Текст книги "Замок пилигрима"

Автор книги: Вайолет Уинспир (Винспиер)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Глава 6

В тот день было воскресенье… никаких уроков, и записка от Манрике Кортеса, который приглашал ее покататься по острову на машине.

Письмо передали Ивейн за завтраком, так что она вынуждена была спросить у дона Хуана, можно ли ей поехать. Он медленно поднял глаза от своей почты.

– Я же уже сказал, что не возражаю против этого молодого человека… в качестве твоего друга, Ивейн. Конечно, ты можешь поехать покататься с ним на машине.

– Спасибо.

– В любом случае нам, видимо придется отказаться от идеи пригласить к тебе дуэнью. Я получил ответ от доньи Аугусты по поводу моего приглашения. Она вынуждена отклонить его на том основании, что недавно начала свой маленький частный бизнес, поэтому никак не может принять на себя обязанности. К тому же недолгосрочные. – Легкая улыбка промелькнула на бледных губах. – Как ты считаешь, сможешь оставаться в замке без наставницы?

– А зачем она мне вообще нужна? – спросила Ивейн.

– Действительно, зачем? – Он заломил бровь. – Просто, помнится, у тебя были некоторые сомнения в отношении моих намерений по поводу тебя, когда из Мадрида привезли новую одежду.

– Я теперь лучше вас знаю, дон Хуан.

– Вот как? Ты уверена? – Он потянулся к кофейнику и наполнил свою чашку. – Значит, теперь ты пришла к выводу, что я не похож на моего тезку, так?

– Он был просто безжалостный сердцеед.

– А я?

Ивейн рассмеялась несколько нервно.

– Вы – сложная натура, и вам, должно быть, показалось невыносимо смешным, что я приписала вашей искренней доброте низменные намерения…

– Ты слишком часто называешь меня добрым, самым вульгарным образом. – Он допил свой черный кофе. – Пойми, мои действия меньше всего продиктованы сентиментальностью. Я человек практический, как большинство испанцев, и мне просто не хочется, чтобы твоя юность и твой ум пропали втуне: было бы обидно, если бы ты превратилась со временем в пошлую, вульгарную женщину. Я доволен твоими успехами, по отзывам сеньора Фонески. Ну-ка скажи что-нибудь по-испански!

– Не могу!

– Не перечь мне! – Он насмешливо стукнул по столу. – Представь себе, что я Манрике Кортес.

– Немыслимо!

– Почему? Потому что он твой ровесник, а я старше и мог бы быть твоим дядей?

– Я… я не могу думать о вас как о своем дяде, – запротестовала Ивейн.

– Но ведь ты боишься, что я буду придираться, и отказываешься сказать мне по-испански хоть несколько слов.

– Вы… я стесняюсь вас!

– Может, мне отвернуться? – пошутил дон Хуан. – Ну правда, Ивейн, ты же твердишь, что я добрый, а сама все еще считаешь меня суровым. Правда, Луис? – Он посмотрел на подошедшего слугу.

– Сеньор Кортес звонил юной леди, сеньор. Он ждет ее в машине.

– Gracias [22]22
  gracias – Спасибо (исп.)


[Закрыть], Луис. – Дон Хуан взглянул на Ивейн. – Нет сомнений, тебе не терпится бежать к своему поклоннику, так что продолжим нашу дискуссию в другое время. Ивейн, помни, что я тебе сказал. Ты – моя воспитанница, и я не хочу, чтобы пошли слухи, что Кортес за тобой ухаживает.

– Я буду крайне осмотрительна, сеньор. – Она так ждала этой прогулки на машине, что выскочила из-за стола со сверкающими глазами. – Я не знаю, когда вернусь…

– Меня это мало заботит, – холодно произнес ее опекун. – Я сам сейчас уезжаю.

– О… надеюсь, вы хорошо проведете время, сеньор.

– А я надеюсь, что ты тоже повеселишься, Ивейн. – Он коротко поклонился ей. – Ну беги, детка. Не заставляй ждать своего поклонника.

– Хорошо… до свидания.

– Hasta la vista, nina. – Он сказал это нарочито резко, словно намекая, что с этих пор желает, чтобы воспитанница говорила по-испански.

