Текст книги "Дыхание песков"

Автор книги: Вайолет Уинспир (Винспиер)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– Вы правы, – она словно отвечала на свои мысли. – Мужчине-властителю лучше оставаться одиноким, если его душою не владеет женщина, самим Богом предназначенная ему в спутницы жизни. Ведь ему нужен покой и счастье. Боюсь, я не дам ему ни того, ни другого. Я поняла это еще в тот первый раз, когда увидела его.

– А где это случилось? – По-женски красивые глаза Ахмеда приняли сочувствующее выражение. И Жанна внезапно подумала, что разговоры о двух его хорошеньких возлюбленных, пожалуй, вовсе не пустые слухи. Сестра Лейла не переставала подшучивать над ним из-за его женолюбия и склонности к флирту. Вот ведь, действительно, все познается в сравнении. Если раньше Рауль представлялся Жанне этаким беспутным гулякой, легкомысленным искателем удовольствий, то здесь, в Эль Амаре, он, как выяснилось, слыл весьма неординарной серьезной личностью, будущим правителем города.

Да, обрести счастье Ахмеду гораздо легче, чем Раулю. Понятно и то, что Рауль связывает свое будущее с мирным и процветающим будущим любимого им оазиса. Он должен для этого сделать очень много… И сделает еще больше, если женится на подходящей ему женщине.

– Мы случайно встретились в саду, – Жанна печально улыбнулась, охваченная тоской по прошлому. – Он был там с доньей Ракелью Корлезой.

– Да-да, с Ракелью. Очаровательная женщина. Рауль всегда восторгался и ею, и ее детьми.

Жанна, опустив глаза, катала хлебный катышек. Ахмед явно не знает, как далеко зашли их отношения. Девушке вспомнился полный слез взгляд испанской мадонны. Как она смотрела на Рауля! Ведь он пообещал защитить ее. Так могут смотреть только очень любящие женщины, страдая от предстоящей разлуки.

– Как все кругом стихло, – заметила она Ахмеду. – Никак не привыкну, что в это время здесь сиеста, и все вспоминаю, как днем шумит и бурлит Лондон.

– Вы так говорите, словно скучаете по дому.

– Не очень, – она оглянулась. Стоявшее высоко в небе солнце ярко освещало голубые изразцы мечети с кружевными минаретами и маленькими решетчатыми балкончиками. Точно такую же мечеть они с Раулем посетили в Беникеше. Тогда Жанна поняла, что он завоевал ее сердце. Удастся ли ей с годами избавиться от этого человека? Вряд ли. Только раз в жизни выпадает встреча с мужчиной, подобным Раулю Сезар-бею, и только раз в жизни можно по собственной воле отказаться от возможности стать женой такого человека.

Если бы все было по-настоящему, если бы испанец любил ее, она, конечно, осталась бы здесь, в надежде доставить ему хоть малейшее удовольствие. Но подумав о том, как дерзок и жесток с нею будет Рауль, когда она надоест ему, девушка запретила себе дальнейшие бесплодные мечтания.

– Хотя я уже влюблена в Эль Амару, – произнесла Жанна тихо, – но хорошо знаю, что должна уехать. Возможно, в некотором смысле я похожа на дона Рауля: хочу от человека или любви или ничего.

– Для такой юной и красивой девушки вы очень мужественны, – Ахмед говорил искренне, без тени заигрывания.

– По сравнению с доньей Ракелью я совершенно заурядна, – улыбнувшись, Жанна коснулась изумруда Романосов. – Испанский камень и предназначен для испанской девушки. По легенде, которую рассказывал мне дон Рауль, он приносит печаль тому, кто носит его не по праву. А я действительно предпочитаю такому великолепию что-нибудь простенькое. Этот камень никогда и не украшал меня по-настоящему.

– Думаю, вы излишне скромничаете, – Ахмед внимательно разглядывал тонкое юное личико. – У вас – прелестные глаза и нежная, как цветок, кожа. Полагаю, Рауль не настолько ко всему равнодушен, чтобы не заметить вашего обаяния. Чисто английского, холодного обаяния.

– Не сомневаюсь, что он его заметил, – сухо откликнулась она. – Я знаю, он забавляется, возясь со мною, но точно так же он возится и с младенцем Лейлы.

