Текст книги "«Батарея, огонь!»"

Автор книги: Василий Крысов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

Вдвоем на самоходке в тылу врага

Когда самоходка вошла в лощину и немцы потеряли нас из вида, мы повернули на девяносто градусов и пошли на Лозовик. Остановились в километре от села в кустарнике. Уже вечерело, но мы рассмотрели больше двадцати танков в садах на западном краю села.

– Как себя ведет мотор? – спрашиваю.

– Почти нормально. Только по полю не тянет на четвертой скорости.

– Сиди на месте, я сползаю на холм.

С возвышенности определил ближайший танк – по нему-то первым выстрелом и ударим. Это был тяжелый танк, но мы зайдем сбоку.

Самоходка подошла к заросшему кустарником холму и остановилась. Двумя бронебойными снарядами в правый борт Валерий зажег танк. Тотчас открыли огонь все остальные!

– Товарищ лейтенант, а что будем делать, если они пойдут на нас? – с опаской спросил Королев.

– Наверняка не пойдут! Мы их обстреляли, обстановка для них неясная – забоятся, как бы не попасть в тактическую ловушку или на засаду напороться. Заводи мотор. Будем выходить из «треугольника смерти». Двигаемся  на Жидовцы! – А сам подумал: бог его знает, кто там сейчас – наши, немцы?

Уже было совсем темно, когда мы, оторвавшись от артобстрела, остановились у моста водяной мельницы перед Жидовцами. Прислушались. В селе было тихо, даже собачьего лая не слышно. Опасно было проводить самоходку по деревянному настилу. Затаив дыхание, я медленно вел тяжелую боевую машину, и все время перехода то под одной, то под другой гусеницей потрескивали доски, хотя рычаги бортовых фрикционов были неподвижны. Валерий тоже волновался, стоял в проеме люка с пулеметом в готовности открыть огонь.

Наконец мост остался позади, я облегченно вздохнул и остановил самоходку у первой же хаты. Вылез из машины и тихонько постучал в окно. Скрипнула дверь, вышел хозяин, нас оглядел с опаской.

– Есть в селе немцы? – без предисловий спрашиваю.

– Днем не было, а теперь не знаю, – ответил старик.

Поблагодарили и распрощались.

– А теперь, Валера, садись за механика и четко выполняй мои команды. От этого зависит наша с тобой жизнь, если на немцев напоремся.

Тихо, на малых оборотах, самоходка пошла по селу. Хаты уже окутало ночной мглой, но их белые стены хорошо просматривались на темном фоне окружения. Остановились возле знакомой школы, в отличие от белых хат плохо видимой в темноте. Услышав шум мотора, на улицу вышли Иван Мельник и жена его Мария Федотовна, подбежали к нам. Оказалось, немцев в селе нет. Нас сразу пригласили в хату. Пока мы разговаривали, к самоходке подошла группа вооруженных селян, возглавлял их Василий Белокур, он представился и назвал членов своей группы: Иван Ярый, Василий Шимченко, братья – Владимир, Михаил и Николай Аксененко, еще несколько человек. Это были крепкие ребята, все вооружены  нашими автоматами ППШ, припрятанными с сорок первого. Они уже знали о нашем рейде по немецким тылам. Мы им дали две коробки немецких пистолетных патронов по 360 в каждой, а их попросили достать дизельного топлива, горючего у нас оставалось всего километров на тридцать. Мы с Валерием сразу же взялись ремонтировать двигатель, а парни Белокура заняли круговую оборону возле церкви, школы и по берегу Унавы.

Около полуночи над люком появилась голова Белокура:

– Товарищ лейтенант, за Унавой возле дороги от Корнина залегли какие-то люди и молчат, видно, заметили нас.

– Получше замаскируйтесь и внимательно следите за их действиями. Если услышите немецкую речь, стреляйте без предупреждения, – посоветовал командиру группы.