Ивейн поторопилась уйти, чтобы поскорее избавиться от пугающего присутствия опекуна, и через холл подошла к двери, которую Луис придерживал для нее. Проходя мимо слуги, девушка почувствовала на себе быстрый пристальный, но уже не такой недружелюбный, как раньше, взгляд, как будто присутствие в доме молодой девушки оживляло обстановку.

– Желаю вам провести приятный день, сеньорита, – сказал Луис.

– Спасибо. – Она улыбнулась. – В Англии, когда день начинается с такого солнцепека, вечером непременно пойдет дождь.

Луис посмотрел в сияющее небо:

– Думаю, сеньорите не стоит об этом беспокоиться.

– Так вот ты где, Ивейн! – Манрике стоял внизу лестницы, на смуглом, оливковом лице сияла белозубая улыбка.

Она сбежала к нему, заметив, как привлекателен Рике в кремовом пиджаке, черном шелковом свитере, темных брюках и сандалиях. Он поймал Ивейн за руку и окинул девушку взглядом. Она была в белом платье, опоясанном широким ремнем бронзового цвета, в тон ремню были и туфельки. Солнце блестело в рыжих волосах, глаза сияли.

– Каждый раз, когда я тебя вижу, – улыбнулся Рике, – ты кажешься мне чуточку взрослее. Ты как цветок, который долго пробыл в тени, а теперь, на солнце, начал распускать невероятной красоты бутон!

– Не говори глупостей, – воскликнула Ивейн, пораженная его словами. – Я ведь даже не миловидна.

– Конечно нет. Какая там миловидность! Ты – красавица! – Он протянул руку и помог ей сесть в блестящий кремовый автомобиль с сиденьями цвета карамели. Все металлические части сверкали на солнце, и Ивейн поняла, что машина совсем новая. Верх был открыт, но льняные чехлы не давали кожаным сиденьям слишком сильно нагреваться.

– Ах, все испанцы – такие льстецы, – насмешливо бросила девушка.

– Даже дон Хуан? – Рике развязно посмотрел на нее, садясь рядом с ней на сиденье водителя.

– Мой опекун – человек очень ответственный…

– Он испанец, и у него быстрые глаза. – Рике завел машину, они покатили к открытым воротам и выехали на залитую солнцем дорогу. Море далеко внизу сияло ослепительной серебристой синевой, и в воздухе витало что-то невыразимо сказочное. – И он еще довольно молод… чтобы удочерять тебя.

– Надеюсь, ты не думаешь…

– Нет, конечно. – Он рассмеялся. – Мне совершенно ясно, что ты еще ни с кем не занималась любовью.

– А ты можешь говорить о чем-нибудь еще, кроме любви?

– О, нет ничего более захватывающего, чем эта тема. Любовь придает вкус жизни, практически это самая интересная и захватывающая ее часть!

– Ты, наверное, часто влюбляешься, Рике, если говоришь с таким знанием дела.

– Какой испанец не любовник, если не на деле, то хотя бы в музыке и стихах? Неужели, малышка, тебе неприятна мысль о любви?

– По-моему, ты путаешь любовь с флиртом.

– Надеюсь, ты позволишь с тобой пофлиртовать?

– Вряд ли это входит в понятие дружбы.

– Если твой покровитель надеется, что я буду с тобой обращаться как со школьницей, тогда ему лучше запереть тебя в башне. Может быть, мне прямо сейчас развернуть машину и отвезти тебя домой?

– Нет, нет… он уехал.

– С экзотической Ракель?

– Наверное.

– По всему острову ходят слухи, что он намерен на ней жениться. Ты ничего об этом не знаешь?

– Не думаю, что он станет со мной делиться этим.

– Боюсь, тебе не очень понравится, если он на ней женится.

– Почему же? – Она настороженно посмотрела на Рике.

– Если Ракель станет хозяйкой замка, ей может не понравиться присутствие молодой привлекательной особы в одном доме с ней и ее мужем.

– Дон Хуан не вечно будет моим опекуном. Он просто по доброте сейчас помогает мне, и я живу в замке, пока сеньор Фонеска дает мне уроки. Он учит меня всевозможным вещам, чтобы потом я могла сама зарабатывать себе на жизнь.

– Ты что, серьезно?

Они подъехали к крутому повороту дороги, Рике притормозил и взглянул на девушку. Волосы ее растрепал ветер, она выглядела юной и очень деланной, совершенно не сознавая этого.

