Текст книги "«Батарея, огонь!»"

Автор книги: Василий Крысов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

Часть третья.
1-й Украинский фронт

Глава шестая.
В боях за Киев

 Сентябрь – ноябрь 1943

На переформировании под Москвой

Поздней ночью 24 сентября 1943 года полк прибыл вместо первоначально назначенных Мытищ на уже знакомую нам железнодорожную станцию Пушкино. Разгружались при полном освещении, даже не верилось, что можно не опасаться налетов авиации. Разместились в том же сосновом бору, на тех же наркоматовских дачах. В первый же день все после долгого перерыва помылись в настоящей бане и крепко уснули в отведенных нам деревянных коттеджах.

Следующим утром сразу после завтрака мы уже получали новые самоходно-артиллерийские установки СУ-85, созданные, как и СУ-122, на базе среднего танка Т-34. В первую очередь нас интересовали тактико-технические данные новой машины сравнительно с СУ-122. По весу, скорости, маневренности, проходимости, запасу хода и броневой защите самоходки почти не отличались, но в вооружении разница была значительной. 85-мм пушка по сравнению с гаубицей на СУ-122 имела начальную скорость полета снаряда 792 м/сек, вместо 515. Дальность прямого выстрела составляла 800–900 метров по танку и 600 – по орудию, то есть более низкой цели. Скорострельность новой пушки, имеющей унитарные патроны, была в три раза выше,  чем у гаубицы, имеющей раздельное заряжание, а боекомплект увеличился с 40 до 48 снарядов. Изменился и внешний вид самоходки: новые машины благодаря длинному стволу орудия выглядели более внушительно.

Произошло пополнение личного состава. Не теряя времени, штаб полка оперативно произвел перераспределение членов экипажей, включив в каждый экипаж опытных фронтовиков. В нашей батарее экипажи обновились почти наполовину, прибыли и три новых офицера. Вместо погибшего на Курской дуге комбата Шевченко был назначен старший лейтенант Погорельченко. В 1-й взвод на место Порфирия Горшкова прибыл младший лейтенант Русаков, а в наш взвод вместо Леванова, раненного в Посадках, прибыл младший лейтенант Макаров.

Знакомство с новичками произошло быстро, по-фронтовому. Комбат Погорельченко был на год старше меня, брюнет с темно-карими глазами, взгляд проницательный, волевой, правильные черты лица; стройная, выше среднего роста фигура с чуть заметной сутулостью. Взводный Русаков – блондин с голубыми глазами и орлиным носом, производил приятное впечатление; высокий, худой, с еще не оформившейся фигурой, он был, наверное, самым молодым офицером в полку, ему только минуло восемнадцать. Макаров, командир моей второй самоходки, был старше меня ровно на десять лет; садовод по прежней специальности, он не имел военной выправки, но был хорошего телосложения, чуть ниже среднего роста, гармонично сочетались античный нос, рыжие волосы и карие, с искорками юмора глаза, в сочетании с простодушным характером все это импонировало батарейцам.

На новых самоходках экипаж состоял из четырех человек, поэтому у нас забрали старину Емельяна Ивановича Бессчетного, его перевели заряжающим в экипаж Хлусова. Механиком-водителем вместо Олейника назначили  младшего сержанта Счетникова, 19-летнего юношу из Саратовской области, он прошел трехмесячную подготовку в учебном танковом полку.

С первого же дня штаб полка организовал занятия по изучению орудия, боеприпасов и телескопического прицела. Одновременно изучались приемы действий при орудии и устранение в бою возможных неисправностей. Занятия побатарейно проводил начальник артвооружения полка капитан Михаил Петрович Проявкин – кадровый офицер-артиллерист, отлично знающий свое дело. Высокий стройный капитан с указкой в руке по памяти четко докладывал нам характеристики, устройства орудия и его систем, приборов стрельбы и наблюдения. Сложную маркировку снарядов он излагал, даже не глядя на сами снаряды. Занятия по материальной части самой машины и правилам ее эксплуатации вел новый заместитель комполка по техчасти инженер-капитан Васильев, назначенный вместо выбывшего по ранению Комиссарова. В его методике изложения чувствовалась академическая подготовка, особенно по риторике.