– Он видит в вас только ребенка?

– Да, – она звякнула амулетами на запястье, к которым недавно добавилась крохотная золотая лягушка, найденная для нее Лейлой в шкатулке для безделушек.

– Тогда мысли кузена Рауля, наверное, текут не в том направлении! Вы неискушенны, но вовсе не ребенок, – Ахмед рассмеялся и покачал головой, словно в подтверждение своих слов. – Лейла очарована вами, да и принцесса, как я заметил, поглядывает на вас с любопытством.

– Я знаю, и именно поэтому не смею больше задерживаться в Эль Амаре.

– Вы думаете, она попросит у Рауля в день рождения подарок, которого так давно ждет?

– Да, и по его лицу видно, что он так же напряжен, как и я. Сегодня утром, когда я заглянула в его кабинет, чтобы спросить разрешения одной прогуляться по рынку, он не стал возражать. А когда мы были в Беникеше, пришел в ярость от того, что я ушла на souk без чадры. Меня поразило то, как Рауль сегодня посмотрел на меня – словно ему не по себе от одного моего пребывания в кабинете. Он даже поставил кляксу на свой гроссбух, и я, конечно, поспешила уйти. Думаю, я для него скорее помеха, нежели помощь. – Тут Жанна оборвала себя: – Ахмед, не пора ли возвращаться домой?

Он согласился и, расплатившись с официантом, подозвал фиакр, чтобы не подниматься на холм пешком в послеполуденную жару. Фиакр подъехал, и возчик, ворча на то, что кому-то охота ездить по городу в сиесту, согласился доставить их до дому. Копыта неторопливо цокали, фиакр мягко покачивался на рессорах, поднимаясь по склону к Гранатовому дворцу.

Пальмы замерли, словно в восторге, воздев к небу перистые листья, похожие на растопыренные ладони. Белые стены домиков купались в пене ярких цветов бугенвилий; в этот час они казались еще более необитаемыми и словно отгораживались от мира высокими стенами своих двориков. На растрепанных гнездах дремали ибисы; небо полыхало такой ослепительной голубизной, что невольно хотелось прищуриться. Наконец фиакр заехал в рощу. Взгляд Жанны с облегчением остановился на пышной зелени. Среди ветвей мелькали гроздья зреющих плодов, и время от времени какая-нибудь шустрая птаха подлетала и принималась клевать поспевшее лакомство.

Просто не верилось, что такой цветущий оазис находится в самом центре пустыни… настоящие райские сады, в которые вложено немало души Рауля. Он лелеял и пестовал каждое фруктовое дерево, отвоевывая у пустыни акр за акром. Жанна вспомнила его утренний взгляд, и сердце снова защемило… Будто она только и делает, что лезет ему на глаза, мешая работать и думать!

Тогда утром она обиделась и слегка рассердилась. Ей так и хотелось крикнуть ему:

– Ты же сам просил меня поехать в Эль Амару. Уговаривал, настаивал. А теперь ждешь не дождешься, как бы поскорее избавиться! И ведь с самого начала знал, что в ловушку, которую ты приготовил для меня, можем попасться мы оба – девушка из сиротского приюта и внук принцессы. Как это я не заметила опасности! И почему же ты не обратил на нее внимания? С любовью ведь не шутят. С моей любовью к тебе… с твоей любовью к Ракели… и с нашей любовью к принцессе Эль Амары.

Жанна заслонила лицо полями шляпы, пытаясь скрыть навернувшиеся слезы. Если Ахмед их заметил, можно свалить на солнце, которое, дескать, ударило в глаза. Двери внутреннего дворика оказались распахнуты настежь, и по изразцам быстро цокали копыта. Едва фиакр остановился, как из дворика вылетел на солнце рыже-каурый конь, позвякивая подвесками на узде и потряхивая гривой. Пока Ахмед помогал Жанне выйти из фиакра, Рауль – а это он сидел в седле – промчался мимо, бросив на скаку несколько слов по-арабски. Жанна уловила только, как блеснули глаза, а потом увидела быстро удалявшуюся широкую спину.

– В одной из рощ случилось несчастье, – пояснил Ахмед. – Рауль поехал осмотреть пострадавшего. Вы знаете, что он практикующий врач?