– Это будет гораздо интереснее, чем работать служанкой.

– Но есть кое-что и еще более приятное… ты ведь тоже можешь выйти замуж.

– Но мне нужно будет сначала влюбиться в человека, прежде чем я сделаю такой шаг.

– Ты же боишься любви, – поддразнил ее Рике.

– Не больше, чем любая девушка на моем месте, просто я осторожна. О, Рике, посмотри на море! Оно такое прекрасное, что сейчас мне трудно даже поверить, что когда-то оно было таким жестоким!

Они быстро ехали по берегу в лучах жаркого солнца, жадные глаза Ивейн впитывали все вокруг, она старалась получше запомнить увиденное, чтобы потом, когда ей придется покинуть остров, сохранить это в памяти и взять с собой. Они проезжали мимо фруктовых садов и террас с оливковыми рощами, поднимались на машине вверх по холму, на вершине которого стояла ветряная мельница, прямо со страниц «Дон Кихота», а вдали сиреневой дымкой виднелись горы Испании.

– А этот остров похож на Испанию? – спросила она.

– Очень похож. Как будто кто-то много лет назад украл кусочек Андалузии и опустил ее в океан. Я сам с юга, и мне может понравиться жить здесь.

– Мне кажется, для этого ты слишком космополитичен, – улыбнулась Ивейн. – Твоя музыка и пение поведут тебя по всему миру, и ты это знаешь!

– Наверное, правда, – согласился Рике.

– Интересно, – сказала она, – будем ли мы оба вспоминать потом эту прогулку по солнечному острову? Вот эту минуту, например, когда мы проезжаем мимо белого домика, увитого малиновыми цветами? Или вот эту одинокую фигурку на пляже, которая собирает водоросли и складывает в тележку с запряженным осликом? Я даже слышу запах водорослей, и, может быть, когда-нибудь где-нибудь я снова почувствую их запах и тогда, закрыв глаза, вспомню всю эту картину!

– Воспоминания – вещь туманная, – заметил ее спутник. – Мне хочется овладеть тем, что живет и дышит.

– Это потому, что ты мужчина. Мне кажется, мужчины помнят только то, что причинило им боль. – Ивейн подумала про дона Хуана, который ни за что не приехал бы сюда и не принял бы титул, не стал бы жить в этом замке, если бы не пострадал от того несчастья.

– О чем ты думаешь? – Рике остановил машину. Слышался шелест волн, в горячем воздухе стоял запах моря. Девушка глубоко вдохнула морской воздух. Сидя здесь, она чувствовала себя в безопасности, сейчас она могла не бояться крепких страстных объятий, в которых оказалась в темноте ночи.

Рике завладел ее рукой и поглаживал большим пальцем нежную кожу ее запястья.

– Ты сейчас сидела как будто слепая, погруженная в свои мысли. Кто посещает тебя во время твоих снов наяву?

– О, да кто только не посещает. – Ивейн засмеялась, но пульс у нее бился быстро и неровно, и она боялась, не заметил ли он этого.

– Ты не даешь мне покоя, маленькая Ивейн. Большинство девушек отчаянно флиртуют. Они обожают строить мужчинам глазки, но ты даже не умеешь этого делать. Ты, должно быть, вела крайне замкнутый образ жизни.

– Да, мне многое запрещалось, скорее так. Понимаешь, я ведь сирота, о сироте никто не станет беспокоиться, Рике, так что не надо обращаться со мной так, словно я еще младенец.

– Я хочу обращаться с тобой как с возлюбленной. – Он приблизил к ней лицо, вынуждая ее откинуться на мягкое сиденье.

– Рике…

– У тебя много табу, но меня они только возбуждают.

– Пожалуйста, не порть нашу прогулку.

– Я стараюсь, как могу, ее улучшить. Посмотри вокруг себя, мы здесь совсем одни. И твоего покровителя нигде не видно, он сейчас наверняка с изысканной галантностью истинного идальго ухаживает за доньей Ракель.

– А ты не хочешь быть поизысканней? – взмолилась Ивейн, потому что левой рукой он уже гладил ей грудь, а правой провел по золотистым волосам. Она не боролась с ним, потому что, как ни странно, его прикосновения не порождали в ней того напряженного вибрирующего ощущения, как будто в кончиках его пальцев есть электричество. Это чувство рождало у нее только прикосновение рук ее опекуна… когда его пальцы застегивали у нее на шее ожерелье, когда он коснулся рукой ее волос у окна башни и назвал ее Рапунцелью.