На том и другом занятиях экипажи слушали очень внимательно и сосредоточенно, понимая, что все эти познания пригодятся в бою, к тому же сказанное нужно было запоминать, так как делать какие-либо записи категорически запрещалось.

Сколачивание подразделений было уложено в три недели и завершилось тактическими учениями с боевой стрельбой в сложных условиях как местности, так и боевой обстановки. После чего полк погрузился в два эшелона и двинулся, опять «зеленой улицей», на запад, к фронту, каждый состав тащили два паровоза.

На пути следования особых происшествий не было, если не считать случая на станции Льгов-2, когда к нашему первому эшелону, в нем находились техника с экипажами и командование, пристала отставшая от санитарного  поезда очень молоденькая и очень симпатичная медсестра Валя, видимо, ею двигали чувства патриотизма и романтики, желание принять непосредственное участие в боях; так она и осталась в полку.

Форсируем Днепр

Эшелон с машинами и командованием разгрузился на станции Бобрик; второй эшелон, с тыловыми подразделениями, на станции Лебежки, поблизости от Дарницы, тогдашнего левобережного предместья Киева. 3-я гвардейская танковая армия генерала Рыбалко, в состав которой влился наш полк, в это время уже заканчивала скрытную переброску войск с Букринского плацдарма, расположенного южнее Киева, на Лютежский плацдарм – севернее украинской столицы. Передислокация на север происходила только по ночам, боевая техника – танки, самоходки, машины, двигалась с выключенными фарами; тогда как на юг шли трактора с ярко горящими в ночи включенными фарами, создавая впечатление у врага, что наступление готовится на юге. Эта «длинная рокировка» танковой армии, как и задумывал командарм Рыбалко, ввела в заблуждение немецкое командование, которое сочло, что русские усиливают Букринский плацдарм.

Вместе с армией полк совершил ночной марш на север, сосредоточившись в сосновом лесу между селами Лебедовка и Новоселки, и уже следующей ночью на 30-тонных паромах начал переправу на правый берег Днепра.

Участок переправы обстреливала тяжелая артиллерия противника, вражеская авиация наносила бомбовые удары, непрерывно освещая берег подвешенными на парашютиках осветительными ракетами. По радиосигналу зампотеха Васильева очередная самоходка выходила из леса и во мгле ноябрьской ночи, не включая фары и подфарники, ориентируясь только по зеленым  огонькам карманных фонарей регулировщиков, двигалась к берегу. Надрывно ревели моторы, опытные механики-водители Олейник, Гречук, Гречин, Амелечкин, Зеленский, Борисовский, Захаров, Творогов и Мукумбаев по песчаной толще берега, бороздя днищем грунт, подгоняли свои самоходки, сноровисто ставили на паром и вылезали из машин, на период форсирования попадая в распоряжение командира буксирного катера. Мы, находясь на исходном берегу, с содроганием сердца переживали переправу каждой самоходки, в свете подвешенных над рекою ракет было хорошо видно, что река кипит водоворотами и вздымающимися фонтанами воды – катера тащили паромы сквозь сплошные разрывы снарядов и бомб! От близких разрывов паромы бросало и кренило, самоходки опасно скользили по настилу, хотя были намертво закреплены тросами и скобами.