– Да, он упоминал об этом.

– Удивительный человек, правда? При такой внешности, казалось бы, сама природа предназначила ему любить женщин, много женщин, а он предпочитает работу. И если уж полюбит женщину – то одну на всю жизнь.

Жанна кивнула и медленно побрела в прохладу покоев. На пороге она остановилась, вспомнив, что именно здесь Рауль вскинул ее на плечо, словно нашалившего ребенка.

Глава двенадцатая

Жанна отправилась к себе, чтобы переодеться во что-нибудь домашнее, а потом вне себя от беспокойства принялась без устали мерить шагами патио. Вскоре к ней вошла служанка Фарима и сказала, что принцесса желает поговорить с нею.

– О Боже, да ведь я не одета как следует, и волосы в беспорядке! – Жанна кинулась к туалетному столику, схватила гребень, тут же уронив его от волнения.

– Пожалуйста? – Фарима, улыбаясь, показала на банкетку и жестами объяснила, что хочет причесать Жанну. Потом подняла гребень и вложила ей в руку серебряное зеркальце с ручкой в виде обнаженной богини. Жанна безропотно подчинялась мягким прикосновениям девушки, а когда наконец взглянула в зеркало, то увидела, что волосы ее приведены в порядок и отливают шелковистым блеском, а легкие мазки крема и пудры скрыли следы недавних слез под глазами.

Она благодарно улыбнулась, и довольная Фарима достала из резного гардероба платье нежной расцветки, сшитое из цельного куска материи, и пару туфелек без каблуков, со слегка загнутыми носками, – бабушей, как их называли здесь. Жанна молча позволила, чтобы ее одели. «Ничего не скажешь, приятно, когда тебя обслуживает молодая девушка, такая мягкая и послушная, – подумала она. – Понятно, почему восточные мужчины имеют целые гаремы». Здешние женщины обладали даром смягчать напряжение, создавать гармонию и покой, а Жанна сейчас нуждалась именно в спокойном расположении духа. Ведь принцесса впервые приглашает ее к себе и будет, конечно, задавать вопросы, отвечать на которые нужно с ясной, холодной головой.

Она поднесла руку к горлу и ощутила биение собственного сердца. На светлой коже, как напоминание об ошибке, сверкнул изумруд. Расширившиеся глаза девушки выдавали ее волнение и тревогу. Что делать, что говорить, если принцесса напрямик спросит, любит ли она Рауля? Притворяться Жанна никогда не умела и, кроме того, хорошо знала: что утаить что-то от женщины гораздо труднее, чем от мужчины. Принцесса Ямила проницательна и просто интуитивно поймет, что такая одинокая девушка, как Жанна, у которой в целом свете – никого нет, не может не влюбиться в красавца Рауля, чьи мужественность и благородство сродни древнеримским, а высокомерие скрывает цельный характер.

Фарима дотронулась до руки Жанны. Девушка с трудом выдавила в ответ улыбку, и они вместе вышли из комнаты, направившись в апартаменты принцессы. Кожаные подметки бабушей слегка постукивали по изразцовому полу. Этим мягким, как пух, восточным шлепанцам здесь отдавалось предпочтение перед европейской обувью. Сквозь кованые завитки оконных переплетов пробивалось солнце, рисуя на полу и стенах кружевные узоры; за спиной остался фонтан, заросший золотой кассией.

Наконец, они остановились перед дверью с выведенной над ней затейливой вязью надписью, по всей видимости, строкой из Корана. Дверь была открыта в знак того, что принцесса готова принять гостью. Жанна помедлила и вошла, вздрагивая и сжимаясь, как котенок.

Ноги ее сразу утонули в мягком восточном ковре. Пахло апельсиновым цветом и розовой водой, над головой тихо урчал вентилятор, отбрасывая мечущуюся тень на стены цвета слоновой кости. В гостиной, богато меблированной диванчиками, маленькими столиками с инкрустацией перламутром, кедровыми ширмами, прихотливыми светильниками-поставцами, стояла приятная прохлада, живописные миниатюры кисти старых мастеров, изображающие охотников в пустыне или влюбленных на берегу пруда, украшали простенки, обшитые деревом ценных сортов.