– Я думала, мы пообедаем с тобой где-нибудь, – сказала она Рике.

– Чуть погодя. – Он внезапно притянул ее к себе и прижался губами к нежной шее. – У тебя кожа такая нежная, как лепесток, с таким чистым запахом. Я должен тебя поцеловать!

Он так и сделал, но не нашел ответа в ее губах. Рике внимательно всмотрелся в ее лицо, и Ивейн поняла по его глазам, что он в замешательстве.

– Англичанки что, холодны как лед?

– Да, когда их целуют против воли, – ответила девушка.

– Понятно. – Он убрал руку с талии. – Я так понимаю, что я тебе не нравлюсь?

– Нет, Рике. Просто я хочу узнать тебя поближе. Я хотела, чтобы мы с тобой были друзьями…

– Друзьями – девушка и мужчина? – Он презрительно расхохотался. – Если бы я не хотел с тобой целоваться, ты вообще не оказалась бы со мной в моей машине!

– Ты только и способен думать, что о внешности, а не о содержании? – Ивейн, нервничая, дергала ручку дверцы, наконец открыла ее и быстро выпрыгнула, сверкнув бронзовыми туфельками. – Спасибо за прогулку…

– Ивейн, не будь идиоткой!

– Идиотки как раз не имеют ничего против поцелуев в машине! – выпалила она ему в лицо и, увидев, что море наступает на пляж, сбросила туфли и побежала вниз по песку. Она услышала, что Рике бросился в погоню, и с ужасом обнаружила, что сборщик водорослей исчез вместе со своим осликом. Она осталась наедине с взбешенным испанцем, который несся за ней по пятам!

– Ивейн, ты ведешь себя как ребенок!

Может быть, и так, но Ивейн с этой минуты невзлюбила Рике, ей не хотелось, чтобы он прикасался к ней. Она ускорила шаг, легко пересекая песок, увидела деревянный волнорез и взобралась на него, а с него сразу разглядела маленький пирс, к которому вели вырезанные в скале ступеньки. Через несколько мгновений она, задыхаясь, уже карабкалась вверх по ступенькам и с облегчением увидела людей, которые загорали на пристани.

Ивейн обулась и присоединилась к праздным гулякам. Она видела, как Рике глядел на нее, задрав голову, с пляжа, а затем повернулся спиной и быстро пошагал к тому месту, где оставил свою машину. Беглянка ничуть не жалела, что он ушел, и, улыбаясь, подошла к мальчику с удочкой в руке, который с величайшей серьезностью удил рыбу.

– Поймал что-нибудь? – спросила она его на своем еще не совсем правильном испанском.

– Скоро поймаю огромную рыбищу, – пообещал он ей важно.

Ивейн вовремя удержалась от смеха, и правильно сделала, потому что уже через полчаса, к изумлению и радости обоих, мальчуган выловил довольно крупную рыбу и пригласил Ивейн вместе с ним отведать ее, поджаренную на костре, разожженном на пляже.

Ивейн настроилась гулять целый день, который обещал быть безоблачным, и, несмотря на размолвку с Рике, очень приятно провела время. Ее нового друга звали Фернандо, у него в сумке лежала целая буханка испанского хлеба, пакет с помидорами и ножи для чистки рыбы.

Они собрали хворост и развели костер, зажаренная рыба была вкусной и пахла дымом, они заедали ее хрустящим хлебом и огромными помидорами. После трапезы они валялись на солнышке, а потом поиграли в волейбол.

Это было так неожиданно, что Ивейн позабыла обо всем, и, только когда мальчик сказал, что ему пора идти домой, она сообразила, что находится в нескольких милях от кастильо. Ее юный друг указал путешественнице, в какую сторону надо идти.

– Но идти туда далеко, сеньорита.

Она закусила губу.

– Рыба была замечательная. Спасибо, что поделился со мной, Фернандо.

– Мне было приятно, сеньорита. – Но мальчик смерил ее немного недоверчивым взглядом – волосы Ивейн растрепались, подол платья вымок, когда она несколько раз бегала в море за мячом. – Вы по правде живете в кастильо, сеньора маркиза? – спросил он.