Минут через тридцать неизвестные исчезли, не предприняв никаких действий. Мы так и не узнали, кто там был, но решили, что это вражеские разведчики наблюдали за селом.

Перед рассветом с того же направления подошло несколько бронетранспортеров с пехотой. Остановились на другом берегу. Мы дали в их сторону три осветительные ракеты. Там засуетились, забегали, послышались приказы на немецком. Это послужило командой автоматчикам Белокура, они открыли огонь. Мы с Валерием тоже произвели два выстрела фугасными снарядами. Хотя в темноте прямых попаданий по бронетранспортерам не получилось, но у немцев началась паника, они поспешно отступили, даже не забрав убитых. Мы тоже боялись, что нам не поздоровится, если гитлеровцы такой оравой – бронетранспортерами и пехотой, ворвутся в ночное село, в селе ведь не применишь пушку, пришлось бы рассчитывать только на трофейный  пулемет, с которым мы не расставались с Курской дуги. Но, к счастью, немцы, не зная обстановки, решили отойти, и все обернулось в нашу пользу.

На рассвете послышался скрип телеги, и вскоре мы с Валерием увидели Ярыго и Шимченко, на конной повозке они везли бочку. Сразу на сердце полегчало: заправим самоходку топливом. Методом сифона, через шланг, вставленный в горловину бочки, аккуратно залили в систему питания все двести литров дизельного топлива, не пролив ни единой капли мимо баков. Вроде бы все было не так плохо, двигатель исправен, половина баков заполнена топливом, но на душе было неспокойно. И вчера за весь день, и этой ночью я так и не смог связаться с полком. Вчера, наверное, не хватало радиуса действия радиостанции, но ведь сегодня мы находились значительно ближе. Оставалось предположить, что полк или ведет тяжелый ночной бой, или уже оставил Попельню. Приняли решение перекусить за вчерашние завтрак, обед и ужин, а потом прорываться через немцев к полку в Попельню.

Ребята Белокура по-прежнему дежурили на своих местах, и мы с Валерой зашли в хату Мельника. Мария Федотовна поставила на стол целое блюдо разваристой картошки, соленые огурцы и свежие красные помидоры, а мы открыли две банки американской тушенки и с большим аппетитом закусили вместе с хозяевами. Насыщались мы в весьма высоком темпе, одновременно посматривая в окно, выходившее в сторону перекрестка четырех дорог. Внезапно обостренный слух уловил гул танкового мотора. Все выскочили на улицу. Прислушались. Это был гул дизельного мотора – значит, нашего! Доносился он со стороны Попельни – и все явственнее! Мы с Валерием, оставив у калитки добрых хозяев, побежали к самоходке.

Через несколько минут из-за церкви выскочила комбатовская самоходка, на ходу развернулась и остановилась возле нашей машины. Погорельченко быстро  спрыгнул на землю, поздоровался с нами за руки и бегло проинформировал о ситуации:

– Кольцо окружения прорвали. Сейчас с боями отходим в юго-восточном направлении, на Парипсы и Саверцы. Но у нас ранило Фомичева, тяжело, надо спасать. Экипажем пробиваемся через немцев в Фастов, спасти можно только в тамошнем госпитале. Уже трижды столкнулись почти нос к носу с немецкими танками, – закончил Погорельченко и глянул наверх.

Я вскочил на комбатовскую самоходку! За башней, на танковом брезенте, вытянувшись во весь свой богатырский рост, лежал без сознания мой боевой товарищ командир 1-го взвода Петя Фомичев – голова вся в бинтах, оставлены только щелочки для глаз, носа и рта. Подавляя слезы, с трудом нащупал пульс и с надеждой подумал, возможно, выживет Петр благодаря своему могучему организму. К несчастью, надежды наши не оправдались, позже мы узнали, что он так и не пришел в сознание, скончался в госпитале 31 января 1944 года.