Комната была так же экзотична, как и сама принцесса, надевшая на сей раз baracan из мягкого серебристого шелка. Тяжелые серебряные серьги подчеркивали ее хрупкость; при первом же взгляде становилось ясно, от кого Рауль унаследовал свои дивные глаза, такие живые, бездонно черные, с мерцающим в глубине затаенным пламенем.

Принцесса протянула вперед руку, кольца надменно вспыхнули, словно приказывая Жанне сесть рядом с их хозяйкой. Девушка подчинилась и оказалась во власти черных глаз, таких же, как у Рауля, внимательно разглядывающих ее, проницательно примечающих все: и юное напряженное личико посетительницы, и ее нервно стиснутые руки, и аккуратную прическу.

– Надеюсь, вы не боитесь меня?

Какой удивительно глубокий голос у такой хрупкой женщины, – подумала Жанна.

– Я волнуюсь, принцесса, – призналась она. – Дон Рауль уже рассказывал вам обо мне, и мне кажется, мое пребывание здесь ставит меня в такое двусмысленное положение, что я просто не знаю, как себя вести.

– Успокойтесь, дитя мое, вы ведете себя прекрасно – за исключением, правда, одного момента, о котором я и хотела поговорить. Но сперва нужно освежиться. Хотите мятного чая или лимонаду? А может быть, миндального молока?

– Пожалуй, лимонаду.

Принцесса улыбнулась, словно предвидела именно этот ответ, и хлопнула в ладоши. Тотчас появилась Фарима с гравированным медным подносом, на котором стоял графин лимонада со льдом, высокие узкие бокалы с серебряным ободком и серебряный кувшин с чем-то, похожим на сливки.

То было миндальное молоко, которое Фарима налила в бокал и подала принцессе. Потом эта стройная девушка в шелковых шальварах, преданно глядящая на свою госпожу, налила лимонаду Жанне и исчезла так же бесшумно, как и появилась. Жанна давно уже знала, что за властностью и горделивостью принцессы скрывается добрая, великодушная натура и слуги обожают ее. Принцесса сохраняла доброжелательное и величавое спокойствие, а Жанна тревожилась, как бы не пасть жертвой ее обаяния. Нужно быть настороже, иначе и оглянуться не успеешь, как признаешься в любви к Раулю, а принцессе, видимо, только этого и надо, чтобы заставить его жениться. Воспитанная в восточных традициях, она, пожалуй, ни на секунду не усомнится, что задача жены – любить и подчиняться, и этого достаточно ее Раулю для покоя и счастья.

– Прошу вас, Жанна, попробуйте вкусное печенье. Мы его называем «газельи рожки». Это – хрустящие слоеные рогалики, начиненные кремом с орехами. Рауль очень любит сласти.

Щеки Жанны чуть порозовели, она взяла печенье и съела его над салфеткой, чтобы крошки не падали на ковер. В самом деле, восхитительно. Интересно, как бы отреагировала Милдред Нойес, если б увидела сейчас свою бывшую машинистку за приятной беседой с настоящей принцессой. Жанна улыбнулась, и темные глаза принцессы немедленно заметили эту улыбку. Может, она восприняла ее, как мурлыканье бездомного котенка, перед которым поставили блюдечко сметаны?

– Рауль рассказал мне, что вы совершенно одиноки. Как же, наверное, трудно не иметь никого рядом. Должно быть, вы потому так замкнуты, правда?

– Я… мне кажется, принцесса, что одних одиночество заставляет искать дружбы, а других – наоборот, избегать ее.

– А вы немножко побаиваетесь людей? Может, вас когда-нибудь обижали друзья, воспользовавшись вашей привязанностью? И вы подобно улитке хотите укрыться в раковине, опасаясь, что любовь доставит вам новые страдания?

– Я знаю, жизнь надо встречать лицом к лицу.

– Жизнь – да. Но мы с вами поговорим о любви. Вы считаете моего внука красивым?

– Оба ваших внука кажутся мне очень привлекательными.

– Вам нравится Ахмед?

– С ним легко.

– У него более легкий характер, чем у Рауля, вы не находите?

– Да, в некотором отношении.