– Еще как по правде, – улыбнулась Ивейн, протягивая ему руку на прощанье. – Аdios, Фернандо. – Надеюсь, мы еще когда-нибудь увидимся.

Он не пожал ей руку, как она ожидала, а со старомодной церемонностью наклонился и поцеловал ее.

– Наsta la vista [23]23
  Наsta la vista – До свидания (исп.)


[Закрыть], сеньорита.

Когда долговязая мальчишеская фигура исчезла из виду, Ивейн почувствовала себя очень одиноко. Скоро зайдет солнце, матерчатые туфли не годились для длинных прогулок. Однако если стоять здесь и жалеть себя – никогда не доберешься домой, и в лучах предзакатного солнца Ивейн заспешила по дороге, идущей вдоль моря, которую указал ей Фернандо, и рассеянно отметила, что горы Испании тонули в тумане, так что виднелись только их вершины. В лучах шафранового солнца то тут, то там появлялись маленькие клочки тумана и плыли над водой.

Вид был прекрасным и таинственным, но через полчаса Ивейн, остановившись передохнуть, увидела, что солнце, которое уже закатывалось за море, тоже скрыто пеленой тумана. Девушка взглянула в сторону моря, и холодок пробежал по ее спине. Скоро совсем стемнеет! Ей показалось, что морской туман наползает на остров. Ивейн заторопилась и вдруг вскрикнула – нога подвернулась. Она потерла место ушиба и грустно посмотрела на туфлю, лишившуюся каблука.

– Да, сегодня мне не везет, – тихо сказала Ивейн сама себе. Наполненная туманом мгла сомкнулась вокруг девушки, когда она поковыляла дальше, вглядываясь вдаль в надежде разглядеть башни замка.

Волосы Ивейн начали покрываться влагой. Вдруг она услышала ползущий со стороны испанского побережья жуткий, зловещий звук сирен – сигнал о тумане судам, заходящим в гавань, – и заковыляла чуть быстрее, а туман крался за ней по пятам. Ивейн испытывала беспокойство, но не страх. Пару раз ей случалось заблудиться в вересковых пустошах в Комб-Сент-Блейз во время тумана, но, так как она выросла в деревне, Ивейн не паниковала. Этого следовало избегать всеми способами, потому что паника способна завести далеко от дороги, и тогда можно проблуждать много часов подряд.

Девушка сосредоточилась и поняла, что очень скоро влажный туман доберется до ее глаз и придется вооружиться только инстинктом и всей своей выдержкой, чтобы добраться домой. Она знала, что где-то поблизости должны быть дома, но они прятались в неглубоких лощинах между скалами, и Ивейн решилась сойти с обочины дороги, рискуя больше не выбраться на нее.

Она вспомнила, как утром сказала Луису, что в Англии такой солнечный день обычно заканчивается бурей и ливнем. Но и представить себе тогда не могла, что яркое солнце этого острова может вдруг смениться таким густым, таким опасным морским туманом. И вот, пожалуйста, она очутилась в нем и чувствовала себя почти такой же беспомощной, как муха, увязшая в банке с медом. Ивейн было одиноко и холодно, она жалела, что не взяла с собой кофту. Вдруг девушка услышала за спиной звук, на который резко оглянулась.

Впервые за целый час она увидела фары машины, которая быстро ехала в ее сторону, огни пронизывали туманную мглу, как два маяка. Сердце Ивейн подпрыгнуло. Любой ценой она должна остановить машину и умолить подвезти ее… она должна это сделать!

Девушка выбежала на дорогу перед автомобилем. Фары высветили ее белое платье, и водитель резко вильнул, чтобы не наехать на нее. Раздался визг тормозов, а секундой позже, со скрежетом металла и звоном бьющегося стекла, машина врезалась в дерево. Наступила мертвая тишина.

Перепуганная Ивейн подбежала к машине и попыталась открыть дверцу. Кто-то толкнул дверцу изнутри, и, несмотря на окутывающий их туман и косой свет уцелевшей в потолке салона лампы, она узнала высокую худую фигуру, мрачное лицо и черные волосы. От взгляда темных глаз, словно окативших ее с ног до головы горячей волной, Ивейн моментально забыла о холоде.

Так, в тумане, при странном свете тусклой лампочки они молча смотрели друг на друга.

– Вы… целы? – расстроенно спросила Ивейн.

