Текст книги "Выбор Наместницы"

Автор книги: Вера Школьникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

XXXVI

Квейг сидел за столом и разбирал почту. Он со вздохом прочитал очередное приглашение в гости от герцога Астрина. С его старшим сыном молодой герцог познакомился во время войны и теперь всеми силами избегал дружеского визита к ближайшему соседу. Он знал, зачем ему с завидной настойчивостью присылают эти письма – дочери герцога Астрина как раз исполнилось семнадцать лет, самое время выходить замуж. И если бы только герцог Астрин строил брачные планы на хозяина Квэ-Эро – все герцоги и графы, имеющие дочерей или сестер подходящего возраста, забрасывали Квейга приглашениями приехать погостить, поохотиться, заключить торговый договор или согласовать пошлины! Квейг понимал их и даже сочувствовал, он сам только месяц назад нашел мужа для младшей из своих многочисленных сестер, с облегчением сбросив с плеч ответственность за семью. Впрочем, облегчение смешивалось с чувством вины – он подозревал, что выбрал для Риэсты не самую удачную партию, но Рамон Арэйно согласился взять девушку без приданого, а то, что дальний родич наместницы занимался торговлей, ничуть не принижало его в глазах герцога Квэ-Эро. Гораздо больше Квейга смущала разница в возрасте и то, что его маленькой сестре, привыкшей к теплому морю, придется жить в каменном Суреме. Но теперь уже было поздно сомневаться – дело сделано, даже если он и раздумает – не сможет взять слово назад. Через год Риэста отправится к мужу в Сурем. Можно было бы и подождать с замужеством младшей из сестер, но он здраво рассудил, что в ближайшие годы денег в казне не прибавится, да и несправедливо будет дать младшей сестре приданое больше, чем старшим. А самое главное: теперь, когда не нужно думать о сестрах, можно откладывать средства для экспедиции. Три-четыре года – и он сможет построить новые корабли, способные выдержать дальнее плаванье. Перед мысленным взором привычно затрепетали воображаемые, но такие реальные паруса, и понадобилось серьезное усилие, чтобы вернуться к делам. Вспоминая, сколько труда стоило найти достойных супругов для трех знатных, красивых, но весьма небогатых девушек, он понимал, какой лакомой добычей является для любого влиятельного лорда. Молодому герцогу Квэ-Эро как раз исполнилось двадцать два года, он отличался отменным здоровьем и, без лишней скромности, знал, что на редкость красив. Собственно говоря, пришло самое время жениться: сестры устроены, мать, под присмотром белой ведьмы стала намного спокойнее, даже управление герцогством, поначалу столь пугавшее Квейга, пошло на лад. Еще год назад он с радостью принял бы одно из многочисленных предложений и привел бы в дом молодую хозяйку. Год назад его сердце было свободно. Теперь же он как никогда понимал Иннуона: самая прекрасная женщина не станет желанной, если нет любви, а уж тем более, когда любишь другую.

Квейг до сих пор не мог забыть наместницу Энриссу. Тогда, год назад, приехав принести присягу, он словно с ума сошел, остался в столице на полгода, не обращая внимания на тревожные письма из дома. Герцог не пропускал ни одного бала или приема, всеми правдами и неправдами пробирался в розовый зал во время докладов, прячась за спинами чиновников. Он пытался писать стихи, но, к счастью, вовремя остановился. Три года дружбы с Иннуоном не прошли даром, и даже ослепленный любовью, юноша трезво оценил свой поэтический талант. Он задолжал столичным ювелирам и книжникам, у которых покупал подарки для Энриссы, дважды дрался на дуэли без особой причины, никого не убил, но один раз был легко ранен, завоевал славу галантного кавалера и отъявленного возмутителя спокойствия. Наместница благосклонно принимала знаки внимания от красавца-герцога, и Квейг уже был готов на любые безумства, позабыв о строжайшей каре, ожидающей посягнувшего на верность наместницы своему каменному супругу, когда пришло известие о страшном бедствии, постигшем приморские земли – ожил спящий вулкан на одном из островов. Островитяне погибли, а побережье затянуло удушливым дымом и засыпало жирным пеплом, многие рыбаки, бывшие во время извержения в море, пропали бесследно. Герцогу пришлось срочно вернуться домой. Через несколько месяцев, справившись с бедствием, он немного отошел от любовного угара и ужаснулся, осознав, как близко подошел к опасному пределу. Он мог решиться на признание, мог оскорбить ее! Ведь наместница отличается от всех прочих женщин. Ее чистота – нечто основополагающее, такое же незыблемое, как путь светил и движение морских волн. Получив приглашение наместницы приехать на пятилетний юбилей ее коронации, Квейг ответил вежливым отказом. Энрисса не настаивала.