– Вот это меня и интересует. Почему вам с Раулем так трудно, что, находясь в его обществе, вы все время словно хотите убежать и спрятаться? Он сказал, что Хойоса сбежала от него. Какая чепуха! Еще школьницей, веселой и хорошенькой, она глаз с него не сводила. Я и надеялась, что они вырастут, полюбят друг друга и поженятся. Но Рауль очень своенравен. Он, конечно, выполняет некоторые мои желания, но далеко не все.

Принцесса рассеянно коснулась массивного серебряного браслета на запястье, выполненного в таком же тонком восточном вкусе, что и все окружающие ее вещи. Они словно соответствовали ее характеру и уму.

– Так скажите же мне, прошу вас, отчего вы так холодны с Раулем?

– Да я просто по своей натуре сдержанна… – Голос Жанны дрогнул: беседа начинала принимать опасный оборот.

– Такую сдержанность здесь не поймут, дитя мое. Пылкие чувства – они как солнце: в его тепле и свете все сияет и цветет, а зайдет оно или закроется тучами – и мы уже дрожим. Ты избегаешь мужчины с характером, крошка? Кто тебе нужен – робкий юнец, который никогда в жизни не потеряет из-за тебя головы, или мужчина, любовь которого подобна грому и молниям, землетрясению?

С насмешливо-лукавой улыбкой принцесса поглядела на Жанну, потом перевела взгляд на браслет.

– Это – подарок моего покойного мужа, когда он еще не был женат на мне. Рауль похож на него… Знаешь, каково жизненное кредо настоящего испанца? Оставаться до самой смерти прекрасным любовником и любить так, словно завтра – конец света. Испанцы, Жанна, – настоящие мужчины. Темпераментные, страстные и по-детски восторженные. Они могут стойко переносить самые невероятные страдания – и рыдать, как дети, на груди женщины, давшей им огромное счастье. Понять их нелегко, но если женщине посчастливится завоевать любовь испанца, она будет вознаграждена с лихвой.

Притихшая Жанна сидела подле принцессы, поглощенная ее рассказом. Ей, как и всякой влюбленной, очень хотелось узнать о детских проказах Рауля и его юношеских подвигах, но ради него и Ракели она сохраняла маску равнодушной незнакомки, которая не сегодня-завтра уже уедет. Рауль должен жениться по своему выбору. Ради собственного блага и во имя Эль Амары, нуждавшейся в сильном властителе, который мог бы обеспечить здесь надежный мир, покой и процветание.

– Мне понятно ваше желание, принцесса, видеть Рауля счастливым в браке, но вы ошибаетесь, если думаете, что он привез меня сюда в качестве… невесты.

– А для чего же еще, дитя мое? – принцесса проницательно взглянула на нее и улыбнулась. – Чтобы развлечь свою упрямую бабку? Скрасить мое разочарование, вызванное побегом Хойосы, на которой он никогда и не собирался жениться?

– Так вы все знали, принцесса?

– Просто я очень хорошо понимаю своего внука.

– Тогда зачем же вы послали его за нею во Францию?

– Я надеялась, что он взамен привезет Ракель Корлезу.

– Значит, вы догадываетесь, какие чувства он питает к донье Ракели?

Принцесса помолчала, присматриваясь к Жанне, утопавшей в диванных подушках, – стройной, тоненькой, светловолосой. Ее девичью руку тяжело оттягивал огромный изумруд, одна туфелька с загнутым носком висела на кончике изящной ступни.

– Какие чувства он питает к Ракели, дитя мое?

– Он ее любит.

– Ты уверена?

– Она очень красива. Я видела их вместе: она горько плакала оттого, что ему нужно было уехать. Принцесса, почему вы никогда не говорили ему, что знаете о его чувствах к Ракели? Это избавило бы его от множества затруднений.

– Ты так говоришь об этом, словно желаешь ему счастья с какой-то другой женщиной.

– Я ему только друг, не более.

– А он сам признался тебе, как ему дорога Ракель?

– Он так беспокоился за ее обеспеченное будущее, что догадаться о его чувствах было нетрудно. Только очень любящий мужчина может так переживать за счастье и покой своей избранницы.

– Любовь – это прежде всего страсть, милое мое холодное дитя. Любовь – порыв и потребность. Любовь зачастую бывает жестока, а вовсе не добра. Она упряма, все перепутывает, а наслаждения любви порой граничат со страданием. Разве ты этого не знала?