У нас оставалось мало снарядов, Погорельченко дал нам семь штук из своего боекомплекта и заторопился в дорогу, взяв проводником Володю Аксененко из группы Белокура, а меня напутствовал:

– Ты пока держись на этом рубеже, возможно, придется, когда наши будут выходить из окружения, прикрыть их действия, а потом действуй по обстановке.

Трижды крепко обнялись, как у нас было принято перед боем, и комбат забрался в машину. Самоходка устремилась в сторону Фастова.

Около двух часов дня из леса со стороны Попельни внезапно галопом выскочили две пароконные повозки с нашими солдатами. Выяснилось: в районе аэродрома произошел тяжелый бой с немецкими танками, наши части понесли большие потери; этой оставшейся от взвода группе из двенадцати бойцов во главе с сержантом удалось поджечь бутылками с горючкой два танка и вырваться  из окружения; на лесной дороге они еще и атаковали немецкий обоз, завладев конным транспортом.

В нашем «войске» прибыло, теперь нас стало четырнадцать – это уже сила! Да еще Вася Шимченко из группы Белокура попросился к нам в экипаж водителем. Значит, уже пятнадцать! После короткого инструктажа Василий, будучи трактористом, сразу же хорошо повел боевую машину.

Когда стало ясно, что из Попельни больше никто не подойдет, мы двинулись в восточном направлении, на село Ерчики, оставив группе Белокура захваченных бойцами лошадей с повозками. Покидая ставшие нам родными Жидовцы, мы заметили высоко за облаками самолет-разведчик «фокке-вульф» – всегда он был предвестником бомбардировок! Так и на этот раз. Только успел заменить Шимченко за рычагами, как нас настигли четыре пикирующих бомбардировщика. При первом заходе самоходка шла на большой скорости с резкими зигзагами влево вправо – и все четыре бомбы взорвались за кормой! При втором заходе я резко остановил самоходку и дал задний ход – бомбы взорвались там, откуда машина пошла назад! Пока самолеты ушли на разворот, мы успели заскочить в село и встать под крону явора. Люфтваффовцы нас потеряли! Они, конечно, догадывались, что мы упрятались под дерево, но не знали, под какое, а их в селе много. И пришлось им уйти несолоно хлебавши, на этот раз даже не сбросив бомбы. Дуэль одной самоходки с четырьмя «юнкерсами» мы выиграли! Мои десантники, когда ушли самолеты, приподнялись от брони и заметно повеселели, заговорили, даже шутили, помогая друг другу стряхивать землю от взрывов.

* * *

В Ерчиках мы встретили только артиллерийский расчет с 76-мм пушкой, было их пять человек во главе с сержантом. От жителей узнали, что, если двигаться в  прежнем направлении, попадем к немцам, и Жидовцы уже в их руках. Решили до наступления темноты занять оборону, а потом выходить в сторону Фастова.

Пока стрелки и артиллеристы окапывались, пошли с Шимченко посмотреть дефиле – перешеек между двумя прудами, через которое нам предстояло пройти, так как другого пути не было. В селе не увидели ни единой живой души, все попрятались, предчувствуя близость боевых действий. Шимченко шел рядом и угрюмо молчал, видно, переживал за семью в Жидовцах, у него было пятеро детей. Осмотрели дефиле, оно оставляло желать лучшего, но выбирать не приходилось. Мы вернулись к своим.

Около четырех часов услышали гул моторов со стороны села Чернавка, и вскоре из ближнего леса в сторону Ерчиков выдвинулась немецкая колонна. В голове ее с небольшой скоростью шли танк и два бронетранспортера, за ними несколько автомашин с пехотой.

Дали им оторваться от леса и выйти из низины.

– По танку, огонь! – скомандовал расчету пушки в окопе и Валерию, сидевшему у прицела.