Письмо от Иннуона Квейг оставил напоследок, сначала разобрав всю остальную почту и просмотрев торговые бумаги, и только потом с удовольствием разломал печать с крылатым драконом, непонятно как попавшим на герб северных лордов. Если верить легендам, драконы, когда-то в прошлом, водились далеко на юге, а до нынешних времен не дошло ни чешуйки – только предания да витражи. Наверное, род Аэллин и впрямь пришел издалека, как и говорилось в их летописях. Иннуон приглашал друга в гости, уверяя, что летом в Суэрсене для разнообразия не лежит снег, зато великолепная охота и можно купаться в озерах. Квейг недоверчиво покачал головой: он понимал, что даже в Суэрсене снег не может лежать круглый год, иначе там жили бы одни варвары-рыбоеды, но не верил, что можно купаться в озере, которое промерзает зимой чуть ли не до дна. Но соблазн все равно был слишком велик: морской путь открыт, можно приплыть сразу в Солеру, столицу Суэрсена, а оттуда до горного замка уже рукой подать, не нужно тратить месяц на дорогу по суше, тащить с собой обоз и свиту. Квейг покосился на стопку документов, возвышающуюся на столе – а, была не была, не развалится же тут все без него за два месяца! И самое главное – вот уж кто-кто, а Иннуон точно приглашает друга в гости без всяких далеко идущих планов, девиц на выданье в герцогской семье нет и в ближайшие лет пятнадцать не предвидится. Погостит пару недель и вернется домой, до середины осени море замерзнуть не успеет. А еще можно взять Иннуона, махнуть через горы и навестить Ланлосса в его Инхоре. Бывший военачальник уже два года сидел безвылазно в этой дыре, и, что самое удивительное, судя по письмам, был доволен новой жизнью. Даже преуспел: в портах Квэ-Эро цена на желтую травку взлетела до заоблачных высот, и все равно ее невозможно было купить. Цеховые травники и лекари получали дурман, необходимый для некоторых снадобий, в намертво упакованных тюках, запечатанных личной графской печатью, и Квейг, со своей стороны, строго следил, чтобы ни один такой тюк не ушел на сторону. Вспомнив о Ланлоссе, Квейг ехидно улыбнулся – вот и еще один повод навестить Иннуона, тот ведь поспорил на самую старую бутыль вина в своем погребе, что генерал Айрэ не сумеет обуздать обнаглевших торговцев дурманом. В этом был весь Иннуон – упрямый и своенравный, но великодушный, как никто другой. Не веря в успех графа Инхор, он без разговоров и процентов одолжил Ланлоссу большие деньги, даже не надеясь, что тот сможет вернуть долг. Приняв решение, Квейг еще раз перечитал письмо: о смерти старой герцогини он уже знал и отослал соболезнования, а вот долгожданная беременность Соэнны оказалась для него новостью – наконец-то Иннуон взялся за ум, какая разница, по чьей воле пришлось пойти к алтарям – наследник все равно нужен. Молодой человек тяжело вздохнул, он понимал, что сердечные раны – сердечными ранами, а женитьба все равно неизбежна. Оставалось только надеяться, что отыщется женщина, способная вытеснить образ наместницы из его сердца. В любом случае, решать Квейг будет сам – приказывать ему некому.