– Да, но, увы, не могу сказать, что благодаря тебе, – язвительно ответил дон Хуан. – Я так понимаю, что ты заблудилась в тумане?

– Да, сеньор. – Она готова была расплакаться от потрясения и от радости видеть его, живого и невредимого, за рулем машины. Бампер был разбит, а когда маркиз попытался завести мотор, послышалось только чиханье. Машина не заводилась. Ивейн знала, что дон Хуан иногда сам водит автомобиль, который специально сконструирован так, чтобы было удобно вытянуть больную ногу.

Когда Ивейн подумала про его ногу, ей стало совсем нехорошо, и она схватилась за ручку дверцы.

– Надеюсь, с ногой ничего не случилось? – проговорила она еле слышно.

– Да все в порядке, если не считать моей машины и настроения. Почему ты не могла просто стоять на обочине и помахать мне, чтобы я остановился? Фары высветили бы тебя в этом белом платье.

– Я… я ни о чем не могла думать, только бы остановить машину. Простите, мне так жаль… а мотор что, совсем сломался?

Он еще раз попробовал включить зажигание, но мотор в ответ только стучал в ватной тишине поглощенной туманом ночи.

– Наверное, двигатель поврежден, – сухо сообщил дон Хуан и, окинув воспитанницу взглядом, подвинулся на сиденье, протянул руку и втащил ее в машину. – Закрой дверь, чтобы туман сюда не вползал, – сказал он.

Ивейн повиновалась, а дон Хуан тем временем открыл отделение под приборной доской и вытащил глухо звякнувшую фляжку.

– Выпей. – Открутив крышку, он протянул ей фляжку. – Ты вся дрожишь, Ивейн.

Она схватила фляжку обеими руками и стала мелкими глотками пить согревающий коньяк.

Его глаза сумрачно мерцали в свете приборного щитка, отчасти от беспокойства, отчасти от злости.

– О, женщины… солнышко пригрело, и вы мчитесь из дому без кофты, совершенно невзирая на погоду и ее прихоти. Достаточно коньяка?

– М-м-м… да. – Она вернула ему фляжку. – Дрожь, кажется, унялась.

– Там, на заднем сиденье, есть плед, если достанешь отсюда.

Она встала коленями на сиденье, чтобы достать плед, нащупала пальцами что-то мягкое и бархатистое и чуть не вскрикнула от радостного удивления, увидев, что плед был сделан из какого-то меха.

– Завернись в него, – приказал дон Хуан. – У тебя платье без рукавов и почти без юбки.

Ивейн почувствовала, как ее щеки вспыхнули от его взгляда, сердце учащенно забилось, когда он наклонился и помог ей укутаться в плед, коснувшись при этом теплыми пальцами ее шеи.

– Я видел Кортеса сегодня вечером в клубе «Идальго». Я спросил, где ты, и он сказал, что ты вернулась в кастильо. Что произошло, Ивейн? Вы что, поссорились?

– Да, мы разошлись во мнениях, – признала она под прицелом темных глаз.

– В чем же?

– Так, ничего серьезного. Вы же знаете, как из ничего начинаются споры.

– Этот молодой человек, как мне показалось, был вне себя от бешенства. Он пытался… заняться с тобой любовью?

– Нет…

– Ивейн, пожалуйста, не лги.

– Он просто хотел меня поцеловать… А я была не в настроении. – Она рассмеялась, стараясь придать всему происшествию вид незначительного пустяка. – Не люблю целоваться до обеда.

– Насколько я понимаю, ты где-то бродила целый день… кстати, без обеда!

– О, у меня был очень вкусный обед, – возразила она. – Я подружилась с одним парнем по имени Фернандо. Он удил рыбу на пристани, и, когда поймал одну, мы съели ее вместе. Мы собрали хворост, разожгли костер и зажарили на нем рыбу, а еще у нас был хлеб и помидоры.

– Ах, Фернандо? Надеюсь, он оказался не таким бойким, как твой предыдущий кабальеро?

– О, он очень галантный и страшно симпатичный. – Теперь Ивейн хохотала уже по-настоящему. – На прощанье он даже поцеловал мне руку!

– Гораздо галантнее было бы с его стороны доставить тебя домой в целости и сохранности.