Почти одновременно прогремели два выстрела. Оба взрыва обозначились возле самого танка. Танк встал. Внезапность удара застопорила и других. Змеевидная колонна судорожно дернулась и стала распадаться на части. Однако немцы молниеносно оправились от испуга. Первым ударил танк! За ним оба бронетранспортера разразились огнем из крупнокалиберных пулеметов с их чеканно-дробным резким металлическим стуком! И уже вступили автоматы и пулеметы пехоты! Но от второго нашего залпа танк загорелся синеватым огнем! В сизом дыму черными силуэтами промелькнули двое выскочивших из башни. Короткими очередями наперебой заговорили наши автоматы! С башни самоходки косил вражескую пехоту из трофейного пулемета пожилой усатый сержант! Танк горел, и противник начал отходить  к лесу. Отступая, бронетранспортеры обдавали свинцовым ливнем своих мощных пулеметов окопы нашей малочисленной пехоты. Снаряд Валерия разорвался возле самого бронетранспортера, уже заходящего в лес. Второй тоже не успел спрятаться, не отведав выстрела Валерия, и загорелся. Но обоим удалось скрыться в чаще деревьев.

Как только немцы исчезли в лесу, стрельба стихла. В наступившей тишине стали слышны стоны раненых. Приказав экипажу и пулеметчику находиться на своих местах, я пошел к артиллеристам и стрелкам выяснить обстановку. Метрах в десяти от орудия увидел воронку от снаряда, осколком этого снаряда сбило панораму пушки; из расчета оказались ранены трое и контужен командир. У стрелков тоже трое получили легкие ранения. Солдаты спешно перевязывали друг друга. Тяжелораненых уложили на брезент за башню самоходки, там было теплее от моторной брони. В этой суматохе неожиданно появилась двенадцатилетняя Аня, дочка Мельника, ее послал отец предупредить, что к селу подходят крупные силы немцев. Я поблагодарил девочку и, от беды, отослал поскорее домой. Бесполезную без панорамы и снарядов пушку, вынув затвор, столкнули в яму, присыпали землей и замаскировали соломой и ветками.

Уже в сумерках самоходка подошла к затопленному грязной водой дефиле. Рискованно было лезть в это сильно заболоченное, разбитое колесами и гусеницами месиво. Пришлось натаскать толстых бревен и уложить их поперек трассы через каждые полтора метра. Получилось что-то вроде гати, и по моей команде Шимченко медленно повел по ней самоходку. В проеме люка стоял Валерий, по ларингофону командуя водителю, а я и все остальные, кроме раненых, стояли на другом берегу в готовности подтаскивать бревна и, если что, огнем прикрыть переправу. Подминая гусеницами бревна, машина ползла по черной вязкой грязи, колыша землю между  водоемами, все больше погружаясь и постепенно утопая в трясине. Дойдя до середины, самоходка погрузилась уже по башню! И тут мы услышали стрекотание мотоциклетных моторов!

– К бою! – мгновенно отдал команду.

Через минуты из-за углового дома выскочили два мотоциклиста. Попав под огонь стрелков, немцы стали с ходу разворачиваться. Один был сразу убит. Другому, наверняка раненому, чудом удалось скрыться за дом и умчаться. Но теперь следовало ожидать появления танков! А у нас самоходка сидит на днище и гусеницы ее вращаются вхолостую, выбрасывая фонтаны грязи! Решили подложить самое большое бревно. Тащили его волоком, двигаясь по грудь в ледяной грязной жиже. До самоходки оставалось еще метра три, когда в село опять въехали немцы, уже на трех мотоциклах – а в колясках в боевом положении угнездились пулеметчики!

– Валерий! Из пулемета! Огонь!