V

Ванр устало потер виски и отложил в сторону пахнущий мышами свиток, так и норовивший вырваться из рук. Оказавшись на свободе упрямый кусок пергамента тут же свернулся в трубку. Прошло два года из отведенных наместницей пяти, а он ни на шаг не продвинулся в поисках. Энрисса как всегда оказалась права – Хранитель охотно отвечал на вопросы молодого чиновника, допустил его в запретную для простых смертных святыню – внутренний дворцовый архив и даже, пересилив себя, вежливо называл Ванра «господин Пасуаш», оставив на время привычное брюзгливое «молодой человек». Но все его благие намерения не привели к заметным результатам. Ванр заново проверил архивные записи, объездил храмовые школы, включая те, которых двести лет назад и в помине не было, собственными руками перебрал все книги в хранилищах, в слабой надежде, что искомую книгу просто не заметили среди прочих. Но нет, как и говорил с самого начала Старый Дью – книга пропала бесследно. Ванр не знал, что еще можно сделать. Единственный выход, приходивший в голову – обратиться к Дейкар, но наместница запретила даже думать об этом, а молодой человек больше не смел двурушничать. Он по-прежнему передавал ордену Дейкар сведенья, но только с ведома наместницы. Если он сейчас нарушит волю Энриссы и пойдет к магу за советом, тот прежде всего поинтересуется, где Ванр был эти два года, а господину Пасуашу вполне хватило и одного разоблачения. Право же, порой Ванр со злостью думал, что с Хранителем Кано обошлись слишком мягко – подумаешь, ослепили и изгнали, убить его было мало! Избавился, видите ли, от лишних книг, а Ванру теперь мучаться! А все-таки, интересно, куда этот хранитель подевался после изгнания, Старый Дью ведь так и не смог его отыскать? Да еще и ученик с ним… Чиновник задумался. Ведь не мог же слепой старик сам о себе позаботиться, у него всех умений и было, что книжная премудрость. Значит, ученику пришлось за двоих стараться, раз не бросил старого учителя. Впрочем, не такого уже и старого, если верить Дью, изгнанному хранителю всего-то и было сорок лет, в свои двадцать семь Ванр уже понимал, что это не возраст для мужчины. Но ведь и ученик тоже книжник, хранители берут в обучение совсем маленьких мальчишек, едва читать научившихся, никакого другого ремесла они не знают. Ну, походили по ярмаркам, порассказывали истории за медную монету, но это же все равно, что мастеру пол в чужой мастерской мести, да и не дело это – со слепцом по дорогам шататься. И ни в одну канцелярию писцом не устроишься, знали ведь наверняка, что их ищут. А где еще грамотеи нужны? Купец в приказчики человека с улицы не возьмет, в храмах своих умников хватает, переписчикам без цеховой грамоты гроши платят, да еще попробуй найди эту работу.

Ванр вскочил и нервно зашагал по комнате. Что же этому парню оставалось? Только найти место в богатой семье, где был нужен библиотекарь или наставник для детей. Да еще в такой семье, где вопросов задавать лишних не станут, и слепого не обидят. Но наставником – это вряд ли, детей в таких семьях абы кому не доверят, рекомендации нужны, а вот в библиотеку – очень может быть. В те времена храмы Аммерта не одобряли частных библиотек и не позволяли своим жрецам работать на сторону. Впрочем, они и сейчас не изменили своего мнения. Теперь нужно заново поднять храмовые архивы, в которых перечислены крупнейшие частные библиотеки, и проверить, в какой из них двести лет назад появился новый библиотекарь, если, конечно, это еще можно выяснить. Но Ванр и без архивов понимал, что круг подозреваемых весьма узок. Только очень богатые люди могли позволить себе такую роскошь – мало того, что целую библиотеку завести, так еще и библиотекаря нанять. Ванр и сам до конца не понимал, зачем ему обязательно нужно узнать судьбу изгнанного хранителя, а уж тем более, его ученика. Но какое-то внутреннее чутье подсказывало, что в этом может быть смысл, да и потом, наместница советовала не повторять чужих ошибок. Самое время совершить парочку своих, по крайней мере, никто не сможет обвинить Ванра, что он приложил к поискам недостаточно усилий. Знать бы еще, что в этой книге такого особенного, что она и эльфам, и наместнице позарез нужна. За время поисков Ванр перерыл все существующие описания погребальных обрядов, в надежде найти хотя бы упоминание о таинственном тексте. Он успел выучить старое наречие, постоянно чихал от пыли и щурился от рези в глазах, но так и не понял, чем описанные церемонии погребения отличаются от той, что они ищут. Несколько книг, наиболее подходящих под скудное описание, он принес наместнице, но она с разочарованием вернула их обратно, пролистав. Аред до сих пор не вернулся, конец света не наступил, ввозная пошлина на кавнднийские благовония не понизилась. Ванр был вынужден признать, что все его находки оказались не тем, что хотела заполучить Энрисса. Он несколько раз намекал наместнице, что ему было бы гораздо легче добиться успеха, если бы он точно знал, что и зачем ищет, но Энрисса по-прежнему хранила загадочное молчание.