Вид у дона Хуана был такой суровый, что шалунья не могла не рассмеяться опять. Но он схватил ее за плечи и потряс:

– Что тут смешного?

– Просто этот парень на пляже – ему было всего одиннадцать лет, сеньор.

– Ах ты маленькая чертовка. – Он сжал ее еще крепче. – Значит, дразнить меня, да?

Ивейн посмотрела на него, и смех замер у нее в груди. Она поняла, в какой близкой и интимной обстановке они сейчас находятся, в плену у тумана, что она заперта в машине наедине с мужчиной, который когда-то в Лиме был не менее очарователен и сластолюбив, чем его знаменитый тезка. Она отвела от него взгляд и, отвернувшись, стала смотреть в окно.

– Мы как будто одни во всем мире, – проговорила Ивейн. – А туман скоро рассеется, как вы думаете, сеньор?

– Только к рассвету.

Эти слова прозвучали магнетически, он словно притягивал ее взгляд к себе.

– То есть нам что, придется остаться здесь… на всю ночь?

– Что, пугает такая перспектива? – В глазах дона Хуана мерцая насмешливый огонек. – Подождем немного, может, еще какая-нибудь машина проедет мимо, тогда попросим нас подвезти, а если не повезет, придется искать какое-то укрытие на ночь. Ветровое стекло разбито, видишь? Туман просачивается.

Действительно, он пробирался внутрь маленькими холодными облачками, и Ивейн поплотнее завернулась в плед, сжавшись под ним калачиком. Дон Хуан открыл плоский золотой портсигар и протянул ей.

– Возьми сигарету. Это успокоит нервы, тебе ведь предстоит пережить ужас ночи со мной наедине!

– Теперь ваша очередь меня дразнить, дон Хуан. – Она взяла сигарету, хотя редко курила. Эту привычку Ивейн приобрела за те годы, что служила у Иды Санделл. Порой перекур в кладовке и правда несколько снимал напряжение после взбучки мадам за то, что недостаточно хорошо выглажена кружевная блузка, или за то, что «мисс Пилгрим» зацепила гребнем ее морковного цвета волосы, когда расчесывала их.

Ивейн наклонилась к протянутому им огоньку, и все исключительные события последних нескольких недель словно сосредоточились для нее в этом мгновении. Вся ее жизнь до того дня, когда произошло кораблекрушение, теперь казалась ей каким-то смутным сном. Лишь сейчас, здесь, она жила наяву, так наяву, как никогда раньше. Разбитое ветровое стекло, живые темные глаза, насмешливая полуулыбка, которая чудится ей сквозь сигаретный дым… все это было до болезненности реальным.

– Вам нравятся молоденькие мальчики? – вдруг спросил дон Хуан.

– Да, – улыбнулась Ивейн. – С Фернандо было очень весело, потому-то я так поздно и спохватилась, что мне пора возвращаться домой.

– Значит, замок стал для вас домом?

– В каком-то смысле. – Она встретилась с ним взглядом сквозь клубы табачного дыма. – Надеюсь, вы не против?

– Вовсе нет. Мне кажется, кастильо давно уже ждал, когда появится кто-нибудь молодой и развеет наконец мрачные тени прошлого. Когда придет время…

– …мне уезжать? – вставила Ивейн быстро.

Несколько секунд дон Хуан молчал, и по его глазам невозможно было понять, о чем он думает.

– Да, мне надо будет еще к этому привыкнуть, но сейчас нам следует подумать о том, что делать. Скоро станет совсем холодно, от удара обогреватель, похоже, вышел из строя. Я мог бы попробовать закрыть чем-нибудь трещину в ветровом стекле, но уснуть здесь как следует мы не сможем.

– У вас болит нога, сеньор?

– Да, немного, – признался он. – Иногда даже жалею, что не позволил этим мясникам отрезать ее, но я упрям и не люблю ничего искусственного.

– Сеньор Фонеска рассказал мне, как это случилось, – проговорила Ивейн, с некоторой опаской выказывая свое сочувствие. – Это должно было быть ужасно.

– Не более ужасно, чем для солдата ранение в битве. Просто я отказался потерять ногу, так что всем этим болям, которые порой принужден терпеть, я обязан исключительно собственной воле. – Он улыбнулся, обнажив белые зубы. – Испанцы сурово относятся к самим себе, но и к другим тоже, nina mia. Посмотрите на наши картины, почитайте наши книги, вспомните наших конквистадоров.