Валерий открыл огонь сразу по всем мотоциклам, полосуя их длинными очередями! Немцы залегли за бугор – и сразу заговорили все три их пулемета! Началась перестрелка! В нее сразу включились наши солдаты с другого берега! А мы сидели в болоте! Пули били по самоходке, заставляя нас прятаться за корпус, от студеной воды цепенело тело, не слушались руки и ноги, но я больше волновался за раненых на броне – как бы не попали под пулеметные очереди! Положение сделалось тяжелое: я понимал, когда стемнеет, немцы смогут обойти нас и тогда уж ни за что не дадут нам вырваться из этой трясины! Скомандовал:

– Валерий! Давай из орудия! Огонь!

Раненый артиллерист тяжело перевалился в башню и одной рукой зарядил пушку. Прогремел выстрел! Затем еще два! И наконец мы услышали шум удаляющегося мотоцикла – одного мотоцикла!

С большим трудом бревно было уложено впереди машины и зацеплено запасными пальцами траков. Взревел мотор! Гусеницы затянули под себя бревно, приподнявшее нос машины, и самоходка с силой выскочила на твердый берег!

Еще около часа наша группа находилась возле крайних хат, готовясь к ночному марш-броску, хотя мы точно и не знали, где сейчас наши войска. Радиосвязи с полком по-прежнему не было.

Прорываемся к своим

Стемнело, и самоходка по полевым дорогам, хорошо знакомым Василию Шимченко, медленно двинулась на северо-восток, к Фастову. Раненые лежали за башней, остальные разместились возле десантных скоб, а мы с Валерием, высунувшись из люка, стояли на сиденьях командира и заряжающего, он – с пулеметом, я держал под рукой десять оставшихся гранат.

Два населенных пункта, занятых немцами, проскочили на максимальной скорости с ураганным огнем из всех автоматов и пулемета. Немцы оба раза не успели среагировать, открывали огонь, когда мы были уже далеко.

День тихо простояли в лесу. Едой делились, у кого что было. Когда стемнело, двинулись дальше. Населенные пункты и большие дороги обходили, чтобы не столкнуться с танками. Драться с ними нам было нечем, в запасе сиротливо стояли три последних снаряда. И все-таки, как ни остерегались, при подходе к дороге между Кожанкой и Дмитриевкой мы почти столкнулись с большой танковой колонной, шедшей точно поперек нашего курса. Ночь спасла, они, слава богу, нас не заметили, и мы, схоронившись в кустарнике метрах в двухстах от дороги, наблюдали, как двигается с включенными фарами длинный караван немецкой техники – танки, самоходные орудия, автомашины с пехотой, артиллерийские  тягачи с орудиями, бронетранспортеры. В двух-трех километрах за колонной могли следовать подразделения тыльного прикрытия, состояли они, как правило, из танков и моторизованной пехоты, нам нужно было успеть проскочить через дорогу до их подхода. Времени в обрез!

– Всем подготовится к бою! Механик, вперед! – отдал команду, и самоходка пошла на сближение с хвостом вражеской колонны.

Выскочив на шоссе, самоходка развернулась в конце колонны, отрезав хвост из пяти-шести машин с пехотой! Немцы не ждали угрозы! Шквал пулеметно-автоматного огня, разрывы гранат, удары по машинам самой самоходки – ошеломили противника! За эти несколько трагических для врага минут по нашей группе не было сделано ни одного выстрела! Часть идущих впереди машин остановилась, но и оттуда огня не открыли, вероятно, не разобравшись в происходящем сзади. Но вот в небо взвились ракеты – сигнал к бою! Поздно! Буквально за две минуты мы скрылись в лесу, стали недосягаемы для врага!

Метров через пятьдесят самоходка вышла на лесную дорогу и остановилась. В лесу было темно и тихо... А мы все не могли отдышаться, сердце колотилось где-то под горлом, в ушах еще звучали крики раненых, скрежет металла, автоматные очереди, разрывы гранат!.. Все разговаривали шепотом, оружие держали в готовности ударить огнем – враг был рядом и наткнуться на него можно было в любую минуту.