VI

О своем приезде Квейг пожалел в первый же день, за обедом в узком семейном кругу. За небольшим круглым столом на открытой террасе обедали всего четверо, не было даже слуг, вторую перемену блюд поставили на маленький боковой столик, под которым полыхала жаровня. Молодой человек проголодался с дороги, но кусок не лез в горло – напряжение, повисшее между Иннуоном и Ивенной, казалось ощутимым. Девушка сидела, уставившись в тарелку, время от времени поднося пустую вилку ко рту, Иннуон много и неестественно оживленно разговаривал, натянуто острил. А Соэнна словно не замечала ничего вокруг – она мечтательно улыбалась, потягивая холодную воду из бокала, Квейг слышал, как позвякивают кубики льда. Сначала он честно пытался создать подобие общего разговора, но Ивенна отвечала коротко, по большей части «да» или «нет», Соэнна предпочитала вежливо кивать, а Иннуон слышал только себя. В конце концов, Квейг навалил на тарелку гору жареного мяса и сделал вид, что утоление голода – единственное, что интересует его в данный момент. Ивенна, не дождавшись десерта, отодвинула тарелку и ушла, вежливо простившись с гостем, но не сказав ни слова брату. Соэнна через некоторое время последовала ее примеру, и мужчины остались одни. Иннуон оборвал на полуслове очередную остроту, плеснул себе вина, залпом выпил, преувеличенно осторожно поставил бокал на стол и мрачно заметил:

– Да, вот так.

Квейг молча допил свое вино – время для серьезного разговора еще не пришло, но он успел догадаться, что Иннуон пригласил друга в гости не для того, чтобы показать окрестности.

Дни казались зернами с одного колоса: тягостные семейные трапезы, молчаливые женщины – одна очевидно несчастная, другая – совершенно счастливая, охота, а по вечерам – опустошение винного погреба. Никогда раньше Квейг не видел, чтобы Иннуон столько пил. Он попробовал предложить другу развеяться – съездить навестить Ланлосса, но Иннуон только отмахнулся: мол, Ланлоссу не до гостей, да и потом, навещать должника – значит оказывать тому недоверие. Квейг не стал настаивать, решив, что если все так и будет продолжаться – махнет через горы, не пробыв в гостях и двух недель. Казалось, что они испытывают друг друга на прочность: Квейг упорно не задавал вопросов, предоставляя Иннуону самому сказать все, что его гнетет, а герцог Суэрсен, по каким-то своим соображениям, не желал начинать разговор первым. Квейг попытался было поговорить с Ивенной, но, похоже, умение избегать нежеланных гостей передавалась в роду Аэллин по наследству. Квейг выдержал ровно неделю такого гостеприимства и начал собираться в дорогу. Иннуон заглянул к нему вечером перед отъездом, принес проигрыш – солидную глиняную бутыль вина, запечатанную сургучом, и предложил посидеть на прощание у него в кабинете. Квейг хмыкнул, посмотрев на бутыль – тут получасом не отделаешься, но отказываться не стал: может, Иннуон, наконец, перестанет в прятки играть и объяснит, зачем ему понадобился этот дружеский визит.

Кабинет Иннуона разительно отличался от кабинета отца Квейга, где он до сих пор не осмелился ничего поменять. «Железный пес» предпочитал строгий армейский стиль, хотя сам никогда не воевал, и в комнате, где он занимался делами, было только самое необходимое: стол, стулья, полки. А Иннуон прежде всего ценил удобство. Первое, что притягивало взгляд в необычной пятиугольной комнате – огромный камин с фигурной решеткой. Самое большое из трех окон было витражным, но очень странным, Квейг впервые видел подобный витраж: без металлической оправы, стекла каким-то образом сплавлялись, переходя одно в другое, никаких ярких цветов. Витраж казался почти прозрачным и отливал холодной голубизной. Под определенным углом можно было разглядеть корабль с искрящимися парусами, танцующий на волнах, но с любой другой точки стеклянная картина казалась просто мозаикой из светло-голубых, белых и серебристых пятен, слившейся в одно прозрачно-холодное целое, как лед, покрывший поверхность озера. Иннуон улыбнулся:

– Нравится?

– Нравится. Только очень странно.

Квейг на самом деле имел ввиду корабль – он мало что понимал в искусстве, и, хотя никогда раньше не видел такого витража, не посчитал это чем-то необычным – мало ли чего он не видел. А вот в кораблях герцог разбирался, и мог поклясться, что такой парусник существует только в воображении мастера. Но какой же красавец, какие контуры! Он еще раз посмотрел на витраж, запоминая корабль, вернется в комнату – зарисует. А Иннуон провел рукой по стеклу:

– Такой только один и есть, мастер его всю жизнь делал, учеников и близко не подпускал. Никто не знает, как ему удалось без оправы обойтись, – герцог помолчал и добавил, – это любимый витраж Ивенны. Квейг кивнул, хотя и не понимал, почему любимый витраж сестры должен украшать кабинет брата. Иннуон открыл спрятанный в стене шкафчик и достал бокалы:

– Да ты садись, Квейг, не стой.