Нашу батарею перетаскивал катер, которым командовал одетый в штормовку рыжебородый старшина богатырского телосложения – настоящий «морской волк» по внешности и твердости действий! Используя возникавшие тени, он смело и решительно, на большой скорости раз за разом протаскивал паром через бурлящую разгневанную взрывами и ветром черную пучину реки. И все шло хорошо, хотя мы и натерпелись страха за свои машины. Но уже перед самым рассветом метрах в десяти от искомого правого берега сильным близким разрывом паром так качнуло, что самоходка Васи Русакова, порвав тросы, оказалась в воде вместе с разгильдяем-водителем Шалагиновым. Из глубины выступал только штырь антенны! Но исключительно четко сработала служба эвакуации! По команде старшего техника-лейтенанта Сапко слесари-ремонтники Дронов и Шимраенко сразу же нырнули в ледяную темную воду и на ощупь одели «серьги» тросов на передние буксирные крюки затонувшей самоходки. Шалагинов уже было  приготовился покинуть самоходку, находясь на своем сиденье по пояс в воде, но, услышав удары по машине, понял, что ее цепляют, и от выхода воздержался. Танковый тягач быстро вытащил машину из водяного плена.

Самоходка стояла на берегу, вода из нее текла малыми водопадами, открылся верхний люк и из башни вылез Петька Шалагинов в хлюпающем комбинезоне. При свете ракет было видно, как он дрожит, лицо побелело от холода да, наверное, и от испугу. Первым к нему подошел зампотех Васильев и крепко отругал нарушителя: не разрешалось при переправе находиться в машине! Но тут же сменил гнев на милость, достал фляжку, налил стакан водки (у него всегда имелся в кармане стеклянный стакан) и поднес провинившемуся:

– Выпей, а то заболеешь!

Быстро притащили белье, обмундирование, телогрейку, Шалагинов, все еще клацая зубами, сразу переоделся в сухое и с экипажем пошел сливать воду и приводить в порядок свою машину.

Уже на рассвете паром в последний раз причалил к правому берегу, и хвостовая самоходка, проворно выскочив на крутояр, юркнула в кустарник.

Полк, прибывший в распоряжение командира 9-го механизированного корпуса генерала Малыгина, расположился в девственном хвойном лесу, надежно укрывшись от авианалетов под кронами деревьев. Тяжелые снаряды дальнобойной артиллерии изредка ударяли в толстые стволы деревьев, расщепляя их с сильными глухими разрывами, крупные осколки снаряда, разлетаясь большим перевернутым конусом, свистели над нашими головами и падали в расположение батареи.

Экипажи тщательно готовились к предстоящим боям, понимая, что противник приложит максимум усилий, чтобы удержать Киев.

Переходим в наступление

На рассвете 3 ноября тысячи орудий и минометов открыли массированный огонь по вражеской обороне. Огненными серпантинами неслись реактивные мины знаменитых «катюш», наносила бомбовые удары авиация, затем перешли в наступление наши соседи слева – войска 38-й армии генерала Москаленко и 5-го гвардейского танкового корпуса генерала Кравченко.

Мы же целый день провели в томительном ожидании приказа на наступление. Но его так и не последовало. Лишь около трех часов ночи нашего комбата вызвали в штаб полка. Вернувшись, Погорельченко собрал офицеров и объявил задачу:

– Утром полк переходит в наступление в первом эшелоне 3-й танковой армии в направлении: дачи Пуща-Водица – Пильник – Беличи – Святошино. В голове эшелона пойдут войска 23-го стрелкового корпуса.

Сон у всех как рукой сняло! В темноте экипажи складывали и убирали за башни большие танковые брезенты, снимали чехлы со стволов, укрепляли шанцевый инструмент и тщательно проверяли, вновь протирая, прицелы и приборы наблюдения, средства связи, автоматы, пистолеты, ЗИП – запасные инструменты и принадлежности к машине и пушке.

Канонада южнее и левее нас не смолкала со вчерашнего утра, время в ожидании наступления тянулось мучительно. Только в девять утра полк походной колонной начал выдвижение в южном направлении. Миновав населенный пункт Яблонка и высоту 132.0, мы вышли на край леса и здесь заняли исходное положение.