Я опустился в боевое отделение и при свете карманного фонаря сориентировался по карте. Мы оказались в большом лесном массиве западнее Фастова, лесная дорога вела к населенному пункту Веприк. Решил двигаться по ней до выяснения обстановки.

От самого села Ерчики, где мы узнали, что немцы заняли Жидовцы, у меня щемило сердце за судьбу семьи  Василия Шимченко, немцы, узнав о его уходе с Красной Армией, могли всех расстрелять. Поблагодарив за помощь, сказал Василию, чтобы он шел домой.

Лишь в 1970 году, будучи в Попельне и Жовтневом (бывшие Жидовцы), я узнал от Ивана Афанасьевича Мельника и заместителя редактора газеты «Перемога» Виктора Васильевича Романенко, что Василий тогда благополучно добрался до дома. К сожалению, с самим Василием встретиться мне не удалось.

А в ту далекую ноябрьскую ночь сорок третьего самоходка шла по темному незнакомому лесу, без света, за все часы не встретив ни единой живой души. Шли мы на север, не зная, ни где находятся наши войска, ни в чьих руках этот лесной массив, по которому мы движемся. Эта неизвестность в ночном лесу действовала на людей угнетающе, все напряженно вглядывались во тьму, хватаясь за оружие от криков совы или филина – удивительно, как по-человечески они звучат.

Только на рассвете мы вышли на опушку леса у села Веприк. В нем оказались наши войска! В передовом КП корпуса мы и узнали, что наш полк находится в районе населенного пункта Трилесы, километрах в пятнадцати от Фастова.

В Фастове передали в госпиталь раненых, и около полудня вместе с десантом прибыли в полк.

Нашему неожиданному возвращению обрадовались и друзья, и командование. Оказалось, наш экипаж по истечении этих трех дней уже включили в список безвозвратных потерь.

Так закончился рейд нашей самоходки в тыл врага.

Рассказ зампотеха Ишкина

С Василием Васильевичем Ишкиным мы не спали всю ночь, от него я узнал о тяжелых боях в Попельне и как выходили из окружения.

От Киловки до Попельни колонне «татр» с трофеями удалось лесными дорогами добраться без происшествий. Но кольцо окружения вокруг поселка почти замкнулось, наши части вели кровопролитные бои.

– Счетникова и Васю Плаксина, мы, как вернулись в полк, сразу перенесли в госпиталь. Оба они скончались в Попельне на второй день, – рассказывал Василий Васильевич. – Утром одиннадцатого немцы начали подготовку очередного наступления. С восьми до девяти сильно бомбила авиация, потом били реактивные минометы и артиллерия – сотрясало весь поселок, горели дома! Наши все укрылись в щелях, окопах, машинах, блиндажах, только у стереотруб, перископов и прицелов дежурили офицеры и наводчики. В десять, как всегда точно, за огневым валом артиллерии, одновременно с трех сторон, несколькими эшелонами пошли в атаку танки с пехотой. Это была бронированная лавина! А в полку, как помнишь, осталось всего двенадцать самоходок да танк комполка. Когда они подошли метров на восемьсот, экипажи открыли огонь. Начался неравный бой. Долбим их по лобовой броне, вспыхивают разрывы, а им хоть бы что! Идут! Я уже начал было волноваться, но тут Савушкин из своей «пантеры» поджег головной танк! Они сразу задергались, темп наступления снизился. Потом с близкого расстояния сумели поджечь по одному танку Валя Макаров и Поршнев. И фрицы застопорились, вовсе остановили наступление. Но, оказалось, они ждали подхода второго эшелона! И снова пошли напролом! Наши, уже в ближней схватке, успели поджечь по одному танку – я рассмотрел, не промахнулись экипажи Коли Стебляева и комбата Леонтьева. Еще два танка подбили Поливода и Петя Колесников. Но и у нас горели две самоходки – Хлусова и Томина. Экипаж нашей «пантеры» успел спалить трех своих «сестриц», пока немцы поняли, что мы используем их оставленный танк. И тут уж взялись! Сосредоточили  по «пантере» огонь не менее десяти танков и таки сожгли ее.