Герцог Квэ-Эро послушно придвинул к себе ближайший стул с островерхой спинкой, но Иннуон, уже отбивший сургучное горлышко бутыли остановил его:

– Да не сюда! Вон, видишь кресло?

Кресло стыдливо пряталось за высокими спинками стульев, стесняясь своей неказистой внешности – протертая до белизны кожа, вместо одной ножки – ободранный кусок дерева, на спинке и вовсе прореха, небрежно заштопанная красными нитками. Странно, как этот предмет меблировки, судя по всему, помнивший еще прадедушку Иннуона, оказался среди изящных и дорогих вещей. Иннуон понимающе ухмыльнулся:

– Вот и все так думают, а на самом деле – это старое кресло самое удобное сиденье во всем замке. Все сразу за стулья хватаются, а потом ерзают, бедняги. Стулья-то дубовые и никакой мягкой обивки.

– Так что я, твое кресло заберу?

– Тут еще одно есть, поновее, но тоже удобное. Раньше мебель делали для людей, а теперь для красоты.

Квейг не разбирался в мебели, тем более что в Квэ-Эро ее вообще предпочитали делать из мрамора, а не из дерева. Но сев в кресло, он не мог не согласиться с Иннуоном – вставать ему уже не хотелось. Он потянулся за бокалом и, прикрыв глаза, втянул в себя чуть горчащий аромат вина:

– Надо же, лоренское!

Иннуон честно отдал проигрыш. Лорена, маленький остров в Южном Море, славившийся своими виноградниками, стал жертвой человеческой жадности. Виноделы из других земель, возмущенные, что их вино не идет ни в какое сравнение с драгоценным лоренским, заплатили пиратам. Морские разбойники перерезали островитян и сожгли виноградники, выкопав перед этим несколько лоз. Но на новом месте лоренская лоза не прижилась. Оставшиеся в винных погребах глиняные бутыли, запечатанные сургучом, вскоре стали цениться на вес золота. Травы придавали лоренскому характерный горьковатый привкус, а смола не позволяла вину превратиться в уксус. До сих пор Квейг пробовал бесценный напиток всего однажды, и сейчас с наслаждением вдыхал запах, растягивая удовольствие. Даже жаль, что они просто так выпьют всю бутылку. Год назад он перевернул Сурем верх дном, пытаясь найти лоренское в подарок наместнице, но ничего не получилось.

Иннуон тем временем закончил возиться с камином. В отблесках огня море на витраже казалось золотым, а паруса корабля налились тревожным алым. Герцог Суэрсен поднял свой бокал – обошлись без тоста; выпили, и только после этого Иннуон, наконец, перешел к сути:

– Ты, наверное, думаешь, за каким Аредом я тебя в гости позвал, когда тут такое творится?

– Не то, чтобы по ночам не сплю, но вообще – интересно. Тебе ведь явно не до гостей. И Ивенне тоже. Вы поссорились?

– Да. Вернее, нет. Это все очень сложно. Ты же видел Соэнну, она ждет ребенка. Ивенна терпела этот брак два года, она ведь знала, что меня заставили, а теперь… теперь она считает, что я предал ее. Но ведь я должен думать не только о себе! Герцогству нужен наследник! – Иннуон не лгал, он действительно сумел убедить себя, что в разорвавшихся узах виновата Ивенна, ее ревность, ее упрямство. Он не хотел вспоминать ни о брачной ночи, ни о смерти матери. Если Ивенна не может принять его таким, какой он есть, не желает смириться с тем, что он изменился – значит, она не любит его и не верит в его любовь! Когда любят, прощают все.

Квейг кивнул:

– Понимаю… мне самому жениться надо, а душа не лежит.

– Соэнна ведь все видит, а ей нельзя волноваться.

Квейг снова кивнул, за эту неделю он ни разу не заметил на безмятежном лице будущей матери малейших признаков волнения, но Иннуону наверняка виднее, что чувствует его жена. Но неужели Иннуон заставил его приехать из Квэ-Эро, просто чтобы излить другу душу за бутылью лоренского?

– И что думаешь делать?