Внезапно раздалась команда на построение. Перед стоящими в линию с интервалами в десять метров самоходками выстроился личный состав при развернутом Боевом Знамени. Рапорт командиру полка отдал начштаба майор Авдиевич. Поздоровавшись с полком, майор Самыко открыл митинг, что для нас явилось  большой неожиданностью, так как раньше в бой вступали всегда с ходу или в конце артподготовки – без всяких напутствий, да и боевой приказ иногда отдавался на ходу по радио. А тут вдруг целый митинг!

Первым выступил замполит полка Гриценко, зачитал «Обращение» Военного совета 1-го Украинского фронта к войскам. В «Обращении» говорилось, что нам выпала великая честь участвовать в освобождении столицы Украины, что борьба за Киев – это борьба за всю Украину, за окончательный разгром немецких оккупантов и изгнание их с советской земли. Люди слушали слова «Обращения», затаив дыхание, торжественную тишину не могли нарушить привычные звуки передовой – артиллерийская канонада, изредка пролетающие с вибрирующим шипением снаряды, глухо рвавшиеся где-то в лесном массиве, да высоко за облаками слышался гул самолетов. Зачитав «Обращение», Гриценко добавил несколько слов от себя:

– Товарищи! Нам выпала поистине историческая миссия! Освободить великий древний Киев! Так освободим же его к двадцать шестой годовщине Великого Октября!

За Гриценко выступили комвзвода лейтенант Хлусов, командир самоходки лейтенант Некрасов и комсорг нашей батареи наводчик моего экипажа старший сержант Валерий Королев. Каждый от имени комсомольцев полка выразил решимость разгромить врага. И все выступающие клялись к празднику Великой Октябрьской революции освободить Киев и отомстить немцам за погибших товарищей, за погубленных советских людей, за сожженные города и села.

После короткого напутствия комполка войска перешли в наступление. Артподготовки атаки на нашем участке не было, видимо, для достижения наибольшей внезапности. Впереди самоходок в предбоевых порядках шли по лесу танки 47-го гвардейского танкового полка подполковника Лаптева, за ними – стрелки 70-й мотострелковой  бригады полковника Сиянина, левее наступала 1-я отдельная чехословацкая бригада полковника Людвига Свободы.

Немцы заминировали все танкодоступные лесные дороги, просеки, поляны и, кроме того, смонтировали на них противобашенные барьеры: горизонтальные толстые бревна, прикрепленные к стволам деревьев тросами и скобами на высоте башни. При ударе с ходу о такое препятствие слетала со своих погонов башня, выворачивалась из лафета пушка. Из-за этих барьеров нам приходилось двигаться лесом, при необходимости ломая и выворачивая деревья. Люки самоходки были закрыты, но было хорошо слышно, как по всему лесу ревели танковые моторы, с треском и грохотом падали деревья, иногда ударяя по машинам. Наш молодой водитель Виктор Счетников старался не уступать более опытным однополчанам, самоходку вел уверенно, перед ударом о дерево своевременно выключал педаль главного фрикциона, чтобы не вывести из строя агрегаты трансмиссии, и, по возможности, избегал губить деревья, проводя машину впритирку между стволами.

Вплотную приблизившись к комплексу дачных поселков Пуща-Водица, мы на скоростях ворвались в расположения противника. Внезапное появление из леса танков и самоходок застало немцев врасплох, они готовились обедать. Всех как ветром сдуло от походных кухонь! И уже через несколько минут грянул ответный огонь из автоматов, пулеметов, артиллерии, танков! Удивительная панорама дачных поселков с их парками, аллеями, беседками и ротондами, сказочно сверкающим разноцветьем ярких осенних листьев, стала закрываться пороховым дымом и черными шапками разрывов. Раскаты сильного боя доносились и со стороны детского санатория, и вскоре мы увидели, что находившиеся впереди стрелковые части начали отступать, теснимые танками и пехотой врага. И все-таки внезапность  появления армады танков и самоходок, стрелков, автоматчиков, решительность нашей атаки, сопровождаемой ревом моторов, сильным пушечным, пулеметным и автоматным огнем, громовым «ура», вызывавшим трепет даже у самих наступающих, ошеломили немцев – они попятились, и наши начавшие отступление стрелковые подразделения снова развернулись в атаку. По всей линии фронта завязались бои за каждый дом, каждый квартал поселка.