На взвод Фомичева шли пять танков! Экипаж самого Пети бился с тремя «тиграми»: маневрировал, атаковал из-за домов, построек – и поджег два танка буквально в упор! Но потом самоходка загорелась, Фомичева тяжело ранило. Ну, ты его видел, мне комбат рассказал, как на тебя вышел, когда Петра в госпиталь вез.

Мы бы еще дрались, хотя положение сложилось очень тяжелое, но из северной части поселка, не выдержав давления, начали отступать бригадовцы. Они оказались еще в худшем положении, чем полк. Да и танки у них английские, со слабой броневой защитой и 40-мм пушками, не могли они противостоять «пантерам» и «тиграм». Тогда комбриг приказал отступить и нашему полку.

Когда оставляли Попельню, прорываясь к Северцам, в центре поселка еще слышался танковый бой, но Мельников почему-то не принял никаких мер по деблокированию. Лишь на второй день от партизан мы узнали, что в полном окружении, в одиночестве билась с танками наша самоходка. Когда машина сгорела, людям – все были ранены, истекали кровью – удалось перебраться в погреб сгоревшего дома, оттуда отбивались от наседающих немцев автоматами и гранатами. На предложение сдаться ответили стрельбой. В общем, героически погибли. Все. Выяснилось, что это был экипаж Коли Стебляева.

К ночи того дня, когда вырвались из Попельни, заняли Северцы. Утром 12 ноября выбили немцев со станции Кожанка, там, на станции, и получили по радио приказ комкора на выход из окружения. Остановились в районе сахарного завода, надо было подготовиться к прорыву.

Немцы уплотнили кольцо окружения, и первые две попытки прорваться не удались, потеряли на этом два танка и самоходку. Положение стало критическим. Комбриг Луппов установил связь с партизанским отрядом  Шамиля Мугакова и одновременно подготовил донесение командиру корпуса с просьбой оказать помощь авиацией. Но как доставить донесение?! Выделили самоходку Васи Русакова, за старшего поехал помначштаба Степанов. Они не только доставили донесение, еще и два танка сожгли, когда прорывались через порядки немцев. Так что в третий раз бросок поддерживал полк штурмовиков Ил-2, бились и партизаны. Прорвались мы почти без потерь. – Василий Васильевич замолчал, опустил голову, я видел, что-то его мучает, и он заговорил: – Ты, Вася, не думай, я за тебя все время переживал: как вы там, вдвоем, в тылу у немцев... Никто не знает, как я ругал себя, что не оставил вам ни одного автоматчика!

Вот так повинился мой друг. Я, в свою очередь, рассказал ему о нашем рейде по тылам.

За разговорами уснули мы только под утро. А в шесть наш Митя Медин, сын полка, затрубил подъем.

Мы уже заканчивали завтрак и собирались идти на построение, когда меня перехватил особист-контрразведчик лейтенант Шваб Исаак Гиллевич, поздравил с возвращением и рассказал о радиоперехвате во время нашего рейда. Когда мы Попельню захватили, то захватили там и радиостанции немецкие, и Шваб в эфире работал, ловил разговоры противника, он владел немецким.

Как оказалось, в кортеже из семи легковых машин, который шел во главе колонны «татр», ехал начальник тыла танковой дивизии СС «Адольф Гитлер». Мы ведь тогда одну легковушку разбили вдребезги, но остальные-то успели в лес заскочить. И вот Шваб такой разговор перехватил.

Немец-начтыла докладывает командиру дивизии Дитриху:

– Господин генерал, у нас тут русские танки! Громят наши тылы!

Тот спрашивает:

– Сколько их?

Начтыла отвечает:

– Не знаю сколько, но много! Бьют наши машины!