– Нет…

– Тогда скажи мне, моя девочка, одну вещь. Обещаю не выдавать тебя Раулю… ты любишь его?

– О, прошу вас!..

– Неужели тебе безразличен такой высокий и сильный мужчина, с такими огненными, сверкающими глазами? Неужели твое сердечко не начинает биться сильнее, когда он смотрит на тебя?

– Но, принцесса, сердце может биться сильнее и просто от возбуждения.

– Совершенно верно, однако, в твоих жилах, Жанна, не течет горячая южная кровь. Ты холодновата, сдержанна и, не испытывая любви, не позволишь себя обнимать… Лишь настоящий мужчина сможет пробудить в тебе чувства.

– С моей стороны было крайне глупо влюбляться в дона Рауля.

– А ты считаешь, можно заставить себя удержаться от любви?

– Можно, по крайней мере, бороться с влечением.

– Значит, это так ты боролась, когда я впервые увидела вас с Раулем? – принцесса улыбнулась. – Ты мне нравишься, Жанна, потому что обладаешь неяркой, прохладной красотой своих соотечественников, независимостью и мужеством.

– Но я вовсе не красива, – запротестовала Жанна. – Вы очень добры ко мне, но по сравнению с доньей Ракелью…

– Я совершенно не собираюсь тебя ни с кем сравнивать, дитя мое. Ракель – испанка, и вы столь же различны, как камелия и лилия. Каждая хороша по-своему – и не ешь меня своими огромными голубыми глазищами. Ты слишком скромна, pequena [33]33
  Детка, дитя, малышка (исп.)


[Закрыть]. Не сомневаюсь, что Рауль уже оценил по достоинству твою нежную неброскую красу и твою застенчивость.

– Наверно, я раззадорила его любопытство, – согласилась Жанна. – Но в мужчине пламя желания вспыхивает быстро и так же быстро гаснет, если не поддерживается любовью.

– Очень мудрое замечание для твоих лет, Жанна.

– Мне совсем не хочется, чтобы, живя со мной, он непрестанно думал о Ракели.

– Такого не случится, – унизанная кольцами рука принцессы ободряюще сжала пальцы Жанны. – Верь мне, дитя, тебе никогда не придется играть в чьей-то жизни последнюю роль, если ты заслуживаешь первой. Ты способна одарить мужчину огромным счастьем, но лучше не делать этого, если любовь не возвратится к тебе полной мерой. А пока, дорогая девочка, считай себя просто самой желанной гостьей в моем доме. Наслаждайся отдыхом и будь уверена – Раулю очень скоро станет известно, что я знаю его секрет и даю свое благословение на брак с выбранной им женщиной.

– О, он будет бесконечно счастлив, принцесса, – Жанна заставила себя улыбнуться, хоть на сердце словно лежал камень. Ведь стоило только сказать: «Принцесса, я хочу выйти замуж за вашего внука», как для девушки осуществилась бы мечта каждой Золушки. Но при этом мечта осталась бы все той же мечтой, хрупкой, как хрустальный башмачок, и при столкновении с действительностью от нее остались бы одни осколки.

Жанна изо всех сил старалась смотреть на свои отношения с испанцем трезво. Да, она любит Рауля Сезар-бея. Только им-то владеет всего лишь сиюминутное желание, он просто хочет ее… И не надо переоценивать своей красоты: светловолосые и белокожие женщины, естественно, привлекают жителей Востока непривычной для глаз внешностью.

С искренней любовью и благодарностью склонила она белокурую головку и поцеловала пальцы старой дамы.

– Дитя мое!..

– Я всегда буду помнить дни, которые провела в Гранатовом Дворце, принцесса. Никогда раньше не встречала я такой заботы и внимания. Вы все так добры ко мне.

– Неужели никто до сих пор не заботился о тебе?

– Только из дежурной благотворительности.

– Как хорошо, что Рауль привез тебя сюда. Пожалуй, этот дьяволенок не мог бы доставить мне большего удовольствия.

Жанна принужденно улыбнулась.

– В нем действительно немало дьявольского, но за время нашей поездки по пустыне я выяснила, что он бывает и очень добрым. Он пошел в вас, принцесса.