– Да, в них есть сталь, огонь и готовность к самопожертвованию, – прошептала Ивейн. – Здесь, на острове, это тоже чувствуется, это написано на лицах жителей. Они похожи на лица с портретов Диаса, а глаза у них словно с портретов Эль Греко.

– Эль Греко хорошо понимал Испанию и ее народ, хотя сам был греком. Может быть, иногда человек из другой страны способен понять нас даже лучше, чем мы сами себя понимаем, а?

Она посмотрела ему прямо в глаза и прочла на лице дона Хуана всю смесь тех природных качеств, которые делали Испанию захватывающе интересной страной – теплой и одновременно жестокой. Люди ее были словно созданы из камня, глубоких теней и жаркого солнца. Они сочетали надменность со страстностью и умели чувствовать и любить жизнь в самых глубинных, могучих ее проявлениях.

– Сеньор Фонеска учит меня всему, что касается Испании, – улыбнулась Ивейн.

– И тебе нравится то, чему он тебя учит?

– Это очень увлекательно, сеньор.

– Что же именно увлекает – люди, история или, может быть, топография?

– Все вместе. Люди, их история, страна, в которой они живут.

Дон Хуан потушил сигарету, глядя на нее.

– Какой букет мудрости и безрассудства в моей воспитаннице, – пробормотал он вполголоса.

– Просто молодость, сеньор.

– Разумеется. – Он наклонился вперед и внимательно всмотрелся в широко расставленные глаза, блестевшие из пушистого пледа темного блестящего меха. – Да, иногда ты кажешься очень молодой, и, тем не менее, я могу понять, почему Кортес кипел от злости, когда я с ним разговаривал. Что ты сделала – дала ему пощечину?

– Нет. – Ивейн усмехнулась. – Я выпрыгнула из машины и убежала от него.

– Он бросился вдогонку?

– Да, бежал за мной, пока я не выскочила на пристань. Там оказалось много людей, так что я была спасена.

– От его нежелательного внимания?

– Да. – Она вцепилась в плед. – Мужчины, видимо, считают, что раз они остались с девушкой наедине, то уже могут … приставать к ней.

– Мы с тобой наедине, nina. – В уголках губ дона Хуана появилась хитрая усмешка. – А ты не боишься, что мои инстинкты возьмут надо мной верх, и я стану приставать к тебе?

– Вы мой опекун, – возразила Ивейн.

– Значит, насколько я понял, от меня ты убегать не собираешься?

Она устремила на него взгляд, не зная, что сказать и осознавая магнетическую силу, таившуюся в этом непостижимом человеке. Складки в углах рта смягчила полутьма, седина не была видна, и на одно головокружительное мгновение Ивейн показалось, что она наедине с молодым, дерзким доном Хуаном, который любил горячих скакунов, который искал счастья, добывая серебро в забытых шахтах, и развлекался с экзотическими женщинами.

Сейчас, наедине с доном Хуаном, она сомневалась в своей безопасности больше, чем с любым другим мужчиной на свете.

К ее облегчению, он отстранился и достал из отделения для перчаток карманный фонарик.

– Предлагаю пойти поискать, где бы нам провести ночь, может, и отыщем какую-нибудь хижину недалеко от дороги. Только возьми с собой плед и накинь на плечи.

Они выбрались из машины на дорогу, едва видную в тумане. Ивейн нерешительно озиралась. Мир вокруг безмолвствовал. Силуэты деревьев смутно темнели в тумане.

– А может, нам лучше остаться в машине, сеньор?

– Нет, – твердо заявил он. – Ты рискуешь простудиться, а у меня скоро разноется нога из-за сырости. Идем, держись поближе ко мне, и я обещаю, что скоро ты уже будешь сидеть у горящего камина и пить дымящийся кофе.

Яркий луч фонарика пронизывал туман, и через некоторое время они оказались на утоптанной дорожке. Ивейн послушно шла рядом со своим покровителем, хромавшим больше обычного. Сырость пробралась в его изувеченную ногу, которую с такими мучениями и трудами удалось заново собрать буквально из кусочков, и Ивейн мучительно хотелось взять дона Хуана под руку – как делала это Ракель – и дать ему хоть некоторое облегчение. Ведь боль всегда сильнее, когда стараешься скрыть ее.