Наша самоходка подошла к полукирпичному зданию и остановилась в кустах акаций, нужно было сориентироваться. Приоткрыв люк, я увидел три дома, охваченных черно-багровым пламенем, за ними, скрытые дымом, отходили к южной окраине немцы. Справа, тоже в акациях, стояла самоходка Макарова, в скверике слева – комбатовская, и чуть впереди «тридцатьчетверка» сразу из двух пулеметов вела непрерывный огонь вдоль аллеи по отступающему противнику. Вражеские танки и самоходные орудия простреливали улицы и переулки. С водокачки в сторону батареи хлестал свинцовым ливнем крупнокалиберный пулемет, прижав к земле наших автоматчиков. Подумал: если ударить осколочным, можно вывести из строя всю водокачку, но, пожалуй, побережем снаряд.

– Вася! Из пулемета, длинными очередями по куполу башни! Огонь! – скомандовал Плаксину и с благодарностью вспомнил Емельяна Иваныча, мы по-братски поделились трофейными пулеметами с хлусовским экипажем.

Круглое облачко красной пыли обозначилось на башне – и вражеский пулемет замолчал!

– Дело мастера боится, товарищ лейтенант! – радостно похвалился заряжающий Плаксин.

– Спасибо тебе за меткую стрельбу! – поблагодарил Василия, он больше любил похвалу от командира и товарищей, чем от лица службы.

Наша пехота мало-помалу стала продвигаться вперед, одновременно прочесывая каждое здание от чердака до подвала.

Все танкодоступные проходы и улицы коварный противник заминировал при отступлении, рассчитывая, что мы не захотим ломать дома, губить фруктовые деревья. На оставленных минах уже подорвались три танка и две самоходки, одна из них – Васи Русакова. Продвижение техники затормозилось. Но, к счастью, подошли танки-тральщики. Под огневым прикрытием танков и самоходок они начали делать проходы в минных полях. По этим ходам батарея продвинулась в центр поселка.

Короткий ноябрьский день клонился к закату, и с вечером канонада стала стихать. Внимательно рассматривая через командирскую панораму южную окраину, заметил, что вдоль фронта немцев движется, прячась за деревьями, грузовой автомобиль и периодически останавливается. Ага, снаряды развозит, ни к чему это нам!

– Валерий! Впереди в створе ротонды автомобиль! Огонь! – отдал приказ.

– Понял, уничтожить автомобиль! Фугасным, заряжай! – скомандовал Королев, наводя пушку на цель. И через минуту выкрикнул: – Выстрел!

Прогремел взрыв! Автомобиль будто запнулся, запылал, и в его кузове начали рваться снаряды, озаряя яркими вспышками деревья и постройки вокруг.

– Молодец, Валерий, не дал фашистам пополнить боезапас! – похвалил я наводчика.

– Как упустить такую цель, товарищ лейтенант?!

На наш выстрел отреагировало сразу несколько немецких экипажей. Один снаряд ковырнул землю прямо перед самоходкой! Второй ударил в дерево рядом, разорвавшись большим огненным шаром! Третий, напугав сильным скрежетом по броне, рикошетом прошелся по правому борту, сбив ящик с запчастями и инструментом! От прямого попадания нас спасли только наступившие  сумерки, но пламенем взрыва осветило все боевое отделение!

– Горим! – непроизвольно вскрикнул Витя Счетников.

Не переместимся – и вправду сгорим! Пора улепетывать!

– Виктор, заводи! Вперед влево и встать в кустарнике! – скомандовал Счетникову.

