крестьянку, Резиалия сменила гнев на милость:

– А может, и впрямь не ты виновата, что молоко скисло.

– Да свежее оно было!

– И все же странно. У тебя – свежее, на кухне – кислое. Уж не сглазил тебя кто часом? Я слышала, колдуну достаточно на закрытую крынку с молоком глянуть – и оно скисает.

По лицу молочницы было видно, что она с радостью бы обвинила колдуна, да страшно – вдруг узнает? Но и графиня над душой стоит, ох и попала же она между жерновами с этим молоком! А что делать, если только в замок продать и можно, в деревне-то у всех или молоко свое, или ни гроша нет. Она вздохнула:

– Он, может, и сглазил бы, да где ему мое молоко углядеть? Он же на самом отшибе живет, у родника, и сам никуда не ходит, к нему все бегают. На кухне проглядели, вот и закисло, – она обречено вздохнула.

– Хорошо. Можешь идти. Если с этим молоком все будет в порядке – значит, твоя правда. А если скиснет – мало не покажется.

Молочницу как ветром сдуло, она даже вчерашние крынки забрать позабыла.

Резиалия, довольная, вернулась к себе. Теперь она знала, где живет колдун, и можно отправляться на разведку, только лучше подождать до полудня, когда все крестьяне уже точно на работы уйдут. Сейчас как раз сбор урожая, самая горячая пора. А вот колдун будет дома, он-то на поле не горбатится, и без того хорошо живет. Графиня перебрала свои немногочисленные драгоценности: скромные, еще девичьи нитки речного жемчуга, тонкие золотые колечки, несколько агатовых брошек, не нашла ничего подходящего и открыла второй ларец. Там лежали свадебные подарки: жемчужное колье от родителей, тяжелые рубиновые серьги в виде виноградных гроздьев от наместницы, массивный золотой перстень от старшей сестры. Вот его-то Резиалия и опустила в кошелек, все равно он был слишком тяжел даже для ее руки, а самое главное, если другие драгоценности Ланлосс мог случайно запомнить, то это кольцо Резиалия никогда не надевала. Определившись с оплатой, графиня позвала служанку и задала ей уже ставший привычным вопрос:

– Господин граф в замке?

– Нет, ваша светлость, как рассвело – уехал, вот совсем недавно, я видела – солдаты ворота открывали. Конь у него рыжий, приметный, другого такого в наших краях нет.

Прекрасно, Ланлосса нет в замке, а прислуга уж точно не станет беспокоиться, что хозяйки нет. Этим лентяям лишь бы ничего не делать: не стоит графиня над душой, не проверяет, как начищены подсвечники и вымыт пол – и ладно. Она успеет вернуться прежде, чем кто-нибудь обеспокоится.

XLI

Дом колдуна Резиалия нашла сразу: небольшая каменная постройка одной стеной прикрепилась к скале, прямо под дверью журчал ручеек, через который были перекинуты доски, из кривой трубы тек в небо дым, пахнущий копченой рыбой и травами. Она поправила густую вуаль и постучала в дверь. Ждать пришлось долго, Резиалия уже решила, что в доме никого нет, хотя дым и говорил об обратном, когда дверь, наконец, открылась. На пороге стоял заросший косматый дед, невысокий, но кряжистый, в штанах, подпоясанных, как сначала показалось перепугавшейся женщине, живой змеей. Потом она сообразила, что это всего лишь умело выделанная змеиная кожа, снятая с головы до хвоста. Расстегнутая на груди безрукавка выставляла на обозрение щедро покрытую волосами грудь, шириной чуть ли не с дверной проем, а голые руки напоминали переплетенные корни вывороченного бурей дуба – под почерневшей от солнца кожей переплетались жилы. Дед окинул внимательным взглядом закутанную в вуаль даму и посторонился:

– Ну, проходи, графиня, раз пришла. А я все жду, когда ты до меня доберешься.