– Соэнна требует, чтобы я отправил Ивенну в обитель. А я не могу! Она моя сестра, – он помолчал, потом продолжил, – больше, чем сестра.

Квейг с трудом сдержался, чтобы не присвистнуть: нет, слухи о сути «уз близнецов» он слышал не раз, но никогда не верил, что это имеет какое-то отношение к Иннуону и Ивенне. Мало ли что там было во времена Маэркона Темного – люди и без всяких магических штучек порой убивали жен или спали с сестрами. Но Соэнну можно понять: учитывая семейную историю, она хочет избавиться от золовки любой ценой, а старая герцогиня умерла, заступиться за дочь некому. Будь Ивенна не герцогиней, а простой дворянкой, можно было бы отправить ее приживалкой к кому-нибудь из родственников, но герцогиня Суэрсен без ущерба для родовой чести могла либо выйти замуж, либо уйти в обитель. Он осторожно заметил:

– Многие знатные дамы уходят в обитель при храме Эарнира или Аммерта.

– Это не для Ивенны. Ты же знаешь, какая она, какие мы. Не терпим над собой ни богов, ни наместниц. Повинуемся только сердцу.

– Да, я помню ваш девиз. Ну, тогда, может, попробовать найти ей мужа?

– Ей двадцать восемь лет, Квейг.

– Вдовца какого-нибудь. Мало ли… если приданое хорошее, то на возраст не посмотрят.

– Я не хочу продавать ее! Она уже не сможет быть счастлива, но я хочу уберечь ее от несчастья. Ни один муж не простит ей ни знатности, ни богатства, ни прошлого.

– Иннуон, я даже не знаю, что посоветовать. Я трех сестер замуж выдал, но мне было проще.

– Мне нужен не совет, друг. Мне нужна твоя помощь.

Квейг застыл в кресле, так и не донеся бокал до рта:

– Ты с ума сошел! Это после всего, что ты мне рассказал?

– Я порой веду себя не совсем честно, но никогда не стану лгать другу. Понимаю, что прошу слишком многого, но ты единственный, кому я доверяю.

– Иннуон, мне тоже нужны наследники.

– Она будет хорошей женой, не из любви, так из благодарности. У меня нет другого выхода. Я убиваю её каждым днем, прожитым под одной крышей. И умираю сам вместе с ней. Забери её и спаси. Её и меня, – Иннуон одним глотком осушил полбокала, – Я, наверное, глупо говорю, слишком уж пафосно, как в дешевой трагедии. Не умею я просить, никогда раньше не приходилось. И будь я проклят, если думал когда-то, что будут просить разлучить меня с Ивенной! Я люблю её… но скоро возненавижу.

Квейг в отчаянии смотрел на своего друга, первого и лучшего друга, ставшего для семнадцатилетнего юноши тем самым старшим братом, о котором Квейг мечтал все детство. Отблески пламени золотили персиковую кожу Иннуона, придавая его лицу диковинное выражение: жесткое и, вместе с тем, беззащитное. Он смотрел в камин, сжав тонкую ножку бокала так сильно, что побелели костяшки пальцев, и ждал ответа, ждал помощи от своего друга. Великие Боги, взять в жены женщину на шесть лет старше, потерявшую девство с собственным братом, без любви, просто потому, что попросил друг! Какое счастье, что мать уже сошла с ума, иначе это произошло бы сейчас. Квейг тряхнул головой – он что, уже согласился, раз такие мысли в голову лезут? Нет, ни в коем случае, да она же умрет родами! Где это слыхано, чтобы герцоги такие браки заключали! Но Иннуон… что он будет делать… Может, и в самом деле согласиться? Он не испытывал неприязни к Ивенне, с ней было легко разговаривать и приятно танцевать, но представить себе сестру Иннуона в качестве своей жены… Квейг подумал, что Ивенна избегала его общества всю неделю: не хотела беседовать с чужим человеком, или знала, что задумал Иннуон? Он вздохнул:

– Иннуон, а с сестрой-то ты говорил? Может, она не хочет замуж, а тем более, за меня.

– Нет, не говорил. Я… я боюсь. Квейг, ты что, согласен?

Герцог Квэ-Эро улыбнулся:

– Осталось уговорить невесту.

– Я поговорю с ней.

– Нет уж, я с ней сам поговорю. Силком я женщину к алтарям не поведу, даже ради лучшего друга.

– Я твой должник.

– В посмертии песком рассчитаешься.

В бутыли еще оставалось вино, серьезный разговор закончился – теперь можно было просто смотреть на витраж.