И вовремя! На прежнее место нашей стоянки одна за другой шли огненные трассы бронебойных снарядов! Да, гореть бы нам как миленьким! Не успел осмыслить и порадоваться, что удалось уйти от расправы немецких наводчиков, как что-то тяжелое ударило мне по голове! В глазах потемнело, засветились россыпью искры, как сквозь сон услышал за башней взрыв и стал медленно оседать в боевое отделение. Плаксин, почувствовав неладное, мгновенно закрыл люк. Сознание вернулось, когда прямо возле самоходки раздались взрывы и застрочили автоматные очереди! Превозмогая боль и шум в голове, приоткрыл люк: наши автоматчики стреляли по чердаку и бросали гранаты в слуховое окно стоящего рядом двухэтажного дома.

Когда все стихло, к самоходке подбежал зампотех Ишкин, прыгнул на гусеницу и подал мне руку, затем пожал руки Королеву, Плаксину и Счетникову.

– Граната, мои дорогие, была ваша! – взволнованно сказал зампотех.

– Ты о какой гранате говоришь, Василий Василич?

– Да о той, что летела в ваш люк, да, стукнувшись о твою стойкую голову, пролетела дальше и взорвалась справа от самоходки! Фрицы бросили ее в люк здорово метко, но она ударилась о ребро твоего танкового шлема и отлетела! Что вас и спасло! А с метателями теми хорошо расправился взвод лейтенанта Трубина! – облегченно вздохнув, закончил свое потрясающее сообщение Ишкин.

Ну не чудо ли?! Головой «отбить» гранату!

Были, конечно, чудеса на фронте. Человек должен был погибнуть, а спасся, такие случаи были. Когда мы заняли Посадку и вышли на западную окраину, немцы с высоты, из соседнего села, начали нас обстреливать тяжелыми минометами. Мина медленно летит, звук от ее полета быстрее идет. Возле меня стояли два пехотинца. Один успел прыгнуть в траншею, а другой не успел. Который не успел, того взрывной волной метров на 10–15 отбросило, но он все-таки вскочил, за голову схватился и в тыл побежал. А который успел, его контузило смертельно: волной к земле – и все. Вот и спрашивается: кто же из них «успел»?

Случайность это или чудо, что один человек волшебным образом спасся, а тот, что уже вроде бы избежал беды, погиб? Меня это поразило.

И много было таких случаев.

Меня иногда спрашивают, изменилось ли на войне мое отношение к религии, богу? Могу сказать так. Для меня ничего не менялось – во время войны верил, до войны верил и теперь верю. На войне, конечно, открыто не молился, только про себя. Было запрещено преклоняться перед религией.

Были приметы, я наблюдал. Перед боем, например, мы брились, погибнуть – так побритым. Теперь удивляюсь, бритвы-то были опасные, оселков не было, на ремне бритвы правили; сейчас, наверно, я так и не побреюсь, не смогу опасной.

Еще примета: перед боем обычно обнимались три раза. Не только экипаж, и друзья подходили. Без слов, молча обнимались. Если кто о чем и думал – боялся там или предчувствовал, то про себя. И многие из боя не возвращались.

Верили люди. И в бога верили, и в сны – дурные и хорошие, и в приметы. Если подумать, у нас перед войной восемьдесят процентов населения были крестьяне  или из крестьян, а у крестьян приметы, религиозные убеждения, как их ни выбивали, все-таки сохранились.

Я сам, например, вижу такой-то сон. А меня еще бабушка учила что к чему. Скажем, приснилось мне сырое мясо или огонь, головешки. Утром говорю экипажу: «Меня сегодня убьют или ранят». И точно – ранение. Это было как предчувствие.

Моя мама прислала мне крестик, когда я учился в училище. Я его положил в карманчик гимнастерки, потому что нельзя было показывать. После ранения заменяли мне обмундирование, и крестика не стало. Очень жалел, конечно. Не хватало мне этого крестика. А мама, когда я ненадолго заехал домой в сорок шестом, сказала мне: «Вася, ты остался жив, потому что я за тебя богу молилась». Вот так.