Резиалия мысленно помянула Семерых – и впрямь колдун, как бы он ее иначе под вуалью узнал! Она прошла следом за хозяином в дом, откинув на спину оказавшуюся бесполезной вуаль.

– Да ты проходи, проходи, не бойся. Я твою беду и так знаю, что графиня, что батрачка – горе у всех одно и то же. То милому не мила, то милый не мил. А у тебя так обе беды сразу.

Дом был под стать хозяину: на каменном полу вперемешку валялись звериные шкуры, куски пергамента, птичьи перья и объеденные кости, в углу дрых огромный мохнатый пес размером с доброго теленка. Он даже ухом не повел в сторону, так и лежал, удобно поместив морду поверх лап. По стенам висели пуки трав, мотки бечевы, ременные петли, на самом видном месте – лук, а под ним колчан со стрелами. Понимай Резиалия хоть что-то в оружии, она бы удивилась еще сильнее – лук был боевой, а не охотничий, а так она просто отметила, что старик нарушает закон – крестьяне не имели права хранить оружие. В центре единственной в доме комнаты тлели уголья в открытом очаге, а над ними коптились птичьи тушки. Запах трав, дыма, полусырого мяса и еще чего-то, едкого и незнакомого вызывал головокружение. Резиалия послушно опустилась на стоящий возле очага плоский камень, прикрытый линялой шкурой, хозяин сел рядом:

– Так и будешь молчать? Пришла, так уже говори, а то домой отправлю – дальше пустую кровать слезами мочить.

– Мне нужен приворот, самый сильный, какой только можно!

– Да уж, – хмыкнул колдун, еще раз поглядев на свою посетительницу, – на тебя и впрямь самый сильный приворот надобен, и то может не помочь, уж больно у тебя нрав вздорный. Если уж на такие телеса муж не соблазнился, так ласковой нужно быть, тихой да приветливой, тогда мужик не любить, так хоть жалеть будет. А ты цепного пса злее. Что смотришь? Думаешь, не знает никто?

Резиалия сидела, опустив взгляд, она чувствовала, как полыхают щеки. А безжалостный старик продолжал:

– Тебе такой мужик достался! Другая бы ноги мыла да воду пила, а ты что? А теперь приворот ей подавай!

– Я заплачу! Золотом!

– Зооолотом, – передразнил ее старик, – золотом любовь не покупают.

– Мне не любовь нужна, а ребенок! Иначе он меня бросит!

– Ну-ка, руку дай.

– Что?

– Руку давай сюда, – дед бесцеремонно схватил Резиалию за ладонь и стянул с нее перчатку, – будет у тебя ребенок, и скоро. А бросить он тебя все равно бросит.

Но Резиалия услышала только первую часть фразы. О, пусть только она родит сына, тогда уже Ланлосс никогда не сможет от нее избавиться!

– Мне нужен приворот, – упрямо повторила она.

– А я говорю, не нужен. Не тот твой муж человек, чтобы похоти поддаться. Ты, небось, думаешь, что приворот любовь нежную вызывает? Как бы не так! Похоть он распаляет, и ничего больше.

– Но ты же сказал, что у меня будет ребенок!

– И будет.

– Но муж ко мне не приходит!

– А кто тебе сказал, что ребенок от мужа?

– Ты с ума сошел! Он меня убьет, а бастарда никогда не признает!

– А вот это уже и обкумекать можно, ты, говоришь, золотом заплатишь?

– Да, золотом, – растерянно подтвердила Резиалия, не так она представляла себе разговор с колдуном, совсем не так. Она открыла кошелек и вытряхнула на ладонь перстень, – вот, золотой. А если мало – я еще принесу.

Старик взвесил перстень в руке, хмыкнул и примерил, широкий обод налез ему только на мизинец:

– И впрямь золото. А теперь слушай. Как выйдешь от меня, иди не назад в деревню, а направо, вдоль скалы, там тропинка начнется. Пойдешь по тропинке, увидишь дом. Подойди к нему потихоньку, да посмотри, что там делается. Увидишь – сама поймешь, как дальше быть. Только гляди, чтоб тебя саму не заметили!