– Мне всегда этого хотелось. Ведь с самого детства он остался на моем попечении и на моих глазах превратился в мужчину, которому суждено управлять Эль Амарой. Надеюсь, он постарается, чтобы мы и дальше жили в покое и относительной независимости. Мир, Жанна, совсем не такое идеальное место, каким хотелось бы его видеть. Здесь слишком много хлопот, а друзей – слишком мало, и никогда нельзя быть уверенным в завтрашнем дне. Но Рауль сделает для жителей Эль Амары все, что в его силах, и к голосу его станут прислушиваться и властители других провинций. В душе я уверена, что он сможет сохранить мир в этой части пустыни. Молюсь об этом, дитя. Молюсь всем сердцем, уже усталым и далеко не таким сильным, как прежде.

Морщинистое, но все еще красивое лицо этой женщины, много лет управлявшей Эль Амарой и теперь готовой передать бразды правления Раулю, омрачилось тенью заботы. Почувствовав, что та устала, Жанна тихонько встала и, улыбаясь, сказала, что боится дольше занимать внимание принцессы.

– Ведь скоро у вас день рождения, и предстоят двухдневные празднества.

– Ты считаешь, что мне нужно собраться с силами? – улыбка принцессы была грустной и немного обиженной. – А ведь когда-то я могла всю ночь напролет вести беседу, отчаянно флиртовать сразу с дюжиной мужчин, а в скачках обгоняла даже сыновей. Ах, какую хорошую и долгую жизнь я прожила, всего в ней хватило: горечи и сладости, печали и радости. Надеюсь, и ты, Жанна, будешь так же счастлива.

– Благодарю вас, – болезненная улыбка, словно судорогой, скривила губы девушки. Уже выходя из этой экзотической пропитанной запахом благовоний комнаты, она в дверях столкнулась с Фаримой, спешившей на зов госпожи. Большие карие глаза улыбкой ответили на взгляд Жанны. Родившаяся и выросшая здесь, в Эль Амаре, она всем своим безмятежным видом подтверждала, как довольны судьбой жители этой провинции. «Какими беззащитными и уязвимыми они станут, если предоставить их самим себе», – подумала Жанна, и одиночество тонкой иглой кольнуло ее в сердце.

Было и радостно и грустно оттого, что беседа с принцессой закончилась, что они откровенно поговорили друг с другом. Значит, проницательная старая дама знала о чувствах Рауля к молодой красивой вдове, но считала их простым увлечением и надеялась, что он все-таки женится на Жанне. Увы! Коль скоро любовь поселилась в сердце, справиться с нею непросто; ее никогда уже не забудешь и от себя не убежишь.

Нет, Жанна убежит… Она уедет с Ахмедом, ускользнет, пока бал будет в разгаре, и не станет прощаться с Раулем, чтобы ее сердце не разорвалось от горя. Принцесса поймет ее, а Рауль скоро позабудет маленькую англичанку-снежинку, что, пролетая мимо, на минутку пробудила в нем любопытство.

Брызнул свет, и Жанна оказалась в одном из многочисленных двориков. Он был явно заброшен: в одном конце старый миртовый куст разметал узловатые, перекрученные ветви, в другом – слишком высоко поднимались одичавшие пурпурные олеандры, а круглый пруд в центре весь зарос цветами. Стена дворика была, словно плащом, одета розовой жимолостью, в гуще которой щебетала одинокая птичка. Низкое гранатовое деревце уже отцвело и роняло алые лепестки на изъеденные временем каменные плиты. Прогретые дневным солнцем камни источали тепло, настоянное на густом аромате эвкалипта.

Это уединенное тихое место вполне подходило к настроению Жанны. Здесь она надеялась справиться с первыми дуновениями неизбывной печали расставания с любимым.

Она уселась на каменный бортик пруда, рассеянно дотронулась до плывущего лепестка и вздохнула ему вслед. Почему же любовь причиняет столько боли? Почему не верится, что все пройдет и время принесет ей исцеление? Откуда такая уверенность, что ее единственной любовью останется Рауль?

Жанна поднялась и стала задумчиво прохаживаться по дворику; солнце в своем темно-бронзовом сиянии медленно клонилось к западу, расписывая небо экзотическими цветами восточного заката.