По этому докладу генерал Дитрих и направил, сняв от Попельни, большую группу танков в район сел Лозовик, Киловка, Котлярка. Это против одной-то самоходки! Чем и воспользовался Луппов. Так что задание мы выполнили! У меня ведь задача была – панику поднять и отвлечь силы немцев, чтобы приостановить их наступление на Попельню. Что нам и удалось: полк и бригада вырвались из окружения. Не зря погибли Виктор Счетников и Вася Плаксин! Получается, большое дело мы сделали! Только Луппов мог додуматься до такого! Умный был мужик – командир 71-й мехбригады, которую поддерживал наш 1454-й полк.

Доскажу здесь о лейтенанте Швабе. После войны мне рассказали, как он погиб. Чуждый мне был человек, но, отдаю должное, храбрости у него не отнимешь. 13 февраля 1945 года в штаб полка поступил сигнал, что в населенном пункте Мариеншпринг появились нацисты. Швабу его начальство приказало выехать туда и разобраться. Когда его «виллис» подошел к селу, навстречу выскочило человек 50 эсэсовцев и сразу же открыли огонь по машине. Шваб, поняв, что отступать бесполезно, открыл ответный огонь из автомата. Открыл огонь и его водитель Ларченко. Оба стреляли, пока не погибли. Эту картину боя видели наши фельдъегеря Некрасов и Андреев, незаметно подъехавшие на мотоцикле под треск автоматных очередей. Они слышали, как Шваб, отстреливаясь, кричал на немецком – проклинал фашистов! Почтальоны, развернув мотоцикл, быстро доложили в полку о случившемся. По боевой тревоге в район происшествия вышла батарея Коли Поливоды с ротой автоматчиков. При подходе к населенному пункту группа разделилась на две части, чтобы не допустить отхода фашистов. Эсэсовцы оказали упорное сопротивление  и были уничтожены огнем самоходок вместе с домами, из которых вели огонь. Вечером похоронили Шваба и Ларченко со всеми воинскими почестями.

* * *

Тем утром, на следующий день после нашего возвращения из рейда, перед развернутым строем полка с развевающимся на ветру Боевым Знаменем выступил майор Мельников. Сделал детальный разбор прошедших боев, указав на наши успехи и промахи, а также на сильные и слабые стороны немецких танков и самоходок:

– В Попельне мы сожгли и подбили порядка двадцати танков. Наши потери: четыре самоходки. Поздравляю личный состав с боевыми успехами. Мне поручено также передать благодарность нашему полку за успешные действия от командующего 3-й гвардейской танковой армии генерала Рыбалко и командира мехкорпуса генерала Малыгина.

В 1976 году нам с Василием Васильевичем Ишкиным довелось побывать в День Победы в Лозовике и Киловке, после войны эти села были объединены в одно – Миролюбовку. Пожилые селяне хорошо помнили драматические события сорок третьего и рассказали, что о рейде нашей самоходки до сих пор ходят легенды. Оказывается, мы с Валерием чуть ли не месяц орудовали по немецким тылам, терроризируя оккупантов: днем прятались в лесах, а ночами выходили и громили врага! А уж сколько немчуры погубили да техники их сокрушили – не счесть!

Вспомнили с сельчанами и тех ребят с винтовками, что собирали нам шоферов для колонны «татр». Судьба одного из них, Модеста Мицерука, была мне известна, он окончил Харьковское танковое училище и в звании лейтенанта прибыл к нам в полк в Николаевск-на-Амуре. Просмотрев его данные, я спросил:

– Помнишь ты события ноября сорок третьего у своего села?

– Конечно, помню!

– А почему пошел в танковое училище?

– Потому что мы с ребятами взобрались тогда на водокачку и наблюдали, как одна самоходка крушит целую колонну. Я и уверовал в мощь брони. Вот, выучился на танкиста, – ответил он с гордостью.