– А если не пойму?

– Тогда дура ты полная, и останешься у пустой кружки. Да, на вот тебе еще, – дед, нарочито кряхтя, поднялся, подошел к огромному сундуку в углу комнаты и начал там рыться, – держи.

Он протянул женщине небольшой пузырек темного стекла, закупоренный пробкой.

– Что это?

– Да приворот твой. Напоишь им мужика – сам тебя в постель потащит. Только сначала в дом тот сходи.

– Ты же сказал, что на моего мужа приворот не подействует.

– Женщина, где ты была, когда боги раздавали ум?! Уж точно не за добрым нравом в очереди стояла. На мужа твоего – не подействует. Похоть тех одолевает, кто любви не знает. Что, кроме мужа мужиков не осталось, детей он один делать умеет?

– Я не понимаю!

– Молодая да дурная, вот и не понимаешь. Но поймешь. Давай-давай отсюда, некогда мне с тобой рассиживаться.

Пес поднял голову и негромко, но внушительно зарычал, Резиалия сжала в кулаке заветный флакончик и, даже забыв снова накинуть вуаль, выбежала из дома колдуна. Ей все казалось, что проклятый старик смеется вслед.

Отбежав на некоторое расстояние, она остановилась, оперлась о скалу, отдышалась. Так ее еще никто и никогда не унижал! Резиалия с детства знала, что есть и девицы и покрасивее, и поумнее, да и нрав у нее не самый лучший. Матушка не раз сокрушалась, что если и дальше так пойдет – младшая дочь никогда не выйдет замуж, и ставила ей в пример старшую сестру. Но ни материнские упреки, ни многочасовое стояние у стенки на балах в ожидании приглашения на танец, ни даже спокойная неприязнь мужа не шли ни в какое сравнение с тем ушатом холодных помоев, что на нее только что вылил этот немытый крестьянин! Подумать только, и ведь она сама к нему пришла! Резиалия разжала ладонь и посмотрела на пузырек. Может, не слушать противного старика, а напоить Ланлосса при первой же возможности? Подумаешь, праведника нашел, похоти он неподвластный! Пока воевал, бастардов наплодил по обе стороны границы, да и теперь не скучает. За время своего недолгого пребывания при дворе Резиалия прочно затвердила известную каждой придворной даме, вне зависимости от возраста и семейного положения, истину: «Все мужчины одинаковы и хотят одного и того же». Особо остроумные при этом добавляли, что мужчины, которые хотят «одного и того же», не заслуживают дамского внимания. После пережитого волнения Резиалия хотела вернуться домой, убедиться, что, по крайней мере, в своем доме она по-прежнему хозяйка. Она давно уже научилась закрывать глаза на подлинное положение дел: вся ее власть заканчивается на пороге своих покоев, и если отхлестать по щекам нерадивую служанку она может, то приказать выпороть – уже нет, потому что Ланлосс запретил телесные наказания в своих владениях. Но извечное женское любопытство все-таки пересилило, и она пошла дальше по тропинке. Тропинка отчаянно петляла, несколько раз Резиалия теряла ее в траве, потом находила снова, и она успела ободрать руки о камни и порвать чулки колючей травой, когда увидела дом. Большой двухэтажный каменный дом, с крышей из ярко-красной черепицы, а не соломы, обмазанной глиной. Она подошла поближе, не веря своим глазам – в широких окнах поблескивали самые настоящие стекла, и это при том, что в ее собственной спальне до сих пор в оконном переплете была дешевая слюда. Просто невероятно! Откуда здесь мог взяться подобный дом? Да у местных крестьян не каждый год были деньги заново выбелить свои лачуги, а никто из дворян не посмел бы построить усадьбу на графской земле! Она подошла еще ближе, и замерла, не веря своим глазам – привязанный к коновязи перед входом, там щипал траву рыжий конь под потертым кожаным седлом, тем самым, что Ланлосс Айрэ предпочитал любому новому, привыкнув за долгие годы. Теперь Резиалия поняла, кто загадочный строитель, и догадывалась, зачем ее супругу понадобилась эта уединенная усадьба, но действительность оказалась хуже всех ожиданий. Она едва успела притаиться за деревьями, когда увидела, что открывается дверь. Ланлосс вышел первым, невысокая женщина в синем платье с белым свертком на руках последовала за ним. Она протянула сверток мужчине и Резиалия услышала детский плач, графиня стояла так близко, что могла не только слышать, как ее муж разговаривает с любовницей, но и видеть их лица. Ланлосс осторожно держал ребенка, Резиалия никогда не видела его таким умиротворенным, но младенец продолжал заливаться криком, и улыбка на лице генерала уступила место растерянности:

– Эрна, она опять плачет! Может, я ее неправильно держу?

Резиалия подалась вперед, чтобы лучше рассмотреть женщину, отметив про себя слова мужа: «Значит, это девочка, тоже плохо, но уже легче». Если Ланлосс найдет способ узаконить ребенка, мальчик может стать наследником, а девочка рано или поздно выйдет замуж. Теперь она знала, как зовут счастливую соперницу. Эрна… Эрна… – имя казалось знакомым, но Резиалия пока что никак не могла вспомнить, где же она его слышала. Женщина в синем платье рассмеялась:

– Это она не плачет, а так разговаривает. Будь что-то не в порядке – она бы куда сильнее заливалась.

– Куда уж сильнее!

– Ты не хочешь этого знать. Давай сюда Саломэ, тебе пора ехать.

Налетевший ветер откинул волосы с лица Эрны, и Резиалия, наконец-то, смогла увидеть, на кого ее променял муж, а, увидев, не поверила своим глазам. Несмотря на ужасные шрамы, уродливыми полосами покрывшими лицо молодой женщины, Резиалия узнала ее. Неудивительно, что имя показалось знакомым, но не всплыло в памяти – графиня видела белую ведьму всего один раз, при закладке крепости, когда та, согласно обычаю, благословляла замковый камень, закладываемый в основание фундамента. Раньше, когда люди еще не знали богов, камень поливали бараньей кровью, теперь же обходились родниковой водой. Маленькая ведьма тогда очень торопилась и сразу же после церемонии уехала, и Резиалия, помнится, еще удивилась: как это девица, хоть и ведьма, одна по горам разъезжает. Сразу видно, что, сколько бы эти магички не пыжились, а благородными дамами им не стать. С тех пор графиня не сталкивалась с белой ведьмой – в замке никто не болел, а причину своего вынужденного бесплодия Резиалия знала и без колдовства.

Она подождала, пока Ланлосс уехал, с сожалением расставшись с ребенком и его матерью, а Эрна вернулась в дом, и только тогда отправилась в обратный путь, яростно кусая пересохшие губы. Променял! Да и было бы на кого! Ни кожи, ни рожи, худющая, бледная, да еще и шрамы неземной красоты добавляют. Резиалия знала, что не годится в придворные красавицы, но, по крайней мере ее грудь нет нужды искать под одеялом с фонарем! Может, эта ведьма приворожила Ланлосса? Но ведь теперь-то она без магии, любое колдовство бы развеялось, забрал бы ребенка, раз уж так привязался, кто б ему слово сказал! Граф на то и граф, что хочет, то и делает. Уж ведьма бы точно возмущаться не стала, узнают в ордене – поминай, как звали. А он не ушел – любит, значит. Вон, дом построил; как для жены – так денег нет даже новые платья из Сурема заказать, а для шлюхи своей усадьбу отгрохал. Сегодня же написать письмо в орден, пусть забирают свою ведьму и хоть на кусочки ее там режут! И тут в ушах снова прозвучал насмешливый голос старого колдуна: «Тогда дура ты полная, и останешься у пустой кружки».