Взгляд девушки с нежностью и грустью следил за этой переменой. Еще только два дня суждено ей любоваться высокими пальмами, чьи чеканные силуэты вырисовываются на фоне голубого атласного неба, ястребами, величаво машущими крыльями, которые то сверкают в солнечных лучах, то пропадают, сливаясь с ними. Еще два дня осталось слушать песни дрозда, пленника садов, и крики перепелок в те часы, когда сумерки опускаются на пустыню, и в темно-фиолетовом небе зажигаются крупные арабские звезды.

У Жанны перехватило горло и глаза начало щипать. Она совсем уж было собралась вернуться в дом, но тут услышала звяканье шпор и увидела, что из тени арки выступила высокая фигура. Сердце бешено забилось и подбитой птицей упало вниз… Эти широкие плечи, прикрытые длинным плащом, эту гибкую горделивую осанку она узнала бы где угодно. Жанна замерла, притаившись, словно жертва, надеющаяся на милость охотника, а Рауль подошел к ней, снял плащ и укутал ее. Нервы девушки были напряжены до предела. От прикосновения испанца ее словно ударило током и она чуть не вскрикнула. Он молча смотрел на нее. В кронах пальм шептал легкий ветерок, у края пруда колыхались лилии.

– Пребываете в полном одиночестве и некоторой грусти, да, Жанна? Не нашлось ли и мне места в ваших мыслях?

– Я любовалась закатом. Не перестаю удивляться: такое великолепие, такое буйство красок в небе – и вдруг сразу наступает полная тьма.

– Уже зажигаются звезды. А на месяце видна маленькая серебряная рыбка. Взгляните, chica. Вы загадали желание?

Жанна послушно взглянула на изогнутый серебряный светильник, горящий над резными листьями пальм. Месяц сиял ярко и доверчиво, словно глаза ребенка, и на губах Жанны затрепетало единственно возможное сейчас желание: ей захотелось громко, во весь голос, крикнуть о своем горе и попросить у молодого месяца любовь Рауля… А больше она никогда в жизни ничего не попросит у судьбы. Но девушка смогла лишь выдавить принужденную улыбку, притворяясь, что они с испанцем играют в веселую игру.

– Да, загадала, – ответила она. – А вы, Рауль?

– Вы нечасто называете меня просто по имени, – прошептал он. – Что, теперь мы больше друзья, чем раньше?

Она поморщилась в ответ, ибо называться другом Рауля в ее представлении означало быть низведенной на уровень самых разных принадлежащих ему существ: преданного слуги, любимой собаки – поджарой арабской гончей, способной запросто догнать зайца, породистого скакуна, на котором он каждое утро носился по рощам Эль Амары, и его плащ тяжелыми складками бился по ветру, ниспадая с плеч. Как Жанне хотелось прижаться к этим плечам, что есть силы обхватить их руками и сжимать, ощущая сильные мышцы и широкую кость, сжимать, пока ему так же не захочется покорять, как ей – быть покоренной.

О небо, куда девалась прежняя застенчивая машинисточка, знающая не больше младенца!.. Наивная и пугливая!

– Если бы не вы, мне никогда бы не пришлось увидеть Эль Амару, – призналась Жанна. – Я сказала сегодня вашей бабушке, как мне нравится здесь. Аромат цветов, стрекот цикад, даже просто шепот листьев – все завораживает и приводит в восторг, словно в сказке.

– Так вы говорили с madrecita? – В голосе Рауля появилась суровость, будто он хотел упрекнуть девушку за то, что она лишила его возможности соединиться с Ракелью. – Ну и как, интересной была беседа? А можно поинтересоваться, мое имя в ней упоминалось?

– Разумеется, принцесса хотела поговорить со мной именно о вас, дон Рауль, – Жанна взглянула ему в лицо и в слабом лунном свете увидела, что оно так же сурово, как и его голос. – Мне… мне пришлось быть откровенной. Ради нашего общего блага я сказала, что в ваши планы вовсе не входило жениться на мне. И все сложилось прекрасно! Она поняла, как вы… как мы оба относимся к браку, не основанному на настоящем чувстве, заключаемому не по любви, а лишь из долга. Принцесса была так добра. Сказала, что я могу спокойно отдыхать здесь и не бояться: она не станет настаивать на нашей свадьбе.